Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

образовательная программа «Филология»

«Можно всё» Даши Пахтусовой: блог как этап в развитии жанра травелога

Кисарина Юлия Викторовна

Санкт-Петербург, 2020

Аннотация

С появлением Интернета литературе пришлось пройти через неизбежные изменения. Литература путешествий, которая всегда находилась на пересечении художественного и документального, литературы и журналистики, также претерпела изменения. В данной работе объектом исследования выступает выпущенная в 2019-ом году книга-травелог Даши Пахтусовой «Можно всё». Цель исследования - с опорой на эволюцию жанра травелога выявить типичные характеристики этого сложного жанра (среди которых такие структурообразующие элементы, как метафоризация пути, оппозиция «своё» - «чужое», фигура автора), а затем провести подробный анализ «Можно всё» и проследить, как современный травелог, возникающий из блога, встраивается в жанровую парадигму литературы путешествий. В анализе также учтен культурный контекст свободных путешествий, наследующий традиции американского бит-поколения.

Ключевые слова: литература путешествий, травелог, фигура автора, нон-фикшн, жанр

Введение

Предшественниками литературы путешествий -- которая имеет достаточно долгую историю -- в России принято считать древнерусские паломнические хожения и посольские статейные списки, которые затем эволюционировали в многообразие художественных и документальных текстов XVII, XVIII, XIX и XX веков совершенно различной направленности: политической, идеологической или просто описательной. С наступлением XXI века и появлением Интернета травелог снова претерпевает изменения: он относится к тем жанрам, которые всегда находятся под сильным влиянием происходящего в обществе. Не в последнюю очередь благодаря этому травелог может по праву называться одним из самых сложных жанров (и, следовательно, одним из наиболее интересных), а потому в исследовательской литературе, посвященной травелогу, до сих пор нет единого мнения по поводу того, считать ли травелог жанром -- а если считать, то какими характеристиками его нужно определять и к какому типу литературы относить. Действительно, травелог всегда находился и продолжает находиться на границе между документальным и художественным, субъективным и объективным, частным и общим.

С появлением блогов в развитии травелога начинается новый этап. Травелог - один из самых удобных жанров для выражения авторского мировидения и мировосприятия. В травелоге автор ничем не ограничен в способах выражения. В. Гуминский, один из главных исследователей отечественного травелога, определяет эту особенность травелога как «идею свободы» и называет её одной из базовых характеристик. Этим объясняется то, что травелог до сих пор остается популярным журналистским жанром, а в эру Интернета приобретает популярность среди блогеров. В российской социальной сети ВКонтакте первые тревел-блоги появляются в 2015-ом году. Несколько лет спустя некоторые из ставших наиболее популярными блогеров издают собственные книги, основанные на блогах; эти книги до сих пор можно найти в книжных магазинах. Одна из таких книг -- травелог Даши Пахтусовой «Можно всё» (2019) -- является объектом этого исследования. Цель исследования -- на материале анализа этой книги показать, как современный травелог, возникающий на пересечении блога и литературы, встраивается в жанровую парадигму, а также выявить новаторские черты.

В соответствии с этим будут решены следующие задачи:

- описать эволюцию жанра травелога, выявить характерные для травелога элементы и категории, дать определение жанру;

- выявить и описать характерные жанровые элементы в исследуемом травелоге;

- прокомментировать культурный контекст исследуемого травелога;

- выявить и прокомментировать средства, используемые в травелоге для конструирования документальности; проследить изменения в читательском восприятии документальности в эру Интернета.

Работа состоит из трех глав: «Эволюция травелога и определение жанра», «Ключевые категории травелога в “Можно всё”» и «Способы конструирования документальности». Для того, чтобы вписать рассматриваемое произведение в литературный контекст и выявить в нём новаторские черты, нам будет необходимо обратиться к эволюции жанра. Краткое описание этапов становления и развития жанра в русскоязычной литературе с выделением наиболее характерных черт и исторических, культурных и социальных предпосылок содержится в параграфе «История жанра литературы путешествий». Жанрообразующие категории травелога описаны в параграфе «Травелог как жанр»; там же дано определение травелога, с опорой на которое строится дальнейший анализ. Вторая глава содержит последовательный детальный анализ выявленных жанрообразующих категорий на материале книги Даши Пахтусовой «Можно всё». Отдельно рассматривается движение битников, которое развилось в США в 50-60-х годах XX века, их творчество и идеология, поскольку они оказали ощутимое влияние на культуру «свободных путешествий», являющихся культурным контекстом исследуемого произведения. Наконец, в третьей главе обсуждаются способы конструирования документальности в исследуемом травелоге.

Теоретической базой исследования служат статьи и монографии отечественных и зарубежных исследователей травелога: В. Гуминского, В. Михайлова, В. А. Шачковой, Carl Thompson, Percy G. Adams, а также классические литературоведческие тексты: «Формы времени и хронотопа в романе» Михаила Бахтина, «О психологической прозе» Лидии Гинзбург, «Фикциональное и Фактуальное» Ж. Женетта.

Исследование представляется актуальным в силу нескольких причин. Во-первых, влияние Интернет-литературы и блога на традиционную литературу - это новое поле исследования в филологических дисциплинах. Во-вторых, жанр травелога по причине его сложности и многосоставности всё ещё остается не до конца изученным. Наконец, объект исследования -- это образец современного травелога, который, являясь результатом переработки блога в книгу, представляет собой любопытнейший феномен, пока еще совсем не исследованный.

Глава 1. Эволюция травелога и определение жанра

1.1 История жанра литературы путешествий

Истоками жанра литературы путешествий в отечественном литературоведении принято считать древнерусские «хожения», под которыми понимаются либо описания паломничеств к святым местам на Востоке, либо светские хождения - отчеты, составляемые русскими послами в поездках заграницу, либо вымышленные (сказочные) путешествия. Хожения писались в основном по заказу монастырей, были дорогостоящими и выполнялись строго в рамках канона; тем не менее, уже в хожениях XIV-го века можно отметить различия в способе описания и представления действительности. Один подход можно охарактеризовать как документальный: авторы стремились к наиболее точному описанию реально происходивших путешествий. Другой подход заключался в использовании жанра «хожений» в качестве литературного приема для описания вымышленных путешествий.

