Речь персонажей как средство их характеристики в "Мёртвых душах" Н.В. Гоголя

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ

УЧРЕЖДЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ

ВИТЕБСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ ИМЕНИ П.М. МАШЕРОВА

ФИЛОЛОГИЧЕСКИЙ ФАКУЛЬТЕТ

КАФЕДРА ОБЩЕГО И РУССКОГО ЯЗЫКОЗНАНИЯ

КУРСОВАЯ РАБОТА

РЕЧЬ ПЕРСОНАЖЕЙ КАК СРЕДСТВО ИХ ХАРАКТЕРИСТИКИ В «МЁРТВЫХ ДУШАХ» Н.В. ГОГОЛЯ

Григорьева Юлия Владимировна

3-й курс, 301-я группа

Руководитель:

Горнак Валерий Владимирович,

Кандидат филологических наук, доцент

Витебск

2013

Курсовая работа 35 с., 7 глав, 10 источников.

Объект исследования - поэма Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

Предмет исследования - речь персонажей как средство их характеристики в поэме Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

Цель курсовой работы - изучение речевых характеристик героев в “Мёртвых душах” Н.В. Гоголя.

Методы исследования: лингвистическое комментирование, семантико-стилистический, сопоставительно-стилистический.

Результаты внедрения: разработка использована в учебном процессе на кафедре общего и русского языкознания УО «ВГУ им. П.М. Машерова».

Теоретическая и практическая значимость -- материалы полученные в ходе данного исследования, могут быть применены в процессе преподавания в школе.

Ключевые слова (Речь, персонаж, литература, речевая характеристика, мертвые души, Н.В Гоголь)

Содержание

Введение

1. Речевая характеристика Манилова

2. Речевая характеристика Собакевича

3.Речевая характеристика Коробочки

4. Речевая характеристика Ноздрева

5. Речевая характеристика Плюшкина

6. Речевая характеристика Чичикова

7. Речевые характеристики второстепенных персонажей

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Каждый художник - это целый мир, драгоценный кладезь художественного и душевного человеческого опыта.

Н.В. Гоголь - один из самых удивительных и своеобразных мастеров художественного слова. Это великий мастер глубокого взгляда на жизнь. Его мир необыкновенно своеобразен и сложен, его язык и манера в изображении портрета стали обиходными, его сатира приняла не только обличительный, но и исследовательский характер. Главным произведением в жизни Гоголя были «Мертвые души». Пафос этого произведения - юмор, смотрящий на жизнь, «сквозь видимый миру смех и незримые, неведомые ему слезы».[8,с.108] Художественные обрисовки и речевые характеристики раскрывают героев со всех сторон, показывают их внешность, их поступки.

Писатель как бы входит внутрь того мира, в котором живут его герои, проникается их интересами, исследует их характеры и возможности. Трагизм «Мертвых душ» в столкновении авторского идеала с пошлой действительностью. Мерзостям крепостнической действительности автор противопоставляет свою мечту и веру в великое будущее родной страны, веру, осветившую холодные, бездушные характеры, встающие перед нами со страниц его творчества. Гоголь объединяет в повествовании два потока. С одной стороны он узкий пошлый мирок включает в большой мир, с другой стороны - он вводит в малый мирок лица и мотивы из большого мира. Два мира - пошлый мир душевладельцев и душеторговцев и мир народный. Смех писателя и его слезы - единый мир души великого писателя, безгранично любившего свою родину и верившего в ее великое будущее.

Ярче всего это выразилось в единстве стиля и языка поэмы. Это живой язык разных слоев российского населения. Речь гоголевских героев всегда своеобразна и характерна. Манилова не спутаешь с Ноздревым или Собакевичем. Каждая фраза Гоголя выражает законченную мысль. Образы героев выписаны с точным ощущением жизненной правды. Все, что происходит с героями поэмы, - это еще не только предыстория характера. В эпопее с «мертвыми душами» наиболее ярко раскрываются их энергия и изобретательность.

И одним из высших достижений индивидуализации героев « Мертвых душ» является их речевая характеристика. Каждый герой говорит своим, присущим лишь ему языком, являющимся блестящим показателем его характера, уровня культуры и интересов.

Цель курсовой работы: изучение речевых характеристик героев в “Мёртвых душах” Н.В. Гоголя.

Задачи:

1) посмотреть как при помощи речевых характеристик раскрываются индивидуальность и характер героев, их поведение в той или иной ситуации;

2) проследить, как с помощью речевых характеристик раскрывается могучая сила гоголевского реализма.

Практическая значимость: материалы могут быть применены в процессе преподавания в школе.

Методы исследования: лингвистическое комментирование, семантико-стилистический, сопоставительно-стилистический

Материалы исследования - поэма Н.В. Гоголя «Мёртвые души».

1 Речевая характеристика Манилова

Речь прекраснодушного Манилова, «исключительно любезного и учтивого человека», отличается теми же качествами. Манилов сентиментален. Его жена, Лизонька, подстать мужу: она нежна и мила в обращении и является типом, дополняющим и углубляющим образ Манилова. Между ними подлинно идиллические отношения. Их не остывшая за восемь лет любовь, выражается в одной полной идиллической нежности фразе: Разинь, душенька, свой ротик, я тебе положу этот кусочек. Манилов весьма предупредителен по отношению к приглашённому им и «осчастливившему» его своим приездом Чичикову. Доказательством его любезности, предупредительности к Чичикову служит и его речь. Прежде всего любезность к гостю выражена в следующих словах: Вот вы, наконец, и удостоили нас своим посещением. Далее учтивость Манилова подчёркивают слова: извольте, позвольте, извольте проходить вы, вы изволили выразиться; позвольте мне вам представить жену мою; позвольте вам этого не позволить и др.. Ту же чёрту выражает любезное, дважды сказанное приглашение к обеду: прошу покорнейше, покорнейше прошу и извинение за свой простой обед: вы извините, если у нас нет такого обеда, какой на паркетах, и т. д.. Излишняя любезность и чувствительность Манилова, переходящие в приторную сентиментальность, находят своё излияние в ряде знаменитых его высказываний: доставили наслаждение... майский день... именины сердца; чувствуешь... духовное наслаждение; хотел бы доказать... сердечное влечение, магнетизм души. Анализируя речь Манилова, В. В. Виноградов справедливо замечает: «Для Манилова речь - это чистая поэзия, искусство для искусства. Поэтому он, не смея понять слов Чичикова в прямом смысле, «ничуть не затруднился». [4,т-1,с.26,27,28].

