Становление личности в произведениях казахской и русской детских литератур

Размещено на http://www.allbest.ru/

Становление личности в произведениях казахской и русской детских литератур

Оглавление

Введение

Глава 1. История изучения проблемы личности и процесса отображения становления личности в литературе

Глава 2. Изображение процесса становления личности в русской детской литературе второй половины XX века

2.1 Особый мир ребёнка как начало взрослой жизни в повестях «Почём в Ракитном радости» и «Друг мой Момич» К.Д.Воробьёва

2.2 Воспитание высокой души как главный этап в становлении личности в повестях В.Ф.Тендрякова «Весенние перевёртыши» и «Ночь после выпуска»

Глава 3. Становление личности в казахской детской литературе

3.1 Процесс формирования личности в произведениях Б.Сокпакбаева «Меня зовут Кожа» и «Путешествие в детство»

3.2 Влияние экологической катастрофы на становление личности героя рассказа Р.Сейсенбаева «День, когда рухнул мир»

3.3 Формирование личности дошкольника в «Сказках для маленького Ельжана» А. Баянды

Заключение

Использованная литература

Введение

Актуальность работы определяется постоянным интересом к содержанию и процессам становления человеческой личности.

Проблемой исследования стало разрешение противоречия между высокой значимостью произведений, изображающих процесс становления личности, и недостаточным освещением этой темы в современной критике.

Основной целью данной работы является сопоставление произведений казахской и русской детских литератур последних десятилетий с точки зрения отображения в них процесса становления личности.

Объектом исследования являются произведения, в которых мотив нравственного взросления личности, вследствие освоения «уроков» детства, является определяющим: «Сказки для маленького Ельжана» А.Баянды, повести К.Д.Воробьёва «Почём в Ракитном радости» и «Друг мой Момич», рассказ Р.Сейсенбаева «День, когда рухнул мир», повести Б.Сокпакбаева «Меня зовут Кожа», «Путешествие в детство» и В.Ф.Тендрякова «Весенние перевёртыши», «Ночь после выпуска».

Предметом исследования является отображение писателями процесса становления личности героя. личность литература повесть

Ход исследования определяется следующей гипотезой: если писатели и русской, и казахской литературы, уже взрослые люди, постоянно обращаются к воспоминаниям о детстве, значит, именно в детские годы формируются нравственные ценности, которые становятся опорой во взрослой жизни.

В соответствии с целью и гипотезой поставлены следующие задачи:

· рассмотреть детство как источник духовно-нравственного становления литературных героев;

· исследовать приёмы психологизма как основного способа изображения формирующегося характера;

· выявить общее и особенное в отображении процесса становления личности в казахской и русской детских литературах.

В ходе работы над темой использовались методы сравнительного анализа и обобщения, а также элементы сопоставительного и типологического анализа.

Научная новизна ее обусловлена тем, что процесс становления личности в казахской детской литературе остается на периферии поля зрения исследователей, также исследователи этой темы не проводили сопоставление отображения этого процесса в казахской и русской детской литературе.

На основе проведённого исследования были сделаны следующие выводы.

I. В исследуемых произведениях детство является не только поэтическим образом прошлого, но и источником духовно-нравственного становления характера героев.

II. Становление детской литературы как явления эстетического протекало в русле общелитературного развития. По мере развития детской литературы возрастает психологизм в изображении героев. Исследование своеобразия психологизма показало, что писатели используют прямую форму психологического изображения и в основном одни и те же его [психологизма] приёмы:

1) повествование ведётся от первого лица, кроме повестей В.Тендрякова; авторское «Я» выступает в тексте как действующее лицо и вместе с тем как ракурс видения мира;

2) самоанализ и психологический анализ;

3) внутренний монолог.

III. Сопоставление произведений казахской и русской детской литератур последних десятилетий позволяет выявить общее и особенное с точки зрения отображения в них процесса становления личности. Общими являются следующие принципы:

1. Основной и созидающей силой в формировании личности героя является семья, именно в семье закладывается основание души.

2. Путь становления личности изображается через поступки и проступки героев, через радость и боль людей, с которыми сводит судьба; важную роль при этом играет изображение душевной борьбы, то есть внутреннего конфликта.

3. Способность любить для авторов произведений - один из высших критериев оценки личности;

IV. Отличительными чертами исследуемых произведений казахской литературы являются афористичность языка (в афоризмах заключен нравственно-воспитательный потенциал); вмешательство взрослого героя в повествование (взрослый герой, комментирует, анализирует, сравнивает, при этом тщательно выписывает бытовые подробности, рассказывающие о пути человека к истине); изображение влияния экологической катастрофы на становление личности героя.

Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования содержащихся здесь наблюдений и выводов при изучении литературного процесса XX века на уроках литературы, библиотечных уроках и классных часах в средней, основной и малокомплектной школе.

В XXI веке наиболее остро стоят вопросы о сохранении и преумножении гуманистического, морального, этического потенциала многонационального народа Казахстана. В связи с этим первостепенный смысл приобретают произведения, способные влиять на умы и сердца подрастающего поколения. Главная задача таких произведений - создание основы нравственных ценностей будущего взрослого человека.

Актуальность работы определяется постоянным интересом к содержанию и процессам становления человеческой личности. Интерес этот особенно усиливается и обостряется в последнее десятилетие, в условиях решительного пересмотра всей системы ценностных ориентаций. Опыт детских писателей последних десятилетий, унаследовавших великие традиции классической литературы с характерными для нее представлениями о том, чем определяется ценность человека и в то же время воплотивших в своем творчестве философско-эстетические и этические концепции своего времени, оказывается особенно ценным именно сегодня. Освоение этого опыта приближает к осознанию необходимости хранить верность глубоко гуманистическому представлению о личности, не закрывая при этом перед человеком возможности развиваться.

Проблемой исследования стало разрешение противоречия между высокой значимостью произведений, изображающих процесс становления личности, и недостаточным освещением этой темы в современной критике.

Основной целью данной работы является сопоставление произведений казахской и русской детских литератур последних десятилетий с точки зрения отображения в них процесса становления личности.

