Система жанров в лирике декабристов

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Автореферат

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

10.01.01 - русская литература

Система жанров в лирике декабристов

Ложкова Татьяна Анатольевна

Екатеринбург - 2006

Диссертация выполнена в ГОУ ВПО «Уральский государственный педагогический университет»

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Ермоленко Светлана Ивановна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Шатин Юрий Васильевич доктор филологических наук, доцент

Мирошникова Ольга Васильевна доктор филологических наук, доцент Щенникова Людмила Павловна

Ведущая организация: ГОУ ВПО «Пермский государственный педагогический университет»

Секретарь диссертационного совета Скрипова О.А.

1. Общая характеристика работы

декабристский поэзия литературный жанр

Диссертация посвящена исследованию лирики поэтов-декабристов как историко-литературной системы. Несмотря на большое количество трудов разного масштаба (В.Г. Базанова, А.В. Архиповой, В.Н. Касаткиной, Л.Г. Фризмана, Ю.Н. Тынянова, М.Г. Альтшуллера, Н.В. Королевой, А.А. Илюшина, Г.П. Макогоненко, А.Г. Колесникова, А.Е. Ходорова, П.В. Соболева, В.Э. Вацуро и др.), в отечественной науке до сих пор нет ясного представления о декабристской литературе как эстетическом феномене. Актуальность избранной темы заключается в том, что назрела необходимость нового, не связанного с идеологическими стереотипами и схемами прочтения декабристской поэзии как специфического художественного явления. В период 1821-25 гг. творчество интересующих нас писателей является поэтической формой выражения особого типа романтического мироощущения, своего рода «литературным декабризмом». На данном этапе, в соответствии с особенностями историко-литературного процесса, декабристы обращаются преимущественно к лирике. Тем самым определяется объект нашего исследования - лирика поэтов-декабристов в период до 14 декабря 1825 г. Мы сосредоточили усилия на анализе творчества самых ярких художников: К.Ф. Рылеева, Ф.Н. Глинки, П.А. Катенина, В.К. Кюхельбекера, В.Ф. Раевского. Именно они в 1821-1825 гг. составили ту особую поэтическую общность, которая оказала серьезное влияние на формирование гражданского течения в русском романтизме.

Основой художественной целостности декабристской поэзии, с нашей точки зрения, является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции. Для нашего исследования наиболее важной является конструктивно-моделирующая функция жанра, впервые указанная М.М. Бахтиным. Развивая его идеи, Н.Л. Лейдерман само значение жанровой структуры определяет как создание образной «модели мира». Отсюда определение: «Жанр - это исторически складывающийся тип устойчивой структуры произведения, организующей все его компоненты в систему, порождающую целостный образ мира, который единственно может быть носителем определенной эстетической концепции действительности и выразителем художественной истины» Лейдерман, Н.Л. Жанр и проблема художественной целостности / Н.Л. Лейдерман // Проблемы жанра в англо-американской литературе (XIX-ХХ вв.). - Вып. 2. Свердловск, Свердл. гос. пед. ин-т, 1976. С. 26.. Определение это кажется нам вполне приемлемым в качестве теоретической основы наших изысканий Мы учитываем также уточнения, предложенные С.И. Ермоленко в ходе изучения специфики лирических жанров - главного объекта нашего научного интереса: «… структура лирического жанра определяется гибкой, но достаточно устойчивой связью между типом лирического субъекта (типом субъектной организации), характером интонационно-мелодического строя и свойственными данному жанру «сигналами» («эмблематикой») ассоциативного фона. Эта связь и порождает специфический для каждого лирического жанра образ миропереживания как выражение определенной эстетической концепции личности» (Ермоленко, С.И. Лирика М.Ю. Лермонтова: жанровые процессы / С.И. Ермоленко. - Екатеринбург: Урал. гос. пед. ун-т, 1996. С. 19.)..

Интересующий нас вопрос связан с серьезной теоретической проблемой. В современной науке в течение длительного времени не затихает дискуссия о судьбе жанров и жанрового мышления в русской поэзии начала XIX века. Идея «диффузии», «атрофии» жанров, «разрушения жанрового мышления» в романтической лирике имеет немало сторонников и немало противников. Довольно часто предпринимаются попытки вписать и декабристскую лирику в рамки данной концепции (работы Р.Д. Остаевой, Н.В. Королевой и др.). По мнению других исследователей (Ю.Н. Тынянов, И.И. Ермолаева и др.), декабристы, напротив, сохраняют верность отжившим жанровым формам, тяготеют к литературной «архаике».

Мы разделяем мнение исследователей, утверждающих, что следует различать жанровое мышление как онтологическое свойство художественного сознания и мышление жанровыми канонами как специфическое качество, свойственное эстетическим системам XVIII века (С.И. Ермоленко, Ю.В. Стенник и др.). Художники романтической эпохи стремились к созданию индивидуальных жанровых форм. Однако объективно обнаруживающаяся близость между произведениями разных писателей, независимо друг от друга выстраивающих сходные поэтические структуры, позволяет говорить о наличии внутренних закономерностей историко-литературного движения, о формировании новой, специфичной для романтизма, системы жанров. Роль декабристов в этом процессе до сих пор остается неясной.

Вопрос о жанровой специфике декабристской поэзии оказывается связанным и с проблемой творческого метода. Своеобразие эстетических принципов, определяющих художественную позицию интересующих нас поэтов, интерпретируется неоднозначно. Некоторые ученые (Л.Я. Гинзбург, А.М. Гуревич и др.), выводят их творчество за рамки романтического литературного направления, с чем категорически не соглашаются их оппоненты (Г.А. Гуковский, В.Г. Базанов, Г.П. Макогоненко, Е.М. Пульхритудова и др.).

