"Мировая литература" в советской культуре
Генезис понятия "мировая литература". Концепция Карла Радека. Первый съезд советских писателей в свете "мировой литературы". Советская пресса второй половины 30-ых годов. Стратегии издательства "Academia" как реализация концепции "мировой литературы".
Рубрика | Литература |
Вид | курсовая работа |
Язык | русский |
Дата добавления | 14.08.2016 |
Размер файла | 230,7 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Содержание
Глава 1. «Мировая литературы» в советской культуре
1.1 Генезис понятия «мировой литературы»
1.2 Понятие «мировой литературы» в советской культуре
1.3 «Мировая литература» в 30-е годы
1.4 Концепция «мировой литературы» Карла Радека
1.5 Первый съезд советских писателей в свете «мировой литературы»
Глава 2. «Мировая литература» в советской прессе и издательской практике 30-ых годов
2.1 Газеты «Правда» и «Литературная газета»
2.2 «Мировая литература» в советской прессе второй половины 30-ых годов
2.3 Стратегии издательства «Academia» как реализация концепции «мировой литературы»
Заключение
Список литературы
Введение
«Мировая литература», одно из ключевых понятий, лежащих в основе идеи сравнительного изучения литератур, за последние десятилетия стала предметом пристального внимания западных исследователей. При том дискуссии вокруг «мировой литературы» ведутся в нескольких зачастую пересекающихся областях гуманитарного знания: в области культурологии и компаративных исследований литературы, исследовании литературных канонов, а также в рамках постколониальных исследований и исследований глобализации в культуре. Отправной точкой для вхождения проблемы «мировой литературы» в актуальное поле дискуссий послужило издание книги французского литературного критика и журналистки Паскаль Казановы «Мировая республика литературы» в 1999 году. Другой исследователь феномена «мировой литературы», Франко Моретти, в предисловии к «Гипотезам» писал о том представлении о понятии, которое имело место в гуманитарной среде в этот период: «Выбор словосочетания "мировая литература" в то время имел полемический оттенок. Кроме того, он был сомнительным: я помню, что в качестве одного из вариантов рассматривал заглавие "Мировая литература?" - с вопросительным знаком в конце, свидетельствующим о моей неуверенности в термине, который, казалось, вышел из употребления. "Мировая республика литературы" Паскаль Казановы, которая готовилась к публикации, когда я писал "Гипотезы", помогла изменить ситуацию, однако в то время настроения у всех были как минимум скептические (мои коллеги из Колумбийского университета, например, отказались использовать словосочетание "мировая литература" в названии новой кафедры)».
Стоит отметить, что в позднесоветском литературоведении работы о феномене «мировой литературы» носят исторический характер и посвящены проблеме формирования концепции в рамках эстетических исканий немецких писателей и мыслителей конца XVIII - начала XIX веков. К такого рода работам стоит отнести монографию Владимира Аветисяна, «Гете и проблемы мировой литературы», 1980 года и книгу Сергея Тураева, «Гете и формирование концепции мировой литературы», 1989 года. В них понятие «мировой литературы» зачастую рассматривалось как аксиоматичное и устойчивое в своём значении и не подвергалось исследовательскому анализу и критики в последующей истории культуры и литературы XIX-XX веков. Так, сам концепт «мировой литературы» в русскоязычных исследованиях вплоть до конца XX века не рассматривался в качестве теоретической проблемы, а изучался в области германистики в исторической перспективе.
В дальнейшем к проблеме «мировой литературы» обращались Дэвид Дамрош, Гаяти Спивак, Эмили Аптер, Джон Пизер, Жером Давид и другие. Стоит подчеркнуть, что само расширение поля исследуемых культур и литератур под эгидой «мировой литературы» на протяжении XX столетия привело к рефлексии над теоретическими проблемами, связанными с концептом. В связи с чем и произошла актуализация понятия как теоретической проблемы, что инспирировало интерес к «мировой литературе» в рамках истории понятия, его содержании, географическом охвате и границах мира «мировой литературы» в прошлом и настоящем. Общим местом в работах о «мировой литературе» является тезис о подвижности этого понятия. Вопрос об актуальности и применимости термина в современном литературоведении также является одной из центральных проблем.
При самом грубом приближении в современном исследовательском поле можно выделить противников и сторонников концепции. Первые критикуют понятие «мировой литературы» за европоцентризм. Швейцарский филолог Вернер Фрейдерик ещё в 1960 году иронически отмечал, что, говоря о «мировой литературе» как о дисциплине, мы имеем дело с литературой НАТО, а скорее с «более чем одной четвертью литератур стран НАТО». В связи с последним против концепции выступают критики наследия колониализма, доказывая, что канон «мировой литературы» фиксирует периферийный статус неевропейских национальных литератур и продолжает воспроизводить тем самым дискриминирующие представления о культуре ряда стран. Также термин подвергается критики в рамках Translation studies в связи с принципами переводимости/непереводимости.
Во вступлении Паскаль Казанова пишет: «Мировую литературу, ее историю и географию, где вехи и границы еще никем не обозначены, являют сами писатели: они есть и сама история литературы, и ее творцы». Рассматривая литературу как единое целое, автор ставит задачу проследить развитие пространства литературы в истории Европы и оперирует понятиями «центра» и «периферии». Её интересует то, каким образом конкретные художественные тексты и национальные литературы, конкурируя друг с другом, циркулировали в этом поле, а отдельные авторы попадали в «мировую литературную элиту». Таким образом, для Паскаль Казановы сама концепция по-прежнему является некой универсальной категорией, пусть и неоднородной по структуре, со своими законами и иерархией внутри, но всё-таки цельной. Предлагая свою литературную «республику», она воссоздаёт её вне зависимости от политических конструкций, накладывающих безусловный отпечаток на всё поле культуры.
