Размещено на http://www.allbest.ru/

пренатальная общность

Ю.И. Шмурак // Человек 1993. № 6. С. 21-37.

Не только медики и физиологи, но даже психологи сегодня по большей части не видят во внутриутробной жизни никакого психологического содержания. Ни отечественные, ни зарубежные психологи никогда не пытались представить плод в утробе матери как объект какого-то целенаправленного воспитательного воздействия. А между тем развитые практики пренатального (предшествующего рождению) воспитания существуют во многих, если не в большинстве традиционных культур. И когда, обнаружилось, что никакие технологические усовершенствования в акушерстве и гинекологии не способны ни снизить перинатальную патологию, ни усилить привязанность матери к младенцу, - на новом уровне возродился интерес к этим полузабытым народным практикам. На Западе (прежде всего в США и Франции) это произошло в начале шестидесятых годов, в России - в середине восьмидесятых, и в обоих случаях это, видимо, было прямо связано с более широкими общественными переменами.

Несколько поколений людей, рожденных в больнице, аккумулировали в себе опыт страха, переживание опасности, буквально «с молоком матери» впитали «обученную беспомощность». Между тем, известно, что приспособительные системы укрепляются, когда человек переживает чувство ответственности, и угнетаются чувством беспомощности. В обществе появился «спрос» на «сознательных» родителей и сознательно рожденных детей с такими «функциональными органами», которые избавляют младенца от врожденного страха, аннигиляции, позволяют развивать исходное доверие к миру и людям, и, соответственно, психическую активность.

Однако психологической концепции беременности пока нет. Возникает парадоксальная ситуация: пренатальное воспитание - и вполне успешное - реальный факт, но что собственно подвергается воздействию, с какой целью, какие механизмы при этом затрагиваются, - не известно ни психологии, ни философии.

Несколько первичных понятий

В первую очередь, видимо, необходимо четко выделить и описать сам объект воспитания. Но этому препятствует полная неразработанность в психологии соответствующих понятий. Поэтому чисто эмпирически введем понятие «пренатальной общности» как объекта пренатального воспитания. Пренатальная общность ограничена во времени зачатием и рождением и включает в себя все связи и отношения с миром, реальные и воображаемые, в которых находится женщина, ожидающая ребенка. Следует отметить, что границы пренатального возраста (зачатие - рождение) задаются существующей культурой и не являются раз и навсегда жестко определенными. Представитель мистической школы Т. Сарайдаркан в своем докладе о сознательном зачатии на Конгрессе пренатальной психологии в 1985 году утверждал, что присутствие человека в мире начинается за год до зачатия (2).

Мы можем воспользоваться понятиями из концепции развития субъективности (3). Согласно этой концепции, развитие ребенка представляет собой чередование относительно стабильных периодов (периодов становления) с критическими периодами. Это справедливо для развития и «детско-взрослой общности» (событийности, т. е. системы отношений, связывающих ребенка со взрослыми), так и для развития внутреннего мира (субъективности) ребенка. При становлении общности преобладают процессы отождествления, при становлении субъективного мира - процессы дифференциации, обособления. Эта концепция позволяет избежать искусственного разделения пренатальной общности на «мать», «плод», «семью», «пренатального инструктора» и рассматривать то, что происходит до рождения, целостно - с точки зрения происходящих внутри общности процессов. С позиции внешнего наблюдателя, в психологическом мире матери ребенку как самостоятельному субъекту нет места. Но при этом ничто не мешает матери субъективно разделять себя и ребенка, мыслить его как «моего ребенка», а не «мою беременность». Период, когда в «со-бытии» общности преобладают механизмы отождествления, а во внутреннем мире матери идут процессы обособления, осознание себя беременной, мы будет называть «докоммуникативным». Его временные границы размыты. Наши наблюдения за беременными в Центре психического здоровья АМН СССР в 1988-1989 годы, подтвержденные данными истории болезни и индивидуальными картами беременной, показывают, что у тех женщин, у которых стимулируется реализация самобытности, и принятие позиции матери, коммуникативный период (ощущение, что ребенок двигается) наступает на две-четыре недели раньше принятого срока (двадцать две недели для первородящих), притом, что структурно и функционально эмбрион оснащен для этого гораздо раньше.

Необходимо ввести еще одно различение. Мы будем говорить о «присутствии» субъективности ребенка в субъективности матери и о развитии в сторону обособления, а также о «присутствии» ребенка и матери в «со-бытии». Таким образом, существуют три критических перехода, три точки, в которых внутриутробная жизнь как психологический феномен становится доступна наблюдению. Это, во-первых, сам процесс рождения, во-вторых, процессы превращения внутреннего мира «женщины с животом» или «с болезнью» во внутренний мир будущей матери, в-третьих, процесс развития коммуникации между ребенком, увеличивающим спектр движений, и матерью, которая, с одной стороны, создает совершенно новую программу реагирования, а, с другой, - продолжает накладывать на движения ребенка имеющиеся у нее эмоциональные и поведенческие стереотипы.

Первый аспект - аспект рождения - изучается с относительно недавнего времени. Он отражен в работах Станислава Грофа (4) и Фредерика Лебойе (5). Второму аспекту наибольшее внимание уделял психоанализ (6). Третий аспект изучался в основном в рамках эмбриологии. Психологическому изучению процессов коммуникации во внутриутробном периоде посвящена книга Томаса Верни «Тайная жизнь нерожденного ребенка» (7).

Кризис рождения

Кризис рождения вносит в жизнь ребенка резкую полярность: прошлого и настоящего, радости и страданий, света и темноты. Все описания отражают острые, насильственные, извне вовнутрь направленные катастрофические изменения.

Вместе с тем внутриутробный ребенок не является пассивным. Рождение - активный процесс и с точки зрения биологии, поскольку гормоны, запускающие схватки, вырабатываются в теле ребенка, и с психологической точки зрения, поскольку внутриутробный младенец к моменту рождения обладает большим опытом «приучения» к будущим схваткам.