Камнем преткновения для участников дискуссии стал вопрос об эстетическом смысле активного обращения декабристов к традиции высокой поэзии, уходящей корнями в XVIII век, прежде всего, к жанру оды, доминировавшему в классицистической лирике. Между тем, в современных теоретических работах предлагаются подходы к его решению. Так, размышляя о природе литературного течения, Н.Л. Лейдерман высказывает предположение о том, что в момент рождения новых методов и формирования новых литературных направлений старые жанры, в которых «опредметились» принципы художественного отображения, присущие уже изжившим себя системам, не исчезают полностью: «Как же «старый» жанр сохраняет свою действенность, какие изменения он претерпевает, что он сохраняет и переносит в новую действительность? Этот вопрос и приводит нас к проблеме литературных течений как наиболее крупных «подсистем» в русле литературного направления» Лейдерман, Н.Л. Жанровые системы литературных направлений и течений / Н.Л. Лейдерман // Взаимодействие метода, стиля и жанра в советской литературе: сб. науч. тр. - Свердл. пед. ин-т. - Свердловск, 1988.С. 12.. Не становится ли у декабристов старая жанровая система, модифицированная под влиянием новых эстетических веяний или актуализировавшая в ходе саморазвития ранее нереализованный внутренний потенциал, фактором формирования литературного течения? И как она «притирается» к романтическому методу?

Исходя из вышеизложенного, в качестве предмета исследования мы избираем своеобразие жанровой системы - фактора художественной целостности «литературного декабризма» как особой, не столько идеологической, сколько поэтической общности, ставшей в свою очередь, ядром гражданского течения в русской романтической лирике и наиболее ярко выразившей характерные для него особенности. Однако мы не стремимся к абсолютизации категории жанра. Нам близок подход, предполагающий анализ историко-литературных систем (направление, течение, школа) как художественного единства, структурно организованного устойчивыми взаимоотношениями между творческим методом, органичной для него жанровой системой и поэтическим стилем.

Цель нашего исследования: выяснить, как формируется художественная общность «литературного декабризма», как функционирует она в сложившемся виде, и как распадается.

Для реализации этой цели необходимо решить следующие задачи:

Уточнить представления декабристов о литературных жанрах, об их роли в историко-литературном процессе.

Выявить факторы, обусловившие возникновение декабристской поэтической общности.

Охарактеризовать жанровую систему декабристской лирики; выяснить, какими факторами определяется ее внутренняя целостность, как функционируют в рамках этой системы канонические жанры (элегия, дружеское послание), возникают ли новые жанровые формы.

Рассмотреть вопрос о причинах и механизмах распада «литературного декабризма» как художественной общности.

Предметом, целями и задачами определяется методологическая основа исследования: мы опираемся на типологический, сравнительно-исторический и системно-структурный методы анализа историко-литературных явлений, широко представленные в отечественном и зарубежном литературоведении.

Научная новизна нашей работы состоит в том, что в ней впервые описана система жанров декабристской лирики в динамике ее развития и функционирования, выявлен системообразующий конструктивный принцип, определяющий ее специфику.

Научная значимость определяется тем, что впервые в отечественном литературоведении декабристская лирика рассматривается как художественное единство, организованное закономерностями, имманентными искусству литературы.

Практическая значимость исследования заключается в том, что его материалы могут быть широко использованы в преподавании вузовских курсов «История русской литературы XVIII века» и «История русской литературы XIX века (первая треть)», а также в спецкурсах и спецсеминарах по истории русской лирики.

Достоверность научных результатов обеспечена широким привлечением литературного материала, литературно-критических источников и архивных материалов.

Апробация результатов диссертационного исследования проводилась на 17 научных и научно-практических конференциях, среди которых международная научная конференция «А.С. Пушкин и мировая культура» (Москва, 1999), международная научная конференция «Трансформация и функционирование культурных моделей в русской литературе (архетип, мифологема, мотив)» (Томск, 2005), г.VIII всероссийская научно-практическая конференция «Филологический класс: наука - вуз - школа» (Екатеринбург, 2002), Всероссийская научная конференция «Дергачевские чтения - 2004» (Екатеринбург, 2004) и др. Содержание диссертации отражено в монографии «Система жанров в лирике декабристов» (Екатеринбург, 2005), учебном пособии «Лирика декабристов: поэтика жанров» (Екатеринбург, 2004) и ряде публикаций.

Основные положения, выносимые на защиту:

1. Декабристская поэзия представляет собой не столько идеологическую, сколько художественную целостность, организованную по имманентным литературе как виду искусства эстетическим законам.

2. Основой этой художественной целостности является специфическая система жанров, в которой реализуются познавательно-ценностные принципы творческого метода и отражаются связанные с ним стилевые тенденции.

3. Конструктивный принцип, определивший специфику жанровой системы декабристской лирики, заключается в доминирующем положении оды как «старшего жанра». Декабристы создали особую, романтическую по характеру лежащей в ее основе эстетической концепции мира и человека, модификацию одического жанра. Обновленный одический жанровый образ мира и миропереживания мыслился ими как максимально приближенный к «идеальной норме прекрасного» и наиболее адекватно выражающий декабристское мироощущение.

4. Будучи «старшим жанром», ода обусловила единство способов создания образа миропереживания в произведениях наиболее репрезентативных для декабристской поэзии лирических (элегия, дружеское послание) и даже лиро-эпических (дума) жанров.

5. Главный фактор распадения декабристской поэтической общности - творческая индивидуальность художников, проявлявшаяся в особенностях поэтического стиля и внимании к жанровым формам, не подчинявшимся влиянию одического конструктивного принципа (любовная лирика К.Ф. Рылеева, подражания псалмам Ф. Глинки, ранние «ночные» стихи В. Кюхельбекера). В перспективе развитие этих тенденций выводило поэтов за пределы гражданского течения и закладывало основы для формирования новых художественных систем.

Структура диссертации определена целями и задачами исследования. Работа состоит из введения, трех глав, заключения и основной библиографии (503 наименования). Объем диссертации 551 стр.

2. Основное содержание работы

Во Введении рассматривается история вопроса и обосновывается выбор темы исследования, ее актуальность и научная новизна, характеризуются объект и предмет анализа, определяются цели и задачи работы, теоретико-методологическая база, практическая значимость, формулируются положения, выносимые на защиту.

