В. Даль – собиратель слов

Сборник, завоевавший имя Далю в литературных кругах столицы, натолкнул ректора Дерптского университета академика Паррота на мысль пригласить своего бывшего ученика на кафедру русской словесности, недавно оставленную Воейковым. Даль согласился. Он любил Дерпт, и предложение вернуться в свой университет профессором несказанно его обрадовало.

Паррот обратился к министру народного просвещения Ливену с необычной просьбой: разрешить Далю, имеющему ученую степень доктора медицины, занять кафедру русского языка и словесности. Ливен дал разрешение. Только что вышедшая книга Даля «Русские сказки» была принята в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора филологии.

Но удача оставила Даля так же неожиданно, как и пришла. Полоса невезений началась с доноса.

Фаддей Венедиктович Булгарин не зря получал жалованье в тайной полиции: он следил за всем, что выходило из печати. Булгарин был достаточно опытен, чтобы понять подоплеку сказок Даля, не разгаданную цензором. Он сообщил свои соображения начальнику Третьего отделения собственной его императорского величества канцелярии статс-секретарю Мордвинову.

Он не поленился выписать цитаты из сказок. И сделал заключение, что книгу написана простым слогом для низших классов, купцов, солдат, прислуги. В ней содержаться насмешки над правительством, жалобы на тяжелое положение солдат и прочее. Он принял смелость арестовать сочинителя и взять его бумаги на расследование.

Третье отделение, созданное по высочайшему повелению через семь месяцев после восстания декабристов, осуществляло контроль за общественными настроениями в империи. Получив донесение Булгарина, начальник Третьего отделения Мордвинов немедленно начал действовать.

7 октября 1831 года хирургу Далю не удалось закончить обход. Он не осмотрел еще и половины больных, как раздался топоп сапог, звякнули шпоры, наступила тишина, прозвучал грубый голос: «Господин Даль?»

- Так точно, - последовал ответ.

- Вам приказано явиться к его превосходительству статс-секретарю господину Мордвинову.

- Простите, у меня сейчас обход…

- У нас предписание доставить вас к его превосходительству без промедления.

Далю стало не по себе. Он знал, что статс-секретарь Мордвинов был помощником шефа жандармов Бенкендорфа.

Даль, сидя в карете, не мог понять, что бы все это значило. Именно сейчас, когда он только получил казенную квартиру, разобрал собранные за тринадцать лет записи, выпустил свою первую книгу, вошел в писательские круги столицы.

Когда вошел в кабинет Мордвинова, то его ни о чем не спрашивали, статс-секретарь кричал, топал ногами, ткнул Далю в лицо его книжкой: «Тоже мне писатель выискался! Да если каждый, кому не лень, станет такое городить, так у меня казематов не хватит для господ сочинителей. Сказочки написал, а в сказочках что? Насмешки над царем! Да ты у меня морду не вороти, я к тебе обращаюсь, слышишь ты! Молчишь или забыл? Так я тебе помогу собраться с мыслями! - Мордвинов позвонил. - Уведите арестованного».

Даль оказался в грязной комнате, где стояли стул и койка.

Слух об аресте Даля разнесся по всему городу. Дошел он и до Василия Андреевича Жуковского, который дружил с Далем, являлся наставником наследника, великого князя Александра Николаевича. Пользовался особым расположением своего воспитанника. Он взял сказки Даля и отправился во дворец. Он застал князя на месте, положил перед ним книгу и рассказал, что автора среди бела дня, на глазах всего госпиталя схватили жандармы и отправили к Мордвинову. Наследник взял в руки книгу и поинтересовался: «Он вам знаком, этот лекарь… Даль?»

- Я знал его в Дерпте. Молодой человек примерной скромности и больших способностей. Дворянин. Имеет два ордена и медаль за усердную службу на войне.

- Хорошо, Василий Андреевич, подождите, я пойду расскажу отцу.

Николай I знал о сказках Даля и докладе Мордвинова. Но пришел сын, передал просьбу Жуковского и царь моментально понял, что от скандала будет больше вреда, чем пользы. Он сделал вид, что впервые слышит об авторе и его книжке.

- Скажи Жуковскому, что Даль сегодня же будет освобожден, - пообещал царь, и сын, поблагодарив отца, направился к Василю Андреевичу с радостным известием.