Примером паломнического хождения можно назвать «Хожение и житие игумена Даниила», одно из образцовых. Основной целью паломнических хожений было «осознание Руси как части Вселенной» [Лихачев, цит. по Михайлов, 1999: 17]. Их главной структурно-смысловой оппозицией, как отмечает В. Михайлов, была категория «ад-рай» [Михайлов, 1999: 19] (и антитеза «святое - грешное», соответственно). Основной установкой была объективность и аккуратность в описании реликвий, а фигура автора -сугубо композиционна. Кроме того, уже в литературе того времени отмечается появление важнейшей категории: знакомства с малоизвестным, или встречи с «другим».

В XIV - начале XV века в жанре появляется новаторская черта, которая с эволюцией жанра путешествий будет только укрепляться и станет неотъемлемой: это субъективное начало, или личная позиция повествователя. Писателей начинает интересовать светская жизнь зарубежья: самым ярким примером можно назвать «Хожение за три моря» Афанасия Никитина. Михайлов отмечает, что «жанр становится ближе к дневниковому <…> жанровая форма паломничества показывает свою потенциальную возможность принимать в себя разновидности публицистических жанров литературы» [Михайлов, 1999: 21]. Но развивается не только публицистическая сторона литературы путешествий -- литературность тоже усиливается, подготавливая превращение «хожений» в полноценный сюжетный нарратив.

В XVII веке сильно развиваются статейные списки - документы, создававшиеся послами при поездке заграницу, например, «Посольство Петра Потемкина во Францию» (1667-1669). Но географическое пространство путевой прозы охватывает не только Европу -- входят в него Турция, Грузия, Монголия, Китай. Путевая проза того времени проникнута патриотизмом и эстетическим любопытством. Что касается фигуры автора, как отмечает Михайлов, тот «не предлагает своего анализа увиденного, оставляя читателям самим сделать вывод о Европе. Основным методом познания является наблюдение и фиксация увиденного на основе полученных ощущений. Здесь нет антиномии «свое» - «чужое», она выведена в подтекст» [Михайлов, 1999: 31].

XVIII век - важный этап в развитии литературы путешествий. Как отмечает Шульман, «именно в XVIII веке в западноевропейских литературах и русской появляются «поворотные» произведения-путешествия, задающие новую модель описания странствий, близкую к роману и демонстрирующую жанровый синтез, в частности, взаимопроникновение черт путешествия, писем, дневника, мемуаров, философского эссе» [Михайлов, 1999: 147]. Основной интерес продолжает вызывать Европа, но отечественная литература ей не подражает, что можно объяснить национально-государственным образом мышления, характерным для того времени. По той же причине категория «своё» - «чужое» из подтекста выходит в жанрообразующую категорию. Охватывается огромное количество материала, в произведениях появляется юмор - то, что было недопустимо в древнерусской литературе. Становится популярной форма журнала для выражения личных впечатлений в виде непринужденного рассказа. Меняется и стиль написания: на первое место выходят простота и ясность описаний. Другая очень важная особенность литературы путешествий того времени - «попытка путешественника выразить собственное мнение по возникшей общественной проблеме принятия европейского образа жизни» [Михайлов, 1999: 39]. Наконец появляются признаки манифестации жанра: создается композиционно-стилевое единство. Важной жанрово-композиционной новаторской чертой того времени является появление идеи адресата в виде частного лица и, соответственно, эпистолярность формы. Примером можно назвать «Письма из Франции» Д. И. Фонвизина -- свои письма из путешествий он адресует одновременно двум людям: государственному чиновнику и частному лицу, Ф. Аргамаковой. Выбор подобной амбивалентной формы позволяет Фонвизину акцентировать внимание как на описании народной жизни (в письмах к частному лицу), так и на анализе внутренней политики (в письмах к государственному чиновнику). Фонвизин радикально патриотичен: европейский образ жизни вызывает у него неприязнь.

Конец XVIII века оставляет два наиболее известных образца литературных путешествий: «Путешествие из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева и «Письма русского путешественника» Н. М. Карамзина. Литература путешествий начинает испытывать европейское влияние, например, работ Л. Стерна, особенно «Сентиментального путешествия по Франции и Италии». «В стерновском варианте основным принципом повествования является поток впечатлений от встречаемого на пути и интерес к собственным впечатлениям, медитация” [Михайлов, 1999: 65]. Публицистичность жанра, какой она представлена у Фонвизина, приобретает у Радищева революционный пафос и художественную форму, становясь первым образцом использования жанра путешествия в качестве литературного приема. Изображение действительности становится призмой для раскрытия актуальной социо-политической ситуации -- не только у Радищева, но также и у Карамзина. В «Письмах русского путешественника» читатель, кроме знакомства с отличительными чертами зарубежной жизни, становится свидетелем попыток Карамзина найти решение современным российским проблемам в изучении истории и культуры Европы. Что касается жанровых эволюционных особенностей, в XVIII веке невероятно сильно возрастает роль рассказчика, становясь центром повествования. Примерно в то же время, по замечанию Михайлова, «особое значение начинает приобретать предисловие, экспозиция книги» [Михайлов, 1999: 66].

В XIX веке авторы путевой прозы снова обращаются к священной истории; Михайлов называет этот новый этап в жанре «неопаломничеством». Оппозиция «свое» - «чужое» снова уходит на периферию. Однако появляется новаторская черта: повествователь теперь может быть еще и персонажем. Появляются пародические произведения, использующие путешествие как прием. В целом же центральной идеей для развития жанра того времени является идея свободы: жанр развивается на фоне разработки в художественной литературе метода романтизма. Идею свободы крупный исследователь отечественной литературы путешествий В. Гуминский впоследствии назовет ключевой для травелога как для жанра. Как отмечает Панцерев (а с ним и многие другие исследователи), в XIX веке литература путешествий достигает своей кульминации. «Постепенно к писателям приходит понимание тех колоссальных возможностей, которые содержит в своем арсенале литература «путешествий». Прогрессивное развитие литературы «путешествий» было прервано революцией. И только начиная с советского периода истории России можно говорить о появлении очеркового жанра как такового» [Панцерев, 2004а: 10].