Глава первая «"Пролог" течения» состоит из четырех разделов, в которых последовательно осмысляется процесс формирования декабристской художественной общности. В первом разделе «Вопросы жанра в декабристской критике» выясняется степень осознанности предпринятых декабристами жанровых поисков и новаций. Многие из них в интересующий нас период занимались литературно-критической деятельностью, высказывались и по общеэстетическим, и по литературно-теоретическим вопросам. На основе анализа статей А.А. Бестужева. К.Ф. Рылеева, П.А. Катенина, В.К. Кюхельбекера в разделе доказывается, что декабристы вносят существенный вклад в формирование представления о литературных жанрах, органичного романтической эпохе. Так, они начинают воспринимать жанровые формы как явления динамические. В ряде статей («Взгляд на русскую словесность в течение 1824 и начале 1825 годов» и «О романе Полевого "Клятва при гробе Господнем"» А. Бестужева, «Несколько мыслей о поэзии» К. Рылеева и др.) предпринимается попытка рассмотрения истории литературы как процесса развития, модифицирования и смены жанровых форм, обусловленного потребностями меняющегося общественного сознания.

Критики-декабристы пытаются осмыслить своеобразие жанровых процессов и в «текущей» литературе. Наиболее четко и последовательно этот принцип выдержан в статье В.К. Кюхельбекера «О направлении нашей поэзии, особенно лирической, в последнее десятилетие» (1824). Автор статьи полагает, что главное «направление» в развитии русской лирики рубежа 1820-х гг. определяется своеобразием функционирования трех магистральных, по его мнению, жанров: оды, элегии, дружеского послания. На характеристике современного состояния этих жанров критик и сосредоточивает свои усилия.

Декабристам близка общеромантическая мысль об определяющем для жанрового членения литературных произведений значении индивидуальной личности художника, ее внутреннего содержания и специфики ее отношения к миру. Тем самым на первый план выдвигается субъективный фактор, ставящий эстетическую значимость поэтических жанров в зависимость от возможностей, которые они дают для раскрытия внутреннего мира личности. Так, Кюхельбекер сознательно выдвигает в качестве критерия для разграничения жанров оды, элегии и дружеского послания характер отношений между личностью и миром (ст. «О направлении нашей поэзии…»). Важнейшим из жанровых признаков оды нового времени, по Кюхельбекеру, становится специфический субъект переживания и поэтического высказывания - избранная личность поэта-пророка, выражающая неповторимо индивидуальные чувства, что решительно разводит Кюхельбекера-романтика с классицистами. В то же время критик с большим вниманием относится к мысли классицистов о непосредственности и предельной напряженности переживания как одном из специфических признаков оды. Из всех лирических жанров именно ода, по его мнению, может в максимально полной мере выразить величие человеческой души, «одна совершенно заслуживает название поэзии лирической». В ряде статей критик открыто высказывает сожаление о том, что в современной поэзии ода утратила доминирующее положение, а другие жанры (элегия, дружеское послание) слишком далеко «ушли» от нее, целиком сосредоточившись на художественном освоении частных, камерных аспектов внутренней жизни человека. Из контекста литературно-критических рассуждений Кюхельбекера становится ясно, что он понимает оду двояко: с одной стороны, как конкретный лирический жанр, с другой - как некое жанровое образование, способное притягивать к себе и другие жанры. Ю.Н. Тынянов в свое время обратил внимание на специфическое функционирование оды в системе классицистической лирики: ода была признана высшим жанром в поэтической иерархии видов и жанров классицизма, и ценность других художественных форм логически связывалась со степенью близости именно к ней. Такое особое положение какой-либо поэтической формы получило у Ю.Н. Тынянова определение «старшего жанра» См. об этом: Тынянов, Ю.Н. Ода как ораторский жанр // Тынянов, Ю.Н. Поэтика. История литературы. Кино / Ю.Н. Тынянов. - М.: Наука, 1977. - С. 245.. Углубляя и развивая идеи Ю.Н. Тынянова, С.И. Ермоленко рассуждает: «Очевидно, здесь речь идет не столько о конкретном жанре (оде, в данном случае), сколько о некоем единстве в способах создания образа миропереживания в произведениях различных лирических жанров… Это единство будет определяться одой, чей жанровый образ мира и миропереживания максимально приближен к «идеальной норме прекрасного», обретающей в глазах поэта-классициста значение истины, и, следовательно, может служить своеобразной точкой отсчета для других жанров, воплощающих свои эстетические концепции действительности» Ермоленко, С.И. Лирика М.Ю. Лермонтова… С. 36-37.. Кюхельбекер сознательно стремится вернуть оде утраченный к началу XIX века статус «старшего жанра».

Почему же именно ода должна взять на себя функции «старшего» жанра у романтиков-декабристов? Ответ находим у того же Кюхельбекера, наиболее четко осознавшего и сформулировавшего позицию, к которой интуитивно тяготели и его соратники. В его статьях просматривается близкое шеллинговскому понимание произведения искусства и как продукта деятельности индивидуального гения, и как результата воздействия на его сознание Абсолютного духовного первоначала. Поэт, по Кюхельбекеру, - одновременно и индивидуальная, уникальная, и универсальная личность, вбирающая в себя все «естество» мироздания, а потому он может испытывать только необыкновенные чувства, в момент вдохновения изливающиеся в непосредственном лирическом высказывании. Романтическая концепция творческого акта находит, таким образом, органическое художественное воплощение в оде с ее восторгом в качестве психологической доминанты. Наконец, декабристы были убеждены в осуществимости романтического идеала, верили, что мир можно переделать, переустроить на лучших началах, благодаря усилиям избранных, пророков и героев. Задача искусства, по их мнению, - внести идеал в жизнь через образное его воплощение. Так своеобразный подход к решению проблемы романтического двоемирия снова обращает декабристов к жанру оды, изначально имеющему целью не только воспевание идеала, но и изображение его уже осуществленным, воплощенным в специфических художественных образах (идеальный герой, монарх и т. п.). Однако успешное решение такой задачи было возможно лишь при условии обновления жанровой модели в соответствии с духом новой, романтической эпохи.