Он спрашивает Чичикова: «Может быть, здесь... в этом, вами сейчас выраженном изъяснении... скрыто другое... Может быть, вы изволили выразиться так для красоты слога?». На этом фоне становится естественным то восхищение, которым проникся Манилов, слушая Чичикова. Когда Чичиков блеснул высшими формами официально-риторического стиля: «Обязанность для меня -- дело священное, закон. Я немею перед законом», -- автор не упускает случая подчеркнуть восхищение Манилова: «Последние слова понравились Манилову, но "в толк самого дела он всё-таки никак не вник...».Желание быть приятным часто выражается в ряде преувеличенных комплиментов в адрес гостя: Случай мне доставил счастие, можно сказать, редкое, образцовое, говорить с вами и наслаждаться приятным вашим разговором; или: Я бы с радостью отдал половину всего моего состояния, чтобы иметь часть тех достоинств, которые имеете вы. То же любезно-сентиментальное отношение Манилов проявляет и к знатным чиновникам. Отсюда понятны и характеристики, данные им: вице-губернатор--милый человек, полицеймейстер - приятный человек, жена его - прелюбезнейшая женщина. Манилов учтив и вежлив даже с приказчиком, которого величает любезным, и с Селифаном, которому говорит Вы. В нём сентиментальность сочетается с претензиями на культуру и с неумением, в силу своей безалаберности, бесхозяйственности, их осуществить. Это сказывается и в его «аглицком» саде, и в мебели, и в подсвечнике, и в книге, и в организации воспитания своих детей (у них учитель), и в именах сыновей Алкиди, Фемистокус. Это великолепно отмечено и в речи: в употреблении иностранных слов (прожекты, сюрпризы, негоция), в попытках выражаться витиевато: я не могу постичь»; не мог получить такого блестящего образования, какое, так сказать, видно во всяком вашем движении; не имею высокого искусства выражаться; не будет ли это предприятие, или, чтоб ещё более, так сказать, выразиться, негоция, так не будет ли эта негоция несоответствующею гражданским постановлениям и дальнейшим видам России (казённо-книжная речь). Слащавая речь Манилова, стремящегося «наблюсти деликатность в своих поступках», «следить какую-нибудь этакую науку», претендующая на культурность, не только в ряде мест не отличается подлинно литературной формой, а обильно засорена словами-паразитами: в некотором роде, знаете, так сказать. Весьма показательна бесцветность речи Манилова в беседе его с приказчиком. Тут перед нами бесхозяйственный и легкомысленный хозяин-мечтатель, далёкий от жизни своей усадьбы. Поэтому вся беседа построена так, что Манилов, не проявляя ни малейшей инициативы, лишь рабски повторяет слова своего нерадивого приказчика. В целом речь Манилова, буквально до каждой реплики включительно, является блестящим приёмом раскрытия этого характера. [4,т-1,с.28,32,33,29,31]

2. Речевая характеристика Собакевича

Своеобразна и речь Собакевича. Он помещик-кулак, неуклюжий, грубый, «топорный» по своему характеру, внешнему виду и поведению. Такими же качествами отличается и его язык. Отсюда его лаконичное прошу - зовёт ли он к себе в гости, приглашает ли к обеду. Конечно, и у Собакевича, при всей грубости его натуры, есть какие-то элементарнейшие представления о приличии и долге гостеприимства, и поэтому он, редко обольщавшийся кем-либо и редко отзывавшийся о ком-либо «с хорошей стороны», преисполненный уважения к Чичикову, определяет его в разговоре с женой: преприятным человеком и приглашает его к себе в усадьбу. Элементарную вежливость проявляет Собакевич и в том, что, зная свою привычку наступать на ноги, тот же час спрашивает: Не побеспокоил ли я вас? или, уже наступив, тут же извиняется: Прошу прощения. Но в его натуре преобладает чёрствость, и он принимает Чичикова более официально и сухо, чем Манилов: рекомендую тебе», «имел честь познакомиться. [4,т-1,с.87].

Сухи, отрывисты и лаконичны его слова при проводах Чичикова: Прощайте. Благодарю, что посетили; прошу и вперёд, не забывать и т. д. Оттенок официального языка чувствуется и в других местах разговора Собакевича с Чичиковым. Отсюда его частое «извольте»: извольте, чтоб не претендовали на меня; извольте... и я вам скажу тоже моё последнее слово и т. д. Особенно официально-канцелярским становится язык Собакевича, когда он хочет несколько припугнуть Чичикова в связи с его странной сделкой: Расскажи я или кто иной - такому человеку не будет никакой доверенности относительно контрактов или вступления в какие-нибудь выгодные обязательства. Его расписка - тоже образец канцелярщины: Задаток двадцать пять рублей государственными ассигнациями за проданные души получил сполна. Грубость и топорная прямолинейность Собакевича великолепно высказываются в его оценке тех же самых чиновников города, о которых так любезно отзывался Манилов. Председатель у Собакевича - такой дурак, какого свет не производил; губернатор - первый разбойник в мире... и лицо разбойничье, дайте ему только нож да выпустите его на большую дорогу - зарежет. Полицеймейстер - мошенник, продаст, обманет, ещё и пообедает с вами. Обобщая своё суждение о чиновниках, он говорит: Это всё мошенники; весь город там такой: мошенник на мошеннике сидит и мошенником погоняет. Все христопродавцы. Одного порядочного человека выделяет Собакевич -- прокурора, но и его награждает эпитетом «свинья». Собакевич даёт уничтожающую критику и Плюшкину: Мошенник, такой скряга, какого вообразить трудно. Медвежья грубость Собакевича сказывается и в том, что он совсем не стесняется в своих выражениях ни при госте, ни во время обеда. Например: Купит вон тот каналья-повар, что выучился у француза, кота, обдерёт его, да и подаёт на стол вместо обеда, - так характеризует он губернаторский обед, за что его одёргивает жена. Грубость Собакевича переходит границы и в другом месте. [4,т-1,с.91,94,99-100].

