Философские учения Л.Н. Толстого

Размещено на http://www.allbest.ru/

Ставропольский государственный университет

ФФЖ «Культурология» ОЗО

Курсовая работа

по дисциплине: «Русская философия»

На тему:

Философские учения Л.Н. Толстого

Выполнила: студентка 4 курса

Усанова Виктория

Руководитель: Коротков В.Е.

Ставрополь - 2012

Содержание

Аннотация

1. «Истиная религия и смысл жизни»

2. «Он - Вы»

3. Социальная философия Л.Н. Толстого

4. Вопросы и ответы (ссылаясь на использованные источники)

Заключение

Список использованных источников

Аннотация

Моя курсовая работа написана по книге А.А. Галактионова и П.Ф. Никандрова: “Русская философия IX-XIX веков”, страницы 563-576.

Темы данного отрывка - “Истинная религия и смысл жизни в понимании Л.Н. Толстого”, “Социальная философия Л.Н. Толстого”. К главному источнику составлены десять вопросов, на них ответы даны цитатами из главного текста. В дополнение, приводятся ответы из других источников.

1. “Истинная религия и смысл жизни”

В процессе создания своего религиозно-этического учения Толстой изучил и переосмыслил все основные религиозные вероучения, отбирая из них те нравственные принципы, которые укладывались в слагавшуюся в его сознании систему взглядов. По преимуществу он обращался к восточным, азиатским религиозным и философским учениям, где сильнее, чем в соответствующих идеологических течениях Европы, был выражен патриархальные элемент. Что же касается христианства, то и оно подверглось им своеобразной переработке.

2. «Он-Вы»

Хотя Толстой и отрицал церковное христианство, т.е учение, которое, по его мнению, искажено в официальном богословии, всё равно именно оно определило главное направление его религиозно-философских исканий. Из христианства он выделял те черты, которые в сущности одинаково свойственны всем религиям, а именно: равенство людей перед Богом, непротивление злу насилием, моральное самоусовершенствование, выведенное из необходимости служения богу, и т. п. Но, с другой стороны, Толстой очень хорошо себе представлял ту антинародную роль, какую церковь играет в жизни общества, и потому относился к ней с сильным предубеждением. Он считал, что христианская догматика была для церкви только «предлогом», в действительности же церковь всегда преследовала главным образом свою выгоду, эксплуатируя невежество простых людей и их наивную веру. Поставив перед собой задачу очистить первоначальное христианство от позднейших наслоений, он толковал его в духе всеохватывающей любви, т. е. принимал его главный нравственный завет.

Из западноевропейских мыслителей Толстой ближе всего к Руссо, Шопенгауэру и Бергсону. Руссо в основном повлиял на социальную философию писателя и на его педагогические воззрения. Что же касается нравственно-религиозного учения, то здесь легко прослеживается его связь прежде всего с Шопенгауэром. У обоих мыслителей много созвучного в трактовке категорий воли, совести, добродетели. Для обоих характерна аскетическая и пессимистическая направленность учений в целом. Бергсон, по-видимому, повлиял на Толстого в понимания некоторых общефилософских и гносеологических проблем, таких, как причинность, целесообразность. Так же, как и Бергсон, Толстой был склонен к иррационализму, выдвижению на первый план интуиции.

Воззрения Толстого слагались, разумеется, преимущественно под воздействием общественной и умственной атмосферы России второй половины XIX в. Русская мысль дала целый комплекс идей и течений, которые своеобразно переплавлялись в сознании писателя. Но при всех влияниях, испытанных Толстым на протяжении долгой жизни, он шел своим, неповторимым путем. Для него не было непререкаемых авторитетов, перед которыми бы он останавливался. Все учения и идеи преломлялись им через призму русской жизни в ее переходный период.

Все планы преобразования жизни Толстой связывал с усовершенствованием человека. Отсюда, естественно, проблемы нравственности выдвигаются в центр философии и социологии. Но построение учения он не мыслил себе без религиозного основания. Все религии, по мнению Толстого, заключают в себе две части: одна - этическая, т. е. учение о жизни людей, а другая - метафизическая, содержащая основную религиозную догматику и толкующая о Боге и его атрибутах, о происхождении мира и людей, об их отношении к Богу. Поскольку метафизическая сторона религий неодинакова, будучи как бы сопутствующим признаком, а этическая во всех религиях совпадает, то, следовательно, именно она и составляет подлинный смысл любой религии, а в истинной религии она должна сделаться единственным содержанием. И сколько бы церковь ни подменяла этику метафизикой, сколько бы ни ставила внешнее, мирское выше внутреннего в угоду своим земным, корыстным целям, люди, в особенности простой народ, далекий от понимания догматических ухищрений, сохранил нравственное ядро религии во всей его чистоте. Поэтому Толстой отвергал церковь, церковную догматику и обрядность и звал учиться истинной вере у простых людей.

Вместе с тем человечество на протяжении своего долгого существовании открыло и выработало духовные начала, которыми руководствуются все люди. Факт совпадения этих начал в сознании и поведении людей является для Толстого еще одним доказательством возможности и построения единой “истинной” религии: “Истинная религия есть такое согласное с разумом и знаниями человека установленное им отношение к окружающей его бесконечной жизни, которое связывает его жизнь с этой бесконечностью и руководит его поступками.” И далее он поясняет, что положения этой “истинной” религии до того свойственны людям, что принимаются ими как давно известные и само собой разумеющиеся. Для христиан “истиной” религией является христианство, но не в его внешних формах, а в моральных принципах, по которым христианство совпадает с конфуцианством, даосизмом, иудаизмом, буддизмом и даже магометанством. В свою очередь, истинным во всех, этих религиях является то, что совпадает с христианством. А это значит, что многообразие вероучений свидетельствует о несостоятельности отдельных религии, учений или церквей, но это не может служить доводом против необходимости и истинности религии вообще.