Во втором разделе «В преддверии новой эпохи: А. Н. Радищев и русская ода конца XVIII-начала XIX веков» выявляется художественный потенциал, накопленный одой к моменту вхождения декабристов в литературу. На протяжении XVIII века интересующий нас жанр пережил целый ряд серьезных модификаций. Так, А.П. Сумароков создает жанровую модель, весьма далекую от традиции витийственной ломоносовской оды. Поэты сумароковской школы, в свою очередь, активно модернизируют и эту модель, полемизируя со своим учителем. Наконец, знаменитая державинская «Фелица» дает толчок к возникновению еще одной линии в развитии одического жанра Все эти варианты модифицирования оды на протяжении XVIII века глубоко и основательно изучены в отечественном литературоведении (труды Л.В. Пумпянского, Г.А. Гуковского, Ю.Н. Тынянова, А.В. Западова, Г.В. Москвичевой, И.З. Сермана и др.).. Особого внимания заслуживает жанровая модификация, предложенная А.Н. Радищевым, до сих пор недостаточно осмысленная литературоведами. В разделе предпринят специальный анализ оды А.Н. Радищева «Вольность» с целью уточнения роли, которую она сыграла в процессе развития жанра в начале XIX века. В ходе анализа обнаружено, что главной особенностью художественной структуры стихотворения является повышенная субъективность. Лирический субъект Радищева обращен не к внешнему, объективному миру (традиционному источнику лирического переживания у классицистов), но целиком погружен в перипетии внутренней жизни: в основе лирической ситуации лежит оппозиция между настоящим, реальным («рабство») и желаемым, идеальным («вольность») состоянием души. Лирический субъект стремится к постижению высших истин, отталкиваясь от внутренних ощущений, сверяясь со своей эмоциональной реакцией на мир в духе сентименталистской концепции чувствительности. По сути, он является и субъектом, и объектом переживания, ибо сосредоточен на самовыражении, постижении собственной эмоциональной жизни. Поэтому конструктивными опорами лирического сюжета оды оказываются внутренние ощущения, не всегда поддающиеся рациональному определению. Читатель погружается в потоки эмоциональных состояний, образно оформленные мотивами света и тьмы, лирическое повествование в «Вольности» насыщено ассоциациями, помогающими конкретизировать состояние лирического субъекта. Образ миропереживания в стихотворении антиномичен в силу своей крайней субъективности, источником которой является внутренняя коллизия между «могу» и «не могу». Просветитель Радищев мыслит так же метафизически, как и его современники-классицисты. Одическая картина мира у него статична, развернута не во времени, а в пространстве. Но это не классицистическая, объективированная в описании, панорама вселенной, а проекция души лирического «я», откровенное создание его фантазии и воображения. Поэтому художественная условность явно преобладает над конкретикой и фактографией: ода перегружена эмблемами, метафорами, аллегориями. Таким образом, суть радищевской модификации одического жанра состоит в усилении момента субъективного самовыражения, исповедальности при сохранении жанрообразующей установки на воспевание идеала. Данная модификация жанра весьма органично вписывается в эстетические каноны сентиментализма.

«Вольность» А.Н. Радищева оказала существенное влияние на гражданскую лирику начала XIX века, в частности, на творчество участников Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (поэтов-радищевцев). Повышенная эмоциональность, подчеркнутая патетичность сближает оды поэтов данной группы с радищевским стихотворением. Заметно влияние «Вольности» и на творчество С.С. Боброва. Для его лирики характерно особое внимание к внешнему миру как предмету переживания. Однако предметность важна в одах Боброва не сама по себе, но в связи с тем, что она выражает необычайно напряженное эмоциональное и интеллектуальное существование лирического «Я», обусловленное особой открытостью души окружающему миру в его космических, вселенских масштабах. Стремление Боброва соединять в едином образе миропереживания одухотворенное с неодушевленным, абстрактное с конкретным приводит к фактической символизации описания, т.е. субъективизации поэтики, хотя достигается это иными художественными средствами, нежели у поэтов-радищевцев. Неоднократно отмечавшийся в науке интерес А.Н. Радищева к творчеству Боброва не был случайным.

Таким образом, наметившаяся к началу XIX века тенденция к субъективизации одического образа миропереживания и усиление экспрессивности поэтического стиля происходят в результате определенного воздействия новаций А.Н. Радищева. Если учесть необычайную идеологическую насыщенность гражданской оды на этом этапе, то кажется абсолютно справедливой неоднократно высказывавшаяся в отечественной науке мысль о ее неразрывной идейной связи с будущей декабристской поэзией.

В разделе «Ранняя лирика декабристов: в поисках форм лирического самовыражения» предпринят анализ мироощущения будущих декабристов, их эстетических поисков на начальных этапах поэтического самоопределения. Каждый из активных представителей течения прошел собственную творческую школу, накопил оригинальный жизненный и психологический опыт. Каким образом эти поэты, поначалу такие разные, оказались в единой литературной группе? Проанализировав раннее творчество Ф.Н. Глинки, К.Ф. Рылеева и В.К. Кюхельбекера, мы обнаружили явное наличие в нем тенденций, которые, в итоге, должны были вывести их к созданию лирики нового типа. В период 1814-1820 гг. все они оказываются носителями особого мироощущения. Каждый, идя своим путем, приходит к новому пониманию собственной личности и ее места в мире. Это понимание по природе своей романтическое: личность осознает себя носительницей идеала и утверждает свою исключительность, избранность, предназначенность для некоего высокого поприща. Находясь в резко конфликтных отношениях с несовершенной реальностью, такая личность не может удовлетвориться погружением в мир собственной души и его абсолютизацией, подобно поэтам школы Жуковского. Она стремится к осуществлению своего идеала в действительности, к переустройству окружающего мира на тех началах, которые представляются ей истинно справедливыми. Будущие декабристы ищут поэтическую форму, которая позволила бы художественно выразить внутреннее состояние, мироощущение этой личности.