Когда они с Чичиковым разговорились о Плюшкине, Собакевич назвал его «собакой» и прибавил к его характеристике: Извинительней сходить в какое-нибудь непристойное место, чем к нему. [4,т-1,с.100].

Грубая, кулацкая натура Собакевича прекрасно раскрывается в сделке с Чичиковым. В сущности, из всех выведенных помещиков он один ведёт самую настоящую сделку, ловко ориентируясь в ней, быстро смекнув, что он может получить из неё для себя известную выгоду, держа основную нить этой сделки в своих руках. Для кулацкой натуры Собакевича характерна и запрошенная им гиперболическая сумма, поразившая Чичикова. Языку Собакевича присущи выражения настоящего кулака, торгаша: Эк, куда хватили... ведь я продаю не лапти; Стыдно вам и говорить такую сумму. Вы торгуйтесь, говорите настоящую цену; Да чего вы скупитесь? Право, не дорого. Необходимо заметить, как резко изменилась речь Собакевича, когда он вошёл во вкус совершаемой операции. Лаконичный, молчаливый, Собакевич входит «в самую силу речи», т. е. пускается в такое красноречие, что Чичиков не успевает вставить ни одного слова. Собакевич развёртывает яркую характеристику тем мёртвым душам, о которых идёт речь, стараясь убедить Чичикова в полноценности продаваемого товара. Вы рассмотрите: вот, например, каретник Михеев, ведь больше никаких экипажей и не делал, как только рессорные. И не то, как бывает московская работа, что на один час, прочность такая, сам и обобьёт, и лаком покроет. В пылу азарта Собакевич впадает в совершенный абсурд и начинает хвалить мёртвых, как живых, не замечая даже всей нелепости своих доводов. Когда Чичиков одёргивает его, Собакевич с ещё большим азартом продолжает свои доводы: Ну нет, не мечта. Я вам доложу, каков был Михеев, так вы таких людей не сыщете: в плечищах у него была такая силища, какой нет у лошади; хотел бы я знать, где бы вы в другом месте нашли такую мечту. [4,т-1,с.97,95].

Речь Собакевича отличается точностью, убедительностью, деловитостью, без всяких реверансов в адрес приехавшего к нему гостя, хотя он порой и делает намёки на близкие отношения, якобы существующие между ними, стараясь и через этот хитрый ход получить для себя хоть каплю выгоды: только для знакомства», «не могу не доставить удовольствия ближнему; что по искренности происходит между короткими друзьями, то должно остаться во взаимной их дружбе. [4,т-1,с.100].

3. Речевая характеристика Коробочки

Коробочка - это «одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи, убытки» (так её характеризует Гоголь), и это великолепно отражается в её речи. Да беда, времена плохи, вот и прошлый год был такой неурожай, что боже храни. Как же жаль, право, что я продала мёд купцам так дёшево. Ещё примеры: «Народ мёртвый, а плати, как за живого». Теперь Мне выехать не на чем: некому лошадей подковать. Урожай плох, мука уже такая неавантажная. Речь Коробочки отражает её тупость и невежество, боязнь нового, непривычного, страх перед предложением Чичикова продать мёртвые души: Право, не знаю, ведь я мёртвых некогда не продавала. Право, я боюсь, на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понести убытку. Моё такое неопытное вдовье дело! лучше ж я маленько повременю. Порой в речи «дубинноголовой» Коробочки обнаруживается крайняя примитивность её мысли, доходящая до какой-то детской наивности. Нешто хочешь ты их откапывать из земли? - спрашивает она Чичикова про умерших. Или в другом месте: А может, в хозяйстве-то как-нибудь под случай понадобятся. В речи Коробочки много просторечных слов и выражений: боров, засалиться, исподнее, мелюзга, нешто, маленько, авось, каково почивали; с чем прихлебнёте чайку; заседатель; в толк-то не возьму; применюсь к ценам; я всё не приберу, как мне быть. Коробочка, старозаветная помещица-крепостница, живущая в «порядочной глуши», хранит элементарные принципы помещичьего гостеприимства и проявляет в сцене с Чичиковым необходимые для её среды черты радушия. Отсюда её обращение « Чичикову: «отец мой», «батюшка». Она любезно обращается к Чичикову с предложениями: Не хотите ли, батюшка, выпить чаю? Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване. Да не нужно ли чем натереть спину. На ночь она желает гостю «покойной ночи», утром любезно приветствует: Здравствуйте, батюшка. Каково почивали? Религиозность Коробочки подчёркивается её речью. Она то и дело произносит: в какое время вас бог принёс; дай бог, чтобы прошло; был такой неурожай, что боже храни; бог приберёг от такой беды; святители, какие страсти; с нами крестная сила; ей богу. [4,т-1,с.46].

Коробочка говорит примитивным, убогим языком, выражает свои мысли чаще всего простыми предложениями. Правда, с такой дороги и очень нужно отдохнуть. Вот здесь и расположитесь, батюшка, на этом диване. Эй, Фетинья, принеси перину, подушки и простыню. Какое-то время наслал бог: гром такой - у меня всю ночь горела свеча перед образом. Эх, отец мой, да у тебя-то, как у борова, вся спина и бок в грязи! где так изволил засалиться?. Приведённый отрывок типичен для речи Коробочки. Здесь и любезное обращение к гостю, и сочувствие ему, и гостеприимное предложение, и приказание своей служанке, и выражение религиозности. При этом она часто употребляет просторечные слова, есть у неё и элементы казённой речи. [4,т-1,с.60].

4. Речевая характеристика Ноздрева

Ярко индивидуализирована и речь Ноздрёва. Ноздрев - это «разбитной малый» с присущей ему «зоркостью и бойкостью характера». Его буйная и неугомонная натура сказывается и в постоянном желании «погулять», и в страсти к азартной игре, и в стремлении к авантюре, и в способности нагадить ближнему, и в неудержимом вранье. Разбитная, в высшей степени неорганизованная беспардонная натура Ноздрёва падка на совершение всяких нечестных поступков, на раздувание сплетен небылиц. Почти вся его речь - это пустая, пошлая болтовня, сплошное лганьё.