Все эти дебаты не охватывали проект «мировой литературы» в СССР. На мой взгляд, советское государство, стремящееся к некой универсальной роли в мире, обращалось в ходе своей истории к беспрецедентным по размаху проектам в области культуры и идеологии, которые и освещали «мировые идеи». К их числу наравне с идеей мировой революции, безусловно, относится и «мировая литература». Бесспорно, что советский проект «мировой литературы» стал важнейшим феноменов советской культуры и оказал влияние на формирование издательских и читательских практик, отношение и восприятие культур других стран, во многом определил исследовательское поле в области сравнительного изучения литератур. Всё это наносит отпечаток и на современную культуру, в особенности культуру стран постсоветского пространства. Поэтому, я полагаю, что историю понятия «мировой литературы» в советской культуре необходимо исследовать, учитывая тот факт, что мы имеем дело не с универсальным понятием как таковым, а скорее с конкретной концепцией «мировой литературы», сформированной политическими и культурными институциями и отдельными советскими интеллектуалами в заданном идеологическом и историческом контексте. Концепция эволюционировала и изменяла форму и содержание в зависимости от политической прагматики и тех культурных практик, которыми она была апроприирована. На материале советской истории культуры и литературы я постараюсь проследить, каким образом понятие «мировой литературы» было сконструировано в качестве концепции, значимой для всей советской культуры, и было ли оно цельным и неизменным на протяжении периода 1930-ых.
Ранее к проблеме «мировой литературы» в советской истории и культуре обращались: швейцарский филолог Жером Давид, автор монографии «Spectres de Goethe. Les mйtamorphoses de la "littйrature mondiale"», и филолог-славист Мария Хотимски в статье «World Literature, Soviet Style: A Forgotten Episode in the History of the Idea». В центре внимания обоих учёных была история проекта Максима Горького, «Всемирная литература», существовавшего как отдельное издательство с 1919 (1918) по 1924 годы. Последующие периоды истории СССР в связи с идеей «мировой литературы» никогда прежде не становились предметом отдельных исследований. Главной же работой, на которую я опираюсь в своём исследовании, является книга Катерины Кларк, американского филолога-слависта, «Moscow, the Fourth Rome. Stalinism, Cosmopolitanism, and the Evolution of Soviet Culture, 1931-1941». Это масштабный труд о 1930-ых годах в истории СССР. Катерина Кларк воссоздаёт картину эпохи на материале культурных связей Союза с Западными и Восточными странами, биографий отдельных фигур зарубежный и советских интеллектуалов (таких, как Георг Бернат Лукач, Вальтер Беньямин, Бертольд Брехт, Сергей Эйзенштейн, Илья Эренбург, Сергей Третьяков, Михаил Кольцов), новой архитектуры сталинской Москвы и на материале истории литературы. Главный тезис Катерины Кларк состоит в утверждении амбивалентного характера сталинской культуры. Учёный во введении следующим образом обозначила цель своей работы: «Я ищу способ, как рассказать об истории культуры 1930-ых годов, не останавливаясь на чистках или на титанической борьбе между режимом и его противниками. Я не отрицаю этой траектории, но скорее хочу её внедрить в более широкую перспективу. Я надеюсь показать, как в течение этих лет страна развивалась как единая "цивилизация", взаимодействуя с внешним миром, в основном с континентальной Европой, которая являлась ключевой территорией с точки зрения политических интересов советских политиков и интеллектуалов. Столь широкий взгляд на эпоху позволяет показать одновременность различных тенденций, различных течений в сталинской культуре, а также одновременность ряда тенденций в Советском Союзе и Западе. Я стремлюсь интегрировать интернациональную проблематику в интерпретацию Сталинизма». Трагический период советской истории, по мнению Катерины Кларк, окрашенный усилением националистических тенденций внутри страны, также может быть рассмотрен как время беспрецедентной открытости во взаимоотношениях с Западом во внешней политике, время культурного интернационализма как части советской идеологии в контексте «общеевропейского космополитизма». Концепция же «мировой литературы» играла не последнюю роль в этом процессе.
Целью моего исследования является проблематизация понятия «мировой литературы» в советской культуре 1930-ых годов. Выбор временных рамок обусловлен тем, что именно это десятилетие было периодом расцвета советской идеологии и её институционального закрепления в культуре, в частности в литературе. В это время происходит, как развитие идеи «мировой литературы», так и угасание ряда проектов, освещённых ею. Материалом исследования являются публицистические тексты в советской прессе, литературно-критические и филологические статьи в периодических изданиях, стенограмма докладов Первого съезда советских писателей, издательский опыт «Academia» в 1930-ые годы. Для достижения поставленной цели требуется решить ряд задач:
1. Проследить генезис понятия «мировой литературы» и путь его вхождения в советский дискурс;
2. Проследить эволюцию понятия в соотношении с политической конъюнктурой в 1920-1930-ые годы;
3. Соотнести характерные для 1930-ых годов черты эпохи с применением и реализацией понятия «мировой литературы»;
4. Анализ форм и контекстов употребления понятия на материале стенограммы Первого съезда советских писателей, в советской публицистике, в литературно-критических и филологических статьях;
5. Проанализировать издательскую практику «Academia» с точки зрения стратегий выпуска художественной литературы.
Основная гипотеза моего исследования состоит в том, что понятие «мировой литературы» являлось частью истории формирования советской идеологии, и именно в послереволюционный период оно вошло в культурный и политический дискурс и стало частью глобального социалистического проекта. В судьбе понятия «мировой литературы», отразился ряд противоречивых тенденций, характерных для советской культуры 1930-ых годов: поворота в сторону интернационализма во внешней политике и культурной дипломатии вместе с ужесточением режима в националистическом ключе.
Глава 1. «Мировая литературы» в советской культуре
1.1 Генезис понятия «мировой литературы»
Представление о единстве всех национальных культур восходит к идеям немецкого культуролога Иоганна Готфрида Гердера. Большинство учёных, обращавшихся к проблеме «мировой литературы», авторство термина приписывают Иоганну Вольфгангу Гёте. Но, как отмечает Галин Тиханов: «Хотя слово "Weltliteratur" осенено авторитетом Гёте (1827), понимавшим под ним развивавшееся сообщение между писателями и между писателями и читателями -- процесс, а не идеальный результат, -- первым его употребил на полвека раньше историк эпохи Просвещения Август Шлёцер (1735-- 1809)» Будучи профессором русской литературы и истории в Гёттингене, Шлёцер в 1773 году опубликовал работу по исландской литературе и истории, в которой утверждал значимость исландской литературы для всего литературного процесса в целом наряду с другими национальными литературами. Галин Тиханов продолжает: «Представление Шлёцера о "всемирной литературе" выражает просвещенческий исследовательский пыл, намерение расширять общий "фонд" культурных образцов. В него включалось то, что прежде считалось второстепенным или попросту не стоящим внимания». Опыты Гердера в «Народных песнях» и «Голосах народов в песнях» по сбору устной поэзии разных стран и Шлёцера внесли в круг общего литературного достояния незнакомые прежде тексты. Тем самым они подготовили почву для идеи общности культур мира. Но Тиханов отмечал, что в отличие от Гердера Шлёцера не интересовал как таковой диалог между культурами и литературами.