Одному из них уже в этот, «додекабристский» период удается на практике осуществить свою претензию на духовное и литературное лидерство. Мы имеем в виду П.А. Катенина и его нашумевшие в свое время баллады. Их анализу посвящен раздел «Новаторство П.А. Катенина в жанре баллады».

Баллада традиционно включается в группу жанров, репрезентативных для романтической поэзии. Общепризнанным родоначальником русской романтической баллады является В.А. Жуковский.

П.А. Катенин предпринял попытку оспорить разработанную им жанровую модель, предложив читателю свою балладу «Ольга», полемически противопоставленную известной «Людмиле» Жуковского (оба стихотворения являются вольными переложениями баллады Бюргера «Ленора»). Дискуссия, развернувшаяся между сторонниками Жуковского и Катенина, приняла острый характер. Однако в ходе бурных дебатов об основополагающих принципах поэтического стиля двух авторов из поля зрения полемистов выпал вопрос о сущности предложенной Катениным модификации балладного жанра. За его балладами твердо закрепилось определение «простонародных». Как правило, под «простонародностью» понимаются стилевые особенности катенинских стихотворений, своеобразие его «грубоватого» «слога» и национальная основа сюжета. Между тем, к моменту создания «Ольги» Катенин - уже опытный поэт-балладник. Специальный анализ его стихотворений «Наташа», «Убийца», «Леший» позволил увидеть, что их автор не ограничился лишь стилевыми новациями. Так, Катенин склоняется к трактовке балладного чудесного как исключительного, но вероятного: фантастическое в его произведениях либо отсутствует, либо ослаблено. Поэтический мир его баллад избыточно насыщен деталями и подробностями и максимально приближен к реальности. События утрачивают значительную долю необычности, исключительной оказывается сила чувств персонажей. Образы балладных героев у Катенина непривычно усложнены. Добро и Зло, Жизнь и Смерть - это полюса их внутреннего мира, и свою Судьбу они несут в себе. Ее свершение равнозначно окончательному осуществлению себя, которое катастрофично, ибо приводит к самоуничтожению. Так специфично проявляется в произведениях Катенина трагическое - неотъемлемая жанровая особенность. Оно оказывается сущностью человеческой души, совмещающей в себе и созидательное, и разрушительное начала. Этим объясняется отсутствие в катенинских произведениях такой специфической особенности балладной жанровой структуры, как антитетичность системы образов. В центре сюжета оказывается один герой - и преступник (вольный или невольный), и жертва одновременно. Внутренний мир персонажей становится сюжетно-композиционным центром катенинских баллад с их непривычным для жанровой традиции психологизмом.

Заслуживает внимания и специфика организации балладного повествования. В катенинских стихотворениях постоянно слышится голос некоего устного рассказчика, который находится в том же времени и пространстве, что и герои, хорошо знаком с деталями события и не может удержаться от прямого выражения своей позиции. Поэтому вполне уместны разговорные интонации, просторечная лексика, грубоватые выражения и другие приметы «простонародного» стиля. Устный рассказчик понимает суть балладного события однозначно, в соответствии с «массовым», «простонародным» представлением о мировом порядке вещей. Читателю же смысл случившегося кажется более сложным. Так в катенинских балладах имплицитно обнаруживается антитеза между имитируемым, вернее, стилизованным В своем понимании стилизации мы опираемся на М.М. Бахтина (Бахтин, М.М. Вопросы литературы и эстетики: исследования разных лет / М.М. Бахтин. - М.: Худож. лит., 1975. С. 174) и Н.Д. Тамарченко (Тамарченко Н.Д. Стилизация, подражание и стиль // Теория литературы: Учеб. пособие для студ. филол. фак. высш. учеб. заведений: В 2 т. / под ред. Н.Д. Тамарченко. - Т. 1. Тамарченко Н.Д. Тюпа В.И. Бройтман С.Н. Теория художественного дискурса. Теоретическая поэтика. - М.: Издательский центр «Академия», 2004.- С. 460-461). сознанием устного рассказчика, мыслящего традиционными, общепринятыми категориями, и не тождественным ему, собственно авторским сознанием - особенным, необычным, способным проникать в скрытые смыслы бытия. Выражением «затаившегося» авторского сознания является все произведение целиком. Обнаруженная нами антитеза помогает поэту сосредоточить внимание читателя на специфике авторского мировосприятия, которое и оказывается главным смысловым центром произведения. Мы полагаем, что определение «простонародные», принятое в литературоведении по отношению к балладам Катенина, не охватывает собой всех аспектов предложенной им жанровой модификации. «Простонародный» стиль - лишь один из приемов создания образа стилизуемого сознания. Балладные стилизации Катенина актуализируют не замеченные предшественниками потенциальные возможности жанра и оказываются специфической формой поэтического самовыражения автора.

Отсюда - необходимость нового обращения к полемике между Катениным и Жуковским. Исследователи, как правило, указывают на бульшую, по сравнению с «Людмилой», точность катенинского переложения бюргеровой «Леноры». В разделе предпринят подробный сопоставительный анализ текстов «Леноры», «Людмилы» и «Ольги». По нашему мнению, творческие усилия Катенина не сводятся к стремлению сохранить грубоватый, «простонародный» характер немецкой баллады. Подобно Бюргеру, он насыщает свое стихотворение исторической конкретикой, бережно относится к элементам сюжета, усиливающим драматизм повествования, сгущает трагическую атмосферу (в «Людмиле» Жуковского трагическое, «страшное» смягчено и эстетизировано). Но Катенин по достоинству оценил новаторство Жуковского-романтика, сумевшего заметно психологизировать традиционную балладную структуру. Он стремится объединить острую бюргеровскую фактографичность с психологической насыщенностью повествования, характерной для баллады Жуковского.