Действительно, жанровая форма становится как никогда открытой, очерки и иные публицистические формы активно проникают в литературу путешествий, вследствие чего отмечается появление многих новаторских черт. «Путешествие в Арзрум во время похода 1829 года» А. С. Пушкина стремится разбудить читательское мышление и гражданское самосознание; в «Путевых заметках» Анненкова «мы встречаем и явно публицистические мотивы лирических отступлений рационально рассудительного характера» [Михайлов, 1999: 100]. Продолжается активное взаимодействие жанра с развитием общественной мысли, возникает конфликт фикционального и документального: «Включившееся в поэтику жанра публицистическое начало, априори подразумевавшее правдивость и реалистичность отображения действительности, привнесло в жанр конфликт реалистического метода и романтического приема. Данное противоречие неизбежно снималось в пользу реалистических принципов изображения» [Михайлов, 1999: 104].

«Зимние заметки о летних путешествиях» (1863) Ф. М. Достоевского Михайлов называет фактом трансформации жанра литературного путешествия. Достоевский создает произведение на пересечении реального путешествия по Западу и абстрактного путешествия по рассуждениям и впечатлениям; подобная форма закрепится в жанре и станет одной из жанрообразующих. В целом же литературное путешествие второй половины XIX века, соответствуя прогрессивным течениям в обществе, склонно скорее к рассуждениям об увиденном, чем к его описанию. «Зарубежные факты наталкивают авторов на осмысление всей общероссийской и общеевропейской ситуации» [Михайлов, 1999: 141]. В конце XIX века фокус авторов путевой прозы резко смещается с заграницы на отечественное. Примерами являются очерки Н.В. Шелгунова, который, путешествуя по России, пытался показать жизнь целой страны в послереформенное время формирования капиталистического общества. Д. Н. Мамин-Сибиряк в своих путевых заметках «От Урала до Москвы» «выходит далеко за пределы простых пейзажных зарисовок» [Панцерев, 2004б: 34]. Жанр литературного путешествия не был чужд и А. П. Чехову, раскрывшему тему Сибири в очерках «Из Сибири» и более сложную тему Сахалина и каторжных работ в произведении «Остров Сахалин». А. И. Куприн пишет в своей путевой прозе преимущественно о русском народе, о людях и взаимоотношениях между ними, не опуская при этом пейзажных зарисовок. Прогрессивное развитие литературы путешествий останавливает революция.

В 20-е годы XX-го века литературное путешествие продолжает оставаться идеологическим. Те, кто едет на Запад в сложное пореволюционное время, - это вольные и невольные изгнанники, так или иначе недовольные большевистским режимом [Тиме, 2010: 236]. Путевая проза того времени проникнута тоской по родине, ощущением пустоты. «Подмеченное еще Петром Чаадаевым вечное путешествие, «хаотическое брожение» русских умов не только вне времени, но как будто и вне пространства -- наиболее частое и характерное самоощущение изгнанников из России, оказавшихся в Европе в 1920-е годы» [там же].

В советское время идея свободы немыслима для литературы путешествий, и потому жанр растворяется в очерковой форме. Литература становится на службу идеологии, становится скорее инструментом, чем искусством, и обязана следовать основополагающим фабулам. Метафорический путь в советской литературе -- это обязательно путь в «светлое будущее». В итоге оппозиции «свое» -- «чужое» победить может, очевидно, только «своё». «В советское время очерк -- это «боевой жанр» партийной печати. Он должен был отвечать духу времени, воплощать веру в победу мировой революции. Публицисты, выезжавшие за границу, с яростной критикой обрушивались на западный, капиталистический образ жизни. Это отчетливо прослеживается в творчестве В. Маяковского, прежде всего, в циклах очерков, посвященных Парижу или Америке” [Панцерев, 2004а: 17].

Во времена литературы факта акцент делается на непредвзятой документальности, что лишает возможности реализации какой бы то ни было свободы, предоставляемой фикциональностью. «Борис Кушнер был за границей 103 дня не медведем и не русским писателем. Он ездил по делу, и у него был деловой подход к вещам. <…> Книга Кушнера это не только превосходный путеводитель и превосходное описание путешествия, это учебник для путешественников и учебник умения видеть» [Шкловский, 1929]. Путешествия советских авторов проникнуты патриотизмом, и всё же «чужое» рассматривается с глубочайшим интересом, предпринимаются попытки проникнуть за внешнюю оболочку, чтобы увидеть истинную сущность капитализма. «Путешествия» же внутри Советского союза, по ССР -- Армении, Азербайджану и т. д. - носят преимущественно деловой характер: авторы пишут о ресурсах, перспективах, восхищаются уже произошедшими изменениями. Эту группу очерков Панцерев называет «очерками социалистического строительства». «В эпоху перестройки очерк стал претерпевать глубокий внутренний кризис, поскольку старые советские ценности и традиции полностью исчерпали себя, новые сложиться еще не успели» [Панцерев, 2004а: 68].

Затем наступает переходное, кризисное время: распадается СССР, начинаются перемены. Общество перестраивается. Травелоги рубежа веков пока еще не стали объектом исследователей в полном объеме, и трудно выделять конкретные характеристики, проводить типологизацию. В статьях отмечается только то, что травелог чрезвычайно востребован и, находится в поисках новых смыслов и форм, несмотря на то что наследует многие элементы и категории у классического травелога:

«Передача точных и достоверных знаний, равно и как искренних эмоций в мире, где абсолютно каждый способен оперативно обнаружить самые разнообразные сведения и стать ньюсмейкером, теряет свою актуальность. В этой ситуации значимым становится вопрос: носителем какого уникального знания или переживания я являюсь, что я могу открыть в мире еще неоткрытого, какую “землю”. И это не пафос первопроходца, а жажда некоего переживания, имеющего эстетическую окраску и которое по определению недоступно в реальном, повседневном мире» [Тузова-Щёкина С.М., с. 203., цит. по: Л.С. Кислова].

