Ученье и учитель

Роль учителя в процессе обучения, сознание своего долга, верность ему, духовное и душевное общение с детьми. Школьная педагогика, рациональное использование методических приемов и способов. Педагогический смысл экзамена, разумное отношение к ученику.

Рубрика Педагогика
Вид реферат
Язык русский
Дата добавления 20.04.2010
Размер файла 51,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Ученье и учитель

Прежде чем учитель начнет учить, ему предстоит важное дело, которое обыкновенно оставляется без всякого внимания. Учитель должен говорить, т. е. уметь владеть своим голосом сознательно, ибо он, прежде всего, должен учить учеников своих говорить (издавать голос) сознательно. Это, можно сказать, первая степень школьного учения и первый залог успеха.

Всякий должен стремиться к тому, чтобы речь его была внятная. Кто затрудняется в произношении или кто произносит так, что нелегко понять его, тот лишен главного орудия, необходимого в обращении с людьми. Учителю же в особенности невозможно управлять своим классом и овладеть его вниманием, если произношение его невнятно, грубо, или тупо, или монотонно, без смысла. Голос -- великое дело -- он может привлекать и отталкивать, и возбуждать и притуплять или раздражать внимание. Иного природа одарила хорошим голосом, иного обделила; но и тот и другой обязаны учиться управлять своим голосом и его настраивать. Речь учителя должна быть спокойная, сдержанная, внятная. Без многословия, каждое слово его должно иметь цену и значение для класса.

Учить читать -- значит учить говорить, т. е. произносить слова и складывать речь сознательно. В этом смысле уроки чтения непрерывны до самого конца школьного обучения, только приемы уроков неодинаковы, восходя от простого до более сложного. Малый ребенок, прежде всего, приучается правильно произносить каждое слово, и каждое чтение должно служить упражнением голоса.

Вслед за этим упражнением станем испытывать детей уловить смысл целой фразы. Сначала пусть они в уме подумают, что оно значит, потом, пусть тот или другой, скажет свою мысль; затем, когда образуется общее значение фраза, русл прочтут ее внятно. Тут дело учителя наблюдать за интонацией чтения: она должна быть такова, чтобы видно было, что читающий понимает смысл фразы и желает сделать его для других понятным.

И надобно, чтобы ученик сам добрался до этого понимания: если учитель начнет с того, что сам прочтет фразу, повторение ее учениками будет лишь подражанием, и большею частью плохим подражанием. Когда закончатся ученические опыты чтения, только полезно будет учителю прочесть перед учениками ту же фразу, над которою они трудились, по книге.

Иное дело, если в свободную минуту, когда перед глазами у детей нет книги, учитель прочтет им вспух, без наглядности, фразу, совсем для них новую, чтобы доказать им, как слух должен руководствовать чтением. Чтение только по книге будет, и у иных остается на всю жизнь механическим, безжизненным: работает глаз, а мысль не работает, Необходимо, чтобы она работала и управляла чтением. Тогда и всякое ударение тона будет правильное, на своем месте, там, где оказывается, так сказать, ключ смысла целой фразы.

Нельзя похвалить обычай массового чтения, когда детей заставляют, разом всех вместе произносить читаемое. Это нестройное чтение смешанными голосами ни к чему не служит, ничем не возбуждает внимание учителя и нестройностью звука неприятно поражает слух.

На каждой ступени школьной жизни продолжается и еще возрастает важное значение чтения вслух. Нужно оно, во-первых, для того, чтобы не утрачивалась, а укреплялась привычке к чтению внятному, выразительному, разумному. Человек призван действовать словом, а для этой работы, как для всякой другой, нужно исправное, усовершенствованное орудие. Притом бесспорно ясность речи состоит в связи и с ясностью мысли: одно другому соответствует.

В школьной педагогии недостаточно еще ценится великая важность произношения и чтения. На каждой стадии школьного развития оно приобретает новое значение, пока достигнет степени художественного. В этом смысле чтение становится само по себе свободною школою грамматики, правописания, пунктуации, и лучшим орудием для развития вкуса и в литературе и в письменном изложении мыслей. Осмысленное, выразительное чтение лучших литературных произведений, особливо поэтических стихотворений, оставляет на целую жизнь дорогие впечатления, образующие вкус художественный. Разумно руководимое чтение -- полубессознательно, полусознательно -- подготовляет почву для восприятия правил грамматики и стиля, которые без этой подготовки являлись бы лишь мучительным бременем для памяти. Всякое творение, истинно художественное в области слова пишется и должно писаться помощью не мысли только и зрения, но и помощью слуха: без участия слуха не может быть в нем той гармонии, слова, которая удовлетворительна для вкуса истинно художественного.

Учитель ошибается, если думает, что все дело его содержится в урочных часах преподавания в классе. Много важнее междуурочные и послеурочные часы занятий с детьми: здесь собирается богатый материал для оживления интереса, для возбуждения мысли и воображение, для сообщения понятий и сведений, здесь прямое средство духовного и душевного общения учителя с детьми и залог сердечной и умственной привязанности детей к школе и к учителю.