Изменение характера «событийности» задано разницей в скорости роста тела ребенка и плодных оболочек. Тело растет, а пространство сжимается. Он «приучается» группироваться, сгибать позвоночник, ограничивать свои движения, поскольку чрезмерная атака на границу становится фактом сознания его матери, от которой он получает обратную связь. Вначале «Я» ребенка ограничивается еще не «другим», а лишь физическими границами тела. «Другой» появляется в акте, в котором движение ребенка соединяется с чувствами или иным ответом матери. Активность рождения концентрирует в себе весь опыт усилий, которые были позитивно санкционированы в период внутриутробного развития.

Рождающийся человек резко закрывает глаза (он умеет открывать их с шести месяцев внутриутробной жизни), обожженные ярким светом, он оглушается громкими командами акушерки и звоном инструментов, он не слышит привычных голосов матери и отца, его кожа, знакомая с прикосновениями амниотической жидкости и плодных оболочек, встречает грубые ткани, его легкие обожжены воздухом, «Первый крик - это крик «Нет!» - пишет Лебойе в книге «Рождение без насилия». - Это потрясение человека, которого убивают, насилуют. Это страстный, пылкий отказ от того, что на самом деле называют жизнью» (8). Поза эмбриона с согнутыми плечами, опущенной головой, подтянутыми коленями семантизируется как унижение и избегание в момент, когда акушер, держащий ребенка за ногу вниз головой, и сила тяготения требуют, чтобы ребенок развернулся (9).

Наблюдения показывают, что различия между новорожденными обнаруживаются на стадии этого первого выбора - одни разворачиваются, распрямляются, выгибаются, приобретая новый опыт и одновременно средства действия в новом мире, другие возвращаются в привычную эмбриональную позу, и всю последующую жизнь возвращение в положение «символического узника материнского лона» будет преимущественным и наиболее вероятным способом реагирования.

Исход «кризиса новорожденности» зависит, таким образом, не только от программы материнского ухода, но и от того, что приобрел ребенок в процессе рождения и во время внутриутробной жизни. Технологизированная система родовспоможения предъявляет ко всем новорожденным равно высокий уровень требований, она рассчитана на отбор «победителей». «Зона ближайшего развития» конкретного ребенка, появляющегося на свет в данный момент, совершенно игнорируется, т. е. условия, при которых он проявит максимум своих возможностей, остаются неизвестными.

Какова же та мера помощи, которую может оказать взрослый (мать, акушер) будущему ребенку, и как различить эту меру в недифференцированном поведении рождающегося человека? Ф. Лебойе описал идеальное рождение. Он говорит о языке понимания, о том, что при создании новой общности должно учитывать обретения прежней, пренатальной - медленный ритм, привычка к свету, рассеянному плодными оболочками, приученность к приглушенным голосам, связанность пуповиной. Всю эту обстановку можно воспроизвести при рождении. Новорожденного можно поместить вначале на животе матери, затем в ванну с подогретой водой, можно осуществить «лотосовое рождение», т. е. не обрезать пуповины, пока она не станет бесполезной (10). Этот постепенный, в ритме самого ребенка, переход означает признание его самоценности, подобно тому, как признали в эпоху Возрождения ценность детства (11).

В современном акушерстве новая для ребенка среда строится не по законам уподобления, а на основе противостояния, борьбы, по «мужским законам» (12).

Отражение насильственной, обижающей, репрессивной по своей природе обстановки рождения человека весьма своеобразно исследовал Граф. Он систематизировал и обобщил эмбриональные переживания пациентов, находящихся в измененном состоянии сознания. В совместной с Кристиной Граф работе «Сияющие города и адские муки» (13) он описал процесс рождения так, как он видится изнутри и сохраняется в бессознательном в виде «перинатальных матриц», на основе которых в течение жизни конденсируется весь последующий опыт. В первой фазе, соответствующей регрессу к началу родового процесса, «океаническое чувство» единства сменяется всеобъемлющим беспокойством и ощущением опасности для жизни. Вторая фаза, совпадающая с первой клинической стадией родов, - это время, когда «существование кажется лишенным смысла», происходит концентрация на роли жертвы, невозможности спастись и безысходности. Третья перинатальная матрица, соотносящаяся со второй стадией родов, воплощается в переживаниях напряжения, борьбы, сопротивления, ярости, сильного возбуждения. Четвертая матрица (третья клиническая стадия родов) переживается как максимум боли, смерть и повторное рождение. Страдания и агония доходят до переживания разрушения.

Важно отметить, что на разных стадиях рождающийся ребенок может иметь средства, позволяющие перейти от положения жертвы к активным действиям. Эти способы и средства зависят от меры помощи матери. Например, замечено, что у женщин, имевших в дородовом периоде расстройства невротического уровня, эмоциональные нарушения, осложнения в отношениях с другими людьми, ослабляется сократительная деятельность матки, не выражена доминанта дна (14).

А когда у рождающегося ребенка нет средств для освоения новой стадии рождения, возможен регресс к предыдущей. Например, при ослаблении сократительной деятельности матки активность ребенка угнетается.

Коммуникативный период

В какой же момент изменяется форма совместного бытия? Некоторые авторы считают, что все контрасты возникают в момент первого вдоха, при первом разрыве зависимости дыхания; до того, как кровоток изменит свое направление, существует психофизиологическая неразделенность. Другие видят сигнал изменения того, что мы здесь называем «событийностью», в движении плода. В чреве матери жизнь ребенка делится на два неравных периода, когда в результате различия в скорости роста тела ребенка и плодных оболочек появляется новый фактор - граница, предел для движений, и вместе с ней - ограничение свободы. Граница принадлежит не только миру бытия, но и субъективному миру матери. С этого момента начинается «совместная деятельность» матери и ребенка, ребенок двигается, мать ощущает эти движения и дает ему обратную связь - вначале только тем, что замечает или игнорирует эти движения, затем посредством гуморальной регуляции негативно или позитивно санкционирует те или иные движения, затем появляется возможность прикоснуться, обратиться, исследовать тело ребенка через свой живот.

Первичная адаптивная система ребенка (структуры древнейшего мозга и нейроэндокринная система), в свою очередь, стимулирует развитие сенсорики. Есть сведения, что латеральная часть гипоталамуса содержит специфические клетки, преобразующие сенсорные связи между стимулами в чувство удовольствия.