Именно поэтому травелог стремится к слиянию с другими жанрами как никогда прежде. «Массовая литература осваивает сегодня особую форму травелога - синтетическую, основанную на жанровом слиянии, -- отмечает Л. С. Кислова. -- Герои такого рода произведений помимо открытия новых пространств попадают в авантюрные ситуации, находят любовь, бегут от преследования» [Кислова, 2018: 67]. А. Ю. Мережинская предпринимает попытку обобщить литературу рубежа веков и делает следующий вывод: «Особенностью, которая, на наш взгляд, роднит самые различные тексты, является осмысление переходного состояния культуры и социума, изображение рубежного сознания, мировосприятия личности, сформированной ситуацией глобального обрушения мировоззренческих, ценностных, идеологических ориентиров» [Мережинская, 2009: 8].

Таким образом, ощущение пустоты и потерянности, переосмысление категорий мироздания, поиски новых форм и смыслов, жажда нового опыта, а также синтез жанровых форм - вот общие характеристики отечественного травелога конца XX -- начала XXI века.

1.2 Травелог как жанр

Итак, опираясь на краткий экскурс в эволюцию жанра литературы путешествий, можно говорить о ключевых жанровых категориях. Травелог начал интересовать исследователей относительно недавно, и теоретическая база пока разработана недостаточно. Этот литературный жанр находится на периферии между литературой и беллетристикой (что, как мы могли заметить, менялось на протяжении всей истории жанра и, в свою очередь, вызывает достаточное количество споров), а также характеризуется крайней открытостью, что делает его сколь интересным, столь и сложным для изучения.

Целью этого исследования, однако же, не является разрешение споров о жанровой природе травелога, поэтому в качестве теоретической базы для дальнейшего анализа здесь будет приведен краткий литературный обзор тех исследований, которые предлагают наиболее близкое нашему пониманию определение травелога.

Итак, для начала отметим, что в рамках нашего анализа мы не относим травелог ни к художественной, ни к документальной литературе: его положение является именно пограничным, хоть и может иметь перевес в ту или иную сторону в конкретном произведении. Исследователи травелога зачастую пытаются традиционно отнести жанр к одной из сторон (Н. Маслова и К. А. Панцерев, к примеру, относят его строго к публицистике, В. А. Михайлов - к художественной литературе), однако пограничность, двойственность заложена в основу этого жанра, и не только в отношении дихотомии (нон)фикциональности. Помимо этого, как отмечает Шульгун, «двойственный характер путешествий проявляется и в том, что в его рамках легко пересекается граница между элитарной и массовой литературой» [Шульгун, 2012: 151]. Исследовательница также предполагает, что, вероятно, именно «способность таких произведений «засыпать рвы и пересекать границы» между элитарной и массовой литературой стала одной из причин актуализации путешествий именно в эпоху постмодернизма» [Шульгун, 2012: 152].

Само по себе то, что жанр находится в пограничном положении, делает обязательным для травелога наличие как документальных элементов, так и авторского вымысла. Михайлов пишет, что художественным травелог делает именно лиризм: «Художественными главы становятся в силу глубоко лирического пафоса, пронизывающего каждую строку заметок. Именно лиризм лишает очерки сухости и деловитости описаний и рассуждений, научности или натурализма документального плана. Лирическое начало созидает образ, а не понятие» [Михайлов, 1999: 124], что, в принципе, продолжает идею Л. Гинзбург: «Фактические отклонения притом вовсе не отменяют ни установку на подлинность как структурный принцип произведения, ни вытекающие из него особые познавательные и эмоциональные возможности. Этот принцип делает документальную литературу документальной; литературой же как явлением искусства ее делает эстетическая организованность» [Гинзбург, 1977: 10]. Пограничное положение позволяло и позволяет травелогу синтезировать в себе совершенно различные документальные и художественные жанровые формы, что подчеркивается многими исследователями, начиная с Чернышевского [Шачкова, 2008: 277]. Современные исследования также делают на этом акцент, рассматривая путешествие как собирательную форму, или метажанр. «Путешествие по своей природе находится на грани искусства и науки, в нем органически сочетается то, что, казалось бы, находится на разных полюсах: документы, цифры, статистика и мир образов, включающий в себя все его элементы: портрет, пейзаж, интерьер, а главное, самого повествователя как обязательный элемент (выделено мной -- Ю. В.), формирующий структуру любого текста в жанре путешествия», -- пишет Шачкова [Шачкова, 2008: 278], хорошо передавая многосоставную суть травелога. Она также предполагает наличие в травелоге гротескной составляющей в силу соединения противоположных характеристик [Шачкова, 2008: 279].

В приведенном отрывке из Шачковой содержится еще одна важная для травелога характеристика -- это фигура повествователя. В отличие от многих других жанров, где повествователь может быть вытеснен на периферию, в травелоге именно повествователь (который в случае с автобиографическими травелогами равен автору) является центральным звеном, связующим многочисленные разнородные элементы. Как было показано в предыдущей главе, место центральной фигуры травелога повествователь прочно занимает в XVIII веке; в то же время происходит и другой важнейший перелом: фокус травелога смещается с внешнего на внутреннее, и в центре повествования оказывается уже не только описание «другого» (куда может включаться что угодно, от людей до священных реликвий), но и абстрактные или вполне конкретные размышления, вызванные впечатлениями от поездки; духовная жизнь автора становится неотъемлемой частью травелога.

Следующим - вполне очевидным, но бесспорно значимым - элементом литературного путешествия является маршрут, заранее намеченный или установленный путь следования [Шачкова, 2008: 280]. Это, по нашему мнению, равный по значимости с фигурой повествователя элемент в силу своей объединяющей особенности. Именно маршрут определяет, как и чем будет наполнен травелог; выбор же маршрута абсолютно случаен и зависит от личных склонностей автора. «Маршрут как структурообразующее понятие произведения в жанре путешествия отражает такую особенность текста, как синтез объективных фактов, с которыми сталкивается путешествующий независимо от своей воли, и субъективный авторский отбор этих фактов», -- отмечает Шачкова [там же]. Именно наличием маршрута объясняются превалирующие в травелоге хронотопы дороги и встречи, неизменно связанные.