Другой значимый контекст в истории возникновения понятия «мировой литературы» отсылает нас к Луи-Себастьяну Мерсье, французскому поэту, который в предисловии к переводу «Орлеанской девы» Шиллера высказал идею «литературного космополитизма». При том космополитизм в данном контексте нёс положительную коннотацию: «Прежде космополитом назывался человек, не имевший постоянного жилища или, как в "Эмиле" Руссо, дурной, "слабый" патриот. Теперь же космополитизм, воплощенный в "великих сочинениях" Шекспира и Шиллера, стал предметом восхищения, неотъемлемой составляющей великой литературы, призванной преодолевать национальные границы». По всей вероятности, представление о «литературном космополитизме» явно коррелирует со взглядом Гёте и его интересом к французской и другим культурам. В книге его ученика Иоганна Петера Эккермана, «Разговоры с Гёте», за 31 января 1827 года написано: «Я все больше убеждаюсь, что поэзия - достояние человечества и что она всюду и во все времена проявляется в тысячах и тысячах людей». Гёте продолжал: «Однако мы, немцы, боясь высунуть нос за пределы того, что нас окружает, неизбежно впадаем в такую педантическую спесь. Поэтому я охотно вглядываюсь в то, что имеется у других наций, и рекомендую каждому делать то же самое. Национальная литература сейчас мало что значит, на очереди эпоха всемирной литературы, и каждый должен содействовать скорейшему ее наступлению». 15 июля 1827 года писатель, рассуждая о слабом развитии эстетики в немецкой культуре, говорил: «Еще хорошо, что теперь, когда установилось тесное общение между французами, англичанами и немцами, нам удается друг друга поправлять и направлять. Это великая польза мировой литературы, которая со временем будет все очевиднее».
Пытаясь проследить историю концепта «мировой литературы» и сравнительного литературоведения, Тиханов заключает, что идея Гёте о «"Weltliteratur" встраивается в практику налаживания культурного взаимообмена. Не случайно сам термин "Weltliteratur" возникает у Гёте ввиду его внимательного отношения к современной французской литературе и французским переводам и постановкам его сочинений. Но в отличие от Шлёцера Гёте преодолевает аддитивное, то есть вынужденно статическое, представление о культурном достоянии: он мыслит "мировую/всемирную литературу" в категориях "сообщения" и "свободной духовной торговли" ("freien geistigen Handelsverkehr")».
Но, на мой взгляд, стоит отметить ещё одну черту концепции Гёте. В его понимании идея «мировой литературы» была ориентирована на будущее, хоть и проявляла себя в настоящем. Та степень взаимовлияния и взаимообогащения национальных литератур, за установление которой ратовал Гётё, могла возникнуть лишь на определённой ступени развития цивилизации и человечества. Как писал Кристофер Прендергаст в предисловии к сборнику «Debating World Literature», сама идея первоначально была «отлита в виде мысленного эксперимента, который ощупью тянется и едва мелькает в будущем». Размышления Гёте о «мировой литературе» часто даны в сослагательном наклонении, а форма и содержание понятия ещё тогда, в начале XIX-го столетия, далеко не были ясны, что само по себе открывало поле для различных подходов, интерпретаций и рефлексии на этот счёт.
1.2 Понятие «мировой литературы» в советской культуре
В XX веке понятие вошло в культурный, а также политический дискурс ряда стран, но в каждой стране в каждый отдельный исторический период оно обретало своё значение и воплощение. Именно в послереволюционные годы идея «мировой литературы» осветила культурную жизнь СССР. Для Советского Союза, нового государственного образования, огромное значение имело идеологическое наполнение понятия, которым «мировую литературу» наделили Маркс и Энгельс в «Манифесте коммунистической партии» 1848 года: «Национальная односторонность и ограниченность становятся все более и более невозможными, и из множества национальных и местных литератур образуется одна всемирная литература». Маркс связывал понятие «мировой литературы» с понятием «мирового рынка» и определял его как «совокупность национальных литератур». При этом ни Маркс ни Энгельс в своих сочинениях не писали об эстетических критериях в связи с литературными произведениями. «Мировая литература» рассматривалась ими как социальная категория, некое универсальное явление, носящее характер «буржуазного космополитизма». Таким образом, само понятия «мировой литературы» и, в особенности факт его актуализации основоположниками марксизма, были, на мой взгляд, удобны для советских идеологов с точки зрения тех возможностей, которые оно в дальнейшем давало в рамках внутренней и внешней политики. А также идеей «мировой литературы» были вдохновлены и деятели искусства, интеллектуалы задолго до сталинской эпохи. Все это обеспечивало вполне органичное встраивание понятия в советскую культурную повестку.
Наиболее крупными событиями в истории Советского Союза непосредственно связанными с идеей «мировой литературы» стали:
- возникновение в Петрограде издательства «Всемирная литература» при Наркомпросе, созданного по инициативе Горького в 1919 году и прекратившего своё существование в 1924 году, так как фактически было объединено с Ленгизом. Основная изначально заявленная задача «Всемирной литературы» состояла в издании зарубежных произведений художественной литературы XVIII--XX веков;
- создание издательства Academia в 1921 году. Прекратило существование на следующий день после ареста заведующего издательством Якова Янсона и окончательно слилось с Гослитиздатом в 1937 году. Также имело целью выпуск художественной литературы (в частности, в сериях «Сокровища мировой литературы» и «Классики мировой литературы»);
- основание Литературного института имени Максима Горького в 1932 году как научного и учебного учреждения. Позже, после 1937 года, был начат процесс по формированию научно-исследовательских подразделений. В 1938 году институт вошел в состав Академии наук и был переименован в Институт мировой литературы имени А. М. Горького АН CCCP. К тому моменту в составе ИМЛИ были созданы отделы по изучению творчества Горького, советской литературы, русской литературы XVIII века и группа по изучению творчества Лермонтова. Зарубежной литературой занимались: отдел западноевропейской литературы под руководством Франца Петровича Шиллера, специалиста по немецкой литературе, и отдел античной литературы во главе с филологом-классиком Михаилом Михайловичем Покровским. Существует по сей день;
- выпуск журналов: «Вестник иностранной литературы» (1928 - 1930 годы), «Литература мировой революции» (1931 -1932 годы) и «Интернациональная литература» (1933 - 1943 годы). Хронологически первый журнал являлся главным печатным органом Международного бюро революционной литературы, которое было непосредственно связано с Коминтерном. Задачей «Вестника иностранной литературы» было «ознакомление широких читательских масс СССР с лучшими образцами современной литературы Запада и Востока». Следующее периодическое издание, «Литература мировой революции», принадлежало Международному объединению пролетарских писателей (реорганизованному МБРЛ), и, как заявлялось в аннотации, это был «единственный в СССР журнал, всесторонне освещающий культурную жизнь Запада и Востока, посвященный мировой пролетарской и революционной литературе и искусству». При том новым был тот факт, что планировался выпуск журнала как на русском, так и на иностранных языках (английском, немецком и французском). В журнале «Интернациональная литература» печатали произведения революционных и пролетарских писателей, советских и иностранных, а также произведения тех «лево-буржуазных иностранных писателей, которые изображают реальную действительность капиталистического мира».