Зрелость первичной адаптивной системы зависит от эмоциональной среды матери, от ее образа жизни. Общая для матери и ребенка адаптивная система угнетается чувствами беспомощности и бесполезности, утратой любви, чувством покорности и поражения и укрепляется противоположными - ответственностью, руководством, чувством творчества, победы (15).

Чем разнообразнее воздействие на ребенка на этом этапе, тем больше дифференцирована его экспрессия, тем больше стимулов он начинает «узнавать» после рождения. Т. Верни отмечает также важность регулярно организованной психологической среды, которая позволяет ребенку выделять повторяющиеся воздействия, «систематизировать» их. Таким образом, возникает целостная программа, в которой в живой нерасчлененности присутствует и воздействие матери, и поведение ребенка (16). Ему же принадлежит наблюдение, что внутриутробный младенец предпочтительнее и быстрее осваивает те воздействия, которые обращены непосредственно к нему. Мать, субъективно обособляя ребенка, вступая в отношения с ним как с «Другим», соединяет его с миром, готовит предпосылки для его связей с будущей средой. Каждая волна материнских гормонов выводит внутриутробного младенца из обычного состояния, он начинает «ощущать», что произошло нечто необычное, и пытается «понять», что именно.

Понимание обеспечивается самим совершением движения. Некоторые движения, относящиеся к экспрессии, наблюдались с помощью кинокамеры, вживленной в стенку матки.

Выяснилось, что пятимесячный эмбрион слышит громкие крики, пугается, «сердится», «грозит», реагирует на слова и ласки, изменяет поведение в зависимости от настроения матери (17).

Предпосылки «этого многообразия закладываются еще в докоммуникативный период, когда мать непосредственно не ощущает присутствие ребенка как отдельного существа. На втором месяце внутриутробной жизни развивается центральная (ЦНС) и периферическая нервная система, полуторамесячный эмбрион реагирует на боль, отстраняется от света, направленного на живот матери, на прикосновение к подошвам, в шесть-семь недель возникает орган вкуса, (позднее он начинает ощущать вкус и запах околоплодных вод - важность этого фактора в коммуникации впервые отметили микропсихоаналитики).

Эмбрион способен реагировать на настроение матери еще до появления ЦНС, когда его клетки способны улавливать изменения в составе крови. С шести месяцев, согласно Верни, берет свой отсчет интеллектуальная и эмоциональная жизнь ребенка. Его поведение в этот период изменяется в ответ на голос матери и отца, эмбрион способен увязывать свое поведение со знакомым голосом способен даже к опережающему отражению в своем поведении; он «знает», какие движения вызовут чувство удовольствия, какие - неудовольствия.

Мать активно интерпретирует поведение ребенка, как своими чувствами, так и поведением. Подобные случаи интерпретации мы наблюдали, исследуя психологические предпосылки нарушения психического здоровья у младенцев. Одна будущая мама интерпретировала чрезмерные движения своего ребенка словами «хулиганит», «безобразничает» и надевала бандаж, а другая трактовала сильные толчки как «ему не хватает воздуха, он хочет погулять» - и выходила на свежий воздух. Кроме того, шестимесячный эмбрион, испытывая давление амниотической жидкости, сворачивается, переворачивается вниз головой; он умеет сосать палец, закрывает руками лицо, когда мать волнуется. Семимесячный эмбрион не просто воспринимает звуки, но отвечает на них, толкая именно в переднюю часть живота (18).

Таким образом, коммуникативные средства имеют биологическую природу, но отбор их, несомненно, отражает присутствие в их развитии «культурного» влияния, в частности, установок и интерпретаций матери.

Дополнительным аргументом в пользу «рефлексивной», а не только химической природы реакций ребенка на внешние стимулы, является тот факт, что ребенок отвечает на стимулы, которые нейтральны для матери и не нарушают ее гормонального баланса (19).

Докоммуникативный период: фантазии беременности, становление пренатального материнства.

Неосознаваемое влияние матери на пренатальную среду возможно через подавленные чувства. Например, когда ребенок является нежеланным для кого-либо из членов семьи; уют-факт известен матери - она избегает думать об этом, но подавленный гнев и обида проникают во внутренний мир пренатальной общности.

Когда мы рассматривали пренатальную общность с позиции внешнего наблюдателя, то выделяли границы между различными сменяющими друг друга формами «события» в течение внутриутробной жизни. Аналогичные границы должны существовать и на другом «полюсе» - между сменяющими друг друга формами субъективности - при переходе от субъективности матери к предпосылкам субъективности ребенка. Для обозначения этих форм субъективности будем употреблять термин «присутствие». «Присутствие» субъективного мира матери и предпосылки, субъективного мира ребенка обнаруживаются в тех областях, с которыми традиционно имеет дело психоанализ - в сновидениях, телесных симптомах, чрезмерных, неадекватных реальности чувствах и т. п.

Форма и содержание «присутствия» закладываются задолго до наступления реальной беременности - еще в детстве и воплощаются в так называемых фантазиях беременности. Фантазии беременности были обнаружены 3. Фрейдом у взрослых пациентов, мужчин и женщин (20). Они появляются в раннем детстве, подвергаются изменениям в ходе развития и влияют на последующее поведение (не только репродуктивное) больше, нежели реальные знания пациента о зачатии, вынашивании и рождении. Фантазии относительно беременности являются повсеместными, составляют основной момент детской поглощенности и имеют свою историю. Они не относятся к какой-либо одной стадии индивидуального развития, а видоизменяются вместе с переменами в жизни и сознании ребенка. Анна Фрейд впервые классифицировала эти фантазии, описала условия, при которых происходит замена одних фантазий другими и связала их символическим рядом, грудь-фекалии-пенис-младенец». Она сделала акцент на том, что каждый из этих символических объектов, проявляющихся в фантазиях беременности, являлся в свое время частью «Я» и претерпел в результате взаимоотношений с другими людьми болезненное отделение от «Я». Она также подчеркнула, что Эдипова стадия, являясь первой групповой, т. е. подлинно социальной стадией, перерабатывает в фантазиях беременности более ранние стадии, и предмет фантазирования приобретает человеческие черты, черты ребенка, черты «Другого».

