Социально-философская парадигма модернизации образования

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Социально-философская парадигма модернизации образования

СОДЕРЖАНИЕ

социальная философия образование

1. Понятийный аппарат современной социальной философии и трансформация концептуального корпуса теории образования XXI века

2. Мировое сообщество перед лицом культурных проблем

3. Минимизация и медиокризация образования: пусть не панацея - лекарство действенное

Список литературы

1. Понятийный аппарат современной социальной философии и трансформация концептуального корпуса теории образования XXI века

В соответствии с поставленными во «Введении» целями и задачами надлежит, решая вопросы социально-философской парадигмы модернизации, прежде всего, помнить, что любая акция в сфере трансляции социального опыта от поколения к поколению должна быть понята как

звено в цепи процессов, определяемых самим общественным бытием, каким оно стало в наши дни. Однако именно в наши дни это положение (по своему содержанию всего лишь следствие материалистического понимания истории) чаще всего оспаривается. Попытка развития обозначенного здесь взгляда в первую очередь наталкивается на необходимость содержательного спора с его противниками.

Однако есть одно серьезное соображение, которое позволяет не дожидаться, пока теоретические споры по поводу сущности исторического процесса придут к неким окончательным выводам - перспектива, как минимум, неблизкая, - а предпринять исследование с использованием наличных методологических орудий. Успех самого исследования, состоящий в некотором приращении знания, будет, с одной стороны, свидетельствовать о не зря проделанной работе применительно к самому предмету исследования, и, с другой стороны, будет весомым аргументом в пользу избранной методологической позиции. В наши дни, когда масса гуманитариев в нашей стране с готовностью отказывается от использования марксистской диалектической методологии в пользу... в пользу неизвестно, чего, - в других странах мира гуманитаристика с энтузиазмом осваивает марксистскую методологию, признание которой отныне не связывается с необходимостью демонстрировать коммунистическую ангажированность и присягать на верность идеологической догматике компартий.

Такое своеобразие исторически конкретной ситуации предполагает в то же время необходимость уделить особое внимание вопросам методологии, что в данном случае непосредственно связано с процедурами прояснения смысла применяемых понятий. Социальная философия в наши дни испытывает на себе многочисленные трудности, вытекающие из нечетко обозначенного смысла применяемых терминов. Аналитическая работа здесь, как это ни парадоксально, только начинается, а потому исходить приходится из того, что непосредственно выступает как фундамент и одновременно ориентир исследований, касающихся общества.

Уточнение понятий «общество», «история», «культура» закономерно предваряет в наши дни попытки содержательно представить те или иные стороны социальной жизни для их последующего углубленного рассмотрения. Последующие понятийные образования социальной теории на уровне социальной философии, обладая заведомо меньшей степенью общности, образуют живую категориальную сеть социальной философии, описывать которую здесь было бы неуместно.

Зато вполне своевременно было бы именно сейчас предупредить, что рассматриваться будет отнюдь не весь состав понятий, концептов и категорий социальной философии, а лишь та его часть, которая трансформировалась под воздействием новых социальных условий конца XX - начала XXI вв.

Еще одно предупреждение, которое нелишне было бы иметь в виду с самого начала - это обозначение концептуальных рамок исследования, которое не ограничивается пределами социальной философии, а включает в себя многие моменты пограничных социальных дисциплин. Уже формулировка темы настраивает на восприятие материала диссертации как принадлежащего сфере философии образования или в лучшем случае социологии образования. Тем не менее одна из ключевых идей диссертационного исследования состоит как раз в том, чтобы прокламировать невозможность разрешения проблем модернизации в образовании без помещения их в парадигмальный контекст современной социальной философии .

При этом начало концептуального анализа естественно предваряется методологическим введением, концентрирующим внимание одновременно на социально-философской и на теоретико-культурной составляющих социальной методологии.

О важности социально-философской методологии здесь еще не раз будет заходить речь. А о методологии теоретико-культурного исследования необходимо сказать уже здесь. Важность методологии во всем, что касается проблем культуры, определяется особым - внешним для науки и, тем не менее, существенным - обстоятельством. Дело в том, что вопросы образования, воспитания, наряду с проблемами искусства и медицины принадлежат к числу таких, о которых у каждого развитого индивида всегда есть свое мнение. И обычно оно вполне укладывается, как это хорошо показано в работах социологов науки, в рамки самого заурядного обыденного сознания. Отсюда хорошо известный теоретико-познавательный парадокс: привыкший к заоблачным высям метафизических абстракций философ, волей-неволей обращаясь к вполне практическим житейским проблемам воспитания, реально ведет себя, как простой обыватель, разве что обосновывая высказывания и поступки с помощью привычной для него мыслительной техники: особого языка, логического аппарата, мыслительных и риторических ходов. Но при этом хорошо известной реакцией на такого рода ситуацию оказывается еще более часто встречающееся высокомерное пренебрежение каким бы то ни было здравым смыслом, приобретшее карикатурный вид в некоторых современных постмодернистских наукообразных построениях, которые с такой силой и юмором были недавно высмеяны в выступлениях А. Сокала и Ж. Брикмона. Поэтому нелишне повторить: чем выше будет уровень изначальной абстракции, то есть чем более «чистым» (в смысле кантовского reine Vernunft - чистого разума) будет первоначальное абстрактное рассмотрение, тем в большей мере можно будет избежать стереотипных вульгаризаторских ошибок в той непростой области, где люди заведомо привыкли считать себя безусловными знатоками. Методология важна с самого начала - в тот момент исследования, когда предлагается понимание основных терминов, в которых описывается исследуемая реальность - в данном случае терминов общество, социум, модернизация, глобализация, миросистемный подход, зависимое развитие и некот. др. Именно они, находясь, строго говоря, за пределами концептуального корпуса теории образования XXI века, на деле определяют все понимание культурных и образовательных процессов в мире: без этого общего взгляда культурные турбулентности и образовательные инновации будут выглядеть либо как ничем и никем не упорядоченный хаос, либо как результат субъективного произвола в действиях отдельных лиц или группировок.

