Проблемы перевода образной номинации, отражающей народную картину мира

6. Поиск выгоды в деле. В русском языке желание получить все самое лучшее, не участвуя в работе, связано с образным воплощением ситуации снятия пенки (с молока, сиропа, варенья и т.д.), т.е. чего-то самого полезного и вкусного, - пенкосниматель, пенкоснимательство. В английском языке собственно образные единицы называют человека, думающего только о личном успехе - place-hunter `карьерист, словно охотится за каким-то местом'. Такой человек сравнивается с охотником, который готов убить или ранить в целях собственной выгоды.

7. Невозможность справиться с работой. Результат работы важен для людей разных национальностей, в связи с этим отсутствие результата или даже медлительность в его достижении отрицательно оцениваются носителями языка. В русском языке представлены такие образные единицы, как опростоволоситься `допустив ошибку, промах, оказаться в невыгодной ситуации, как бы с непричесанными, простыми волосами', зашиваться `не справляться с работой, словно человека зашили'. В английской языковой картине мира (далее - ЯКМ) посредством собственно образных слов отражено отрицательное отношение к медлительности в достижении цели - slowcoach `медлительный, нерасторопный, как бы медленный вагон'.

8. Беспристрастность, честность в работе. Стереотипные представления о данном качестве нашли отражение только в образных лексических единицах английского языка - even-handed `справедливый, беспристрастный в работе, как бы с равными руками', singlehearted `преданный своему делу, честный, как бы с одним сердцем'. Образы равных рук, одного сердца логично возникают в сознании носителей английского языка в процессе номинации честного в делах человека. Данные ассоциации являются понятными и для людей другой лингвокультуры, изучающих английский язык.

«Желание работать», «Нежелание работать». Человек любой культуры воспринимает работу как обязанность и часто не желает трудиться. В рамках данной микрогруппы представлено только 2 собственно образные единицы, положительно характеризующие трудолюбивого человека - добросовестный, добросовестность. Как правило, в языке порицается лень, нежелание трудиться. В русском языке представлено 16 образных единиц, а в английском языке - 4 образных слова с семантикой «нежелание работать».

Универсальность образных ассоциаций проявляется в системе оценок: в русской и английской ЯКМ отрицательно оцениваются лень и безделье (100% собственно образных слов имеют отрицательный оценочный знак).

Национально-культурная специфика отражена в использовании в качестве ассоциатов разных явлений и понятий. В русском языке ассоциативно-образное содержание составляет указание на социальные явления: дармоед, дармоедство `человек бездельничает, словно ест даром, т.е. бесплатно'; на образ хлеба: нахлебник, прихлебатель и др.

В русском языке встречается представление о лени, связанное с образной характеристикой определенной части тела: лежебока, лоботряс, захребетник и др. Согласно стереотипным представлениям носителей русского языка ленивый человек может, как бы лежать на боку (т.е. спать), как бы находиться у кого-то за спиной (т.е. прятаться от работы, находиться на чьем-то попечении) или как бы трясти лбом (т.е. выполнять бессмысленное и безрезультативное действие). В английском языке ленивый человек образно характеризуется посредством собственно образной лексемы lazybones `ленивый человек, у которого как бы ленивые кости', ассоциатом которой выступает образ ленивых костей.

В русском языке выявлено 3 образные единицы, негативно характеризующие безрезультативность труда, которые объединены в микрогруппу «Бесполезная работа». Все образные единицы ассоциативно связаны с образом журналиста, который занимается сочинительством, несерьезным делом. Профессия журналиста долгое время несерьезно оценивалась носителями русского языка, журналистов презрительно называли писаками, журналюгами. Посредством собственно образных слов такого человека сравнивают с тем, кто как бы марает бумагу (бумагомаратель, бумагомарательство) или щелкает пером (щелкопер). Данные ассоциаты (марать бумагу, щелкать пером) передают значение бессмысленности как в прямом, так и в переносном значении.

«Профессиональное занятие». Представленная микрогруппа состоит только из образных слов английского языка (6 лексических единиц). Например, в ассоциативно-образном содержании слова airhostess `стюардесса, которая как бы является хозяйкой воздуха' отражено образное представление, которое ассоциативно связывает стюардессу с хозяйкой воздушного пространства и образно делает ее главной для пассажиров. В образном представлении, транслируемом внутренней формой слова ale-wife `содержательница пивной, словно она жена пива', ассоциативно связываются впечатление о содержательнице таверны и впечатление о женщине, которая вышла замуж за пиво (ale-wife как бы обязана заботиться о пиве и любить его как собственного мужа).

Отрицательную оценку передают образные слова, характеризующие политических деятелей: leg-puller `политический интриган, который как бы гребет ногой', back-bencher `депутат, не занимающий официального поста, словно он сидит на задней скамье', warmonger `подстрекатель к войне, который как бы хочет продать войну'. Данные образные лексемы обладают яркой внутренней формой слова, наделены национальной спецификой и культурными смыслами, отраженными в ассоциативно-образном компоненте содержания. Например, только в английской парламентской системе могут быть так называемые неофициальные депутаты или вновь пришедшие депутаты, которых называют back-bencher (заднескамеечники) в связи с их незначительностью в принятии парламентских решений.

2.Лексико-семантическая группа «Материальное положение»

Объем собственно образных слов, характеризующих материальное положение человека в русском и английском языках, довольно многочисленный (16 образных единиц в русском языке, 11 образных слов в английском языке).

Единицы, входящие в данную лексико-семантическую группу, имеют широкий диапазон семантического варьирования, ибо в ней находят свое отражение не только социально-экономические отношения, но и нравственно-этические представления, существующие в обществе. В связи с этим представляется актуальным разграничение материала на более мелкие лексикосемантические группировки - микрогруппы.