Встречи в романе обычно происходят на «дороге». «Дорога» -- преимущественное место случайных встреч. На дороге («большой дороге») пересекаются в одной временной и пространственной точке пространственные и временные пути многоразличнейших людей -- представителей всех сословий, состояний, вероисповеданий, национальностей, возрастов. Здесь могут случайно встретиться те, кто нормально разъединен социальной иерархией и пространственной далью, здесь могут возникнуть любые контрасты, столкнуться и переплестись различные судьбы. Здесь своеобразно сочетаются пространственные и временные ряды человеческих судеб и жизней, осложняясь и конкретизуясь социальными дистанциями, которые здесь преодолеваются [Бахтин, 1975: 392].

Наконец, характерной (можно даже сказать, имманентной) чертой жанра путешествий является его приближенность к действительности и зависимость от нее. Гуминский описывает эту особенность как «существование неразрывной связи между литературой путешествий и жизненной практикой путешествий, будь то поездка в соседний город или путешествие в Америку, путешествие в собственные карманы или вокруг своей комнаты» [Гуминский, 2017: 3]. Эта связь проявляется не только в структурно-содержательном, но и в идейном наполнении жанра. Как можно заметить из истории жанра, травелог с самого момента становления использовался авторами для выражения собственных политических взглядов, для сравнения (которое, по Гуминскому, также лежит в основе жанра) и критики существующего устройства, что, в зависимости от эпохи, выражалось либо в патриотической позиции автора по отношению к своей родине, либо в критической. Здесь немаловажно отметить, что именно родина является отправной точкой травелога как в географическом, так и в абстрактном планах: она, противопоставленная «другому», формирует такую важную для травелога дихотомию, как «свое» -- «чужое». Итак, несмотря на относительную свободу травелога, которую он обретает вследствие своего пограничного положения и некоторых других факторов, можно выделить наиболее присущие жанру категории и элементы. Это синтез документального и художественного начал; открытость в использовании совершенно разных жанровых форм, от дневников до романа; центральность фигуры повествователя; обязательное наличие маршрута, и, соответственно, превалирующая доля хронотопа дороги и встречи; «свое» в виде отправной точки, противопоставленное «чужому»; неразрывная связь с жизненной практикой и зависимость от культурного контекста. Чтобы избежать возможных недоразумений, в этой работе мы будем пользоваться классическим определением травелога, как его дает В. Гуминский: «Путешествие - жанр, в основе которого лежит описание путешественником (очевидцем) достоверных сведений о каких-либо, в первую очередь, незнакомых читателю или малоизвестных странах, землях, народах в форме заметок, записок, дневников, журналов, очерков, мемуаров. Помимо собственно познавательных, путешествие может ставить дополнительные - эстетические, политические, публицистические, философские и другие задачи» [Гуминский, 1987: 314], учитывая при этом замечания современных исследователей и собирательности/синтетичности литературной формы травелога.

В предыдущей главе мы могли наблюдать, как все описанные выше элементы постепенно формировали жанр травелога, в разное время занимая разные по степени важности позиции. В дальнейшем анализе книги Даши Пахтусовой будет рассмотрено, как и почему все эти категории модифицируются в современной эпохе -- или, напротив, остаются неизменными.

Глава 2. Ключевые категории травелога в «Можно всё»

2.1 Краткое содержание книги Д. Пахтусовой «Можно всё»

Книга Даши Пахтусовой вышла в издательстве Эксмо в 2019 году. Для того, чтобы дальнейший анализ был понятен, мы считаем нужным включить сюда краткое (настолько, насколько это возможно для динамичного травелога в 700 страниц) содержание книги. История Даши - автора, повествователя и главной героини -- начинается с того, что она «выходит замуж» за своего лучшего друга. Глава иронично называется «Конец», потому что эта собранная по кусочкам свадьба на крыше одного из домов Балашихи на самом деле означает, что дороги двух молодых людей должны разойтись, и некая новая жизнь должна начаться. Вскоре Даша улетает в США по программе «Work and Travel», но на месте узнаёт, что работодатель, к которому ее должны были отправить, в компании больше не работает. Вместе с двумя такими же растерянными девушками, осознав, что может делать всё, что угодно (это первое и важное осознание на её духовном пути), Даша отправляется к Атлантическому океану, где устраивается работать на парковку и влюбляется в молодого человека по имени Дэниел. Они идиллически проводят время, после чего он вынужден уехать с другом. Затем Даша решает поехать за возлюбленным в Денвер. Побывав еще в паре городов, с разбитым всё из-за того же молодого человека сердцем, Даша возвращается домой «совсем другой. Старая Даша попросту исчезла» [Пахтусова, 2019: 45]. Затем она проводит трудную зиму, а летом, накопив денег, снова улетает в Америку для того, чтобы пересечь штаты. Глава так и называется -- «Пересекая Штаты». Проехав с десяток штатов и городов, она снова возвращается в Москву, где знакомится с парнем по имени Антон. Едет на Бали, чтобы научиться серфингу, куда в конце концов прилетает Антон, к которому у Даши уже сформировалась любовная привязанность. Затем героиня снова возвращается домой, чтобы прожить «Путешествие по профессиям» и поработать в медицинской клинике, тюрьме, ресторане. Затем улетает в Рио-де-Жанейро… Уже описанного достаточно, чтобы представить формат, в котором происходит путешествие и заодно нарратив о путешествии в исследуемой книге. Если коротко, то Даша циклично, на протяжении всего повествования ездит туда-обратно из Балашихи в разные страны (среди которых Бразилия, Аргентина, Чили, Индонезия, разные штаты и города Америки, Украина, Мексика, Казахстан). Любопытно, что возвращению домой уделяется довольно много внимания; однако, учитывая, что именно возвращения домой - это моменты осознания произошедших изменений, это не так уж и неожиданно. Не только её маршрут цикличен -- эмоциональные переживания тоже обретают цикличность на фоне встреч и разлук, возвращения в амплуа путешественника и в амплуа ненавидящей Москву москвички. По форме травелог скорее близок повести, поскольку охватывает довольно большой промежуток времени и множество событий, но, несмотря на большой объем, в силу централизации на одном только авторе-повествователе, книга не охватывает достаточного количества конфликтов, действий и персонажей, чтобы соответствовать форме романа. При этом наличествуют дневниковые вставки и вставки онлайн-переписок, роль которых мы обсудим позже. Итак, как уже стало понятно, «Можно всё» Даши Пахтусовой внешне не представляет собой ничего радикально нового. Это привычный рассказ об авантюрах, произошедших в пути, с описанием как внешних реалий, так и собственной рефлексии. Однако же это образец современной литературы, написанный в тесной связи с жизненной практикой и современными реалиями, в эру Интернета и блогинга (книга, выросшая из блога!), а потому a priori отличающийся от предшествующих травелогов. Чтобы понять, какие категории трансформируются и каким образом, рассмотрим каждую детально и по отдельности.