Объектом исследования являются произведения, в которых мотив нравственного взросления личности, вследствие освоения «уроков» детства, является определяющим: «Сказки для маленького Ельжана» А.Баянды, повести К.Д.Воробьёва «Почём в Ракитном радости» и «Друг мой Момич», рассказ Р.Сейсенбаева «День, когда рухнул мир», повести Б.Сокпакбаева «Меня зовут Кожа», «Путешествие в детство» и В.Ф.Тендрякова «Весенние перевёртыши», «Ночь после выпуска».

Предметом исследования является отображение писателями процесса становления личности героя.

Ход исследования определяется следующей гипотезой: если писатели и русской, и казахской литературы, уже взрослые люди, постоянно обращаются к воспоминаниям о детстве, значит, именно в детские годы формируются нравственные ценности, которые становятся опорой во взрослой жизни.

В соответствии с целью и гипотезой поставлены следующие задачи:

· рассмотреть детство как источник духовно-нравственного становления литературных героев и личности человека;

· исследовать приёмы психологизма как основного способа изображения формирующегося характера в произведениях;

· выявить общее и особенное в отображении процесса становления личности в казахской и русской детских литературах.

В ходе работы над темой использовались методы сравнительного анализа и обобщения, а также элементы сопоставительного и типологического анализа.

Научная новизна ее обусловлена тем, что процесс становления личности в казахской детской литературе остается на периферии поля зрения исследователей, также исследователи этой темы не проводили сопоставление отображения этого процесса в казахской и русской детских литературах.

Научно-практическая значимость работы заключается в возможности использования содержащихся здесь наблюдений и выводов при изучении литературного процесса XX века на уроках литературы, библиотечных уроках и классных часах в средней, основной и малокомплектной школе.

Глава 1. История изучения проблемы личности и процесса отображения становления личности в литературе

Мир детства является неотъемлемой частью образа жизни и культурного развития любого отдельно взятого народа и человечества в целом. Но интерес к нему и попытки его исторического осмысления возникают на определённом этапе индивидуального и социального развития. Изучение отображения процесса формирования личности в рамках истории детской литературы даёт очень ценную информацию. Однако чтобы верно осмыслить многообразие фактического материала, необходим междисциплинарный синтез возрастной психологии, социологии воспитания, педагогики и собственно литературоведения.

Прежде всего, нуждается в конкретизации сам термин «личность». Личность как предмет научного исследования неисчерпаема. «Личность - человеческий индивид, субъект отношений и сознательной деятельности»[1].

Личность в психологии - системное качество, приобретаемое индивидом в предметной деятельности в общении, характеризующее его со стороны вовлеченности в общественные отношения.

В философской энциклопедии «личность - это человеческий индивид как продукт общественного развития, субъект труда, общения и познания, детерминированный конкретноисторическими условиями жизни общества» [2].

В педагогической энциклопедии «личность - человек как общественный индивидуум, субъект познания и активного преобразования мира, разумное существо, обладающее речью и способностью к трудовой деятельности» [1].

В литературоведении проблема человека до настоящего времени решалась с помощью понятий «образ», «характер», «герой», «человек». В настоящее время все настоятельнее вводится термин «художественная концепция личности», который позволяет анализировать литературного героя в глубокой связи со всеми уровнями художественного текста, четко определить особенности мировоззренческой позиции писателя, ее эволюцию.

Существует устойчивое мнение, что личностью человек не рождается, а становится. С этим согласно большинство психологов и социологов. Однако их точки зрения на то, каким законам подчиняется развитие личности, значительно расходятся. Эти расхождения касаются понимания движущих сил развития, в частности значения общества и различных социальных групп для развития личности, закономерностей и этапов развития, наличия, специфики и роли в этом процессе кризисов развития личности, возможностей ускорения развития и других вопросов.

Проблема становления личности - одна из центральных в творчестве многих писателей. Авторские представления о мире и человеке находят выражение, прежде всего, в воссоздании процесса развития внутреннего мира персонажей, поиска ими своего места в окружающей их действительности. Существенно при этом, каковы ценностные ориентиры, обусловливающие указанный процесс, определяющие формирование человеческой личности. Ее концепция так сформулирована Н.Бердяевым: «Человек -- малая вселенная, микрокосм - вот основная истина познания человека и основная истина, предполагаемая самой возможностью познания. Вселенная может входить в человека, им ассимилироваться и постигаться потому только, что в человеке есть весь состав вселенной, все ее силы и качества, что человек - не дробная часть вселенной, а цельная малая вселенная» [3]. Концепция личности, таким образом, предстает как философско-эстетическая категория; обращение к ней выводит к выявлению единства взглядов писателя на человека и жизнь в целом, достигаемого в сознательном акте художественного творчества. Она (концепция личности) реализуется как в высказываниях художника о действительности, в оценке ее и принадлежащего ей человека, так и в создании образа мира, в котором этот человек живет.

Внимание большинства писателей, исследующих процесс становления личности «дитяти», привлекает период от 5 до 12-13 лет, поскольку в данном возрасте ребёнок уже относительно независим от родителей, способен к самостоятельным действиям и поступкам, у него развиты мотивационная сфера, память, внимание. Однако можно ли говорить о концепции личности ребёнка и её отражении в детской литературе? Ведь личность, по определению психологов и социологов, должна обладать таким «уровнем психического развития, который делает её способной управлять своим поведением и деятельностью, воспринимать себя как единое целое, отличное от окружающей действительности и других людей. Такая форма самопознания выражается в появлении у человека переживания своего «Я», …в наличии иерархического строения мотивационной сферы, когда человек способен действовать, не только следуя непосредственному побуждению, но и в соответствии с сознательно поставленными целями и принятыми намерениями» [4].