Катенин сохраняет в своей балладе и ту атмосферу чудесного, которая определяет специфику балладного образа мира в стихотворении Жуковского, он почти буквально повторяет отдельные словосочетания из «Людмилы», явно рассчитывая на вполне определенные читательские ассоциации.

Таким образом, Катенин выбирает в образной системе, в стиле своих предшественников элементы, которые оказываются близки его собственному мироощущению, с одной стороны, трагически мятежному, бунтарскому, а с другой стороны, романтически одухотворенному. По сути, он вступает в полемику с обоими оппонентами, создавая свой вариант известного балладного сюжета. Катенинская «Ольга» представляет собой не отрицание «Людмилы», но ее усовершенствованную модификацию, которая, фактически, должна заместить собой произведение, занявшее в истории русской поэзии особое место: многие читатели именно с «Людмилы» начали отсчитывать историю русского романтизма. Тем самым он стремится развернуть все направление русской романтической поэзии в близкую ему сторону. Речь идет не столько о введении в литературный обиход «простонародного» стиля, сколько о внедрении в сознание читателей принципиально иного варианта романтического мироощущения, носителем которого осознает себя Катенин. Жанр баллады помогает поэту утвердить исключительность авторского сознания. По-видимому, он пока не может найти формы, позволяющей сделать это более открыто: в балладе чрезмерно сильные страсти вполне уместны. Таким образом, Катенин, как и другие будущие декабристы, ищет способы адекватной поэтической самореализации.

Когда и как возникает декабристская поэтическая общность? И в чем ее специфика? Решению этих вопросов посвящена вторая глава диссертационного исследования - «"Литературный декабризм" как жанровая система», включающая в себя пять разделов.

Анализ раннего творчества декабристов показал, что настоятельной задачей для них как носителей специфического варианта романтического мироощущения стал поиск такой художественной формы, которая дала бы им возможность открытого, прямого, полного и мощного самовыражения. Некоторые из них (Рылеев, Кюхельбекер, Глинка) пробовали свои силы в области высокой гражданской лирики. С другой стороны, ода, под влиянием новаций А.Н. Радищева, в свою очередь, приобрела повышенно экспрессивное звучание за счет заметной субъективизации жанровой структуры, т. е. развивалась в направлении, близком поэтическим целям будущих декабристов. Однако пока эта традиция не могла удовлетворить их, поскольку, будучи органично связанной с классицистической и сентименталистской эстетической концепцией человека, не давала возможности адекватно выразить индивидуально-личностный пафос, начинавший явно доминировать в их творчестве. Таким образом, две линии развития русской лирики фактически были устремлены навстречу друг другу, но не хватало какого-то соединительного звена между ними. Необходим был решительный акт слома прежних эстетических установок, который вывел бы оду на новый, романтический уровень художественного функционирования. В разделе «"Вольность. Ода" А.С. Пушкина - первый манифест "литературного декабризма"» мы доказываем, что этот шаг был сделан А.С. Пушкиным.

Художественное значение ранней пушкинской оды «Вольность» до сих пор не оценено в должной степени: традиционно она рассматривается в контексте политических ориентаций юного поэта и анализируется преимущественно на идейно-тематическом уровне. Между тем ода «Вольность» является фактически первым программным стихотворением, в котором юный, но уже вполне зрелый психологически и творчески поэт сформулировал свою художественную позицию.

Эта позиция неразрывно связана с мироощущением, типологически близким декабристскому и романтическим по сути: в основе лирического сюжета оды лежит явный конфликт между душой лирического «Я» и окружающим миром:

Увы! Куда ни брошу взор -

Везде бичи, везде железы.

Законов гибельный позор,

Неволи немощные слезы…

Лирический субъект Пушкина стремится обрести некое желаемое состояние души, символически обозначенное многозначным словом «вольность». Таким образом, сохраняется жанровая установка на воспевание идеала. Обнаруживается и несомненное сходство внутренней лирической ситуации с одой Радищева. Но если для Радищева «вольность» - естественное, природное состояние души всякого человека, лишь ограниченное уродливыми социальными условиями, то для пушкинского лирического «Я» - мечта, идеал, рожденный в его собственной душе. Состояние это невозможно обрести через уход от реальности в уединенное пространство внутренней жизни (как в лирике Жуковского). Общественное неустройство воспринимается им не как всеобщая (ода Радищева), но как личная трагедия, она может быть снята только ликвидацией ее источника - переустройством мира на иных, гармонических началах. Идеал, который может и должен быть осуществлен, не является надличной умозрительной истиной, открывающейся просвещенному разуму (как у классицистов) или столь же общечеловеческой мечтой о нормальном, естественном бытии всякой порабощенной души (как у Радищева). Чувства лирического субъекта у Пушкина не носят общечеловеческого характера, да и источник переживания - вовсе не объективен. Толчком к лирическому высказыванию является резкое и спонтанное перерождение души, осознавшей недостаточность бытия в рамках узкой субъективности и вдруг открывшейся навстречу огромному, трагическому миру. Это сложное внутреннее движение оказывается и предметом воспевания, причем речь идет об обретении внутренней свободы конкретной душой данного лирического субъекта. Именно этим обусловлено введение в художественную структуру стихотворения образа лирического героя - носителя ярко выраженной психологической индивидуальности. Отсюда - еще большая, чем у Радищева, субъективизация одического образа миропереживания. Пушкин совсем не стремится к жизнеподобности картины бытия, ибо она - не отражение объективной реальности, но продукт интенсивной деятельности индивидуального сознания героя. Изначально заявлена специфичность этого сознания, обусловленная принадлежностью его носителя к избранному кругу творцов, художников, поэтов. Обретение желанной «вольности» предполагает и освобождение от исчерпавших себя творческих канонов, препятствующих свободе внутреннего самопроявления. Поэтому так важен символический образ «возвышенного Галла», вдохновенного пророка, духовную близость с которым ощущает лирический герой. Творческий пафос доминирует в оде. Буквально на глазах читателя создается особая, поэтическая реальность, в которой лирический герой чувствует себя демиургом. Конечно, Пушкин явно учитывает опыт Радищева, первым представившего в качестве одического мирообраза откровенную проекцию души лирического субъекта. Но Пушкин вносит момент индивидуальности, психологической неповторимости в эту субъективную картину. Из взвихренной воображением поэта, бурлящей художественной реальности вырастает колоссальный обобщенный образ «самовластительного злодея», символ всяческого насилия, по сути - персонификация мирового Зла, с которым герой и вступает в открытый конфликт: «Тебя, твой трон я ненавижу». Источником зла объявляется воля «тиранов мира», навязывающих человечеству свое беззаконие. Историей управляют личности - такова новая, романтическая концепция, явственно просматривающаяся в оде Пушкина. Соответственно, источник добра - воля тех, кто прокладывает дорогу Закону, воля Героев. Одним из них ощущает себя и лирический субъект оды Пушкина. Он наделен пророческим даром, через его личные ощущения открывается логика мирового бытия: свобода - цель и смысл существования. Индивидуальная свобода личности оказывается формой проявления абсолютной, высшей свободы, энергия которой пронизывает Космос. Пафос переустройства, преобразования несовершенной реальности на иных, гармонических началах и абсолютная убежденность в возможности весьма скорого осуществления идеала и оказываются источником производимого одой сильного эмоционального эффекта. Фактически это новая, романтическая ода. Ее революционность - не в политической (весьма умеренной) программе, но в активном стремлении лирического героя стать демиургом и в художественном, и в действительном мире. Собственно, в этом и заключается суть декабризма как культурно-идеологического и психологического феномена. Аналогичное мироощущение стремились художественно выразить в своих ранних стихах Ф.Н. Глинка, П.А. Катенин, К.Ф. Рылеев, В.К. Кюхельбекер.

