Метафизика человека в творчестве Ф.М. Достоевского

Размещено на http://www.allbest.ru/

Содержание

Введение

Глава 1. Метафизика человека в творчестве Ф.М. Достоевского

1.1 Греховность и вера человека

1.2 Личность как абсолют

Глава 2. Ф.М. Достоевский как предтеча экзистенциализма: за и против

Заключение

Список использованных источников

Введение

Драгоценные черты, присущие классической русской литературе XIX века и обусловленные ее ролью средоточия духовной жизни народа, напряженное искание добра и общественной правды, насыщенность пытливой, беспокойной мыслью, глубокий критицизм, соединение удивительной отзывчивости на трудные, больные вопросы и противоречия современности с обращенностью к устойчивым, постоянным «вечным» темам бытия России и всего человечества получили глубокое и яркое выражение в произведениях великого русского писателя второй половины XIX в. Федора Михайловича Достоевского.

Творчество Ф.М. Достоевского (1821-1881) носит, прежде всего, философско-этический характер. В его произведениях момент нравственного выбора является импульсом внутреннего мира человека и его духа. Причем произведения Достоевского настолько глубоки по мировоззренческим идеям и нравственным проблемам, что последние часто не вписываются в рамки литературно-художественного жанра. Постоянная и вечная борьба добра и зла, Христа и антихриста, Бога и дьявола - эта дилемма, от которой человеку никуда не уйти и никуда не спрятаться, даже в самых потаенных уголках своего внутреннего «Я».

Творчество Ф.М. Достоевского насыщено философской мыслью, поэтому Достоевский предстает перед нами не только как писатель великий, но и как писатель философствующий. Более того, его глубоко философские идеи позволяют некоторым исследователям видеть в нем одного из предтеч современного экзистенциализма.

Целью данной работы является рассмотрение и анализ человеческого бытия в творчестве Ф.М. Достоевского. Актуальность данной темы состоит в том, что экзистенциализм как направление прослеживается в философии и в наши дни, и, особенно, остро чувствуется в условиях современной кризисной и неустойчивой политической и социальной ситуации в мире.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- изучить проблему греховности и веры человека в творчестве Ф.М. Достоевского;

- рассмотреть личность в качестве абсолюта;

- проанализировать, насколько целесообразно считать Ф.М. Достоевского предтечей экзистенциализма.

Объектом исследования является литературное наследие Ф.М. Достоевского. Предметом исследования служит человеческое бытие в творчестве Ф.М. Достоевского.

Методология реферата представлена библиографическим, аналитическим, синтетическим и индуктивным методами.

Глава 1. Метафизика человека в творчестве Ф.М. Достоевского

1.1 Греховность и вера человека

Грех, по религиозным представлениям, - нарушение в мыслях и действием воли Бога, воплощенной в нравственных предписаниях, требованиях религиозно-санкционированных норм поведения и образа жизни. Социально-исторические корни представления о грехе, «скверне», «чистом» и «нечистом» уходят в «священные запреты», табу, характерные для первобытно-общинного строя. В иудаизме, исламе и христианстве возникновение греха связывается с мифом о первородном грехе, нарушении заповедей Бога первыми людьми Адамом и Евой, который стал передаваться по наследству последующим поколениям. Догмат о грехе, испортившем человеческую природу, тесно связанный с учением о спасении, является предметом богословских споров в христианстве, начиная со времен его возникновения. С новой силой он разгорелся с появлением протестантизма. Согласно католицизму, грехопадение лишь привело к утратам сверхъестественных даров, которыми Бог наградил человека во время творения, ослабило человеческую природу, но не разрушило ее окончательно. Человек, будучи греховным, остается свободной, социальной и разумной сущностью, состоящей из естественного и сверхъестественного начал. Религиозные реформаторы отклонили дуализм природы и сверхприроды в человеке.

Природа человека как «образа и подобия» Бога совершенно разрушена в грехе. Человек, по учению Кальвина, бесконечно греховное и бесконечно падшее существо, не является свободной личностью и утратил способность к добру и богопознанию. Его участь предопределена до сотворения мира. Против крайностей учения Кальвина выступил через несколько десятилетий после его смерти голландский богослов Арминий, который признавал за человеком свободу воли и возложил на него моральную ответственность за свое спасение [7, с. 69].

Таким образом, тема греха является центральной проблемой, стоящей перед думающими людьми. Бесспорно, к числу этих людей принадлежит и Ф.М. Достоевский. Однако, чтобы проникнуть в суть вопроса о греховности и вере человека в творчестве Достоевского, необходимо обратиться непосредственно к его произведениям.

Так, в творческом процессе, в вынашивании замысла «Преступления и наказания», в образе Раскольникова Достоевский сталкивает две противоположные идеи: идею любви к людям и идею презрения к ним. В образе Раскольникова Достоевский казнит отрицание святости человеческой личности и всем содержанием романа показывает, что любая человеческая личность священна и неприкосновенна и что в этом отношении все люди равны. Все, даже самые идеальные мерила добра, правды и разума меркнут перед величием и значительностью самой реальности человеческого существа, перед его духовностью. Мысль о неприкосновенности и святости любой человеческой личности играет главную роль в понимании идейного смысла романа.

Тема духовного воскрешения личности, которую Достоевский считал главной в литературе XIX в., пронизывает все его романы. Одним из ключевых эпизодов «Преступления и наказания», является тот, в котором Соня Мармеладова читает Раскольникову библейскую легенду о возвращении к жизни Лазаря: «Иисус сказал ей: Я есть воскресение и жизнь, верующий в Меня, если и умрет, то оживет, И всякий живущий и верующий в Меня не умрет в век. Веришь ли, сему?» [8]. Раскольников, совершивший злодеяние, должен «уверовать» и покаяться. Это и будет его духовным очищением, образно говоря, воскресением из мертвых, дрожа и холодея, повторяла Соня строки из Евангелия. Иными словами, Достоевский проводит идею, что человек, совершивший грех, способен духовно воскреснуть, если уверует в Христа и примет его духовные заповеди.