Сначала поэтому о многострадальном понятии «общество». Потребность в этой категории велика. Однако не все осознают, что кажущееся столь простым и понятным, это понятие содержит в себе много непонятного. Пять теоретически значимых смысла различает в понятии общество Ю.И. Семенов. Но в том контексте, в который включено это понятие в наше исследование, смыслоразличение, предложенное К.Х. Момджяном, относительно понятия «общество», вполне достаточно, не говоря уж о том, что более детальному в этом отношении различению

Ю.И. Семенова понимание К.Х. Момджяна ничуть не противоречит. В самом деле, ведь всеобщий смысл понятия «общество» как «любого проявления социальности, общественности вообще» у двух авторов совпадает. Очень тонко при этом К.Х. Момджян подчеркивает, что этот смысл понятия «общество» не только наиболее широк, но и всеобщ: зачастую даже логически дисциплинированная мысль философов не делает различия между всеобщим и предельно широким. Рассматривая логику и методологию исследования общества в социальной философии, приходится признать, что мы не располагаем достаточно четко маркирующим этот смысл термином. Это среди прочего и заставило, по-видимому, К.Х. Момджяна предложить в качестве такого термина использовать термин «социум». Можно было идти другим путем. Например, предлагая для различения значений и оттенков значений в термине «общество» использовать триаду «вещь - свойство - отношение». Соответственно в данном случае, применительно к обществу, этот подход предполагал бы принять за исходную для анализа общества цепочку понятий «общество -общественность - общественное». На этом пути также есть трудности, не говоря уж о неловкости в русском языке, сопряженной с использованием субстантивированных атрибутивных образований. Таким образом, у введения в социальную философию термина «социум» есть свои серьезные резоны. Один из них - естественность, с какой из его принятия вытекает формулирование предмета и задач социальной философии. Задача социальной философии - это, безусловно, «анализ социального как "рода бытия", его места в целостной системе мироздания, его отличия от прочих, не социальных форм реальности».

Последующая понятийная работа над определением предмета социальной философии, а тем самым и понятия «общество», должна была закономерно привести к различению феноменального и эссенциального в обществе. Конечно, первая задача философа в данном случае - ответить на вопрос, что такое социум, установить его сущность, его всеобщие свойства.

Рассматривая общество, как принято со времен Гегеля в качестве единства сущности и существования, мы рано или поздно приходим к вопросу о реальных условиях возникновения, функционирования и развития социального, которые делают возможным действительное бытие социума со всеми его специфическими особенностями, то есть к необходимости понять способ бытия социального, который и определяет его, социального, сущностную специфику, особенности проявления в нем всеобщих свойств, связей и состояний действительности, отличающие его от природных форм и бытия в мире. И тогда по логике вещей в силу вступает необходимость в узком понимаемом значении понятия «общество» - как организационной формы действительного бытия социальности. На этой стадии анализа не обойтись без системного понимания общества, без выяснения того, что представляет собой социальная система, в которой, как во всякой системе, целое и представляет собой нечто большее, чем сумма частей, и обладает свойствами, не присущими ни одной из частей. Но и само по себе системное изучение общества не дает понимания общества во всем разнообразии его составляющих - необходим также системный анализ конкретных социальных организмов (социоров, по терминологии Ю.И. Семенова), позволяющий понять специфику их функционирования и развития. Но и эти два уровня анализа не достаточны для изучения обществ в узком смысле этого слова - обществ в реальной исторической динамике их существования: строится немало промежуточных теорий так называемого среднего уровня, в которых фиксируются не всеобщие и не единичные, а особенные свойства общественного устройства, присущие группам родственных в социокультурном отношении обществ.

Как раз наличие здесь разного уровня обществ, общественных устройств и общественных групп, выделяемых по разным основаниям, заставляет нас обратить внимание на важность самой процедуры типологизации обществ - необходимого условия их полноценного научного познания. Нам, наконец, предстоит подойти к тому уровню анализа, на котором мы сможем понять и объяснить радикальные перемены в современном модернизирующемся обществе. На этом уровне придется ввести и использовать целый ряд новых понятий и концептов, которые, с одной стороны, по-новому освещают лик современной социальной философии, а с другой - доказывают наличие преемственной культурной связи в каналах культурных коммуникаций, позволяющей полноценно использовать понятийный аппарат современной социальной философии для рассмотрения принципиально новых процессов в образовательной сфере в механизмах культурной преемственности.

Очевидно, что для решения этой задачи необходимо понять и объяснить основное в социальной динамике современного мира - иными словами, необходимо исходить из той или иной философско-исторической концепции - ни больше, ни меньше. Бессмысленно убеждать реальных участников споров о современном образовании в России в том, что все те исходные пункты, которые им представляются совершенно очевидными, на самом деле не только могут быть оспорены, но и действительно подвергаются сомнению во всех тех случаях, когда общности исходных пунктов не удается достигнуть даже путем чисто конвенциональным.

