Русская антиутопия ХХ - начала ХХI веков в контексте мировой антиутопии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Русская антиутопия ХХ-начала ХХI веков в контексте мировой антиутопии

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

утопия жанр эстетический

Утопия и антиутопия - явления одной жанровой природы при всей разности их структур и принципиально различных толкований своего главного предмета - идеального мироустройства (утопия) и его критики во имя того же мироустройства (антиутопия). В ХХ веке происходит осуществление утопии в реальной истории, что ведет мировое сообщество к катастрофическим последствиям. При этом сильный аргумент утопии - укорененность в народном сознании на уровне мифов, легенд, архетипов - был поколеблен и подвергнут сомнению, но не оспорен в принципе, и утопия продолжала (и продолжает) свое неисполнимое, но желанное миростроительство, а антиутопия продолжает свою полемику с утопией. Отношения утопии и антиутопии с течением их совместной эволюции усложняются на основе постоянного взаимодействия эстетических доминант, во многом благодаря стремительному разрастанию контекстов, выявлению связей с близкими и дальними родственными явлениями. Антиутопия происходит из утопии путем естественного схождения на одних и тех же объектах изображения, становясь, наряду с утопией, наиболее адекватной формой художественного воплощения общечеловеческого стремления к коллективному совершенствованию общего мира.

Вбирая утопию в свою структуру, антиутопия достигает наиболее высокой степени эстетической проявленности в ХХ веке, что напрямую связано с исторической реальностью века, выдвинувшего перед человечеством много проблем, к решению которых оно оказалось не готово. Кроме того, самые тяжелые последствия возымело крушение религиозного сознания, что обусловило мировоззренческое расслоение общества, раскол общественного сознания на множество духовно-идейных предпочтений: от повсеместного распространения мистических настроений до увлечения экстремистскими идеологиями.

Поскольку речь идет о литературном произведении, закономерно должен быть поставлен вопрос о его жанровой природе. Утопия/антиутопия оказалась в ситуации жанровой обособленности, в ней задействовано такое множество самых различных факторов, что проблема утопического жанра остается актуальной, равно как и более общая проблема - литературного жанра - вызывает различные толкования в современном литературоведении. Жанры позиционируют себя во многом в зависимости от эпохи. На тесную связь жанра с эпохой, выделение жанров «под влиянием совокупности меняющихся факторов» уже указывал Д.С.Лихачев, и это положение отчетливо приложимо к антиутопии: она становится знаковым жанровым явлением в литературе ХХ века, представляя собой новое жанрообразование, внутри которого взаимоположение утопии и антиутопии резко меняется, а именно: нарастает тенденция парадоксального сближения и даже слияния полярно разведенных жанровых кодов, смысловые центры которых тяготели до сих пор к противоположным полюсам. Одним из «меняющихся факторов», обусловивших неизбежность подобного процесса, становятся открытия и достижения научно-технической цивилизации, которая на протяжении всего ХХ века набирает независимую, самодовлеющую энергию, влияющую на культуру не всегда позитивно, то есть очевидным способом начинают исполняться предупреждения философов (О.Шпенглер, Х.Ортега-и-Гассет) и одновременно предсказания самой антиутопии. В сочетании с трагическими событиями века (две мировых войны, революции, установление тоталитарных режимов в государственных структурах ряда стран, нарастание терроризма), которые поставили человечество перед угрозой уничтожения едва ли не всех прежних ориентиров существования, цивилизация обретает все более опасную инерцию разрушения духовных скрепов человеческого сообщества. Разум и здравый смысл оказались бессильны удержать свой самый надежный регулятор в сфере общественных отношений - культуру. Все это вызвало соответствующую эстетическую реакцию литературы, выразившуюся в активизации антиутопии. В данный момент (рубеж ХХ - ХХI в.в.), еще не ставший историческим, но уже таящий в себе знаки кардинальных перемен, ожидающих человечество в ХХI веке, обостряется вопрос о будущем. А это значит, что утопия, антиутопия, или амбиутопия (М.Эпштейн) не только не сойдет с литературной сцены, причем с самых видимых ее площадок, но приобретет инерцию дальнейшего укрепления.

В настоящей диссертации исследуется движение антиутопии в ближних и дальних ее контекстах на протяжении ХХ века и частично уже сформировавшийся новоутопический дискурс в начале века ХХI; систематизируется траектория движения утопии и антиутопии от возникновения к настоящему моменту, принципы их взаимодействия, их взаимоположения в литературе и отношения с реальной действительностью. Поскольку специфика утопии в том, чтобы оперировать образами масштабно-обобщенными, воплощающими идеи общества (всего человечества), а единичные судьбы отдельных людей ее не интересуют, утопия и антиутопия рассматриваются в соотношении с кардинальными историческими событиями, определившими судьбу человечества в ХХ веке. Общество, государство, человек - важнейшие категории человеческого мироустройства, многообразно отраженные в мировой художественной литературе, специфически преломляются в утопии и антиутопии, определяя их эстетическое поле. Утопия строит идеальное государство, обеспечивающее монолит общества как множество одинаково счастливых человеко-единиц. Антиутопия опровергает эту счастливую версию путем ее логического продолжения и доведения до трагически-абсурдного финала, обнаруживающего на месте идеального государства - идеальную машину для подавления личности, а вместо монолита общества - некую безликую общность, утратившую цель и смысл существования, потому что с достижением совершенного будущего останавливается социальное время и замирает жизнь. Именно эта тема к концу ХХ века расширяет свои границы и сюжетно трансформируется в жанровые структуры, близкие к антиутопическим. Подобные сюжеты захватывают все более широкий диапазон социально-политических преобразований в мировом пространстве, обнажая их грандиозный, глобальный масштаб. Кроме того, темы, связанные с культурой и духовно-нравственным состоянием общества и личности, также становятся предпочтительной частью антиутопической проблематики, поскольку неблагополучное состояние общества в этой сфере проявилось отчетливо.