- создание в 1935 году группы по изучению литературных влияний в Пушкинском Доме во главе с Виктором Жирмунским, преобразованной затем в Западный отдел. Упразднён в 1949 году в связи с борьбой с «космополитизмом»;
- проект по созданию многотомного издания «Истории всемирной литературы», подготовленный ИМЛИ, работа над которым велась с 1983-1994 годы. Вышедшие в свет восемь томов из запланированных десяти охватывали историю литературы от древнего мира до начала XX века.
Для нас важно то, что понятие легло в основу концепций проектов разных уровней: от массового книгоиздания произведений художественной литературы до создания научно-исследовательских институтов и попытки построения истории литературы всего мира.
Из перечисленных мною проектов только издательство «Всемирная литература» до настоящего момента привлекало внимание исследователей в связи с идеей «мировой литературы». По мнению Марии Хотимски, одна из первых вех в судьбе «мировой литературы» в СССР - деятельность издательства «Всемирная литература» - имела своих предшественников и в дореволюционные годы. Учёный предполагает, что на замысел Максима Горького могли оказать влияние опыты Дмитрия Мережковского и Валерия Брюсова. Сборник «Вечные спутники. Портреты из всемирной литературы», вышедший в свет в 1897 году, содержал очерки Мережковского о писателях разных эпох и стран: Кальдерон, Сервантес, Монтень, Флобер, Ибсен, Достоевский, Гончаров, Майков, Пушкин и другие. Брюсов же неоднократно принимал участие в создании сборников с подробными введением и библиографией, что также могло предвещать редакционные практики «Всемирной литературы».
Но, несмотря на приведенные выше факты, которые потенциально могли оказать влияние на организацию издательской работы, проект Максима Горького значительно от них отличался. Я хотела бы обратиться к истории издательства более подробно, нежели это сделано в исследовании Марии Хотимски. Ещё в 1918 году, когда велись переговоры с Наркомпросом о создании издательства, в программе предусматривалось не просто издание переводов иностранной литературы, а именно «издания со вступительными статьями, примечаниями и рисунками избранных произведений иностранной художественной литературы XVIII -- начала XX века». При том первоначально подчёркивалась необходимость сопровождения художественных произведений идеологическим обоснованием через тексты пояснительного (научно-вспомогательного) аппарат издания: предисловие, вступительная статья, послесловие, примечания и комментарии. Такой подход к книгоиздательской и редакционной практике сохранился на протяжении всей истории СССР. Но не только введением художественного текста в идеологический круг «Всемирная литература» отличалась от предыдущих опытов книгоиздания, но также издательский проект был значительно масштабнее по замыслу. В предисловии к каталогу издательства «Всемирная литература» Максим Горький писал: «Все вместе книги составят обширную историко-литературную хрестоматию, которая даст читателю возможность подробно ознакомиться с возникновением, творчеством и падением литературных школ, с развитием техники стиха и прозы, со взаимным влиянием литературы различных наций и, вообще, всем ходом литературной эволюции в ее исторической последовательности». При том, подчёркивая единство литературного процесса во всём мире, он утверждал центральную организующую роль русской культуры в деле объединения мира: «Решительно вступая на путь духовного единения с народами Европы и Азии русский народ во всей его массе должен знать особенности истории, социологии и психики тех наций и племен, вместе с которыми он ныне стремится к строительству новых форм социального быта». Уже на первом этапе мы можем наблюдать любопытное соединение Гётевского видения литературы как единого процесса с акцентом на необходимости оглядываться на литературное прошлое и настоящее других наций с ориентацией на задачи политического характера, заключавшиеся в построении нового социального порядка. Мария Хотимски также отмечала в подходе Максима Горького к «мировой литературе» сплетение романтического и политического, столь характерного для его времени, видя во взгляде на задачи «Всемирной литературы» основу для интернационалистских идей 1930-ых годов. Но, стоит отметить также и то, что Горьковский проект определил и по-своему реализовал парадигму «мировой литературы» и её дальнейшее развитие в пределах определённой социально-исторической обстановки, между просвещением «народных масс» и пропагандой. В то же время проект наметил практические основы для книгоиздательской работы в последующие десятилетия, которые реализовались в выпуске художественной литературы, и были значительно развиты и преобразованы в уникальном проекте «Academia» в области научных изданий классики.