Потому, оставив в стороне множество весьма актуальных историко-типологических проблем, обратимся, минуя ряд звеньев анализа, к тому представлению о стадии развития социальной действительности, которое, как представляется диссертанту, в наибольшей мере отвечает современному взгляду на состояние современного общества и на его ближайшие перспективы. Не подлежит сомнению, что реальные теоретически обоснованные и практически значимые сценарии модернизации образовательного процесса могут иметь право на существование, а не останутся, как это в наши дни нередко бывает, всего лишь «образовательными фантазиями» лишь при условии, что общая картина динамики общественного развития будет отвечать реальному ходу событий - как в истории последнего времени, так и в сегодняшней, на наших глазах и при нашем участии протекающей современности.

Не выражая при этом ни малейшего сомнения в важности социологического взгляда на социальные процессы, мы все-таки склонны пальму первенства в определении путей общественного развития отдавать социальной философии, разве что подчеркнув, что без философско-исторического и философско-социологического анализа дело определения путей культурно-образовательной модернизации будет по-прежнему протекать стихийно и лишь задним числом изучаться историками социальной мысли. А между тем практика культурного строительства, как ни одиозно выглядит такая формулировка применительно к современному состоянию глубокого культурного провала, требует именно сознательного использования результатов социально-философского осмысления реальности в процессе принятия социально значимых решений.

Каково положение образовательных стратегий в современном мире, где пределы возможностей сознательно влиять на культурное будущее -ответы на все такого рода вопросы напрямую связаны с самим пониманием исторического процесса развития нашего общества и всего мира как определенного рода целостности. Используя хорошо известную полуфольклорную формулу, можно выразиться так: скажи мне, какие процессы определяют развитие социума на современном историческом этапе и какое место в них занимает современная Россия, - и я скажу тебе, какой должна быть в наши дни оптимальная стратегия действий в культуре и образовании.

Вот почему при определении путей модернизации культуры и образования в современном обществе оставить в стороне вопрос о том, как развивается современный мир и что его ждет в ближайшем будущем, а равно и вопрос о том, какое место в этом общемировом развитии уготовано современной России не может не иметь ключевого, определяющего значения. Сразу отмечу, что из всех многочисленных и порождающих постоянные ожесточенные споры вариантов решений так сформулированных принципиальных вопросов социального развития, диссертанту представляется наиболее верными - рациональными и всесторонне обоснованными те, которые предложены в серии работ Ю.И. Семенова. Мы позволим всего лишь незначительные комментарии к общему обзору «судьбоносных» процессов исторического развития, какими эти процессы выглядят согласно философско-исторической концепции, развитой в работах Ю.И. Семенова, обращая особое внимание на социокультурные следствия рассмотренных в этих работах процессов и тем самым делая попытки развить далее представленные в этих работах положения применительно ко всей философской основе образовательной теории.

Мы вряд ли ошибемся, если будем считать исходной точкой обновленного взгляда на события всемирной истории, равно как и началом рассматриваемой линии рассуждений Ю.И. Семенова ту концепцию развития мира, которая берет начало в работах известного латиноамериканского экономиста Рауля Пребиша (1901-1986). Нам не улыбается увлекательная перспектива рассмотреть более глубокие истоки идей Р. Пребиша и те общественные состояния, которые предшествовали современному капитализму - из него как из данности исходил Р. Пребиш в своих исследованиях. Эта перспектива увела бы нас слишком далеко от темы.

Начнем с завершающей стадии становления всемирного исторического пространства - с момента формирования всемирного капиталистического рынка, распространения капиталистических отношений по всему миру и образования системы социально-исторических организмов, в которых капитализм либо уже существовал, либо формировался, либо только начинал формироваться, то есть с момента возникновения мировой капиталистической системы, которая в свою очередь разделилась на две части - центр мирового исторического развития и его периферию. Только теперь и периферия мирового исторического пространства стала капиталистической - этот капитализм существовал на разных ступенях своего развития. И тем не менее это всюду был капитализм, хотя и со слабо выраженными признаками системности (в отличие от капиталистического центра, который представлял собой весьма строго организованную систему).

Именно Р. Пребиш ввел понятия капиталистического центра и капиталистической периферии и показал, что между капиталистическим центром и капиталистической периферий существуют отношения зависимости, выражающиеся прежде всего в эксплуатации центром периферии. Центр в разных формах эксплуатирует периферию, а капиталистическое развитие периферии носит зависимый характер.. Т. Дус-Сантус, Ф. Кар дозу, А. Агиляр и другие сторонники теории зависимого развития рассматривали периферийный капитализм как тупиковую форму общественного развития и как особый способ производства, не похожий на классический западноевропейский капитализм. Тем самым постулировалось существование двух разных капиталистических способа производства. Для обозначения этого второго образования Ю.И. Семенов предлагает использовать термин паракапиталистическая «параформация»

Когда понятие периферии стало совпадать с понятием зависимой периферии, а человеческое общество в целом, как показывает Ю.И. Семенов, стало в основном состоять из двух исторических миров, латеральный, паракапиталистический мир подразделился на несколько субмиров, а все прочие деления потеряли свое значение.

В связи с таким пониманием всемирно-исторического развития совершенно иное значение приобретает вопрос о революционном движении и его роли в этом развитии. Если к началу XX в. эра буржуазных революций для большинства ее стран закончилась, то для остального мира наступила эпоха революций, но иных, чем на Западе, поскольку в зависимых странах капиталистический способ производства и докапиталистические способы производства находятся не в антагонистических, а в симбиотических отношениях. Значение этого вывода для судеб мира и цивилизации все еще недостаточно осознано. Мудрено ли, что это весьма значимое обстоятельство в теориях культуры и образования не получило вообще никакого отражения, что, как само собой понятно, весьма снизило эвристическую силу концепций образования и было существенным препятствием для медиакритивного, «уровневого» понимания социальных систем культуры и образования?