Не прошло и часу, как в комнату, где находился Владимир Иванович, вошел жандарм. Даль уныло сидел, не зная, чего ожидать. Его вновь попросили к Его превосходительству. Он отправился за конвойным. Войдя в кабинет, он с удивлением увидел улыбающегося Мордвинова, который шел к нему навстречу.

- Поздравляю, молодой человек, поздравляю! - и протянул лекарю руку. - Вы свободны!

Даль отвернулся и не подал руки. Тот так и остался стоять с протянутой рукой. «Самое омерзительное в тот день была перемена, происшедшая в поведении статс-секретаря,» - вспоминал Даль.

За то, что он не протянул руки Мордвинову, считая его негодяем, довольно скоро пришлось расплачиваться. В южных губерниях среди детей военных поселений началась эпидемия трахомы. Надо было послать опытного врача. Лейб-медик Вилье, желая угодить Мордвинову, предложил кандидатуру Даля. Даль ехать очень не хотел. Но отказаться было невозможно. Но вдруг пришло распоряжение этого не делать.

Придворный медик сообщил Владимиру Ивановичу, что когда Вилье предложил послать Даля, император ответил: «Даля нельзя, назначь другого, а то подумает, что его усылают за сказки».

Донос Булгарина повлиял на судьбу Владимира Ивановича. Несмотря на то, что Даль был оправдан, академик Паррот отказался принимать сказки, так как книгу, вызвавшую скандал, нельзя утверждать как диссертацию. Министр народного просвещения Ливен не дал разрешение принять сказки в качестве диссертации на соискание ученой степени доктора филологии. Даль не был принят на работу кафедры русского языка и словесности.

Но существует и еще одна версия о том, кто помог Далю получить освобождения. Император Николай Павлович знал о подвигах Даля на войне из донесений главнокомандующего князя Паскевича, основанного на рапорте генерала Ридигера, за что был награжден Владимирским крестом с бантом. Император относился к Паскевичу с большим уважением, был привязан к нему и называл его своим «отцом-командиром». Он восхищался и тем и другим как талантливыми военными и ценил их мнение. Генерал Ридигер в 1832 году в донесении писал об «особой ревности по службе и способностях» лекаря Даля и его подвигах в сооружении и разрушении моста через Вислу. Государю эта история запомнилась и понравилась. Она-то и помогла ему выйти из Третьего отделения.

Некоторые этнографические зарисовки В.И. Даля о тяжелой жизни солдат, крестьян были расценены цензурой как скрытая насмешка над общественным строем. Владимир Иванович был арестован, но заступничество В.А. Жуковского спасло его от расправы.

Дерево смотри в плодах, человека в делах

Когда Даль осознал, что его книга пользуется успехом, она была уже изъята из продажи и превратилась в библиографическую редкость. Один из немногих сохранившихся экземпляров Владимир Иванович решил подарить Александру Сергеевичу Пушкину. Он уже давно мечтал познакомиться со своим любимым поэтом, и Василий и Андреевич Жуковский, находившийся с ним в большой дружбе, все обещал устроить это знакомство, да никак не удавалось выкроить время; то один уезжал из столицы, то другой. А Далю не терпелось поговорить с Пушкиным, увидеть его вблизи, послушать. Теперь появился предлог - книга сказок, и Владимир Иванович отправился на Большую Морскую, где, как ему было известно, после женитьбы поселился поэт.

День выдался теплый, солнечный. Владимир Иванович решил не брать извозчика, пошел пешком. Не прошло и получаса, как он уже стоял перед домом Пушкина. Затем медленно поднялся на третий этаж. Он хотел собраться с мыслями перед разговором с поэтом. Он немного волновался: не знал, как Пушкин его встретит. Пушкин только что переехал на новую квартиру. После женитьбы, за год, он сменил четыре квартиры. Наталье Николаевне все не нравились.

Слуга, который принял у него шинель в прихожей, говорил по-нижегородски.

Пушкин усадил Даля в кресло, сам устроился на диване, жалуясь на «проклятый рюматизм». Но все его сомнения исчезли, едва он взглянул на Александра Сергеевича. В глазах у Пушкина было столько приветливости и участия, любопытства и доброты, что сразу становилось ясно: он очень рад гостю. После первых же фраз они заговорили, как старые приятели. Александр Сергеевич взял в руки томик сказок и, наугад раскрывая страницы, начал читать громко, весело. Книжка привела его в совершенный восторг. Глаза у поэта блестели, и он показался Далю очень красивым.