При самом начале дела не воображай, что всего важнее метод обучения. Всего важнее -- в самом начале -- сознание своего долга и верность ему. В самом начале помни: надо вставать рано, надо готовиться к уроку, поправлять тетрадки учеников тщательно, не утягивать ни минуты из урочного часа.

Если хочешь, чтобы класс твой был спокоен и внимателен, будь спокоен и внимателен сам, -- спокоен, прежде всего, во внешних приемах. Молодой конь чует неопытного, неуверенного в себе седока, и начинает шалить и брыкаться.

Надо тебе знать каждого из учеников по имени, и по имени звать его. Плохой, равнодушный учитель безымянно тыкает своих учеников. В доброй школе я видел доброго учителя, как он звал детей без фамилии, по именам: "Ваня, Сеня, Саша". Не забывай никогда, что у тебя в классе дети: старайся быть юн с ними, -- и они это почувствуют.

Когда ученик читает стихотворение, не вмешивайся в чтение, не перерывай его объяснением, кто такой Олег, кто Печенеги. Пусть дочтет до конца -- тогда можешь давать ему реальные объяснения.

Не будь рабом методы, когда надо задавать вопросы ученику. Когда ты его знаешь, и глаза твои на него открыты, он сам тебе подскажет, о чем спрашивать.

Если для истории литературы станешь руководствоваться одним учебником, не будет толку. Дай ученику прочесть стихотворение поэта -- научи его прочесть как следует -- и тогда легко будет тебе объяснить, а ему понять, кто был писатель, и что он значит.

Когда поправляешь тетради, будь терпелив и внимателен: не ожидай и не требуй всего зараз и от каждого одинаково. Думай, до чего в данную минуту может быть способна голова ученика твоего: чего не поняла сегодня, может понять завтра -- не порти ему радость самосознания, когда видишь, что он старается понять и работает головою.

Не сомневайся в успехе, когда делаешь дело свое с мыслью, что оно не должно быть бесплодно, и работаешь с крепкой волей, чтоб ученик подлинно от тебя научился.

Приходится бороться с ленью и равнодушием. Но помни, что каждое внушение и наказание должно быть действенно. Не затрачивай сразу всю его силу. Иногда довольно взгляда, довольно движения. Когда этого недостаточно -- действует слово. Но где довольно одного слова, берегись многословия.

Не раздражайся мелочами и не придавай им значения. Шалун нарисовал на столе твою фигуру, да еще подписал. Что тебе делать? Спокойно сотри ее или вели стереть соседу. Беда, если рассердишься, да еще станешь расследовать. Тогда пример станет заразителен.

Когда сидишь в классе и видишь перед собою 30 ребят, не забывай, что и ты когда-то был совершенно такой же.

И тоже помни: чего требуешь от каждого из учеников своих-- и последнего, и первого, -- то сам ты должен уметь делать. Итак, всякую работу, какую задаешь им, ты должен сначала уметь проделать сам как можно лучше. В этом правда, и без правды -- какое учительство!

Я знал учителя, которого любили и боялись, потому что верили ему, и он был в себе уверен. Он не усомнился раз сказать ученикам: "Вот вы сделали перевод правильно, а я ошибся и был не прав". Дети чувствуют правду.

В словесном упражнении первое дело, чтоб работа была сделана со старанием, как можно лучше, как только способен сделать ученик. Что такое знание? Древние говорили, что добродетель есть знание. Мы скажем, что добросовестность в деле есть знание. В чем главный смысл твоего учительства? В том, что ты ведешь учеников к возможной полноте работы и тем возбуждаешь в них стремление к совершенству.

Будь естествен: говорить надобно так, чтобы ясно понимали те, кому говоришь. Итак, когда говоришь, не от себя исходи, не о себе думай, а о тех, ному говоришь. В них жизнь движется: надобно ям слышать живое слово.

Берегись употреблять отвлеченные фразы, берегись нанизывать правило на правило. Дорога, вымощенная отвлеченностями да правилами, ведет к отупению и отводит от жизни.

Учитель пусть помнит, что он делает великое дело, которое нельзя делать с небрежением.

Стоило бы, например, каждому учителю записать себе на память:

1) учитель, когда кланяется ему ученик, не оставляет поклон без ответного знака,

2) не должен учитель сидеть на своем месте разгильдяем, и облокотясь руками на стол,

3) ни ученик перед ним, ни он перед учеником не стоит, держа руки в карманах,

4) учитель никак не опаздывает, и последним выходит их класса.

Когда слышишь наших ученых педагогов, -- они, кажется, думают, что их научные правила дают им в руки универсальное средство делать что угодно с живым материалом, который дается в руки учителю. Точно в руках у него мягкий воск, из которого человек, обладающий техникой, может лепить какие угодно фигуры. К счастью, не то выходит на деле, и эта техника сама по себе оказывается мертвящею буквой. Педагоги эти не понимают, что каждый класс из 20, 30, 40 детей есть живое существо: живущее своею жизнью, имеющее свою душу, и что в эту душу учителю предстоит проникнуть.

Когда судят о человеке, надобно отыскивать в нем не одну лишь отрицательную сторону, а, прежде всего, положительную: мы скорее замечаем, чего нет в человеке, нежели что есть в нем. А что есть, это всего важнее.