По словам Ф.М. Достоевского, христианство есть доказательство того, что в человеке может вместиться Бог. Это величайшая идея и величайшая слава человека, которой он мог достигнуть.

Еще одним творением Достоевского, которое подводит нас к осмыслению ключевых вопросов человеческого бытия, является роман «Братья Карамазовы». Проблема поиска веры - стержень этого романа, вобравшего в себя итоги многолетних религиозно-нравственных исканий писателя. Эта последняя книга великого художника была задумана только как часть огромного замысла - «Житие великого грешника», но стала вполне законченным целым [6, с. 23].

Достоевский решает здесь вопрос о возможности веры в мире, наполненном человеческими страданиями и несправедливостью. Именно поэтому роман «Братья Карамазовы» продолжает и завершает начатую в «Преступлении и наказании» тему нравственного права человека на жестокость и даже убийство (т.е. грех), которая вырастает здесь в тезис Ивана: «Если Бога нет, то все позволено». История отцеубийства, рассказанная Достоевским, - та сюжетная канва, на фоне которой происходит борьба идей, столкновение и различных позиций героев, и противоположных импульсов в душе отдельного персонажа. В романе «Братья Карамазовы» истинным носителем веры является старец Зосима.

О вере говорится и в легенде о Фоме, которая появляется в «Братьях Карамазовых». Апостол Фома поверил в воскресение Христа только после того, как увидел его своими глазами и вложил свои пальцы в раны от гвоздей на руках Иисуса. Но Достоевский убежден, что не чудо заставило Фому уверовать, ибо не чудо вызывает веру, а вера способствует появлению чуда. Поэтому, рассуждает писатель, и возрождение человека происходит не под влиянием некоего внешнего мистического чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа. Эта идея лежит в основе легенды о Великом инквизиторе.

Мы видим, что суть противопоставления прощения через покаяние и оправдания заключается как раз в том, что последнее есть «восстановление в правах», тогда как первое - «восстановление в обязанностях». Что из себя представляет «восстановление в правах» на русской почве, хорошо видно из «Петербургских повестей» Гоголя.

Именно «восстановление в обязанностях» оказывается необходимым для исцеления раненного своим и чужим грехом человека, для исцеления пораженного этим грехом общества, и решительно достаточным для такого исцеления оказывается «восстановление в правах». В конце 60-х - начале 70-х годов эта мысль особенно занимает Достоевского, с чем связано и внимание к теории «среды», внимание, настойчиво акцентируемое в романе «Идиот».

Народная идея, как ее понимает и с ней солидаризуется Достоевский, прямо противоположна «учению о среде», «восстановлению в правах», объявлению того, что нет ни преступления, ни греха, а есть только голодные, совращенные или сбитые с толку. Народная идея состоит не в оправдании преступника и грешника, но в признании и своей вины в его преступлении, не в оправдании, а в осуждении греха при не осуждении грешника, в не отделении себя от грешника, не расторжении с ним братских связей, а в понимании того, что он страдает - за общий грех. «Вы согрешили и страдаете, но и мы ведь грешны. Будь мы на вашем месте - может, и хуже сделали. Будь мы получше сами, может, и вы не сидели по острогам. С возмездием за преступления ваши вы приняли тяготу и за всеобщее беззаконие. Помолитесь об нас, и мы об вас помолимся. А пока берите, «несчастные», гроши наши; подаем их, чтобы знали вы, что мы вас помним и не разорвали с вами братских связей»[ ]. Как видим, народ не отрицает преступления, но относится к нему, как заповедано, относится к греху, видя преступление проявлением общего греха, а вовсе не проступком индивидуальности против общественных установлений [9, с. 48].

Таким образом, для Ф.М. Достоевского спасение души и вера в бессмертие было одной из самых вековечных проблем, стоящих перед человечеством. Как христианского мыслителя Ф.М. Достоевского волновала проблема спасения души грешника от духовной смерти. И он пытался ее разрешить в своих великих романах. Хорошо видя и осознавая падшесть человека и порабощенность души страстями своеволия, сладострастия и сребролюбия, Достоевский открывает в душе человека и противоположное им нравственное стремление: пострадать за совершенный грех и тем спасти свою душу от гибели.

1.2 Личность как абсолют

Всякий исследователь, стремящийся понять главные составляющие философских воззрений Достоевского, должен признать невозможность во всей полноте реализовать поставленную задачу. Творчество Достоевского не похоже на творчество тех художников-философов, которые в своих произведениях стараются выразить заранее сформулированные концепции. В произведениях Достоевского на первом плане оказывается не связный комплекс идей, а непосредственность «живой жизни», главный «персонаж» его повестей и романов - это сама стихия жизни, прослеживаемая вплоть до ее невидимых корней в бытии.

Тем не менее, попытки сформулировать ключевые положения философии Достоевского не совсем бесперспективны хотя бы потому, что почти все русские и многие западные мыслители последующей эпохи испытали влияние Достоевского и отразили в своем творчестве те или иные элементы его мировоззрения [10, с. 97].

Литература, посвященная Достоевскому, необъятна. И даже если ограничиться рассмотрением философских аспектов его творчества, можно обнаружить десятки и сотни сочинений, дающих весьма оригинальные и очень различные точки зрения на то, что нужно считать «главным» в его мировоззрении. Однако среди этого многообразия все-таки можно выявить некоторую закономерность и повторяемость. Достаточно легко можно обнаружить несколько «модельных» концепций, которые дают наиболее характерные и существенно отличающиеся друг от друга интерпретации.