Можно ли утверждать, что вышеприведённые параметры присущи ребёнку? Конечно, указанного уровня развития личность достигает лишь во взрослом состоянии, но все её стороны начинают формироваться очень рано, представляя на каждом возрастном этапе особое качественное новообразование. Эволюцию становления личности как целостной структуры и призвана воспроизвести детская литература, прошедшая сложный путь от назидательно-дидактических изданий и азбуковников до произведений, всесторонне представляющих мир детства. Под термином «детская литература» традиционно понимают совокупность книг, созданных специально для юных читателей, и произведений устно-поэтического народного творчества и литературы для взрослых, прочно вошедших в круг детского чтения [5]. Возможно и более узкое толкование данного понятия: «детская литература - это то, что создано мастерами слова специально для детей» [6]. Иную версию предлагает Т.Д. Полозова, которая «детской литературой» называет собственно детское творчество, а «литературой для детей» - круг произведений, адресованных подрастающему поколению [7]. О необходимости разграничения литературы о детях и литературы для детей пишет в своём диссертационном исследовании Д.А. Емец, отмечая, что «мы сталкиваемся с двумя совершенно непохожими по своей природе литературными явлениями, к каждому из которых нужно подходить со своими оценочными критериями. …Разная адресность - ребёнку или взрослому - требует и качественно отличных форм выражения, проявляющихся на языковом, сюжетно-композиционном и жанровом уровнях восприятия» [8]. Признавая возможным существование различных дефиниций, под выражением «детская литература» мы будем подразумевать произведения, написанные для детей, а то, что написано для взрослых, но читается детьми, включено в школьную программу, будем определять как «круг детского чтения». Следует согласиться с И.Г.Минераловой, считающей, что «детская литература - это мир художественных произведений о том, что такое и кто такой ребёнок, что такое его микрокосм, т.е. всё, окружающее его» [9].

Тема семьи и детства в мировой литературе насчитывает не одно тысячелетие. Однако тогда вопрос не рассматривался в традиционном для современного времени ключе: семья - ребенок. Особенности выбора тематики произведения, имеющего право на существование в древнее время, были таковы, что объектом литературного изображения не могли стать обычные люди и не героические, каждодневные события; таким образом, быту, деторождению, материнству, да и самой женщине, не имеющей знатного происхождения, в литературе места не было.

Мир классической греческой литературы содержит целую галерею неоспоримо значимых образов зрелых людей, а детство будто исключено из ее кругозора. «Ребенок мал, ребенок слаб, ребенок боязлив и трогателен; он не «героичен» и не «трагичен». Его место в бытии - не деятельное, а страдательное. Только с распадом классического образа человека наступает время для того влечения к сентиментальному и забавному, колоритному и незначительному, которое характерно для эллинизма» [10].

Литераторы XIX века, отойдя от классицизма и высоких жанров XVIII века, в которых не было места обычному человеку, а детей изображали как «маленьких взрослых», в своем творчестве активно занимались проблемой семьи, уделив немало места детям и детству. Начала создаваться литература для детей, которая была специфически иной, а не просто облегченной, «адаптированной», как в XVIII веке. В XIX веке практически каждый писатель в своем творчестве изложил мысли по поводу семьи, брака, а многие и детства. Русские писатели XIX века, раскрывая тайны детской психологии, описывали духовные искания юного героя гораздо более напряженно, чем это было до них. М.Уюкбаева, кандидат филологических наук, доцент, отмечает: «Письменная русская литература существует более тысячи лет, а русская детская литература в два раза моложе, она начинается с «Данатуса» Дмитрия Герасимова, опубликованного в 1491 году. Казахская детская литература значительно моложе, имеет свои отличительные особенности, связанные с социальными, а также с историко-политическими причинами» [11]. Рождение самостоятельной литературы для детей - не одномоментное явление, это длительный и сложный процесс, тесно связанный с общим литературным процессом, с духовной жизнью общества, отражающий ведущие педагогические, философские воззрения своего времени. Несомненно, что казахская литература испытывала на себе влияние русской литературы. Глубинные традиции ее следует искать, прежде всего, в труде тех больших русских писателей, для которых детская тема была темой трепетной и сердечной, темой серьезной и непременной, чье творчество в какой-то важной его части прочно вошло в детское чтение в силу своей конкретности, простоты и задушевности.

Становление детской литературы как явления эстетического протекало в русле общелитературного развития. В начальной стадии детская литература учитывала социальное неравенство, но представляла его абстрактно: богатый ребенок - бедный ребенок. Благотворительность была единственной сферой деятельности богатого ребенка: он был хорош потому, что не делал того-то и того-то, будучи послушным, а если что-то и делал, так только добро. Сфера проявления добродетельности для бедного ребенка была шире. Бедное дитя часто бывало благороднее и смекалистее богатого ребенка. То же явление мы наблюдаем и в казахской детской литературе. В рассказе Ы.Алтынсарина, основоположника казахской детской литературы, «Сын бая и сын бедняка» повествуется о том, как два мальчика-ровесника, случайно оставшиеся на месте старого кочевья, разыскивали откочевавший аул. Рассказывая об их приключениях, Алтынсарин изображает характеры этих мальчиков, обусловленные их социальным положением, образом жизни, воспитанием, навыками и привычками. Асан, сын бая, узнав, что они заблудились, сразу же растерялся, его охватило отчаяние. Он беспомощен, у него нет самостоятельности, находчивости.

Иное дело - сын бедняка Усен. Он сразу сообразил, как поступить в этом случае. Он принимается искать на старом месте вещи, которые могут пригодиться в пути, и находит старый нож, иголку со сломанным ушком, горсть конских волос. По следам определяет направление, куда откочевал аул. В пути Усен умело применяет все найденные вещи: из конских волос плетет силок и ловит утку, сделав из иглы крючок, мастерит удочку и ловит рыбу, камнем высекает огонь. Так природная смекалка, ум и находчивость Усена, жизненные навыки, полученные от отца-бедняка, дают детям возможность живыми и невредимыми вернуться в свой аул.

Смысл рассказа - в противопоставлении двух характеров, двух социальных типов. Усен - сын бедняка, он трудолюбив, приспособлен к жизни и этим определяется его значимость.