Таким образом, ода А.С. Пушкина «Вольность» стала глубоко новаторским явлением в истории жанра. В поисках творческого самоопределения будущие декабристы начали ориентироваться на художественные параметры, заданные Пушкиным, поскольку это дало им возможность выразить собственное мироощущение в наиболее адекватной художественной форме.

В какой мере сам А.С. Пушкин принял участие в этом процессе? На наш взгляд, уже в этот, ранний период творческой эволюции вполне обнаружились широта и разносторонность, протеистическая природа его гения. Он пробует свои силы в самых разных жанрово-стилевых системах и художественно воплощает в своей лирике разные типы мироощущения. Его поэтические открытия могли подхватываться и разрабатываться современниками, давая толчок формированию разных поэтических течений и школ. Следует учитывать и необычайную динамичность его творческой эволюции. К тому моменту, когда будущие декабристы едва успели осознать суть сделанного им поэтического открытия и формирующееся течение только набирало силу, Пушкин уже ощутил исчерпанность его художественных возможностей. Этапными в этом отношении, с нашей точки зрения, являются две оды, написанные им в 1821 году - «Кинжал» и «Наполеон». Специальный анализ этих стихотворений подвел нас к мысли о том, что поэт быстро перерастает рамки «литературного декабризма» и уходит далеко вперед, прокладывая новые магистральные пути развития русской литературы.

Предложенная Пушкиным модификация одического жанра была по достоинству оценена декабристами. В разделе «Модификация жанра оды в лирике декабристов» мы доказываем, что с начала 1820-х годов ода занимает прочное место в их лирике, но это обновленная, романтическая ода. Своеобразие образа миропереживания в декабристских одах определяется образом лирического героя - гениальной, исключительной, избранной личности. Выражение его богатой чувствами и мыслями субъективности, образное воплощение идеальной духовной деятельности становится целью одических произведений В.Ф. Раевского («Глас правды»), К.Ф. Рылеева («Видение», «На смерть Бейрона», «Гражданское мужество»), В.К. Кюхельбекера («Пророчество», «Смерть Байрона», «Поэты» и др.). Ода по-прежнему воспевает, но источник восторга оказывается не вне лирической субъективности, а внутри нее. По сути, лирический герой декабристской оды поет славу самому себе.

Таким образом, не политическая заостренность содержания, далеко не всегда имеющая место в лирике декабристов, но особая, сверхактивная позиция лирического героя, вторгающегося в мир, вступающего в борьбу с мировым злом, стремящегося осуществить идеал и переделать мир по своему разумению является фактором художественной специфики декабристской оды. В связи с этим ключевой становится идея творчества как особой формы жизнедеятельности и самовыражения личности. Абсолютизация поэтического видения мира и отношения к нему влияет на способы создания одического образа миропереживания как результата деятельности творческого сознания лирического героя - поэта-пророка. Поэтический мир оды оказывается воплощением идеала, рожденного в душе героя и фактически проекцией этой души, поэтому выстраивается он по субъективным законам внутренней жизни лирического «Я», а не по объективным законам должного, разумного мироустройства, как в оде XVIII века. Ода декабристов программна, поскольку задает и параметры романтического жизнетворчества. По-видимому, декабристы стремятся и жизнь свою прожить так, как живет их лирический герой. Думается, что К.Ф. Рылеев, В.К. Кюхельбекер пришли в политику особым путем: не участие в тайных обществах было у них фактором творчества (уместно напомнить, что Кюхельбекер вступил в Северное общество практически накануне восстания), а как раз наоборот: жизненная практика подтягивалась под идеал, определившийся и оформившийся в творчестве.

Наряду с центростремительными силами, объединяющими художников в литературное течение, дают о себе знать и силы центробежные - источник постоянного обновления поэтического искусства. В диссертации этот процесс выявляется путем сравнения одического творчества двух лидеров декабристской поэзии: К.Ф. Рылеева и В.К. Кюхельбекера. Прежде всего, бросается в глаза определенная разница в облике лирических героев их од. Герой Рылеева погружен в коллизии «рокового времени», его мышление подчеркнуто исторично. Он четко выделяет «наш век» из бесконечной вереницы эпох и пытается угадать смысл происходящего в современном мире, ждет некоего срока, часа, когда произойдет резкий слом исторической ситуации:

Затмится свод небес лазурных

Непроницаемою мглой;

Настанет век борений бурных

Неправды с правдою святой («Видение»).