Вот примеры. Я один в продолжение обеда выпил семнадцать бутылок шампанского. На этом поле русаков такая гибель, что земли не видно; я сам своими руками поймал одного за задние ноги. Пруд, в котором... водилась рыба такой величины, что два человека с трудом вытаскивали штуку. Опровержение лживости Ноздрёва делается не только способом прямого разоблачения, но и иным, очень тонким, замаскированным приёмом. В кабинете его «были показаны турецкие кинжалы, на одном из которых по ошибке было вырезано: мастер Савелий Сибиряков». В подчёркнутых словах несомненно ноздрёвское враньё и им же данное «объяснение». Вот кисет, вышитый какою-то графиней, - это тоже деталь, крайне характерная для языка лжеца Ноздрёва. В этих примерах мы ясно чувствуем ноздрёвскую черту приврать и прихвастнуть и одновременно авторское разоблачение этой хвастливости героя. Недоверие к словам Ноздрёва, таким образом, возрастает. Речь Ноздрёва, бывающего постоянно и в городском кругу, и в кругу кутил-офицеров, характеризуется, с одной стороны, наличием иностранных слов: безе, безешки, кураж , в эмпиреях и др., а с другой стороны, просторечными словами и выражениями: острил зубы на мордаша; бабиться с женою; мороз по коже подирает; черта лысого получишь; я не стану снимать плевы с черт знает кого; не твоя берёт. Отмечаются в речи Ноздрёва, вращающегося в среде кутил-офицеров, «отголоски» «армейского» языка: как покутили»; «бордо называет просто бурдашкой; в фортунку крутнул; ты жестоко опешишься; я давно хотел подцепить его; во рту... точно эскадрон переночевал. Для речи Ноздрёва характерны следующие особенности: резкие переходы от одного чувства к другому например, он говорит Чичикову: Свинтус ты за это, скотовод эдакой! поцелуй меня, душа, смерть люблю тебя. Или: Не пущу!.. Пустяки, пустяки! Мы соорудим сию минуту банчишку. Многочисленные восклицательные и вопросительные предложения: Я посмотрю тогда, какой он игрок! Зато, брат Чичиков, как покутили мы в первые дни! Правда, ярмарка была отличнейшая. [4,т-1,с.66,69-70].

Отрывочные, незаконченные предложения, показывающие, что слова его не успевают за летящими мыслями: Как начали мы, братец, пить... Штабс-ротмистр Поцелуев... такой славный! усы, братец, такие!.. Поручик Кувшинников... Ах, братец, какой премилый человек!. Неудержимый каскад пошлых и бранных слов, с которыми он обращается к Чичикову и к зятю: свинтус, скотовод, каналья, фетюк, ракалия, дрянь, мошенник, подлец, скалдырник, Собакевич, шильник, печник гадкий. [4,т-1,с.60-61].

Страсть Ноздрёва к собакам выражается Гоголем в перечислении разновидностей собак: «и густо-псовых, и чисто-псовых, всех возможных цветов и мастей: муругих, чёрных с подпалинами, полво-пегих, муруго-пегих, красно-пегих, черноухих, сероухих». Тут же он приводит и всевозможные собачьи клички: Стреляй, Обругай, Порхай, Пожар, Черкай, Допекай, Припекай, Северга, Касатка, Награда, Попечительница. Словами Ноздрёва, знатока-собачея, подчёркиваются и особенно положительные качества собак: брудастая с усами; шерсть стоит вверх как щетина; бочковатость рёбер уму непостижимая; лапа вся в комке.

5. Речевая характеристика Плюшкина

Образ Плюшкина построен на одной ведущей черте: это всеохватывающая и опустошающая его страсть - скупость. Отсюда нелюдимость, недоверие к людям, подозрительность. Плюшкин постоянно находится в состоянии раздражения, готов окрыситься на каждого человека. Он опустился до потери человеческого образа и превратился в «прореху на человечестве». Гоголь с неповторимым мастерством передаёт все эти черты в языке Плюшкина. Почти ничего не осталось в нём от прежнего культурного хозяина, язык его пестрит просторечными выражениями или бранью. Речь его скупа и бессвязна, резко окрашена эмоционально, так как Плюшкин постоянно находится в состоянии раздражения. Раздражение и недоброжелательство чувствуются в следующем объяснении Плюшкина с Чичиковым.

Когда Чичиков спрашивает Плюшкина, принятого им за ключника: «Где же?» [барин], Плюшкин жёлчно отвечает: Что, батюшка, слепы-то, что-ли?.. Эхва! А вить хозяин-то я!. Когда Чичиков почёл за долг выразить хозяину почтение, тот неодобрительно что-то «пробормотал сквозь губы», вероятно (предполагает Гоголь): А побрал бы тебя черт с твоим почтением. Правда, и Плюшкин формально-вежливо обращается к гостю со словами прошу покорнейше садиться, но тут же показывает себя крайне негостеприимным, высказавшись резко отрицательно о гостеприимстве вообще: В них (гостях) мало вижу проку. Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а в хозяйстве-то упущения, да и лошадей их корми сеном. Плюшкин с первых же слов пускается в ворчливые жалобы на недостатки: Кухня у меня такая прескверная, и труба-то совсем развалилась. Сена хоть бы клок в целом хозяйстве. Землишка маленькая, мужик ленив, работать не любит, думает, как бы в кабак. И пессимистично заключает: Того и гляди, пойдёшь на старости лет по миру»\. Раздражение мрачного, не доверяющего людям Плюшкина-скряги слышно и в следующей его реплике. Когда Чичиков заметил, что у Плюшкина, как ему сказывали, более тысячи душ, он с какой-то досадой в голосе, всё более переходя в грубый тон, спрашивает: А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому, который это сказывал! Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. И нежелание показать себя всё-таки ещё богатым, и недоверие к человеку, и мелочная обидчивость к переспросам гостя оказываются в его словах. Стоило Чичикову в изумлении переспросить: «Целых сто двадцать?», как Плюшкин резко и обидчиво отвечает: Стар я батюшка, чтобы лгать: седьмой десяток живу! И хотя Чичиков туг же поспешил выразить соболезнование Плюшкину, тем не менее последний в том же недружелюбном, раздражительном тоне продолжает: Да ведь соболезнование в карман не положишь, и в подтверждение своих слов желчно высмеивает соболезнование, оказываемое ему капитаном, который выдаёт себя за родственника Плюшкина. И только когда Чичиков ошеломил своего собеседника тем, что для него «готов и на убыток», Плюшкин смягчается, выражает неприкрытую радость, и слышит совсем иные слова; «Ах, батюшка! ах, благодетель ты мой! Вот утешили старика! Ах, господи ты мой! ах, святители вы мои!» Мелькнувшая на лице Плюшкина радость мгновенно исчезает, и вновь его речь пересыпается сетованиями на судьбу, жалобами на свой «народ»: Приказные такие бессовестные.... У меня что год, то бегают. Народ-то больно прожорлив, от праздности завёл привычку трескать, а у меня есть и самому нечего. Ради нищеты-то моей уже дали бы по сорока копеек. По две копеечки пристегните. И только уже в момент отъезда Чичикова, когда Плюшкин получил от него деньги, когда гость показал себя таким благовоспитанным, что даже отказался от чая, он находит для него несколько учтивых слов: Прощайте, батюшка, да благословит вас бог! Подозрительность Плюшкина великолепно проявляется и дальше, в его отношении к Прошке, Мавре и вообще к дворовым. [4,т-1,с.108,115,119,121].

