Акушерские службы Санкт-Петербурга в 1820-1880 года

Размещено на http://www.allbest.ru/

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

(НИУ ВШЭ - САНКТ-ПЕТЕРБУРГ)

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «История»

Выпускная квалификационная работа

Акушерские службы Санкт-Петербурга в 1820-1880 гг

Midwifery in Saint-Petersburg in the 1820s-1880s

З.С. Гатина

Санкт-Петербург 2020

Оглавление

Введение

Глава 1. Повивальные бабки в Санкт-Петербурге XIX века: происхождение, возраст, семейное положение

Глава 2. Институционализация женской акушерской практики в Санкт-Петербурге 1820-1880 гг

2.1 Система подготовки повивальных бабок: повивальные школы и родильные приюты

2.2 Женская акушерская практика в Санкт-Петербурге в XIX в.: организация и функционирование

Заключение

Список использованных источников

Введение

С помощью простой какой-нибудь старухи, простонародной бабки, вам пятьдесят шансов кончить худо; а уж тут хлопот и расходов будет больше, чем с дорогою акушеркой. Почему вы знаете, что я дорогая акушерка? Заплатите после, я с вас лишнего не возьму, а за успех поручусь; со мной не умрете, не таких видывала.

Ф. М. Достоевский

«Бесы»

В 1933 г. британский акушер Грантли Дик Рид опубликовал работу под названием «Естественные роды» (Natural Childbirth). Он определил термин «естественные роды» как отсутствие любого вмешательства, которое может потревожить порядок (sequence) родов. Donald Caton, “Who Said Childbirth Is Natural? The Medical Mission of Grantly Dick Read”, Anesthesiology 84, no. 4 (1996): 955. Рид выступал за минимизацию врачебного вмешательства в этот естественный процесс и утверждал, что страх женщин перед болью, во многом сконструированный самими врачами, затрудняет деторождение, вызывает тревожность и панику, а также негативно сказывается на показателях рождаемости. Его коллеги высмеяли эти идеи, посчитав, что такой подход отвергает достигнутый прогресс в хирургии и анестезиологии, а также неоправданно сильно примитивизирует процесс деторождения. Сам доктор был вскоре уволен из клиники, одним из учредителей которой он являлся, и был вынужден начать частную практику. Несмотря на то, что идеи Рида не были восприняты профессиональным сообществом, они вызвали существенный общественный резонанс и обрели последователей.

Девять лет спустя Грантли Дик Рид опубликовал свою вторую книгу «Роды без страха» (Childbirth without fear), предназначенную для широкой публики. Книга имела большой успех и вскоре стала международным бестселлером. Рид давал лекции в Великобритании и США, продолжал писать книги и был признан главным сторонником естественного деторождения. В 1956 году он стал первым президентом Ассоциации Естественных Родов (позднее - Национального Родительского Треста), основанной энтузиастом Прунеллой Брайанс. Пережив несколько травмирующих беременностей, Брайанс стала страстным борцом за улучшение опыта родов, оказание эмоциональной поддержки родителям, а также практического руководства до и после рождения ребенка. Те же тенденции были заметны и в США, и «во многих городах небольшие группы женщин среднего класса организовывали для беременных просветительские сессии по практике родовспоможения, грудному вскармливанию и семейно-ориентированному материнству». Rebecca Jo Plant, “The Perfect Painless Labor” The Natural Childbirth Movement in the Mid-Twentieth-Century U.S.”, Journal of the Motherhood Initiative 5, no. 1 (2014): 149.

Общественные дебаты о лимитах медицинской интервенции в вопросы деторождения, начатые доктором Ридом, стали частью широких и интенсивных академических дискуссий. Подъем интереса общественности и научных кругов к вопросам медицины и здравоохранения поставил под сомнение существовавшую медицинскую точку зрения и монополию практикующих врачей на медицинское знание.

История медицины изначально развивалась как область знаний, контролируемая врачами. Будучи довольно автономным профессиональным сообществом, врачи обладали монополией на медико-историческое знание и формировали его путем написания историй открытий и биографий своих коллег. Классическая история медицины представляла собой нарратив о последовательном приращении медицинского знания, начиная с Античности; она осуществляла образовательную и дидактическую функцию, способствовала социализации членов медицинского сообщества. Михель Д. В. Социальная история медицины: становление и проблематика // Журнал исследований социальной политики. 2009. № 3. С. 296.

Первым обобщающим трудом по истории российской медицины, написанным в рамках классической традиции, является сочинение профессора повивального искусства В. М. Рихтера «История медицины в России». Рихтер В. М. История медицины в России. М.: в Университетской тип., 1814. В 3 Т. Сочинение состоит из трех томов, которые разделены хронологически: первый том посвящен истории медицины с X по XVI вв., второй -- XVII в., третий -- XVIII в. Как представителя традиционной истории медицины Рихтера практически не интересует развитие народного врачевания и изменение медицинских практик. Например, изучая медицину X-XIV вв., он старается установить личность первых русских врачевателей и охарактеризовать первые медицинские организации (например, врачебную управу в Новгороде), создавая тем самым некую преемственность. Там же. С. 181. Многие русские историки медицины XIX столетия при написании своих работ полагались на труд Рихтера.

В дальнейшем появляются работы более узкой направленности. Например, Я. А. Чистович, доктор медицины и начальник Императорской Медико-хирургической академии, в течение 25 лет собирал материалы для своей работы «История первых медицинских школ в России». Чистович Я. А. История первых медицинских школ в России. СПб.: тип. Я. Трея, 1883. 480 с. Он связывал распространение рациональной медицины и укрепление ее авторитета в России XVIII в. с появлением специальных учебных учреждений, которое было вызвано созданием Петром I регулярной армии. Чистович Я. А. История первых медицинских школ в России. СПб.: тип. Я. Трея, 1883. 472-473. История становления отдельных медицинских дисциплин также явилась важным сюжетом классической медицинской истории. Так, В. С. Груздеву, профессору кафедры акушерства и гинекологии, принадлежит, пожалуй, один из самых значимых трудов по истории акушерства в России. Груздев В. С. Краткий очерк истории акушерства и гинекологии в России. СПб.: Тип. Попечительства имп. Человеклюб. общ., 1906. 104 с. Он разделяет историю становления акушерства и гинекологии на четыре этапа: на вторую половину XVIII в. приходится зарождение русского акушерства, которое до этого находилось в руках иностранных врачей; в первые 40 лет XIX акушерство укрепляет свои позиции в системе медицинского образования и становится университетской дисциплиной; следующие 30 лет знаменуют значительный перевес русских акушеров над иностранными, а в 1870-х гг. наступает расцвет клинического акушерства.