«Богатство», «Бедность». Специфика исследуемых микрогрупп заключается в том, что в обоих языках большинство собственно образных слов называют бедного человека (8 слов в русском языке, 1 слово в английском языке), а не богатого (2 собственно образных слова русского языка).

Русские собственно образные единицы отражают осуждение как излишнего богатства (барственный, толстосум), так и бедности. В содержание ассоциати-вов слов, называющих бедного человека, входят указания на определенные предметы - забор (подзаборник), штаны (голоштанник), кусок (кусочник), действие деструктивного характера - рвать (оборванец), признак -худой (худородный). Образ бедняка, воссоздаваемый на основе анализа языковых средств, в русской культуре выглядит следующим образом: худой человек в плохой изорванной одежде, часто голый, без штанов, спящий на улице под забором и готовый доедать оставшиеся куски еды другого человека.

Специфика стереотипных представлений носителей английского языка отражена в отсутствии собственно образных слов, характеризующих бедного человека. В английском языке посредством собственно образных единиц актуализировано одно состояние человека - разорение (stone-broke `разоренный, лишившийся денег, как будто его сломали, как камень').

«Жадность». Жадность осуждается носителями любой культуры, критика данного порока находит отражение во всем образном строе языка. В рассматриваемой микрогруппе представлено 7 собственно образных слов русского языка и 3 слова английского языка.

В русском языке жадность ассоциативно связана с механическим действием, направленным на то, чтобы сначала что-то собрать в кучу (загребущий `очень жадный до денег, словно загребает все в одну кучу'), затем придавить, стиснуть, защемить (зажимистый `скуповатый, жадный, словно человек что-то зажимает, прячет'; прижимистый `избегающий трат, скупой, словно прижимает что-то'), тем самым не дать другим возможность использовать. Например: Принято считать, что россияне - люди щедрой души, а вот американцы, англичане, немцы и т.д. - народ зажимистый. Это так, но если о благотворительности, то все получается наоборот [24, с. 78]. Кроме того, в русском языке яркой внутренней формой обладают образные слова, негативно характеризующие мелочную скупость и ассоциативно связывающие ее с процессом собирания чего-то маленького, незначительного: крохобор `скупой человек, собирающий всякую мелочь, словно собирает крохи', крохоборство `мелочная скупость; качество человека, который словно берет крохи'.

В английском языке образ жадного человека моделируется посредством использования в качестве ассоциатива образа кулака: hard-fisted `скупой, жадный, как будто с крепким кулаком', tight-fisted `очень жадный и скупой человек, словно у него очень тугой кулак'. Кулак скупого человека, согласно ассоциативным представлениям англичан, должен быть твердым (hard) или тугим (tight). Признак твердости выступает основанием уподобления свойств кулака и свойств жадного человека, у которого как бы невозможно забрать деньги из твердо сжатых пальцев. Необходимо отметить, что в русской ЯКМ кулак не выступает в качестве ассоциатива ни одного собственно образного слова (в английском языке - 3 лексемы).

Национально-культурная специфика английского языка проявляется в том, что только в данном языке представлены собственно образные единицы с семантикой `щедрый человек', объединенные в микрогруппу «Щедрость» (5 образных слов). Символом щедрости в английском языке выступает рука (hand): large-handed `щедрый, как будто с большими руками', open-handed `щедрый, как бы с открытыми руками', free-handed `щедрый, словно со свободными руками'. Руки у щедрого человека, согласно представлениям англичан, должны быть свободными (т.е. незаполненными ничем), большими (т.е. значительными по размеру) и открытыми (т.е. доступными). Человек, образно наделенный такими руками, оценивается положительно: He seemed good-natured, he was freehanded, he had money, he never said anything (The Secret Agent, Conrad Joseph). Казалось, он был добр и щедр, у него были деньги, но он никогда ничего не говорил (Секретный агент, Джозеф Конрад).

3.Лексико-семантическая группа «Отношения в обществе». Данное объединение образных слов насчитывает 23 лексические единицы в русском языке и 14 слов в английском языке, включает 4 микрогруппы

Микрогруппа «Отношения подчиненности» состоит из 6 образных единиц русского языка и 3 слов английского языка. Национальная специфика образных представлений, транслируемых внутренней формой образных слов с данной семантикой, заключается в особенностях выражения субъектно-объектных отношений. Носители русского языка посредством собственно образных единиц негативно оценивают того, кто находится в подчинении (низкопоклонство, подкаблучник), носители английского языка, наоборот, отрицательно характеризуют того, кто находится на высшей ступени социальной лестницы (high-hat `важный человек, который как бы высокая шляпа', high-handed `властный, который как бы с высокими руками' и др.).

Многие образы, отраженные во внутренней форме русских и английских слов, заключают отпечаток культуры и истории. Например, на Руси было принято низко кланяться в церкви; крестьяне обычно кланялись при встрече с помещиком, барином. Эти факты стали образным основанием таких лексических единиц, как поклонник, поклонница, низкопоклонник, низкопоклонство `о том, кто угождает другим, восторженно почитает кого-либо, как бы (низко) кланяется'.

В ассоциативно-образном компоненте английских слов high-hat, silk-stocking отражена европейская традиция носить высокие шляпы или шелковые чулки богатыми людьми. Высокая шляпа, или цилиндр, долгое время являлся предметом одежды, который состоятельные люди носили даже днем. Что касается шелковых чулок, то они появились в аристократических кругах Англии в XVI в. и стали атрибутом богатого наряда. Первой англичанкой, позволившей себе шелковые чулки, была королева Елизавета I, которая в 1562 г. удивила придворных этим аксессуаром. Образ шелковых чулок стал ассоциатом собственно образного слова, характеризующего аристократичного и привилегированного человека.

Сопоставительное рассмотрение собственно образных слов русского и английского языков позволяет говорить о негативном отношении представителей обеих культур к социальному неравенству, что стало причиной появления большого ряда собственно образных единиц, языковых метафор, фразеологизмов, пословиц и поговорок об отношениях подчиненности.