Важное место в системе религиозно-этических воззрений Толстого занимает понятие бога и особенно значение этого понятия применительно к человеку. Определения бога в онтологическом плане, т. е. как бесконечного бытия, а также в космологическом смысле, т.е. как творца мира, для Толстого не представляют интереса. Напротив, он объявляет метафизическим суеверием идею, что мир произошел из ничего, только в результате акта божественного творения. Сущность божества он рассматривает преимущественно в моральном плане. Он представляет бога в качестве “неограниченного существа”, которое сознается каждым человеком в самом себе в ограниченных временем и пространством пределах. А еще точнее, как любил повторять Толстой, “Бог есть любовь”, “совершенное благо”, составляющее ядро человеческого “я”. Он склонен был отождествлять понятие бога с понятием души. “Нечто бестелесное, связанное с нашим телом, мы называем душою. Это же бестелесное, ни с чем не связанное и дающее жизнь всему, что есть, мы называем Богом”. Душа, по его учению, есть причина человеческого сознания, которое в свою очередь, должно быть имманацией “всеобщего разума”. Этот всеобщий разум, или Бог, является высшим законом нравственности, и познании его составляет главную задачу человечества, ибо от этого находится в прямой зависимости понимание смысла жизни и способы ее правильного устройства.

Но прежде чем решить вопрос о смысле жизни, человек должен осознать, что такое жизнь вообще. Перебирая все известные тогда в естественных науках определения жизни, Толстой считает их, во-первых, тавтологическими, а, во-вторых, фиксирующими лишь сопутствующие процессы, а не определяющими саму жизнь, так как они сводят многообразие человека к биологическому существованию. А между тем указывает Толстой, жизнь человека невозможна без общественных и нравственных побуждений, и потому всем определениям жизни он противопоставляет своё: слабости -- избирают люди, примирившиеся с обманом, в котором живут. Все эти позиции Толстой считает иллюзорными, не содержащими в себе удовлетворительного решения вопроса, потому что они выведены рассудочно. Но помимо разума, который охватывает отношения между “я” и “не-я”, человек обладает неким внутренним, надразумным “сознанием жизни”, которое корректирует работу разума. Она-то, эта жизненная сила, заключена в простом народе, понимание смысла жизни который недеформировано ни влиянием ложного знания, ни искусственной цивилизацией, ни церковным богословием. “Неразумное знание” народа есть вера. Следовательно, в народе и надо искать смысл жизни.

Показательны в этом отношении рассуждения Толстого от имени Левина в последних главах романа “Анна Каренина”. Откуда, для чего, зачем и что такое жизнь, каков ее смысл, а также смысл человеческих побуждений и стремлений - вот опросы, поставленные Толстым перед Левиным. “Организм, разрушение его, неистребимость материи, закон сохранения силы” развитие - были те слова, которые заменили ему прежнюю веру. Слова эти и связанные с ними понятия были очень хороши для умственных целей; но для жизни они ничего не давали. Не найдя ответа в теориях материалистов и естествоиспытателей, Левин обратился к идеалистической философии, к сочинениям Платона, Канта, Шеллинга, Гегеля и Шопенгауэра, но рационалистические конструкции с неопределенен понятиями рушились тотчас же, как только он вспоминал, что в жизни человека есть много более важного, чем разум, такою, что с помощью разума объяснить нельзя. В своих поисках Левин добрался до богословской литературы и в том числе до сочинений Хомякова. Сначала он согласился с идеологом славянофильства, что постижение «божественных истин» дано не отдельному человеку, а совокупности людей, объединенных церковью. Но изучение истории разных церквей привело его к убеждению, что церкви враждебны друг другу и каждая из них претендует на исключительность. Последнее обстоятельство вызнало у него недоверие к церковному богословию и заставило искать истину в своей, собственной душе. В словах крестьянина Федора: “жить для Бога, для души”, “жить по правде, по божьи” ему неожиданно открылся смысл жизни.

Толстой доказывает, что все ученые и мыслители, ставившие вопрос о смысле жизни, или давали неопределенный ответ, или приходили к признанию бессмысленности конечного существования человека перед лицом бесконечного мира. Однако суть вопроса Толстой видит в том, какой смысл именно конечного в бесконечном? Какое вневременное и внепространственное значение имеет индивидуальная жизнь, взятая сама по себе? И эта новая постановка вопроса приводит Толстого к ещё более категорическому заявлению, что только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни, направляет его на путь совершенствования себя и общества, “Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос, сказав: “Будьте совершенны, как Отец ваш небесный”. Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не стоянием на столбе, не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми. Из стремления к этой правильно понимаемой цели вытекают все полезные человеческие деятельности, и соответственно этой цели решаются все вопросы”.

Хотя конечная цель жизни мира и скрыта от человека, тем не менее, он, зная “дело бога”, понимает, что в этом он призван участвовать посредством увеличения любви или, как говорит Толстой, - установлением “царства божия внутри нас и вне нас”. Человек проникается сознанием, что он - орудие, которым, работает бог, и что его личное благо состоят в участия в этой работе.

Практическое средство для осуществления указанной цели Толстой видит в принципе “непротивления злу насилием”. Перелагая евангельские заповеди, он находит в них совершеннейшее выражение моральных норм, обязательных в любом обществе. Но центральным связующим положением этого кодекса, по его мнению, является принцип непротивления. Люди всегда понимали, что личное благополучие связано с благом других. Но они ошибочно думали, что проведение в жизнь этого закона можно достигнуть с помощью насилия, которое оправдывалось необходимостью возмездия за несоблюдение закона. Поэтому одни брали на себя исполнение возмездия и на этом развращались, другие повиновались и тоже развращались покорностью перед насилием власти. Такому удалению от норм истинной жизни содействовала и церковь, “но как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло”. Осуждая одинаково за насилие и правительство, и революционеров, Толстой дает следующие рекомендации практической этики:

1) перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему;

2) не принимать участия в каком бы то ни было насилии делаемом другими людьми;

3) не одобрять никакого насилия.