Прежде чем говорить о них, необходимо сделать важное замечание. Одним из существенных недостатков многих работ о Достоевском является смешение различных уровней рассмотрения его творчества. Очень часто споры вокруг Достоевского имеют причиной именно это смешение. Когда один исследователь оперирует чисто литературоведческими или психологическими категориями, а другой обращает внимание только на философские идеи, выраженные в произведениях писателя, понимание и единство не может быть достигнуто. Впрочем, эта ситуация является вполне объяснимой и даже неизбежной, поскольку одна из особенностей таланта Достоевского заключается в том, что в его произведениях мы часто не замечаем четких границ между сюжетно-событийным, психологическим и философским уровнями осмысления художественного материала.

В силу этого очень важно определить тот главный срез художественного мира Достоевского, по отношению к которому становятся понятными все его составляющие. В данном случае стоит прислушаться к мнению Н. Бердяева, который очень много сделал для правильного разграничения главного и второстепенного в творчестве Достоевского. Выражая общее убеждение большинства представителей русской религиозной философии, Бердяев решительно утверждал, что Достоевский - «величайший русский метафизик», что именно построение определенной метафизической конструкции, описывающей самые глубокие закономерности бытия, составляет главную цель его творчества [5].

Безусловно соглашаясь с этой мыслью, необходимо только еще раз подчеркнуть (это отмечает и Бердяев), что метафизика Достоевского выражена не в виде прямых рациональных тезисов (там, где Достоевский все-таки отваживается высказывать такие тезисы, он изменяет себе и чаще всего теряет провидческую зоркость, характерную для его художественного творчества), а в конкретной, хотя часто почти фантастической, жизни его героев, своим прихотливым течением демонстрирующей все сложности и противоречия метафизических истоков нашей реальной жизни.

Среди множества критических сочинений, посвященных мировоззренческим основаниям творчества Достоевского, можно назвать три наиболее характерные работы, задающие смысл тех главных, «модельных» концепций, вокруг которых группируются все многочисленные попытки понять мировоззрение писателя.

Прежде всего нужно упомянуть фундаментальный труд Н. Лосского «Достоевский и его христианское миропонимание», законченный в 1939 г. и представляющий собой наиболее последовательную разработку чрезвычайно популярной интерпретации Достоевского как религиозного писателя, поставившего себе главной целью показать тупики без религиозного сознания и доказать невозможность для человека жить без веры в Бога. Сама эта интерпретация настолько распространена и носит настолько всеобщий характер, что ей в той или иной степени отдали дань практически все исследователи Достоевского. К сожалению, и в наши дни большинство философских исследований о Достоевском создается именно в рамках этой традиции, причем, как правило, их авторы не добавляют ничего нового в уже известный набор аргументов и примеров, давно освоенных русской философской классикой от К. Леонтьева и Вл. Соловьева до Н. Лосского и Н. Бердяева [11, с. 103].

Вторую «модельную» интерпретацию, которой далее будет уделено особое внимание в силу ее чрезвычайной популярности как в российской, так и в западной литературе, дает концепция Михаила Бахтина, впервые изложенная в книге «Проблемы творчества Достоевского» (1929). Поскольку Бахтин утверждает в своих работах, что главное творческое достижение Достоевского - это создание совершенно новой формы «полифонического романа», создается впечатление, что его интересует только литературная форма произведений Достоевского. Однако на деле и его главной целью является анализ основных принципов метафизики Достоевского. «По-этологически» подход был просто вынужденным способом реализации такого анализа в условиях жесткого идеологического диктата 20-30-х годов. Бахтин утверждает, что в основе романов Достоевского лежит принцип абсолютной независимости свободных человеческих личностей, человеческих сознании. В его интерпретации Достоевский оказывается сторонником метафизического плюрализма, основанного на радикальном персонализме и в значительной степени противоположного упомянутой выше традиционной «монистической» интерпретации, в которой Бог есть основа всего мирового бытия и высшее бытие [2].

Наконец, третью характерную интерпретацию творчества Достоевского дает концепция Н. Бердяева, наиболее полно изложенная в его книге «Миросозерцание Достоевского» (1923). На первый взгляд, Бердяев просто соединяет принципы двух противоположных подходов, обозначенных выше. С одной стороны, он утверждает, что главное в метафизике Достоевского - это обоснование абсолютного значения человеческой личности, несводимость ее к какому-либо «вышестоящему» Абсолюту. С другой стороны, в работах Бердяева нетрудно найти и утверждения, в которых явно просматривается традиционная интерпретация противоположного содержания, например: «Самый чистый человек, отвергший Бога и возжелавший самому стать богом, обречен на гибель», в которых явно просматривается традиционная интерпретация Достоевского как христианского писателя, доказывающего необходимость для каждого человека религиозной веры [12, с. 55].

Однако преимущество того подхода, который реализует Бердяев, как это ни странно, состоит именно в некоторой хаотичности и размытости основных тезисов, что как бы воспроизводит неоднозначность и диалектическую противоречивость философского мировоззрения самого Достоевского. В некотором смысле важнейшим неявным итогом исследования Бердяева является признание невозможности выразить метафизику Достоевского с помощью одного постулата. Хотя Бердяев и считает, что в основе творчества Достоевского лежит принцип абсолютности личности, в своем анализе он доказывает, что этот принцип сочетается с другими, не менее важными: абсолютное значение имеют и Бог, и свобода, и любовь, и даже зло и преступление. По сути, Бердяев доказывает, что метафизика Достоевского плюралистична не столько в сущностном, онтологическом плане, сколько в методологическом.

Полагая человеческую личность в качестве Абсолюта, Достоевский имеет в виду не эмпирическую личность во всем ее многообразии, а личность человека в ее метафизическом измерении, как некую творческую, динамическую бездну бытия, как некую космическую загадку. Для описания этой бездны, для разгадывания этой загадки писатель вынужден использовать различные, часто противоположные и противоречащие друг другу понятия и принципы, среди которых очень трудно выделить главные и второстепенные. Бог, свобода, любовь, добро, зло, сатана - это не что иное, как ограниченные и несовершенные человеческие понятия, предназначенные для условного описания той метафизической бездны, которая скрывается за каждым эмпирическим человеком и укоренена в глубинах его личности.