Революции в этих странах были направлены против паракапитализма, против зависимости от стран центра и тем самым и против ортокапитализма. Они были социорно-освободительными и антикапиталистическими. Что же касается России, то здесь капитализм возникал как периферийный паракапитализм, зависимый от Запада. Российская революция одновременно направлялась и против российского паракапитализма, и против европейского ортокапитализма.

Однако результат революции - и это следует подчеркнуть со всей определенностью - до недавнего времени ставил в тупик теоретиков самого разного толка, пока не было разработано и всесторонне развито понятие политаризма. В итоге картина возникшего в результате российской революции общества в главных чертах выглядит к настоящему моменту следующим образом.

Переход к социализму, который выступал для авторов революционного процесса как его цель, был абсолютно невозможен: ныне никто не может отрицать, что уровень развития производительных сил, который мог бы даже в лучших прогнозах обеспечить такой переход, был недосягаем для ортокапиталистических стран; тем более он был недосягаем для России. «При том уровне производительных сил, который существовал в то время в России, - пишет Ю.И. Семенов, - общество могло быть только классовым и никаким другим. Поэтому в стране с неизбежностью начался процесс становления частной собственности и общественных классов. Путь к возрождению в полном объеме капиталистической собственности был надежно заблокирован государством. Поэтому процесс классообразования пошел по иному пути». Этот путь - путь возникновения общеклассовой частной собственности, выступавшей в форме государственной, и соответственно превращения основного состава партийно-государственного аппарата в господствующий эксплуататорский класс. В России возник политарный способ производства, но отличный от восточного, новое политарное общество было, как и капиталистическое, обществом индустриальным - неополитарным. Неополитаризм возник на почве, подготовленной капитализмом. Сама возможность появления политарного общества нового типа была обусловлена развитием капиталистических отношений. Укрупнение монополистических объединений капиталистов и сращивание монополий с государством завершилось появлением индустриально-политарного (неополитарного) общества.

Эссенциальная черта политаризма во всех его разновидностях -верховная собственность политаристов на личности всех остальных членов общества, на жизнь и смерть всех своих подданных. Политаризм во всех разновидностях предполагает репрессии и при возникновении, и в процессе существования. Леденящий душу страх - страх не как индивидуальное переживание только, но как социальное самочувствие, как состояние общественной психологии - неизбежное следствие и сопровождающее все существование политарного социального строя культурное явление. Внутреннее противоречие, которое имело место в культуре этого времени, состояло в том, что социальное чувство безысходности - порождение политарного террора - сопровождалось социальной иллюзией борьбы за высшие идеалы истины, добра и красоты. Голодные, нищие, оборванные и убогие люди радостно строили светлое будущее, даже за колючей проволокой сталинских лагерей участвуя... в «социалистическом соревновании»...

Наша художественная и публицистическая литература дала множество образцов художественного отражения и анализа средствами искусства этого поистине фантастического состояния общественного сознания. Однако теоретики до удивления мало уделяли внимания феномену социальных иллюзий. Хитрость разума и ирония истории -категории, введенные в философию истории Гегелем и воспринятые последующей позитивистской или аналитической философией истории как несерьезные, ненаучные метафоры, на самом деле заслуживают пристального внимания не только вообще в социальной теории, но и в аспекте нашей темы - в рассмотрении процессов трансформации и модернизации всего образовательного процесса как важнейшей составляющей культурных инноваций, оказывающих влияние на весь будущий мир. Об этом в свое время еще придется вести речь и в пределах нашей работы. Пока же вернемся к главным звеньям объективного процесса складывания основных параметров динамических взаимодействий социальных сил, определяющих лицо современного мира.

На естественно возникающий вопрос о том, лежала ли в основе возникновения неополитарных обществ какая бы то ни было историческая «правда», диктовалось ли их повсеместное появление исторической необходимостью, можно отвечать со всей определенностью: да, такая необходимость существовала. «Резон» неополитаризма состоял в том, чтобы вывести экономику стран, где неополитаризм укрепился, на уровень, сравнимый по степени развития с развитием ортокапиталистических стран. И эта историческая роль неополитаризмом действительно была сыграна: неополитарные социально-экономические отношения, которые в основном сложились к началу 30-х годов, дали на первых порах мощный толчок развитию производительных сил общества. СССР превратился в одно из самых мощных индустриальных государств мира, что в дальнейшем обеспечило ему положение одной из двух мировых сверхдержав.

В свете сказанного можно дать ответ и на вопрос о характере Октябрьской революции в России. Октябрьская революция была революцией социорно-освободительной. В результате в России были уничтожены паракапиталистические отношения, революция вырвала Россию из международной капиталистической системы, освободила Россию от экономической и политической зависимости от Запада.

После Октябрьской революции на Земле возникла новая, некапиталистическая параформация -- индустрополитарная, или неополитарная. Значимость ее со временем стала столь велика, что она стала играть роль новой мировой системы. После Второй мировой войны, когда в неополитаризм утвердился в ряде стран Европы и Азии, образовалась мировая система неополитарных социоисторических организмов. В результате всемирное историческое пространство стало состоять из двух качественно отличных системы социоисторических организмов. Впервые в истории человечества на Земле возникла ситуация, характеризующаяся сосуществованием и соперничеством двух мировых систем, двух центров.

