Средневековая христианская философия Запада

¹⁵¹ Оттого когда я слышу [слово] «человек», то в сознании возникает некий образ, который соотносится с каждым из людей так, что он - общий для всех, не являясь свойством ни одного из них [в отдельности]. Но когда я слышу «Сократ», то в уме появляется некая форма, выражающая сходство с определенным лицом. Поэтому благодаря этому слову «Сократ», которое способствует появлению в уме формы, свойственной единичному существу, некая вещь становится достоверной и определенной, а благодаря слову «человек», понятие которого опирается на общую для всех [людей] форму, сама [эта] общность вносит путаницу, и мы не понимаем, о ком идет речь (Ibid.).

Unde cum audio «homo», quoddam instar in animo surgit, quod ad singulos homines sic se habet, ut omnium sit commune et nullius proprium. Cum autem audio «Socrates», forma quaedam in animo surgit, quae certae personae similitudinem exprimit. Unde per hoc vocabulum, quod est Socrates, quod propriam unius formam ingerit in animo, res quaedam certificatur et determinatur, per «homo» vero, cuius intelligentia in communi forma omnium nititur, ipsa communitas confusioni est, ne quam ex omnibus intelligamus (Ibid.).

¹⁵² В первой [книге] «Constructiones» Присциан, показав общее приложение универсалий к индивидуальному, сказал, что они, кажется, имеют некое другое значение самих себя, то есть относятся к общей форме: Что касается родовых и видовых форм вещей, которые интеллигибельно устанавливаются в Божественном уме прежде, чем обнаруживаются в телах, то в них могут быть также отличительные признаки родов либо видов вещей (Ibid.).

In primo namque Constructionum Priscianus, cum communem impositionem universalium ad individua praemonstrasset, quandam aliam ipsorum significationem, de forma scilicet communi, visus est subiunxisse dicens: «ad generales et speciales rerum formas, quae in mente divina intelligibiliter constituuntur, antequam in corpora prodirent, haec quoque propria possunt esse, quibus genera vel species naturae rerum demonstrantur» (Ibid.).

¹⁵³ Речь ведь в этом месте идет о Боге, Которого как бы сравнивают с ремесленником: прежде чем выполнить работу, тог мысленно представляет образцовую форму, ради уподобления которой трудится и о которой говорят, что она-то и появляется в теле, ибо истинная вещь получается при уподоблении ей. Но это общее схватывание приписывается Богу, не человеку, так как такие труды - родовые или видовые состояния природы - принадлежат Богу, не ремесленнику, ибо человек, душа или камень от Бога, а дом или меч - от человека (Ibid.).

Hoc enim loco de Deo sic agitur quasi de artifice aliquid composituro, qui rei componendae exemplarem formam, ad similitudinem cuius operetur, anima praeconcipit, quae tunc in corpus procedere dicitur, cum ad similitudinem eius res vera componitur. Haec autem communis conceptio bene Deo adscribitur, non homini; quia opera illa generales vel speciales naturae status sunt [Dei], non artificis, ut homo, anima vel lapis Dei, domus autem vel gladius hominis (Ibid.).

¹⁵⁴ Оттого ни дом, ни меч не суть дело [Божественной] природы, как те, [то есть человек, душа или камень], и слова, [их означающие], относятся не к субстанции, а к акциденции. По этой причине они не есть ни роды, ни предельные виды. Поэтому Божественному, а не человеческому уму приписываются такого рода концепции путем абстракции, ибо люди, познающие вещи только через чувственные восприятия, редко или никогда не достигают простого понимания [Божественного] порядка и не постигают чистой сущности вещей - этому мешает внешняя чувственная восприимчивость акциденций. Бог же, кому все, что Он сотворил и что было прежде творения, открывается само собой, знал, различал каждое отдельное состояние, и никакое чувственное восприяние не мешало Тому, Кто один [лишь] владеет истинным пониманием (Ibid.).

Unde haec naturae non sunt opera domus et gladius, sicut illa, nec eorum vocabula substantiae sunt, sed accidentis atque ideo nec genera sunt nec specialissima. Inde etiam bene divinae menti, non humanae huiusmodi per abstractionem conceptiones adscribuntur, quia homines, qui per sensus tantum res cognoscunt, vix aut numquam ad huiusmodi simplicem intelligentiam conscendunt et ne pure rerum naturas concipiant, accidentium exterior sensualitas impedit. Deus vero cui omnia per se patent, quae condidit, quique ea antequam sint, novit, singulos status in se ipsis distinguit nec ei sensus impedimento est, qui [solam] solus veram habet intelligentiam (Ibid.).

¹⁵⁵ Можно подумать, таким образом, что о тех внутренних формах, которые не поддаются чувственному восприятию, каковыми являются «рациональность», «смертность», «отцовство», «сидение», мы имеем скорее мнение, чем [понятие]. Однако каким бы ни было название их существования, они все же порождают понятие, а не мнение, ибо на основании некоторых природных черт, или свойств, вещей изобретатель [этих слов] имел намерение приложить их [к определенным вещам], хотя сам и не сумел хорошенько поразмыслить о природе, или свойстве, [этих] вещей (Ibid.).

Ita etiam credo de intrinsecis formis quae ad sensus non veniunt, qualis est rationalitas et mortalitas, paternitas, sessio, magis nos opinionem habere. Quaelibet tamen quorumlibet existentium nomina, quantum in ipsis est, intellectum magis quam opinionem generant, quia secundum aliquas rerum naturas vel proprietates inventor ea imponere intendit, etsi nec ipse bene excogitare sciret rei naturam aut proprietatem (Ibid.).

¹⁵⁶ Но прежде - об абстракции. Итак, нужно знать, что материя и форма всегда существуют вместе вперемешку, но суждение ума обладает такой способностью, что то созерцает материю саму по себе, то переносит внимание на одну только форму, то постигает их в единстве (Ibid.).

Ac primum de abstractione. Sciendum itaque materiam et formam permixta simul semper consistere, animi tamen ratio hanc vim habet, ut modo materiam per se speculetur, modo formam solam attendat, modo utraque permixta concipiat (Ibid.).

¹⁵⁷ Такого рода понятия, [полученные] с помощью абстракции, могли бы, пожалуй, казаться ложными или пустыми, потому что они изображают вещь иначе, чем она существует [реально] (Ibid.).

Huiusmodi autem intellectus per abstractionem inde forsitan faisi vel vani videbantur, quod rem aliter quam subsistit, percipiant (Ibid.).

¹⁵⁸ И когда я говорю, что внимание мое обращено только на то, что в нем есть, это «только» относится лишь к вниманию, но никоим образом к способу существования - в противном случае понятие было бы пустым (Ibid.).