Так, обсуждая ученические работы, мы гоняемся за ошибками и их отмечаем. Этого мало и эта мерка неправая. Надо уметь смотреть внутрь, сквозь ошибки. Кто умеет, видит сквозь ошибки, к чему способен ученик, что умеет, что может дальше в нем вырасти. Итак, напрасно думает начальник, что, обозрев множество тетрадок, по счету отмеченных ошибок получит он понятие о целом классе и о способностях каждого ученика.

Одни наставления и выговоры плохо действуют, если ученик не привыкнет видеть в учителе живой образ умения, старания, добросовестности -- и уважать его. Когда ученик боится учителя в нравственном смысле этого слова, один взгляд, одно слово учителя будит ученика, стыдит, одобряет, оживляет, руководствует.

Когда работа употребляется в школе в виде наказания, это плохой показатель: значит, работа мало ценится, или сама по себе считается тяжким и скучным делом.

Есть методические лабиринты, в которых только опытный и разумный учитель может найти себе вход и выход, а неразумный и начинающий путается без исхода. Таков лабиринт прославляемого "объяснительного чтения". Разыгрываясь на этом широком поле, фантазия учителя может довести ученика до отупения, прерывая мысль его в чтении на каждом шагу и сбивая его с толку вопросами и внушениями. Чтение какой-нибудь басни превращается у иного учителя в урок de omni re scibili et quibusdam aliis1: точно входит он в лес и спотыкается на каждом кустике и дереве, забывая совсем о существенном предмете урока. Неразумные поклонники этого метода, развивая его, любят составлять примерные уроки длинных объяснительных чтений; служа образцами, эти уроки вводят одного слепца за другим в яму, из которой не найдешь выхода.

Учитель! учитель! подумай -- нет науки, которую нельзя было бы обратить в орудие мучений для "малых сих", состоящих под твоей ферулою

2. Твое дело помогать им расти, а сколько педагогов, считающих долгом надевать на них цепи и корсеты как будто для того, чтобы задерживать рост или искажать его!

Вот -- казалось бы, простое дело -- правописание, а сколько таится в нем пытки, сколько изобретенных правил, которые сводят на мертвую букву дело разума и логики. И какие правила -- у одного одни, у другого другие. Тетради учеников твоих испачканы отметками ошибок там, где соседний учитель не нашел ошибки. Ты приводишь ученика в стыд и в слезы за то, что он написал: маленькие дети; а сосед твой -- за то, что он написал: маленькия дети. У тебя большим грехом считается искусство с одним с, а у соседа изгоняется двойное с из этого слова. Ты с великим прошением уничтожаешь запятые там, где сосед твой ставит их обильно, укоряя ученика за ошибку, и где у тебя повелевается двоеточие, сосед твой повелевает ставить тире или точку с запятой. Так, процеживая комаров, ты поглощаешь в то же время верблюдов здравой педагогии.

Знаешь ли ты, где корень и правописания и правильной речи? Этот корень есть осмысленное, одушевленное чтение, с первой его стадии до последней. Кто привыкнет упражняться в нем, приучается понимать смысл и движение каждой фразы и, приобретая вкус, узнает сам собою, где ставить знаки препинания. И стоит ли мучить его на мнимых кем-то узаконенных тонкостях правописания, когда он сам распознает со временем, на чтении художественной речи, где что правильным складом ее требуется.

Тесен, по-видимому, и скуден, и одинок круг деятельности учителя. А если ему суждено учить и действовать в глуши, он становится подвижником. Но благо тому, кто и на этом месте не успел дух угасить в себе... сберечь свои крылья... Могущий вместить, да вместит.

Учитель не есть какая-либо принадлежность школы, которая при ней предполагается: это есть самая сущность школы, и без учителя никакая школа немыслима: учитель должен был создан для школы. Любую канцелярию можно составить из охотников и из работников, но беда, если школа разумеется не выше канцелярии, беда, если при устройстве школы, так же как и при устройстве канцелярии, слышится та же речь: стоит кликнуть клич, и учителя явятся, сколько их есть ищущих работы и хлеба.

Можно сказать -- и ныне многие как будто так думают: настроим, наделаем школ -- этого требует просвещение. Наберем учителей: дадим им в руки программы и новейшие методы обучения, свяжем их правилами инструкций -- и дело пойдет. Нет, нет, это не так. Пусть собираются конференции педагогов и специалистов, пусть придумывают лучшие способы обучения, пусть пишут и печатают томы своих протоколов и мнений. Напрасный труд, -- и дело может оказаться подобием крыловского квартета. Явятся учреждения учебные, но живой души в них не будет, пока не будут для них созданы живые учителя.

Скажут: создадим специальные заведения для приготовления учителя: но ведь и для того, чтобы его изготовить, потребен на живое дело воспитания живой учитель, живой руководитель. И напрасно думать, что достаточны и для этого курсы учебных предметов, программы и инструкции. Учитель-ремесленник, учитель-чиновник не годится для живого дела. Учитель должен быть подвижником своего дела, полагающий душу свою в дело обучения и воспитания...