2.2 Фигура автора

Начать хотелось бы с фигуры повествователя, ибо она представляет наибольший интерес, во-первых, как связующее звено любого травелога, во-вторых, как элемент, первоначально сформированный в рамках блога, а уже затем перенесенный в книгу. Интересно, что фигура автора и в травелоге, и в блоге должна быть более детально проработана и ярко выражена, должна быть уверенной и харизматичной -- иначе ни блог, ни травелог не будут иметь успеха. Эта характеристика сближает травелог с публицистикой. «Травелоги… обычно представляют тщательно сконструированную презентацию “я”», -- отмечает Карл Томпсон [Томпсон, 2011: 191, перевод мой -- Ю.В.]. Он аргументирует своё суждение так: для того, чтобы путешествие выполнило свою социальную функцию, предполагающую обретение какого-то статуса, автор травелога должен быть убедительным для своей аудитории, то есть в некой степени вышестоящим, обладающим смелостью, вкусом, духовным просвещением или глубоким самопознанием [там же]. Примерно то же верно и для блогера. «Представитель интернет-социума всегда предстает перед другими собеседниками в форме «образа» или «персонажа», т. е. в определенной маске, специально созданной для пребывания в интернет-среде» [Асмус, 2005: 74, цит. по: Бондарькова 79]. Чтобы привлечь внимание к своей персоне и, как следствие, к своему блогу, блогер должен каким-либо образом впечатлить / поразить / спровоцировать потенциального читателя. Фигура автора в травелоге, таким образом, идеально соотносится с фигурой автора в блоге, что, помимо прочего, делает травелог одним из самых удобных жанров для блогера.

В контексте обсуждения фигуры автора интересно также рассмотреть элемент саморепрезентации. На задней стороне обложки книги сказано следующее: «Даша Пахтусова - путешественница и контрабандистка любви. С двадцати лет она живёт в погоне за приключениями, незнакомцами и континентами. За это время она: пересекла Штаты и Южную Америку, выживала в самой сухой пустыне мира и покоряла волны трёх океанов, скрывалась под паранджой и спасала мир вместе с «Гринпис», работала с голливудскими актерами и в колониях России… Это манифест свободы XXI века». Это описание-саморепрезентация (пусть и от третьего лица) перекочевало на обложку прямиком из блога; А. В. Бондарькова выделяет подобные описания в отдельный Интернет-жанр, цель которого - «сформировать определенное впечатление об авторе и его блоговом творчестве у адресата» [Бондарькова, 2014: 90]. Идея же описания автора и книги на обложке не нова, однако если традиционно описание автора так или иначе соотносится с его литературной биографией, а описание книги представляет собой аннотацию, то здесь мы имеем дело с литературой, призванной вдохновлять и мотивировать (особый пласт современной нон-фикшн литературы, заслуживающий отдельного изучения). В рамках травелога подобная саморепрезентация, подчеркивающая аутентичность рассказанного в травелоге опыта и заявленная уже на обложке, помогает формированию того самого «вышестоящего “я”», о котором пишет Карл Томпсон.

Алена Бондарева в статье “Литература скитаний” делает следующий комментарий: «Главная задача пишущего путешественника - не развлечь аудиторию, а передать знания (в том числе - редчайшие сведения). Поэтому рассказ о том, как весело отдыхать семьей в Египте или в каком турецком кафе дешевле покупать омаров, травелогом по определению быть не может [Бондарева, 2012]. Эта мысль подводит нас к следующему важному элементу травелога: неразрывная связь с жизненной практикой и зависимость от культурного контекста.

2.3 Культурный контекст

Мысль Алены Бондаревой отражает важнейшую для формирования современного (исследуемого нами) травелога особенность культуры путешествий: мир стал открытым как никогда раньше, в особенности для России. Прошло достаточно времени с распада Советского Союза, чтобы и русский путешественник, и русский бизнесмен освоились в капиталистическом обществе, а сфера туризма развилась достаточно, чтобы предложить любые изыски за не очень большие деньги. Кроме того, в Интернете можно найти информацию обо всех основных достопримечательностях, о лучших маршрутах, а на запрос о чем-то аутентичном трэвел сайты будут выдавать копипаст-подборки. Иными словами, культура путешествий в России в 2010-е оказывается настолько простой, а люди, оправившиеся финансово и морально после кризисов 90-х, теперь хотят и могут ездить на курорты настолько свободно… что молодому поколению начинает не доставать того самого «духа авантюризма». В мире, где всё, казалось бы, изучено и доступно, появляется потребность в: 1) по-настоящему аутентичном опыте; 2) опыте путешествий, не только выполняющем рекреационную функцию, но и позволяющем пройти внутреннюю трансформацию, обрести духовный опыт. И это оказывается наиболее подходящим для русской культуры моментом, чтобы обратиться к опыту и творчеству бит-поколения.