На мой взгляд, значимым для понимания культурных и исторических задач «Всемирной литературы» является один примечательный факт из истории проекта. Предыстория его такова: ещё с 1918 года в программах и планах помимо издания зарубежной литературы значилось издание русской литературы XVIII-XIX веков. Однако, по причине того, что права на издания русской классики уже были закреплены за Литературно-издательским отделом Наркомпроса, это начинание не поддерживалось. Горький многократно обращался к Луначарскому по этому вопросу на протяжении 1918-1919 годов. 26 апреля 1919 года в письме уже к Вацлаву Воровскому, являвшемуся на тот момент заведующим Государственным издательством, он снова возвращается к этой теме. В письме Горький сначала даёт описание работы «Всемирной литературы»: «Теперь нами организовано издание "Литературы Востока", в этой работе принимают участие крупнейшие наши востоковеды, люди с именами европейскими». Горький перечисляет: «Мы даем новый перевод Библии, а кроме того, тюбингенское критическое издание ее, даем литературу Китая, Японии, Тибета, Монголии, Персии, арабов, Турции и т. д., вплоть до индусской, египетской и ассирийского эпоса». Но здесь важны не столько временной охват и географическая широта, а то, каким образом, подчёркивается значимость проекта. Горький писал: «Это - огромная работа, и, конечно, она хорошо поставит Советскую власть в глазах интеллигенции Западной Европы. Но еще более крупным я считаю агитационное значение "Всемирной литературы", которая охватывает в нашем плане все, что создано европейской мыслью от Вольтера до Анатоля Франса, от Свифта до Уэллса, от Гете до Рихарда Демеля и т. д.» Так, Горький неоднократно педалировал именно эту внешнюю сторону работы «Всемирной литературы», репутационную и агитационную. К такого же рода аргументам он прибегал и в переговорах касательно финансовых вопросов и проблем, связанных со снабжением бумагой. В том же письме Варцлаву Воронскому Горький сообщает: «На днях будет готов наш проспект, напечатанный по-английски, по-немецки и по-французски, мы посылаем его во все страны: в Германию, Францию, Америку, Италию, Англию, скандинавам и пр. Как видите -- задача грандиозная, и никто еще до сей поры не брался за ее осуществление, никто в Европе. Этому делу власть должна энергично помогать, ибо пока - это самое крупное и действительно культурное предприятие, которое она может осуществить». Отсюда следует, что в реализации парадигмы «мировой литературы» в издательском деле конца 1910 - начала 1920-ых годов, по-видимому, сплелись: Горьковская тяга к просветительству и «культурному строительству» с чётким пониманием конъюнктуры. В том числе сам писатель и его работа порождали эту обстановку, к нему прислушивались сверху, так как дорожили фигурой Максима Горького с его статусом человека с международной репутацией.
Таким образом, участие в культурном предприятии, не имевшем по масштабу аналогов в мире, было поводом для демонстрации величия революционных преобразований в союзе. Последняя пропагандистская роль работы издательства позволяла, снискав одобрение и финансовую поддержку у руководства союза, в условиях нехватки бумаги не только выпускать книги, но и выживать, «держаться вместе» писателям с разными репутациями и убеждениями в первые годы после событий 1917 года.
В упомянутой мною выше монографии «Spectres de Goethe. Les mйtamorphoses de la "littйrature mondiale"», Жером Давид также обращается к истории издательства «Всемирная литература» в связи с идей «мировой литературы». Он задаётся вопросом о том, чем являлось понятие для советской культуры в это время, и делает следующий вывод: в ранний послереволюционный период «мировая литература» мыслилась как некая «сумма книг», которые необходимо дать советскому читателю. Вписывая саму идею проекта М. Горького и его осуществление на первых порах в актуальный им исторический контекст, автор тоже совершает попытку реконструировать мотивы создателей, но также концентрирует своё внимание и на отдельных участниках проекта «Всемирной литературы». Говоря о Максиме Горьком, Жером Давид подчёркивает его энтузиазм и убежденность в том, что издание «мировой литературы» станет толчком для развития новой советской культуры. Стоит отметить, что участие в работе издательства переводчиков, редакторов, писателей не обязательно свидетельствовало о том, что они разделяли идею «мировой литературы», которую отстаивал Горький. Но сам проект и работа в нём оказывали влияние на участников. Это видно на примере Корнея Чуковского. В своём дневнике за 1921 год он писал: «30 марта. Завтра мое рождение. Сегодня все утро читал Нью-Йоркскую "Nation" и Лондонское "Nation and Athenaeum". Читал с упоением: какой культурный стиль -- всемирная широта интересов. Как остроумна полемика Бернарда Шоу с Честертоном. Как язвительны статьи о Ллойд Джордже!
Новые матерьялы о Уоте Уитмэне! И главное: как сблизились все части мира: англичане пишут о французах, французы откликаются, вмешиваются греки -- все нации туго сплетены, цивилизация становится широкой и единой. Как будто меня вытащили из лужи и окунули в океан!». Чуковский высказывает чаяния очень близкие Гёте, явно навеянные той работой, а которую он был погружён благодаря Горьковскому проекту.
Другая сторона деятельности «Всемирной литературы» связана с условиями, в которых разворачивался глобальный культурный проект. Ярким свидетельством царившей в то время обстановки стала запись в дневнике Евгения Замятина, который работал в издательстве: «Веселая, жуткая зима 17-18 года, когда все сдвинулось, поплыло куда-то в неизвестность. Корабли-дома, выстрелы, обыски, ночные дежурства, домовые клубы. Позже - бестрамвайные улицы, длинные вереницы людей с мешками, десятки верст в день, буржуйка, селедки, смолотый на кофейной мельнице овес. И рядом с овсом - всяческие всемирные затеи (прим. курсив автора): издать всех классиков всех времен и всех народов, объединить всех деятелей всех искусств, дать на театре всю историю всего мира». Таким образом, воплощение всемирных затей происходило в обстановке малоподходящей. Можно предположить, что это предприятие, одновременно имело и житейскую прагматику и выражало реальную революционно-романтическую веру в возможность глобальных культурных преобразований после октября 1917 года интеллектуалов того времени.
В главе «Petrograd, 1918» Жером Давид заключает, что закрытие издательства 1924 году (а фактически, его объединение с «Ленгизом») - поворотной момент, после которого вся дальнейшая «эволюция» идеи «мировой литературы» приравнивается к истории эволюции большевизма. По его мнению, за описанным событием следует полная дискредитация идеи «мировой литературы» как таковой в условиях тоталитаризма и возрастания националистических тенденций, ужесточения режима в целом.
Моя работа будет опираться на указанное исследование, как на значимую предысторию вхождения идеи в культуру СССР. Но лишь постольку, поскольку станет продолжением работы Жерома Давида хронологически. Заключительный тезис автора ставится мной под сомнение, так как, на мой взгляд, последующее десятилетие советской истории не представляется возможным свести к одному только «тоталитарному нарративу» XX столетия, в особенности когда мы имеем дело со сталинской культурой в целом.