Итак, религиозная антропология и выводимая из неё религиозная этика Толстого, составлявшая, собственно, стержень его общетеоретических воззрений, направлена главным образом к человеку и посвящена выяснению отношения людей к миру, человеческой природы, материальной и духовной жизни, цели и смысла человеческого существования. Этот круг вопросов издавна волновал человечество, и все крупные художники или мыслители прошлого так или иначе затрагивали ту область, которая для Толстого была единственно важной и которой он посвятил свой талант. Не найдя у своих предшественников удовлетворяющего ответа на эти вопросы, Толстой обратился к исследованию самой жизни в самых различных се проявлениях.

Хорошо зная быт и нравы дворянской аристократии, городских низов и разоряющегося крестьянства, он нарисовал в своих художественных произведениях яркую, убедительную картину распада феодальной России. Однако, не сумев разобраться в сущности социальных противоречий, он, как часто бывает в таких случаях, стал искать спасения в религии. Слабость Толстого в теоретическом отношения легко обнаруживается в неопределенности и двусмысленности терминологии при определении даже таких коренных для него понятий, как “Бог”, “разум”, “душа”, “интуиция”, “смысл жизни”. Его теория строится не на логике, а скорее на чувстве, на психологическом восприятии.

Но как бы то ни было, Толстой - художник, мыслитель и проповедник был борцом против неправды, социально-политического угнетения и экономического неравенства. В этом смысле совершенно справедливо отметил В.Ф. Асмус, что толстовская религия была больше социальной критикой, чем догмой богословия. Такой же характер имеют и его взгляды на общество, в которых позитивная программа очень слаба, неубедительна, утопична, тогда как протестующий, обличающий голос гениального писателя приковал к нему внимание всего цивилизованного мира, а самодержавие, правящие классы и церковь видели в нем одного из самых опасных своих врагов.

3. “Социальная философия”

Социальные воззрения Толстого более прямо, чем его религиозно-этическое учение, отразили противоречия буржуазного общества и отчаянное положение крестьянских масс в период от реформы 1861 г. до революции 1905 г.

Толстому удалось создать правдивую картину ломки исконных устоев жизни, а именно, разорения помещичьих хозяйств и попыток дворян, вчерашних крепостников приспособиться к новым аграрным отношениям; обнищания обобранного реформой крестьянства; безысходного существования городских низов; чиновничьего грабежа; равнодушия и продажности власти бессилия честных представителей русского общества внести в жизнь, уродливость которой они хорошо сознавали, какое-нибудь разумное начинание; наконец, беспомощности революционеров народнического типа.

В процессе осмысления происходивших в России событий Толстой поставил и пытался разрешить целый ряд теоретических проблем применительно к области общественной жизни. Он стремился разобраться в законах общественного прогресса, выяснить различные тенденции капиталистических отношений вообще и в России в особенности; большое внимание он уделил проблеме государства и церкви, высказал свое отношение к революции; своеобразно рассмотрел вопрос о роли личности и народных масс в истории. Как мыслителя и как художника его, конечно, интересовала общественная роль науки, искусства и культуры вообще. И хотя названные социологические проблемы рассмотрены Толстым под углом зрения все той же концепции смысла жизни, тем не менее, в его суждениях содержится немало оригинальных мыслей, своеобразных подходов и глубоких наблюдений.

Затронутые Толстым практические и теоретические вопросы социальной жизни были одинаково близки всем направлениям русской общественной мысли второй половины XIX в. Поэтому он органически вписывается в историю теоретических исканий, начиная от Радищева и декабристов и кончая марксизмом. В той или иной степени его искания перекликаются с взглядами славянофилов и неославянофилов, с теориями революционных демократов-шестидесятников и народников. Подобно славянофилам, Толстой отрицал западную цивилизацию, воспевал патриархальную старину и приписывал идеализированному им народу религиозность и смирение. Увлекаясь Герценом, Толстой особенно ценил у него разоблачительную критику российских порядков, а в Чернышевском видел последовательного защитника угнетенного крестьянства, хотя и не одобрял склонность последнего к “крайним мерам” и пропаганду социализма. В деятельности и во взглядах Толстого можно обнаружить народнический элемент. Он по-своему “ходил в народ”. Трудно говорить о прямых влияниях, но у Толстого и у народнических теоретиков встречается поразительное сходство в трактовке прогресса и его двойственности в отношении к имущим и неимущим (Лавров), в понимании проблемы “разделения труда” (Михайловский), в отношении к государству и официальной наук (Бакунин).

Еще в начале 60-х годов Толстой в статье “Прогресс и определение образования” с большим сомнением высказался о возможности существования общих законов истории, а за понятием прогресса отказался признать какую-либо значимость. “Прогресс вообще, во всем человечестве, есть факт недоказанный и несуществующий для всех восточных народов, и потому сказать, что прогресс есть закон человечества, столь же неосновательно, что сказать, что все люди бывают белокурые, за исключением черноволосых”. Тогда же он обратил внимание на то, что прошедшее является основанием для будущего, но часто как раз наоборот - преградой для него, что благосостояние людей меняется, причем неравномерно в отношении к разным слоям общества. Следуя Руссо, Толстой ставит вопрос так, что вообще должно считать благосостоянием - улучшение ли путей сообщения, распространение книгопечатания, освещение улиц, увеличение богаделен или первобытное богатство природы с ее лесами, дичью, рыбой, физическим развитием человека, чистотой нравов и т. п. Одни люди за прогресс принимают увеличение материальных удобств, другие - совершенствование социального устройства, третьи - рост науки, культуры и искусства, нравственности, равенства и свободы и т.д. А это значит, что “человек, который бесстрастно будет относиться ко всем сторонам жизни человечества, всегда найдет, что прогресс одной стороны всегда выкупается регрессом другой стороны человеческой жизни”. Прогресс был бы благом, если бы выгоды его, бесспорно, перевешивали невыгоды. Но на деле все обстоит иначе.