Впрочем, «хаотичность» рассуждении Бердяева имеет не только «позитивную» сторону. Все-таки при философском анализе творчества писателя необходимо было попытаться привести многообразие выявленных принципов к некоторому единству, тем более что та метафизическая конструкция, которая лежит в основе главных произведений Достоевского, до некоторой степени поддается однозначной формулировке. Этого Бердяев так и не смог сделать; и именно это будет главной целью дальнейшего изложения [13, с. 96].

Подводя итог вышесказанному, хотелось бы подчеркнуть наиболее существенные моменты в данной главе. Во-первых, стоит отметить, что для Ф.М. Достоевского проблема спасения души и веры в бессмертие являлась одной из центральных проблем человеческого бытия. В своих литературных творениях он пытается разрешить проблему спасения души грешника от духовной смерти.

Во-вторых, личностное начало в метафизике Достоевского оказывается абсолютным не только в том смысле, что абсолютен человек. Можно мыслить наряду с человеком чуждую ему реальность, которой он противостоит в своем бытии. Личностное начало есть смысл бытия как такового, есть «внутренняя энергия» бытия, как бы «центрированность» бытия в каждой своей точке и динамическая активность этой точки.

Глава 2. Ф.М. Достоевский как предтеча экзистенциализма: за и против

В теоретическом аспекте философское изучение проблемы человека, включая рационализацию постижения его сущности в экзистенциализме, актуально в свете кантовского антропологического поворота в философии.

Роль творчества Достоевского в мировой культуре весьма значима, поэтому философское исследование его идей имеет положительное значение не только в современных условиях, но и для будущего, так как Достоевский предвидел многие тенденции глубоких изменений человека в ХХ и ХХI веках. В данном контексте писатель ещё в XIX веке предельно остро выразил глубокий кризис человеческого существования, предвосхитил процесс потери индивидом бытийного самопонимания, отчуждения личности от своего собственного, настоящего Я [14, с. 125].

Ж.П. Сартр в одной из публичных лекций перед французскими студентами назвал Достоевского своеобразным предшественником экзистенциализма. Русский писатель, по мнению французского мыслителя, в своем творчестве сформулировал многие исходные пункты данной философии.

Достоевский действительно оказал серьезное влияние на многих представителей как атеистического, так и религиозного экзистенциализма. Например, в философских работах А. Камю можно найти ссылки на романы Достоевского. Камю писал о том, что впервые прочитал произведение русского писателя в двадцать лет и испытал огромное потрясение. Французский философ вел метафизический диалог с Достоевским всю жизнь.

Необходимо особо отметить влияние романов Достоевского на таких представителей русского религиозного экзистенциализма, как Н.А. Бердяев и Л. Шестов. Н.А. Бердяев, например, в своей философской автобиографии «Самопознание» пишет, что является своеобразным «учеником» Достоевского, изучение творчества писателя было одним из главных направлений в его жизни. «Достоевский имел определяющее значение в моей духовной жизни, - пишет русский философ. - Еще мальчиком получил я прививку от Достоевского. Он потряс мою душу более чем кто-либо из писателей и мыслителей».

Не менее восторженно высказывался о романах русского писателя и Л.И. Шестов, отмечая, что они дают обширное поле для острой постановки вопросов в экзистенциальной философии. В двух исследованиях о Достоевском он отметил, что русский писатель один из первых в истории мысли столь отчетливо изобразил экзистенцию индивида «перед лицом смерти».

После констатации такого мощного воздействия Достоевского на представителей экзистенциальной философии, появляется соблазн назвать его предшественником данного философского направления, но это было бы не совсем корректно с научной точки зрения. Достоевский экзистенциален лишь постановкой своих вопросов, но не их разрешением.

Очевидны существенные расхождения позиции писателя и представителей атеистического экзистенциализма по вопросам о смысле бытия, существования высшего Абсолюта, пределов человеческой свободы и бессмертия. Важным отличием воззрения Достоевского от представителей атеистического экзистенциализма является и вопрос о сущности социальной коммуникации. В религиозном экзистенциализме она возможна через Бога, но Ж.П. Сартр, А. Камю и М. Хайдеггер отрицают высший Абсолют, личность становится трагически одинокой. В то же время многие представители религиозного экзистенциализма также интерпретируют творчество писателя в угоду своим философским конструкциям.

Стоит отметить, что сам экзистенциализм формировался как своеобразная философия кризиса. Не случайно его плодоносное развитие происходило в переломные моменты истории человеческой цивилизации. Ужасные катаклизмы, кровопролитные войны, презрение к человеческой жизни с такой остротой проявились в ХХ веке, что вызвали желание интеллектуальной элиты осмыслить эти процессы. В западном мире появился человек не только искалеченный войнами и революциями, но и одинокий человек. С расцветом буржуазных отношений в Европе произошло нарастание отчуждения одной личности от другой. Общество стало состоять из индивидов, как бы изолированных друг от друга, общество требовало одинокого субъекта, способного спокойно вступать в акт купли-продажи на рынке рабочей силы. И большая заслуга экзистенциальной философии заключается в том, что эта социальная «аномалия» была изучена представителями данного философского направления [17, с. 69].

Но есть не только западное «открытое общество» (в терминологии К. Поппера), но и социум иного типа. Именно в традиционном обществе, к представителям которого можно отнести Достоевского, формировалась другая антропологическая «модель», где человек есть средоточие множества межличностных связей. Проблема одиночества была менее острой. Личность была частью огромного целого, от которого было трудно отпасть. Именно в этом цивилизационном отличии «открытого» и «традиционного» социума заключается и своеобразие позиции Достоевского, поэтому мы не можем назвать писателя предшественником экзистенциальной философии.