Речь Плюшкина пестрит назидательными сентенциями, являющимися результатом и его многолетнего жизненного опыта, и его мрачного, ворчливого характера, и его крайней подозрительности и скряжничества: Соболезнование в карман не положишь. Ведь что ни говори, а против слова-то божия не устоишь. Хорошего общества человека хоть где узнаешь: он и не ест, а сыт.

Плюшкин превратился в нелюдимого человеконенавистника. Он недоверчив к людям. Характерны эпитеты, которыми он определяет людей, с его точки зрения недостойных: мотишки, воришки, мошенники. Уже в самих этих эпитетах виден скупец. Речь Плюшкина сжатая, лаконичная, едкая, пересыпанная множеством просторечных слов и выражений, что делает её ещё более яркой и индивидуализированной. Вот ряд примеров: Вот бают; тысячи душ, а подитка сосчитай, а и ничего не начтёшь. Да лих-то, что с того времени до ста двадцати наберётся. Эхва! А вить хозяин-то я! И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве. Он, пересмешник, видно, хотел пошутить над вами. Однокорытниками были, вместе по заборам лазили. Театральная актёрка выманила» (деньги). Козявки и всякая дрянь было напичкалась. [4,т-1,с.119].

6. Речевая характеристика Чичикова

Образец высшего мастерства, языковой индивидуализации представляет речь Чичикова. Своим богатством и многогранностью она способствует раскрытию этого классического образа. Чичиков - ловкий, предприимчивый делец, приобретатель; добивается благорасположения и внимания всех окружающих: помещиков, чиновников, городских обывателей. Этого он достигает разными способами: и всем своим видом, и поведением, и манерой говорить. Он вполне оценил значение речи вежливой, любезной, выдержанной, благопристойной: «ронял слова с весом». В 4-й главе Гоголь замечает: «Всякое выражение, сколько-нибудь грубое или оскорбляющее благопристойность, было ему неприятно». В другом месте (11-я глава) автор говорит, что Чичиков «никогда не позволял себе в речи неблагопристойного слова». Изумительную вежливость не только в поступках, но и в словах проявлял он ещё на службе в таможне, когда он обращался к обыскиваемым с изысканной деликатностью: Не угодно ли вам будет немножко побеспокоиться, и привстать?. Не угодно ли вам будет, сударыня, пожаловать в другую комнату?. Позвольте, вот я ножичком немного пораспорю подкладку вашей шинели. Очевидно, служба научила «потерпевшего» Чичикова искусно заботиться о смягчении своих выражений из разных корыстных соображений, и этот навык пошёл ему впрок и используется им позднее. Подчёркиваем два блестящих тому примера:

1) когда Чичиков в беседе с Собакевичем «вместоумершие» души упорно называет их «несуществующие»;

2) когда во втором томе Гоголь говорит о Чичикове, что он не «украл», но «попользовался» (смягчение, типичное для Чичикова).

Чичиков имеет блестящий дар поддерживать живой разговор в обществе на любую тему, показывая тем самым свою разностороннюю осведомлённость и умея вместе с тем расположить общество в свою пользу. О себе Чичиков рассказывает мало, с «заметною скромностию», и разговор его в таких случаях принимал несколько книжные обороты:

Что он незначащий червь мира сего и не достоин того, чтобы много о нём заботились, что испытал много на веку своём, претерпел на службе за правду, имел много неприятелей, покушавшихся даже на жизнь его, и что теперь, желая успокоиться, ищет избрать, наконец, место для жительства, и что, прибывши в этот город, почёл за непременный долг засвидетельствовать своё почтение первым его сановникам. Давая о себе эту краткую, но столь выспреннюю характеристику, вложенную в несколько готовых формул, Чичиков иногда добавляет к ним ещё слова об уподоблении своей судьбы барке среди волн (у Манилова), тем самым стараясь вызвать у слушателя к себе ещё большее сочувствие. [4,т-1,с.157-158].

Более подробно совокупность образов, которыми характеризует Чичиков «поприще службы своей», излагается у генерала Бетрищева (во втором томе). Вообще же во втором томе он короче и иначе говорит о себе, подчёркивая, главным образом, цель своих поездок. Он говорит: Видеть свет, коловращение людей -- то что ни говори, есть как бы живая книга, вторая наука. Эти слова по существу без изменения, как выученную формулу, повторяет он Платонову, Костанжогло, брату Платонова Василию. С чиновничьих лет сохранилась в Чичикове, видимо манера в приподнято-официальном тоне представиться, рекомендоваться некоторым особам, у которых наблюдается стремление к показной, внешней культурности. Так, когда Манилов приглашает Чичикова заехать в свою усадьбу, он тут же отвечает, что почтёт за священнейший долг. Приехав к генералу Бетрищеву, Чичиков представляется так: Питая уважение к доблестям мужей, спасавших отечество на бранном поле, счёл долгом представиться лично вашему превосходительству. Так в речи Чичикова выступает лоск, который старается он наложить на себя. Но стоит только прислушаться к его объяснениям с Селифаном, как уже улетучивается весь этот внешний лоск речи и слышатся хорошо знакомые в крепостнической России бранные слова и распекания: что, мошенник, по какой ты дороге едешь?; ты пьян, как сапожник; вот я тебя как высеку, так ты у меня будешь знать. [4,т-1,с.281-282].