На такой абстрактной постановке вопроса о прогрессе и его противоречиях Толстой задержался ненадолго. Следующим шагом было соотнесение благ цивилизации и культуры, включая сюда и науку, с уровнем жизни и потребностями народных масс. Будучи знакомым с положением трудящихся на Западе, но особенно хорошо зная его в России, Толстой справедливо говорил о том, что материальные удобства жизни, техника, наука, искусство чужды и непонятны народу, задавленному повседневной нуждой, и воспринимаются им как нечто ненужное и враждебное. В полном согласии с Лавровым, хотя, вероятно, независимо от последнего, Толстой утверждал, что прогресс коснулся привилегированного меньшинства, которое пользуется достижениями цивилизации за счет огромного большинства, составляющего девять десятых населения. Но если революционер Лавров на историю смотрел оптимистически, Толстой, далекий от социализма, делал противоположные выводы, приходя к отрицанию прогресса и к идеализации патриархального быта. По его мнению, все изобретения и научные открытия вредны уже потому, что помогают богатым укреплять положение и еще успешнее эксплуатировать народ. Отвергая все современные ему точки зрение на прогресс, Толстой соответственно своим религиозно-этическим убеждениям утверждал, что общий закон истории и собственно прогресс всегда остается личным внутренним сознанием.

В критике официальной культуры и особенно науки Толстой во многом сближается с Бакуниным, который тоже считал их лицемерными и враждебными народу, поскольку они служат интересам буржуазного общества. Но у Толстого критика как материальных, так я духовных ценностей переросла критику культуры эксплуататорского общества и превратилась в отрицание культуры и науки в их собственном содержании и значении.

Отражательное отношение к культуре Толстого прямо связано с его взглядом на характер производственных отношений современного ему общества, несостоятельность которого он выводит из разделения труда. Вопреки всем выводам экономической науки Толстой с позиций патриархального крестьянства отвергал капиталистическую кооперацию на том основании, что она предполагает специализацию производителей по выполнению определенных производственных функций. По его мнению, каждый человек должен личным трудом обеспечивать все свои бытовые и хозяйственные, материальные и духовные потребности. В противном случае нарушается нормальное развитее и функционирование личности, возникает однобокое совершенствование либо физических, либо умственных способностей, что пагубно сказывается на обществе в целом. Но с особой настойчивостью Толстой возражал против разделения труда на физический и умственный, усматривая в этом крайнее проявление социального неравенства, более того, он, по существу, отождествлял противоположность труда физического и умственного с противоположностью между бедностью и богатством, между трудящимися и собственниками. Разделение труда, по словам Толстого, есть в действительности перенесение всех общественных тягот на простой народ для того, чтобы привилегированные классы могли вести праздный образ жизни.

Аналогичная постановка вопроса содержится и в социологической концепции Н.К. Михайловского. Подобно Толстому, он также противопоставлял простую кооперацию сложной и так же, как Толстой, считал, что общественный идеал “позади нас”, что общинные отношения русской деревни являются высшим типом кооперации. Однако Михайловский рассчитывал на перерастание общинной формы организации в социалистическую.

Толстой же абсолютизировал натуральное крестьянское хозяйство и считал его мерилом организации производства, выдвигая на первый план земледельческий труд.

Этот взгляд Толстого явился реакцией на развитие капиталистических отношений в России, которые стали проникать в деревню. Именно на капитализм возлагалась им вся ответственность за “невыгодное” положение земледелия: «Бедность России происходит не только от неправильного распределения поземельной собственности. Этому содействовали в последнее время и ненормально привитая России внешняя цивилизация, в особенности пути сообщения, железные дороги, повлекшие за собою концентрацию людей в городах, и развитие роскоши, и в ущерб земледелию развитие фабричной промышленности, кредита и его спутника - биржевой игры».

По мере укрепления капиталистического уклада в России отношение Толстого к его проявлениям делалось все более непримиримым. При этом он обращал внимание главным образом на обнищание и разорение широких масс народа. Для Толстого существует только один мотив, объясняющий цель капиталистического производства, - выгоды капиталистов и правительства, которое действует с помощью насилия и в ущерб интересам народа, создавая армию, полицию, шпионов, бюрократию, суды и тюрьмы. Так Толстой переходит к критике государства.

Было время, когда низкий уровень нравственности и склонность людей к насилию оправдывали существование государства и верховной власти тем, что зло государственного насилия было меньшим злом, чем насилие людей друг над другом. Но, когда нравы людей смягчились, а власть, нестесненная в своих действиях, напротив, разрослась, ее деятельность “превратилась в преступление”. Народы попали сначала в материальную зависимость от государства, которое присвоило себе право распоряжаться землей, взимать с населения налоги и займы для содержания чиновников и попов, строительства дворцов и ведения войн. Толстой, враг милитаризма, к числу самых возмутительных насилий власти относит воинскую повинность, называя ее худшим видом рабства. Наконец, самым ужасным злом властей он считал умственное и нравственное развращение народов: причисление людей к господствующим религиям, внушение им в учебных заведениях, в книгах и газетах, подкупленных правительствами, что власть есть необходимое условие жизни и что всякое насилие совершается во имя общего блага.

Толстой не делал различия в формах государственного устройства, утверждая, что все они - от открыто-деспотических до либерально-республиканских, от Чингисхана до Чемберлена - сохраняют свою насильственную сущность и те средства с помощью которых порабощаются люди во имя этого земного рабства.