Советские историки медицины также были практикующими врачами. Они продолжали традиции классической медицинской истории, заложенные в XIX в., но в то же время начали интересоваться более широким кругом вопросов: среди них отношения между государством и врачами, институционализация медицинской профессии, переустройство системы врачебного управления и т.д. Характерными примерами являются работы Б.Н. Палкина Палкин Б. Н. Русские госпитальные школы XVIII века и их воспитанники. М.: Медгиз, 1959. 272 с., П. Е. Заблудовского Заблудовский П. Е. История медицины. М.: Медицина, 1981. 352 с., М. Б. Мирского Мирский М. Б. Медицина России XVII-XIX веков. М.: РОССПЭН, 1996. 400 c.. В контексте настоящей работы особое значение имеет исследование советского акушера и историка медицины М. Ф. Леви. Он одним из первых сделал очень ценное наблюдение: «история акушерства как медицинской дисциплины отнюдь не является историей родовспоможения и ни в коей степени не может быть отождествлена с практикой оказания родильной помощи населению». Леви М. Ф. История родовспоможения в СССР. М.: Издательство АМН СССР, 1950. С. 7.

Как отмечает Афанасьева, в западной историографии идеи о необходимости изучения неврачебных точек зрения появились уже в 1950-х гг., однако именно движения социального протеста 1960-х гг. поставили на повестку дня вопросы, связанные с «историей масс». Афанасьева А. Э. История медицины как междисциплинарное исследовательское поле / Историческая наука сегодня: теории, методы, перспективы. Сборник статей. Под ред. Л. П. Репиной. М., 2011. С. 420-421. Чтобы удовлетворить этот запрос, социальные и гуманитарные науки, например, психология, антропология, социология и история, начинают обращаться в том числе и к медицинским проблемам. К 1970-м гг. оформляется концепция медикализации. Под этим термином понимается процесс, по мере развития которого «проблема определяется в медицинских терминах, описывается с помощью медицинского языка, понимается через медицинскую рамку или лечится с помощью медицинского вмешательства». Peter Conrad, The Medicalization of Society: On the Transformation of Human Conditions into Treatable Disorders Baltimore (Baltimore: The Johns Hopkins University Press, 2007), 3. Эту концепцию активно развивал американский социолог Питер Конрад, проследивший путь восприятия детской гиперактивности от девиантного поведения до медицинского расстройства нервной системы. Peter Conrad, Identifying Hyperactive Children: The Medicalization of Deviant Behavior (Lexington: Mass D. C. Heath, 1976), 122. В 1970-х гг. появляется феминистская критика медикализации, в частности медикализации деторождения и женского репродуктивного здоровья. Исследовательницы настаивали на том, что женщины стали жертвами чрезмерного вмешательства в процесс родовспоможения врачей преимущественно мужского пола. В 80-е гг. XX в. фокус таких исследований смещается - историков и социологов начали волновать вопросы агентности женщин. Американский социолог К. Риессман утверждает, что женщины больше подвержены медикализации нежели мужчины как раз из-за способности к деторождению. Catherine Riessman, “Women and Medicalization: A New Perspective”, Social Policy 14, no. 1 (February 1983): 50. Однако рожениц нельзя считать исключительно «жертвами» медикализации: позволяя врачам-мужчинам утвердить медицинский контроль над беременностью и родами, они преследовали собственные интересы, например, получить обезболивающие средства или увеличить шансы ребенка и матери на выживание. Ibid: 51-53.

В 1970-1980-х гг. историки начали переосмыслять историю медицины и помещать медицинские концепции (болезнь, эпидемия и т. д.) в плотный исторический и культурный контекст. Рой Портер был одним из пионеров в конструировании социальной истории медицины как исследовательского поля и подхода. Портер считал, что язык и практики медикализации не всегда соответствовали тому, как сами пациенты воспринимали и понимали болезнь или недуг. Его предложение состояло в том, чтобы признать точку зрения пациентов, подключить целый ряд ранее игнорируемых источников, таких как дневники, письма, тексты молитв, визуальные источники, и использовать их для создания истории медицины «снизу» Roy Porter, “The Patient's View: Doing Medical History from below”, Theory and Society 14, no. 2 (March 1985): 182. . Сборник «Пациенты и врачи» (Patients and Practitioners) под редакцией Роя Портера посвящен изучению различных аспектов восприятия болезни (и фактического опыта болезни) и отношения к медицинским практикам и способам лечения, предлагаемым в доиндустриальном обществе. Patients and Practitioners: Lay Perceptions of Medicine in Pre-Industrial Society. Ed. Roy Porter (Cambridge: Cambridge University Press, 1985), 22. Эти исследования иллюстрируют, насколько разным является понимание вопросов болезни и здоровья врачами и пациентами.

Изучение развития хирургии, анатомии и других важных отраслей медицины занимало ведущие позиции в традиционной истории медицины. Даже в современной российской историографии основное внимание по-прежнему уделяется истории военно-полевой хирургии и истории учреждений, связанных с этой областью. Характерным примером может служить недавняя работа А. Будко по истории медицины Санкт-Петербурга, построенная на материалах Военно-медицинского музея. Он доказывает, что российская медицина во многом «вышла» из деятельности Медико-хирургической (с 1881 г. -- Военно-медицинской) академии. Будко А. А. История медицины Санкт-Петербурга в XIX - начале XX вв. СПб.: Нестор- История, 2010. С. 7-8. Развитие здравоохранения в Российской империи тесно связано с достижениями полевой медицины, которая помогала удовлетворять имперские амбиции государства, в первую очередь военные. Подготовка квалифицированных медицинских кадров, создание управлений и ведомств, организация аптечного снабжения и поставок, -- это мероприятия военной медицины. Именно опыт проведения этих мероприятий ляжет в основу гражданской медицины.