Наиболее крупное исследование психологического содержания беременности принадлежит Елене Дойч. В двухтомном труде «Психология женщины» (22) она исследовала, в частности, связь детских переживаний и фантазии беременности у матери с самочувствием, эмоциональной жизнью и практическим поведением беременной, т. е. то, как «присутствие» проявляется в жизни и пренатальной общности.

Е. Дойч подробно описала и природу и содержание конкретных форм «присутствия» детского опыта матери в текущей беременности и попыталась увязать «присутствие» матери и «присутствие» плода. С точки зрения психоанализа, такой единицей совместного «присутствия» в докоммуникативном периоде вполне может выступать болезненный симптом. В некоторых из таких симптомов больше заметно присутствие эмбриона, например, в телесных симптомах (тошнота, отеки и т. п.) они отражают переход «присутствия» ребенка в «присутствие» матери, т. е. их появление предшествует ощущению матери. Другие - эмоциональные: страхи, возбуждение, угнетенность и т. п. - отражают обратный переход, возникая вначале как некое общее эмоциональное беспокойство, которое лишь позже находит себе подходящий объект, различный в различных культурах. Так, в одних странах преобладает страх покалечения ребенка при родах, а в других - страх перед насилием. В этом классе симптомов ребенок вторичен, реактивен (23). Обращаясь к медицине, мать стремится избавиться от симптома, с которым, как считает Дойч, связан негативный опыт из ее собственного детства. Но тем самым она стремится сохранить беременность лишь как факт органический, но избавиться от субъективного мира беременности, отказаться от обратной связи, избежать осознания реальности данной беременности, отказаться от разведения прошлого и настоящего опыта. Стремление перепоручить медицине воздействие на свой субъективный мир означает одновременно отказ от исследования и переживания опыта данной беременности; откладывается превращение «больной» в мать. Это регрессивное решение влияет на поведение плода, который уже начал двигаться, хотя мать пока не замечает этого: его активность уже угнетается и селектируется посредством чувств, вынесенных из раннего детства матери.

Обнаружив чрезмерную склонность беременных к регрессивному оживлению своего раннего опыта, психоаналитики по-разному объясняли это явление. Ференци, например, пытался объяснить происходящее через извечную борьбу сил жизни и смерти, внутриутробный младенец описывается им как «эндопаразит», эксплуатирующий тело матери (24). Одновременно возникал вопрос о том, что может уравновесить, окультурить разрушительные влияния, т. е., по сути, о пренатальном воспитании. Е. Дойч считала, что негативное влияние раннего детского опыта компенсируется «материнскостью» (Mothering), источник которой - в мазохистической любви, жертвенности и самоотдаче.

Внутри психоанализа проблема воспитания матери и плода так и не была разрешена, поскольку возник замкнутый круг понятий, в котором все позитивное имело биологическую природу и являлось только «культурной упаковкой» для выражения тех же разрушительных тенденций (например, «материнскость», по Е. Дойч, - окультуренный мазохизм).

Кроме симптомов, отражающих соприкосновение субъективности матери и «субъективности» внутриутробного младенца, существуют группы симптомов, за которыми стоит некая «недифференцированная субъективность»; в ней можно усмотреть присутствие только субъективного мира матери или исключительную «субъективность» ее неродившегося ребенка.

Первый вариант (группа симптомов, условно названная «отвержение») включает в себя ряд проявлений, начиная с откровенно злобного отвержения беременности и будущего ребенка и заканчивая таким образом жизни, когда женщина, вполне осознавая себя беременной и принимая беременность, тем не менее ведет себя так, как если бы она не была беременной, нередко подвергая опасности здоровье и жизнь будущего ребенка. Второй вариант, который мы называем «безмятежным симбиозом», характеризуется сверхзаинтересованностью в рождении ребенка: хорошее безмятежное состояние сопровождает всю беременность, отношение к будущему младенцу исключительно позитивное, но при этом будущая мать мало озабочена предполагаемыми потребностями ребенка, которого она вынашивает.

Очевидно, что в этом варианте чаще будет встречаться пассивная небрежность, скорее небрежное бездействие, приносящее вред или недостаточное для принесения заметной пользы (например, у лежащей на диване с детективом в руках женщины ребенок как минимум недополучает сенсорной стимуляции). В этом варианте обособляющие тенденции накапливаются, откладываясь на послеродовой период. Ребенок, который не приобрел до рождения опыта взаимодействия с границами «Другого», поскольку знал лишь безграничное слияние, не вырабатывает и исходного доверия к миру. Он полон страха, ему нечего «сказать» матери своим поведением, потому что он и она - это один субъект, он не может коммуницировать свой опыт, потому что его опыт не означен и не структурирован как «его».

И опыт «симбиоза», и опыт внутриутробного «отвержения» не дают сформироваться базисному доверию (Эриксон). Психодинамический подход связывает с нарушением базисного доверия нарциссическое развитие личности (25).

Обособление усиливается еще и тем, что у матери, пережившей безмятежную или отвергаемую беременность, нередко развивается послеродовая депрессия, ребенок вызывает разочарование, раздражение; подавление этих чувств обессиливает женщину и сокращает время и интенсивность контакта с младенцем.

Таким образом, «задача», которую докоммуникативный период ставит перед будущей матерью, состоит в том, чтобы постепенно выделить в своем субъективном мире место для своего ребенка.

Другой феномен, указывающий на интенсивную работу психики над образом «Я» и «Другой» - увеличение сновидческой продукции.

У беременных по сравнению с небеременными сновидческая продукция увеличивается в десятки раз, сны становятся ярче, усиливается чувственный компонент, непосредственное переживание соучастия, более 40% сновидений касается ребенка - по сравнению с 1% в контрольной группе небеременных. Этот факт подтвержден Е. Дойч и М. Маркони, которая в своей книге «Девятимесячный сон» (26) систематизировала сновидения пациентки в течение всей беременности. Яркость и необычное обилие сновидческой продукции, по нашим собственным данным, соответствуют снижению антирепродуктивных проявлений.