Проблему государства, как и другие проблемы своей философии и социологии, Толстой переводит в плоскость нравственности. В работе “Патриотизм и правительство” он писал: “Правительства, не только военные, но правительства вообще, могли бы быть, уже не говорю полезны, но безвредны только в том случае, если бы они состояли из непогрешимых святых людей.… Но ведь правительства, по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращенных людей”. Толстой поясняет далее, что люди, стоящие у власти, обычно доказывают, что власть необходима для защиты добрых людей от злых, причисляя себя именно к тем добрым, т.е. к защитникам справедливости. Но можно ли считать всякого завоевателя, устанавливающего свою власть, добрее покорённых? Или: при совершении переворотов всегда ли власть переходила к более добрым?

Идеал Толстого вырастал из наблюдений над жизнью и хозяйственно-административными отношениями сельской общины и организации окраинного казачества. Вслед за К. Аксаковым он, по существу, проводил идею о раздельности “земли” и “государства”. В духе славянофилов и революционных демократов, сторонников теории “русского социализма” он считал общину тем учреждением, которая позволяла земледельческому населению жить, не испытывая никакой нужды в существовании государственной власти. Оно само, писал Толстой в статье “Единое на потребу”, устраивает свои сборы, своё управление, свой суд, свою полицию; крестьяне и казаки “всегда благоденствуют до тех пор, пока правительственное насилие не вмешается в их управление”.

В критике государственности Толстой выступает как анархист, и его позиция по многим пунктам совпадает со взглядами Бакунина и Кропоткина. Как и народники-анархисты, главным признаком государства он объявлял насилие и не делал различия между реакционными и революционными органами власти. Как и они, не различая типы государства по классовой их сущности, он не мыслил никаких отношений между государством и народом, кроме тех, которые издавна существовали в эксплуататорском обществе. И наконец, как и народники анархического направления, Толсто тоже рассчитывал на общественный переворот, долженствующий разрушить государство. Но если Бакунин и Кропоткин имели в виду, который должен привести к безгосударственному социализму, или коммунизму, то Толстой выдвигал религиозную утопию пассивного сопротивления - неучастия в насилии и непротивление насилию, в чём он видел суть общественного переворота и установления “царства Божьего внутри нас”.

Толстой, как выразитель настроений русского крестьянства, всюду в своей теории апеллирует к народу, которого он объявляет носителем истинной веры и чистой нравственности; труд народа считает основанием всего общественного здания; отталкиваясь от положения народа и его нужд, толкует о прогрессе и культуре, критикует капитализм и государство; в народной жизни видит залог будущего России.

Вопросы, связанные с местом и ролью народа в судьбах истории, занимали Толстого едва ли не на протяжении всего его творчества. Но наиболее развернуто свои теоретические взгляды по этим вопросам он изложил в специальном историческом прибавлении к роману «Война и мир», где суммировал свои идеи, положенные в основу художественного изображения эпохи наполеоновских войн.

Определив предмет истории как описание жизни народов и всего человечества, Толстой ставит вопрос о том, какая сила движет народами? Не приняв за основательные концепции, объясняющие историю факторами сознания, культуры и просвещения, он особенно подробно останавливался на теориях, которые процесс истории объясняют действиями выдающихся личностей. Толстой доказывает, что жизнь народов “не вмещается в жизнь нескольких людей, ибо связь между этими несколькими людьми и народами не найдена. Теория о том, что связь эта основана на перенесении совокупности воль на исторические лица, есть гипотеза, неподтверждаемая опытом истории”. Историк, объясняющий таким образом ход событий, подобен человеку, который о причинах направления в движении стада судит по тому, какое животное идет впереди. По мнению Толстого, степень влияния выдающейся личности на массы порождает столько же недоуменных вопросов, сколько и причины появления данной исторической личности. Толстой ставит вопрос так: “Брожение народов запада в конце прошлого века (речь идет о французской буржуазной революции - Авт.) и стремление их на восток объясняется деятельностью Людовиков XIV, XV и XVI, их любовниц, министров, жизнью Наполеона, Руссо, Дидерота, Бомарше и других? Движение русского народа на восток, в Казань и Сибирь, выражается ли в подробностях больного характера Ивана IV и его переписки с Курбским? Движение народов во время крестовых походов объясняется ли изучением жизни Готфридов и Людовиков и их дам?”.

Правильно поставив вопрос и подвергнув справедливой критике идеалистическую социологию, Толстой сам оказался неспособным разобраться, в столь сложной исторической проблеме. Весьма положительным в его суждениях было противопоставление произволу личностей деятельности народа, которого он и объявил решающей силой истории. Однако, верный своей теологической теории, автор “Войны и мира” искал ответа в подсознательных побуждениях, в стихийных “роевых” действиях народной массы, над которой поставил божественное провидение, от чего его историческая концепция приобрела фаталистическую окраску.

Проблема народа, таким образом, является центральной в социальной философии Толстого. Она была центральной не только для неё. Народ стал главным предметом общественной мысли всей второй половины XIX века. Но в период до распространения марксизма в России лучшими защитниками интересов простого народа были революционные демократы 40-60 -х годов, революционеры-народники и Толстой. Различие между ними состояло в том, что народники выражали интересы народа, Толстой же стоял на точке зрения народа. Народники стремились воспитать и организовать народ, вооружить его социалистическими идеалами и положительными знаниями, Толстой шёл от народа, на всё смотрел глазами народа и сам опускался до уровня сознания патриархального крестьянства.