Учителей готовят обыкновенно в специальных учительских школах, заботясь о сообщении им знаний всякого рода по установленным программам, и в особенности научных знаний в области педагогии. Но и при помощи наук и курсов не выработается нужный для дела учитель, если не прошел он через лабораторию действительного учительства в начальной школе, где приобретается, искусство учить, не посредством, книжных лекций, но обращением с живыми детьми, притом не с теми или другими детьми, но с целой организованною массою детей. Поэтому едва ли годится учить как следует и в средней школе учитель, не прошедший искуса в школе начальной, где надобно подлинно учишь детей. Если он в курсе приготовления к учительству привык только приобретать знания, но не умеет сообщать их, то и средняя школа немного приобретает в нем.

Стоит пересмотреть списки существующих учебных заведений всех степеней -- и ужасно становится представить, какая масса учителей всюду требуется. Но учитель, принадлежащий заведению, сросшийся с ним и живущий в нем его жизнью -- есть поистине rara avis 3. в наше время. Кое-где еще можно сыскать старого учителя педагога, издавна сидящего на своем месте, -- да еще где-нибудь в глухой деревне отыскать старика учителя, в голоде и холоде из любви к детям посвящающего, всю свою жизнь уходу за ними: такие труженики вместе со старыми дьячками составляют ныне редкость -- это люди почтенные, на которых, когда встретишься с ними, любоваться надо.

Но в городе, тем более в большом городе, учитель представляется каким-то наемником учебного труда, изнывающим в тоске своего звания, и учительство принимает вид ремесла. В непрестанной заботе о хлебе насущном для себя и для семьи своей, -- без интереса, без одушевления несет он поденный труд, перебегая или переезжая из одного учебного заведения в другое на уроки, и всюду является усталый, раздраженный, утягивая нередко минуты и четверти часа из каждого урока, и не посвящая труда своего ни одной из школ, в коих учительствует.

Как ему знать учеников своих, как следить за их способностью и развитием? Остается ему только давать урок, предлагать вопросы и на ответы ставить безличные цифры отметок. Редко можно встретить учителя, довольного трудом своим, местом и положением, -- он поглощен заботою об улучшении своего быта и высматриванием -- где бы лучше устроиться на другом месте.

Можно завести сколько угодно учительских школ и институтов, израсходовать на них большие суммы, снабдить их всеми усовершенствованными пособиями, наполнить их преподавателями, стоящими на высоте науки, -- и все-таки не получить желаемого, настоящего, одушевленного и прочного учителя. Отчего? Оттого, что идея учения и воспитания неглубокая и неодушевленная; оттого, что на уме учеников одна главная цель -- в деле, к которому готовятся, получить средство для жизни, содержания себя. Оттого у них в этом деле левая рука всегда будет знать, что делает правая; оттого на призвание свое и свое дело смотрят они как на временную стадию к лучшему устройству своего быта.

С громадным развитием промышленности, с расширением рынков, с умножением центров производства, привлекающих массу работников к машине, к труду механическому, умножаются предметы производства и потребления, рождаются и плодятся новые потребности, собираются и распределяются новые капиталы, но вместе с тем истощаются и разлагаются силы души народной, глотнуть живые источники одушевления. Неестественно раздувается город, привлекая к себе массу сельского населения, растет то в праздной безработице, то в египетской работе изнывающая толпа людей, стремящихся неведомо куда, недовольных, раздраженных, бездомных, живущих день за днем без горизонтов, без надежд, без сознания...

Нечто подобное угрожает школе, когда она перестает быть мастерскою воспитательного труда и вступает в область механического производства, где происходит вечная работа у машины, где некогда душе человеческой отдохнуть, опознаться и опомниться. И школа может уподобиться заводу, действующему паром или электричеством, бездушной машине, выбрасывающей от времени до времени наскоро изготовленных кандидатов -- для экзамена и патента.

В наш век всеобщего наводнения книгами разумному человеку, желающему действительного дела в своей жизни, приходится искать разумный выход из множества книг. Книги, слова, речи -- не столько качеством, сколько количеством -- оказывают нередко слишком сильное действие на всю нашу жизнь, на образ мыслей наших, на направление воли, на образование характера. Читать книгу на месте сидя мешает видеть жизнь в ее действии, знать людей и дела людские. Неумеренное питание расстраивает организм: подобно тому и неумеренное пользование печатным словом расстраивает мысль, к серьезному делу направленную.

Эта опасность особенно ощутительна в деле воспитания. В этом деле жизни первою потребностью служит не какая-либо новая теория или умная книга, а действительная лаборатория педагогики. Один день в этой лаборатории может дать внимательному уму и восприимчивому сердцу более, чем дюжина прочитанных книг о педагогии: тут мы подлинно учимся наблюдать действительные факты и живых людей, не питаясь только словесными описаниями того и другого. Жизненные элементы воспитательного дела ускользают от описания и доступны лишь непосредственному ощущению.