- Сказка сказкой, - сказал Пушкин, - а язык наш сам по себе, и ему-то нигде нельзя дать этого русского раздолья, как в сказке. А как это сделать, - надо бы сделать, чтобы выучиться говорить по-русски и не в сказке. Да нет, трудно, нельзя еще!

Даль слушал, пораженный ясностью мыслей, которые давно приходили ему на ум.

- А что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото! А не дается в руки, нет!

Пушкин спросил гостя, над чем он сейчас работает. Владимир Иванович рассказал о первом слове, услышанном от новгородского ямщика, о вечерах у солдатского костра, о работе над «запасами слов», которых уже тысяч двадцать.

- Так сделайте словарь! -- перебил его Пушкин, который до сих пор внимательно слушал гостя.

- Словарь? -- переспросил Даль.

- Ну да! Нам позарез нужен словарь живого разговорного языка! Да вы уже сделали треть словаря. Не бросать же вам свои «запасы»!

Даль радостно улыбнулся: - Конечно. Как это я сразу не догадался.

- Мы словно забыли, что творец языка - народ, - продолжал Александр Сергеевич. - Есть же у нас свой язык...

- Которого мы не знаем...

- Вот именно. Так смелее же, смелее! Обычаи, история, песни, сказки, письменный язык от этого очень выиграет. Вам никак нельзя бросать словарь неизданным. Надобно довести его до конца.

- Непременно доведу, - согласился Даль.- Мне сейчас самому удивительно, как это мысль, о словаре не приходила мне ни разу в голову.

- Ну, рано или поздно вы бы это все равно увидели. Скажите, Владимир Иванович, это ваша первая книга? -- спросил Пушкин, листая сказки.

Даль ответил утвердительно и добавил, что в типографии Греча скоро выйдет книжка «Описание моста, наведенного через Вислу» с приложением чертежей. Владимир Иванович поднялся: пора было уходить.

Пушкин поддержал идею Владимира Ивановича составить «Словарь живого великорусского языка», а о собранных Далем пословицах и поговорках отозвался восторженно: «Что за роскошь, что за смысл, какой толк в каждой поговорке нашей! Что за золото!» Пушкин вдруг замолчал, затем продолжил: «Ваше собрание не простая затея, не увлечение. Это совершенно новое у нас дело. Вам можно позавидовать -- у Вас есть цель. Годами копить сокровища и вдруг открыть сундуки перед изумлёнными современниками и потомками!» Так по инициативе Владимира Даля началось его знакомство с Пушкиным, позднее переросшее в искреннюю дружбу, длившуюся до самой смерти поэта.

Они расстались друзьями. Пушкин, под свежим впечатлением от сказок Луганского, написал свою лучшую «Сказку о рыбаке и золотой рыбке» и в рукописи подарил ее Далю с надписью: «Твоя от твоих. Сказочнику Луганскому сказочник Александр Пушкин».

Именно тогда Даль вдруг даёт себе зарок на всю дальнейшую жизнь: стать исследователем народной жизни во всех её проявлениях.

Чем же вознамерился заниматься Даль?

Собирать по пути все названия местных урочищ, расспрашивать о памятниках, преданиях и поверьях, с ними соединённых...

Разузнавать и собирать, где только можно, народные обычаи, поверья, даже песни, сказки, пословицы и поговорки и все, принадлежит к этому разряду...

Вносить тщательно в памятную книжку свою все народные слова, выражения, речения, обороты языка, общие и местные, но неупотребительные в так называемом образованном нашем языке и слоге..."

От своего выбора Даль не отступится все последующие 53 года, вплоть до кончины.

Вскоре Владимир Иванович вошел в кружок Пушкина. Однако надо сказать, что близким его другом стал лишь один Одоевский. Владимир Федорович Одоевский был на три года моложе Даля, но опыта в литературе у него было несравненно больше. Живя в Москве, князь Одоевский вместе с Вильгельмом Кюхельбекером, Дмитрием Веневитиновым, Иваном и Петром Киреевскими организовал кружок «Любомудров». Они много писали, даже начали издавать альманах «Мнемозина», но после разгрома декабристов и кружок и альманах прекратили свое существование. Однако Владимир Федорович писать не бросил. У него были большие планы, он уже вполне осознал свое призвание, вращался в писательских кругах обеих столиц, дружил со многими писателями и поэтами.