В этой связи история акушерства (повивального искусства) оказалась вытеснена за пределы общего нарратива медицинской истории и занимала довольно периферийное положение. Авторы либо единично упоминали деятельность родовспомогательных учреждений и выдающихся акушеров, как это часто бывает, например, с фигурой М. М. Амбодика-Максимовича Палкин Б. Н. Русские госпитальные школы XVIII века и их воспитанники. М.: Медгиз, 1959. С. 49-50., либо не упоминали акушерство вообще. Социальная история медицины обратила внимание на эту проблему. Британский историк медицины Адриан Уилсон предложил писать не историю клинического акушерства, а историю деторождения и наставал, чтобы точки зрения женщин, вовлеченных в практики родовспоможения, в первую очередь матерей, становились объектом исследования. Adrian Wilson, “Participant or patient? Seventeenth century childbirth from the mother's point of view” in Patients and Practitioners.c Ed. Roy Porter (Cambridge: Cambridge University Press, 1985), 185. Понимая проблему недостатка источников, которые отражали бы взгляды женщин, Уилсон все же предлагал полагаться на источники, оставленные мужчинами-акушерами, поскольку тогда их позиция «может служить доказательством для других точек зрения при условии, что мы поняли природу собственной точки зрения автора». Ibid. 187. Однако такой подход приводит к тому, что исследователи изучали историю акушерства через вопрос о начале доминирования врачей-мужчин в области деторождения. Adrian Wilson, The Making of Man-midwifery: Childbirth in England, 1660-1770 (Cambridge: Harvard University Press, 1995), 239.

В 1990 г. Дэвид Харли исследовал миф «ведьмы-повитухи», распространенный в английской традиционной историографии истории медицины. Ему удалось доказать, что этот образ был создан мужчинами-врачами, претендующими на профессиональную монополию в области родовспоможения. David Harley, “Historians as Demonologists: The Myth of the Midwife-Witch”, Social History of Medicine 3, no. 1 (1990): 24-26. Работа с судебными протоколами опровергла тот факт, что акушерки привлекались к судебным разбирательствам за колдовство. Напротив, их занятие обязывало вести себя порядочно и благонадежно, а в некоторых случаях давало иммунитет при обвинении в колдовстве. Придя к такому заключению, Харли закономерно поставил следующий вопрос: если не ведьмы, то кем тогда были акушерки в Англии раннего Нового времени? На него попытался ответить Сэмюель Томас. Полагаясь на документы йоркской епархии, он поставил под сомнение точку зрения о безусловном доминировании акушеров в вопросах деторождения в провинциальной Англии XVII-XVIII вв., а также сделал вывод о разнообразии акушерок в плане их происхождения, социального статуса и исполняемых обязанностей. Samuel Thomas, “Early Modern Midwifery: Splitting the Profession, Connecting the History”, Journal of Social History 44, no. 2 (Fall 2009): 118.

В 1997 г. под редакцией Хилари Марланд и Анны Мари Рафферти был опубликован сборник «Акушерки, общество и деторождение», который является одной из первых работ, дающих представление о жизни и деятельность акушерок XIX и XX столетий. Hilary Marland, Anne Marie Rafferty. Midwives, Society and Childbirth: Debates and Controversies in the Modern Period. 293 p. Сравнивая опыты и практики организации акушерских служб в Швеции, Дании, Италии, Англии и Испании и США, исследователи (социологи, историки и врачи), ставят под сомнение общепринятые в традиционной медицинской истории суждения об упадке женского родовспоможения в этот период.

В настоящее время в российском академическом сообществе наблюдается появление интереса к изучению вопросов родовспоможения и медикализации женского репродуктивного здоровья, в особенности с антропологической и социологической точек зрения. В 2009 г. под редакцией Е. Здравомысловой и А. Темкиной был выпущен сборник «Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине». Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине: сборник статей / под ред. Елены Здравомысловой и Анны Темкиной. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. 430 с. В центре этого сборника находится феномен отсутствия институционального доверия женщин к акушерам-гинекологам, который, по мнению исследовательниц, возник в качестве негативного последствия процесса медикализации родов, сексуального невежества и коммерциализация медицинских услуг. Здоровье и доверие: гендерный подход к репродуктивной медицине: сборник статей / под ред. Елены Здравомысловой и Анны Темкиной. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2009. С. 10-13. В 2013 г. Европейский Университет в Санкт-Петербурге стал площадкой для проведения международного междисциплинарного семинара «Меняющееся родовспоможение: социологические и антропологические подходы». В рамках семинара обсуждались такие темы как гендерный подход женскому репродуктивному здоровью и родовспоможению, родовспоможение и социальная политика, институциональная организация репродуктивного здравоохранения и пр. В апреле 2016 года семинар состоялся повторно, его ключевыми темами стали современные вызовы и возможности родовспоможения.

Однако проблемный вопрос Дэвида Харли остается актуальным для отечественной историографии. Исследования по истории медицины Российской империи и истории акушерских служб во многом продолжают придерживаться традиций классической истории медицины, как было проиллюстрировано ранее на примере монографии А. А. Будко. Тем не менее, существуют исторические работы, посвященные изучению повивального дела и родовспомогательных практик в Российской империи. Некоторые из них фокусируются на трансформации родовспомогательных практик в дворянской среде. Веременко В.А. Оказание акушерской помощи дворянкам России во второй половине XIX - начале XX в. // Вестник ЛГУ им. Пушкина. 2011. № 3. С. 138-144. См. также: Пушкарева Н. Л., Мицюк Н. А. Гендерные различия в восприятии родового акта (к истории российской дворянской повседневности конца XIX - начала XX веков) // Научные ведомости Белгородского государственного университета. 2015. №13. С. 129-137. Сохранившийся корпус эго-документов -- писем, дневниковых записей, воспоминаний -- позволяет реконструировать взгляд самих рожениц и членов их семей на роды и предоставляемую медицинскую помощь.