Неополитаризм вызвал, во-первых, появление политарно-капиталистических обществ - фашистских режимов в странах «просвещенной Европы». Во-вторых, возникло воплощенное в «новом курсе» Ф.Д. Рузвельта кейнсианство - теоретическое обоснование практики государственного регулирования капиталистического рынка.

После второй мировой войны по Азии и Африке прокатилась мощная волна социорно-освободительных революций. В результате рухнула мировая колониальная система. Быстрому ее крушению в огромной степени способствовало существование СССР и мировой неополитарной системы.

Но рано или поздно неополитарные производственные отношения стали тормозом на пути развития производительных сил и теперь уже необходимостью стала ликвидация неополитарной системы, осуществленная в процессе перестройки. Конечно, по всем канонам марксистской теории для этого нужна была революция. Но лишь в современном варианте марксизма - в теории трансмарксизма находит объяснение тот факт, что реально осуществилась контрреволюция. На территории бывшего Советского Союза и в большей части неополитарных стран начал формироваться капитализм. Теория трансмарксизма объясняет, каким образом переход от индустриального политаризма к капитализму оказывается контрреволюционным и регрессивным: переход осуществляется на базе индустриального политаризма к зависимому, периферийному капитализму.

Во второй половине XX столетия, указывает Ю.И. Семенов, «развернулся новый процесс -- началось превращение всемирной системы социоисторических организмов в один всемирный социально-исторический организм. Он получил название глобализации. О глобализации в наши дни говорят все. Феномен очевиден: глобализация предполагает сращивание экономик всех стран в одну единую экономическую систему. Огромную роль играют в этом транснациональные корпорации (ТНК) и глобальная финансовая система. В этой системе огромную роль играет спекулятивный (фиктивный) капитал - прежде всего американский. От него зависит сейчас динамика мировой экономики. При этом любая слабая страна в мгновение ока может быть поставлена на грань финансовой катастрофы.»

Трудно переоценить значение этих процессов для понимания сущности современного миропорядка, для полноценного осмысления современного отрезка исторического пути человечества. По-новому, заново приходится осмысливать буквально все детали дотоле стройного здания социально-исторической теории. Однако освоение нового материала, безусловно, не будет достаточно продуктивным, если не использовать бесспорные завоевания социально-философской мысли прошлого и, в частности, одну из ее вершин - теорию классов и классовой борьбы.

Хорошо известно, что наличие классов связано с системой эксплуатации человека человеком. Ныне можно говорить об эксплуатации общества обществом (точнее - социором социора). Эксплуатация сохраняется, но приобретает новые - поразительные и до сих пор не получившие полноценной теоретической интерпретации черты. Начал формироваться мировой сверхорганизм, капиталистический центр и капиталистическая периферия начали становиться общественными классами. В отличие от обычных классов они непосредственно состоят не из людей, а из социоисторических организмов. Такого рода социальные классы можно было бы назвать глобальными классами.

Таким образом, возникновение мирового социоисторического сверхорганизма представляет собой становление глобального классового общества. Но там, где существуют классы и классовое общество, с неизбежностью должна начаться и классовая борьба. Глобальная классовая борьба уже идет, причем в самых разнообразных формах. История современной эпохи есть история глобальной классовой борьбы.

«Западное общество и было, и остается капиталистическим. Однако за последние десятилетия капитализм претерпел существенные изменения. Ортокапитализм сумел обеспечить довольно высокий жизненный уровень людям, не принадлежащим к господствующему классу, включая значительную часть, даже большинство, членов эксплуатируемого класса. Такого в истории цивилизованного общества раньше никогда не было», -пишет, отмечая это обстоятельство, Ю.И. Семенов .

Отсюда изменения в составе групп людей и возрастание значения подразделения общества на группы, различающиеся по размерам получаемой доли общественного богатства. Богачи, многоимущие составляют первую группу, обеспеченные люди - вторую, к третьей принадлежат бедняки, неимущие и малоимущие. Это деление de facto известно давно. Но с переходом к позднему, или развитому, ортокапитализму возник огромный разряд обеспеченных людей, который не совпадал ни с одним из классов. Только со времени возникновения большого числа обеспеченных людей можно рассчитывать на сбыт постоянно возрастающего объема произведенной продукции. Возникает общество массового потребления. Один из итогов - огромные возможности доступа широких слоев населения ортокапиталистических стран к средствам образования и богатствам культуры.

Другой итог - формирование все большего числа искусственных потребностей - потребностей в том, что реально людям совершенно не нужно. Такой феномен нуждается в общественной регуляции с помощью норм права, тогда как роль морали в качестве регулятора поведения людей начинают играть средства массовой информации (СМИ, масс-медиа). Именно через них осуществляется навязывание всему обществу воли господствующего класса. Всему обществу - то есть и относительно обеспеченным людям, формально от господствующего класса не зависящим.

Теперь о следствиях всех этих глобальных преобразований для всей мировой духовной культуры. Возникновение капитализма оказало огромное позитивное влияние на духовную культуру. Однако довольно рано началась и коммерциализация культуры.

Распространение западноевропейской культуры по всему миру было явлением прогрессивным, несмотря на огромные издержки, связанные с зависимостью и колониализмом. Но так было до тех пор, пока распространялась западноевропейская высокая культура. Она действительно во многих отношениях стояла выше традиционных культур народов третьего мира. В наши дни положение изменилось. На смену высокой культуре пришел «масскульт». Рынок превратился в регулятор всех сфер общественной жизни, включая область духовного производства. Рыночная экономика превратила все общество в рыночное. Высокое искусство оказывается не по карману странам паракапитализма -господствует тиражирование парахудожественных произведений. Изделия ведущих фирм в области бытовой и компьютерной техники на более низком уровне обезъяннически пародируются в странах периферии. А это в свою очередь снижает планку высокой культуры, гуманитарных знаний, требований системы образования в странах ортокапитализма - на развитом Западе.