«Мужчина - Женщина». Как в русской, так и в английской лингвокультурах внимание в большей степени нацелено на представителей сильного пола. В русском языке образная характеристика мужчин идет в двух направлениях. Во-первых, это оценка образа мужчины, который пользуется успехом у женщин. В образных словах с подобной семантикой в качестве ассоциа-тивов выступают сердце (вместилище чувств) - сердцеед и юбка (женская одежа) - юбочник. Во-вторых, это характеристика мужчины, которому изменила жена - рогоносец `мужчина которому изменила жена, который как бы носит рога'. Рога - в русской культуре являются символом супружеской измены. Если сначала рога были символом мужской силы, то постепенно они стали ассоциироваться с чем-то дьявольским и стали символом супружеской неверности. Одна из версий, почему рога стали знаком семейного обмана, связана не с рогом, а с «рожками» из пальцев - символическим жестом победы удачливого любовника над обманутым мужем. Другое трактование связано с «рогом» рыцарей, уезжающих на войну и оставляющих своих жен. В английском языке также есть яркий образ покорителя женщин - lady-killer. Согласно стереотипным представлениям носителей русского языка мужчина образно съедает только сердце женщины, а внутренняя форма образной лексемы lady-killer говорит о всепоглощающем чувстве - мужчина должен убить (kill) женщину (lady). Если в русском языке представлены образные единицы, семантика которых указывает на факт измены (рогоносец), то английские собственно образные слова транслируют тенденцию к осуждению такого чувства, как ревность: green-eyed, heartburning.

Таким образом, рассмотрение собственно образных лексем двух языков позволяет говорить о том, что русские и англичане положительно оценивают равноправные отношения мужчины и женщины, предъявляют более строгие требования к поведению мужчины, осуждая измены и ревность.

«Хозяин - Гость». Данная микрогруппа демонстрирует приоритетное отношение русских к гостеприимству (представлено только 4 собственно образных слова в русском языке): хлебосол, хлебосольство, хлебосолка, пустодом.

Гостеприимство очень важно для русской культуры, поэтому язык не обходится одним его обозначением, а располагает сразу тремя словами: гостеприимство, радушие, хлебосольство. Эти слова обозначают качества хотя и близкие, но все же не совсем одинаковые. Если радушие указывает в первую очередь на любезность и приветливость по отношению к гостям, а в значении слова «гостеприимство» на первом плане - готовность впустить чужого человека в свой дом или даже предоставить ему кров, то хлебосольство является наиболее специфичным качеством. Хлебосольный хозяин любит потчевать своих гостей, искренне радуясь, когда они едят много и с удовольствием. Хлебосольство предполагает изобилие, вкусное и разное угощение. Например, Без чашки чаю, без рюмки вина, без закуски от русского купца старого закала никому не уйти. Старинное хлебосольство не чуждо было и Корниле Егорычу (Мельников-Печерский, Красильниковы).

Гостеприимство и радушие могут быть присущи самым разным народам, хлебосольство обычно сочетается со словами «русское» или «украинское». Внутренняя форма данных собственно образных единиц указывает на русскую традицию встречать гостей хлебом и солью.

Негативную оценку передает образная лексема пустодом `плохой, незапасливый хозяин, у которого как бы пустой дом', во внутренней форме которой актуализируется значимость запасов продуктов питания впрок, на будущее, что являлось неотъемлемой частью жизни русского человека долгое время. Бескультурие понимается нами как отсутствие должного уровня развития умственной деятельности, определенных условий жизни, образованности, начитанности. Данное качество человека оценивается отрицательно в русском и английском языках: в русском языке выявлено 1 собственно образное слово, в английском языке - 6 единиц. Преобладание английских собственно образных единиц с данной семантикой подтверждает правильность стереотипных представлений об англичанах как о консервативных приверженцах культурных традиций.

В русском языке образ некультурного человека моделируется посредством переосмысления механического конструктивного действия тесать `изготовлять из дерева или камня, обрабатывая их определенным образом': нетесаный, неотесанный. Таким образом, невоспитанный человек сравнивается с необработанным деревом, которое, как и человек, нуждается в дальнейшей шлифовке. Национальная специфика образных представлений англичан отражена в образных словах, ассоциатом которых является шея (neck): red-neck `некультурный человек, у которого как бы красная шея', rough-neck `человек, нарушающий общественный порядок, словно у него грубая шея'.

4.Лексико-семантическая группа «Социальные проблемы». Данная группа включает 3 образные единицы русского языка и 1 образное слово английского языка, которые демонстрируют актуальные социальные проблемы для каждого общества.

В русском языке собственно образные слова моделируют одну из основных проблем русского общества - бюрократические проволочки (крючкотворство `намеренное нагромождение формальностей, мелочей, словно человек специально затягивает дело, как бы творит, т.е. создает, крючки', волокита `чрезвычайно медленное решение какого-либо дела, как бы волочащееся по земле', загвоздка `препятствие, помеха в решении какого-либо вопроса, словно оно зацепилось за гвоздь'). В английском языке образная единица goal-bird `преступник, арестант, который как бы птица, находящаяся в тюрьме' передает некое сочувствие на основе ассоциирования преступника с птицей.

Подводя итоги рассмотрению национально-культурной специфики обозначения социальных характеристик человека, можно сделать следующие выводы:

1.Социальное всегда воспринимается остро в любой культуре, следовательно, носители языка используют достаточно яркие образы в целях оценивания тех или иных социальных качеств человека, его работоспособности, материального положения.

2.Собственно образные слова английского языка в первую очередь передают положительную оценку образу культурного человека, имеющего определенное профессиональное занятие, являющегося щедрым и неленивым, а также не подчиняющегося кому-либо.