С увеличением объема сновидческой продукции уменьшается число жалоб на межличностные отношения, соматические симптомы и снижение настроения. При исследовании явное содержание сновидений в 75% случаев отражало негативные события, дурные предчувствия и тяжелые эмоции, т. е. служило разрядкой стремления к отвержению. Сновидение перерабатывает опыт матери, осуществляет процесс «отвязывания» ребенка, которого она вынашивает, от символического ребенка внутри нее самой.

Описывая беременных, которые вели себя пассивно, относились пренебрежительно к своим потребностям, жили так, как будто беременности не существует, и не проявляли интереса к будущему ребенку, Е. Дойч высказала догадку о влиянии на беременность собственного эмбрионального опыта женщины. В семидесятые годы итальянский психоаналитик С. Фанти обнаружил у своих пациентов подобные феномены и обосновал существование еще одной стадии психического развития человека - эмбриональной (28).

Эта концепция дала возможность, во-первых, связать все последующие стадии с общим источником, и, во-вторых, выдвинуть идею о том, что женщина, забеременев, «вспоминает» и воспроизводит на органическом уровне свое состояние как плода, а в психологическом - состояние своей матери: здесь мы опять сталкиваемся с попыткой психоаналитиков развести аспекты бытия и сознания.

В рамках микропсихоанализа были разработаны специальные методики оживления, коррекции и интерпретации пренатального опыта. В частности, пациент вместе с аналитиком рассматривает свидетельства жизни до его рождения (планы домов, фотографии родителей, кино- и- фотоматериалы) и сообщает при этом о чувствах своих родителей и окружении до того, как он появился на свет. Вопрос о достоверности этого опыта для Фанти не имел значения - ему важно было лишь чувство достоверности у пациента.

Другой путь осмысления пре- и- перинатального опыта предлагает С. Гроф через непосредственное переживание этого опыта в сеансе голотропного дыхания (29).

Примерно в одно время Гроф и Фанти поставили вопрос о том, какой конкретный механизм связывает пренатальный опыт с прижизненным. Гроф считает, что во время рождения закладываются системы конденсированного опыта, «травматические воздействия более поздних ситуаций возникают в результате реактивации определенных сторон, психологического воспоминания процесса рождения»(30). Ребенок, приобретающий во время рождения опыт избегания или сопротивления, аналогичным образом будет действовать в новых ситуациях.

Человек приходит в жизнь с опытом рождения, а к рождению - с опытом присутствия в пренатальной общности.

Развитие систем пренатального воспитания

Вопрос о том, является ли вынашивание воспитанием, т. е, происходит ли при этом опосредованное включение будущего человека в общество, решался в разные эпохи по-разному.

Первый этап, который мы будем называть семейным пренатальным воспитанием или пренатальным воспитанием в малых сообществах, продлился в Европе до начала XVII века. Пренатальное воспитание не было частью общественной практики, не было массовым, государственным, а осуществлялось сообразно потребностям малых сообществ. В закрытых сообществах лидеры думали о будущих поколениях, проверяли и отбирали по тем физическим и нравственным критериям, которые вырабатывались в этом сообществе и поддерживали его целостность. Те, кто не проходил испытания, получали запрет на вступление в брак (31). В Древнем Китае, например, существовала система эмбрионального воспитания «тай-кье».

Индийская традиция Чарака Самхита применяла прослеживание плода в течение третьего и четвертого месяца, а начиная с седьмого - ежемесячно. В дореволюционной России, особенно в северных регионах (Вологодская, Новгородская губернии) существовал свод правил и примет, регулирующих поведение беременной (32). Содержание пренатального воспитания состояло в передаче способов для саморуководства женщины во время беременности и родов, а с другой стороны, создавало некую временную общность и ставило женщину в особое положение в семье. При низком уровне развития медицины особый акцент делался на способности женщины родить самостоятельно, полагаясь на собственную интуицию и образ происходящего с ней, сформированный повитухой.

Второй этап в развитии пренатального образования наступил в XVII веке, «когда мужчина-медик основал акушерские училища, ввел в практику положение роженицы лежа на спине»(33). С этого времени берет отсчет технологизированный «мужской» образ пренатального воспитания. Пассивность и зависимость женщины во время вынашивания и родов подвергали анализу с точки зрения различных концепций - этнографических, психоаналитических, культурологических " Важно отметить, что пренатальное воспитание прекратило свое существование как отдельная практика, на смену ему пришло родовспоможение с его собственным образом рождающегося человека как организма, лишенного переживаний. Родовспоможение стало обязательной практикой, через которую проходили все женщины. Прочие практики являлись факультативными. В частности, когда в сороковых годах психоанализ проявил интерес к беременным, лишь очень небольшое число беременных имело возможность и пожелало посещать психоаналитические сеансы (35).

В нашей стране, начиная с пятидесятых годов, репрессивный стиль пре- и- перинатальных отношении воспроизводили и поддерживали «Школы будущей матери», которые открылись в этот период при каждой женской консультации и ставили целью передачу знаний о внутриутробном развитии. Действительным результатом взаимоотношений женщины с врачом (до настоящего времени занятия в таких «Школах» ведут врачи-гинекологи) являлось принятие позиции «снизу», передача ответственности медицине, страх перед родами, беспомощность и непонимание связи с собственным опытом, утрата интуиции. Ребенок виделся как объект манипулирования. Поведение и чувства матери, направленные на будущего ребенка, складываются в соответствии со стереотипами общественного сознания. Эти стереотипы поддерживались законодательно и обеспечивали вовлечение и самой женщины, и ее ребенка в систему тоталитарных отношений, облегчали раннюю разлуку, делая ее безболезненной, и ранний переход к общественному воспитанию в детских садах и яслях.