Et cum dico me attendere tantum eam in eo quod hoc habet, illud «tantum» ad attentionem refertur, non ad modum subsistendi, alioquin cassus esset intellectus. (Ibid.)

¹⁵⁹ После этого беглого обзора перейдем к решению вопросов, поставленных Порфирием, о родах и видах; теперь мы легко можем это [сделать], так как открыли природу всех универсалий (Ibid.).

His itaque praelibatis ad absolvendas quaestiones de generibus et speciebus a Porphyrio propositas veniamus, quod facile iam possumus omnium universalium natura iam aperta (Ibid.).

¹⁶⁰ Итак, первый [вопрос] был такой: существуют ли роды и виды, то есть означают ли они нечто истинно существующее, или же они полагаются только в уме, то есть соответствуют пустому мнению без вещей, подобно таким, например, именам, как химера, козлоолень, которые не порождают здравого понятия? На это нужно ответить, что роды и виды означают через номинацию истинно существующие вещи, а именно те, у которых единичные имена, и они никоим образом не сводятся к пустому мнению, однако, как установлено, составляют некоторым образом единичное, простое и чистое понятие (Ibid.).

Prima itaque huiusmodi erat, utrum genera et species subsistant, id est significent aliqua vere existentia, an sint posita in intellectu solo etc., id est sint posita in opinione cassa sine re, sicut haec nomina chimaera, hircocervus, quae sanam intelligentiam non generant. Ad quod respondendum est, quia re vera significant per nominationem res vere existentes, easdem scilicet quas singularia nomina, et nullomodo in opinione cassa sunt posita; quodam tamen modo intellectu solo et nudo et puro, sicuti determinatum est, consistunt (Ibid.).

¹⁶¹ То же можно сказать и по поводу второго [вопроса], который таков: являются ли эти сущности телесными или бестелесными? Либо: если согласиться, что [роды и виды] означают сущности, то означают ли они те сущности, которые телесны, или же те, которые бестелесны? ...На это нужно ответить: в одном смысле это некоторым образом телесное, то есть обособленное в своем существовании, но при обозначении его универсальным именем оно - бестелесно, так как универсалия не имеет [вещи] по отдельности и определенно, но [лишь] в общих чертах, как мы достаточно показали выше. Оттого сами универсальные имена называются и телесными - в том, что касается природы вещей, и бестелесными - по способу обозначения, так как, даже если нечто они именуют обособленно, они не [обозначают] его отдельно и определенно (Ibid.).

Idem in secunda dici potest, quae est huiusmodi: utrum subsistentia sint corporalia an incorporalia, hoc est, cum concedantur significare subsistentia, utrum alia subsistentia significent, quae sint corporalia, an quae sint incorporalia. ...Cui respondetur: corporalia quodammodo, id est discrete in essentia sua et incorporalia quantum ad universalis nominis notationem, quod scilicet ea non discrete ac determinate nominant, sed confuse, ut supra satis docuimus. Unde et nomina ipsa universalia et corporea dicuntur quantum ad naturam rerum [et si ea quae discreta sunt] et incorporea quantum ad modum significationis, quia etsi eaquae discreta sunt, nominent, non tamen discrete et determinate (Ibid.).

¹⁶² Третий вопрос, а именно: принадлежат ли [роды и виды] чувственному и т. д., - проистекает из той уступки, что была сделана [при ответе] на второй вопрос относительно бестелесного, так как бестелесное, воспринятое определенным образом, делится, как мы выше напомнили, в зависимости от того, принадлежит ли оно чувственному или нет. И говорят, что универсальное существует в чувственном, то есть означает субстанцию, внутренне присущую чувственно воспринимаемой вещи - в силу ее внешних форм, - но [лишь постольку], поскольку оно обозначает ту субстанцию, которая актуально существует в чувственно воспринимаемой вещи, сама же по себе универсалия существует как естественно отделенная от чувственно воспринимаемой вещи, как мы показали выше, с точки зрения Платона (Ibid.).

Tertia vero quaestio, utrum sint posita in sensibilibus etc., ex eo descendit, quod incorporea conceduntur, quia videlicet incorporeum quodam modo acceptum dividitur per esse in sensibili et non esse, ut supra quoque meminimus. Et dicuntur universalia subsistere in sensibilibus, id est significare intrinsecam substantiam existentem in re sensibili ex exterioribus formis et cum eam substantiam significent, quae actualiter subsistit in re sensibili, eandem tamen naturaliter separatam a re sensibili demonstrant, sicut superius iuxta Platonem determinavimus (Ibid.).

¹⁶³ В том, что касается второго вопроса, мы можем понять телесное и бестелесное через чувственно воспринимаемое и нечувственное, поскольку это более подобающий порядок вопросов... остался вопрос: [роды и виды] только именовали само это чувственно воспринимаемое или обозначали и нечто иное? На это отвечают, что они обозначают и само чувственное, и вместе тот общий концепт, который Присциан приписал Божественной мысли по преимуществу (Ibid.).

Possumus autem in secunda quaestione corporeum et incorporeum pro sensibili et insensibili sumere, ut sit ordo quaestionum convenientior, ...restabat quaestio, utrum ipsa sensibilia tantum appellarent an etiam aliquid significarent; cui respondetur quod et sensibilia ipsa significant et simul communem illam conceptionem quam Priscianus divinae menti praecipue adscribit (Ibid.).

¹⁶⁴ Что же касается их неизменности, то, понимая, что [речь идет] о четвертом [вопросе], как мы выше упомянули, принятое нами решение таково: общие имена не существуют никоим образом, ибо после того, как уничтожаются вещи, нет, стало быть, и предикатов к их множеству и, разумеется, нет универсалий тех вещей, например имени розы по отношению к уже <не> существующим розам. Это имя есть лишь обозначение на основании мышления (хотя оно и не именует более ничего [определенного]) - иначе не было бы предложения: ведь никакой [реальной] розы нет (Ibid.).

Et circa ea constantia. Secundum hoc quod hic quartam intelligimus quaestionem, ut supra meminimus, haec est solutio quod universalia nomina nullo modo volumus esse, cum rebus eorum peremptis iam de pluribus praedicabilia non sint, quippe nec ullis rebus communia, ut rosae nomen <non> iam permanentibus rosis, quod tamen tunc quoque ex intellectu significativum est, licet nominatione careat, alioquin propositio non esset: nulla rosa est (Ss. 29-30).