1.3 «Мировая литература» в 30-е годы
Дальнейшая эволюция идеи «мировой литературы» в последующее десятилетие происходила в несколько ином политическом и культурном контексте. На её судьбе отразился целый комплекс факторов. Первый и самый широкий контекст - внешнеполитический: приход к власти Гитлера в 1933 году послужил толчком для усиления поляризации мира по принципу левых и правых убеждений, что давало возможность для сближения с ведущими западными интеллектуалами и для Советского Союза было шансом на волне антифашистских настроений завоевать особое положение в мире. В этом смысле закономерным является то, что 1930-ые годы - это время многочисленных международных мероприятий, конференций в СССР и Европе, в том числе писательских. Тут стоит упомянуть Международную конференцию революционных писателей 1930 году в Харькове и создание МОРП (Международного объединения революционных писателей), Всемирный антивоенный конгресс в Амстердаме в 1932 году, Международные конгрессы деятелей культуры и писателей в Париже 1935 году, Антифашистский конгресс деятелей культуры во Львове в 1936 году и другие. Безусловно, надо иметь в виду, что ещё до 1933 года активная деятельность Коминтерна обеспечивала главенствующее положение СССР в деле международной консолидации политических сил коммунистов по всему миру. Но именно 1930-ые годы стали не просто относительно успешным периодом советской дипломатии в Европе, но и позволили значительно расширить сферы влияния за счёт культурной дипломатии, что, как следствие, послужило возможностью создания коалиции с европейскими и американскими деятелями литературы и искусства. Майкл Девид-Фокс писал: « <…> антифашистская культура обретала себя и вступала в свои права. Это был сложный синтез международных встреч и взаимоотношений, включавший фундаментальные понятия, которые по-разному интерпретировались в разных национальных и политических контекстах, при тщательно скрывавшейся, однако довольно очевидной для многих наблюдателей роли советской поддержки, а также советских интеллектуальных посредников». На парижском конгрессе в защиту культуры, в организации которого активное участие принимал Советский союз, главной мантрой, по выражению Катерины Кларк, была именно «мировая литература».
Поворот в сторону культурного интернационализма также обеспечивался и внутренними переменами. Значимым обстоятельством стало постановление «О перестройке литературно-художественных организаций» 23 апреля 1932 года, которое воспринималось многими писателями, как акт примирения, особенно с учётом последующей ликвидации РАПП и отказом от идеологии главного печатного органа организации, журнала «На литературном посту», с его нападками на писателей несоответсвовавших, по мнению членов ассоциации, критериям «советскоготписателя». Сходная история разыгрывалась и на внешнеполитической арене. Междуна-родное объединение революционных писателей, которое было основано в 1930 году и являлось «литературным крылом» Коминтерна, в начале десятилетия отличалась радикальным настроениями в отношении иностранных писателей-попутчиков. В этом смысле настроения участников РАПП с их критикой непартийных писателей были созвучны взглядам МОРП. Майкл Девид-Фокс писал: «Ликвидация РАПП - ключевое событие на пути к отказу от догматизма "великого перелома" и к общей пе-ремене в советской культуре 1931-1932 годов - совпала с притоком германских писателей-эмигрантов в МОРП, тем самым трансформи-ровав это последнее в антифашистскую организацию на стыке куль-турной дипломатии и литературы». После попыток реорганизации МОРП была ликвидирована вовсе. Иностранная комиссия Союза советских писателей стала в некотором смысле её заменой. В ней за международное взаимодействие отвечали журналист Михаил Кольцов, являвшийся непосредственной главой новой комиссии, и писатель Сергей Третьяков в качестве заместителя. Оба они и прежде работали с иностранными коллегами. Все это преобразования придавали гибкость культурной политике СССР. Альтернативой же всем предшествующим литературным организациям внутри страны стал Союз писателей, созданный в 1934 году на Первом съезде советских писателей. Оргкомитет Союза писателей, занимавшийся организацией съезда, предложили возглавить Максиму Горькому, который окончательно вернулся в Советский Союз в это время. Помимо описанной выше издательской работы во «Всемирной литературе», идеологом которой и являлся Максим Горький, его деятельность и в 1930-е годы характеризовалась приверженностью идее «мировой литературы». Сам он по-прежнему оставался одним из главных сторонников того, чтобы советская культура укрепляла свою международную репутацию.
Таким образом, централизация в литературе, ориентация на интернационализм в связи с внешнеполитической обстановкой и общеевропейские тенденции - всё это наложило отпечаток на советскую культуру. Первый съезд советских писателей в этой обстановке стал логичным шагом с точки зрения внутренних и внешних задач, стоящих перед руководством СССР. Майкл Дэвид-Фокс писал о роле съезда внутри союза: «Водораздел в развитии советской культуры был обозначен Первым съездом Союза советских писателей - важнейшей культурной организации сталинской эпохи, объединившей враждующие фракции предыдущего периода и проложившей новый курс под общим для всех знаменем социалистического реализма». В сфере внешней политики он был событием международным и был направлен на укрепление позиций советской литературы и роли советских писателей среди иностранных коллег и «друзей» Советского Союза. Майкл Дэвид-Фокс продолжает: « <…> в ходе именно этого мероприятия возник замысел больших писательских съездов в Европе при поддержке СССР. Идея повторить съезд советских писателей за рубежом была высказана, по ряду свидетельств, на встрече иностранных писателей с советскими лидерами и литераторами на даче Горького 24 августа 1934 года. На самом съезде Карл Радек, возможно выполняя пожелание Сталина, обратился с предложением о создании объединенного антифашистского фронта писателей к Мальро и Блоку, которые позже поделились этим планом с И. Эренбургом».
Также стоит отметить, что особое значение, именно в 1930-е годы, придавалось литературе как таковой. Литературоцентричность сталинской эпохи сама по себе стала тем условием, которое ставило литературное творчество в позицию соучастника власти. Вместе с интернациональным поворотом в политике, писательское сообщество столь тесно связанное с партийной номенклатурой, стало главным его проводником. Поэтому именно писатели исполняли дипломатическую функцию в отношениях со странами Запада. К тому же в целом работа, направленная на мобилизацию в области культуры, и активное участие ряда интеллектуалов в государственных органах пропаганды стирало границы между интеллигенцией и властью. Если для политической дипломатии Советского Союза ещё в рамках работы Коминтерна была характерна ориентация на большие идеи, такие, как идея мировой революции, то для писательского сближения необходима была сходная по масштабу концепция, концепция «мировой литературы».