Далю дружба с Одоевским дала именно то, чего ему не хватало; он вошел в литературную среду. Великое дело - пример, дружеские советы, споры. Конечно, Даль не успел коротко сойтись с Пушкиным, потому что через полгода после своего первого визита к поэту он уехал из Петербурга. Но встреча с поэтом оказалась важнейшим событием в жизни Даля: она определила масштабы его дальнейшей работы, он увидел конечную цель своих трудов -- словарь, которому и посвятил свою жизнь.

Об описываемом периоде газета «Всемирная иллюстрация» впоследствии писала: «Кто бы мог подумать, что в невинных сказках клевета успеет отыскать какие-то намеки и внушить против автора подозрения, в результате имевшие арест книжки и автора. Эту бессовестную штуку приписывали Ф. В. Булгарину, наклеветавшему графу А. Хр. Бенкендорфу, из ненависти на противодействие кружка Пушкина с братией (кн. Вяземского, кн. Одоевского и пр.), к которому пристал талантливый Даль. Его спасло ходатайство Жуковского, связь с которым и с Пушкиным некогда не прерывалась у Даля, до смерти их обоих». Имя Даля быстро стало знаменитым. Владимир Иванович входит в литературу как прекрасный бытописатель, тяготеющий к очерковым зарисовкам. Он знакомится с А.С. Пушкиным, В.А. Жуковским, другими литераторами, художниками, учеными.

Друзья советовали Владимиру Ивановичу бросить службу у Флорио и заниматься только литературным трудом. Но Владимир Иванович на собственном опыте и на опыте своих знакомых мог убедиться, что литература -- дело ненадежное. И все-таки, при всей своей любви к хирургии, он решил уйти из медицины. Несмотря на незаурядные врачебные способности, он не чувствовал более глубокого призвания к медицине, поэтому вскоре он вышел в отставку с военной службы.

Возможно, не получи Даль приглашения на кафедру русской словесности в Дерптский университет, он бы так и не удосужился заниматься переводом на другую службу. Судить трудно. Не менее важно и то, что в медицине в те годы творческая деятельность была невозможна, а Даль мечтал об интересном, живом деле, независимости и душевном спокойствии. Разумеется, у него не изгладились из памяти безуспешные поиски места шесть лет назад, и он даже и не пытался ничего предпринимать сам на этот раз

Владимир Иванович подумал, что ему повезло: не отправил бы Бенкендорф Перовского в «почетную ссылку», нелегко было бы ему устроиться.

Не стоит идеализировать Василия Андреевича Перовского. Нельзя забывать, что это был один из «столпов отечества», на которых опиралось самодержавие. Даль решил попросить помощи у Жуковского, тем более, что ему все равно надо было идти к Василию Андреевичу, чтобы поблагодарить за счастливое избавление. Владимир Иванович всегда повторял, что он спасся чудом. Надо сказать, что критика прошлого века отмечала, что освобождение молодого Даля «еще одна заслуга Жуковского «перед русской литературой». Сам Даль считал себя вдвойне обязанным Жуковскому: Василий Андреевич не только вызволил его из Третьего отделения, но еще и устроил чиновником к своему другу, без унизительного ожидания в приемных важных вельмож.

Жуковский и встретил Владимира Ивановича как дорогого друга, обнял, поздравил с благополучным выяснением «недоразумения», хотя по глазам его Даль понял, что тот великолепно отдает себе отчет, сколь серьезной опасности подвергается его подопечный.

Василий Андреевич усадил гостя, просил рассказать подробности всего происшедшего. Слушал он хмуро, и его располневшее, но все еще не лишенное привлекательности лицо стало бледным. Обычно Даль видел Жуковского оживленным, светски любезным человеком, теперь перед ним сидел уставший пожилой человек.

В. А. Жуковский. работы А. Воейковой. 1820

- Здешняя жизнь меня давит и душит! Для писателя главное -- свобода, а ее-то у нас и нет. Проклятый Петербург, со своими мелкими, убийственными рассеяниями! Здесь, право, нельзя иметь души. Бросить бы все и убежать... за жизнью. На вашем бы месте я бы уехал, непременно бы уехал.

- Я бы с превеликой радостью, - встрепенулся Даль. - Да нечто можно устроиться. Да еще человеку, у которого на первую же книжку наложили арест. «Времена шатки -- береги шапки».