Н. Л. Пушкарева и Н. А. Мицюк активно публикуют работы, в центре которых анализ литературы по акушерству, изданной в течение XIX века, государственной политики в области репродуктивного здоровья и изменения практик родовспоможения. Пушкарева Н. Л., Мицюк Н. А. Повивальные бабки в истории медицины России (XVIII - сер. XIX в.) // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2018. №1. С. 179-189. См. также: Мицюк Н. А., Пушкарева Н. Л. От повивального искусства к акушерской науке: анализ акушерской литературы, изданной в России в 1760-1860 гг. // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2017. №3. С. 151-164. Однако до сих российской историографии явно не хватает обстоятельных исторических исследований на тему акушерства и родовспоможения. Хотя статьи Пушкаревой и Мицюк частично восполняют этот пробел, они продолжают исследовать эту тему через призму доминирования акушеров-мужчин и развития клинического акушерства. Такая рамка исследования превращает акушерок в однородную недифференцированную группу, в определенной степени «маргинализирует» их положение в системе медицинской профессии и вытесняет их из медицинской иерархии, в то время как в течение десятилетий после становления «мужского акушерства», подавляющее большинство родов принимали женщины. Samuel Thomas, “Early Modern Midwifery: Splitting the Profession, Connecting the History”, Journal of Social History 44, no. 2 (Fall 2009): 126.

Настоящая работа направлена на то, чтобы бросить вызов традиционной картине упадка женского родовспоможения перед лицом клинического акушерства в Российской империи в 1820-1880-х гг. и ответить на вопрос как функционировали акушерские службы Санкт-Петербурга, в частности женская акушерская практика, в указанный исторический период. Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо, во-первых, понять, кем были повивальные бабки: каково их происхождение, возраст, социальный и семейный статус, и происходили ли изменения в этой среде на протяжении столетия. Во-вторых, важно реконструировать систему подготовки повивальных бабок, чтобы выяснить, какие институты были вовлечены в этот процесс, и почему женщины предпочитали учиться в специальных заведениях, а не становиться доморощенными повитухами. В-третьих, определить, каковы были механизмы организации и реализации женской акушерской практики в Санкт-Петербурге XIX в. Работа состоит из двух глав, которые последовательно раскрывают три поставленные задачи.

Первая группа источников, на которой базируется данная работа, представляет собой документы из фонда Санкт-Петербургского Физиката (с 1868 г. -- Санкт-Петербургское врачебное управление), хранящиеся в Центральном государственном историческом архиве Санкт-Петербурга. ЦГИА СПб. Ф. 185. Санкт-Петербургский Физикат. 1786-1868. Физикат был учрежден указом императрицы Екатерины II в 1786 г. и осуществлял надзор за лечебными учреждениями, аптеками, деятельностью столичных и уездных врачей и ветеринаров, санитарным состоянием Санкт-Петербурга. С начала XIX века Физикат начинает контролировать деятельность петербургских акушерских служб: назначает городского акушера, определяет повивальных бабок на вакантные места, обязывает их предоставлять месячные отчеты, издает устав повивальных бабок, назначает им жалование, способствует прохождению экзамена и получению диплома. Документы из фонда Физиката и сменившего его в 1868 г. врачебного управления ЦГИА СПб. Ф. 212. Столичное врачебное управление. 1868-1917. помогают понять, во-первых, кем были повивальные бабки в Петербурге XIX века, и, во-вторых, как происходила институционализация женской акушерской практики. Прошения, написанные повивальными бабками, позволяют изучить точку зрения самих женщин на организацию работы акушерских служб.

Вторая группа источников -- это документы из фондов наиболее крупных родовспомогательных заведений Санкт-Петербурга и повивальных школ при них. Санкт-Петербургское родовспомогательное заведение было открыто в 1771 г. при Воспитательном доме, поэтому в числе учениц повивальной школы всегда находились его воспитанницы. Целями функционирования заведения являлись бесплатный прием беременных и рожениц всех сословий для оказания им родовспомогательной и врачебной помощи, обучение повивальных бабок теоретическим и практическим навыкам, усовершенствование и распространение родовспомогательной науки. Другое заведение, Санкт-Петербургский императорский клинический повивальный институт ЦГИА СПб. Ф. 469. Императорский Петроградский Клинический Повивально-Гинекологический Институт для бедных. 1797-1918. , было открыто по инициативе императрицы Марии Федоровны в 1797 году; это был родильный госпиталь на 20 коек с повивальной школой при нем. Госпиталь принимал беременных замужних женщин бедного состояния, которые не имели возможности получить акушерскую помощь на дому. Наиболее интересные документами из этих фондов являются личные дела слушательниц повивального института, содержащие сведения об их зачислении, прошения и дипломы. Они дают представление о происхождении, социальном и семейном положении, возрасте воспитанниц, иногда раскрывают мотивы поступления в повивальный институт и помогают понять дальнейшие карьерные траектории. На примере работы этих заведений можно понять механизмы обучения акушерскому делу, подготовки квалифицированных повивальных бабок и реализации акушерской практики на базе родовспомогательного учреждения.

Работа с Полным собранием законов Российской империи, в частности первыми двумя собраниями, дает представления о выстраиваемых на протяжение 1820-1880 гг. механизмов законного регулирования женской акушерской практики, организации обучения повивальному искусству и изменения положения экзаменованной повивальной бабки в системе медицинской иерархии. На основании законодательных актов, так или иначе касающихся деятельности повивальных бабок, можно сделать выводы и о позиции государства по отношению к несертифицированной повивальной практике.

Глава 1. Повивальные бабки в Санкт-Петербурге XIX века: происхождение, возраст, семейное положение

В центре многих работ по истории акушерок и родовспоможения стоит вопрос о начале мужского доминирования и развитии клинического акушерства. Как отмечает Сэмюель Томас в работе по истории акушерок в Англии XVII - XVIII вв., такой фокус исследования превращает повивальных бабок в пассивную однородную группу, а то и вовсе исключает их из контекста. Samuel Thomas, “Early Modern Midwifery: Splitting the Profession, Connecting the History”, Journal of Social History 44, no. 2 (Fall 2009): 115. Подобная тенденция особенно заметна в работах, написанных в духе классической истории медицины, в том числе среди отечественных исследователей. Например, труд доктора медицины Я. А. Чистовича фокусируется на истории медико-хирургических училищ и школ (в частности, Московской, Калинкинской и Елизаветинской), но также затрагивает обширный спектр вопросов, например, об организации медицинского управления и врачебной практики в Санкт-Петербурге и Москве в XVIII в. Чистович Я. А. История первых медицинских школ в России. СПб.: тип. Я. Трея, 1883. Он отмечает, что на вторую половину XVIII в. приходится постепенное развитие и утверждение гражданской медицины в крупных городах, поэтому объектом его интереса являются также учреждения гражданской медицины, деятельность городовых врачей, аптекарей, лекарей, зубных врачей и т.д. «Для полноты образования» воспитанники госпитальных школ начали изучать акушерство и женские и детские болезни. Там же. С. 318. Однако Чистович не упоминает деятельность повивальных бабок или повивальные школы, открытые усилиями лейб-медика П. З. Кондоиди в Петербурге и Москве. Сенатский указ об учреждении школ в Санкт-Петербурге и в Москве для обучения повивальному искусству; о снабжении столиц и городов испытанными в сем искусстве бабками под именем присяжных // ПСЗ РИ. Собрание 1649-1825. Т. XIV. № 10214. 1754 г. Школы осуществляли подготовку повивальных бабок и приняли первых учениц в 1757 г.