Кризис «медицинского этапа» пренатального воспитания на Западе обнаружился на тридцать лет раньше, чем в нашей стране, - на рубеже пятидесятых-шестидесятых годов. Этому способствовали не столько мировоззренческие, сколько практические проблемы, упоминавшиеся в начале статьи. В поисках выхода прогрессивные медики обратились к гуманитарным областям - психологии и философии. Возникла нетрадиционная практика, в которой, прежде всего, была восстановлена фигура пренатального наставника, был сделан акцент на его индивидуализированной связи с будущей матерью, на создании специфической пренатальной среды, в которой происходила кристаллизация ее индивидуальности.

Возрождение пренатального воспитания как особой области образовательной практики относится уже к третьему этапу, который мы будем называть «альтернативным». Отсчет этого этапа следует вести с 1962 года, когда Мишелъ Оден организовал в акушерской клинике в Пицивьерсе (Франция) первый «Центр пренатальной подготовки». В настоящее время во всем мире действуют различные центры пренатальной подготовки, существуют разветвленные службы «естественного деторождения», которые предлагают юридическое, медицинское, тренировочное, психолого-консультативное обслуживание. В Англии действует около десяти, в США около тридцати таких организаций, в Дании, Голландии такая служба - часть официального государственного пренатального сервиса. Некоторые организации, например, «Международная организация домашнего деторождения», «Международная ассоциация обучения деторождению», «Международное Возрождение» не только представляют собой мощное движение за улучшение детского и материнского здоровья, но и воспроизводят качественно иные по сравнению с традиционными «репрессивными» или «опекающими» связи в общности «мать-плод-пренатальный наставник» (36). Возрождение пренатального воспитания происходит и в рамках различных духовных и религиозных организаций. Следует отметить «Национальную ассоциацию пренатального образования» (АNЕР) во Франции, строящую свою работу на идеях О. М. Айванхова о совершенствовании человека и фактически действующую благодаря поддержке «Ассоциации Всемирного Белого Братства», «Общество биогенетического здоровья» в США, «Мистическую школу сознательного зачатия и беременности».

Нетрадиционное пренатальное воспитание включает в себя, во-первых, подготовку к естественному рождению с целью смягчить критический разрыв для матери и ребенка и обеспечить «паузу» (38), во время которой мать и ребенок приобретают возможность преодолеть психологическую разделеннесть (к конкретным техникам относятся «лотосовое» рождение - без обрезания пуповины, прикладывание к груди сразу после рождения, ритм обстановки рождения, максимально приближенный к ритму внутриутробной жизни, и т. п.). Второй важный момент - это развитие способности матери получать информацию о состоянии и поведении ребенка во время беременности (при помощи техник из арсенала различных духовных практик - медитаций, упражнений, музыки, манипуляций с освещением и т. п.). Третья часть пренатального воспитания - это целенаправленное формирование способности матери изменять свое эмоциональное состояние и передавать его ребенку. Четвертая составляющая пренатального воспитания касается тесного контакта будущей матери с другими беременными и с пренатальным наставником.

В отличие от Запада, где кризис в акушерстве был вызван противоречиями между высокоразвитой технологией и хронической нерешенностью репродуктивных проблем, в нашей стране кризис начался «сверху», вследствие резких перемен в самой социальной ситуации. Начиная с 1982 года, надвигается демографическая катастрофа, достигшая к 1990 году уровня депопуляции (39). В середине восьмидесятых годов женщины получили законное право не разлучаться с ребенком до достижения им трехлетнего возраста. Внутренняя противоречивость ситуации обнаружилась тогда, когда матери, получив относительную свободу от материальных ограничений и социально культивируемого пренебрежения к беременности и раннему периоду жизни, предпочли в большинстве своем оставаться дома с ребенком. Оказалось, что физическое присутствие и гигиенический уход за «младенцем» не обеспечивают существования взаимобезопасной и взаиморазвивающейся общности. Поскольку отсутствие пренатального опыта общения не осознавалось как источник проблем, последовало, с одной стороны, дальнейшее сокращение рождаемости, увеличившееся в связи с нарастанием социальных проблем, с другой, - массовое обращение к различным нетрадиционным направлениям медицины, внутри которых и стало развиваться в нашей стране альтернативное пренатальное воспитание.

К «медицинской» мотивации присоединилась «психологическая», поскольку поиск оздоровительных систем, внедрение в них и принципов оздоровления, предложенных Б. и Л. Никитиными, И. Чарковским, требовали активного отношения и ответственности. Воссоздание пренатальной культуры в России можно датировать 1982 годом, когда И. Чарковский прочел цикл лекций о водном рождении в клубе «Здоровая семья». Затем у И. Чарковского появились последователи - Татьяна и Алексей Саргунас, ныне члены мировой организации «Аквакультура для терапии, экологии и изучения» (WATER) и действительные члены организации «Водное рождение» (40). С 1985 года началась работа по консультированию пар вначале по вопросам самостоятельного рождения и оздоровления, а далее все более смещаясь в сторону пренатальной подготовки; к 1986 году сложился Клуб здоровой семьи «Возрождения» при МЖК «Сабурово» в Москве. В начале 1990 года из «Возрождения» выделился творческий коллектив «Наутилус» под руководством М. Трунова и начал функционировать в составе малого предприятия «Экология семьи», а также творческий коллектив «Аква», директором которого стала Татьяна Саргунас - сначала в составе МП «Контекст», а с осени 1992 - как самостоятельное предприятие. Одновременно возникло ТОО «Стихиаль» (директор - О. Тютин), которое совместно с научно-практической и социальной фирмой «Контекст» учредило Шелтозерский центр гуманистических новаций «Айно», опирающийся в работе на местные традиции (г. Петрозаводск).

На сегодняшний день существует свыше десяти организаций, занимающихся в числе прочего пренатальным воспитанием. Кроме упомянутых, можно назвать такие, как «Аквамарина» (Москва), «Афалина» и «Кенгуру» (Ярославль), «Дельфа» (Тверь), «Воскресение» (Москва) и другие. Для всех источником был клуб «Возрождение».

На начальных этапах своего развития нетрадиционное пренатальное воспитание концентрировалось на самих родах и находилось в конфронтации с официальной медициной. Это определяло личностные особенности участников, посещающих занятия.