1.4 Концепция «мировой литературы» Карла Радека
Всё изменения в культурной и политической обстановке повлекли за собой актуализацию понятия «мировой литературы» с новой силой. Первый съезд советских писателей отразил интернациональную ориентацию в культуре, как по форме, так и по содержанию. Благодаря инициативе Максима Горького, в Первом съезде советских писателей приняли участие иностранцы в качестве гостей и непосредственно выступающих, в их числе были известных зарубежные писатели. Любопытный момент, связанный с организацией съезда, высвечивает те преобразования, которые претерпела тематика и повестка мероприятия. Кадровые перестановки в организации съезда и внутренние конфликты оттягивали момент его созыва. Первоначально съезд планировалось провести в мае 1933 года, затем он был перенесено на 20 июня того же года. Но в течение 1934 года съезд также неоднократно откладывался. И только 16 июня, фактически за месяц до события, в газете «Правда» на последней полосе выходит текст Постановление президиума Всесоюзного оргкомитета «О Всесоюзном съезде советских писателей», в котором первым пунктом значится, что дата открытия мероприятия - 15 августа, во втором пункте утверждаются основные темы докладов, стоящие на повестке съезда: «1) Советская литература -- М. Горький. а) Содоклад о детской литературе - С. Маршак.
2) Доклады о литературе национальных республик: а) Украинской, б) Белорусской, в) Татарской, г) Грузинской, д) Армянской, е) Азербайджанской, ж) Узбекистанской, з) Туркменестанской, и) Таджикской.
3) О международной художественной литературе - К. Радек. 4) Советская драматургия--в. Кирпатин, А. Толстой, В. Киршон, Н. Погодин. 5) Советская поэзия -- Н. Бухарин, Н. Тихонов. 6) О работе с молодыми писателями -- В. Ставский, Н. Горбунов. 7) Устав Союза советских писателей - П. Юдин. 8) Выборы руководящих органов Союза советских писателей.
Председатель оргкомитета СССП СССР М. Горький. Секретариат оргкомитета: П. Юдин, В. Кирпотин, В. Ставский. В. Иванов, А. Фадеев, Н. Тихонов, Микитенко».
В работе Леонида Максименкова, имевшего дело с архивными документами, касающимися подготовки и организации съезда, отмечено, что ещё 1933 году «единственному предметному обсуждению предполагалось подвергнуть драматургию» и национальные литературы внутри союза. В архиве, по словам историка, ему не удалось найти документов, где речь бы шла о содержании, темах выступлений, списках заявленных докладчиков вплоть до весны 1934 года. Можно полагать, что назначение в качестве докладчиков Карла Радека с его интернациональной тематикой было как раз таки отражением нового поворота в сторону Запада, сближения с иностранной интеллигенцией, и это решение было принято незадолго до съезда. К тому же, сама фигура Карла Радека была прочно связана с внешнеполитическими вопросами, так как именно он с 1932 года был назначен главой нового органа, Бюро международной информации при Отделе культуры и пропаганды ЦК. Новая организация была относительно независима и подчинялась Политбюро и лично Сталину и занималась вопросами внешней политики, в том числе проблемами стратегий влияния на общественное мнение заграницей.
Итак, выступление новой для Первого съезда советских писателей фигуры состоялось в первый день. Я хотела бы проанализировать текст доклада Карла Радека «Современная мировая литература и задачи пролетарского искусства». Но здесь стоит оговориться, что, безусловно, выступление Радека ни в коем случае не рассматривается мной как центральное для самого съезда. Также нет оснований полагать, что утверждения Радека являются выражением официальной позиции политической номенклатуры 1930-ых годов или организаторов съезда. Тем не менее важно и то, что само содержание выступления являлось во многом продуктом своего времени и было навеяно международной обстановкой 1930-ых годов. Ещё стоит отметить и тот факт, что, насколько можно судить по архивным документам, доклады выступающих не редактировались и не проходили предварительной цензуры. Более того, предпринимались прямые попытки отдельных докладчиков получить комментарии и отзывы к материалам докладов, которые не получили ожидаемого ответа. 16 июля 1934 года Карл Радек писал Сталину: «Дорогой товарищ Сталин. Посылаю Вам набросок доклада на съезде писателей с просьбой указаний. <…> Я убежден, что за время, когда Вы направляете моей публицистической работой, Вы смогли убедиться в том, что я пытаюсь серьезно продумать положение и что всякое Ваше указание я пытаюсь не только выполнить, но и осмыслить». Доклад Карла Радека, «Современная мировая литература и задачи пролетарского искусства», по последним архивным разысканиям Леонида Максименкова, был перенаправлен Кагановичу и Молотову, но так и не получил содержательного отклика.
Сам доклад интересен с точки зрения того, что в нём дана наиболее общая картина литературного процесса, и она подчинена идее «мировой литературы». В выступлении Радек излагает свою картину истории развития литературы в целом, которую он интерпретирует, безусловно, в свете марксистского учения. В истории литературы он выделяет следующие этапы:
- литература доклассового общества (фольклор) - «момент, когда не расколотое еще на классы человечество в песнях и сказках отражало свою борьбу за жизнь»;
- литература классового общества (буржуазная);
- современная литература.
Настоящая литературная ситуация - переходный этап, берущий своё начало после мировой войны. В нём наблюдается процесс «расслоения» мировой литературы на:
- литературу «загнивающего капитализма»;
- пролетарскую литературу;
- литература колеблющихся элементов.
Таким образом, Радек использует критерий не эстетический, а «критерий крупных исторических событий», так как литература как таковая для Радека есть «отображение общественной жизни». Радек заключал: «Если уже раньше мировая буржуазия потеряла монополию в мировой литературе, ибо во всех странах начала возникать пролетарская литература, то теперь происходит раскол в самых недрах мировой литературы буржуазии». Исходя из убеждения в обреченности на гибель капиталистической системы, Радек развивает свою оригинальную концепцию. Он говорит о наступлении нового этапа в мировой истории, в ходе которого зарождается новая «мировая литература». В докладе он также очерчивает географические границы новой «мировой литературы»: СССР, Америка, Франция, Германия, Япония. Эти страны он упоминает в качестве значимых центров новой литературы, так как именно на них возлагает политические надежды, по-видимому, рассматривая их в качестве наиболее перспективных с точки зрения будущих революционных преобразований в социалистическом ключе. При том между зарождающейся как бы на наших глазах новой мировой литературой, отмеченной революционной борьбой, и литературой предыдущего этапа нет полного разрыва. Она является продолжением, наследником буржуазной литературы. Соответственно существование в прошлом великих писателей не отрицается. Карл Радек перечисляет: Шекпир, Гете, Шиллер, Байрон, Гейне и «хотя бы Виктор Гюго». О современных буржуазных писателях он говорит, что многие «переходят на нашу сторону».