Немало есть высших учебных заведений, откуда выходят люди на дело учительское и на проповедь. В заботе о высших курсах, о трудных экзаменах, об ученых диссертациях они считают ниже своего достоинства учиться, как учить детей. И если бы кто потребовал предложить им это средство, они отвергли бы его с негодованием. Напрасно. Пропустив время воспитать в себе душу учительства, многие уже не наживут ее и останутся при одном ремесле учительства. Дети могли бы вовремя научить их искусству ясной, простой, одушевленной речи, понятной и сочувственной тому, к кому она обращается. Дети могли бы отучить их от привычки многословной речи, напичканной звонкими фразами, искусственными выражениями и ложным пафосом, служащим одною лишь маскою одушевления.

Могут сказать: мало нам идеальных требований -- нужно сейчас наилучшее школьное учреждение -- надо распространять просвещение в народе, и ждать некогда.

Но в деле народного просвещения и воспитания мудрость велит не спешить, но стремиться последовательно и неуклонно к достижению идеала, приближаясь по мере возможности к его осуществлению. Одно лишь необходимо, чтоб идеал был истинный, верный, а не мнимый, фантастический и колеблющийся ветрами случайных направлений. Что пользы в том, что школ настроим всюду множество, а учителя мы не воспитали, или строим школы свои на ложном идеале и в разладе с действительными потребностями жизни и с непреодолимым условием места и времени.

Кто хочет разом получить готовую схему школьного устройства и школьного образования и разом привести ее в исполнение, разом поставить всюду массу школ и полки учителей, -- те пусть идут на рынок педагогии к продающим и покупающим готовые рецепты и программы знания, пусть слушают речи собранных в заседание специалистов и читают пространные протоколы их заседаний, пусть избирают рекомендованные системы рассадки и организации школьных правителей и деятелей.

Нечасто встретишь учителя, который, зная учеников своих, умел бы назначать каждому, по степени способностей его и развития, темы для так называемых сочинений? Кому приходилось пересматривать длинные списки тем, назначаемых для сочинений, тому остается только удивляться скудости педагогического рассуждения в этом немаловажном деле.

Под словом "сочинение" разумеется обыкновенно какое-то самостоятельное изложение мыслей самого ученика о предмете, о котором ученик не в силах рассудить сам, а понуждается лишь разыскивать и повторять или перефразировать чужие мысли и чужие фразы. Отсюда, с одной стороны, очевидная бесплодность таких упражнений, с другой стороны, совершенное извращение оценки этих упражнений со стороны учителя, сбивающее ученика с толку. Ученик, наполнивший свою работу набором фраз я высоких мыслей, отовсюду надерганных, получает похвалу за свою работу и может вообразить себя художником слова и мысли; а другой, потрудившийся добросовестно изложить то, что ему известно о предмете темы, получает выговор за то, что труд его несамостоятелен.

Письменная работа должна служить опытом мышления и изложения, и в этом смысле служит необходимым показателем умственного развития ученика; но требовать в ней самостоятельного мышления значит лишь портить дело. Сочинение должно быть не более и не менее как отчетливым изложением доступных ученику фактов и понятий. Для этого должен быть указан ему материал, из которого он может почерпать эти факты и понятия. Итак, в начальной школе тема должна быть проста, в соответствии с доступными ребенку ощущениями и с впечатлениями несложного чтения. В дальнейшем ходе учения усложняется и свойство, и количество материала, но сущность работы остается та же самая. Изучить указанные факты, привести их в сознание, соединить в ясности и изложить так, чтобы понятно было и писавшему, и читающему, -- вот достоинство работы, к которому она должна быть направлена; и если каждая такая задача исполнена будет добросовестно, то ученик с каждым разом будет входить в силу и чувствовать себя свободнее в умственной работе, приобретая навык к точности изложения и к художеству в его сиделке. Так воспитывается в нем умение выражать мысли и понятия, а где есть умение, там растет интерес, и рано или поздно приходит само собою знание.

Ты преподаешь детям Закон Божий... Больше всего берегись делать из Евангелия учебную книгу: это грех. Это значит -- в ребенке обесценивать для человека книгу, которая должна быть для него сокровищем и руководством целой жизни. Страшно должно быть для совести разбирать слово жизни на бездушные кусочки и делать из них мучительные вопросы для детей. Приступить с речами о евангельских словах к детям и вызвать у них ответы -- для этого потребна душа, чуткая к ощущениям детской души, но когда приступают к деду с одной механикой программных вопросов и ставят цифирные отметки за ответ на вопросы, иногда неловкие и непонятые ребенком, вызывая волнение и слезы, -- грех принимают себе на душу экзаменаторы -- и можно сказать об них: не ведают, что творят с душою ребенка.

Есть какое-то лицемерное обольщение в школьном деле, когда Закон Божий и соединенное с ним внушение начал нравственности составляет лишь один из предметов учебной программы. Как будто нечего больше желать и требовать для нравственной цели, -- как иметь наличность той или цифровой отметки за ответы в предмете, называемом Законом Божиим. Есть в школе законоучитель, есть программа, есть балл, показатель знания -- е sempre bene

4. Результаты такой постановки учения -- поистине чудовищные. Я видал учебники, в коих по пунктам означено, что требуется для спасения души человека,-- и экзаменатор сбавляет цифру балла тому, что не может припомнить всех пунктов... Где тут разум? Где нравственность? Где, наконец, -- и, прежде всего -- вера, о коей мы лицемерно заботимся?