Оценивая историческое значение Толстого как художника и мыслителя, В.И. Ленин подчёркивал, что в мировоззрении Толстого надо различать то, что составляет его предрассудки, от того, что является плодом его гениального ума, то, что отошло в прошлое, от того, что принадлежит будущему. В религиозной оболочке толстовских исканий Ленин находил постановку конкретных вопросов демократии и социализма. Используя наследство Толстого, российский пролетариат, писал В.И. Ленин в 1910 году: “разъяснит массам трудящихся и эксплуатируемых значение толстовской критики государства, церкви, частной поземельной собственности - не для того, чтобы массы ограничивались самоусовершенствованием и воздыханием о божецкой жизни, а для того, чтобы они поднялись для нанесение нового удара царской монархии и помещичьему землевладению…, не для того, чтобы массы ограничились проклятьями по адресу капитала и власти денег, а для того, чтобы они научились опираться на каждом шагу своей жизни и своей борьбы на технические и социальные завоевания капитализма, научились сплачиваться в единую миллионную армию социалистических борцов, которые свергнут капитализм и создадут новое общество без нищеты народа, без эксплуатации человека человеком”.

религия народ насилие государство

4. Вопросы и ответы

Какого отношение Л.Н. Толстого к церкви?

Гл. источник: И сколько бы церковь ни подменяла этику метафизикой, сколько бы ни ставила внешнее, мирское выше внутреннего в угоду своим земным, корыстным целям, люди, в особенности простой народ, далекий от понимания догматических ухищрений, сохранил нравственное ядро религии во всей его чистоте. Поэтому Толстой отвергал церковь, церковную догматику и обрядность и звал учиться истинной вере у простых людей.

Источник №3 (стр. 631): Принимая основополагающие идеи христианства (равенство людей перед Богом, любовь к ближнему, моральное самосовершенствование и др.), он отвергал церковь, видя в ней земную организацию, прикрывающую именем Бога свои меркантильные интересы. Он мечтал вернуться к изначальному христианству - к всеохватывающему принципу любви и «нравственному завету».

Источник №4 (стр. 145): <…> как же не побрезгал он [Толстой] соединиться с нами против церкви, с одними обманщиками - против других? Отрицание православия, как одной из культурно-исторических форм христианства, понятно в общем ходе мыслей Л. Толстого: это отрицание - только звено целой цепи его отрицательных выводов относительно всей вообще современной европейской культуры; здесь церковь отрицается не как нечто стоящее вне культуры и ей противоположное, а именно как часть всей этой ложной культуры <…>. Среди общей пустоты и одиночества, в бунте Л. Толстого против церкви померещилось нам что-то забытое, далёкое <…>. Следуя за Л. Толстым в его бунте против церкви, как части всемирной и русской культуры, до конца -- русское культурное общество должно бы неминуемо до отрицания своей собственной русской и культурной сущности; Во имя чего, собственно, восстал Л. Толстой на церковь?

Что есть Бог, по мнению Л.Н. Толстого?

Гл. источник: Сущность божества он рассматривает преимущественно в моральном плане. Он представляет бога в качестве “неограниченного существа”, которое сознается каждым человеком в самом себе в ограниченных временем и пространством пределах. А еще точнее, как любил повторять Толстой, “Бог есть любовь”, “совершенное благо”, составляющее ядро человеческого “я”. Он склонен был отождествлять понятие бога с понятием души. “Нечто бестелесное, связанное с нашим телом, мы называем душою. Это же бестелесное, ни с чем не связанное и дающее жизнь всему, что есть, мы называем Богом”.

Источник №2 (стр. 631): Определение Бога в онтологическом плане не интересует Толстого. Рассматриваемый в моральном плане Бог - “неограниченное существо”, которое сознается каждым человеком в самом себе, “Бог есть любовь”, “совершенное благо”. Бог дает высший закон нравственности, и именно его познание составляет главную задачу человека, ибо от этого в прямой зависимости находится понимание смысла жизни и способов ее правильного устройства. <…> Бог - начало, источник жизни и разума.

Источник №3 (стр. 631): Толстого менее всего интересуют онтологические и космологические определения Бога, а более всего - моральное осмысление его внутри каждого человека. Писатель готов отождествить Бога с душой, “всеобщим разумом”, с высшим законом нравственности, определяющим смысл человеческой жизни («жизнь есть стремление к благу»).

В чём смысл жизни, по мнению Л.Н Толстого?

Гл. источник: <…> только религиозная вера раскрывает перед человеком смысл его жизни, направляет его на путь совершенствования себя и общества, “Цель жизни только одна: стремиться к тому совершенству, которое указал нам Христос, сказав: “Будьте совершенны, как Отец ваш небесный”. Эта единственная доступная человеку цель жизни достигается не стоянием на столбе, не аскетизмом, а выработкою в себе любовного общения со всеми людьми. Из стремления к этой правильно понимаемой цели вытекают все полезные человеческие деятельности, и соответственно этой цели решаются все вопросы”.

Источник №2 (стр. 630): Толстой искал ответа в существующем знании - в науке и философии - и не нашел его. <…> Но ведь народ-то жил и живет нормальной жизнью, не мучаясь вопросами. И именно у него надо искать ответа на вопрос о смысле жизни. “Действия же трудящегося народа, творящего жизнь, представились мне единым, настоящим делом. И я понял, что смысл, придаваемый этой жизни, есть истина, и я принял его”. <…> “Вся жизнь этих людей проходила в тяжелом труде, и они были довольны жизнью”. Почему? Потому, что их жизнь основана на вере. Они все принимают со спокойствием и чаще всего с радостью.

Источник №3 (стр. 631-632):Толстой доказывает, что “смысл моей жизни” не могут определить ни философия, ни социология, ни естественные науки, ибо, хотя все они хорошо отвечают на вопросы “что?” и “почему?”, никто из них не может ответить на вопрос “зачем?”. И практика человеческой жизни, история, не может дать ответ на этот вопрос, хотя эмпирически люди пытаются увидеть смысл жизни в неверии, в эпикурействе, в “силе и энергии”, в слабости, в примирении с существующим миропорядком. Ставку Толстой делает на внеразумную, подсознательную силу жизни, которая концентрируется в народе и реализуется в его вере. Смысл жизни, по его мнению, определяет народ, который видит его в стремлении к “тому совершенству, которое указал нам Христос”. Механизм достижения этого совершенства - “выработка в себе любовного общения со всеми людьми”. Поэтому необходимо достичь “царства божия внутри нас и вне нас”.