В процессе развития детской литературы традиционная для нее пара «добродетельный - порочный» перестает быть обязательной и заменяется иной антитезой: «чувствительный - холодный». Это новое понимание ребенка, уходящее корнями в сентиментализм, окрепло в эпоху романтизма и составило основу романтической концепции детства. Начала разрабатывать эту концепцию детская литература, но уже в 40-50 годы XIX века ее осваивает и взрослая литература. Детство представляется как пора невинности и чистоты. Дети несравненно нравственнее взрослых. Они не лгут (пока их не доведут до этого страхом), они сближаются со сверстниками, не спрашивая, богат ли он, ровен ли им по происхождению. Да, мы должны учиться у детей, чтобы достигнуть видения истинного добра и правды. По мере «взросления» детской литературы возрастает психологизм в изображении героев, быстро сменяющиеся сюжетные события постепенно уступают место размышлениям и описаниям. Во многом опередив психолого-педагогические дисциплины, детская литература XIX столетия внесла неоценимый вклад в изображение процесса формирования внутреннего «Я» маленького героя. Поэтому внимание писателей привлекает та незримая психологическая работа, которая происходит втайне от посторонних глаз и подчас не замечается или неверно истолковывается взрослыми участниками сюжетного действия, но которая открыта наблюдательному оку автора. Подобные изыскания не случайно появляются, прежде всего, в автобиографических произведениях, где исследование индивидуального опыта самого писателя соотносится с дублированием основных составляющих этого опыта в жизни других детей. Опираясь на исследования Л.Я.Гинзбург, А.Б.Есина, Т.С.Карловой, В.В.Компанейца, И.В.Страхова, А.П.Скафтымова, можно проследить эволюцию психологизма, у истоков которого стояли такие детские писатели, как А.Погорельский, А.О.Ишимова, А.П.Зонтаг. Однако подлинное открытие внутреннего мира ребёнка со всем богатством его психологических нюансов связано с именами Л.Н.Толстого и С.Т.Аксакова.

В XX веке русская детская литература продолжила развивать традиции, заложенные писателями XIX века. Уже ни у кого не вызывало сомнения, что маленький человек обладает собственным сокровенным миром, передать который можно, лишь заглянув в тайники психической жизни ребёнка. Анализ произведений, героем которых является ребёнок, предполагает пристальное внимание к характеру «дитяти», поскольку и его мотивационная сфера, и поступки обусловлены совершенно иными причинами, нежели аналогичные действия взрослых. Однако до сегодняшнего дня определение «психологизма» как литературоведческой категории вызывает множество споров. «В широком смысле под психологизмом подразумевается всеобщее свойство искусства, заключающееся в воспроизведении человеческой жизни, в изображении человеческих характеров. …А между тем за термином психологизм в литературоведении прочно закрепилось другое, более узкое значение, согласно которому психологизм является свойством, характерным не для всего искусства и не для всей литературы, а лишь для определённой её части» [12]. Следует согласиться с А.Б. Есиным, утверждавшим, что «о психологизме можно говорить лишь в том случае, когда психологическое изображение становится основным способом, с помощью которого познаётся изображённый характер; когда оно несёт значительную содержательную нагрузку, в огромной мере раскрывая особенности тематики, проблематики и пафоса произведения; когда оно достаточно велико по объёму. Как результат - психологическое изображение становится весьма изощрённым, тонким и глубоким, не ограничивается общим, схематическим рисунком внутреннего состояния. Тогда и возникает в литературе собственно психологизм» [12]. А.Б.Есин так определяет этот термин: «Психологизм - это освоение и изображение средствами художественной литературы внутреннего мира героя: его мыслей, переживаний, желаний, эмоциональных состояний и т.п., причем изображение, отличающееся подробностью и глубиной» [13]. Смешение широкого и узкого толкований понятия «психологизм» достаточно часто встречается в литературоведении, что нередко приводит к терминологической путанице. По мнению В.В. Компанейца, следует дифференцировать понятия «психологизм» и «психологический анализ», ибо «психологизм» шире понятия «психологический анализ», он включает в себя отражение психологии автора в произведении. Психологизм как результат отражения авторской психологии - родовой признак искусства слова, свойство художественной литературы, имманентно вытекающее из его природы, ибо автор не может не отразиться в своём произведении… Писатель не властен решать вопрос, быть психологизму в произведении или отсутствовать. …Подобного нельзя сказать о психологическом анализе, располагающем совокупностью своих средств, обязательно предполагающем объект, на который он должен быть направлен» [14].

Таким образом, возникновение психологизма исследователи связывают с возросшим к середине XIX века интересом к личности человека, с признанием суверенности и самодостаточности художественного описания частной жизни как таковой, в том числе и такого её этапа, как детство. А.Б.Есин выделяет три основные формы психологического изображения, к которым сводятся, в конечном счете, все конкретные приемы воспроизведения внутреннего мира: суммарно-обозначающая форма; косвенная форма и прямая форма. Ведущую роль в системе психологизма играет прямая форма - непосредственное воссоздание процессов внутренней жизни человека. В монографии «Принципы и приёмы анализа литературного произведения» А.Б.Есин выделяет следующие основные приёмы психологизма:

1) повествование о внутренней жизни человека может вестись как от первого, так и от третьего лица, причем первая форма исторически более ранняя;

2) психологический анализ и самоанализ;

3) внутренний монолог;

4) диалектика души;

5) прием умолчания;

6) специфические средства изображения внутреннего мира, такие, как сны и видения, создание персонажей-двойников и др., кроме того, как прием психологизма применяются также внешние детали.