2.4 Битники и их наследие в современном российском травелоге

«Битники (от англ. beat) - представители так называемого «разбитого» поколения молодежи 50-х гг., собирательное название молодежного стиля, противостоящего господствующим общественным ценностям и нравам, ставшее стереотипным для описания андеграунда, а также воспринимающееся сегодня как прародитель всех неформалов» [Баева, 2012: 197]. Движение Битников возникает в Америке в то время, которое Дмитрий Хаустов метко характеризует как «сытое время, охваченное своей, тоже сытой, паранойей - время победы среднего человека из среднего класса с его средним телевизором, средним автомобилем и очень средним пригородным домом» [Хаустов, 2017: 15]. Против этой слишком среднестатистической жизни, внешне свободной и в духе Хаксли утопической, на поверку оказывающейся жизнью подавленного естества, и восстают битники. Их бунт оказывается очень национальным явлением, возможным только в Америке, поскольку революционен по отношению к американской культуре.

В качестве формы бунта против общественной морали битники избрали нетрадиционную сексуальную ориентацию, погружение в дзэн-буддизм, практику расширения сознания с помощью появившегося ЛСД, а также погружения в специфику черной культуры с ее неповторимой музыкой, чувственностью, альтернативностью. В итоге битники стали одним из крупнейших субкультурных молодежных движений, предложив своему поколению в качестве способа борьбы с обществом уход в себя и формирование альтернативной культуры. [Баева, 2012: 199]

Примерно то же время в СССР возникло движение стиляг. «Движение «стиляг» (термин употреб. с 1949 г.) явилось своеобразным стихийным протестом против принятых в советском обществе стереотипов поведения, а также против единообразия в одежде, в музыке и в стиле жизни» [Сипкина, 2015: 50]. Однако то, что внешне можно было бы назвать сходным, при ближайшем рассмотрении оказывается противоположным, что неудивительно, учитывая контексты. Если битники протестовали против американской культуры, стиляги, при всей ограниченности информации, пытались на нее (американскую культуру) равняться.

Несмотря свою национальность, бит-движение прокатилось по всему миру, оставив следы в разных культурах и литературах. В рамках нашего исследования бит-поколение представляет интерес, как ни странно, скорее как культурный, чем как литературный феномен. «С какой-то подозрительной регулярностью у нас издается и переиздается Джек Керуак», -- пишет Хаустов [Хаустов, 2017: 11]. Подобной регулярностью изданий, вероятно, Керуак обязан как раз сообществу путешественников, поскольку, в отличие от малоизвестного в современной поп-культуре Аллена Гинзберга и чуть более известного Уильяма Берроуза, Керуак в культовом романе «На дороге» писал об обычном (относительно!) путешествии, а не о страданиях и преследованиях. Особенный шарм роману, вероятно, добавляет его автобиографичность.

По тем или иным причинам именно творчество Керуака хорошо приживается в современной культуре. Сообщество путешественников в социальной сети «Вконтакте», названное в честь романа Джека Керуака «Бродяги Дхармы», было создано в 2013-ом году, а сейчас насчитывает более 250 тысяч человек URL: https://vk.com/dharma_bums (Дата обращения: 19.05.2020). Бродяжнический образ жизни, манифестируемый Керуаком, нашел особый отклик у той группы блогеров, которые находятся в фокусе нашего исследования, хотя мы и не берем на себя смелость утверждать, что творчество Керуака послужило прямым толчком в каждом конкретном случае. В книге Даши Пахтусовой Керуак упоминается несколько раз, хотя она делает акцент на том, что, начав свои странствия, о Керуаке даже не слышала:

Я была молодая, наивная, дерзкая и горела, как те самые римские свечи Керуака. Его фамилию я, к слову, стала слышать на каждом углу. Все сравнивали меня с этим неизвестным мне тогда писателем, и я не могла понять почему.

- Так какие у тебя планы?

- У меня нет никаких конкретных планов. Я просто еду через всю Америку и делаю, что хочу.

- Да ты как Джек Керуак! [Пахтусова, 2019: 63]

Спустя несколько лет путешествий Даша обретает свою индивидуальность путешественника-бродяги и ощущает потребность в поиске таких же, как она. После нескольких лет путешествий, обретя свою индивидуальность как путешественник-бродяга и ощутив потребность в поиске таких же, как она, Даша пишет об упомянутом нами выше сообществе в главе «Моя стая» из 9-ой части под названием «Бродяги Дхармы»: « Эта группа, собравшая всех бродяг и странников России, держалась в тот момент на Андрее Милеве, проживающем в Одессе, и москвиче Саше. Ребята не получали с этого ни рубля, а просто боролись за идею. Добрые бродяги, преданные своему делу, были тогда как нельзя кстати» [Пахтусова, 2019: 494].

Коротко говоря, в российской культуре путешествий в 2010-е годы обозначается явное, хотя и совсем тихое, малозаметное противостояние. Его создают те, кто считает для себя оскорбительным слово «турист», кто идентифицирует себя скорее как бродягу, пропагандируя так называемые «свободные путешествия»: путешествия без денег (проект Димы Иуанова «100 дней за 100 рублей» и вышедшая позже одноименная книга), без заранее намеченного маршрута, без забронированного жилья -- посредством каучсерфинга (совершенно замечательного интернационального проекта, ставшего возможным с появлением Интернета) или просто с палаткой, автостопом и на велосипедах (Максим Липатов). Примечательно в этом явлении и в травелогах, написанных в его контексте, то, что теперь одной из целей и путешествия, и травелога становится нечто новое, а именно -- способ путешествовать. Раньше дорога занимала путешественников из-за встречающихся по пути людей и достопримечательностей, а самопознание и переживание некоего модифицирующего опыта в путешествии происходило посредством знакомства с неизвестным и встречи с «другим». Теперь же подобный опыт может дать только путешествие-эксперимент, в котором себя нужно искусственным образом помещать в нестабильные и некомфортные условия. Именно такой способ позволяет переживать внутреннюю личностную трансформацию, чтобы затем делиться с миром рассуждениями по поводу результатов этой трансформации в форме блога или травелога -- ведь мы живем в мире, в котором действительно «можно всё».