3.Русские собственно образные единицы подтверждают тот факт, что в русской культуре порицается лень, богатство или бедность, положительно оценивается человек с хорошим социальным статусом, ловкий в работе с целью получения собственной выгоды. Особым качеством человека, положительно оцениваемым носителями языка, является гостеприимство - умение накормить и напоить гостя.

Итак, образные средства языка - метафоры, слова с метафорической внутренней формой и устойчивые образные выражения - характеризуются семантической двуплановостью. Они реализуют в своем значении ассоциативное сближение разнородных объектов и явлений действительности на основании их реального или мнимого сходства и воплощают в языке когнитивную метафору - именуют и характеризуют одну понятийную область «в терминах» другой понятийной области [25, с. 118]. В содержании образной языковой единицы выделяется три компонента в соответствии со структурными элементами метафорического значения. Это денотатив образного значения - содержание, связанное с отражением представления о называемом объекте (о том, что именуется); ассоциатив образного значения - содержание, связанное с отражением представления об объекте, уподобляемом называемому, сквозь призму которого именуется и характеризуется называемый объект (о том, посредством чего именуется); символ образного значения - содержание, отражающее общие признаки уподобляемых явлений (то, на основании чего именуется) [26, с. 48].

Таким образом, семантическая двуплановость образной лексической единицы может быть реализована в образном значении слова как ассоциативное выражение представления о предмете, свойстве, процессе или ситуации посредством предметных, признаковых или процессуально-динамических образов. При этом содержания денотатива и ассоциатива образного значения могут расходиться по своему категориальному лексико-грамматическому значению идентифицирующего или предицирующего типа (на уровне семантики языкового знака) и по концептуальному выражению ассоциируемых представлений (на когнитивном ментальном уровне).

Изучив теоретический и практический материал на заданную тему, анализ особенностей образной номинации и народной картины мира позволил сделать следующие выводы.

Практическая направленность основной концептуальной модели подавляет исходные мифологические установки, снижая их, давая им бытовые мотивировки. Русская ономастика достаточно свободна от религиозной окрашенности.

Обращение к живой речи, фольклорным текстам демонстрирует, на наш взгляд, не только их взаимосвязь с моделями образной номинации, но и специфику той информации, которая заключена в народной картине мира, как информации, ориентированной на более традиционные, ценностно-подчеркнутые области чувственно-конкретного опыта.

Выделяемые в материале концептуальные модели позволяют предположить следующий ход развития номинативных установок в русской образной ономастике: исходная общая номинативная модель была основана на мифологической картине мира, где главенствующими были антропоморфные и зооморфные образы, отражающие языческое отождествление природы и человека, космологическое по целевой направленности. Разработка этих исходных образов шла в направлении все большего учета хозяйственной, практической деятельности человека, в результате чего модель «природа - человек» постепенно приобретала вид «природа - результаты хозяйственной деятельности человека», при этом потребность в детальной разработке образных сфер дробила и расчленяла общую космологическую картину, превращая ее в набор гносеологически важных эталонов. Христианизация привела к уничтожению концептуальных основ исходной мифологической модели, и уже выработавшиеся на основе последней образы-модели продолжили свое развитие чисто автоматически. Номинативная деятельность оказалась в известной степени, оторванной от модели мировоззренческой, что привело ее к консервации. Статичность системы образной номинации в русской ономастике лучше всего подтверждается практически полным отсутствием в ней собственно новых для русского человека сфер образного отождествления.

2. Специфика перевода образных единиц с компонентом народной картины мира

2.1 Перевод народных антропонимов

Слова и фразеологические словосочетания обобщенно именуются лексическими единицами, или словесными знаками.

Поскольку одной из важнейших целей общения является передача информации, в анализе языковых единиц, используемых в речи, наиболее важную с коммуникативной точки зрения роль играет план содержания, т.е. семантика.

Имена собственные (далее ИС), будучи словесными знаками, тоже имеют план содержания. Но в силу трудности его описания и интерпретации план содержания ИС и его отношение к плану выражения (форме) рассматриваются учеными с разнообразных позиций, нередко взаимоисключающих друг друга.

Насколько оправданно говорить о сигнификации применительно к именам собственным? Ведь, как известно, ещё средневековые логики-схоласты отделили назначение общих имен-апеллятивов - означивание, описание (сигнификацию) - от функции имен индивидных - собственно именования (указания). В этом смысле имя собственное вторично по отношению к апеллятиву, оно не связано непосредственно с понятием, не описывает денотат, а специализируется на его репрезентации независимо от класса и признаков. Тем не менее, эта проблема породила многие споры и вопрос о том, обладает ли имя собственное каким-либо значением, понятийностью или же это не имеющий смысловой структуры ярлык, способный лишь различать предметы, получил отражение во многих концепциях и продолжает интенсивно обсуждаться не только в области ономастики, но и в семантике, прагматике, лингвострановедении и социолингвистике [27, с. 89].

Согласно номенклатурной концепции, имя собственное - это асемантическое средство номинации, его цель - не описание, а индивидуализация внеязыкового объекта, т.е. оно не подразумевает характеристику предмета, а служит символом, непосредственно идентифицирующим отдельный индивид [28, с. 23]. По терминологии Дж. С. Милля, собственное имя неконнотативно, то есть не несет никакой информации [29, с. 75]. Полярная вышеизложенной концепция о существовании значения у имени собственного находит поддержку в работах многих лингвистов [30, с. 94], более того, высказывается и мнение, что имя собственное обладает бесконечным и гораздо большим значением, чем имена нарицательные [31, с. 23].