Многовековое существование утопии, ее постоянное воспроизводство на каждом новом исторически поворотном этапе, необозримое количество самых разнообразных утопий - все это говорит о том, что утопия - необходимый и естественный элемент в структуре духовного освоения мира, как объективного, лежащего вовне человека, так и субъективного, внутреннего, индивидуального «я». И некоторые явления этого мира ничем иным, кроме утопии, объяснить нельзя. Утопия явилась как духовный феномен, получивший значение методологического принципа исследования «поврежденной» действительности - коррелятивизма - и объясняющий такие направления мысли в российской истории идей, как масонство, славянофильство, народничество. Что же касается русской литературы в самой взлетной, гениальной ее части - Х1Х века, - то она также несет на себе утопический налет, который проявляется в наличии идеального героя во многих произведениях или позиции абсолюта, с которой писатели создают свой художественный мир. Утопический духовный феномен играет особую роль в подходе к пониманию уникума личности, к положению которой в структуре общества и государства в конечном итоге сводятся все утопические проекты по общественному устройству и антиутопические их разоблачения. Проблема личности по-разному решалась в каждой большой, переломной эпохе, что порождало соответствующий личностный дискурс в литературе, внутри которого наблюдается преобладание утопического или антиутопического подхода к проблеме личности.

Актуальность исследования. В России изучение утопии/антиутопии началось много позже, нежели на Западе, что вполне объяснимо особенностями отечественной истории. Значительная доля исследований в этой области приходится на 1980-90-е годы, когда проявился тотальный интерес к явлению утопии-антиутопии. К этому моменту в западной утопиологии уже были выявлены и разработаны почти все основные проблемы «классической» утопии/антиутопии: ее связи с мифом, сказкой, фантастикой; определение жанра; особенности структуры утопических текстов; классификация и др. Утопия оказалась в фокусе научного интереса ученых различных гуманитарных сфер: литературоведческой, лингвистической, философской, исторической, культурологической. Основным объектом исследований становятся проблемы жанровой природы, генезиса, места литературной утопии среди утопий другого типа (социальных, философских и пр.). Широкий диапазон проблем утопиологии представлен в работах Э.Баталова, Ч.Кирвеля, В.Ревича, С.Калмыкова, А.Зверева, В.Шестакова, В.Чаликовой, К.Чистова, А.Клибанова, Р.Гальцевой, И.Роднянской, Б.Гройса, А.Латыниной и др. в российской утопиологии; Е.Шацкого, Л.Геллера, М.Ласки, А.Мортона, Н.Фрайя, Ф.Манюэля и др. - в зарубежной. Большой вклад в изучение утопии/антиутопии в последнее время сделан Б.Ф.Егоровым в работе «Российские утопии. Исторический путеводитель» (2007), Н.В.Ковтун в работе «Русская литературная утопия второй половины ХХ века» (2005), Павловой О.А. в работе «Русская литературная утопия 1900-1920-х г.г. в контексте отечественной культуры» (2006).

В начале 1990-х годов были изданы прежде закрытые работы ведущего отечественного специалиста в этой области В.А.Чаликовой, главная заслуга которой - в обозначении проблемы, ее постановки и первых исследований в этой области; переведены фундаментальные труды Е.Шацкого, А Свентоховского; издана антология работ зарубежных исследователей, составленная В.А.Чаликовой. За период 1990-х-начала 2000-х годов защищено несколько кандидатских и докторских диссертаций по утопии и антиутопии: Б.А.Ланина, А.Е.Ануфриева, О.А.Павловой, А.В.Тимофеевой, Е.Р.Волковой, Е.В.Малышевой, С.С.Романова, Е.В.Дмитриченко, С.В.Бреля, Н.Б.Якушевой, И.В.Тараненко (в лингвистическом аспекте), Е.Ю.Коломийцевой; философские: Е.А.Лиокумович, Н.Н.Натуральновой, И.М.Нениной, Е.П.Бахаревой; исторические: М.Д.Суслова.

В процессе дальнейшего бытования утопии и особенно антиутопии обнаруживаются недостаточно исследованные проблемы, связанные с данной темой, поскольку в условиях изменившейся парадигмы межкультурных коммуникаций эти вопросы все чаще ставят то или иное общество и все человечество перед необходимостью совместного решения глобальных проблем близкого или неблизкого будущего. А будущее - это и есть объект утопии или антиутопии, и в любом случае (утопическом, позитивном, или антиутопическом, негативном) авторы подобных произведений предлагают метафорические проекты и антипроекты будущего мироустройства, извлекая их из уже существующих, но чаще скрытых и не замечаемых в повседневности тенденций, открывая необъятность и универсальность русского утопического поля. Следовательно, актуально и дальнейшее исследование литературных утопических и антиутопических образов, ситуаций, коллизий, уже выявивших и сформулировавших главный вопрос сегодняшнего момента: быть или не быть человечеству? Современная русская и особенно мировая (в частности, американская) антиутопия рисует апокалиптические картины человеческого мира, в большинстве случаев связанные с научно-технической цивилизацией, последствия которой становятся все более непредсказуемыми.

Цель данного исследования - (1) систематизация путей русской утопии и антиутопии на протяжении ХХ - начала ХХI века в динамике жанровых трансформаций; (2) исследование эстетических позиций русской антиутопии в контексте мировой антиутопии, а также тенденции качественного хода антиутопии в сторону расширения или сужения эстетического поля ее бытования.

Для этого необходимо решить следующие задачи:

1. Изучить и систематизировать истоки происхождения, формирования и жанрового развития русской утопии/антиутопии в ближних и дальних контекстах на протяжении ХХ-начала ХХI вв.