Детская литература - несомненная часть общей литературы, но все же она представляет собой некий феномен. Недаром В. Г. Белинский утверждал, что детским писателем нельзя сделаться - им надо родиться: «Это своего рода призвание. Тут требуется не только талант, но и своего рода гений...» [15]. Детская книга должна отвечать всем требованиям, которые предъявляются к книге для взрослых, и, кроме того, учитывать детский взгляд на мир как дополнительное художественное требование. М.Уюкбаева в статье о проблемах казахской детской литературы справедливо отмечает: «Детство - это очень краткосрочная пора. И то, что человек получит в детстве, определяет его дальнейшее будущее, его судьбу…Казахстан должен быть страной счастливых людей и радостных веселых детей. Ведь в национальной казахской традиции всегда был культ детей. Казахи всегда жили ради детей, отдавали все лучшее детям» [16]. И далее говорит о том, что писать для детей труднее, чем для взрослых. Поэтому детских писателей всегда меньше и требования к ним всегда выше: детские произведения должны быть высокохудожественными. В трехтомной «Истории казахской советской литературы», вышедшей в 1971 году, отмечалось, что «в последнее десятилетие появилось около тридцати повестей, рассказывающих о жизни детей… Из массы посредственной литературы для детей выделяются книги С.Бегалина, А.Сарсенбаева, Б.Сокпакбаева, Н.Габдуллина, С.Сарсенбаева, А.Байтанаева, С.Байжанова и М.Дуйсенова» [17]. С 1971 года казахская литература обогатилась многими высокохудожественными произведениями.

Выбранные для исследования произведения ведут к познанию и преобразованию себя через сопереживание душевной жизни героев. Разумеется, собственно процесс становления личности может быть воссоздан в рамках больших эпических форм. Нами для анализа выбраны повести и рассказы. Но в этих произведениях значимость повествования обусловливается, прежде всего, значительностью стоящей в его центре личности, богатством индивидуального внутреннего мира героя: его способом мышления и взгляда на явления действительности, интенсивностью личностного переживания событий. Опорой при этом служит собственный внутренний мир автора, его духовный опыт. Попытка понять себя во времени открывает путь к постижению противоречий реальности: собственный жизненный опыт, претворяясь в художественный опыт, наделяет его особой достоверностью и влиятельностью, порождаемой убежденностью читателя в том, что за рассказываемым - подлинная жизнь автора [Приложение 1 ].

Следует отметить, что исследуемые произведения, кроме повестей В.Тендрякова, - автобиографические повествования. Генетически восходя к исповеди, автобиографическое повествование обладает собственной жанровой специфичностью: между автором и центральным героем (даже если повествование ведется от первого лица) возникают сложные отношения - повествователь является одновременно автором и рассказчиком-персонажем, свидетелем, комментатором и т.д. Авторское «Я» выступает в тексте как действующее лицо и вместе с тем как ракурс видения мира [Приложение 2].

К тому же между автором и автобиографическим героем существует вполне определенная временная дистанция, все более ощутимая по мере его (героя) роста, происходящего в условиях расширения рамок мира, в котором он существует и самоопределяется. Важно и другое: в автобиографическом повествовании - и в этом его специфичность - столь свойственное прозе, обладающей другими жанровыми параметрами, критическое отношение к миру сменяется стремлением найти путь к единению с ним, обретает не социальные функции, а духовную роль в людском сообществе. Важнейшей при этом является тема становления личности.

Глава 2. Изображение процесса становления личности в русской детской литературе второй половины XX века

2.1 Особый мир ребёнка как начало взрослой жизни в повестях «Почём в Ракитном радости» и «Друг мой Момич» К.Д.Воробьёва

Без С.Т.Аксакова, Л.Н.Толстого в русской литературе не было бы целого ряда писателей, поставивших в центр своего творчества тему детей и детства. Среди них - К. Воробьёв, В.Тендряков, которые сумели привнести в её освещение иной взгляд, иной угол художественного зрения. Современная критика ассоциирует имя К.Воробьёва прежде с литературой о войне. С этим трудно согласиться, так как К. Воробьёв принадлежит к числу таких писателей, чьи произведения основаны на беспощадной и бескомпромиссной памяти, проверенной не только собственной жизнью, собственными страданиями, но и временем. «Тут каждое слово - правда - и вся правда»,- считает И. Золотусский [18]. Глубина и направленность этой памяти значительно расширяют проблематику его произведений, рамки конфликтов, мотивов, систему художественных образов. Следуя традициям великого Л.Толстого, К. Воробьёв считает, что война действительно является продолжением мира и на неё люди шли с взглядами, убеждениями и опытом мирного времени. Генезис такого опыта главным образом восходит к предвоенному детству. Обращаясь к теме детей и детства, К.Д.Воробьёв продолжает традицию русской классической литературы, имеющей богатейший опыт философско-художественного осмысления особого мира ребёнка, являющегося началом всякой «взрослой» жизни. Отсюда устойчивый, вполне оправданный и прослеживаемый в художественной концепции интерес писателя к истокам характера, высокому человеческому началу.

На фоне глубоких и всесторонних исследований темы детей и детства в русской литературе тема становления личности в творчестве К.Воробьёва не только не изучена, но и не обозначена как самодостаточная, хотя почти все известные литературоведы, изучающие его творчество, так или иначе ассоциируют детство с прошлым и видят в нём тот фундамент, на котором строится будущее здание «взрослой» жизни.

Л. Лавлинский в статье «Биография подвига» выделяет в творчестве

К. Воробьёва «совершенно отдельный, своеобразный цикл воробьёвских рассказов о детях», отличающийся тонким лиризмом. Во всех произведениях, рассказывающих о детстве героя, он отмечает ту пору, которая «заронила в душу что-то необходимое и прочное, что прорастёт потом в зрелом человеке, не даст ему сломиться, потерять себя в бурях грозного века» [19].

Об истоках же формирования личности пишет и В. Енишерлов, утверждающий, что детство воробьёвских героев приходится на трудные и голодные годы в курской деревне, которая переживала сложное время ломки старого и строительства нового быта. «Судьбы этих детей были если не типичными, то вовсе не исключительными для своего времени. И как важно, что писатель, рисуя их характеры, показывает, что те семена добра и человечности, которые успели запасть в мальчишеские души, не исчезли...» [20].

В послесловии к книге К. Воробьёва «Вот пришёл великан» Ю. Томашевский подчёркивает важную роль детства в обретении героями воробьёвских произведений духовного равновесия. Они возвращаются в детство, чтобы «разобраться в себе тогдашнем и в себе сегодняшнем, отыскать точки совмещения двух себя» [21], всё поставить на свои места.