Существование таких диаметрально противоположных мнений по поводу семантики имени собственного объясняется тем, что представители указанных двух направлений по-разному толкуют значение словесного знака. Первые говорят о языковом значении, о связи слова с понятием, а вторые - о речевом значении, о способности имени передавать информацию об объекте. Дискуссия о семантике имени собственного, таким образом, связана с вопросом о тождественности / нетождественности значения и информационного объёма, который может включать языковую, речевую, энциклопедическую, фоновую, групповую, индивидуальную и другого вида информацию.

Обращаясь в данной работе к языковому значению, будем считать, что индивидуальный, не типизированный денотат, называемый именем, конечно же, имеет бесчисленное число черт и признаков, но эта информация ни в коем случае не может быть приравнена к значению имени собственного, которое в идеале «предназначено для денотации единичного, но не для сигнификации. Сигнификативное значение как первичная функция ему не свойственно» [32, с. 37]. Однако подобно решению древнего софизма «Возможно ли сидящему ходить?», подразумевающему, что реально возможно, а номинально нельзя, имя собственное, будучи номинально асемантичным, реально определенно обладает некоторым значением, так как способно подводить единичный объект под какой-либо общий класс, сохраняя привязку к своему носителю и вне референтного употребления. Вопрос заключается в статусе такого значения, не имеющего единого толкования и определяемого то как денотативное, то как сигнификативное или элемент сигнификата.

Семантика имени во многом определяется его номинативными свойствами: они определяют характер понятия об именуемом предмете, которое лежит в основе значения классифицирующего слова. Разумеется, не всякое понятие о предмете можно считать значением слова, используемого для его наименования. В значении слова как единицы языка отражаются основные признаки предмета, необходимые для его опознания и для правильного употребления его имени. В философии и логике языка некоторые исследователи различают содержательные и формальные понятия.

Содержательное понятие соответствует уровню наших знаний о предмете и стремится к максимально полному охвату всех его сторон, свойств и связей с другими предметами. Содержательные понятия о предмете индивидуальны для каждого говорящего.

К формальному понятию относится тот минимум наиболее общих и в тоже время наиболее характерных отличительных признаков, которые необходимы для выделения и распознания предмета. Значение слова в своем контекстуальном содержании соответствует формальному понятию.

Уместно при анализе плана содержания ИС выделять в нем понятийные компоненты. Такие компоненты могут быть и монопризнаковыми (т.е. допускающие приравненность к семам) и многопризнаковыми (т.е. соответствующими сложным понятиям, аналогичным значению нарицательных существительных), а их конкретный состав при этом способен варьироваться от одного подкласса ИС к другому.

Все ИС обладают значением предметности, т.е. частью их содержания (значения) является как бы имплицитное сообщение о существовании некого предмета (или сущности, которую мы представляем себе как предмет). Этот компонент значения является общим для всех предметных словесных знаков - нарицательных и собственных. Однако, объективность такого предмета условна, его нельзя считать полностью независимым от отражения сознанием, но его существование (будь то объективно отражаемой или ментальной действительности) есть обязательное условие для обозначения именем. Исходя из этого, следует выделять в значении ИС бытийный, или интродуктивный, компонент.

Далее большинство ИС обозначают какой-то класс предметов, среди которых один предмет выделяется особо. В системе языка с логической точки зрения индивидуализирующая номинация возможна только среди предметов , уже как-то классифицированных. Странно было бы говорить об «антропонимах», «топонимах» и других категориях ИС, если бы они не были связаны соответственно с понятием «человек», «территориальный объект» и т.п. или если бы эта связь была чем-то полностью зависящим от контекста или личного желания говорящих.

Классифицирующий компонент устанавливает связь между отдельным референтом и обобщенным денотатом. «Каждое имя связано с родовым определяемым (город, река, юноша). Без связи с понятием которого оно не может функционировать в речи. Связь с этим понятием у имени собственного опосредована через вещь, а у нарицательного - непосредственна. В способности осуществлять и передавать эту связь - основное значение любого слова, в том числе и собственного имени» [33, с. 14].

Исходя из вышесказанного, можно выделить в значении ИС классифицирующий компонент, указывающий на принадлежность предмета к определенному классу (людей, животных, географических объектов, небесных тел, компаний, произведений и т.д.). Соответствующий класс будем называть денотатом ИС.

По типам признаков, охватываемых классифицирующим компонентом сигнификата, объединяются имена, соотносимые с одной и той же категорией референтов. У целых групп имен, поэтому могут совпадать классифицирующие компоненты сигнификата. Например, имена Петр, Иван, Федор и многие другие обозначают лиц мужского пола, русских. Их можно считать «синонимами» в некотором смысле. Особенно при выборе имени, предшествующем акту наречения.

Кроме того, в значении ИС заключено некое соглашение, уговор использовать его для именования не всякого, а некоего индивидуального предмета в данном классе, «присвоить» предмету имя, относительно независимое от меняющихся условий предметной обстановки и коммуникативной ситуации. Этот признак присутствует в смысловой структуре «как обязательный семантико-понятийный коррелят особого звучания имени и его непременной соотнесенности с индивидуальным объектом» [34, с. 47].

На основании этого в значении ИС выделяется индивидуализирующий компонент, маркирующий специальную предназначенность имени для индивидуального наречения одного из предметов в рамках денотата.

Значение имени, несмотря на присутствие в нем индивидуализирующего компонента, сохраняет абстрактно-понятийный характер и при отнесенности к совершенно конкретному референту речи. Выделяя какое-либо лицо, ИС «объединяет различные состояния и аспекты его деятельности. Различные периоды его физического и духовного развития. Обобщение в данном случае получает направление иное, чем в родовых именах. Но из этого следует лишь то, что представленный в родовых словах тип обобщения не универсален» [35, с. 167].

Понятийный характер индивидуализирующего компонента значения ИС наглядно подчеркивается возможностью его конкретизации с помощью определителей и артиклей в английском языке: Looking in the mirror, he saw another Thomas looking back; You are not the Charles Brown I have always known.