Как Л.Н. Толстой относится к насилию? Какое место в мировоззрении Льва Николаевича занимает “принцип непротивления злу насилием”?

Гл. источник: Перелагая евангельские заповеди, Л.Н. Толстой находит в них совершеннейшее выражение моральных норм, обязательных в любом обществе. Но центральным связующим положением этого кодекса, по его мнению, является принцип непротивления. <…> “Как огонь не тушит огня, так зло не может потушить зла. Только добро, встречая зло и не заражаясь им, побеждает зло”. Осуждая одинаково за насилие и правительство, и революционеров, Толстой дает следующие рекомендации практической этики:

1) перестать самому делать прямое насилие, а также и готовиться к нему;

2) не принимать участия в каком бы то ни было насилии делаемом другими людьми;

3) не одобрять никакого насилия.

Источник №1 (стр. 140): “Не признаем прав наказания ни за кем, потому что всякое насилие по существу своему противно признаваемому нами основному закону человеческой жизни - любви. При победе одного насилия над другим остается победившее насилие и точно так же, как и прежнее, вызывает против себя новое насилие, и так без конца”. <…>

“Учение всех мудрых людей вело к той истине, что для того, чтобы не было того зла, от которого люди так жестоко страдают, надо перестать делать его. Что, казалось бы, могло быть проще, понятнее и убедительнее этого”?

Источник №2 (стр. 633): Толстой говорит о том, что древний закон (Ветхий завет), осуждавший в общем зло и насилие, допускал исключения как справедливое возмездие по формуле “Око за око”. Но Христос отменил этот закон. По мнению Толстого, насилие должно быть вообще исключено.Не только на добро нужно отвечать добром, но и на зло надо отвечать добром.

Что такое насилие? “Насиловать значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие”. Насилие - зло; насиловать - значит подчинять чужую волю своей. Толстой требует признать, жизнь каждого человека священной. Непротивление злу означает признание изначальной, безусловной святости человеческой жизни.

Человеку не дано судить другого человека. Отказываясь сопротивляться злу насилием, человек отказывается судить другого; нельзя считать себя лучше других. Не других людей надо исправлять, а самого себя. “Для того, чтобы не было того зла, от которого люди так жестоко страдают, надо перестать делать его”.

Каково было отношение Л.Н. Толстого к прогрессу?

Гл. источник: Еще в начале 60-х годов Толстой в статье “Прогресс и определение образования” с большим сомнением высказался о возможности существования общих законов истории, а за понятием прогресса отказался признать какую-либо значимость. <…> “Человек, который бесстрастно будет относиться ко всем сторонам жизни человечества, всегда найдет, что прогресс одной стороны всегда выкупается регрессом другой стороны человеческой жизни”. Прогресс был бы благом, если бы выгоды его бесспорно перевешивали невыгоды. Но на деле все обстоит иначе.

Источник №2 (стр. 635): В своих произведениях Толстой дает широкую панораму общественной жизни; при этом он с сомнением высказывается о прогрессе общества. В лучшем случае можно сказать, что прогресс коснулся лишь привилегированного меньшинства, которое пользуется достижениями цивилизации за счет огромного большинства. Все изобретения и научные открытия вредны, потому что помогают богатым укреплять свое положение и еще успешнее угнетать народ. Именно поэтому Толстому присущ своеобразный нигилизм по отношению к культуре, науке, искусству.

Источник №3 (стр. 632): Достаточно рано писатель стал сомневаться в прогрессе: нельзя утверждать, что “прогресс есть закон человечества”, прежде всего потому, что его динамика и результаты различны для разных народов и исторических эпох. Пока нет четкого понимания общих законов истории (оно, по мнению Толстого, вообще вряд ли возможно), нет и четкого научного понимания того, что следует называть прогрессом. Критически оценивая западноевропейскую и русскую жизнь, Толстой убедительно доказывает, что блага цивилизации и культуры (материальные удобства, техника, наука и искусство и др.) чужды и непонятны народу, более того - враждебны ему. Все завоевания прогресса достались привилегированному меньшинству, которое, пользуясь ими, все сильнее и изощреннее эксплуатирует народ. И обшив законы истории, и прогресс формулируются и оцениваются только личным сознанием, потому они не имеют объективного содержания: “формулы прогресса” всегда иллюзорны.

Как Л.Н. Толстой воспринимал культуру и науку?

Гл. источник: В критике официальной культуры и особенно науки Толстой во многом сближается с Бакуниным, который тоже считал их лицемерными и враждебными народу, поскольку они служат интересам буржуазного общества. Но у Толстого критика как материальных, так я духовных ценностей переросла критику культуры эксплуататорского общества и превратилась в отрицание культуры и науки в их собственном содержании и значении.

Источник №2 (стр. 630-631): Толстой говорил, что то, чем занимаются светские люди и интеллигенция - искусство, наука и т.д., - “все это - баловство, что искать смысла в этом нельзя”.

“Все то, что называется наукой и искусством, всякие никому ни на что ненужные открытия и исследования со всеми утонченностями, - все это кажется так важно, что отказываться от всего этого или рисковать лишиться хоть части этого кажется людям нашего времени невозможным и безумным риском”.

Источник №5 (стр. 40-41): На деле культура - наука, техника, образование, искусство - служили только интересам ничтожного меньшинства правящих и образованных классов. Это стало основой всей толстовской критики капиталистической культуры. <…>

Своеобразие Толстого в том, что, будучи европейски образованным писателем, Толстой в то же время глядит на явления культуры глазами патриархального крестьянина. <…> Будучи почти совершенно недоступными вследствие его бедности и неграмотности, плоды культуры капиталистического общества остаются для крестьянина или совершенно вне поля его зрения (как, например, наука, философия, симфоническая музыка и т. п.) или - там, где он с ними встречается, - остаются непонятными и потому воспринимаются им как нечто ему чуждое и ненужное.