Ту же мысль мы находим и у В. Камянова («Доверие к сложности»). Объявляя войну «духовной родиной» героев, он под духовной оглядкой понимает оглядку их на детство. А герой-повествователь из рассказа «Первое письмо» говорит: «Я долго и трудно искал редкие слова, чтобы ответить Трофимычу (мальчику) на его первое в жизни письмо» [22]. Критик Н. Кузин считает, что «у этих слов есть и свой чёткий определённый исток: страна детства, родная курская земля, где это детство прошло...» [23].

Повесть «Почем в Ракитном радости» (1964) некоторые исследователи считают повествованием Воробьева о собственной жизни. Казалось бы, фабульная основа повести проста: писатель Константин Останков едет в родное село, которое он покинул двадцать пять лет назад, оказавшись невольным виновником трагической судьбы своего дяди Мирона Останкова: «В Ракитное еду как на суд» [21]. Герой изображен в один из решающих, этапных моментов его жизни - наступило время итогов. Напряженно думая о жизни, он понял, что «ничто не исчезает из мира» [21]. Проблема памяти трактуется К. Д. Воробьевым как способность и стремление героя к осознанному восприятию жизни. «Возвращение в детство» снимает непереносимость душевной боли, накопившиеся стрессы, смягчает потрясения. Возвращение к родным истокам обогащает Останкова как личность и как писателя. После встречи с девочками на Кобыльем логу Останков, вернувшись на время к радостным забавам детства, глядя в раскрасневшиеся лукавые рожицы и блестевшие глаза девочек, хочет писать «повесть, но не ту, дракой начатую, а другую. Совсем другую...» [21]. Герой преодолел духовный и творческий кризис; он сохранил в качестве главных нравственных ориентиров своей жизни такие понятия, как совесть, долг, честь. Легко и свободно на душе у героя: « Я сидел и как начало радостного стиха мысленно твердил: «Жизнь благо, и бремя её легко… Мне хотелось рассыпать тут на черной пахучей дороге скорлупу,- ничего не будет радостнее этой находки для завтрашнего пешехода, ничего! Увидит и обязательно подумает, что это дети насорили. И куда это они шли? В гости, что ли? Или из гостей?..» [21].

Психологическое изображение занимает в исследуемом произведении существенный объем, обретает относительную самостоятельность и становится чрезвычайно важным для уяснения содержания произведения, то есть возникает особое художественное качество, называемое психологизмом. Одним из основных приёмов психологизма является повествование от первого лица, которое создаёт большую иллюзию правдоподобия психологической картины, поскольку о себе человек рассказывает сам. Всё внимание автора сосредоточено на внутреннем монологе героя, который убеждён: «Детство - посох, с которым человек входит в жизнь» [21].

Тернистый путь вёл героя по жизни - к себе, к человеку. Пройдя войну, пережив страшные муки в плену, он испытывает чувство вины перед теми, кому причинил зло ещё до войны. История становления человека, живущего с постоянным чувством вины, - главная тема повести. Оказавшись после фашистского плена в «своём» [сталинском] лагере, надо было выдержать побои, оскорбления и унижения. Для этого нужна была вера в правду, добро. Но герой вспоминает: «… в «своём» лагере я не имел права на такую веру. Только я один, потому что это право у меня украл Косьянкин, когда я был ещё ребёнком» [21]. В родном селе четырнадцатилетний Кузьма впервые попробовал взяться за перо. И райгазета его напечатала. А потом - еще и еще. Время было трудное: голод, колхоз обескровлен и изнурен, а он буквально заболел жаждой «разоблачать двурушников, лодырей, рвачей, расхитителей, подпевал, летунов, оппортунистов», как того требовал «Вопросник селькору», присланный ему из редакции, и никак не может унять в себе «общественного деятеля». Он стал бичом родного колхоза.

Некому разъяснить несчастному, сбитому с толку мальчишке, что его благие порывы не идут в помощь колхозу, а оборачиваются во вред. И, упоенный как с неба свалившимся на него всесилием и безнаказанностью, Кузьма «разоблачает» родного дядю. А потом дядя Мирон и Кузьма случайно встречаются на берегу Ракитянки, по которой идет ледоход. Кузьма от страха валится в воду. В той же газете «Колхозная жизнь» появляется статья под подписью В.Косьянкина: «...Мирон Останков накинулся с ножом на селькора, а после сбросил его в весеннюю пучину. Но убийца просчитался! Юный герой, превозмогая мучительную боль раны, спасся и сейчас находится в райбольнице, где советские врачи самоотверженно борются за его жизнь...» [21].

Именно в лагере впервые почувствовал себя герой, ещё в юности сменивший ненавистное имя Кузьма, виноватым: «Виноватым перед Ракитным, перед дядей Мироном. Мёртвый, давно расстрелянный, он встал передо мной как искупление и возмездие» [21]. Константин Останкин, приехавший в Ракитное за прощением, узнаёт, что дядя Мирон, в смерти которого он винил себя долгие годы, жив. Что чувствует герой? Он не знает, чего в нём больше - безотчётной радости тому, что дядя Мирон жив, или горькой обиды к нему за тот ночной уход из Ракитного, за то, что пропал он для матери без вести.

Следует отметить ещё один литературный приём, используемый автором в этом произведении - вставную новеллу о Светлоголовом. Эту новеллу рассказывает писатель, герой повести «Почем в Ракитном радости», Константин Останков. В плену герой делает последнюю попытку завязать со Светлоголовым дружбу. Оба они считаются «полудоходягами», остальные в офицерском штрафном бараке - «доходяги». «Доходяги» умирают по ночам. Когда пленных офицеров гнали на работу или с работы - обратно в барак, мальчишки бросали в них камни (лагерь размещался в Восточной Пруссии). И если в колонне раздавались стоны, Светлоголовый - он ходил в первой четверке - оборачивался и приказывал: «Молчать!», тем самым вызывая огонь на себя. Каменный град сразу обрушивался на него. Он обхватывал голову руками и молчал.