Если же мы хотим правды в этом великом деле, то не станем от нее прятаться. И вера и нравственность -- неравные с прочими предметы обучения: одни уроки и наставления для этого недостаточны. И вера и нравственность воспитываются в душе цельным воздействием (домашней и говоря о школе) школьной жизни. Лишь бы эта школьная жизнь не была раздвоена на две отдельные части -- религиозного и светского обучения, но составляла в гармонии частей одно органическое целое. Семья должна посеять и воспитать в душе чувство благоговения и веры: школа должна, не только поддержать это чувство, но и осветить в душе идею, без которой одно чувство смутно и неустойчиво. Школа должна поставить это чувство и эту идею в нравственную связь с жизнью -- воздействовать на ребенка своей нравственной обстановкой. Когда ученики связаны с учителем взаимным сочувственным искренним отношением, тогда возрастает и воспитывается в детях живое нравственное сознание правды учения Христова, одухотворяющего любовью животную природу человеческую.

Вера должна быть живая и действенная, следовательно, должна быть нераздельна с церковью. Школа, поелику она народная, должна отражать в себе душу народную и веру народную -- тогда только будет она люба народу. Итак, школе прямое место при церкви и в тесной связи с церковью. Она должна быть проникнута церковностью в лучшем, духовном смысле этого слова. Одухотворяясь ею, она сама должна одухотворять ее, для души народной. Отсюда -- непременное участие школы в действе церковного Богослужения -- в чтении и пении. Кто испытал и видел, тот знает, какое это могучее духотворное, воспитательное орудие и для школы и для души народной, в которую вносит просветление религиозного сознания и чувства. Разумное, осмысленное чтение в церкви вводит ученика в глубокий смысл, в красоту и выразительность церковнославянского языка, укрепляя в уме и воображении корень разумной, стройной и выразительной русской речи. Пение, нераздельное со словом, исполненным силы и красоты, проникая в русскую душу, богато одаренную поэзией песни, воспитывает в ней вместе с гармонией сродного ей звука и гармонию чувства.

Погибло всякое воспитательное значение школы там, где она служит орудием политических или социальных партий. Тогда она перестает удовлетворять потребностям души народной, служа лишь искусственным потребностям партий или социального учения, возобладавшего в правительстве, является для народа насилием и становится ему ненавистна. Отделившись от народной души, школа теряет под собою почву и развращается. В народной душе таятся инстинкты добра, правды, порядка, здравого смысла, благоговения. Когда школа отвечает этим инстинктам, возбуждая их, одухотворяя и утверждая в добрых навыках, народ понимает школу и любит ее -- школа срастается с народом и народ со школою.

Хорошо, когда в школе светло и весело -- подлинно хорошая эта школа. Увы! бедность наша, нищета наша заставляет нас ютиться в темных, тесных помещениях -- иногда совсем без света. Но плохой учитель, когда у него в школе невесело, когда дети не бегут туда с радостью, не рвутся туда в каждую свободную минуту. Где есть только возможность, украшайте вашу школу, изгоняйте из нее грязь и пыль и мрачные, наводящие тоску, цвета. Пусть она будет любимым местом общежития, -- если оно темно, школа осветит его, если оскудело духовным интересом, школа привьет к нему мысль и чувство, если загрубело и зачерствело, школа дохнет на него любовью.

Из учителя может при благоприятных обстоятельствах выродиться начальник заведения. Вот когда, если сила его еще не истощилась, вот когда потребны ему все усилия не угашать в себе духа.

Начальник заведения должен весь принадлежать ему, жить в заведении одною с ним жизнью. Ученье начинается в 8 часов. В 7 или в 6 встает школа -- тогда же встает и начальник. Стыдно тому, кто лежит еще в постели, когда ожила его школа.

От него требуется энергия. Что значит энергия? Иные разумеют под этим словом решительный тон, резкие начальственные приемы; другие -- строгость в поддержании внешних порядков и внешних правил поведения. Энергия означает -- не одно упорство воли, но постоянное действие воли в том же духе и направлении. -- Тут уже мало добросовестной аккуратности в одной работе, порученной учителю. Мало, ибо начальник должен претить.

Править -- значит, прежде всего, всегда быть на месте и, не полагаясь на силу приказаний, действовать примером, быть первым работником. Он первый -- не над подчиненными во власти сущими, но первый -- между коллегами-учителями, и должен стоять не над ними, а посреди их, сохранять и поддерживать их интерес в учении и неуке, оживляя его своим интересом.

Далее. Что значит править? Значит -- уметь отличать существенное от несущественного, главное от мелочного -- отыскивать в деле возможное, ощущать добро и разум в каждом человеке.

Иной правит на восточный манер -- предписаниями, циркулярами, протоколами, конференциями, реформами, инструкциями, программами, а сам сидит в своем кабинете, пока ему доложат и его вызовут. Иной думает, что для сохранения власти и уважения следует, подобно персидскому шаху, редко показываться в люди. Плохой расчет.

Однако разумный начальник знает, что во многоглаголании, равно как и во многописании, нет спасения, я что можно без конференции и без протокола серьезно рассуждать о серьезном вопросе.