2. Систематизировать понимание категорий утопизма, утопического сознания и утопии в литературоведческих и философских концепциях в аспекте их эволюции, исследовать важнейшие проблемы связей этих понятий в контексте проблем современной цивилизации и культуры.

3. Исследовать эстетические отношения утопии и антиутопии в исторической ретроспективе и перспективе, процессы их взаимных трансформаций.

4. Обосновать ведущие черты жанра утопии и антиутопии с позиции их понятийного, смыслового и эстетического сходства и различения путем сопоставления утопии с мифом, сказкой, научной фантастикой.

5. Исследовать общие признаки русской и мировой утопии/антиутопии путем анализа специфики их художественного вымысла.

6. Выявить и исследовать точки соприкосновения утопии/антиутопии с типологически близкими литературными явлениями (сатира, исторический роман, политический детектив) в аспекте жанрово-стилевых особенностей, концептуальных установок и обусловленности постмодернистской ситуацией.

7. Исследовать эстетические отношения утопии/антиутопии и реальной действительности в парадигме межкультурных коммуникаций.

8. Проанализировать выдающиеся классические и наиболее характерные для современной литературы произведения русской и мировой утопии/антиутопии.

9. Исследовать трансформации двух основных типов героев - «маленького» человека и «сверхчеловека» - в антиутопии начала ХХ века к началу ХХI века.

Объект исследования - произведения русской антиутопии ХХ -начала ХХI в.в.

Предмет исследования - сюжетно-жанровые связи русской антиутопии ХХ - начала ХХI в.в. в контекстах различного уровня: внутрижанровых; в рамках традиций русской литературы; в эстетических, исторических, философских, культурологических, политических аспектах; в связях с мифологией, сказкой, научной фантастикой, фэнтези.

Материалом исследования послужили «классические» произведения утопии и антиутопии в русской и мировой литературе ХХ века; произведения русской утопии и антиутопии 1960-х годов; русская постутопия 1980--1990-х годов; западные антиутопические сюжеты конца ХХ века; русская антиутопия ХХ1 века. Всего 137 текстов.

Научная новизна диссертации заключается в исследовании и систематизации истории жанра утопии/антиутопии на длительном эволюционном пути (на протяжении ХХ века и начала ХХI века), процессов трансформации антиутопии в литературном контексте века, создании концепции отношений утопии и антиутопии на уровне метажанра, основанного на принципе диалектически неразделимого совмещения утопии и антиутопии. Методологической основой исследования является системный подход, синтезирующий классический литературоведческий анализ, призванный к выявлению художественного своеобразия утопии/антиутопии; историко-генетический - с целью выявления закономерностей бытования жанра утопии/антиутопии в ту или иную эпоху; жанрово-типологический анализ - с целью выявления родовых черт утопии/антиутопии, а также культурологический и социологический методы анализа. Основной принцип исследования - введение произведений русской антиутопии ХХ-начала ХХI в.в. в широкий литературный, историко-культурный, политико-публицистический контексты. Основной принцип литературоведческого анализа исследуемых произведений - сопоставление произведений русской и мировой антиутопии. В диссертации используются положения философии, истории, социологии, культурологии по проблемам сознания, мышления, литературно-художественного творчества (труды П.Чаадаева, Н.Бердяева, Н.Лосского, Г.Флоровского, С.Франка, Л.Шестова, Ф.Степуна, Ф.Ницше, Х.Ортеги-и-Гассета, О.Шпенглера и др.). Кроме того, в работе учтены и применены научные разработки и достижения в области теории жанра (труды М.М.Бахтина, Д.С.Лихачева, Ю.М.Лотмана, Б.О.Кормана, В.Е.Хализева и др.), других теоретических проблем, затронутых в нашей работе (труды Б.Томашевского, В.Шкловского, Ц.Тодорова, В.Проппа, О.Фрейденберг, Ю.Тынянова, А.Лосева, Р.Барта, Е.Мелетинского, Я.Мукаржовского, Д.Фрезера, Х.Керлота и др.).

На защиту выносятся следующие положения:

1. Утопия и антиутопия рассматриваются как единый жанр, совмещающий противоположные знаки одних и тех же эстетических установок. Ведущие признаки этого жанра: (1) Изображение коллектива, организации, общества как модели лучшего (утопия) или худшего (антиутопия) государственного строя; (2) Отказ от настоящего, который выражается в радикальных формах: разрыв с привычной средой, эскапистский уход в другое, закрытое пространство, переход в другое время; (3) Коллективный характер утопической цели.

2. Утопизм является неизбывным свойством общественного сознания и обнаруживает себя только в условиях организованности людей в какие-либо объединения, группы, движения, массовые шествия и т.п.

3. Сходство и различение антиутопии и научной фантастики проходит по линии художественной задачи. Главный признак научной фантастики - наличие фантастического вымысла на основе научного открытия, которое организует сюжетное движение. Изображение общественных интересов отходит на периферию сюжета и не играет главной роли в исходе конфликта. Главный признак утопии/антиутопии - изображение общественных интересов, коллективных устремлений и действий во имя общего будущего счастья. Научная тема имеет подсобное значение в сюжетном движении наряду с любой другой ситуацией, назначение которой - контроль за исполнением предложенного проекта по общественному устройству жизни. Как только научная тема в произведении начинает «управлять» поведением персонажей и вызывать (провоцировать) различное их отношение к научному открытию или изобретению, ведущее к расслоению общества, такое произведение перестает быть научной фантастикой или утрачивает чистоту жанра. По мере развития научной фантастики чистота жанра утрачивается неуклонно.

4. Антиутопия ХХ века стремится к нарушению основного принципа жанра - регламентированности. С этой позиции антиутопия - парадоксальный жанр, так как одновременно отстаивает традицию социальности эстетической концепции и специфики хронотопа - разрыв с настоящим.