Следовательно, революционная и пролетарская литература перерастает в мощную передовую литературу мира - новую «мировую литературу». Думаю, из выше сказанного очевидно, что мировая социалистическая революция и мировая социалистическая литература заключают в себе наступление этого этапа. Таким образом, к середине 1930-е гг. для Радека «мировая литература» оказалась подчинена идее «мировой революции» и должна была служить этой идее. Как и Маркс, Радек связывал «мировую литературу» с «мировой буржуазией» и полагал, что «буржуазная мировая литература» утратила свое значение и уже не отвечает запросам современности. Кроме того в масштабе всей культуры распадается на «буржуазную» и «революционную». Советская литература должна была ответить на новые потребности, обращаясь к методу социалистического реализма. Общие положения доклада Карла Радека в целом были поддержаны и развиты в последующих докладах на Первом съезде советских писателей. Единственным замечанием, по сути, была критика положения о современной социалистической литературе. Радеку ставили в вину, что он недооценивает настоящую советскую литературу, которая и без того завоевала мир.
1.5 Первый съезд советских писателей в свете «мировой литературы»
В дальнейших выступлениях на съезде в связи с идеей «мировой литературы» я выделила ряд аспектов, общих мест, выводимых из прямой речи докладчиков. В первую очередь стоит отметить общий для большинства выступавших взгляд на съезд как на событие мирового значения. Так, в многочисленных обращениях и приветствиях можно встретить следующие формулировки, например: «горячо приветствуем передовой отряд мировой пролетарской литературы (прим. курсив автора) в лице первого всесоюзного съезда советских писателей», «мы еще будем участниками мировых конгрессов социалистической литературы (прим. курсив автора) <…> мы будем пожимать руки делегатов Африки, Австралии, Южной Америки». Само событие в речи выступающих позиционировалось как беспрецедентное для всей предшествующей культуры. С этой точки зрения показательно приветственное слово молдавского поэта Самуила Лехтцир: «Возьмем историю мировой литературы. Почти все ее величайшие поэты подвергались преследованиям и жили в изгнании». Далее Лехтцир говорил о Гёте, творившем под «железным небом» Германии и нашедшем вдохновение в Италии. Поэт продолжает: «Гонимы были в Германии Шиллер и Гейне, во Франции -- Гюго и Беранже и в царской России -- Пушкин, Лермонтов, Шевченко, Некрасов и многие другие». Все эти изгнанники, способные творить даже в условиях несвободы «мировую литературу», соотносятся с нынешними писателями, которые «в условиях советской действительности, под руководством рабочего класса, во главе с т. Сталиным должны создать произведения такого высокого качества, каких еще не имела мировая литература». Последнее - производство художественной литературы достойной мирового признания - является ключевой задачей для современных писателей СССР. С неменьшим пафосом Лехтцир в заключение своего выступления говорит о будущем: «Творчество требует свободы -- у нас она есть. Ни один из величайших поэтов и мыслителей мира ее не имел. На широких крыльях наших воздушных эскадрилий мы несемся навстречу новому миру. Мы стоим на заре нового человечества, которое мы должны приветствовать новой песней. Эту песню мы должны создать. Мы должны создать «Октябриаду» -- песнь героической борьбы угнетенных за освобождение народов всего мира. Мир наш, он принадлежит нам!» Такой взгляд на настоящее и будущее современной литературы был обусловлен как форматом самого съезда, внешнеполитической обстановкой, так и всеобщей приверженностью идее «мировой литературы» как эмблемы величия социалистического мира.
Подобные документы
Общечеловеческое, философско-этическое и художественное значение художественной литературы времен Первой мировой войны. Роль литературы в изучении истории. Первая мировая война в творчестве А. Барбюса, Э.М. Ремарка, Э. Хемингуэя и Р. Олдингтона.
курсовая работа [92,5 K], добавлен 08.01.2014Политика партии в области искусства в первые годы Советской власти, в годы НЭПа, в 1928-1932 годах, в 30-е гг. Постановление ЦК ВКП(б) "О перестройке литературно-художественных организаций". Первый Всесоюзный съезд советских писателей.
дипломная работа [89,2 K], добавлен 11.09.2002Художественная литература периода тоталитаризма. Великая Отечественная война в истории отечественной литературы. Советская литература в период "оттепели" и "застоя". Отечественная литература и "перестройка". Ослабление цензуры, реабилитация диссидентов.
контрольная работа [25,6 K], добавлен 04.05.2015Гуманизм как главный источник художественной силы русской классической литературы. Основные черты литературных направлений и этапы развития русской литературы. Жизненный и творческий путь писателей и поэтов, мировое значение русской литературы XIX века.
реферат [135,2 K], добавлен 12.06.2011Детская литература как предмет интереса научной критики. Анализ личности современного критика. Характеристика стратегий осмысления советской детской литературы в критике: проецирование текста на советскую действительность и мифологизация текста.
курсовая работа [67,3 K], добавлен 15.01.2014Возникновение древнерусской литературы. Периоды истории древней литературы. Героические страницы древнерусской литературы. Русская письменность и литература, образование школ. Летописание и исторические повести.
реферат [22,7 K], добавлен 20.11.2002Стили и жанры русской литературы XVII в., ее специфические черты, отличные от современной литературы. Развитие и трансформация традиционных исторических и агиографических жанров литературы в первой половине XVII в. Процесс демократизации литературы.
курсовая работа [60,4 K], добавлен 20.12.2010Литература как один из способов освоения окружающего мира. Историческая миссия древнерусской литературы. Появление летописей и литературы. Письменность и просвещение, фольклористика, краткая характеристика памятников древнерусской литературы.
реферат [27,4 K], добавлен 26.08.2009Основные проблемы изучения истории русской литературы ХХ века. Литература ХХ века как возвращённая литература. Проблема соцреализма. Литература первых лет Октября. Основные направления в романтической поэзии. Школы и поколения. Комсомольские поэты.
курс лекций [38,4 K], добавлен 06.09.2008Русская литература в XVI веке. Русская литература в XVII веке (Симеон Полоцкий). Русская литература XIX века. Русская литература XX века. Достижения литературы XX века. Советская литература.
доклад [22,2 K], добавлен 21.03.2007