¹⁶⁵ Я происхожу из местечка, расположенного в преддверии Бретани, как я думаю, милях в восьми к востоку от Нанта, и носящего название Пале. Одаренный от природы моей родины или по свойствам нашего рода восприимчивостью, я отличался способностями к научным занятиям. Отец мой до того, как препоясался воинским поясом, получил некоторое образование. Поэтому и впоследствии он был преисполнен такой любовью к науке, что, прежде чем готовить каждого из своих сыновей к воинскому делу, позаботился дать им образование. - Петр Абеляр. История моих бедствий. Перевод с лат. В. А. Соколова. М., 1994.

Ego igitur, oppido quodam oriundus quod in ingressu minoris Britanniae constructum, ab urbe Namnetica versus orientem octo credo miliariis remotum, proprio vocabulo Palatium appellatur, sicut natura terrae meae vel generis animo levis, ita et ingenio extiti et ad litteratoriam disciplinam facilis. Patrem autem habebam litteris aliquantulum imbutum antequam militari cingulo insigniretur; unde postmodum tanto litteras amore complexus est, ut quoscumque filios haberet, litteris antequam armis instrui disponeret. - PL, t. CLXXVIII.

¹⁶⁶ Я же чем больше оказывал успехов в науке и чем легче они мне давались, тем более страстно привязывался к ним и был одержим такой любовью к знанию, что, предоставив своим братьям наследство, преимущества моего первородства и блеск военной славы, совсем отрекся от участия в совете Марса ради того, чтобы быть воспитанным в лоне Минервы. Избрав оружие диалектических доводов среди остальных положений философии, я променял все прочие доспехи на эти и предпочел военным трофеям - победы, приобретаемые в диспутах. Поэтому едва только я узнавал о процветании где-либо искусства диалектики и о людях, усердствующих в нем, как я переезжал, для участия в диспутах, из одной провинции в другую, уподобляясь, таким образом, перипатетикам (Ibid.).

Ego vero quanto amplius et facilius in studio litterarum profeci tanto ardentius eis inhaesi, et in tanto earum amore illectus sum ut militaris gloriae pompam cum hereditate et praerogativa primogenitorum meorum fratribus derelinquens, Martis curiae penitus abdicarem ut Minervae gremio educarer; et quoniam dialecticarum rationum armaturam omnibus philosophiae documentis pretuli, his armis alia commutavi et tropheis bellorum conflictus pretuli disputationum. Proinde diversas disputando perambulans provincias, ubicunque huius artis vigere studium audieram, peripateticorum emulator factus sum (Ibid.).

¹⁶⁷ Когда по прошествии нескольких лет я совсем оправился от болезни, мой бывший наставник Гильом, архидиакон Парижский, сменив свое прежнее одеяние, вступил в ряды уставных каноников, как передавали, с целью казаться благочестивее и тем скорее подняться на более высокую ступень духовного сана. Этого он в самом скором времени и достиг, так как его сделали епископом Шалонским. Однако новое одеяние, [соответствующее его сану], не удалило его из Парижа и не отвлекло от привычных занятий философией: в том же самом монастыре, в который он удалился, дабы посвятить себя делу веры, он тотчас же, по своему обычаю, стал заниматься публичным преподаванием (Ibid.).

Elapsis autem paucis annis, cum ex infirmitate iam dudum convaluissem, praeceptor meus ille Guillhelmus Parisiacensis archidiaconus, habitu pristino commutato, ad regularium clericorum ordinem se convertit; ea ut referebant intentione ut quo religiosior crederetur ad maioris praelationis gradum promoveretur, sicut in proximo contigit, eo Catalaunensi episcopo facto. Nec tamen hic suae conversionis habitus ant ab urbe Parisius aut a consueto philosophiae studio revocavit, sed in ipso quoque monasterio ad quod se causa religionis contulerat statim more solito publicas exercuit scholas (Ibid.).

¹⁶⁸ Тогда я возвратился к нему, чтобы прослушать у него курс риторики, причем в ходе наших неоднократно возникавших споров я, весьма убедительно опровергнув его доводы, вынудил его самого изменить и даже отвергнуть его прежнее учение об универсалиях. Было же его учение об общих понятиях таково: он утверждал, что вещь, одна и та же по сущности, находится в своих отдельных индивидуумах вся целиком и одновременно: последние же различаются [между собой] не по [своей] сущности, но только в силу многообразия акциденций (Ibid.).

Tum ego ad eum reversus ut ab ipso rhetoricam audirem, inter cetera disputationum nostrarum conamina antiquam eius de universalibus sententiam patentissimis argumentorum rationibus ipsum commutare, immo destruere compuli. Erat autem in ea sententia de communitate universalium, ut eamdem essentialiter rem totam simul singulis suis inesse astrueret individuis, quorum quidem nulla esset in essentia diversitas sed sola multitudine accidentium varietas (Ibid.).

¹⁶⁹ А ведь этот вопрос об универсалиях был у диалектиков всегда одним из важнейших, и он настолько труден, что даже Порфирий в своем «Введении», говоря об универсалиях, не решился определить их, заявив: «Это дело чрезвычайной глубины». После того как Гильом изменил и даже был вынужден отвергнуть свое прежнее учение, к его лекциям начали относиться так пренебрежительно, что едва даже стали допускать его к преподаванию других разделов диалектики: как будто бы только в этом учении, т. е. в учении об универсалиях, заключается вся суть этой науки (Ibid.).

Et quoniam de universalibus in hoc ipso praecipua semper est apud dialecticos quaestio ac tanta ut eam Porphyrius quoque in Isagogis suis cum de universalibus scriberet definire non praesumeret dicens «Altissimum enim est huiusmodi negotium», cum hanc ille correxerit immo coactus dimiserit sententiam, in tantam lectio eius devoluta est negligentiam, ut iam ad cetera dialecticae vix admitteretur quasi in hac scilicet de universalibus sententia tota huius artis consisteret summa (Ibid.).

¹⁷⁰ Поэтому мое учение приобрело такую силу и авторитет, что лица, наиболее усердно поддерживавшие раньше моего вышеназванного учителя и особенно сильно нападавшие на мое учение, теперь перешли в мою школу. Даже преемник моего учителя в парижской школе сам предложил мне свое место, чтобы вместе с остальными поучиться у меня там, где раньше процветал его и мой учитель (Ibid.).

Hinc tantum roboris et auctoritatis nostra suscepit disciplina, ut hi qui antea vehementius magistro illi nostro adhaerebant et maxime nostram infestabant doctrinam, ad nostras convolarent scholas, et ipse qui in scholis Parisiacae sedis magistro successerat nostro locum mihi suum offerret, ut ibidem cum ceteris nostro se traderet magisterio ubi antea suus ille et noster magister floruerat (Ibid.).