5. Антиутопические тенденции к концу ХХ века усиливаются на всем пространстве литературы, объединяя и смешивая жанры не только научной фантастики, фэнтези, детектива, политического романа, но проникая и в «большую» литературу; эти тенденции проникают также в сознание реальных людей, порождая недоверие к любым реформам и проектам по улучшению жизни.

6. Эстетическое движение русской антиутопии ХХ века происходит скачкообразно, в несколько этапов, в тесной связи с реальной историей страны: начало века - под знаком преображения жизни (символистская утопия), годы революции - в духе предостережения от разрушения человеческой субстанции (Великая операция в романе Е.Замятина «Мы») и фанатичного прославления революции (революционно-поэтическая утопия); дезактивация антиутопии в советской литературе, этап теневого существования (1930-1950-е годы); замедленное возвращение антиутопии в рамках научной фантастики (1960-е годы); появление постутопии (конец 1980-х - начало 1990-х годов) как отражение шоковой политической и социально-экономической ситуации в России и резкого перелома общественного сознания; в начале ХХI века наблюдается новое эстетическое наступление антиутопии.

7. Постмодернистская эстетическая и культурная ситуация в общемировом масштабе благоприятствует развитию антиутопии в ее пародийных и иронических отношениях с утопией.

8. Антиутопия ХХI века заявила новые позиции через изменение структуры персонажей, расширение диапазона качественных характеристик героев, углубление трагизма в положении личности, которая утрачивает классическую «персоналистичность» и трансформируется в «множественного», «коллективного» героя. В разоблачении любого утопического проекта будущего проступают знаки новоутопического решения описанных проблем; эстетические границы новейшей антиутопии открыты для взаимодействия с другими жанрами и художественными системами. Мотивно-тематические ряды в новейшей русской и западной антиутопии конструируют следующие центры сюжетных коллизий: (1) полярная структура системы персонажей: с одной стороны, - «сверх-люди» как новый утопический идеал будущего человечества, призванного заменить «старое» человечество; с другой, - «минус-люди» (монстры, оборотни, мутанты, маньяки), воплощающие антиутопическую критику идеала; (2) изображение террора как устрашающего последствия новоутопических проектов; (3) футурологический прогноз альтернативного будущего России и мира, перекроенной карты мира под знаком глобализации и предупреждения человечества о ее потенциальных антиутопических последствиях.

Теоретическая значимость исследования заключается в дальнейшей разработке проблем утопического жанра, в частности, в обосновании эстетического расширения жанровых границ утопии/антиутопии, современного состояния и видимых перспектив развития русской антиутопии в новых контекстах. Автор диссертации приходит к выводу о том, что утопия не исчезает, а приобретает более гибкие, усложненные формы высказывания, например, диалектического внедрения нового утопического проекта в только что состоявшееся антиутопическое разоблачение. Открываются, таким образом, новые жанровые ресурсы утопии/антиутопии.

Практическое значение исследования состоит в возможности учета выводов диссертации для дальнейшей разработки обозначенных проблем в работах историко-литературного и теоретического профиля, в исследованиях творчества целого ряда писателей; кроме того, материалы диссертации можно использовать в процессе школьного и вузовского преподавания литературы, в частности, в курсе современной литературы, спецкурсов по научной и социальной фантастике.

Апробация работы. Основные положения диссертации отражены в монографиях, статьях, тезисах докладов. Количество публикаций по теме диссертации - 36. Материалы исследования используются автором в практике вузовского преподавания (общие курсы по истории русской литературы ХХ века, современной русской и зарубежной литературы; специальные курсы по научной и социальной фантастике, литературным стилям, анализу литературного произведения).

Основные положения и выводы диссертации обсуждались на Х1Х - ХХ Международных Пуришевских чтениях (Москва, МГПУ, 2007, 2008), Международной научно-практической конференции: Дни немецкой культуры на Волге (Самара, 1994), Третьей международной конференции по истории психологии российского сознания (Самара, 1999), ХХХ1 Зональной конференции литературоведов Поволжья (Елабуга, 2008), на научных конференциях в Казани (1992 г.), Нижнем Новгороде (2007 г.), а также на ежегодных научно-практических конференциях Самарской государственной академии культуры и искусств, Самарского государственного университета, Самарского государственного педагогического университета.

Структура диссертационной работы определена целью, задачами и методикой исследования. Диссертация состоит из введения, двух разделов, включающих девять глав, заключения и списка использованной литературы. Общий объем работы - 529 страниц. Список литературы включает 608 наименований.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении обосновываются состояние проблемы, актуальность и научная новизна исследования, формулируются предмет, цель, задачи, методологическая и теоретическая база исследования, положения, выносимые на защиту, определяется структура, теоретическая и практическая значимость работы.

В первом разделе «Эволюция русской антиутопии первой половины ХХ века» прослеживается история русской антиутопии ХХ века в связи с возникновением, формированием и развитием русской утопии в контексте мировой утопии.

В первой главе - «Утопия и антиутопия как единый жанр. Теоретические аспекты проблемы» - выделен ряд проблем, необходимых для разъяснения позиций диссертанта в данном исследовании: контекст как теоретическое понятие (§ 1.1), определение утопии и антиутопии в связи с проблемой жанра (§ 1.2), классификация утопии (§ 1.3), понятия утопического сознания, утопизма и утопии во взаимных связях (§ 1.4), отношения мифа, сказки, утопии и фантастики (§§ 1.5 и 1.6). Рассматривая возможности контекстуального анализа произведений, привлеченных к данному исследованию, автор диссертации имеет в виду широкий смысл контекста, то есть многообразное окружение художественного произведения, проясняющее, дополняющее или оттеняющее смысл произведения, или какой-либо (любой) элемент его структуры.