Он накидывается с бранью на Селифана: чушка, Урбан, подлец беспутный, дурак, в рог согну и узлом завязку; пошёл, ступай. Речь Чичикова великолепно раскрывает его характер, характер ловкого дельца и афериста, умеющего быстро освоиться, приспособиться к обстоятельствам, приноровиться к людям, попасть в гон их интересов и даже речи, с одним быть необычайно любезным, с другим -- более простым и нецеремонным в подборе выражений, с кем -- осторожным, с кем - уступчивым, а то и настойчивым. Вот приезжает он к любезному Манилову, и между ними происходит своеобразное соревнование в вежливости и предупредительности, причём Чичиков ничуть не уступает хозяину не только в поступках, но и в речи. Сделайте милость, не беспокойтесь так для меня; не затрудняйтесь, пожалуйста, не затрудняйтесь; пожалуйста, проходите -- такие выражения сыплются из уст Чичикова, совсем в тон хозяину. Стоило только Манилову завести разговор о хорошем соседстве, о таком человеке, с которым можно было бы «поговорить о любезности, о хорошем обращении» и проч., как Чичиков сразу же подхватывает эту мысль своеобразной пословицей: Не имей денег, имей хороших людей для обращения. Манилов в экстазе своей любезности дооткровенничался до того, что с радостью отдал бы половину своего состояния, чтобы иметь часть достоинств своего гостя. Чичиков сейчас старается его перещеголять: Напротив, я бы почёл со своей стороны за величайшее.... Неизвестно, каким комплиментом хотел перекрыть Чичиков учтивого хозяина в этом' своеобразном словесном состязании, но важно отметить одно: Чичиков ни в коем случае не желает уступить пальму первенства Манилову. Чичиков любезен, даже нежен с детьми Манилова: какие миленькие дети, миленькие малютки, мои крошки, - так называет он их. Умница, душенька, - хвалит он Фемистоклюса (эпитет, присущий Манилову: так он зовёт свою жену). И только когда Чичиков пытается изложить непрактичному Манилову свою просьбу о мёртвых душах, он меняет тон и придаёт своей речи официально-казённый оттенок: Я полагаю приобресть мёртвых, которые, впрочем, значились бы по ревизии, как живые. [4,т-1,с.33-34].

Или: Итак, я желал бы знать, можете ли вы мне таковых, не живых в

действительности, но живых относительно законной формы, передать, уступить, или как вам заблагорассудится лучше?. Обязанность для меня -- дело священное, закон -- я немею перед законом. [4,т-1,с.30-31].

Речь Чичикова у Коробочки совсем иная, потому что Коробочка не похожа на Манилова. Сам автор замечает, что с Коробочкой Чичиков, «несмотря на ласковый вид, говорил, однако же, с большею свободою, нежели с Маниловым, и вовсе не церемонился». Ловкость и сметливость помогли Чичикову быстро определить характер Коробочки, и он иным способом разговаривает с ней. Автор, следя за своим героем, повторяет: «Чичиков... решился вовсе не церемонится». Не желая ничем стеснять хозяйку, извинившись за беспокойство неожиданным приездом, Чичиков и здесь, разумеется, показывает необходимую вежливость и называет Коробочку несколько раз почтительно «матушка». Учтивость Чичикова по отношению к заботливой хозяйке проявляется и в том, что утром он считает нужным спросить: Вы как, матушка? (почивали). Когда Коробочка рекомендует ему себя, он вежливо благодарит хозяйку: Покорнейше благодарю. После совершения сделки, доставившей ему много хлопот (недаром он был «весь в поту»), Чичиков вновь входит в учтивый тон любезного гостя: У вас, матушка, блинцы очень вкусны, и прибегает к неоднократным повторам, в которых выражается его нетерпение уехать, так как делать ему теперь здесь больше нечего: заложат... заложат; не забуду, не забуду; купим, купим, всего купим, и свиного сала купим; хорошо, хорошо, будет, будет готова. [4,т-1,с.46-47].

Любопытно отметить, что Чичиков,- стараясь учтивым обращением расположить к себе старуху, в тех же интересах пытается местами в разговоре попасть в тон ей. Вот примеры. Когда Коробочка угощает Чичикова и говорит: «А с чем прихлебнёте чайку? Во фляжке фруктовая», - он подхватывает это просторечное слово: Хлебнём и фруктовой. [4,т-1,с.45-46].

Когда Коробочка спрашивает его: «Ведь вы, я чай, заседатель?», - Чичиков опять же поддерживает разговор, вставляя типичное для хозяйки словцо: Чай, не заседатель. Поняв, что перед ним патриархальная, религиозная старуха (это она уже не раз обнаружила в своей речи), Чичиков решил сыграть и на этой струнке хозяйки и использовал её набожность как раз в самый ответственный момент; именно перед самой просьбой о продаже мёртвых душ он выражает сочувствие своей собеседнице словами, взятыми из её же лексикона: на всё воля божья; против мудрости божией ничего нельзя сказать. Непонятливую, упрямую старуху Чичиков старается убедить в неотложности сделки, отсюда в его речи следующие .выражения: Ну, теперь ясно?» «В них есть в самом деле какой-нибудь прок? Понимаете ли вы это? Эх какие вы! Что ж они могут стоить? Рассмотрите: ведь это прах. Понимаете ли? это просто прах. Чичиков старается усовестить Коробочку: Страм, страм, матушка! просто страм. Ну, что вы это говорите. Эк куда хватили. Упрямая старуха выводит Чичикова из себя, и с его уст слетают бранные эпитеты в её адрес: Ну, баба, кажется, крепколобая; эк её, дубинноголовая какая; проклятая старуха. Правда, все эти выражения Чичиков всё же держит «про себя». Но, наконец, чаша терпения переполняется, Чичиков теряет равновесие и всякую благопристойность, хвативши в сердцах стулом об пол и посуливши хозяйке черта, и прибегает к грубым и оскорбительным выражениям: Да пропади они и околей со всей вашей деревней. Словно какая-нибудь, не говоря дурного слова, дворняжка, что лежит на сене: и сама не ест сена и другим не даёт. [4,т-1,с.45-46,49-50].