В данных предложениях ИС называет референта, не объединяя, а расчленяя его различные психофизические состояния, представляя их как частное в отношении общего. A Thomas примерно так же относится к Thomas, как a table («какой-то стол») к обобщенному the table («стол вообще).

Ниже мы попытаемся рассмотреть данную специфику семантики имени собственного, используя в качестве иллюстративного материала английские антропонимы - личные имена людей (далее, говоря об антропонимах, мы будем иметь в виду имя в отличие от фамилии).

По своей семантической структуре антропонимы распадаются на две большие группы: неоднозначные и однозначные [35, с. 188]. Неоднозначные имена типа John конкретизируются только в определенном контексте, где они получают ясную (однозначную) референтную отнесенность. Однозначные имена типа Napoleon обладают денотативным, связанным с единичностью референта содержанием и вне контекста, несут в себе познавательную установку. Это имена с индивидуальными событийными коннотациями, они имплицитно содержат энциклопедическую информацию и те дополнительные сведения, которые являются отражением ассоциативных связей имени. Можно ли считать, что такие имена обладают сигнификативным значением?

По-видимому, в этих случаях более уместно говорить не о значении, а о фоновой информации, или лексическом фоне имени, под которым в лингвострановедении понимают «всю совокупность непонятийных семантических долей, относящихся к слову» [35, с. 197], что сопоставимо с принятым в лексической семантике понятием импликационала. И хотя есть предложения использовать для определения семантики антропонимов такого рода особый термин, например, «фоново-коннотативное значение», которое содержит всё необозримое количество признаков носителя имени[36, с. 167].очевидно, что это значение обнаруживает связь с внеязыковым объектом и вызванными им ассоциациями, а не с понятием и потому не имеет сигнификативного содержания.

Асемантичность личного имени составляет один из главных его парадоксов. Ведь если обратиться к происхождению, к этимологии имен, то обнаружится, что почти все личные имена не придумывались произвольно, а имели в своей основе какое-либо значение, другое дело, что это значение, или «внутренняя форма», не всегда осознается носителями языка, а является достоянием специальных словарей или справочников. Так, обращение к данным, например, The Cambridge Encyclopedia of English Language [37, с. 278] и The Random House Dictionary позволяет выделить некоторые типичные этимологические значения английских имен собственных. Внутренняя форма личного имени может передавать:

род деятельности, родство, пол: George (farmer), Enoch (teacher), Thomas (twin), Charles (man), Colleen (girl), Martha (lady);

заимствование элементов из различных имен Бога, Иеговы (Jehovah): John, Josephine, Joan, Gabriel, Jeremy, Emanuel, Elisabeth, Elisha, Samuel, Christopher;

указание на происхождение: Barbara (foreign), Francis (Frenchman), Brett (Briton), Norman (Northman);

выражение родительских чувств: Amy (loved), Abigail (father rejoices), Benjamin (son of my right hand), Nathan (gift), David (beloved);

описание каких-либо личностных или физических характеристик: Agnes (pure), Alexander (defender of men), Clement (merciful), Hilary (cheerful), Kevin (handsome at birth), Linda (pretty), Maurice (dark-skinned, Moorish), Adam (red complexion), Linus (with flaxen hair), Rufus (red-headed);

сравнение с каким-либо животным, цветком, драгоценным камнем или другими объектами естественного мира: Leo (lion), Lowell (little wolf), Rachel (lamb), Erna (eagle), Susan (lily), Fern, Holly, Rosemary, Daisy, Camellia, Beryl, Ruby, Crystal, Peter (rock), Stella (star);

связь с географическим объектом, что чаще всего свидетельствует о том, что это имя используется или ранее использовалось как топоним: Clifford (ford near a slope), Clyde (по названию реки), Sabrina (по названию реки Severn), Lynn (уэльск. «lake»), Douglas (кельтское название реки «dark water»), Shirley (bright clearing), Clayton (claytown).

Однако, несмотря на наличие этимологического значения, имя не используется для передачи этого смысла (исключение составляют специальные стилистические приемы) и не закрепляется только за теми, кто обладает отражаемыми в его семантике качествами. Человек по имени Thomas не обязательно должен иметь близнеца, а Maurice может и не быть смуглым, и в этом смысле имя действительно употребляется как ничего не значащий ярлык, его существование оправдано лишь удобством применения при общении.

Тем не менее, у некоторых имен собственных может появиться связь с понятием и, как следствие, - абстрактно-обобщенные сигнификативные признаки. В таких случаях говорят о частичной или полной апеллятивизации имени. Наиболее ярким примером такого рода (в ряду различных случаев метонимической и метафорической сигнификации на базе имени собственного) могут служить так называемые репрезентативные имена, когда личное имя используется для выражения обобщенного понятия о типичном представителе определенного класса предметов, иными словами, это гиперонимизация на основе типизации.

Такие имена могут репрезентировать различные национальности: например, John Bull (типичный англичанин); служить символами профессий: Jack Tar (матрос), G.I. Joe (американский солдат), Tommy Atkins (британский солдат) и др.; выполнять функцию заместителей личных имен как в обиходной речи: Jack and Jill (любые парень и девушка), Tom, Dick and Harry (первый встречный), так и в официальных документах: John Doe (Jane Doe) и Richard Roe (истец и ответчик). Указательная индивидуализирующая функция имен собственных такого рода ослаблена до минимума, они лишены связи с представлением о конкретном лице. В результате репрезентативные имена получают возможность описывать типизированный денотат, приобретают сигнификативное виртуальное значение.