Объем контекста подвижен, он разрастается от меньших единиц текста к большим, от слова к словосочетанию, от абзаца к цельному смысловому фрагменту и далее - ко всему тексту. Контекст как семантические нормы речевой практики (И.П.Смирнов) позволяет уловить иронию, углубить и конкретизировать понимание художественного текста за счет многосмысленности слов, из которых он состоит. Более того, именно такой «вторичный язык» (Р.Барт) обеспечивает само существование литературы, а применительно к утопическим текстам приобретает дополнительные амбивалентные контекстные нагрузки, поскольку утопический дискурс парадоксально сочетает, с одной стороны, высокую степень художественной условности, а с другой - регламентированность, предписывающую обязательность «школы», то есть использование всех основных элементов, составляющих жанровую структуру утопии. Контексты такого произведения могут переиначивать его смысл вплоть до наоборотного. Утопия, написанная в одной эпохе, может быть прочитана в контексте другой эпохи как антиутопическое предупреждение или предсказание. Так, роман «Красная звезда» А.Богданова, общепризнанная утопия Серебряного века на уровне канона, в контексте советской истории и современной реальности обнаруживает наличие антиутопических фрагментов. В свою очередь антиутопия, обрастая новыми контекстами, может обернуться вполне «терпимой» утопией, как, например, роман Е.Замятина «Мы», в мире которого действительно существуют условия для всеобщего счастья, если воспринимать смысл и качество «счастья» с позиции реальной современной России. Еще более показательный образец такой «утопической антиутопии» - роман О.Хаксли «О дивный новый мир», в котором описано «ненасильственное», даже «гуманное» будущее общество (В.П.Шестаков): там нет «полиции мысли», системы доносов, тюрем, пыток и т.п.

Контекст - это литературная норма, участвующая в конструировании эстетического объекта, то есть произведение постигается не только в результате анализа его структуры, а в результате изучения его восприятия, соотношения с существующими в общественном сознании нормами и представлениями - того социокультурного контекста в широком смысле слова, из которого вырос текст. В постмодернистских структурах контекст приобретает дополнительный расширительный смысл интертекстуальности. Яркий пример подобной «работы» контекста - художественный мир Х.Л.Борхеса (в частности, рассказ «Тлен, Укбар, Orbis tertius»).

В теории жанра диссертант выделяет положение о жанре как развивающейся системе, в которой происходят эволюционные, а порой революционные изменения. Б.В.Томашевский в качестве определителя жанра указывает на доминирующие приемы, как это делали приверженцы формальной школы относительно категории доминанты (Ю.Н.Тынянов). Жанр - исторически подвижная величина и в то же время устойчивая, постоянная категория в литературоведении. Жанр тоже попадает под воздействие контекста и сам становится контекстом для вновь создаваемых произведений, которые постоянно его обогащают. Основные признаки жанра могут медленно изменяться, но жанр продолжает жить генетически (Б.В.Томашевский), т.е. в силу естественной ориентации, привычного примыкания вновь возникающих произведений к уже существующим жанрам. Конкретно касающийся темы диссертации жанровый аспект ставит вопрос о соотношении утопии как литературного жанра и утопии как определенного типа мышления. В этом соотношении усматривается достаточно четкое разделение: утопический жанр - это «говорящие картины» (Е.Шацкий) как форма высказывания; все же прочие утопии - это отвлеченные рассуждения. Жанр - «наиболее очевидный принцип обобщения» (А.Компаньон). Жанр обретает смысл и функцию литературного кода, с помощью которого читатель получает информацию о способе прочтения данного текста, что в определенной степени обеспечивает понимание этого текста. По такой логике утопия как жанр весьма показательна: «код» утопии предупреждает читателя о том, что ему предстоит войти в придуманный, гиперусловный сюжет, в котором сконструирован мир счастливого будущего.

К жанровой природе утопии/антиутопии обращались практически все видные утопиологи. В диссертации систематизировано пять основных подходов в решении жанрового вопроса утопии: (1) выяснение связи утопии с антиутопией. Ряд исследователей отмечают единую жанровую природу утопии и антиутопии (работы Н.Арсентьевой, А.Бегалиева, Б.Ланина, Т.Чернышевой, Е.Шацкого). Другие исследователи относят антиутопию к самостоятельному жанру (работы Э.Баталова, А.Зверева, Ю.Латыниной, Г.Морсона, Ф.Полака, О.Сабининой, О.Тимофеевой, Ч.Уолша, В.Чаликовой); (2) рассмотрение утопии и антиутопии как разновидностей научной и социальной фантастики (работы Е.Брандиса, В.Гакова, А.Бритикова, Л.Геллера, Ю.Кагарлицкого, В.Ревича); (3) трактовка утопии не как жанра, а как художественной системы (работы Н.В.Ковтун); (4) определение антиутопии как антижанра (работы Х.А.Мараваля, Г.Морсона); (5) исследование утопии и антиутопии как метажанра находится в начальном состоянии. Эта проблема в сущности лишь обозначена в работах А.Е.Ануфриева и О.А.Павловой, причем первый рассматривает в рамках метажанра только утопию, а вторая констатирует термин «метаутопия» как обозначение «третичного» жанра.