С Ноздревым Чичиков ведёт себя очень осторожно, зная его разбитную и бесцеремонную натуру, и это сказывается с первых его слов. Он не хочет ехать к Ноздрёву, так как это будет пустой потерей времени (за что он и досадует на себя), не желает рассказывать, куда держит путь.

Поэтому он, чтобы как можно меньше привлечь внимания к своим словам, говорит: «А я к человеку к одному», и только дальнейшими домогательствами Ноздрёв вынуждает его сказать правду.

То же самое, только в более развёрнутой форме, наблюдаем мы и

позднее, когда Чичиков приступает к сделке. Ясно видно желание Чичикова каким-то образом обуздать сутяжного и нечестного Ноздрева. Однако последовавший классический разговор между Чичиковым и Ноздревым - доказательство того, как Чичиков попал в лапы Ноздрёва. Ноздрёв издевается и смеётся «ад ним, оскорбляет его. Ничего не узнавшему относительно своей просьбы Чичикову остаётся только обижаться и защищать своё попранное достоинство: Однако ж это обидно! почему я непременно лгу? Всему есть границы, если хочешь пощеголять подобными речами, так ступай в казармы. Вся дальнейшая сцена Чичикова с Ноздревым представляет собой стремление Чичикова всеми силами избавиться от всяких покупок, мены, игры в карты, пока, наконец, Ноздрёв не уговорил его играть в шашки. И речь Чичикова - это различные варианты его отказов: Не нужен мне жеребец. Да зачем мне собака? я не охотник. Не хочу, да и полно. Вовсе не охотник играть. И лишь когда Ноздрёв нечестной игрой в шашки задел личное достоинство Чичикова, он настойчиво защищает себя: Я имею право отказаться (от игры), потому что ты не так играешь, как прилично честному человеку; партии нет возможности оканчивать; если б ты играл, как прилично честному человеку. В последних двух выражениях слышится незаконченность мысли, вызванная естественной робостью Чичикова перед хозяином, наступавшим на него с чубуком в руках. [4,т-1,с.67-68].

Совершенно иначе чувствует себя Чичиков у Собакевича, хозяина сметливого и сурового, давящего своим присутствием. Нужно отметить, что Чичиков, более обходительный, чем Собакевич, вынужден был первым заговорить, видя, что «никто не располагается начинать разговора». Не только осторожно, дипломатично, но даже робко подходит Чичиков к сделке с Собакевичем. Когда Собакевич приготовился слушать, «в чём, было дельце», «Чичиков начал как-то очень отдалённо, коснулся вообще всего русского государства,... сказал, что по существующим положениям этого государства, в славе которому нет равного, ревизские души, окончившие жизненное поприще, числятся, однако ж, до подачи новой ревизской сказки наравне с живыми, чтоб таким образом не обременить присутственные места. Множеством мелочных и бесполезных справок и не увеличить сложность и без того уже весьма сложного государственного механизма», т. е начал той витиеватой, казённо-книжной речью, какой он умел говорить и производить бесспорно выгодное впечатление на слушателей. Чичиков понимает, что с Собакевичам нельзя говорить попросту, что его кулацкая натура хорошо знакома со всякими чиновничьими тонкостями, что с ним нужно вести себя официально, осторожно и дипломатично. Не случайно отсюда и «несуществующие» души вместо «умершие» - это сказано и осторожно, и мягко. Характерно, что Чичиков повторяет это определение и после того, как Собакевич прямо и резко назвал их «мёртвыми». Сделка ведётся так, что Чичиков попал сразу как бы в кулацкие тиски Собакевича, быстро понявшего смысл предстоящей сделки и возможность выгоды. Чичиков продолжает разговор в том же осторожном стиле: А если найдутся, то вам, без сомнения..., будет приятно от них избавиться? На что Собакевич столь же лаконично отвечает: Извольте, я готов продать. Чичиков: Хотя, впрочем, это конечно такой предмет..., что о цене даже странно.... Но Собакевич тем же тоном отрезает: По сту рублей за штуку. [4,т-1,с.97-98].

Первую скрипку в сделке ведет Собакевич, и Чичикову удаётся вставить лишь отдельные осторожные реплики с целью несколько осадить, образумить увлёкшегося, прижимистого торгаша. «Согласитесь сами: ведь это тоже и не люди. Ведь души-то самые давно уже умерли, остался один не осязаемый чувствами звук. Это ведь мечта. Ведь предмет просто: фу-фу. Что ж он стоит? кому нужен?. Внешне Чичиков соблюдает выдержку и корректность, про себя же он награждает Собакевича множеством бранных слов (экой кулак; подлец; кулак, кулак, да ещё и бестия в придачу; чертов кулак). [4,т-1,с.99].

Плюшкин всем своим видом и недружелюбной встречей до такой степени озадачил Чичикова, что он сразу не мог придумать, с чего начать разговор. гоголь речевой персонаж образ

С целью расположить к себе мрачного старика и получить для себя выгоду, Чичиков решает попробовать подействовать на него такой цветистой речью, в

которой соединялись бы и почтение к хозяину, и обходительность самого Чичикова и его умение облечь свои мысли в приличную для культурного человека книжную форму. Первоначальный вариант намечен был Чичиковым такой: Наслышась о добродетели и редких свойствах души (хозяина), ...почёл долгом принести лично дань уважения. Вариант этот был мгновенно отвергнут, так как эти было уже слишком. Нравственно-психологический характер своего «вступления» Чичиков заменяет хозяйственным (это и конкретнее, и ближе к делу) и говорит, что, наслышась об экономии его и редком управлении имениями, ...почёл за долг познакомиться и принести лично своё почтение. Когда Плюшкин с первых же слов показывает раздражение и начинает жаловаться на свою бедность, Чичиков ловко поворачивает разговор к своей цели: «Мне, однако ж, сказывали, что у вас более тысячи душ». И следующую жёлчную реплику Плюшкина, где тот невольно коснулся горячки, которая выморила у него мужиков, т. е. как раз темы, интересующей гостя, Чичиков умело подхватывает и опять-таки ведёт прямо к тому, что ему нужно, но внешне сочетает это с выражением участия: Скажите! и много выморила? Чичиков торопится узнать число и не может скрыть радости от предстоящей наживы. Отсюда поток вопросительных предложений: Сколько числом.. Нет... Вправду? Целых сто двадцать? [4,т-1,с.209,2013].