Как Лев Николаевич относился к принципу разделения труда?

Гл. источник: Отражательное отношение к культуре Толстого прямо связано с его взглядом на характер производственных отношений современного ему общества, несостоятельность которого он выводит из разделения труда. Вопреки всем выводам экономической науки Толстой с позиций патриархального крестьянства отвергал капиталистическую кооперацию на том основании, что она предполагает специализацию производителей по выполнению определенных производственных функций. По его мнению, каждый человек должен личным трудом обеспечивать все свои бытовые и хозяйственные, материальные и духовные потребности. В противном случае нарушается нормальное развитее и функционирование личности, возникает однобокое совершенствование либо физических, либо умственных способностей, что пагубно сказывается на обществе в целом. Но с особой настойчивостью Толстой возражал против разделения труда на физический и умственный, усматривая в этом крайнее проявление социального неравенства, более того, он, по существу, отождествлял противоположность труда физического и умственного с противоположностью между бедностью и богатством, между трудящимися и собственниками. Разделение труда, по словам Толстого, есть в действительности перенесение всех общественных тягот на простой народ для того, чтобы привилегированные классы могли вести праздный образ жизни.

Источник №3 (стр. 632-633): Подчеркивая определяющую роль труда в развитии общества, Толстой (вопреки экономической науке своего времени) полагает, что плодотворным является цельный, недифференцированный личный труд, направленный на удовлетворение индивидуальных потребностей. Всякое разделение труда, всякая кооперация вредна, поскольку ведет, по его мнению, к деградации личности. Кроме того, писатель настаивает на том, что разделение труда (например, на умственный и физический) - причина социального неравенства, приводящего к бедности и богатству, к возможности привилегированных классов жить за счет эксплуатируемого народа.

Источник №5 (стр. 43-44-45): Отправную точку всей толстовской критики культуры образует критика, больше того - прямое отрицание общественного разделения труда.

Нормальной для такого [патриархального] крестьянина представляется деятельность земледельца, удовлетворяющего собственным трудом все свои несложные, примитивные хозяйственные потребности. Разделение труда на умственный и физический представляется, с этой точки зрения, ничем не оправданным, основанным на насилии освобождением от обязательного для всех людей труда. Толстой исходит из мысли, что разделение труда на физический и умственный в условиях современного, то есть капиталистического общества - одно из обнаружений характерной для этого общества противоположности труда и праздности, бедности и богатства. То, что в современном обществе считается разделением труда, есть, по Толстому, на деле лишь перекладывание труда на плечи трудового народа и освобождение от всякого труда праздных людей из богатых классов.

Как Л.Н. Толстой относился к капитализму?

Гл. источник: Этот взгляд [абсолютизация натурального хозяйства] Толстого явился реакцией на развитие капиталистических отношений в России, которые стали проникать в деревню. Именно на капитализм возлагалась им вся ответственность за “невыгодное” положение земледелия <…>. По мере укрепления капиталистического уклада в России отношение Толстого к его проявлениям делалось все более непримиримым. При этом он обращал внимание главным образом на обнищание и разорение широких масс народа.

Источник №3 (стр. 633): Возможность привилегированных классов жить за счет эксплуатируемого народа влекло резкую критику Толстым капиталистических отношений в России, особенно в деревне. “Бедность России”, по его мнению, обусловлена не только “неправильным распределением поземельной собственности”, но и насаждением чуждой национальному менталитету “внешней цивилизации” (железных дорог, роскоши, фабричной промышленности, кредита и т.д.).

Источник №5 (стр. 37): Толстой глядел на него [капитализм] глазами <…> патриархального русского крестьянина - того самого крестьянина, который, не успев освободиться полностью от гнета крепостнического, попал в условия еще большего и разорительного капиталистического гнета. С великой силой нравственного убеждения и осуждения Толстой изображал картины бедственного положения крестьянского народа, положения, порожденного двойным угнетением -- помещичьим и капиталистическим. <…> Критика эта [капитализма] отражала образ чувств и мыслей многих миллионов русских крестьян в период, когда для них кончилась неволя крепостническая и надвигалась с поразительной быстротой и силой неволя капиталистическая.

Как Лев Николаевич относился к власти и государству?

Гл. источник: Толстой не делал различия в формах государственного устройства, утверждая, что все они -- от открыто-деспотических до либерально-республиканских, от Чингисхана до Чемберлена -- сохраняют свою насильственную сущность и те средства с помощью которых порабощаются люди во имя этого земного рабства. <…>

“Но ведь правительства, по самой деятельности своей, состоящей в совершении насилий, всегда состоят из самых противоположных святости элементов, из самых дерзких, грубых и развращенных людей”.

Источник №1 (стр. 140): “Не признаём ни за какими людьми, называющими себя правительствами, права управлять другими людьми, и точно так же не признаем за неправительственными людьми права употреблять насилия для ниспровержения существующего и установления какого-либо иного, нового правительства”.

Источник №5 (стр. 72): Он не только гораздо подробнее, чем в предшествующих сочинениях, пытается исследовать связь, существующую между властью и насилием. Теперь Толстого занимает вопрос о <…> власти государственной, и <…> о насилии, осуществляемом учреждениями государственными и лицами, представляющими государственную власть.

В работах этого периода Толстой развивает учение этического анархизма. Он отрицает не только государство со всеми его учреждениями и установлениями, <…> но и отвергает всякое насилие, совершаемое государством. Анархизм <…> - наиболее характерная черта общественных и этических взглядов Толстого.