Перейдем от абстрактного к конкретному и рассмотрим отличительные черты позиции русского писателя от философии экзистенциализма.

Одной из главных проблем экзистенциальной философии является вопрос о взаимодействии индивида и рода. Большинство представителей экзистенциальной философии отстаивают приоритетность личности над обществом. Например, для Ж.П. Сартра социум принимает абстрактную форму: личность не знает, что есть общество. Французский философ подчеркивает, что межличностное взаимодействие основывается на взаимной некоммуникабельности, не существует и человечества. Ж.П. Сартр критикует поклонение социальному, ибо оно отчуждает человека от собственного Я, лишает свободы. Религиозный экзистенциалист Н.А. Бердяев тоже ратует за эту идею. По его мнению, социум способствует закабалению человека, незаметно он теряет себя: «Человек находится в дурной рабьей зависимости от общества, и он сам создает эту зависимость, гипостазируя общество, создавая о нем мифы».

Надо сказать, что и в творчестве Достоевского присутствует эта проблематика. Казалось бы, на этом основании можно причислить русского писателя к предшественникам экзистенциальной философии, но это чрезвычайно упрощенный взгляд на философское наследие Достоевского. Романы мыслителя разноплановы: с одной стороны, он против того, чтобы общество навязывало отдельной личности стереотипы поведения, эталоны одежды, потребительский вкус, но, с другой - Достоевский предупреждает нас об опасности «выхода» из системы координат, которую устанавливает социум. метафизический герой достоевский экзистенциализм

На первый взгляд, кажется, что, попирая общественную мораль, отдельная личность способна самоутвердиться. В двух своих произведениях Достоевский исследует именно этот вопрос. Так, в «Записках из подполья» главный герой в поисках собственного истинного «Я» в конечном итоге совершает преступление, и таким образом Достоевский показывает, что человек не может пренебрегать социальным. Индивид, полностью утративший органическую связь со своими близкими, есть аномальный индивид. Вся широта кругозора такого человека сужается до анализа собственного «Я». Эгоист приписывает себе своеобразное сверхзначение и отказывает другим в каком-либо значении. Главный герой «Записок из подполья» произносит фразу, не характерную для представителя традиционного русского общества: «Свету ли провалиться, или вот мне чаю пить? Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить».

В романе «Преступление и наказание» Достоевский еще более отчетливо описывает катастрофические последствия утраты органической взаимосвязи между индивидом и родом. Раскольников, развивая свою расистскую теорию деления общества на различные «разряды», утверждает, что демиурги исторического процесса - Наполеоны, Солоны, Магометы - презирали общественную мораль, они стремились выйти из той системы координат, в которой чувствовали себя скованными. Весь социум превращался для таких великих личностей в поле своеобразного социального эксперимента, где уже не считаются ни с отдельной «слабой» личностью, ни со всем обществом в целом. И это в романе «Преступление и наказание» является элементом философии Ж.П. Сартра.

Человек свободен в своем нравственном выборе, ничто не довлеет над ним. Осознавая эту фантастическую свободу, Раскольников выбирает «кровь по совести». И в этом коренное отличие произведений Достоевского от интеллектуальных положений философии атеистических экзистенциалистов. Персона, утратившая живую связь с другими людьми, способна не только на духовное самоубийство, но и на убийство другой личности. Убивая старуху-процентщицу, Раскольников метафизически убивает и себя. В первобытном социуме, например, изгнание из рода было равносильно смертному приговору: разорвав связь со своими близкими, человек буквально совершал самоубийство. В более развитых обществах одиночество тоже может приводить индивида к самоубийству, о чем писал в своей знаменитой книге Э. Дюркгейм [18, с. 99]. Отпадая от социума, разрывая органическую связь с ним, Раскольников и подпольный человек утрачивают свой человеческий образ.

Но Достоевский, с другой стороны, выступает и не на стороне социального, которое способно не только защищать личность от насилия, но обладает возможностью деформировать индивида, полностью отчуждать его от своего «Я». В этом случае отдельную личность начинают проживать другие. При этом индивид теряет свободу совести, большинство стереотипов поведения, межличностного взаимодействия навязаны ему кем-то другим. Проблема обезличивания, отчуждения человека от своего собственного «Я» является одной из главных в современном постиндустриальном обществе. Этот тип общественной структуры «штампует» индивида, в котором все меньше остается личностного, своего и все больше чужого, внешнего.

Достоевский, как и многие представители экзистенциальной философии, критикует философские построения Г. Гегеля и К. Маркса. В глобальных системах этих мыслителей человек выступает либо одной из миллионов песчинок познания Абсолютным духом самого себя, либо, как в философии К. Маркса, личность есть лишь слепок экономических отношений, царящих в обществе. В теории К. Маркса отстаивается концепция пролетарской революции, в которой «идеальное» общество выступает как цель, а жизнь представителей привилегированных сословий как средство. И Достоевский глубоко исследует эту этическую проблему в романе «Братья Карамазовы», квинтэссенцией которого является постулат о том, что живая личность есть высшая цель, но никогда не средство достижения социального прогресса [19, с. 107].

В отличие от экзистенциалистов, для которых индивидуальное много выше социума, и, наоборот, в отличие от марксистов и гегелианцев, для которых общество важнее отдельного индивида, Достоевский выдвигает идею православной соборности, им предпринята титаническая попытка гармонизации взаимодействия человека и рода [16, с. 39]. Личность жертвует собой для общества, если того требует трагический вызов истории, но и сам социум, осознав эту жертву, дает возможность для максимального развития самой личности, заботится о ней и способствует ее подлинному расцвету.

Формулируя идеал православной соборности, писатель просто не представлял себе персону, не взаимодействующую с другими людьми. Одинокая, покинутая всеми личность, о которой после Достоевского писали экзистенциалисты, - это «модель» индивида в «Преступлении и наказании» и «Записках из подполья». В этих произведениях Достоевский отрицает эгоистический индивидуализм, в котором человек подчиняет себе все силы социума, общество в таком случае необходимо лишь для реализации его эгоистических целей. Но Достоевский отрицает своим идеалом соборности и вторую крайность, в которой социальное - все, а индивидуальное - ничто.