Недаром Гоголь дважды здесь говорит о Чичикове так: «Изъявил готовность». Один раз Чичиков даже буквально повторяет слова Плюшкина: «По две копеечки пристегну, извольте».

Таким образам, наблюдения над речью Чичикова, как и других главных героев поэмы, убеждают в том огромном мастерстве, которым обладал Гоголь при обрисовке персонажей средствами их индивидуальной речевой характеристики.

7. Речевые характеристики второстепенных персонажей

Языковая характеристика является блестящим средством раскрытия не только центральных героев, но и второстепенных персонажей поэмы. Гоголь в таком совершенстве владеет искусством языковой характеристики, что и второстепенные персонажи наделяются исключительно выразительной, меткой, только им присущей речью.

Образ почтмейстера раскрывается через речевую характеристику. В городе его имя обычно произносилось с добавлением: «шпрехен зи дейч, Иван Андрейч». Почему так? Возможно потому, что он был знаком с немецким языком. Он увлекался философией, читал иностранных авторов (Юнговы «Ночи» и произведения Эккартс-гаузена), был «остряк, цветист в словах и любил, как сам выражался, уснастить речь». Многословие, пустословие, погоня за дешёвой красивостью - вот отличительные признаки его речи. «Уснащение» его речи заключалось в том, что он наводнял без всякой надобности свой рассказ «множеством разных частиц», короче - слов-паразитов, как-то: сударь ты мой; эдакой какой-нибудь; знаете; понимаете; можете себе представить; относительно; так сказать; некоторым образом. Такие слова он «сыпал... мешками», и в глазах непритязательного и ограниченного городского общества эта особенность его речи стяжала ему славу красноречивого человека. [4,т-1,с.201].

Гоголь прекрасно воспроизводит в резко сатирическом плане типичную для того времени речь дамского общества. Дамское общество города N, являющееся типичным дамским обществом того времени, отличалось прежде всего слепым преклонением перед всем иностранным: этикетом, модами, языком. Стремясь к изяществу и благородству речи, дамы города N видели возможность приобрести эти свойства речи лишь усиленным внедрением иностранных слов (преимущественно французских), очень часто искажённых. Пристрастие городских дам к французскому языку вынуждает Гоголя вставлять в их речь, даже в их характеристику ряд иностранных слов, которые несут здесь резко разоблачительную функцию: презентабельны, этикет, мода, контр-визит, манкировка, интере-сантка, аноним, инкомодите, клок, руло, шемизетка, бельфам, галопад, получать форс, роброны. В частности, употребление последнего слова сопровождается следующим замечанием Чичикова в сердцах, за словами которого мы ясно слышим самого автора: «Провал их возьми, как их называют...» Дамы избегали «грубых» слов, как неблагородных, и. старались заменить их перифрастическими выражениями, которые способствовали опять-таки «облагораживанию» речи. Гоголь говорит, что они «отличались... необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась, я вспотела, я плюнула», а говорили: я облегчила себе нос, я обошлась посредством платка. Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или эта тарелка воняет...», а говорили вместо того: этот стакан нехорошо ведёт себя. В другом месте поэмы Гоголь еще раз подчёркивает, что «дамские благовонные уста» с особым усердием прибегали к множеству намёков и вопросов, «проникнутых насквозь тонкостию и любезностию» в обращении с Чичиковым, которого они старались обворожить изяществом своей речи: Позволено ли нам, бедным жителям земли, быть такими, дерзкими, чтобы спросить вас, о чём вы мечтаете?. Где находятся те счастливые места, в которых порхает мысль ваша?. Можно ли знать имя той, которая погрузила вас в эту сладкую долину задумчивости? Ту же функцию разоблачения изысканного и приглаженного языка дам выполняют отдельные придуманные ими эпитеты: «пирожное, известное под именем поцалуя»; «маленькие зубчатые стенки из тонкого батиста, известные под именем скромностей». Венцом этой сентиментально-изящной дамской речи в поэме служит письмо, полученное Чичиковым. Оно было написано, по замечанию Гоголя, «в духе тогдашнего времени» и тем самым представляет наглядный образец эпистолярного стиля той эпохи. Кудреватость слога письма бросается в глаза. Недаром даже Чичиков воскликнул: «А письмо очень, очень кудряво написано!». В этом письме, начинавшемся «очень решительно»; Нет, я должна к тебе писать...,дан подбор формул сентиментально-романтической книжной речи, очень модных в то время, но приведённых Гоголем с целью явного разоблачения. В письме говорится о «тайном сочувствии между душами», ставятся многозначительные риторического характера вопросы с данными на них ответами: Что жизнь наша? - Долина, где поселились горести. Что свет? - Толпа людей, которая не чувствует. Писалось дальше о слезах, которыми автор письма омрачает строки нежной матери, уже умершей; делалось приглашение Чичикову отправиться с ним в пустыню, «оставить навсегда город, где люди в душных оградах не пользуются воздухом». В этих словах, выдержанных в том же комическом тоне, явная перекличка со словами из «Цыган» Пушкина, где также дана критика городской жизни. Целесообразно отметить, что Гоголь оттеняет ещё одну особенность дам города, связанную с их речью: они были очень чутки к отдельным, значительным для них словам, и часто сами эти слова были для них важнее вложенного в них содержания. Так, в поэме блестяще показано, как всё дамское общество было встревожено магическим словом «миллионщик», связанным с Чичиковым. Дам встревожил, говорит Гоголь, «не сам миллионщик, а именно одно слово, ибо в одном звуке этого слова, мимо всякого денежного мешка, заключается что-то такое, которое действует и на людей-подлецов, и на людей ни сё, ни то, и на людей хороших - словом, на всех действует». [4,т-1,с.184,189].