¹⁷¹ Пока происходили все эти события, моя возлюбленная мать Люция вызвала меня к себе, на родину. После пострижения моего отца Беренгария в монахи она намеревалась поступить так же. По исполнении этого обряда я возвратился во Францию, чтобы основательнее изучить богословие, в то время как часто упоминаемый наш учитель Гильом уже утвердился на престоле епископа Шалонского (Ibid.).

Dum vero haec agerentur, carissima mihi mater mea Lucia repatriare me compulit; quae videlicet post conversionem Berengarii patris mei ad professionem monasticam, idem facere disponebat. Quo completo reversus sum in Franciam, maxime ut de divinitate addiscerem, quando iam saepefatus magister noster Guillhelmus in episcopatu Catalaunensi pollebat (Ibid.).

¹⁷² Но благополучие всегда делает глупцов надменными, а беззаботное мирное житие ослабляет силу духа и легко разлагает плотскими соблазнами. Считая уже себя единственным сохранившимся в мире философом и не опасаясь больше никаких неприятностей, я стал ослаблять бразды, сдерживающие мои страсти, тогда как прежде я вел самый воздержанный образ жизни. И достигая все больших успехов в изучении философии или богословия, я все более отдалялся от философов и богословов нечистотой моей жизни. Известно, что философы, не говоря уже о богословах (то есть о людях, соблюдавших наставления Священного Писания), славились больше всего красотою своей воздержанности. Я же трудился, всецело охваченный гордостью и сластолюбием, и только божественное милосердие, помимо моей воли, исцелило меня от обеих этих болезней - сначала от сластолюбия, а затем и от гордости; от первого оно избавило меня лишением средств его удовлетворения, а от сильной гордости, порожденной во мне прежде всего моими учеными занятиями (по слову апостола: «Знание преисполняет надменностью»), оно спасло меня, унизив сожжением той самой книги, которой я больше всего гордился (Ibid.).

Sed quoniam prosperitas stultos semper inflat et mundana tranquillitas vigorem enervat animi et per carnales illecebras facile resolvit, cum iam me solum in mundo superesse philosophum estimarem nec ullam ulterius inquietationem formidarem, frena libidini cepi laxare, qui antea vixeram continentissime. Et quo amplius in philosophia vel sacra lectione profeceram, amplius a philosophis et divinis immunditia vitae recedebam. Constat quippe philosophos necdum divinos, id est sacrae lectionis exhortationibus intentos, continentiae decore maxime polluisse. Cum igitur totus in superbia atque luxuria laborarem, utriusque morbi remedium divina mihi gratia licet nolenti contulit. Ac primo luxuriae, deinde superbiae; luxuriae quidem his me privando quibus hanc exercebam; superbiae vero quae mihi ex litterarum maxime scientia nascebatur, iuxta illud Apostoli «Scientia inflat», illius libri quo maxime gloriabar combustione me humiliando (Ibid.).

¹⁷³ Ibid.

¹⁷⁴ Услышав об этом, ее дядя, родные и близкие еще более вооружились против меня, думая, что я грубо обманул их и посвятил ее в монахини, желая совершенно от нее отделаться. Придя в сильное негодование, они составили против меня заговор и однажды ночью, когда я спокойно спал в отдаленном покое моего жилища, они с помощью моего слуги, подкупленного ими, отомстили мне самым жестоким и позорным способом, вызвавшим всеобщее изумление: они изуродовали те части моего тела, которыми я свершил то, на что они жаловались...

С наступлением утра ко мне сбежался весь город; трудно и даже невозможно выразить, как были все изумлены, как все меня жалели, как удручали меня своими восклицаниями и расстраивали плачем. Особенно терзали меня своими жалобами и рыданиями клирики и прежде всего мои ученики, так что я более страдал от их сострадания, чем от своей раны, сильнее чувствовал стыд, чем нанесенные удары, и мучился больше от срама, чем от физической боли (Ibid.).

Quo audito, avunculus et consanguinei seu affines eius opinati sunt me nunc sibi plurimum illusisse, et ab ea moniali facta me sic facile velle expedire. Unde vehementer indignati et adversum me coniurati, nocte quadam quiescentem me atque dormientem in secreta hospicii mei camera, quodam mihi serviente per pecuniam corrupto, crudelissima et pudentissima ultione punierunt, et quam summa ammiratione mundus excepit, eis videlicet corporis mei partibus amputatis quibus id quod plangebant commiseram...

Mane autem facto, tota ad me civitas congregata, quanta stuperet ammiratione, quanta se affligeret lamentatione, quanto me clamore vexarent, quanto planctu perturbarent, difficile, immo impossibile est exprimi. Maxime vero clerici ac praecipue scolares nostri intolerabilibus me lamentis et eiulatibus cruciabant, ut multo amplius ex eorum compassione quam ex vulneris laederer passione, et plus erubescentiam quam plagam sentirem, et pudore magis quam dolore affligerer (Ibid.).

¹⁷⁵ В столь жалком состоянии уныния я, признаюсь, решил постричься в монахи не ради благочестия, а из-за смятения и стыда. Элоиза же еще до меня по моему настоянию надела на себя покрывало монахини и вступила в монастырь. Итак, мы оба почти одновременно надели на себя монашескую одежду, я - в аббатстве Сен-Дени, а она - в упомянутом выше монастыре Аржантейль (Ibid.).

In tam misera me contritione positum, confusio, fateor, pudoris potius quam devotio conversionis ad monasticorum latibula claustrorum compulit. Illa tamen, prius ad imperium nostrum sponte velata, et monasterium ingressa. Ambo itaque simul sacrum habitum suscepimus, ego quidem in abbatia sancti Dyonisii, illa in monasterio Argenteoli supradicto.

¹⁷⁶ Своему господину, а вернее отцу, своему супругу, а вернее брату, его служанка, а вернее дочь, его супруга, а вернее - сестра, Абеляру - Элоиза. Первое письмо Элоизы Абеляру (Ibid.).

Domino suo, immo patri; coniugi suo, immo fratri; ancilla sua, immo filia; ipsius uxor, immo soror, Abaelardo Heloysa (Ibid.).

¹⁷⁷ Бог свидетель, что я никогда ничего не искала в тебе, кроме тебя самого: я желала иметь только тебя, а не то, что принадлежит тебе. Я не стремилась ни к брачному союзу, ни к получению подарков и старалась, как ты и сам знаешь, о доставлении наслаждений не себе, а тебе, и об исполнении не своих, а твоих желаний. И хотя наименование супруги представляется более священным и прочным, мне всегда было приятнее называться твоей подругой, или, если ты не оскорбишься, - твоею сожительницей или любовницей. Я думала, что чем более я унижусь ради тебя, тем больше будет твоя любовь ко мне и тем меньше я могу повредить твоей выдающейся славе (Ibid.).