В 1988-1989 годах в рамках исследования, проводимого «Клиническим отделением психопатологии младенческого возраста», «Центром психического здоровья» АМН СССР, обследовались супружеские пары, посещавшие занятия. Сохранившиеся протоколы позволяют говорить о преобладании тех же типов, о которых упоминали в интервью врачи из отделения патологии беременности. Эти типы получили условные названия «протестные» и «зависимые». Для женщин, обратившихся к нетрадиционному пренатальному воспитанию в 19851989 годах, сам факт обращения был протестом, внутри которого проявлялись такие качества, как ревностная приверженность именно этому типу пренатального воспитания. Из числа «выпускников» рекрутировались новые наставники, т. е. система воспроизводила сама себя. Второй тип - женщины, которые показали себя неуверенными и сомневающимися в своих способностях самостоятельно родить и воспитывать ребенка в первые месяцы, часто высказывали сомнения в действенности методов, применяемых пренатальными инструкторами, были критичны к новой информации (например, сомневались, действительно ли во время медитации они видят своего ребенка или это результат внушения) - не выталкивались системой, но именно для них и ради них лидеры пренатального воспитания совершенствовали методы передачи знаний и организации процесса понимания.

Таким образом, действительно произошел переход от отбора, характерного для закрытых, самовоспроизводящихся систем, к воспитанию, предполагающему открытость системы и постоянный приток новых людей, новых знаний и методов.

На сегодняшний день можно отметить некоторое различие между существующими пренатальными центрами. Некоторые из них более закрыты. Отбор там осуществляется на основе приверженности к той или иной идеологии (например, «Воскресение» строит пренатальное воспитание на основе православия), иногда критерием отбора выступают условия контракта, по которым пренатальный наставник не обязуется выезжать на роды (например, в «Наутилусе»). Другие не заявляют принципов отбора, но имеют отличия, благодаря которым будущая мама может осуществить выбор. Например, в «Стихиале» активно используются методы пренатального воспитания, восходящие к языческим культам народов Севера России и Карелии, и большое внимание уделяется проработке психологических проблем матери и отца. Эта организация чаще всего сотрудничает с психологами.

К открытым следует отнести центр родительской культуры «Аква», поскольку в работе «духовных акушерок» Татьяны Саргунас и Юлии Фокиной ярко выражены ненасильственность, внимание к возможностям женщины, выбор для нее своеобразной «зоны ближайшего развития», обязателен момент укрепления уверенности через переживание будущей матерью ее собственного успеха и силы. Это особенно касается тех ситуаций, когда будущая мать открывает в себе самой способность к пониманию и позитивной интерпретации поведения своего ребенка и к разрешению актуальных проблем. Много внимания уделяется самостоятельной работе в семье, где постепенно фокусируется пренатальная ситуация.

Пренатальный наставник выполняет роль временного посредника в отношениях семьи с будущим ребенком, посредника, уступающего свое место по мере того как наполняется содержанием общность «мать-дитя». В каждой из упомянутых систем новые «духовные акушерки» рекрутируются из числа выпускников. Стать инструктором пренатальной подготовки означает, прежде всего, - создать свою собственную концепцию внутриутробного воспитания человека.

Во всех центрах приблизительно одинаковое содержание. Курс включает в себя темы, связанные с перинатальным опытом самой беременной, при этом используются мягкие техники изучения собственного перинатального опыта; целый комплекс физических упражнений на основе йоги, мантры и медитанин с целью представить себе своего ребенка, почувствовать его присутствие; будущие мамы под руководством пренатального инструктора что-нибудь делают для будущего ребенка, например, вышивают «обережную» сорочку; в некоторых группах используется совместное пение, которое впервые применил Мишель Оден, указавший на связь между пением, дыханием и раскрытием родового канала во время родов.

К сожалению, опыт пренатального воспитания мало отражается в публикациях. Мы уже отмечали брошюру Т. и А. Саргунас, несколько публикаций в периодических изданиях.

В последние полтора-два года, несмотря на сокращение числа рождений, наблюдается приток пар в систему пренатального воспитания. Этому способствует то обстоятельство, что пренатальные центры функционируют как хозрасчетные или на средства спонсоров, что позволяет им рекламировать свою деятельность в печати и на телевидении, увеличивается контакт с зарубежными центрами пренатального воспитания, появляются литература, видеокассеты, фотоальбомы. Одни системы все больше открываются, другие закрываются и концентрируют свой опыт.

Одновременно отмечаются попытки сотрудничества с медициной. Так, например, в ноябре 1992 года Центральный институт акушерства и гинекологии заказал Коммерческо-благотворительному центру программу пренатального воспитания.

Фирма «Нина-Благовест» (директор Н. А. Чичерина) предлагает «программу пренатального центра, предполагается, что этот центр будет функционировать как отделение французской ANEP. Привлекательность его для населения состоит в том, что к участию привлекаются врачи. Рост массовости в сфере пренатального воспитания остро ставит проблему психолого-педагогической экспертизы и юстификации подобных инновационных проектов. Тем более, что при тиражировании, а также при перенесении опыта из другой культуры неизбежно происходит редукция личностного компонента в общности «будущая мать - пренатальный наставник». Период такого рода массовости еще не начался, но уже появились его признаки, например, союз с бюджетными структурами (женскими консультациями, «Институтом акушерства и гинекологии», больницами и т. п.), отчуждение «педагогического коллектива» от воспитуемых в процессе работы, смещение акцента от изменения мировоззрения в самом процессе взаимоотношений к технологии воздействия, и главное, иерархическая модель, позиционное неравенство. (Позиционное неравенство отличается от ролевого, поскольку роль пренатального наставника еще не выкристаллизовалась, подобно роли учителя, она еще не обладает признаками роли, усвоенными участниками воспитательного процесса, следовательно, на эту ролевую неопределенность будут мощно проецироваться все привычным отисшения: «ребенок-родитель», «врач-пациент», «учитель-ученик». Для того чтобы сделать эти проекции осознанными и использовать их для осознания всеми участниками пренатальной общности своего опыта, необходима психотерапевтическая работа, как с инструкторами, так и с беременными.) Если собственная позиция пренатального инструктора и педагога пренатального центра не рефлексируется, общность будет иметь тенденцию к регрессу, а не к развитию. Настало время тщательно готовить пренатальных инструкторов, обеспечивать им доступ к научной информации и поддержку психологической науки.