Критикуя идею коммунизма, Достоевский выступает против механического, принудительного братства между людьми. Соборная идея - это объединение братьев, социализм - это союз, в основу которого кладется суровое принуждение и дисциплина. В соборный идеал входит свобода личного выбора человека. Коммунизм, напротив, предлагает принудительное деспотическое содружество. В коммунистической идеологии отрицается сближение индивидов через религию, соборное же объединение личностей возможно через Христа. В идеале соборности личность имеет абсолютную ценность, в идее коммунизма индивид - статистическая единица, своеобразная экономическая категория [20, с. 74].

Важной темой экзистенциальной философии является вопрос о сущности социального отчуждения в обществе, когда один человек противостоит другому человеку. Экзистенциальные философы, наряду с К. Марксом, констатировали этот печальный итог развития западного общества. Присутствует подобная проблематика и в творчестве Достоевского. Русский писатель является автором своеобразной «объемной концепции» отчуждения, в подходе Достоевского сочетаются как внутренние причины отчуждения, обусловленные желанием личности сохранить свою индивидуальность, так и внешние, экономические, когда «отпадение» человека от человека порождено сущностью царящих в обществе социальных отношений.

Достоевского, особенно зрелого, мы, разумеется, не можем поставить в ряд революционеров, ниспровергателей социальных систем, в этом он очень отличается от позднего К. Маркса. Но Достоевского, с другой стороны, мы не можем назвать и апологетом буржуазного строя, так как писатель ясно видел его пороки, и он не мог принять учение коммунизма хотя бы потому, что оно отрицает религию. «Достоевский проповедовал духовный коммунизм, ответственность всех за всех, - пишет в своей книге «Истоки и смысл русского коммунизма» Н.А. Бердяев. - Так понимал он русскую идею соборности. Его русский Христос не мог быть приспособлен к нормам буржуазной цивилизации». Несколько позднее П.А. Кропоткин в серии своих очерков о русских писателях отметит, что такого неистового защитника всех бедных и угнетенных, как Достоевский, невозможно отыскать во всей отечественной литературе [21, с. 33].

Проблему сословного (классового) отчуждения, которую К. Маркс разрабатывал теоретически, Достоевский ощутил на практике. Во время отбывания наказания за членство в кружке М.В. Петрашевского писатель находился в тюрьме вместе с представителями непривилегированных сословий. Именно тогда Достоевский осознал всю глубину бездны, разделяющей простой народ и элиту русского общества. Дворянина Достоевского основная масса арестантов не принимала за своего из-за того, что он занимал более привилегированное положение в обществе, имел жалование, небольшое «родовое гнездо», а у основной массы тюремного люда собственности не было. Достоевский в своей автобиографической повести «Записки из мертвого дома» достаточно ярко выразил этот мотив: частная собственность не только благо для человека, но и его тяжкий крест. Она способна раскалывать общество, люди, не имеющие ее, лишенные ее по разным причинам, становятся непримиримыми врагами собственников. И в осознании этого факта Достоевский очень близко подошел к теории отчуждения, которую разрабатывал К. Маркс.

Достоевский не мог примириться и с тем, что в буржуазном обществе человек стал товаром, вещью. Он стал рассматриваться сугубо утилитарно, буржуа смотрели на личность лишь под экономическим углом: способна ли она будет приносить прибыль для какого-либо капиталиста. И К. Маркс, и Достоевский восстают против такого «одномерного» отношения к человеку, личность есть высшая цель, но не средство материального обогащения. В своем «Дневнике писателя» Достоевский пишет: «Я никогда не мог понять мысли, что лишь одна десятая доля людей должна получать высшее развитие, а остальные девять десятых должны лишь послужить к тому материалом и средством, а сами оставаться во мраке».

Герой Достоевского старец Зосима в романе «Братья Карамазовы» говорит о том, что именно собственнические интересы, личная корысть так обособляют человека от человека. Собственник становится одиноким и покинутым, а лицо, не имеющее какого-либо имущества, готово иногда даже пойти на преступление, чтобы его приобрести [6, с. 69].

И в факте осознания отчуждающей силы буржуазного общества большая заслуга Достоевского, здесь у него немало точек соприкосновения с теоретическими разработками К. Маркса. Но во многих вопросах мыслители расходятся радикально. Для Достоевского религия не есть опиум народа, она своеобразный гармонизатор межличностных отношений, а не «обезболивающее» для человеческой души. Новый идеал Вавилонской башни через воплощение коммунизма, который предложил К. Маркс человечеству, по мнению писателя, никогда не будет достигнут [22, с. 36].

Однако в творчестве Достоевского есть аспекты экзистенциальной теории отчуждения. Наиболее ценным в свете этой теории является произведение «Записки из подполья». М. Хайдеггер в своих работах отмечал тот факт, что общество способно существенно обезличивать индивида, деформировать его самость. Еще до работ немецкого философа Достоевский говорит о серьезности подобной проблемы. В своем произведении «Записки из подполья» он показывает путь растворения человека в безликой общественной среде, социум видоизменяет личность и порождает совершенно специфического индивида. Главный герой этого произведения желает выйти из системы детерминирующего влияния общества, ибо оно хочет навязать герою то, что ему абсолютно чуждо. Персонаж данного произведения не желает, чтобы его жизнь проживали другие. Ему предлагают весьма тривиальный вектор развития: он должен стремиться либо к социальному статусу, либо к максимальному увеличению своей покупательной способности, либо к славе и успеху. Но все это навязывается личности извне, она захвачена внешним процессом, в котором медленно распыляется ее индивидуальность.