Nihil umquam (Deus scit) in te nisi te requisivi: te pure, non tua concupiscens. Non matrimonii foedera, non dotes aliquas expectavi, non denique meas voluptates aut voluntates, sed tuas, sicut ipse nosti, adimplere studui. Et si uxoris nomen sanctius ac validius videretur, dulcius mihi semper extitit amice vocabulum aut, si non indigneris, concubine vel scorti; ut, quo me videlicet pro te amplius humiliarem, ampliorem apud te consequerer gratiam, et sic etiam excellentiae tuae gloriam minus laederem (Ibid.).

¹⁷⁸ До сих пор я верила, что я много значу в твоих глазах: ведь я исполнила все ради тебя и поныне во всем продолжаю тебе повиноваться. Будучи юной девушкой, я обратилась к суровой монашеской жизни не ради благочестивого обета, а лишь по твоему приказанию (Ibid.).

Nunc vero plurimum a te me promereri credideram, cum omnia propter te compleverim, nunc in tuo maxime perseverans obsequio; quam quidem iuvenculam ad monasticae conversationis asperitatem non religionis devotio, sed tua tantum pertraxit iussio (Ibid.).

¹⁷⁹ Ibid.

¹⁸⁰ Элоизе, возлюбленной во Христе, Абеляр, брат ее но Христе. Первое письмо Абеляра Элите.

Heloissae dilectissimae sorori suae in Christo Abaelardus frater eius in ipso (Ibid).

¹⁸¹ Если после обращения нашего от мира сего к Богу я еще не написал тебе ничего, чтобы утешить или ободрить... (Ibid.)

Quod post nostram a saeculo ad Deum conversionem nondum tibi aliquid consolationis vel exhortationis scripserim... (Ibid.)

¹⁸² Сознаваясь в слабости моего истинно несчастнейшего духа, я не в силах отыскать такое покаяние, которым я могла бы умилостивить Бога, обвиняемого мною все время в величайшей жестокости из-за этой несправедливости; делая этим противное Его предначертанию, я более оскорбляю Его своим возмущением, чем умилостивляю своим раскаянием. Разве можно назвать кающимися грешников, как бы они ни умерщвляли свою плоть, если при этом дух их еще сохраняет в себе стремление ко греху и пылает прежними желаниями?! Второе письмо Элоизы Абеляру.

Si enim vere miserrimi mei animi profitear infirmitatem, qua poenitentia Deum placare valeam non invenio, quem super hac semper iniuria summae crudelitatis arguo; et eius dispensationi contraria, magis eum ex dignatione offendo, quam ex poenitentiae satisfactione mitigo. Quomodo etiam poenitentia peccatorum dicitur, quantacunque sit corporis afflictio, si mens adhuc ipsam peccandi retinet voluntatem, et pristinis aestuat desideriis? (Ibid.)

¹⁸³ И наконец я перехожу к тому, что ты называешь своей давней и постоянной жалобой: ты осмеливаешься упрекать Бога за то средство, каким мы были обращены к религии, вместо того чтобы прославлять его, что и надлежит тебе делать. А я-то думал, что эта сердечная горечь по поводу того, что, совершенно очевидно, явилось актом божественной милости, уже давно исчезла. Чем более угрожающей для тебя становится эта горечь, истощающая равным образом и тело и душу, тем больше сожаления и скорби испытываю я. Если ты заботишься о том, чтобы угодить мне во всем, как ты утверждаешь, то ты должна избавиться от этого: тогда ты положишь конец моим мучениям и даже доставишь мне величайшее наслаждение. Если же это будет продолжаться, то ты не сможешь ни порадовать меня, ни достичь блаженства вместе со мной. Сможешь ли ты вынести, если я достигну его без тебя - я, за которым, по твоим словам, ты готова последовать в само адское пламя? Стремись к благочестию хотя бы в этом, иначе ты отделишься от меня, спешащего, как ты полагаешь, навстречу Богу. Второе письмо Абеляра Элоизе.

Superest tandem ut ad antiquam illam, ut diximus, et assiduam querimoniam tuam venimus, quia videlicet de nostrae conversionis modo Deum potius accusare praesumis, quam glorificare, ut iustum est, velis. Hanc iamdudum amaritudinem animi tui tam manifesto divinae misericordiae consilio evanuisse credideram. Quae, quanto tibi periculosior est, corpus tuum pariter et animam conterens, tanto miserabilior est et mihi molestior. Quae cum mihi per omnia placere, sicut profiteris, studeas, hoc saltem uno ut me non crucies, imo ut mihi summopere placeas, hanc depone. Cum qua mihi non potes placere, neque mecum ad beatitudinem pervenire. Sustinebis illuc me sine te pergere, quem etiam ad Vulcania profiteris te sequi velle? Hoc saltem uno religionem appete, ne a me ad Deum, ut credis, properantem dividaris... (Ibid.)

¹⁸⁴ Принадлежащая Богу по виду, принадлежащая ему как индивид. Третье письмо Элоизы Абеляру.

Domino specialiter, sua singulariter (Ibid.).

¹⁸⁵ Мне бы не хотелось дать тебе повод считать, что я в чем-то не подчиняюсь тебе, поэтому я наложила узду запрета на те слова, которые источает моя безграничная печаль... (Ibid.)

Ne me forte in aliquo de inoboedientia causari queas, verbis etiam immoderati doloris tuae frenurn impositurn est iussionis... (Ibid.)

¹⁸⁶ Поскольку в бесчисленных сочинениях отцов церкви есть некоторые утверждения, которые, как кажется, не только расходятся Друг с другом, но и противоречат друг другу, не стоит бояться отнестись к ним критически... Наше понимание их неполно, ему препятствует как непривычный слог, так и множество значений одних и тех же слов... И если, согласно Цицерону, однообразие во всех вещах есть мать пресыщения, т. е. порождает скуку, то следует одну и ту же вещь называть по-разному и не выражать все обычными и простонародными словами... Нередко авторство апокрифических сочинений приписывается святым, чтобы эти сочинения имели авторитет. Даже некоторые части Писания испорчены ошибками писцов. Я также думаю, что в не меньшей степени следует обращать внимание на то, было ли то, что написано у святых отцов, признано ошибочным и впоследствии исправлено, как это часто делал св. Августин; или они утверждают нечто, основываясь в большей степени на чужом мнении, а не на своем...