В диссертации выдвигается и формируется концепция метажанра применительно к утопии и антиутопии. Утопия и антиутопия трактуются как единый жанр - метаутопия, в котором диалектически совмещаются общие и различные черты утопии и антиутопии. Под метажанром понимается общая художественная структура для группы текстов, обусловленная единым предметом изображения. В основе метажанра лежат более общие (укрупненные) конструктивные принципы (Н.Лейдерман), нежели в основе собственно жанра. Эти принципы увеличивают жанр, придают ему такие масштабы, в которых теряется семантика жанра как внутренне сбалансированной системы, организующей произведение в целостный образ мира. Единым предметом изображения в утопии и антиутопии является идеально прекрасный (утопия) или идеально негативный (антиутопия) всеобщий мир. Воссоздание этого мира нуждается в единой системе содержательных и формальных компонентов структуры произведения, которые повторяются в разных вариациях в каждом тексте и трансформируются в знаковые ситуации и мотивы. Принципиальные черты утопического метажанра: (1) заданные утопией типовые ситуации предстают в форме однообразных сюжетных ходов: «экскурсия» любопытствующего путешественника, оказавшегося в утопическом мире Острова, Города, Страны (или их симулякров в постмодернистских вариантах), с целью постичь новый миропорядок; (2) коллизия отношений гида-водителя (нарратора) и «экскурсанта» (наррататора) как носителей внутритекстовой коммуникации в утопии сводится к утверждению достоинств совершенного государства, которые декларативно перечисляются и демонстрируются. В антиутопии эта коллизия трансформируется в наоборотные ситуации разочарования: безоглядная вера сменяется безверием; путешественник, пришедший в утопический мир извне, подменяется «задумавшимся» персонажем, находящимся внутри утопического мира и открывающим его истину на положении собственной личности как общее несчастье; носителями внутритекстовой коммуникации в антиутопии становятся автор-повествователь (нарратор) и читатель (наррататор), вступающие в непосредственный контакт; (3) темы и мотивы утопии достигают такой степени устойчивости в своей однообразной повторяемости, что выходят за рамки индивидуального авторского сознания и воспринимаются читателем как принадлежащие сознанию общества (или большой группе людей), то есть сами становятся «организаторами» утопического мира. В антиутопии происходит возвращение индивидуального авторского сознания, воплощенного в психологической разработанности и личностной обособленности героя; (4) жизнь в утопическом и антиутопическом мирах принципиально регламентирована до степени ритуализации.

Из приведенных характеристик следует, что утопия имеет в своем жанровом составе чуждый эстетической природе элемент самодовлеющей социальности, подчиняющий себе все параметры утопического произведения. Содержание темы (государственный строй, структура общественной жизни, отношения человека с государством), идея (утверждение идеального типа государства, обеспечивающего всеобщее счастье человечества), исходная посылка (организация экспериментального общества группой высоконравственных энтузиастов-единомышленников) - все это изначально регламентирует структуру утопического произведения. Утопия - авторитарный жанр, синтезирующий логическую основательность философского трактата, экспрессивную энергию публицистики и метафоричность собственно художественного произведения. И все это вынуждена принять в свой жанровый арсенал антиутопия, поскольку она ставит перед собой задачу опровержения утопического проекта и для достижения собственной эстетической цели должна учитывать средства своего антипода. Уникальная амбивалентность утопии и антиутопии - аргумент в пользу методологической целесообразности концепции метаутопии.

В своей многовековой истории утопия утверждалась как «формульная» литература (Дж.Г.Кавелти). Сравнительно с «большой» литературой, эстетическое поле которой беспредельно, утопия ограничена своими «проектами» - замыслами, сужающими эстетическое пространство, не всегда способное разместить необходимый художественный мир, что влечет за собой опасность развоплощения образа. Антиутопия, появившаяся как реакция на утопию, как необходимая полемика с ней, порожденная или спровоцированная ею же для упрочения своих позиций, как недостающая опора для прямостояния конструкции, стремясь к большей устойчивости своих форм, заимствует жанры «большой» литературы. На первое место выходит роман-антиутопия. Утопия и антиутопия, сосуществовавшие на протяжении длительного периода времени, прежде чем были обозначены самими авторами и читателями как литературный жанр («Утопия» Т.Мора была в этом отношении первым опытом), осмысливались и интерпретировались с позиций определенной культуры и универсальных литературных архетипов.

С течением исторического и литературного времени постоянное взаимодействие утопии и антиутопии приводит к взаимному эстетическому «отягощению», к тому, что принципиальное различие между ними становится все более проблематичным, менее заметным на поверхности текста. В контексте новейшей русской и мировой антиутопии, значительно пошатнувшей эстетический канон утопии, подобное взаимоположение утопии и антиутопии кажется особенно драматичным, потому что новая антиутопия принуждает по-новому же прочитать утопию, чтобы попытаться уловить в ней информацию, ускользнувшую в контекстах прежних прочтений. Например, возникает вопрос: возможна ли утопия после антиутопии (или параллельно с ней)? «Тягостный мир антиутопии» (Ст.Рассадин) детерминирует повторяющиеся утопические вариации, настойчиво восстанавливающие и питающие мечту об Идеале. Многие современные антиутопии изнутри своих разоблачений «вынашивают» новоутопические проекты (сюжеты М.Уэльбека, В.Сорокина), «подкладывая» на место только что разоблаченной утопии другую утопию.

Главный компонент утопической структуры - проект будущего, который должен быть составлен умело и занимательно. Второй компонент - культурный, происходящий из идейно-философской, социальной и пр. парадигмы эпохи, из которой должен исходить утопист, придумывая свои проекты. Здесь важно отметить, что реальная духовная и интеллектуальная (учитывающая уровень научно-технических достижений) атмосфера эпохи является плацдармом для включения фантазии, без которой немыслима ни одна утопия и которая тоже входит ведущим компонентом в ее структуры. Эпоха может способствовать или сдерживать появление утопий. Например, в эпохи Античности или Просвещения, или революционной активности можно наблюдать яркие всплески утопического творчества, ведущие к панутопизму. Эпохи переходные, смутные, вызывающие разочарование в мечте, ввергающие человека в депрессивное состояние, порождают антиутопию. Кроме того, фантазия создает иллюзию реальности представленного проекта, то есть становится элементом рациональной надежды. Фантазия связана также с прогнозированием и футурологией, благодаря которым сама фантазийность утопического мышления стремится к упорядоченности, диктующей в свою очередь регламент как основной признак утопического жанра. Исходя из указанных свойств утопии, которые в свою очередь обусловлены свойствами самой человеческой природы (человек легко теряет бдительность при длительном отсутствии опасности, подвержен иллюзиям, «обманываться рад»), сопоставляя и анализируя появление утопий и антиутопий в связи с временем их появления, автор диссертации предполагает, что в ХХI веке формируется антиутопия нового типа и вида.