Этим произведением Достоевский предвосхитил многие идеи М. Хайдеггера. Немецкий мыслитель «пережил» своеобразное увлечение Достоевским в тридцатые годы двадцатого столетия. В постиндустриальном обществе, зарождение которого наблюдал М. Хайдеггер, манипуляция человеческим сознанием приобрела угрожающие масштабы. Никогда еще индивид не был так несвободен в своем выборе жизненного пути, покупки какой-либо вещи, предпочтении между различными политическими партиями и так далее. Его уже не принуждают, используя грубое физическое насилие, как в тоталитарных государствах, а программируют извне. И Достоевский впервые в истории человеческой мысли предупреждает нас о подобной опасности. Весь пафос романа «Братья Карамазовы», и особенно его главы «Великий Инквизитор», заключается именно в этом. Свобода совести, система личностных аксиологических установок не может быть отторгнута от человека, нельзя, используя манипуляторные технологии, деформировать внутренний мир личности, преступно раскалывать ее мировоззренческое ядро. В этом смысле Достоевского можно отнести к предшественникам экзистенциальной философии [23, с. 94].

Но в чем его отличие от экзистенциалистов? Оно, прежде всего, в том, что русский писатель был защитником морали традиционного общества. Прямым следствием экзистенциальной установки на идее «порочности» общества и на тезисе о всеобщей некоммуникабельности является своеобразное раскольниковское «право на преступление» [5, с. 49].

Если общество есть абстракция, если не существует ближнего, как в философии Ж.П. Сартра, если общество способно только деформировать личность, как у М. Хайдеггера, производя на свет «шаблонного» индивида, то личности, осознающей этот процесс, нет смысла соблюдать моральные нормы данного социума. Для сверхчеловека (в терминологии Ф. Ницше) общественная мораль ничего не значит. Персона сама вольна определять «правомерность» и «нравственность» своих поступков. Такова теория Раскольникова из «Преступления и наказания», и Достоевский предупреждает нас об опасности пренебрежения моралью общества.

Индивидуальное в человеке, по мнению Достоевского, не первично по отношению к социальному, порождает тип личности именно общественность. В традиционном социуме, в котором жил и творил Достоевский, расистская теория Раскольникова в отечественной литературной критике и философии была воспринята чрезвычайно негативно. Ближний в традиционном обществе не враг и конкурент, а соратник и друг. Ближнему надо помочь, а не победить его во взаимной борьбе [3, с. 21].

Ставку на конкуренцию и подавление «слабых» европейская цивилизация сделала в период Реформации, когда требовалось идеологически обосновать жесточайшее расслоение общества, когда на одном фланге социальной структуры скапливались миллионы и миллиарды, а на другом - голод и нищета. И Раскольников берет на себя всю полноту ответственности за свою расистскую теорию. Ж.П. Сартр тоже пишет об этой абсолютной свободе выбора человека, но кого спасает такая свобода? Способны ли ответственность и осознание Раскольниковым своего ужасного преступления воскресить трех убитых им личностей?

Достоевский предупреждает нас о том, что личность, отвергшая Бога как своеобразный нравственный Абсолют, тем самым отвергает и себя, как, впрочем, и своего ближнего. В этом существенное отличие позиции Достоевского от большинства теоретических постулатов представителей атеистического экзистенциализма. Русский писатель, с одной стороны, настаивает на том, что социальное первично по отношению к индивидуальному, но, с другой - важно и то, какое это социальное. Социум, который основан на перманентной борьбе «всех против всех», на конкуренции и несправедливом распределении материальных благ, в котором личность превратилась в вещь и товар, способен производить только «искалеченного» человека, в котором его экономическая и функциональная сторона заменяет все остальные.

Э. Фромм, который очень тепло отзывался о Достоевском, ввел замечательный философский термин - патология нормальности. Если рассматривать теорию Раскольникова из рамок «открытого общества», то он абсолютно правильно поступает. Если не существует никаких идеалов в общественной системе, нет взаимопомощи и любви, а ведется непримиримая «борьба всех против всех», то нужно «победить» ближнего [24, с. 51].

Но поступок Раскольникова патологичен для представителя традиционного общества, где социум основан не на конкуренции, а на сотрудничестве между людьми. Таким образом, Достоевскому принадлежит своеобразная «объемная теория отчуждения». Писатель, созерцая Европу и Россию, уловил отчуждающую силу частной собственности, так как именно она способна делать из людей непримиримых противников, борющихся друг с другом за обладание ею. Человек в теории отчуждения К. Маркса противостоит не только другому индивиду, в котором видит своего конкурента, но и всему миру, продукту труда, который сам же создает. И К. Маркс предлагает человеческой цивилизации «сконструировать» целостного человека.

Проблема отчуждения индивида от индивида осознана и Достоевским. Он, как и К. Маркс, видел, что общество утратило былое единство, социум стал распадаться на антагонистические сословия. Главное отличие позиции К. Маркса от точки зрения Достоевского заключается в вопросе о революции. Для Достоевского никакая «великая» цель не оправдывала насилия над отдельной личностью. Идеальное общество, как позиционировал коммунизм К. Маркс, не должно было строиться на костях сотен тысяч людей. Цель не оправдывает любые средства.

Опыт советского проекта, в котором были частично реализованы теоретические построения К. Маркса, оставил двоякое впечатление. Отчуждение между людьми было частично преодолено, возник новый социум, были созданы некоторые условия для сближения индивидов, общество было основано не на конкуренции, а на взаимопомощи и сотрудничестве. Но советский проект потерпел неудачу, общество снова стало ареной «борьбы всех против всех». В этой связи как никогда актуальны идеи «снятия» отчуждения, которые предлагал Достоевский. Опираясь на православную соборность, можно снова объединить расколотую противоречиями цивилизацию, и в этом глубокое педагогическое значение творческого наследия Достоевского [4, с. 81].