Итоги этого процесса внушают серьезное опасение за судьбы величайших достижений человечества -- науки и особенно интересующей нас здесь системы образования. С тревогой в передовых странах ортокапитализма отмечают тенденции к росту функциональной неграмотности.

Деградирует сейчас не только математика, но и вся вообще наука. Это стимулирует появление массы книг, в которых доказывается, что науке приходит конец. Характерный пример - книга штатного сотрудника журнала «Сайентифик Америкен» Дж. Хоргана, носящая красноречивое название -- «Конец науки. Взгляд на ограниченность знания на закате Века Науки» (1996; СПб., 2001).

Итак, пора подвести некоторый общий итог рассмотрению экономических трансформаций современного общества и их последствий для культурных преобразований. Капиталистическое рыночное хозяйство, стимул которого -- погоня за прибылью, сыграло необычайно прогрессивную роль в истории человечества. Только оно смогло вызвать к жизни производительные силы, способные обеспечить все человечество всем необходимым для достойного существования. Но те же мощные силы оказались способными разрушить среду существования человека и самого человека. По сути, культурными оказываются и экологические проблемы. Нарастает загрязнение среды, а меры по предотвращению экологической катастрофы могут быть только нерыночными, и доступны лишь для общества в целом.

С помощью идеологических подпорок справиться с проблемами, стоящими перед человечеством, нельзя. Не могут помочь и ставшие средством идеологического воздействия на людей религии. Затвердевшие догматы и ритуалы не в силах не только реально помочь, но даже дать мнимое освобождение и чувство утешения. Волна мистицизма, иррационализма и уход в мир иллюзий с помощью наркотических средств -вот общая панорама действительности рубежа тысячелетий. Состояние всеобщей неуверенности с падением «социалистической системы» только усилилось, вопреки ожиданиям, связанным с уничтожением угрозы со стороны «лагеря социализма».

Мировое сообщество ищет пути преодоления создавшегося положения, и на этом пути нередко приходит к идеям, связанным с принципиально новым подходом к проблемам образования в мире. В полной противоположности с мистикой и религиозным миросозерцанием находится поиск выхода на основе развития науки. Интересы сохранения человечества неизбежно провоцирует, подкрепляет также и рациональный - неотделимый от научного - взгляд на существо происходящих процессов. В этих условиях образование, основанное на новейших данных науки, становится не просто желательным, но и жизненно необходимым для всего человечества делом. Таков итог реальной модернизации, да и в целом -эволюции общества на протяжении последнего времени, а также рефлексивной работы по осмыслению этой эволюции.

Подведем общий итог теперь уже результатам понятийной работы, которая сопровождала историческую реконструкцию происходивших в обществе процессов модернизации экономики, политики, культуры и образования.

Модернизация культуры и образования - это по большей части ее вестернизация - по крайней мере, именно так ее обычно понимают на Западе и на Востоке. В последние десятилетия термин «модернизация» приобрел социально-философское и культурологическое содержание. Им

принято обозначать особый способ общественного прогресса, который отличается не самопроизвольным, а целенаправленным, управляемым характером. Основное, центральное содержание процессов модернизации, безусловно, относится к сфере экономических отношений. Однако столь же прямо, хотя и во вторую очередь это понятие касается культуры и образования: именно в культуре мы сталкиваемся с необходимостью преодоления отсталости, если учесть, что современный уровень социально-экономического развития предполагает использование высоких технологий, в свою очередь требующего от работников производства соответствующей квалификации, которая неразрывно связана с наличием у работника определенного образовательного и культурного уровня.

Применительно к современному образованию модернизация означает его адаптацию к изменившимся социально-экономическим и государственно-политическим условиям развития России и освоение опыта модернизации образовательной сферы, накопленного развитыми странами мира.

Глобализация социально-экономических процессов, которую легко заметить, но не так легко эссенциально определить, есть превращение существовавшей дотоле всемирной системы социоисторических организмов в один всемирный социально-исторический организм. Глобализация предполагает сращивание экономик всех стран в одну единую экономическую систему при ведущей роли таких экономических образований, как транснациональные корпорации. Этот реальный процесс не следует, как это нередко случается, отождествлять с идеологическим осмыслением глобализации - с идеологией глобализации.

В связи с этим диссертант считает, что сразу же стоит обратить внимание на некий не всегда заметный, но глубокий социокультурный парадокс: противоположностью идеологии глобализации выглядит идеология мультикультурализма. Недаром антиглобалисты всех стран проводят свои демонстрации под лозунгами равенства культур, отождествляемыми с лозунгами антирасизма.

Третье понятие, по праву занимающее место в ряду социально-философских категорий, связанных в политико-идеологической сфере с антиглобалистикой - понятие зависимого развития. Его определение вплотную связано с раскрытием теоретико-концептуальной модели современного («модернового») развития, вошедшей в современную литературу благодаря трудам Р. Пребиша, который ввел понятия капиталистического центра и капиталистической периферии. Он показал, что между капиталистическим центром и капиталистической периферий существуют определенные отношения, а именно отношения зависимости, выражающиеся прежде всего в эксплуатации центром периферии. Периферия зависит от центра, ее капиталистическое развитие носит зависимый характер. Зависимый капитализм периферии существенно отличается от того, который существует в центре. Периферийный капитализм не представляет собой ни формы и ни начальной стадии классического капитализма. Он не предшествует классическому капитализму и не подготовляет его приход. Это тупиковая форма, не способная превратиться в классический капитализм. Некоторые из названных исследователей (Р. Пребиш, Т. Дус-Сантус) вплотную подошли к выводу, что в данном случае перед нами особый способ производства, отличный от классического западноевропейского капитализма.