Cum in tanta verborum multitudine nonnulla etiam sanctorum dicta non solum ab invicem diversa, verum etiam invicem adversa videantur, non est temere de his iudicandum... Ipsorum nobis desit intelligentia, ad quam nos maxime pervenire impedit inusitatus locutionis modus ac plerumque earumdem vocum significatio diversa... Et cum iuxta Tullium in omnibus identitas mater sit satietatis, id est fastidium generet, oportet in eadem quoque re verba ipsa variare, nec omnia vulgaribus et communibus denudare verbis... Pleraque enim apocrypha ex sanctorum nominibus, ut auctoritatem haberent, intitulata sunt; et nonnulla, in ipsis etiam divinorum testamentorum scriptis, scriptorum vitio corrupta sunt. Nec illud minus attendendum esse arbitror, utrum talia sint ea quae de scriptis sanctorum proferuntur, quae vel ab ipsis alibi retractata sint et, cognita postmodo veritate, correcta, sicut in plerisque beatus egerit Augustinus; aut magis secundum aliorum opinionem quam secundum propriam dixerint sententiam...

Petri Abaelardi Sic et non, eds. E. Henke and G. Lindenkohl. Frankfurt: Minerva Verlag, 1981. Prologus.

¹⁸⁷ В первой гомилии на Иезекииля св. Григорий показывает на ясных примерах, что даже Петр, глава апостолов... так ошибался [в вопросе] об обрезании, а также об исполнении некоторых других древних обрядов, и не устыдился отступить от пагубного лицемерия, когда строго и разумно был поправлен прилюдно своим собратом по апостольству Павлом. Раз очевидно, что даже пророки и апостолы не были свободны от ошибок, будем ли тогда удивляться, если нам покажется, что в таком множестве сочинений святых отцов что-то сказано ошибочно по вышеуказанной причине?

Quod quidem beatus Gregorius in prima super Ezechielem homelia, manifestis declarat exemplis, ipsum etiam apostolorum principem... lapsum in errorem de circumcisionis adhuc et quorundam antiquorum rituum observantia, cum a coapostolo suo Paulo graviter atque salubriter publice correctus esset, a perniciosa simulatione desistere non puduit. Quid itaque mirum, cum ipsos etiam prophetas et apostolos ab errore non penitus fuisse constet alienos, si in tam multiplici sanctorum patrum scriptura nonnulla propter supra positam causam erronee prolata atque scripta videantur? (Ibid.)

¹⁸⁸ Все сочинения такого рода следует воспринимать с полной свободой критики, ничто не заставляет нас принимать их безоговорочно. Иначе будет закрыто всякое обсуждение, а потомки будут лишены превосходных умственных упражнений, заключающихся в обсуждении трудных вопросов языка и стиля. Однако следует сделать исключение для Ветхого и Нового Заветов. В Писаниях, когда что-то удивляет нас и кажется абсурдным, мы не должны говорить, что автор ошибается, но следует признать, что переписчик допустил неточность при копировании рукописи, или что ошибочно толкование, или что нам не хватило разумения.

Quod genus litterarum non cum credendi necessitate, sed cum iudicandi libertate legendum est. Cui tamen ne intercluderetur locus, et adimeretur posteris ad quaestiones difficiles tractandas atque versandas linguae et stili saluberrimus labor, distincta est a posteriorum libris excellentia canonicae auctoritatis Veteris et Novi Testamenti. Ibi si quid veluti absurdum moverit, non licet dicere: auctor huius libri non tenuit veritatem; sed aut codex mendosus est, aut interpres erravit, aut tu non intelligis (Ibid.).

¹⁸⁹ В свете этих соображений я попытался свести вместе различные высказывания святых отцов... и сформулировать некоторые вопросы, которые возникли по поводу кажущихся противоречий в их утверждениях. Эти вопросы должны побудить молодых читателей к усердным поискам истины и способствовать развитию их мыслительных способностей. Несомненно, ключом ко всякому знанию является постоянное и частое вопрошание. Аристотель, философ, обладавший наиболее ясным умом, превыше всего стремился вызвать этот дух вопрошания, ведь в своих «Категориях» он увещевает ученика следующим образом: «Быть может, нелегко убедительно высказываться о таких вещах, не обсудив их многократно. Но подвергать сомнению каждую из них не бесполезно» (Категории VII 8Ь, 21). Сомнение приводит нас к исследованию, а исследование ведет нас к истине.

His autem praelibatis, placet, ut instituimus, diversa sanctorum patrum dicta colligere... aliqua ex dissonantia, quam habere videntur, quaestionem contrahentia, quae teneros lectores ad maximum inquirendae veritatis exercitium provocent et acutiores ex inquisitione reddant. Haec quippe prima sapientiae clavis definitur, assidua scilicet seu frequens interrogatio; ad quam quidem toto desiderio arripiendam philosophus ille omnium perspicacissimus Aristoteles in praedicamento ad aliquid studiosos adhortatur, dicens: Fortasse autem difficile est de huiusmodi rebus confidenter declarare, nisi pertractatae sint saepe. Dubitare autem, de singulis non erit inutile. Dubitando enim ad inquisitionem venimus; inquirendo veritatem percipimus (Ibid.).

¹⁹⁰ Велик тот, кто знает как очистить свои чувства, подобно тому как освободились от богатств те граждане, и пользоваться ими на благо своего собственного спасения и спасения многих [других]. Не менее велик тот, кто сам совершает шаги, для того чтобы взойти к невидимым вещам, изучая философию. Но один испытывает большее наслаждение, другой получает большую пользу. Все согласятся, что первый счастливее, второй же сильнее. Однако величайшим из всех будет гот, кто отвергает пользование чувственными вещами (насколько это может смертный) и восходит вверх, за пределы нашего воображения, не шагами, но большими прыжками; он научился в созерцании возноситься к тем высотам хотя бы иногда.

Magnus ille, qui usum sensuum, quasdam veluti civium opes, expendere satagit, dispensando in suam et multorum salutem. Nec ille minor, qui hunc sibi gradum ad illa invisibilia philosophando constituit: nisi quod hoc dulcius, illud utilius; hoc felicius, illud fortius esse constat. At omnium maximus, qui spreto ipso usu rerum et sensuum, quantum quidem humanae fragilitati fas est, non ascensoriis gradibus, sed inopinatis excessibus, avolare interum contemplando ad illa sublimia consuevit. Bernardus. De consideratione II.3. Sancti Bernardi Abbatis Clare-Vallensis Opera omnia, ed. J. Mabillon (Paris: Gaume Brothers, 1839), T.I.