Перед Россией возникла серьезная проблема: происходит разрушение ядра традиционного общества, выразителем которого был писатель. Главным негативным последствием подобной операции может быть демонтаж собственной культуры и русского цивилизационного своеобразия. При демонтаже культуры определенного общества, по мнению Э. Тоффлера, огромные массы людей испытывают тяжелейший шок. Поэтому чрезвычайно опасно разрушать традиционное русское общество, так как десятки миллионов людей могут быть дезориентированы [25, с. 123]. И тогда исторически окажутся более правы экзистенциалисты, а не Достоевский. Западное общество - это общество «извечных одиночек», о которых так проникновенно писали Ж.П. Сартр и А. Камю в своих романах.

Э. Фромм высказался еще более строго о сущности данного социума. По его мнению, это полностью рационализированное общество. Люди превратились в социальных роботов, которые идут на коммуникативные отношения друг с другом только для того, чтобы выгодно поменять свои «финансовые пакеты». В западном сообществе отчуждение достигло своего пика, оно распалось на миллиарды независимых друг от друга частиц. Хотим ли мы построить в России нечто подобное? Или нам необходимо внимательно изучать Достоевского, который так актуален сегодня?

В современной цивилизации личность переживает всевозможные жизненные ситуации, в которых медленно стирается идея конечности человеческого существования. Смерть как бы утрачивает свою реальность, западный человек убежден, что будет жить вечно. Достоевский и представители экзистенциальной философии своими произведениями напоминают читателю о неминуемом итоге его существования. Человек должен всегда помнить о смерти.

Однако и здесь позиции экзистенциалистов и Достоевского не сходятся полностью. Попадая в «пограничную ситуацию», находясь между существованием и смертью, персонажи Достоевского и, например, Ж.П. Сартра ведут себя по-разному. Страх не существования возвращает их к осознанию конечности собственного бытия, но степень этой фобии у них разная. Персонажи Достоевского более спокойны, смотрят прямо в глаза смерти. Герои романов Ж.П. Сартра, напротив, не находят себе места, ужас Ничто (в терминологии М. Хайдеггера) их полностью парализует.

К. Маркс в своих книгах называл религию опиумом народа, но необходимо отметить, что она имеет очень сильное психотерапевтическое и смыслообразующее значение. Для Достоевского, в отличие от представителей атеистического экзистенциализма, личность неуничтожима, душа человека вечна, в религии осуществляется победа над смертью и страхом, порожденным ею. Смерть возможна во времени, вне времени ее не существует [27, с. 58].

Важной темой экзистенциальной философии является вопрос о смысле человеческого существования. Вслед за Ф. Ницше экзистенциалисты как религиозного, так и атеистического направления констатировали богооставленность человеческой цивилизации. Мир неожиданно стал «плоским», лишенным «вечных» Абсолютов. И вместе с медленным процессом богоубийства, который осуществлялся с начала Нового времени, мыслители, обладающие определенной долей чуткости, стали ощущать абсурдность человеческого существования. Из жизни среднестатистического человека исчезли сущностные вопросы, был утрачен потусторонний метафизический вектор. И Достоевским, а вслед за ним и многими экзистенциалистами, глубоко осознан этот процесс, происходящий в социуме.

Главное отличие взглядов писателя от идей представителей атеистического крыла экзистенциализма в том, что для Достоевского вопрос о существовании Бога напрямую связан с вопросом о смысле жизни человека. Если Бога нет, то нет и никакого смысла бытия, жизнь превращается в театр абсурда и в торжество бессмысленности. А. Камю, а вслед за ним и Ж.П. Сартр, предпринимают титаническую попытку обрести смысл экзистенции на земле, вне вечности. Но оба приходят к неутешительным результатам, А. Камю, например, утверждает, что смысл существования человека невозможно найти, его просто нет, существование личности абсурдно. Ж.П. Сартр выдвигает идею «жизненного проекта», но и эта теория не выдерживает критики: если жизнь человека заканчивается смертью, Бога нет, то какой тогда смысл ставить перед собой какие-либо цели?

Экзистенциальная философия говорит, что у человека должно быть мужество для того, чтобы существовать в абсурдном мире. Задумываться о смысле жизни - привилегия сознания человека, даже самые высокоразвитые приматы не способны на это, отличие личности от зверя заключается именно в том, чтобы не просто экзистировать, а в том, чтобы существовать для чего-либо, существовать осмысленно. Жизнь человека должна быть освещена высшим метафизическим смыслом, преодолевающим личную замкнутость. В этом пафос романа Достоевского «Братья Карамазовы», и особенно его главы «Великий Инквизитор». В своем «Дневнике писателя» Достоевский пишет: «А выходит именно напротив, ибо только с верой в свое бессмертие человек постигает свою разумную цель на земле. Без убеждения же в своем бессмертии связи человека с землей порываются, становятся тоньше, а потеря высшего смысла жизни (ощущается хотя бы лишь в виде самой бессознательной тоски), несомненно, ведет за собой самоубийство» [26, с. 90].

Важным аспектом экзистенциализма является вопрос о свободе. Достоевский в данном случае серьезно повлиял на представителей, как атеистического экзистенциализма, так и религиозного. Можно назвать двух крупнейших представителей этих философских направлений, которые называют Достоевского своеобразным «учителем» - Ж.П. Сартра и Н.А. Бердяева. К системе идей Достоевского и интерпретации им проблемы свободы несколько ближе Н.А. Бердяев, чем Ж.П. Сартр. Для русского писателя вопрос о свободе напрямую связан с религиозной концепцией существования Бога. Может ли человек ощутить «абсолютную» свободу или над его головой есть нечто высшее, что сковывает человеческую свободу воли [2, с. 55]? Он утверждает, что только в православии достижима подлинная свобода творчества, самостоятельного развития и выбора человека. Вне этической системы координат, которую формирует христианство, созидательная свобода человека перерождается в свободу разрушительную и хаотическую.