Во время работ на железной дороге один из охранников направляется к Светлоголовому. Думая, что ему угрожает опасность, лейтенант, качаясь от слабости, бежит немцу наперерез. «Немец плыл мне навстречу бесплотным, сизым видением, как дым, и когда мы почти столкнулись с ним, я не выдержал и оглянулся на Светлоголового - видит ли он меня, ведь больше я никогда и ничего уже не сделаю! Тогда немец что-то крикнул и несильно толкнул меня в плечо. Падая, я увидел Светлоголового. В каком-то нелепом ныряющем наклоне и с руками на голове он бежал к нам...» [21]. Бежал защищать лейтенанта. Но и лейтенант, и Светлоголовый ошиблись относительно намерений немца. Тот нес Светлоголовому морковь. Он выделял этого пленного среди всех остальных, уважал этого пленного врага - вконец физически изнуренного, но духом не ослабшего, не сдавшегося, не покорившегося. И морковь была данью этого уважения. Светлоголовый не съел морковь. Он поровну разделил ее между «доходягами».

Тот, кто слушает эту новеллу, не хочет верить, что «белоголовый» умер. А он и не умер. Смерть Светлоголового в новелле, как Останков объясняет, литературный прием.

«Лейтенант, лирический герой новеллы, и Светлоголовый, - справедливо замечает критик Ю.Томашевский, - один и тот же человек. Один и тот же герой в двух лицах» [21].

В этом раздвоении заключён глубокий смысл. Воробьев стремится как можно тоньше и одновременно ярче отразить решающий этап человеческого становления своего героя. Жизнь недаром учила героя, недаром заставляла думать, недаром требовала не давать себе снисхождения. И он, вроде бы уже одержавший над собой победу, все еще продолжает себя экзаменовать, все еще продолжается в нем борьба. Эта внутренняя борьба, эти «взаимоотношения» с самим собой и есть в новелле взаимоотношения лейтенанта со Светлоголовым.

В повести «Друг мой Момич» (1965, сокращенная публикация под названием «Тётка Егориха», 1967; полностью изд. в 1988 г.) К.Воробьёва идея развития личности полностью и глубоко слита с образом времени, определяющим это развитие. Исследователи творчества Воробьёва подчёркивают, что «поставив в основу поэтического постижения мира детство, автор создал поэтику наибольшей выразительности, той образной емкости, которая гармонирует с чувствами, переживаниями и коллизиями. Детство давало ему ощущение истоков своей родины. А незатухающая память о детстве - это обязательное условие внутренней красоты человека» [24].

Решающим фактором в формировании характера человека в этот период являются люди, которые его окружают. Среди тех, кто идёт по жизни рядом с главным героем, - тётка Егориха и Момич. Бережное отношение к корням, роду с особым драматизмом проявляется в этом произведении.

Передавая право вести повествование ребёнку, К.Д.Воробьёв тем самым утверждает право на то, что детское чувство, детский взгляд на вещи так же полновесен, как и авторский взгляд. «То лето было для меня самым большим и длинным во всём детстве, - я многое тогда подглядел и подслушал» [25]. В сложном переплетении судеб мальчика, тётки Егорихи и Момича автор подчеркивает, что главное во взаимоотношениях людей - это уважение, доброта, сострадание, участие. «Смешная она у меня, тетка Егориха!.. Нам с нею нравится все одинаковое - звезды, гармошка, карагоды, наступающие праздники, запах кадила в церкви, богородицына трава на полу хаты и чтобы на дворе всегда было лето. Тетка, наверное, уже старая, но лучше и красивее её других людей на селе нету! Я крепко люблю её, и она меня тоже» [25]. Есть в ней что-то детское - особенно в той радости, с которой она воспринимает чудеса окружающего мира. Для маленького человека познание окружающего мира оказывается сложным процессом познания самого себя. В ходе этого познания герой должен занять определенную позицию по отношению к своему социальному окружению. Выбор этой позиции исключительно важен, так как им определяется все последующее поведение человека.

Пока были рядом тётка Егориха и добрый сосед Момич, Санька с их помощью преодолевал своё биографическое сиротство и сиротство социальное. Трудное голодное время переживалось вместе со взрослыми. Сильный, работящий, щедрый Момич был для героя примером для подражания: «За лето я до конца перенял и впитал в себя все, что пленяло меня в Момиче. Все было во мне от него - медлительная и прямая походка, перебитый паузами разговор, манера щурить глаза, держать в руках ношу. Тетка ничего будто не замечала, но однажды, когда я чересчур долго продержался с ответом на какой-то ее вопрос, она уткнулась лицом мне в макушку и сквозь смех сказала:

- Ну прямо вылитый! Все морщинки снял с дяди Моси...» [25].

Появление в школе нового учителя поставило героя перед нелёгким выбором: освободить место в сердце, чтобы разместился там второй человек, а он не умел ничего делить в себе на части, не хотел поступиться своей привязанностью к Момичу. Перегибы коллективизации, голодная жизнь в коммуне, раскулачивание ставшего родным Момича, его арест, гибель Егорихи - вот вехи взросления героя.

Особенно трагично показана автором-повествователем сцена гибели тетки Егорихи. Как все это пережить маленькому Саньке, оставшемуся впоследствии в одиночестве? Санька-сирота, и мотив сиротства раскрыт писателем во всем своем драматизме как мотив одиночества. Уход из села - не стремление героя отказаться от своего прошлого, а преодоление последствий зла, стремление определить свою судьбу, сохранив память обо всем. Страдания укрепляют и возвышают сильных: понятней мука, переживаемая другим, по-особенному ценны участие, дружба, любовь, семейные узы. Именно отсюда неизменная и глубокая сердечность, которой отличаются произведения К.Д.Воробьева, обращенные к детям. Детство давало писателю ощущение своего начала, своих истоков, своей родины [Приложение 3].