ПРИМЕЧАНИЯ

1. Audln M. Primary Health. L. 1986.

2. Sargunas T. Conscious Birth in fhe Soviet Union//Motharing. Spring. 1990. P. 57-61.

3. Слободчиков В. И. Психологические проблемы внутреннего мира человека // Вопр. психологии, 1986. № 6. С. 4-23.

4. Гроф С. Целительные возможности необычных состояний сознания //Глобальные проблемы и общечеловеческие ценности. М., 1990. С. 455-468; Гроф С., Гроф К. Сияющие города и адские муки // Жизнь после смерти. М., 1991. С. 64-94; Grof S. Realms of the Human Unconscious Observations from LSD Re-search// Beyond Ego: Transpersonal Dimensions of Psychology. Los Angeles, 1970.

5. См.: Лебойе Ф. Рождение без насилия/Пер, с фр. М., 1988. Репр.

6. Deutsch H. The Psychology of Women: (A Psyc hoa nalytic Interpreta-tion) . N. Y., 1944. Vol. 2.

7. Verny T. The secret Life of the Unborn Child. Delhi, 1981.

8. Лебойе Ф. Рождение без насилия. С. 7.

9. Audin M. Renaissance of Birth. N. Y., 1984.

10. Саргунас Т., Саргунас А. Аква: Беседы с Игорем Чарковским. М., 1992.

11. Кон И. С. Ребенок и общество. М., 1988.

12. Audin M. Op. cit.

13. См.: Грoф С., Грoф К. Цит, соч.

14. Полостяная Г. Н. Психотерапевтическое воздействие как метод профилактики нарушений сократительной деятельности матки и кро-вотечений в родах у женщин, страдающих неврозами// Профилактика, диагностика и лечение акушерских кровотечений. М., 1985. С. 91-96.

15. Audin M. Primary Healh.

16. Verni. T. Op. cit.

17. Брусиловский АюИю Жизнь до рождния. М., 1984.

18. Там же.

19. Брусиловский АюИю Цит соч.; Verny T. Op. cit.

20. Фрейд З. Введение в психоанализ: Лекции. М., 1991.

21. Там же.

22. Deutsch H. Op. cit.

23. Verny T. Op. cit.

24. Маркони М.Д. Девятимесячный сон. (сны в период беременности.) М., 1993.

25. Kohut H. Le soi, la PSychoanalyse des transferts narcissiques. P. 1974.

26. Маркони М.Д. Указ. соч.

27. Gillman R. D. The Manifest Dream Conterlt//Psychological Aspects of First Pregnancy and Early Postnatal Adaptation. N. Y., 1974. P. 116-120.

28. Фанти С. Микропсихоанализ. М., 1993.

29. Граф С. Целительные возможности необычных состояний созна-ния. С. 455468; Граф С., Граф К. Сияющие города и адские муки. С. 64-94: Grof 5. Op. cit.

30. Grof S. Op. cit. P. 445.

31. Ray S. Ideal Birth. Berkley, I 985.

32. Попов Г. А. Русская народная бытовая медицина. СПб., 1890.

33. Audin M. Renaissance of Birth. P. 31.

34. См.: Бютнер К. Жить с агрессивными детьми. М., 1991.

35. Deutsch H. Op. cit.

36. Ray S. Op. cit.

37. Bertin A. Le corps aux sorses de reducation. P., I 988.

38. В отношениях взрослого и младенца появился навык элемент язы-ка - «пауза», во время которой ребенок имеет возможность выразить и прочувствовать свои собственные вокализации, движения, улыбки как средство общения. (См.: Баженова О. В. Диагностика психическго развития детей первого года жизни. М., 1986; Bowlby J. Attachment and Loss. Harmonds, 1981. Vol. I. Attachment .; Mahler M. On Human symbiosis and Vissitudes of Individuation. N. Y., 1968.)

39. Хорев Б., Хорева О. Отложенные намерения// Сов. Россия. 1990. 26 янв .

40. Фомина Л. Дети Афродиты // Домострой. 1992. 7 июня.

ПРАВИЛА И ИСКЛЮЧЕНИЯ

(дискуссии об этических проблемах аборта)

Л.В.Коновалова // Человек 1995. № 1. С. 107-112.

Для начала разговора на столь сложную и деликатную тему сопоставим две противоположные точки зрения. Аборт - это сугубо личная, интимная проблема, которая никого, кроме самой женщины, не касается, в которую никто не должен вмешиваться. Это - просто одна из медицинских операций, и как в случае каждой хирургической операции все проблемы решаются врачом и пациентом. Если совсем коротко выразить эту точку зрения, можно сказать так: «Аборт - это медицинская проблема». Вторая точка зрения представляет собой противоположный полюс: аборт оскорбляет нравственное чувство, поэтому здесь существует этическая проблема, и притом - сложнейшая. Ведь прежде, чем прийти к врачу, женщина решает моральную проблему: жизнь или смерть будущего человека, да и после того, как она обращается к врачу, этический смысл вопроса не только не исчезает, но еще более усложняется: в его решение вовлекается третий человек, и если он делает свое дело как врач, то становится соучастником убийства. Да, да, именно убийства, потому что, в отличие от любой хирургической операции, данная имеет особую цель - уничтожить жизнь, убить человеческое существо, причем полностью беззащитное, бесправное, невинно страдающее...

Между двумя этими крайними точками зрения и лежит проблемное поле, на котором развертывается драматическое противостояние и столкновение различных позиций, точек зрения, подходов, оценок, воззрений. Настолько острых и драматических, что оно выплескивается на улицы, становится предметом массовых манифестаций, митингов и демонстраций. Одна из демонстраций по проблеме аборта, прошедшая, например, в столице США в 1992 году, собрала рекордное для Вашингтона число участников - свыше 250 тыс. человек. Многочисленные демонстрации «за» и «против» абортов проходят почти во всех странах Запада.