Г.Морсон, объявивший антиутопию «антижанром», разъясняет природу антижанра в целом, специфика которого в том, что в нем устанавливаются пародийные отношения между антижанровыми произведениями и произведениями и традициями другого жанра - высмеиваемого жанра. Морсон считает, что антижанр высмеивает не отдельное произведение, а жанр в целом. Ряд исследователей утопии также придерживается того взгляда, что в основе связи утопии и антиутопии лежат пародийные отношения (О.А.Павлова, С.С.Романов). В настоящей диссертации утверждается, что к подобному толкованию пародийности антиутопии следует относиться осторожно, поскольку пародийность здесь носит специфический характер: из пародии изымается ее принципиальное качество - смеховое начало, ибо антиутопия - жанр, содержащий драматические и трагические составляющие. И речь, таким образом, должна идти об изменении самого понятия пародии. Диссертант утверждает, что пародийность присутствует в «классической» антиутопии лишь как стилевой прием или фрагмент сюжетного движения. Пародийность как эстетический плацдарм постмодернизма проявляется более определенно на следующем этапе антиутопического дискурса. При этом пародийность приобретает новую форму отношений утопии/антиутопии, а именно - оксюморонности утопии/антиутопии как диалектического единства противоположностей.

На основе приведенных теоретических положений в диссертации разработана единая классификационная система утопических и антиутопических текстов.

1. Социально - политическая метаутопия. Самая обширная и жанрово-чистая группа утопий/антиутопий, ведущая свою историю от «Государства» Платона и пережившая все последующие этапы вплоть до ХХI века. Это группа произведений, наиболее полно воплощающая целевую направленность метажанра (изображение лучшего или худшего общественного строя в будущем) и наиболее в то же время открытая к взаимодействию с другими типами и разновидностями утопий и другими жанрами, в первую очередь с сатирой. Это все известные произведения, получившие статус классических: «Утопия» Т.Мора, «Город Солнца» Т.Кампанеллы, «Мы» Е.Замятина, «О дивный новый мир» О.Хаксли, «1984» Дж.Оруэлла, «Слепящая тьма» и «Век вожделения» А.Кестлера. Примеры современных политических метаутопий: «Французская ССР» А.Гладилина, «Борис и Глеб» Ю.Буйды, «Дикобраз» Дж.Барнса.

2. Эскапистская метаутопия. Это утопии и антиутопии бегства, изображающие любой вариант ухода от большого мира в изолированное пространство, на котором «беглецы» строят свой мир. Характер бегства - добровольный или насильственный - не имеет принципиального значения. К этой группе относятся и «руссоистские» утопии, поскольку их сюжеты связаны с уходом человека в природу. Примеры русской метаутопии: «Рай земной, или Сон в зимнюю ночь» К.Мережковского, «Творимая легенда» Ф.Сологуба, «Чевенгур» А.Платонова, «Приглашение на казнь» В.Набокова, «Новые Робинзоны» Л.Петрушевской, «Французская ССР» А.Гладилина.

3. Научно-фантастическая метаутопия. Вся также обширная группа утопических и антиутопических сюжетов, построенных на научно-технической, в том числе космической, тематике. Примеры: «Новая Атлантида» Ф.Бэкона (у истоков), романы Г.Уэллса «Остров доктора Моро», «Машина времени» и др., «Сирены Титана» К.Воннегута, «Марсианские хроники» Р.Брэдбери. Русские: «Красная звезда» А.Богданова, «Гиперболоид инженера Гарина» А.Н.Толстого, повести и рассказы В.Рыбакова («Носитель культуры», «Не успеть», «Очаг на башне», «На чужом пиру»). Данная группа утопий представлена в основном в антиутопическом направлении и связана с проблемой отношений общества и научно-технической цивилизации.

В аспекте эволюции жанра метаутопии в диссертации отмечены «классические» типы утопии, моделирующие ведущую черту общественного сознания, соответствующую определенному историческому этапу: собственно утопия (u-topos), отражающая представление о возможности счастливого мира на изолированном пространстве (эпоха Возрождения); ухрония (u-chronos)- по временному признаку (эпоха Просвещения); в негативной утопии различаются дистопия (идеально плохое место), какотопия (плохое место). В этом же ряду рассматривается эупсихия (eu-psyche) (по определению В.А.Чаликовой, «боязнь потерять личность»), тенденция которой к преобладанию над другими видами утопии наблюдается в ХХ веке и, по предположению диссертанта, приводит к их вытеснению в ХХ1 веке.