Развивая теорию «центра-периферии», Ю.И. Семенов приходит к выводу о существовании двух разных капиталистических способов производства - ортокапитализм и паракапитализм. Трудно переоценить огромное значение для теории образования этих социально-философских новаций: отныне принадлежность центру или периферии необходимо учитывать volens-nolens для того, чтобы, по крайней мере, не прибегать к нерелевантному сравнению несравнимого - системы образования в центре и на периферии - и не поддаться в данном отношении на уловки грубо политически ангажированных демагогов.

Превращение классовой борьбы в традиционном понимании в борьбу эксплуатируемой периферии и эксплуататорского центра заставляет, по убеждению диссертанта, по-иному взглянуть на все реалии современного социального развития, и, конечно, на культурное развитие современного мира. Анализу Ю.И. Семенова вряд ли что-нибудь можно противопоставить, пока речь идет о развитии паракапиталистических отношений и неополитаризма в мире и в современной России. Когда же речь заходит об общем понимании культуры и его зависимости от конфигураций социального опыта и его горизонтальных и вертикальных размерностей - в силу вступают закономерности (и размерности) иного порядка, к рассмотрению которых мы теперь и переходим.

2. Мировое сообщество перед лицом культурных проблем

Этот раздел диссертации целиком посвящен культурным следствиям нового понимания тенденций глобального развития. Здесь предлагается рассматривать экспериентную теорию культуры как наиболее соответствующую такому пониманию общества и образования. В рамках этой теории культура - социально значимый опыт деятельности -понимается как транслируемая от поколения к поколению, а эта трансляция и выступает как собственно процесс воспитания.

Здесь необходима по возможности широкая картина складывания понятий воспитание-образование-культура (соответственно Bildung -education - enseignement) на Западе и в России. Но прежде всего, сообразно с той же методологией, которой диссертант руководствовался в разделе о понятийном аппарате современной социальной философии и трансформации концептуального корпуса теории образования XXI века, попробуем очертить основные исторически сменявшие друг друга подходы к раскрытию сущности культурных процессов. На протяжении всего XIX столетия и вплоть до последних десятилетий нашего века научная разработка культурологической проблематики неизменно оставалась и остается на острие общественного внимания. Мотивы такой актуализации проблем культуры в глазах специалистов разных научных дисциплин и ориентации разнообразны. По мере того, как у нас в науку возвращалась естественная научная атмосфера, интерес к культуре как к проблеме не рос, а, напротив, затухал - так что, как отметил в свое время Ю.И. Муравьев, «в наши дни при обилии всяческих (чаще всего возвышенных) слое о культуре остро дефицитными оказались культурологические исследования, в особенности теоретического свойства. Печальным свидетельством этого стало почти полное исчезновение работ по теории культуры в обстановке, когда даже идеологические потребности (объективная необходимость разработки новых идеологий в условиях падения старой, «тоталитарной»), казалось бы, должны стимулировать особую заинтересованность в таких работах».

Тем не менее, ныне существует широкий спектр возможностей научного анализа культуры, поскольку с этих позиций уже подвергнута пересмотру вся теоретико-культурная и - шире - вся социокультурная проблематика. Речь в наши дни идет о построении понятийного каркаса теоретико-культурного знания, то есть о построении оригинального варианта философии и теории культуры, а может быть и особой теоретической конструкции, метатеории культуры - ни больше, ни меньше. Похоже, такую роль может взять на себя разрабатываемая почти только в нашей литературе особая научная дисциплина - культурология. Ее интегрирующая функция может быть представлена как нечто вроде кластера субдисциплин, каждая из которых имеет свое содержание, предмет и задачи. В сколько-нибудь полном объеме решение задачи построения такой интегральной культурологии не под силу даже коллективу, а быть может, и целому поколению исследователей. В данной работе не предпринимается попытка очертить даже общие контуры как раз такой теории культуры, которая строится на основе общих представлений о ее теоретико-познавательном фундаменте - иными словами, работа, проделанная в самое последнее время учеными-культурологами, целенаправленно развивавшими экспериентную теорию культуры, исходные принципы которой: рассмотрение культуры как социально значимого опыта, транслируемого из поколения в поколение в процессе воспитания и образования при помощи таких средств, как пример, показ и символические системы, среди которых центральное место занимает язык.

Несмотря на отмеченные выше обстоятельства, затруднявшие исследование поставленных проблем, нельзя сказать, что приступая к их решению, приходится двигаться по теоретической целине. Значимость каждой из этих проблем такова, что игнорировать любую из них было бы в принципе невозможно, и наряду с их псевдонаучным рассмотрением в рамках марксо-идной идеологии, а иногда даже вопреки ей, в прежней советской научной литературе сложилась устойчивая исследовательская традиция и получен ряд результатов, без учета которых нельзя было бы и в наши дни надеяться на успешную дальнейшую разработку всей этой проблематики.

Отказ от марксизма поставил практически всех поддавшихся на этот трюк гуманитариев перед проблемой снижения методологического уровня либо в пользу примитивного компаративизма, либо в пользу так называемой «комплексной методологии». Транс дисциплинарный характер культурологии предполагает использование многих методов, но, тем не менее, если нет возможности конституировать некое методологическое единство, мы не вправе говорить не только о существовании некоего дисциплинарного ядра у культурологии как науки, но и о ее бытии - о существовании культурологии - как таковом.