Исследуя историю возникновения и функционирования госпитальных школ в Российской империи XVIII в., «очагов высшего медицинского образования», советский историк медицины Б. Н. Палкин обращает внимание на контингент воспитанников этих учреждений. Это были мужчины, в основном выходцы из низшего духовенства, сыновья лекарей, ученики славяно-греко-латинских академий, дети иноземных лекарей и мастеровых. Палкин Б.Н. Русские госпитальные школы XVIII века и их воспитанники. М.: Медгиз, 1959. С. 18-21. Несколько десятилетий акушерство не являлось предметом преподавания в госпитальных школах, и только в 1763 году распоряжением Медицинской канцелярии был установлен порядок чтения лекций и прохождения студентами акушерской практики. Палкин Б.Н. Русские госпитальные школы XVIII века и их воспитанники. М.: Медгиз, 1959. С. 49. Палкин упоминает ведущую роль Н. М. Амбодика-Максимовича в становлении акушерской науки в России и отмечает, что практические занятия по акушерству проходили в Санкт-Петербургском воспитательном доме. Получается, что азы повивального искусства усваивали мужчины? В 1771 году при Санкт-Петербургском воспитательном доме по инициативе И. И. Бецкого был открыт родильный госпиталь «для незамужних и неимущих родильниц», на базе которого в 1784 году было образовано повивальное училище. Первыми учениками этого учреждения стали 12 питомиц Воспитательного дома и только два студента лекарских школ, которых определила туда Медицинская коллегия.

Современные российские исследователи иначе подходят к вопросу изучения родовспоможения и деятельности повивальных бабок. Н. Л. Пушкарева и Н. А. Мицюк, анализируя процесс институционализации акушерской профессии среди женщин в России конца XVIII - середины XIX вв. с позиции социальной истории медицины и гендерной истории, пытаются в том числе понять, кем были повивальные бабки. Исследовательницы выделили их «типичные социальные черты», что позволило сделать общие выводы относительно возраста и семейного положения повивальных бабок, состоящих на службе: обычно это незамужние женщины от 30 до 45 лет. Пушкарева Н. Л., Мицюк Н. А. Повивальные бабки в истории медицины России (XVIII - сер. XIX в.) // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2018. №1. С. 185. Однако в отечественной историографии довольно мало работ посвященных истории акушерок в России XIX в., и до сих пор нет точного представления о том, что за женщины выбирали такое занятие. Настоящая глава постарается дать ответ на вопрос, кем были повивальные бабки в Петербурге XIX века -- каково их происхождение, возраст, социальный и семейный статус, и происходили ли изменения в этой среде на протяжении столетия.

Развитие медицины в Российской империи было тесно связано с немецкой традицией. Немецких специалистов приглашали в качестве преподавателей в Академию наук и Московский университет, а затем и в специализированные медицинские учреждения -- госпитальные и медико-хирургические школы. Организация родовспомогательных учреждений на территории германских государств началась еще в XVIII веке: в 1728 г. при Страсбургской городской больнице было открыто родильное отделение под руководством Иоганна Якова Фрида, где также проходила подготовка студентов и акушерок; родильный госпиталь при Геттингенском университете, основанный в 1751 г., считается первым в мире родовспомогательным учреждением, имеющим аффилиацию с высшим учебным заведением. Jurgen Schlumbohm, “The Pregnant Women are here for the Sake of the Teaching Institution': The Lying-in Hospital of Gottingen University, 1751 to c. 1830”, Social History of Medicine 14, no. 1 (2001): 60. Продолжительное время медицинские учебники и пособия в России были доступны только на немецком языке, и лишь в последней четверти XVIII в. начали появляться творческие переводы сначала на латинский, а затем и на русский язык. Значимым этапом в истории становления акушерской науки в России стала публикация профессором повивального искусства Н. М. Амбодиком-Максимовичем шеститомного руководства «Искусство повивания или Наука о бабичьем деле» на русском языке, которое он написал «для пользы повивальных российских бабок». Максимович-Амбодик Н.М. Искусство повивания или Наука о бабичьем деле. СПб.: Имп. Тип., 1784-1786. В 6 Т.

О немецком происхождении практиковавших в Российской империи акушерок говорит тот факт, что первый устав повивальных бабок, принятый еще в 1789 г., был выпущен на двух языках - русском и немецком. Устав повивальным бабкам // ПСЗ РИ. Собрание 1649-1825. Т. XXIII. № 16805. 1789 г. На немецкое происхождение повивальных бабок начала XIX в. акушерок указывают документы из фонда Санкт-Петербургского Физиката. В 1816 г. Физикат утвердил штат акушеров и повивальных бабок. ЦГИА СПб. Ф. 185. Оп. 1. Д. 664. Об утверждении штата акушеров и повивальных бабок, об определении старшим акушером Грина и младшими - Громова, Нелюбина и Петрова; об утверждении устава повивальных бабок и инструкции городовым акушерам. 1816-1817. Немецкое происхождение находящихся службе акушерок возможно установить по их фамилиям: например, в 1811 г. в Адмиралтейской части Санкт-Петербурга начала службу Маргарита Дитмар, Анна Шиллер практиковала там еще с 1788 г., в Московской части служили Марина Вальд и Анна Вагнец, а Шарлотта Бранденбург - в Петербургской. Там же. В 1820 г. шесть повивальных бабок, состоящих на службе в Физикате по фамилии Албрехт, Беркман, Гаррер, Геннанг, Ресб и Янцен, подали прошение о выдаче 60 рублей на оплату жилья. ЦГИА СПб. Ф. 185. Оп. 1. Д. 874. О назначении квартирных денег шести местным повивальным бабкам. 1820. Их просьба была удовлетворена.