¹⁹¹ Хочешь ли ты, чтобы я перечислил тебе все эти виды рассмотрения? Если это тебе покажется приемлемым, давай назовем первый вид практическим, второй - научным, а третий - умозрительным. Из определений, которые я им дам, станет ясно, почему я их так назвал. Практическим будет такое рассмотрение, которое пользуется чувствами и вещами, воспринимаемыми чувствами упорядоченным и сообразным способом, так чтобы угодить Богу. Оно будет научным, когда производится мудрое и тщательное исследование и осмысление знаков божественной деятельности в мире. Умозрительное рассмотрение возвращается к самому себе, насколько позволяет Бог, и освобождает себя от человеческих дел ради размышления о Боге.

Vis tibi has considerationis species propriis distingui nominibus? Dicamus, si placet, primam dispensativam, secundam aestimativam, tertiam speculativam. Horum nominum rationes definitiones declarabunt. Dispensativa est consideratio sensibus sensibilibusque rebus ordinate et socialiter utens ad promerendum Deum. Aestimativa est consideratio prudenter ac diligenter quaeque scrutans et ponderans ad vestigandum Deum. Speculativa est consideratio se in se colligens, et, quantum divinitus adiuvatur, rebus humanis eximens ad contemplandum Deum (Ibid.).

¹⁹² Я думаю, ты прекрасно понимаешь, что этот последний вид есть плод других видов. Если другие виды не ведут к этому, то они не являются тем, чем кажутся. И первый вид сеет много и ничего не пожинает, если не имеет в виду последний. Второй вид бесцельно бродит и не продвигается вперед, если не стремится к последнему. Таким образом, то, чего желает первый и обоняет второй, третий вкушает. Два других достигают того же вкушения, но более медленно. Первый достигает этого с большими усилиями, второй - с большей легкостью (Ibid.).

Puto vigilanter advertis aliarum hanc esse fructum: ceteras, si non referantur ad istam, quod dicuntur videri posse, sed non esse. Et prior quidem absque intuitu huius multa serit, et nihil metit: sequens vero nisi ad istam se dirigat, vadit, sed non evadit. Ergo quod prima aptat, secunda odorat, tertia gustat. Ad quem tamen gustum perducunt et ceterae, etsi tardius: nisi quod prima laboriosius, secunda quietius pervenitur (Ibid.).

¹⁹³ [Из перечня ошибок Петра Абеляра:]

7. Бог способен совершать или не совершать то или иное именно в том виде и в то время, в которые Он совершает это, но ни в какие другие. Берна? Клервоский. Письмо к папе Иннокентию II против Абеляра.

7. Quod ea solummodo possit Deus facere vel dimittere vel eo modo tantum vel eo tempore quo facit, non alio.

Bemardus. Epistola CXC // Sancti Bernard! opera, vol. VIII, eds. J. Leclercq and H. Rochais (Roma, 1977).

¹⁹⁴ Из «Введения в Теологию» Абеляра III.5: Итак, как бы долго я ни размышлял, принимая во внимание, что только Бог способен делать то, что подобает Ему делать, и Ему не подобает делать то, что Он оставляет несделанным, поистине я прихожу к мнению, что Бог способен делать только то, что Он делает, когда бы Он ни делал это, хотя с этим нашим мнением никто не согласен или согласны лишь некоторые, и многие из высказываний святых, а чем-то и доводы разума с ним расходятся.

Quantum igitur aestimo, cum id tantum Deus facere possit quod eum facere convenit, nec eum quidquam facere convenit quod facere praetermittat, profecto id solum eum posse facere arbitror quod quandoque facit, licet haec nostra opinio paucos aut nullos habeat assentatores, et plurimum dictis sanctorum, et aliquantulum a ratione dissentire videatur. Abelard. Introductio ad theologiam, III.5. Patrologia Latina, CLXXVIII.

¹⁹⁵ Отцу Дезидерию, высокочтимому настоятелю монастыря в Кассино и всей святой братии от грешного монаха Петра в Святом Духе дружеское лобзание.

Domino Desiderio, Cassinensis monasterii reverentissimo rectori, et universe sancto conventui Petrus peccator monachus pacis osculum in Spiritu Sancto. Peter Damian. De divina omnipotentia I // Edizione Nationale dei Classici del Pensiero Italiano 5, ed. P. Brezzi. Firenze: Valecchi, 1943.

¹⁹⁶ Помнишь, как-то раз за трапезою зашла речь среди беседующих об этом месте у бл. Иеронима: утверждаю, говорит, решительно: «Хотя и все может Бог, не может восстановить деву после падения ее. Может, правда, освободить от наказания, но не имеет силы увенчать падшую». Я же, хотя по робости своей не осмелился бы с легкостью оспорить свидетельство такого мужа, все же тебе-то, отче со мною единодушный, сказал начистоту то, что думаю. Признаюсь, говорю, это утверждение всегда было мне не по нраву. Ведь не то важно мне, кем говорится, но что говорится.

Петр Дамиани. О божественном всемогуществе. Перевод И. В. Купреевой // Ансельм Кентерберийский. Сочинения. М., 1995.

Nam dum aliquando, ut meminisse potes, uterque discumberemus ad mensam illudque beati Hieronymi sermocinantibus deveniret in medium: «Audenter, ait, loquor: cum «omnia possit Deus, suscitare virginem non potest post ruinam. Valet quidem liberare de poena sed non valet coronare corruptam». Ego, licet pavidus utpote qui disputare de tanti viri testimonio facile non auderem, unanimi tamen patri, tibi videlicet, dixi pure quod sensi: «Haec, inquam, fateor numquam potuit mihi placere sententia; non enim a quo dicatur sed quid dicatur attendo» (Ibid.).

¹⁹⁷ Ты же отвечал - напротив, разумно и согласно с Писанием сказано, что Бог, конечно, не может восстановить деву после падения. После чего, многое охватив долгими и пространными рассуждениями, к тому привел заключение твоего определения, что сказал: Бог не может этого не по другой какой причине, кроме как по той, что не хочет (Ibid.).

Tu autem e contrario respondisti ratum esse quod dictum est et satis authenticum, Deum videlicet non posse suscitare virginem post ruinam. Deinde longis et prolixis argumentationibus multa percurrens, ad hoc tandem definitionis tuae clausulam perduxisti ut diceres: Deum non ob aliud hoc non posse nisi quia non vult (Ibid.).