Однако репрезентативные имена составляют маргинальную область ономастики, так как наиболее близко приближаются к именам нарицательным. Идеальное же имя собственное специализируется на индивидуализирующей функции, никакое обобщение или описание обозначаемого объекта ему не свойственно. Но, как уже отмечалось, такова номинальная картина, а в реальности оказывается, что не только репрезентативные имена, но и многие традиционные личные имена могут оказываться способными к сигнификации - к описанию. Комментируя данное положение, М.В.Никитин пишет, что «На практике существует тенденция закреплять за разными классами вещей различные имена собственные, так что, зная это распределение, можно уже по имени собственному составить определенное представление об обозначенной вещи, о её классе и признаках» [37, с. 79]. Так, существует, хотя и не всегда строгое, разделение личных имен на мужские и женские, антропонимы отличаются от зоонимов, а последние, в определенной мере, закрепляются за различными видами животных (напр., клички Rover, Fido, Bowser, Toby и Spot настолько прочно закрепились за собаками, Whiskers, Boots, Tigger или Tiger - за кошками, Polly - за попугаями, Pokey, Stardust - за лошадьми, что их упоминание часто даже не требует уточнения, о каком домашнем животном идет речь).

Что касается антропонимов, то имя может передавать понятие о классообразующих признаках в силу своей привязки к определенной нации, культуре и детерминированности по половому признаку. Так, имена, хоть и подвержены моде, сохраняют более-менее четкое разделение на женские и мужские. Редкий случай, когда имя является и по своей форме, и по звучанию универсальным (напр. Leslie), обычно даже при одинаковом звучании женский и мужской варианты имени различаются написанием: Frances (жен.) и Francis (муж.), Vivien (жен.) и Vivian (муж.). Чаще всего совпадения происходят при использовании полного и усеченного, уменьшительного вариантов, как правило, разных имен: например, Terry - мужское имя и уменьшительное от Theresa.

Существуют также данные фонологических исследований более чем 1.500 личных имен, показывающие, что их распределение на мужские и женские в английском языке не абсолютно произвольно, а есть некоторые признаки, по которым имя может быть отнесено к тому или иному полу [38, с. 27]. Эти признаки, конечно же, не проявляются во всех без исключения именах, а выделяются на уровне тенденций.

К таким тенденциям относятся:

1) Разница в количестве слогов. Пропорция мужских имен, состоящих из 1-го слога (Mark, John, Frank, etc.), в 2,5 раза больше женских (Ann, Joan, Ruth, etc.) - 24.3% против 9.7%, но почти в 3 раза чаще, чем мужские (Christopher, Joshua, etc.), встречаются трехсложные женские имена (Dorothy, Barbara, Ebony, etc.): 29.1% - 13.4%. А вот иметь в своем имени 4 и более слогов (Victoria, Elisabeth) - это прерогатива женщин, процент таких мужских имен (Demetrius) очень низок: 7% - 2.1%. Тенденция женских имен быть длиннее мужских отмечается также у сокращенных (short names) и гипокористических, уменьшительно-ласкательных форм (pet names). В таких парах, как Jack/Jackie, Matt/Matty, Bob/Bobbie, Nick/Nicky, второй вариант может относиться в равной степени и к мужчине, и к женщине - John, Jacqueline; Matthew, Matilda; Robert, Barbara; Nicholas, Nicole, тогда как первая односложная форма в большинстве случаев подразумевает мужчину.

2)Позиция ударного слога. В очень ограниченном количестве мужских имен (5%) ударение падает не на первый слог (напр. Jerome, Bartholomew), тогда как среди женских такие имена составили 25% (напр. Patricia, Eileen, Michelle);

3)Тип ударной фонемы. Ударный слог в женских именах намного чаще включает долгий гласный [i:]: Lisa, Christine, Irene, процент же мужских имен с такой характеристикой, например, Steve, Peter вдвое ниже;

4) Тип конечной фонемы. Гораздо большее число (51%) женских имен оканчивается на гласный (Linda, Kelly), а из согласных наиболее вероятным окончанием является носовой сонант - 20% (Sharon, Ann), редко (5%) - взрывной (Janet, Margaret). В мужских именах окончание на гласный встречается в 2 раза реже - 25% (Harry, Andrew), а конечный взрывной согласный, наоборот, весьма типичен - 25% (Mark, David).

Таким образом, можно сделать вывод, что личные имена не только условно, в силу традиций, способны нести информацию о половой принадлежности носителя, но в какой-то мере идея женского и мужского рода заложена и в их внешней фонетической структуре.

Вполне вероятно, что различные дериваты даже одного имени, как например, Kate, Kath, Katie, Katherine или Bet, Beth, Betty, Betina, Elizabeth займут на этой шкале разное место.

В пользу сходного предположения высказывается в своем исследовании в области личных имен А.П. Вежбицкая [39, с. 86], об этом же говорит и данная в CEEL ссылка на проведенный американскими исследователями опрос-ранжирование, по результатам которого наиболее женственными («clear-cut feminine») признаются имена Sabrina и Christine, отвечающие, кстати, всем вышеназванным фонологическим тенденциям, а в высшей степени по-мужски («highly masculine») звучит имя Bob.

Очевидно также, что фонологические тенденции осознанно или интуитивно учитываются при создании («coining») новых имен или при заимствовании иноязычных антропонимов. Так, придуманные для литературных персонажей имена Miranda (У.Шекспир, «Буря») и Pamela (Ф.Сидни, «Аркадия») органично вошли в обиход и не воспринимаются как изобретенные. А отвечающая представлению о женском имени фонетическая структура заимствованных, например, из русского ономастикона антропонимов Natasha, Sonia, Tamara, Tatyana, Nina содействует постепенному росту их популярности среди англоязычного населения. При заимствовании не обходится без антропонимических курьёзов, и литератор А.Кторова, посвятившая несколько работ бытованию русских имен за рубежом, приводит несколько таких примеров. В одних случаях заимствуется дериват имени с уменьшительно-пренебрежительной коннотацией (Niurka Sodupe, Mishka, Trishka), в других - фамилия или имя и фамилия вместо личного имени (Rimsky Atkinson, Anna Karenina Sanchez). Мужское имя Vanya по аналогии с Tanya и Sonya переходит в разряд женских, топоним Odessa после успеха в 70-80х годах телефильма «Дело О.Д.Е.С.С.А.» послужил именем для многих девочек, особенно среди афро-американцев, а сочетания иноязычных имен с традиционными типа Goloobchik Edward Kon, Natasha Penelope Kvas, Cecilia Manya Koshmar звучат для русского уха просто анекдотично [40, с. 61].