К началу XIX века в Санкт-Петербурге работали несколько медицинских учреждений, занимавшихся подготовкой повивальных бабок: это упомянутое ранее училище «повивального искусства и операторства» при воспитательном доме и открытый в 1797 г. родильный госпиталь на 20 коек с повивальной школой при нем. Позднее оба эти учреждения станут именоваться повивальными институтами. Преподавание в повивальных школах велось на русском языке, что, вероятно, оказало определенное влияние на этнический состав повивальных бабок и привело к тому, что в эту профессию стало входить все больше русских женщин. Для этого были созданы подходящие условия: организованы специальные учреждения и ведомства, контролировавшие женскую акушерскую практику, профессора повивального искусства, в том числе русского происхождения, участвовали в подготовке и аттестации повивальных бабок, создавались и внедрялись учебные пособия на русском языке. С 1830-х гг. умение «твердо читать и писать по-русски» было необходимо для поступления в число учениц. Высочайше утвержденный Устав родовспомогательного заведения С. Петербургского Императорского Воспитательного Дома // ПСЗ РИ. Собрание 1825-1881. Т. XIV. № 12380. 1839 г. Поэтому повивальные бабки не столкнулись с проблемами интеграции в медицинскую практику, характерные, например, для иностранных аптекарей. Сергеева М. С. Проблемы интеграции иностранных аптекарей в отечественную медицинскую практику XVI-XVII вв. // Известия Алтайского государственного университета. 2015. № 4. С. 222-230. Тем не менее, по уставу Повивального института Санкт-Петербургского родовспомогательного заведения 1839 г. допускался прием иноверок в число учениц, а девушкам, владеющим немецким языком, даже отдавали предпочтение при зачислении на казенное содержание. Высочайше утвержденный Устав родовспомогательного заведения С. Петербургского Императорского Воспитательного Дома // ПСЗ РИ. Собрание 1825-1881. Т. XIV. №12380. 1839 г. Кроме теоретического и практического курса повивального искусства воспитанницы обязательно изучали немецкий язык «для усовершенствования своих познаний и по необходимости сего языка в практической жизни». Там же.

Со второй половины XIX в. среди учениц повивальных школ и практиковавших повивальных бабок встречаются все больше девушек и женщин еврейского происхождения. Особенно хорошо сохранились сведения о них времен царствования императора Александра III. Среди таких документов прошение повивальной бабки Иды Исааковны Лурии в 1884 г., которая обратилась в столичное врачебное управление с просьбой разрешить ей изготавливать для продажи дезинфекционные духи и противохолерный пояс. ЦГИА СПб. Ф. 212. Оп. 3. Д. 15. О разрешении приготовления дезинфекционных духов повивальной бабке Иде Лурии. 1884. В 1891 г. Гитель Сауловна Вейншаль Вероятно, является родственницей Владимира Сауловича Вейншаль (1863-1943), еврейского врача и общественного деятеля. Он родился в Гродно, в 1888 году окончил Императорскую медико-хирургическую академию, в 1890 году был принят на работу в одну из больниц Петербурга. Общие фамилия и отчество, образование в области медицины и запрос Г. Вейншаль на получение вида на жительства в июне 1891 г., который свидетельствует о факте переезда, наталкивают на мысль о родстве., вольноприходящая ученица Повивального института, просила выдать ей свидетельство о прохождении обучения «для предоставления в канцелярию Санкт-Петербургского Градоначальника на предмет получения вида на жительство» ЦГИА СПб. Ф. 469. Оп. 1. Д. 29. По экзамену и выпуску учениц. 1891.. Повивальные бабки еврейского происхождения поступали в институты и занимались практикой даже в 1880-х, несмотря на ограничительные меры внутренней политики императора Александра III. Именно в этот период времени Повивальный институт был обязан запрашивать у канцелярии Санкт-Петербургского градоначальника сведения о «политической благонадежности» девушки или женщины, поступающей на акушерские курсы. В 1884 г. в канцелярию кронштадтского военного губернатора поступило сообщение из Санкт-Петербургского родовспомогательного заведения о том, что «в число приходящих слушательниц Повивального Института сего Заведения состоят в настоящее время лица еврейского происхождения», однако для них «не встречаются препятствия к слушанию лекций в Повивальном Институте». ЦГИА СПб. Ф. 1770. Оп. 1. Д. 26. О доставлении Санкт-Петербургскому Родовспомогательному заведению сведений о лицах еврейского происхождения, о политической их благонадежности, для слушания лекций в повивальном институте. 1884.

Установить точно происхождение некоторых повивальных бабок, учившихся и практиковавших в Санкт-Петербурге, по их именам и фамилиям невозможно. Например, сохранилась жалоба на повивальную бабку Амалию Говениус, находившуюся на службе при больнице Святой Марии Магдалины в 1840-х гг. ЦГИА СПб. Ф. 204. Оп. 1. Д. 18. Докладные записки старшего врача в Попечительство больницы об увольнении от службы повивальной бабки Говениус Амалии за недобросовестное исполнение обязанностей. 1844. Фамилия Говениус, вероятно, имеет шведское происхождение. Ее тезка, Амалия Рамзай, в 1872 г. подавала прошение в столичное врачебное управление об открытии в своей квартире убежища для рожениц. ЦГИА СПб. Ф.212. Оп. 10. Д. 2. Прошения повивальных бабок о разрешении принимать рожениц в своих квартирах; разрешения и свидетельства осмотра помещений. 1872. Остается неясным, связана ли она с финлядскими дворянами Рамзай (Ramsay). Можно сделать предположение, что в Петербург могли прибывать ученицы и повивальные бабки из разных городов и частей империи, например, из Польши, Финляндии и прибалтийских регионов. Таким образом, на протяжении XIX столетия в Санкт-Петербурге наблюдается определенная динамика в этническом происхождении повивальных бабок: доминирование немецких акушерок в начале века сменяется вступлением на службу все большего количества русских девушек и женщин. Вместе с тем, в повивальные школы поступали ученицы из разных частей Российской империи.