¹⁹⁸ Я на это: если, говорю, ничего не может Бог из того, чего не хочет; и ничего, кроме того, что хочет, не делает; стало быть, вовсе ничего не может делать из того, чего не делает. Итак, из этого следует, что мы со спокойной душой признаем, что Бог сегодня потому не посылает дождь, что не может... из этого, значит, следует, что все, чего Бог не делает. Он вообще не может делать (Ibid.).

Ad quod ego: «Si nihil, inquam, potest Deus eorum quae non vult, nihil autem nisi quod vult facit; ergo nihil omnino potest facere eorum quae non facit. Consequens est itaque, ut libere fateamur, Deum hodie idcirco non pluere quia non potest... sequitur ergo ut quidquid Deus non facit, facere omnino non possit (Ibid.).

¹⁹⁹ Так, так признаю и, не боясь никаких возражений насмешливых спорщиков, утверждаю без колебаний: может всемогущий Бог всякой многобрачной вернуть девственность, восстановить в самом ее теле знак невинности, с которым вышла она из чрева матери (Ibid.).

Fateor, plane fateor, nullumque timens cavillatoriae contentionis obloquium constanter affirmo quia valet omnipotens Deus multinubam quamlibet virginem reddere, incorruptionisque signaculum in ipsa eius carne, sicut ex materno egressa est utero, reparare (Ibid.).

²⁰⁰ Наконец, кажется, должен я вынести на суд твоей святости ответ на то, что многие выдвигают в споре об этом предмете, говоря: «Если Бог, как ты утверждаешь, во всем всемогущ, разве может и так сделать, чтобы бывшее стало небывшим? Может, конечно, разрушить какие-либо создания, так чтобы их уже не было; но невозможно усмотреть, каким образом может он сделать так, чтобы те, что были созданы, стали бы небывшими. Разумеется, может быть так, что отныне и впредь Рима не будет; но как может быть, чтобы он и в древности не был основан, это недоступно никакому рассудку» (Ibid.).

Ad illud postremo quod in hac disputandi materia plures obiciunt sub sanctitatis tuae iudicio video respondendum. Aiunt enim: Si Deus, ut asseris, in omnibus est omnipotens, numquid potest hoc agere ut quae facta sunt, facta non fuerint? Potest certe facta quaeque destruere ut iam non sint, sed videri non potest quo pacto possit efficere ut quae facta sunt, facta non fuerint. Potest quippe fieri ut amodo et deinceps Roma non sit: potest enim destrui; sed ut antiquitus non fuerit condita, quomodo possit fieri, nulla capit opinio (Ibid.).

²⁰¹ Но чего хотят для себя некие суетные люди и распространители безбожного учения, те, кто, расставляя для других силки своих вопросов, не замечают того, что прежде сами в них с головой запутываются; и подставляя простодушным путникам преграды из дерзких словесных ухищрений, сами еще скорее наталкиваются на камень преткновения. Разве же, говорят, может Бог сделать так, чтобы после того как нечто однажды было создано, оно стало небывшим?..

Ведь и все то, что есть сейчас, несомненно с необходимостью существует; ибо, пока что-либо существует, не невозможно, чтобы оно не существовало (Ibid.).

Sed quid sibi volunt vani quilibet homines et sacrilegi dogmatis inductores, qui, dum aliis quaestionum suarum tendiculas struunt, quod in eas ipsi ante praecipites corruant non attendunt, et dum simpliciter gradientibus scandala frivolae inquisitionis obiciunt, ipsi potius in lapidem offensionis impingunt? «Numquid, inquiunt, potest Deus hoc agere ut postquam semel aliquid factum est, factum non fuerit?»

Nam et quicquid nunc est, quandiu est, procul dubio esse necesse est; nec enim, quandiu aliquid est, non esse impossibile est (Ibid.).

²⁰² Вообще, то, что исходит из рассуждении диалектиков и риторов, нельзя так просто распространять на божественные тайны; и не так обстоит дело, чтобы придуманное для использования в качестве доказательств силлогизмов или заключений речи жестко подчиняло себе священные законы и противопоставляло необходимость своих выводов божественной мощи (Ibid.).

Наес plane quae ex dialecticorum vel rethorum prodeunt argumentis, non facile divinae virtutis sunt aptanda mysteriis, et quae ad hoc inventa sunt ut in syllogismorum instrumenta proficiant, vel clausulas dictionum, absit ut sacris legibus pertinaciter inferant et divinae virtuti conclusionis suae necessitates opponant (Ibid.).

²⁰³ Между тем доподлинно известно, что в старину на школьных диспутах об этом вопросе рассуждали пространнее, и не только язычники, но и приверженцы христианской веры; но никто из них не решился на такое безумие, как приписать Богу в чем-то бессилие, и тем более никто из христиан не усомнился в Его всемогуществе... Те же, кто ныне поднимают древний вопрос, между тем как мнят знать свыше того, что могут уразуметь, скорее ослепляют светоч своего рассудка; ибо не страшатся перечить самому Отцу света (Ibid.).

De qua nimirum quaestione veteres liberalium artium discussores, non modo gentiles sed et fidei Christianae participes, prolixius tractaverunt, sed nemo illorum in hanc ausus est prosilire vesaniam, ut Deo notam impossibilitatis adscriberet, et praesertim, si Christianus fuit, de illius omnipotentia dubitaret... Isti autem, qui antiquam quaestionem noviter asserunt, dum altiora gestiunt nosse quam capiunt, potius aciem suae mentis obtundunt, quia ipsum lucis auctorem offendere non pavescunt (Ibid.).

²⁰⁴ Итак, этому вопросу, поскольку доказано, что он относится не к обсуждению мощи божественного величия и не к силе или материи вещей, но к способу и порядку рассуждения и последовательности слов, нет места среди святынь церкви... (Ibid.)

Наес igitur quaestio, quoniam non ad discutiendam maiestatis divinae po-tentiam sed potius ad artis dialecticae probatur pertinere peritiam, et non ad virtutem vel materiam rerum sed ad modum et ordinem disserendi et conse-quentiam verborum, non habet locum in Ecclesiae sacramentis... (Ibid.)

²⁰⁵ Непраздно можем утверждать, что может Бог в неизменной и всегда наипрочнейшей вечности своей сделать так, чтобы то, что было создано, в этом нашем прохождении не было создано; т. е. так, что говорим: «Может Бог сделать так, чтобы Рим, основанный в древние времена, не был основан». Это произносимое нами «может», как видно, настоящего времени, правильно сказывается о неизменной Бога всемогущего вечности; что же до нас, у которых нескончаемые перемены и вечное прохождение, то более уместно было бы сказать нам привычным образом «мог»... (Ibid.)