2.2 Воспитание «высокой» души как главный этап становления личности в повестях В.Ф.Тендрякова «Весенние перевёртыши» и «Ночь после выпуска»

В произведениях В.Ф.Тендрякова предметом художественного исследования являются характеры подростков, и вписаны они в круг вопросов далеко не детских, а скорее «вечных», так как речь идет о личности и о свободе нравственного выбора, о доброте и человечности. Ю.Томашевский отметил одно из главных свойств прозы писателя: «Тендряков не был бы Тендряковым, если бы хоть раз опоздал, не поспел за временем. Это писатель наступившего дня, назревающего явления жизни. Мы ещё разбираемся в приметах нарождённого нового, ещё сомневаемся, спорим, а Владимир Тендряков уже написал - и не очерк по горячим следам наших споров, не скоропалительную беллетристику, а полновесную прозу, повесть или роман, - где наши наблюдения, предчувствия, мысли уже обрели стройную форму и превратились в знак времени» [26].

«Воспитание высокой души - другая область неустанных художественных забот писателя. Он нередко обращается к школе, пишет подростков, и здесь, в отличие от характеров взрослых, его очень интересуют психологические детали, нюансы, переливы неустоявшегося духовного мира»,- отмечает исследователь Е.Сидоров [27]. В повести «Весенние перевёртыши» (1973) процесс становления личности начинается с поиска героем, Федюшкой Тягуновым, ориентиров - нравственных и духовных идеалов в жизни: «Дюшка Тягунов знал, что такое хорошо, что такое плохо, потому что прожил на свете уже тринадцать лет. Хорошо -- учиться на пятерки, хорошо -- слушаться старших, хорошо -- каждое утро делать зарядку...

Но вот произошло странное. Как-то вдруг, ни с того ни с сего. И ясный, устойчивый мир стал играть с Дюшкой в перевертыши» [26].

Огромный, сложный мир открывается герою, начинающему взрослеть. Мир, где есть любовь, святое чувство товарищества и тут же рядом - злоба и жестокость, унижение человека и горе. Душа подростка растет, впервые постигая противоречия жизни, постигая само время: «Время! Оно крадется. Дюшка его увидел! Пусть не само, пусть его следы. Вчера на березе не было дымки, вчера еще не распустились почки - сегодня есть! (Это след пробежавшего времени!) … Течет время, рождаются и умирают деревья, рождаются и умирают люди. Из глубокой древности, из безликих далей к этой вот минуте - течет, подхватывает Дюшку, несет его дальше, куда-то в щемящую бесконечность. И жутко и радостно... Радостно, что открыл, жутко - открыл- то не что-нибудь, а великое; дух захватывает!» [26].

Психологические портреты героев-подростков раскрываются через их поступки. Федюшка Тягунов, или по-простому Дюшка, вынужден выбирать между добром и злом, справедливостью и силой, потому что на улице Жан-Поля Марата есть Санька Ерохин, который выдумывал странные игры: кто выше всех подбросит кошку. А чтоб кошка не убегала, привязывали за ногу на тонкую длинную бечевку. И в эти игры Ерохин втягивал мальчишек. Подростки терпели постоянное унижение, едкие замечания Саньки, потому что боялись расправы: он и ножиком ударить может. Боялись и подчинялись. Дюшка видел, как Санька заставил Миньку Богатова убивать лягушек, и заступился за самого слабого, самого беззащитного, хотя знал, что наступит расплата.

Два мальчишки, выросшие в одном поселке, в относительно состоятельных семьях, ведут себя совершенно по-разному. Почему? Все зависит от того, что заложено внутри человека. Внутренний мир Дюшки особый. В нем есть большой кран, словно брат, с которым можно поделиться самым сокровенным; в этом мире живет Римка, девчонка из их дома, в прошлой жизни она была женой Пушкина; а в бесконечной вселенной однажды атомы сложатся так же, как уже было. И Дюшка готов защищать свой мир, страдать, размышлять, ошибаться, искать решение, огорчаться и ощущать себя счастливым.

А Санька живет рядом, но вокруг него все по-другому. Его душа закрыта для всех. Санька не знает жалости. И причина здесь - безнаказанность. Взрослые почему-то не замечают поступков Саньки. «Родился непохожий на других - мучает кошек, бьет лягуш. И не в кошках, не в лягушках дело, а в том, что он любит мучить и убивать. И это страшное «любит» почему-то никого не пугает… Он и людей бы убивал, если б можно было» [26].

К безнаказанности со временем прибавляется желание властвовать - властвовать сначала над беззащитными животными, потом над людьми. А если они не подчинятся, жестоко расправиться, чтобы боялись.

Чувство страха Дюшки перемешивается с чувством одиночества. Выбор был сделан: защищая себя, свой мир, свою первую любовь, Дюшка ударил Саньку. Дома отец даже не выслушал Дюшку, чтобы понять его. Это привело к психологическому срыву подростка: никто его не понимает, никто не жалеет.

Но в кабинете директора, когда, казалось, весь мир обрушился на Дюшку, самый слабый из мальчишек, Минька, рискуя своей жизнью, защищает Дюшку. Подросток, считавший себя последним человеком на земле, вдруг понимает: он нужен Миньке, который благодаря Дюшке осознал себя как личность. Вместе с этим осознанием приходит и чувство ответственности за друга. Мальчишке не удалось спасти Миньку от ножа Саньки, но он твердо был уверен в одном: если таким, как Санька, будет хорошо, тогда ему, Дюшке, будет плохо на свете. Не может добро жить рядом со злом. В исследуемом произведении автор показывает взаимовлияние взрослых и детей: подросток общается с отцом и мамой, говорит им о наболевшем, пытается найти выход из сложившейся ситуации, принять правильное решение. Родители становятся чуткими друг к другу и к сыну.

Дюшка Тягунов с честью выдерживает первые жизненные испытания. Он не испугался своего врага Саньки Ерахи и в борьбе с ним отстоял личную независимость. Он приобрел замечательного друга - Миньку, поначалу, казалось бы, мальчика робкого, слабого десятка, а на поверку - смелого и верного товарища. Дюшка учится защищать добро, для Тендрякова это главное в человеке.