Василий Андреевич поморщился: пословица показалась ему грубоватой. Но он продолжал:

- Я, кажется, сумею быть вам полезным. Есть у меня старинный приятель, он ныне назначен оренбургским генерал-губернатором. Да что там толковать, приходите сегодня к вечеру, я вас с ним и познакомлю, если у вас есть свободный часок.

- Был бы друг, а время будет, - ответил Даль. Василий Андреевич улыбнулся: эта поговорка пришлась ему по душе.

Владимир Иванович подумал, что ему повезло: не отправил бы Бенкендорф Перовского в «почетную ссылку», нелегко было бы ему устроиться. Нельзя забывать, что это был один из «столпов отечества», на которых опиралось самодержавие.

В 1833 году Даль окончательно оставляет военно-медицинскую службу и поступает чиновником особых поручений при канцелярии оренбургского губернатора В.А. Перовского.

Посылая Перовского управлять беспокойным Оренбургским краем, Николай Первый вручил ему чистые листы со своей подписью: военный губернатор мог предписывать от царского имени.

Государь знал Василия Перовского («Базиля») смолоду. Один из пяти «незаконных» сыновей («воспитанников») графа Алексея Кирилловича Разумовского (фамилия «воспитанников» - от названия подмосковного имения Перово). Василий Алексеевич получил прекрасное домашнее образование, затем окончил курс в Московском университете. Семнадцатилетним юношей участвовал в Бородинском сражении (ему оторвало пулей указательный палец на левой руке, он надевал на культю длинный серебряный наконечник - подробность, излюбленная биографами и запечатленная на портрете Брюловым). В Москве Василий Перовский был взят в плен французами, его допрашивали Мюрат и Даву, чудом он спасся от расстрела и был отправлен с колонной пленных во Францию. Конвоир отнял у него сапоги, он топал босой по замерзшей грязи. У него на глазах расстреливали отстававших.

Василий Перовский был причастен к тайному обществу. У Даля причастный означает - «прикосновенный, близкий, сродный, связанный, союзный».

14 декабря 1825 года Василий Алексеевич вышел на Сенатскую площадь, как флигель-адъютант нового государя; один из восставших ударил Перовского по спине поленом.

Перовский «подобрал» Даля по протекции в военном госпитале, «дал чин асессора и взял в секретари».

В течение многих лет Даль выполняет сложные, а порой и секретные поручения губернатора, в том числе, устанавливая связи с иноверцами и раскольниками. Отчеты В.И. Даля о проделанной работе высоко оценивались в Петербурге. 6 мая 1833 года он определен чиновником особых поручений.

Получив должность чиновника, Даль решил жениться. В госпитале ему платили семьсот рублей, то при канцелярии особых поручений ему назначили жалование в полторы тысячи рублей. С такими деньгами уже не страшно было обзаводиться семьей.

Мысль о женитьбе не выходила у него из головы с тех пор, как он ознакомился на вечере у Языкова с Юленькой Андре. Юлия пришла с подругой Катей Воейковой, которую Даль знал еще по Дерпту, потому что она часто гостила у своего дяди профессора Мойера. Юленька понравилась Владимиру Ивановичу сразу: у нее было какое-то сходство с Касаткой, цыганочкой, бывшей, по мнению Даля, идеалом женской красоты. Когда однажды Юля спросила у него, что значит это слово, Владимир без запинки ответил: «Красавица».

Вскоре все друзья знали о любви Даля. Это не было секретом и для самой девушки. Тоненькая, изящная, темноволосая певунья и хохотушка, она сама влюбилась в голубоглазого лекаря. Незаметно для самого себя Даль стал женихом Юленьки. Он прекрасно понимал, что, почти ежедневно бывая в доме, где есть семнадцатилетняя девушка, надо просить ее руки, иначе она будет скомпрометирована. Понимал, но медлил: ему было стыдно, что он беден. Но время шло, Юленька ему нравилась все больше и больше и, когда появилась надежда на приличный заработок, Владимир Иванович решил сделать предложение. «Мадам Даль мила, как нельзя более, миниатюрная, голосок тоненький, звонкий, точно колибри» - записала одна из современниц. - Вместе с мужем она будет петь очень выразительно русские песни».

Через месяц Даль и Юлия Андре (1816-1838) обвенчались в 1833 году. Это было в последних числах июня, ибо точно известно, что через несколько дней после свадьбы Даль с молодой женой отправился к новому месту службы. Они выехали из Петербурга 3 июля 1833 года. Путешествие в столицу степей было их свадебным путешествием.

Размещено на Allbest.ru