Устав повивальных бабок от 1789 г. устанавливал, что ученица, желавшая получить звание, должна была быть не моложе 18 и не старше 30 лет. Устав повивальным бабкам // ПСЗ РИ. Собрание 1649-1825. Т. XXIII. № 16805. 1789 г. Согласно уставу повивальных бабок 1816 г., к обучению повивальному искусству в школах допускались девушки от 18 лет, а верхняя граница возраста отсутствовала. ЦГИА СПб. Ф. 185. Оп. 1. Д. 1054. О получении Физикатом устава об обязанностях повивальных бабок. 1816. Стать ученицей при экзаменованной повивальной бабке можно было и раньше: учительница должна была регулярно доставлять сведения об обучении и успехах подопечной акушеру, ученица могла принимать роды только после сдачи экзамена и принесения присяги. Однако, «по отменной способности», помощница могла получить звание повивальной бабки «не взирая на краткосрочность обучения». ЦГИА СПб. Ф. 185. Оп. 1. Д. 1054. О получении Физикатом устава об обязанностях повивальных бабок. 1816. Повивальный институт при воспитательном доме принимал в число казенных учениц девушек всякого звания от 18 до 26 лет, а если девушка не достигла совершеннолетнего возраста, то была обязана предоставить разрешение родителей, родственников или опекунов. Высочайше утвержденный Устав родовспомогательного заведения С. Петербургского Императорского Воспитательного Дома // ПСЗ РИ. Собрание 1825-1881. Т. XIV. № 12380. 1839 г. То есть несмотря на то, что 18-летний возраст был обозначен в качестве нижней границы поступления в повивальную школу или на службу, у девушек была возможность приобрести это звание до достижения 18 лет.

Срок службы не был ограничен, а выход на пенсию был связан, как правило, с состоянием здоровья. В рассмотренных документах чаще всего указывается год начала службы, поэтому возраст повивальных бабок установить довольно сложно. Например, повивальная бабка Анна Шиллер состояла на службе в Адмиралтейской части Санкт-Петербурга с 1788 г.: на момент утверждения штатов повивальных бабок в 1816 г. срок ее службы составлял 28 лет, получается, ее возраст мог составлять от 45 лет и больше. ЦГИА СПб. Ф. 185. Оп. 1. Д. 664. Об утверждении штата акушеров и повивальных бабок, об определении старшим акушером Грина и младшими - Громова, Нелюбина и Петрова; об утверждении устава повивальных бабок и инструкции городовым акушерам. 1816-1817. Мария Шкарт, напротив, служила в Васильевской части только с 1815 г. и была принята в штаты всего после года практики. Там же. Поступавшей в 1884 г. в Повивальный институт Марии Великановой, уроженки г. Рига, был 21 год. ЦГИА СПб. Ф. 145. Оп. 5. Д. 1. Личные дела слушательниц Повивального института. 1873-1899. Обучение акушерству в институте занимало два года, и, теоретически, Мария Великанова могла начать собственную практику в возрасте 23 лет после прохождения экзаменов и получения диплома.

В 1837 г. питомица Воспитательного дома Авдотья Шмидт была определена Опекунским советом на вакансию повивальной бабки в Ропшинском округе. ЦГИА СПб. Ф. 8. Оп. 3. Д. 35. Личное дело повивальной бабки Авдотьи Шмидт. 1837-1870. Через 30 лет и 11 месяцев службы, в январе 1868 г. она подала прошение о выходе на пенсию в Опекунский совет в связи с состоянием здоровья: «вследствии частых требований к больным и разъездов по округу и в лазарет, я получила хроническия болезни и постоянно страдаю застарелым ревматизмом». Там же. К своему прошению она прикрепила свидетельство окружного врача, который указал, что в 1868 г. Авдотье Шмидт было 48 лет. Получается, что на службу на поступила в возрасте 17 лет. Судя по всему, она так и не вышла замуж.

Повивальная бабка София Мими, так же питомица Воспитательного дома, поступила на службу в Горболовский округ в 1859 г. ЦГИА СПб. Ф. 8. Оп. 3. Д. 101. Личное дело повивальной бабки Софии Мими-Чернышевой. 1859-1867. 18 сентября 1861 г. она подала прошение в Опекунский совет, в котором просила разрешения вступить в брак со старшим фельдшером Иваном Чернышевым. Там же. Прошение было вскоре удовлетворено Опекунским советом, и 29 октября того же года состоялось их венчание. Они прожили вместе до смерти Софии Чернышевой в 1867 г., которая скончалась в возрасте 27 лет. Она начала практику в возрасте 19 лет.

Установить семейное положение повивальных бабок возможно через их прошения в Санкт-Петербургское столичное врачебное управление. Так, в 1870-х гг. повивальные бабки активно подавали прошения об открытии частных родильных приютов. Разрешения на частную практику и адреса открывавшихся «убежищ для родильниц» публиковались в суточных приказах Санкт-Петербургской полиции, на основании которых можно сделать выводы о семейном положении повивальных бабок. Например, в приказе от 1 июля 1872 г. говорится, что уже упомянутая ранее повивальная бабка Амалия Рамзай по мужу была Соколовской. ЦГИА СПб. Ф.212. Оп. 10. Д. 2. Прошения повивальных бабок о разрешении принимать рожениц в своих квартирах; разрешения и свидетельства осмотра помещений. 1872. Повивальная бабка Прасковья Иванова, получившая разрешение принимать рожениц в своем приюте и заниматься «вольною акушерскою практикой», по мужу была Плунова. ЦГИА СПб. Ф. 255. Оп. 1. Д. 1994. О дипломах повивальных бабок. 1879-1880.

В 1890 г. Евдокия Добрынина в своем прошении о поступлении на повивальные курсы объясняла, что ее решение было связано с семейными и финансовыми обстоятельствами: «со смерти своего мужа не имея других средств к жизни». ЦГИА СПб. Ф. 469. Оп. 1. Д. 19. Прошения повивальных бабок. 1890. Она представилась вдовой коллежского регистратора. По-видимому, среди практикующих повитух также были вдовы. Наличие детей у повивальных бабок по имеющимся документам не удается ни доказать, ни опровергнуть, но Н. Л. Пушкарева и Н. А. Мицюк со ссылкой на работу К. Вермана отмечают, что «значительным достоинством считалось наличие у повитухи собственных детей, а значит и необходимого опыта родов». Пушкарева Н. Л., Мицюк Н. А. Повивальные бабки в истории медицины России (XVIII - сер. XIX в.) // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2018. №1. С. 185.