Имя может сообщать не только пол своего владельца, но и, в некоторых случаях, указывать на его принадлежность к определенной этнической группе. Тот факт, что, начиная с 70-80-х гг. нашего столетия, составители списков наиболее частотных имен в США и Великобритании нередко разделяют показатели для белого и цветного населения, позволяет нам говорить об этническом своеобразии имен даже в рамках одной нации.

Такие антропонимические исследования весьма актуальны для стран с многообразным этническим составом, так как, несмотря на ассимиляцию, «сплавление» народов в одну национально-культурную общность, с равной силой идут и противоположные процессы - культурно-языковая лояльность, развитие субкультур, национальная самоидентификация. Обсуждая современное состояние американского общества в контексте национальных вопросов, историки, культурологи, социологи и другие исследователи вместо метафоры «плавильный котел наций» («melting pot of nations») все чаще используют выражения «многообразие культур», «культурный плюрализм» и т.п. («cultural diversity», «multiculturalism», «culture pluralism», «cultural authenticity»), понимая под этим сохранение своеобразия различных этнических культур в рамках одного сообщества. Имя в этом случае становится одним из средств культурного самоопределения, «выполняет функцию своего рода национального паспорта» [40, с. 77].

Национальная обусловленность антропонимов может проявляться как на уровне предпочтения каких-либо традиционных для англоязычного общества имен, что выражается в их частотности в конкретной этнической группе по сравнению с другой, так и при сохранении именем своего национального колорита. Представители некоторых этнических групп в США противятся модификации своих имен по стандарту общепринятых, рассматривая имя как едва ли не основной показатель принадлежности к своей субкультуре. В этом плане отличительны имена коренных американцев - индейцев, которые являются, по сути, описательными характеристиками, переведенными на английский язык: Tall Singer, Sitting Bull, Big Foot, Black Eagle, при этом даже при ассимилированном имени часто сохраняется племенное прозвище: George Yellow Wolf, John Horse, Tom Elk. Имена испаноязычной этнической группы также почти не подверглись изменениям в американской культуре: Manuel, Raul, Lourdes, Rosa, Marcia, Diego, более того, в последние годы появилась тенденция сохранять при написании имени исчезнувшие было диакритические знаки: Jose - Josй.

О национальной принадлежности имен можно судить и по их морфологической структуре, например, префиксы De-, La-, Sha- чаще всего встречаются в афро-американских антропонимах: Dejuan, Deshawn, Delmore, Ladonna, Latoya, Latisha, Shakirra, Shakur, Shafaye.

Что касается жителей Великобритании и США арабского и индийского происхождения, то сохранение ими своей системы имен обусловлено в большей мере религиозными причинами. Масштабность этого явления, а также трудность для остального англоязычного населения определить женское это имя или мужское, побудили авторов изданного в 1990 г. словаря A Dictionary of First Names поместить в приложении список традиционных арабских и индийских имен.

Итак, анализ структуры значения антропонимов позволяет выделить в ней компоненты, несущие вне речевого контекста информацию о половой и этнической принадлежности носителя имени. В результате детерминированности такого рода, которая регулируется традиционно сложившимися нормативными ограничениями, имя получает возможность нести информацию о классе, входящем в его экстенсионал, а значит, получает сигнификативное содержание. Однако необходимо отметить, что статус и источники появления такого содержания у обычных личных имен, закрепленных за определенными классами носителей, несколько отличается от сигнификативного значения репрезентативных имен, практически лишенных указательной функции в пользу описывающей.

Дело в том, что имя собственное принципиально отличается от апеллятива и приближенного к нему репрезентативному имени. Общее имя - апеллятив - обозначает, прежде всего, языковое понятие, а затем уже внеязыковой объект, т.е. сигнификат непременно входит в структуру его значения. Личное же имя получает возможность связываться с понятием, описывать обозначаемое лишь опосредованно, через своего внеязыкового носителя, что даёт нам право говорить здесь о действии так называемой вторичной, косвенной сигнификации, проявляющейся в способности знака нести информацию экстенсионального происхождения, давать абстрактно-обобщённое описание внеязыкового коррелята через сужение реальной сферы своего употребления до определенного класса. Данный вид сигнификации свойственен и апеллятивам с ограниченной сферой референтной приложимости (например, to moo (of cows), to philander (of men), nubile (of women), auburn (of hair), a troupe (of performers), a covey (of partridges) и т.п.), но если такое имя нарицательное, обладая первичной смысловой структурой, получает вторично-сигнификативный компонент в качестве дополнительного элемента к своему сигнификативному значению, то для имени собственного, специализирующегося на функции указания и не имеющего, по сути, понятийного содержания, вторичная сигнификация - единственный способ обрести некоторое виртуальное контенсиональное значение, возможность описывать свой денотат, подводя его под какой-либо общий класс, исчерпывающий объём экстенсионала имени.

Исследования показывают, что изложенная выше схема сигнификата ИС применима не только к антропонимам, но и другим категориям ИС. Хотя семантика некоторых типов ИС имеет свою специфику.

Во фразеологическом фонде любого языка имеется определенное количество фразеологических единиц с компонентом-именем собственным. По подсчетам А.И. Молоткова, Ѕнесколько особняком в перечне прототипов фразеологических единиц стоят словосочетания с именем собственным, их немного (около 2% от общего состава фразеологических единиц)Ѕ.