Помимо рассматриваемой нами группы блогов и блогеров, схожую тенденцию в практике путешествия и написания травелога описывает Ш. Г. Умеров в статье «Пространство и время: заграничное путешествие людей «дна» как протожанр в новейшей русской литературе». «Теперь, в постиндустриальный век, двинулись [в путешествие] низы. Московские бездельники-«подонки» Спайкер со своим другом Собаккой, обманом добывшие британские визы и осчастливившие своим появлением Лондон, не скрывают перед читателем правды о себе: «Наша профессия - бомжи! (Высшее гуманитарное образование не в счет)». И это показательно» [Умеров, 2011: 181]. Временные рамки описываемой исследователем литературы (нулевые годы) предшествуют описываемой нами, и можно говорить если и не о непосредственной связи явлений, то об их общих социально-культурных корнях.

Среди прочих книг, которые рассматривает Умеров -- травелог А. Снегирева «Как мы бомбили Америку», повествующий о «поездке двух нищих москвичей в США» [Умеров, 2011: 187]. Этот травелог интересен нам тем, что также описывает субъективный взгляд молодого москвича на Штаты, как и добрая треть книги «Можно всё». Однако травелог Снегирева содержит явное утверждение национального превосходства, где с первых строк автор всевозможными способами выражает недовольство Штатами, что радикально отличает этот травелог от книги Даши Пахтусовой: в её системе взглядов США -- это, скорее, истинный дом: «На этот раз самолет вылетел вовремя, и я опять оказалась дома, в Америке» [Пахтусова, 2019: 52].

Итак, культурное влияние битников на современную практику путешествия выходцев из постсоветского пространства (по крайней мере, рассматриваемой нами группы людей) очевидно. Что касается литературного влияния, мы не можем его отрицать, но и каких бы то ни было несомненных сходств, отсылающих к бит-литературе, в книгах блогеров отмечено не было. Всё-таки Керуак, Берроуз и Гинзбург - это интеллектуальная литература, ставшая классикой, наследовавшая в способах выражения традиции модернизма и сюрреализма. Травелоги же, по природе своей публицистические, выросшие из Интернет-блогов и не преследующие никаких литературных реформаций, -- это совсем другая литература, манифестирующая не литературные, а культурные практики.

2.5 Метафоризация жизненного пути

Как уже было отмечено ранее, травелог только наполовину состоит из описаний чужой культуры. Вторая половина - авторская рефлексия по поводу всего нового и малознакомого, что встречается на пути, или даже без конкретного повода -- просто потому, что дорога меняет людей. Понятие пути в травелоге обычно метафоризуется, из обычного пути в пространстве превращаясь в жизненный путь, в дорогу познания. Эта традиция берет начало еще в фольклоре. Как отмечает Бахтин, «дорога в фольклоре никогда не бывает просто дорогой, но всегда либо всем, либо частью жизненного пути; выбор дороги -- выбор жизненного пути» [Бахтин, 1975: 271]. Дорога насыщенна разрывами шаблонов, непредвиденными событиями, моментами, заставляющими задуматься о своем месте в мире. Моменты осознания изменений -- это, как правило, возвращение домой или к чему-то привычному. «Можно всё» не является исключением. Возвращение домой после первого опыта долгого путешествия по Штатам оказывается настоящим шоком для автора: «Тогда я впервые в своей жизни с ужасом осознала, что не знаю, кто я. Я понимаю, что сложно в это поверить, но за четыре месяца я разучилась говорить по-русски. <…> Я вернулась совсем другой. Старая Даша попросту исчезла» [Пахтусова, 2019: 45].

Важно отметить, что исследуемый нами травелог обретает финальную форму гораздо позже самого факта совершения путешествия, хотя и базируется на дневниковых заметках и блоговых записях, сделанных в дороге. Процесс написания книги был долгим (это видно по многочисленным записям Даши Пахтусовой в её блогах в социальных сетях «Вконтакте» и «Инстаграм»). Ретроспективная форма написания позволяет автору делать оценку своих действий в прошлом, сопоставляя их с последующим пережитым опытом. Благодаря подобным замечаниям сильнее заметны изменения, произошедшие с автором в процессе путешествий. Например, фраза «Тогда я еще не знала, что, чтобы путешествовать, можно просто купить билет» [Пахтусова, 2019: 12] показывает изменение отношения к способу путешествия. Вот другой пример, демонстрирующий изменения в мировосприятии и способе взаимодействия с миром, но уже без ретроспекции: «Раньше я взахлеб общалась с любым водителем, ловя попутки или просто в маршрутке. У меня было желание вдохновить каждого и сделать его день лучше. Но теперь я поняла, что огромного смысла в этом нет. Люди все равно живут так, как они сами хотят. И на данный момент я просто наслаждаюсь палитрой людских историй» [Пахтусова, 2019: 341]. К концу книги, которая описывает семь лет путешествий, Даша сталкивается с выгоранием, путешествия перестают впечатлять ее так, как раньше. «Заводя разговор с незнакомцем, я тоже надеялась, что шибанет, но этого не происходило» [Пахтусова, 2019: 644]. Даша находится в депрессивном состоянии, практически на грани суицида, от которого ее спасает… смерть близкого друга -- и приводит к новым важным осознаниям, финальным для книги (они размещенны в Эпилоге), но промежуточным в жизни автора: «Я поняла одно: эта свобода уничтожит меня. Она не является никакой высшей точкой просветления. Это лишь жестокое испытание, которое выпадает не всем и из которого не все выходят живыми» [Пахтусова, 2019: 674]. Финальные страницы наполнены рефлексией о жизни, о её целях и смысле: «В моей книге нет великого вывода в конце. Как и во всей жизни, по сути» [Пахтусова, 2019: 677]. На примере этой цитаты отлично видно, каким амбивалентным является понятие пути в травелоге.