В прошениях, написанных ученицами повивальных институтов или практикующими повивальными бабками, довольно редко можно увидеть указание на их сословную принадлежность, как, например, в случае с прошением Евдокии Добрыниной. Они иногда представлялись дочерями или женами коллежских регистраторов ЦГИА СПб. Ф. 469. Оп. 1. Д. 29. По экзамену и выпуску учениц. 1891. и губернских секретарей. ЦГИА СПб. Ф. 212. Оп. 8. Д. 68. Об открытии убежища для рожениц по прошениям повивальных бабок. 1879. В 1840-х гг. повивальная школа в значительной степени упразднила элементарные общеобразовательные предметы, а значит потенциальные ученицы должны были иметь возможность получить образование до поступления на акушерские курсы. Существовал определенный образовательный ценз. По уставу Санкт-Петербургского родовспомогательного заведения девушки, поступавшие в ученицы повивальной школы, должны были знать закон Божий, первые четыре правила арифметики и уметь твердо читать и писать по-русски. Высочайше утвержденный Устав родовспомогательного заведения С. Петербургского Императорского Воспитательного Дома // ПСЗ РИ. Собрание 1825-1881. Т. XIV. № 12380. 1839 г. Поощрялось знание иностранных языков. Можно предположить, что в большинстве своем они происходили из семей мелких чиновников и принадлежали к сословию городских обывателей.

В 1845 г. на базе Повивального института была учреждена школа сельских повивальных бабок, ученицами которой становились сиделки родильного госпиталя и крестьянские женщины, посылаемые Министерством государственных имуществ. ЦГИА СПб. Ф. 469. Оп. 2. Д. 3. Историческая записка о Клинико-повивально-гинекологическом институте. 1797-1922. Эта школа создавалась для увеличения количества выпускаемых повивальных бабок. Так, в 1854 г. из Олонецкой губернии в школу на обучение было отобрано и направлено порядка 20 крестьянских девиц, совершеннолетние и «надлежащей понятливости». ЦГИА СПб. Ф. 1845. Оп. 1. Д. 567. О приглашении крестьянских девиц в институт повивальных искусств (1854). Повивальный институт Санкт-Петербургского родовспомогательного заведения так же принимал женщин крестьянского происхождения в число учениц, отдавая предпочтение знавшим русскую грамоту, здорового сложения и без физических недостатков. Высочайше утвержденный Устав родовспомогательного заведения С. Петербургского Императорского Воспитательного Дома // ПСЗ РИ. Собрание 1825-1881. Т. XIV. №12380. 1839 г.

Н. Л. Пушкарева и Н.А. Мицюк утверждают, что среди повивальных бабок были и дворянки. Пушкарева Н. Л., Мицюк Н. А. Повивальные бабки в истории медицины России (XVIII - сер. XIX в.) // Вестник Смоленской государственной медицинской академии. 2018. №1. С. 185. Скорее всего некоторые женщины дворянского происхождения присутствовали и оказывали посильную помощь и поддержку при родах своих родственниц -- сестер, дочерей, племянниц и т. д., но вряд ли при этом они поступали в повивальные институты или состояли на службе.

Таким образом, повивальные бабки Санкт-Петербурга XIX века являются разнообразной, динамичной и относительно открытой профессиональной группой. Немецкое доминирование в этой области, еще ощутимое в начале XIX столетия, постепенно ослабевает с открытием повивальных школ, где преподавание велось преимущественно на русском языке. В столицу пребывали подданные из разных городов и уголков империи, а значит этнический состав повивальных бабок на протяжении века становился более пестрым. Менялись требования и к возрасту учениц: устав 1816 г. убрал статью, которая не допускала поступления в повивальную школу женщин старше 30 лет. Как продемонстрировали документы, на службе состояли как молодые, так и пожилые женщины. Искать и выделять «универсальные черты» акушерок, состоявших на службе, значит поддаваться традициям классической истории медицины и игнорировать это разнообразие: акушерской практикой занимались женщины разного этнического и сословного происхождения, вероисповедания, возраста и семейного положения.

Однако проанализированные в данной главе источники дают представление только о женщинах, официально состоявших на службе или обучавшихся в повивальных школах. Санкт-Петербургский Физикат, а затем и столичное врачебное управление строго не преследовало несертифицированную акушерскую практику. Политика этих учреждений в отношении повивальных бабок, скорее, состояла в том, чтобы привлечь как можно больше женщин к прохождению экзамена и поступлению на государственную службу. Сведения о вольнопрактикующих доморощенных повитухах в их фондах отсутствуют, поэтому установить кем были эти женщины на основании данных документов невозможно.

Глава 2. Институционализация женской акушерской практики в Санкт-Петербурге 1820-1880 гг

2.1 Система подготовки повивальных бабок: повивальные школы и родильные приюты

Становление системы подготовки повивальных бабок начинается в середине XVIII в. 15 апреля 1754 г. лейб-медик П. З. Кондоиди подал в Правительствующий Сенат «представление о порядочном учреждении бабичева дела в пользу общества», которое предполагало открытие первых повивальных школ в России: одну в Санкт-Петербурге и одну в Москве. Сенатский указ об учреждении школ в Санкт-Петербурге и в Москве для обучения повивальному искусству; о снабжении столиц и городов испытанными в сем искусстве бабками под именем присяжных // ПСЗ РИ. Собрание 1649-1825. Т. XIV. № 10214. 1754 г. Сохранилось крайне мало источников, свидетельствующих об их деятельности: известно, что они просуществовали до открытия в Москве и Петербурге воспитательных домов, при которых были организованы родильные приюты и повивальные школы. Леви М. Ф. История родовспоможения в СССР. М.: Издательство АМН СССР, 1950. С. 23. Изучение системы подготовки повивальных бабок позволяет выяснить, как происходил процесс становления ученицы повивальной бабкой и почему женщины предпочитали учиться в специальных заведениях, а не становиться доморощенными повитухами.