Лирический герой стремится «угадать» свое место в исторических катаклизмах, делает свой выбор, осознавая причины и следствия происходящего (по крайне мере, он в этом убежден). Заметна определенная умозрительность мирообраза в рылеевских одах. Поэту дорога идея бесконечного изменения и обновления бытия, но его не интересует конкретика этих изменений. Поэтому его стихотворения бедны описаниями, в них отсутствует пластика, живопись. Рылеев предпочитает оперировать абстрактными определениями и понятиями, активно обращаясь к приемам метонимии, эмблемы. Лирический герой Рылеева оказывается своего рода «генератором идей» «рокового времени». Главное для поэта - четко и точно сформулировать идею, мысль, лозунг, его лирический герой - мастер убеждать призывать, объяснять:

Старайся дух постигнуть века,

Узнать потребность русских стран,

Будь человек для человека,

Будь гражданин для сограждан («Видение»).

Жесткий синтаксис призван передать логику его мысли. Рылеев избегает неожиданных ассоциаций, ему не по вкусу «лирический беспорядок». Сила таланта Рылеева - в умении превратить рациональную идею в источник эстетического наслаждения, его ясные, законченные формулировки привлекают читателя афористической броскостью и точностью.

Таким образом, Рылеев весьма избирателен по отношению к стилевым традициям XVIII века. В его творчестве мы встречаемся с сильно модифицированной под влиянием романтического мироощущения, но все же узнаваемой традицией стилевой «ясности и простоты» сумароковской оды. Именно Сумароков в период своей творческой зрелости отрицательно относился к перегруженности оды тропами, проповедуя принцип «неукрашенной» речи. Сближает поэта-декабриста с Сумароковым и высокая степень откровенности поэтических высказываний. В лирике Рылеева старая стилевая традиция, столкнувшись с новым, романтическим мироощущением, актуализируется, давая неожиданный эффект. Сумароковская открытость и ясность мысли и чувства, соединившись с рылеевской открытостью души поэта-пророка, приводят к резкому усилению исповедального пафоса оды.

Совсем иной вариант стилевой модификации одического жанра мы обнаруживаем в лирике В. К. Кюхельбекера. Здесь образ лирического героя не только доминирует в структуре образа одического миропереживания как сгусток эмоциональной субъективности, но и представлен читателю в зримом, чувственно воспринимаемом облике:

В моих руках трепещут струны;

Блестит огонь в моих очах,

И веет буря в волосах,

И с уст моих падут перуны («Пятая заповедь»).

Внешне герой подчеркнуто необычен, грандиозен, отсюда - мотив перевоплощения, преображения героя в божественную духовную субстанцию, сквозной в одах Кюхельбекера. Такая личность мыслима только в масштабах космических, общемировых. Если герой Рылеева погружен в социально-исторические драмы современности, поглощен перипетиями общественной борьбы, то герой Кюхельбекера устремлен к общению с мировыми стихиями. Если художественное мышление Рылеева исторично, то мышление Кюхельбекера космично. Если источником одического восторга у Рылеева является причастность героя к тайне «рокового времени», то у Кюхельбекера - прикосновение к Абсолютному божественному первоначалу. Универсализм поэтической души достигает у Кюхельбекера максимально широких масштабов. Такой герой осознает себя не просто участником общественной борьбы в данную историческую эпоху, как у Рылеева, но защитником мирового Добра, именно поэтому он и не провозглашает конкретных политических лозунгов, их масштабы слишком тесны для него. Но он ничуть не менее героичен и активен, чем лирический субъект Рылеева, - настоящий титан, равновеликий миру и дерзающий осуществлять свою творческую миссию в космических масштабах. Интонация кюхельбекеровских од отличается повышенной экзальтированностью: герой не поет, но «воспевает», не мечтает, но «дерзает», не повествует, но исступленно «пророчествует»:

Да смолкнет же передо мною

Толпа завистливых глупцов,

Когда я своему герою,

Врагу трепещущих льстецов,

Свою настрою громко лиру

И расскажу об нем внимающему миру! («Ермолову»)

Ему важно не убедить в своей правоте (как рылеевскому герою), но вдохновить, привести читателя в то же состояние восторга, в котором находится он сам. Отсюда - выбор способов воздействия на сознание читателя: чувство, эмоция, а не идея доминирует в кюхельбекеровском образе миропереживания. На помощь приходит описание. Бури, грозы, грандиозные картины природных катаклизмов - естественная среда для его лирического героя. Заметна высокая субъективность: картина мира динамична, поскольку динамично состояние души героя. Авторское сознание у Кюхельбекера одновременно и выражается через описание, и растворено в нем, поскольку само это описание - «сердца грезы мятежные», рождающиеся в момент прикосновения души к тайнам «надзвездной бездны».

Поэтика Кюхельбекера также заставляет вспомнить некоторые традиции прошлого, в частности, высокое витийство М.В. Ломоносова, который, как известно, широко использовал в своих одах описания, поражающие грандиозностью и размахом. Роднит Кюхельбекера с Ломоносовым и тяга к повышенному гиперболизму, метафоризму, нагнетанию сменяющих друг друга картин состояния мира. Кюхельбекер, несомненно, опирается на стилевые принципы Ломоносова, но включает их в новую художественную систему, в основе которой - понимание диалектической взаимосвязи всех явлений окружающего мира. Духовный мир личности с ее конкретно-чувственным восприятием реальности и сама эта реальность осмысляются как единство, находящееся в непрерывном развитии и движении, что резко отличает поэтическое мышление романтика Кюхельбекера от Ломоносова, тяготевшего к метафизическому восприятию мертвой и живой природы в их извечной расчлененности и статике родовых сущностей, как и свойственно классицисту.