Диалектический метод познания остается важнейшей точкой опоры для тех, кто хочет построить на серьезных методологических основаниях здание культурологического познания. И все-таки скептиков относительно возможности самого существования культурологии как научной дисциплины достаточно. Одна из целей данной работы - показать, что серьезный взгляд не проблемы модернизации образования возможен лишь на базе столь же серьезной и достаточно разработанной теоретико-философской базой в исследовании культуры.

При этом мы сталкиваемся со своеобразной ситуацией, которую можно обозначить как проблему свободы в культуре. Никто не усомнится в том, что центральная проблема человеческого бытия остается центральной также и для социальной философии. Однако проблема свободы - а именно о ней сейчас как раз идет речь - своеобразно преломляется в культурной реальности через соотношение культурной анимации и этических антиномий.

Не только социальная работа, но и любые другие виды общественной работы, «социального служения» немыслимы без активного, деятельного участия индивидуального субъекта. Человек действует в социуме благодаря наличию свободной воли. В целом, нетрудно понять, почему и как складывается рутинный набор привычек и стереотипов в действиях людей. Как, однако, получается, что человек идет навстречу тому, что ни при каких обстоятельствах не вытекает из его непосредственного бытия, из его быта, из его культуры, повседневных привычек и образа жизни? Строго говоря, такие выходы за рубежи суть выходы за пределы собственной соционормативной сферы, выходы в сферу за пределами собственной культуры - транскультурные акции.

Не проясняет вопрос, а лишь еще больше затемняет его то обстоятельство, что человек не только сам выходит за пределы, за рубежи своей культуры - он ведь еще и других силой своего примера и показа тянет за собой, вовлекает в сферу, дотоле чуждую его среде. А это как происходит? Разобраться хотя бы в части таких вопросов помогает анализ того явления, которое уже давно получило название анимации. Анимация - воодушевление, «вдохновление» на некое дело, которое кажется важным аниматору.

Эти официально принятые ЮНЕСКО термины сродни нашим понятиям «культурно-просветительная работа», «культпросветработник» и т.п. Тождества, однако же, нет. Момент просветительства, унаследованный от нашей культурной революции, в западном термине «анимация» редуцирован: анимационная деятельность на Западе вовсе не всегда ориентирована именно на просвещение. Аниматор может быть человеком, который увлечен каким-то делом сам и хочет, чтобы и другие люди тем же были увлечены. Он вовлекает других в свою деятельность, «заражает» их своей увлеченностью, бескорыстно стремится собрать вокруг себя единомышленников и в самом деле становится центром притяжения для людей, которые столь же увлечены тем же делом. Вот эта деятельность и становится в наши дни самым существенным звеном инновационной социальной работы. И в силу своей важности как само явление, так и понятие его нуждается в многостороннем анализе.

Самый общий смысл анимации обращает к социологическим категориям, издавна составлявшим пары - «Я» и «другие», «коллектив и личность», «личность» и «толпа». С точки зрения традиционного функционализма здесь имеет место обыкновенный феномен лидерства. Однако лидерство предполагает существование некоторого комплекса социальных целей, объединяющих в группу. Здесь же в данном случае речь не идет об общих целях - в данном случае не поставлена сама цель, и масса людей, к которым обращается аниматор, представляет собой группу лишь в возможности. Речь идет не о том, чтобы реализовать некоторую стратегию достижения цели - речь о создании самой социальной цели, вернее, о превращении цели индивидуальной в цель общезначимую. Социально-педагогический процесс «заражения» деятельностью все еще остается во многом неизученным. В этом отношении вся социальная педагогика как учебная дисциплина (научной она никогда не была, как, впрочем, и педагогика вообще) остается небольшим конгломератом знаний о практических приемах приобщения к некоторой деятельности. Всю совокупность этих знаний можно без особенных потерь уложить в тоненькую брошюрку, а «теоретическое» изучение ее осуществить за неделю. Лишь высокая социальная значимость такого рода дисциплин позволяет осуществлять вузовскую подготовку по такого рода специальностям, которые предполагают овладение не теорией, а практическим мастерством, навыками, умениями, поскольку представляют собой так или иначе разновидность искусства (в широком значении мастерства).

Каждая наука проходит раньше или позже ту стадию в своем развитии, на которой она уже до известной степени освободилась от полуфантастических предположений, основанных на узкой фактической базе и не требующих связи друг с другом, но еще не в состоянии подняться до такого уровня, для которого специфично наличие общей теории данной предметной области и последующей смены, уточняющих друг друга относительных истин. Именно на этой - промежуточной - ступени, развитие и характеризуется беспощадной борьбой мнений, гипотез и предположений, каждое из которых может, по-видимому, претендовать на какую-то степень обоснованности, но далеко не каждое может быть в достаточной мере обоснованным.

Традиционная связь социальной философии и теории культуры, о которой здесь неоднократно велась речь, сказалась и на западной философской мысли. При всем разнообразии истолкований культуры в современной западной культурологии нащупывается общее ядро при своего рода взаимопроникновении социолого-науковедческих и философско-мировоззренческих подходов.

В последнее время на первый план выдвигается представление о культуре как решающем надличностном детерминанте социального поведения человека. При этом допускается ряд тривиальных ошибок. В частности, неизбежно отождествляется объективное с интерсубъективным. Каков же позитивный итог, который может быть извлечен современным культурологом из анализа нелегких путей западной культурологии?