Начальнику школы необходимо, чтобы сам он был знающим и опытным учителем, чтоб имел призвание к учительству, и был человек не только умный, но и одушевленный, притом не карьерист, высматривающий почестей и возвышения по службе. Ничто человеческое ему не чуждо; он любит юношество, доброжелателен к своим коллегам и заботлив об них в нужде. Сам, будучи первым работником, всех одушевляет в работе. В отношении к своим коллегам естественен, и умеет, когда нужно, оговаривать их и делать им внушения без резких слов и начальственного тона. Он тверд во всем том, что требуется правдою и чувством долга, без поблажек и уступок, но к каждому относиться, сообразуясь с природой и характером каждого. Вот идеальные черты начальника.

Великое дело -- одушевление в деле воспитания и обращения с людьми. Но и оно должно быть естественное и не переходить в пафос. Благо тем, у кого при одушевлении есть в характере юмор. Это истинная coль всякого одушевления, и великая сила, устраняющая сухость и формализм в отношении к деду и к людям.

Во всяком звании человек должен смотреть за собой, чтобы духа не угашать в себе. Обычное дело рук человеческих, день за днем, может подавить человека и овладеть им, если сам он духовно им не овладеет. Эта опасность угрожает в особенности учительскому званию. Учитель, закоснев на своем предмете и на однообразных классных упражнениях, может замереть духом в учебном обычае. Так, оставаясь исправным во внешности, может мало-помалу утратить способность жить одною жизнью со своим классом и духовно возбуждать его.

"Буква убивает, дух животворит". Но служителей "буквы" к несчастью, несравненно более, нежели служителей духа. И первым приходится иногда господствовать над последними: в таком случае они являются нередко гласителями духа.

Берегись этого, когда судьба поставляет тебя надзирателем или наблюдателем над школами. Необходимо различать существенное от несущественного, а одушевление, ревность, любовь, чувство долга -- самое существенное в школьном деле. И потому, когда видишь учителя, который всю душу свою отдает обучению и воспитанию детей, которые льнут к нему и его слушают, берегись приступать к нему с властным начальственным видом и не смущай его требованиями бумажного программного формализма. Школа не канцелярия, и если возобладает в ней канцелярия, школа пропала. Что пользы в буквальном соблюдении формы вопросов и ответов по учебнику и программе, когда учитель, подобно машине, действует в школе. Буквальные ответы не означают еще знания и тем еще менее понимания, умения, способности возрастать и совершенствоваться.

Ты поставлен наблюдателем. Горе тебе, если приезжая в школу, считаешь ты главным или единственным долгом своего звания обозреть тетради, отметки и ведомости и затем ехать далее. Ищи повсюду учителя -- его смотри, с ним беседуй по-человечески: ведь он -- главное орудие школы. Если он колеблется, твое дело поддержать его. Если сомневается, научи его. Если он приложил сердце свое к делу и живет, истощаясь ревностью, в детях, берегись смущать его. Если живет он в нужде, в голоде и в холоде, не проходи мимо его равнодушно -- Богу дашь ответ, если не позаботишься ободрить человека в его терпении. И слово бывает дороже дела, но и для дела на пользу человека можешь просить, убеждать, настаивать, если хочешь не с небрежением делать дело своего звания.

Случается слышать о варварстве некоторых форм новейшей культуры. Немудрено отнести к этому разряду, в области педагогии, наши экзамены. Жестокая и бездушная форма их образовалась и развилась нераздельно с новейшим вырождением нашей школы, во всех ее степенях. Повсюду послышались крики: света, света! т. е. учения, школ, учебных заведений! И школы стали расти повсюду, как грибы, и массами стали толкаться в двери школы желающие учиться, т. е. пройти курс учения и найти себе исход на дорогу жизни. Школьные палаты и аудитории стали тесны для множества устремившегося туда юношества. Потребность в учителях и профессорах стала возрастать в громадных размерах -- и работа преподавателей усилилась до крайности.

Преподавателю стало крайне трудно или вовсе невозможно следить за результатами своего труда в массе учеников или слушателей -- и почти единственным способом разобраться сколько-нибудь в этой массе, при конце курса или обучения служит экзамен. В этих условиях дела экзамен и для экзаменатора, и для экзаменующихся есть краткое время крайнего напряжения умственных сил, приводящего и тех и других нередко в состояние нервного раздражения. Экзамен означает испытание. Испытание в истинном педагогическом смысле предполагает личное отношение к тому, кого испытывают, требует спокойного отношения к делу, разума, терпения и времени. А времени очень мало, для испытания целой массы, поодиночке, -- для спокойствия же и терпения -- условия самые неблагоприятные.

Остается применять к испытанию механическую формулу вопросов, взятых или выдергиваемых из программы каждого предмета. Это признается кратчайшим способом поверки знаний, вынесенных учеником из годичного курса. Этой поверке подвергается масса; экзаменатору нет дела до личности ученика. Сам, приведенный в нервное состояние механической работой, он выдергивает вопросы, на которые должен отвечать ученик. А ставить вопросы -- дело искусства, нераздельного с наблюдением за тем, кому вопросы предлагаются: для такого наблюдения большею частью нет ни способности, ни времени. Выходит нечто подобное прикидыванию мерки роста на рекрута. В пять минут можно справиться с каждым, предложив ему несколько вопросов: если молчит, или неладно ответит, или не припомнит название царя, города, реки или цифру года, стало быть, не годится -- рассуждать нечего. Такого рода мерка оказывается особливо жестокою при экзаменах приемных. И здесь требуется так называемое знание, т.е. запоминание ответов, имен, формул и чисел, тогда как самое нужное и существенное -- распознать, что есть в мальчике, что он понимает, на что он способен, всмотреться в его взгляд и манеру, вслушиваться в речь его. На это -- увы! недостает времени, умения и терпения.