Одна из магистральных тенденций утопиологии - истолкование эстетической связи утопии с мифом. Можно выделить два направления в научной интерпретации данной проблемы: (1) противопоставление мифа и утопии как двух различных способов творческого воссоздания мира: миф - плод коллективного творчества, утопия - авторское произведение (Сорель, А.Петруччани) и (2) сближение мифа и утопии. Утопия при этом трактуется в качестве одной из модификаций социального мифа, а миф - это ответ на потребность человечества теоретически объяснить причины беспорядочной современной жизни (Н.Фрай, А.Тилгер, В.Шестаков). В диссертации аргументируется точка зрения, согласно которой миф и утопия сближаются в стремлении к созданию модели мира как целостной структуры или какой-либо несущей части этой структуры, и в этом случае утопия утверждает, а антиутопия опровергает мифический мир. Принципиальной точкой сближения мифа и утопии является также структура времени. Время мифа - всегда прошедшее, время утопии - всегда будущее, но и то, и другое время имеет общее качество - оно неизменно. В случае мифа - потому что повествуется о том, что было, и рассказу нужно верить; в случае утопии - потому что будущее еще не наступило, и в него тоже нужно верить. При этом антиутопия вносит свое негативное уточнение в эту веру, и таким образом создает альтернативу для выбора читателя. Миф втягивает утопию в сферу своего влияния, рассказывая о незапамятном прошлом, провоцируя утопию на преобразование прошлого в столь же незапамятное будущее. Антиутопия же выполняет в этом случае функцию своеобразной «проверки мифа» на жизнеспособность в веках, и это отчетливо подтверждает современная латиноамериканская антиутопия: «Литума в Андах» М.Варгаса Льосы (Перу), «Дневник войны со свиньями» А.Бьой Касареса (Аргентина), «Райские псы» А.Поссе (Аргентина).

В отношениях утопии и сказки богатый материал дает сама советская действительность. Сказку и утопию объединяет ряд видимых признаков: пространство («тридесятое царство» - вариант «места, которого нет»); приключенческий элемент в структуре повествования; герои, попадающие на цветущие острова и т.д. Эстетическая установка сказки на ложь и назидание («добрым молодцам урок»), отделившая сказку от мифа, призывавшего верить в то, о чем повествуется, отделяет ее и от утопии, также основанной на вере. Но в то же время именно сказка с ее целевой «утешительной» программой «мягкого» ввода детей в жесткую взрослую жизнь становится почвой, идеально подготовленной для образования «химеричного симбиоза» между сказочной парадигмой и советской утопической квазирелигией (М.Липовецкий). Парадокс заключался в том, что поначалу новая власть сделала попытку изъять сказку (натуральную) из обихода детского чтения, а затем подменила ее новой, революционной сказкой, соединив ее с мифом, подобно тому, как, отрекшись от старой религии, создала новую в форме коммунистического учения. Уникальность положения сказки в советской литературе заключалась еще и в том, что, наряду со сказками А.Гайдара или Л.Лагина, создавались другие, в которых были замаскированы антисказки - антиутопии, их суть проступит в контексте другого времени (сказки Ю.Олеши, К.Чуковского, Е.Шварца).

Утопия и научная фантастика. Распространенная позиция в утопиологии и фантастиковедении сводится к истолкованию утопии и антиутопии как жанров научной фантастики (А.Ф.Бритиков, В.Гаков, Б.В.Дубин, Ю.И.Кагарлицкий, М.Роуз, В.В.Святловский, Е.Д.Тамарченко). Другая точка зрения заключается в различении утопии и научной фантастики как суверенных жанров, взаимодействующих прежде всего на уровне изображения «грядущего мира» (Э.Я.Баталов, Р.Гальцева, Л.Геллер, Е.Ю.Коломийцева, А.Е.Левин, Е.Парнов, В.Ревич, В.Рыбаков, В.А.Чаликова, Т.А.Чернышева, В.П.Шестаков). В диссертации утверждается, что при всех очевидных и неочевидных сближениях научная фантастика и утопия - это различные жанры, принадлежащие одной художественной системе - фантастике, понимаемой как творчество «вторичной художественной условности» (Е.Н.Ковтун), как необычайное, чудесное, сверхъестественное, - с одной стороны (в случае фэнтези, сказки); как мир гипотетический и упорядоченный благодаря научным и социальным открытиям (научная и социальная фантастика), - с другой стороны.

В итоге первой главы формулируются выводы:

1. Общие черты утопии/антиутопии как единого жанра - метаутопии: (а) главный жанрообразующий признак утопии-антиутопии - тема социальных отношений как особая художественная задача утопии, ее эстетическая самоцель. Этот признак в утопическом/антиутопическом преломлении может проявляться в рамках любого самостоятельного (первичного) литературного жанра: роман, рассказ, поэма, драма и т.д. Самым устойчивым оказался роман; (б) сюжет утопии-антиутопии строится на описании отношений государства и человека; (в) место действия - неопределенно-изолированное (от прежнего места обитания, где все еще остается какой-то мир), приобретающее только самые общие, принципиальные черты обжитого пространства. Время действия - будущее (с точки зрения автора и читателя), в современных сюжетах - зачастую трансформированное в прошлое или совмещенное с ним; (г) главный признак социального сюжета - коллективистская направленность в деятельности персонажей; (д) утопия/антиутопия - социальная фантастика; (е) стилевые доминанты утопии/антиутопии связаны с речевой стихией: декларативность, пространные монологи, убеждающие речи.

2. Утопия/антиутопия - регулятивный жанр, требующий регламента отношений всех элементов произведения. Отношения утопии с реальной действительностью проявляются через отраженное в утопической метафоре изначальное, архетипическое противоречие человека: с одной стороны, человек - природная (телесная) субстанция, с другой, - носитель сознания, личность, (онтологически) направленная к познанию мира и самого себя. В диалектическом совмещении этой противоположности возникает утопизм как определяющая черта сознания и, воплощенная в фантастике утопии через вторичную условность, формирует особый «реализм» утопии, парадоксальность которого в том, что утопия ближе подходит и точнее отражает подлинность человека, чем любой другой жанр «большой» литературы. Человек реальный не говорит и не действует так, как герой утопии, но мечтает и чувствует именно так. Герой утопии, идентифицирующийся с автором утопии, способен глубоко проникать в подсознание, отсюда наиболее распространенная форма повествования - сон.