Значит ли это, что экзамены вовсе не нужны? Нет, они нужны, они полезны, они могут возбуждать школу и оживлять учебное дело, но лишь в том случае, когда сама школа живет, а не является только неодушевленным механизмом программного обучения. Когда учитель знает своих учеников, различая их поименно, т. е. по способности и свойству каждого, когда ученье в школе не томит учеников, но привлекает их живым интересом и желанием понимать и думать, тогда экзамен приобретает и для учителя, и для ученика живой интерес и получает вид праздника, венчающего учебное лето. Учителю -- интерес видеть живой плод трудов своих и стараний, приложенных к воздействию на ум и на душу учеников; и ученику -- интерес сознательно выразить им живым отражением, что он воспринял и понял в уроках целого года.

Когда он готовится к экзамену, в уме у него происходит художественная работа -- как собрать, сопоставить и лучше выразить то, что ему предложено будет высказать на экзамене. И учитель думает, о чем спросить мальчика, не выдергивая только отрывочные вопросы из программы, не разыскивая по одной памяти ученика имена, цифры и формулы; думает, как составить из учеников отдельные группы, по которым будет он проводить свое испытание. В этом виде экзамен перестанет быть мучительной инквизицией мнимых знаний, но получит разумное значение.

1 обо всех вещах, доступных пониманию, и о некоторых других (лат.).

2 Линейка, которой в старину били по ладони провинившегося ученика, буке, гнетущий и бдительный надзор.

3 редкая птица (лат)

4 и всегда хорошо (ит.)


Подобные документы

  • Жизненный путь В.А. Сухомлинского. Гуманистическая педагогика сотрудничества Сухомлинского. Отношение к ребенку и обучению. Взаимоотношения учителя и ученика. Семейная педагогика народного учителя. Уникальность методик и разработок Сухомлинского.

    реферат [27,1 K], добавлен 04.02.2017

  • Понятие об истинном авторитете учителя-воспитателя. Роль стиля педагогического общения в формировании авторитета учителя. Особенности признания авторитета учителя учащимися разных возрастов. Взаимосвязь авторитета личности и авторитета роли учителя.

    курсовая работа [59,8 K], добавлен 05.01.2014

  • Педагогическое общение как средство воспитания: функции, стадии, уровни. Характеристика условий оптимизации взаимоотношений учителя физической культуры и школьников-подростков. Опросник "Учитель – ученик". Методика "Оценка уровня общительности педагога".

    дипломная работа [719,0 K], добавлен 10.11.2014

  • Особенности стилей педагогического общения как формы взаимодействия субъектов образовательного процесса. Диагностика исходного уровня общительности в системе отношений "учитель - ученик". Конфликты в учебно-воспитательном процессе и пути их преодоления.

    дипломная работа [727,4 K], добавлен 03.07.2015

  • Психолого-педагогические основы коммуникативного аспекта педагогической деятельности. Роль межличностных отношений и общения в учебно-воспитательном процессе. Критерии, предпосылки и условия формирования коммуникативной компетентности будущего учителя.

    курсовая работа [738,1 K], добавлен 29.04.2014

  • Цели деятельности и роль учителя, его задачи в учебном процессе. Жизнь Иисуса Христа, обучающего людей истине. Характеристика способов донесения информации. Особенности эллинистической и гебраистической систем обучения. Принципы хорошего преподавания.

    реферат [24,8 K], добавлен 10.06.2012

  • Физическая наука как статус важнейшего элемента общей и повседневной культуры. Гуманизация и гуманитаризация процесса обучения физике. Правила формирования рационального мышления в обучении. Важная составляющая педагогического успеха учителя физики.

    статья [17,0 K], добавлен 15.09.2009

  • Проблема взаимоотношений учителя и ученика. Возрастные особенности детей. Личность учителя и её влияние на детей в процессе обучения и воспитания. Жестикуляция и мимика учителя. Взаимосвязь между личностью учителя и нравственным воспитанием школьников.

    курсовая работа [29,7 K], добавлен 03.09.2015

  • Учитель как центральная фигура в школе и его определяющая роль в осуществлении обучающей деятельности. Структура педагогической деятельности учителя и сущность ее отдельных видов. Проблема определения значения результативно-оценочной деятельности учителя.

    курсовая работа [40,6 K], добавлен 22.05.2014

  • Характеристика деятельности, отражающая становление, развитие и трансформацию профессиональной ментальности и менталитета учителя. Анализ динамики и особенности становления профессионального менталитета учителя в процессе педагогической деятельности.

    курсовая работа [33,9 K], добавлен 31.01.2009

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.