Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
1.3 Основные символы в лирике русских символистов (на материале поэзии А. Белова, А. Блока)
Со своим появлением символизм становится первым значительным модернистским направлением в России; одновременно с зарождением символизма в России начинается серебряный век русской литературы. Одними из теоретиков символизма становятся А. Белый и А. Блок [Бычков 1999: 83].
Андрей Белый - Борис Николаевич Бугаев (14.10.1880 8.1.1934) родился и вырос в среде московской интеллигенции, в семье знаменитого математика, профессора Московского университета Николая Васильевича Бугаева. Летние месяцы семья Бугаевых проводила в Подмосковье, и мальчик с детства мог приобщиться к миру поместно-деревенской России, где как бы воедино слились красота русского пейзажа и величие культуры, творимой жившими среди этой природы людьми [Белый 1994: 34].
Уже учась в университете Белый ежедневно посещал семью Михаила Сергеевича и Ольги Михайловны Соловьевых - родителей своего друга Сергея. «Не чайный стол - заседание Флорентийской академии», - с благодарностью вспоминал Белый дом Соловьевых, где бывали, старший брат Михаила Сергеевича философ Владимир соловьев, его сестра, поэтесса Поликсена Соловьева, философ Сергей Николаевич Трубецкой, историк Василий Осипович Ключевский, позднее - Брюсов, Мережковский, Гиппиус... Именно здесь, в семье Соловьевых, были поддержаны первые литературные опыты Бориса Бугаева. Михаил Сергеевич помог Борису Бугаеву сочинить псевдоним «Андрей Белый» (белый - священный, утешительный цвет, представляющий собою гармоническое сочетание всех цветов любимый цвет Владимира Соловьева).
В 1900 году Бугаев окончательно решает стать писателем. В этом году создана первая из четырех его «симфоний» - «северная» или «Героическая».
Писатель впоследствии признавался, что, называя свои первые прозаические опыты «симфониями», он и сам толком не знал, что это такое. «Симфонии» Белого больше схожи с сонатами, слово «симфония» было для Белого своего рода символом.
Тема «вечного возвращения» - одна из центральных жанро- и сюжетообразующих тем всего творчества Белого. Белый часто обращался к лейтмотивной технике ведения повествования. То есть выделение в произведении одной, двух и более главных тем, к которым повествователь возвращается через определенные промежутки времени. Уже во второй «симфонии» с темой «вечного возврата» борется тема жизнеутверждения.
Во второй «симфонии» на первой же странице возникает образ солнца - зловещий «глаз», уставившийся на землю и проливающий на нее потоки «металлической раскаленности». Первый поэтический сборник Белого «Золото в лазури» выходит в 1904 году. В этом сборнике солнце - предмет почти, что языческого поклонения:
солнцем сердце зажжено.
солнце - к вечному стремительность.
солнце - вечное окно
в золотую ослепительность.
(«солнце»)
Стихотворение «солнце» посвящено К. Бальмонту - автору книги «Будем как солнце». Также в этом сборнике Белый отождествляет солнце с образом Золотого руна. В стихотворном цикле «Золотое руно» Белый преобразует древнегреческий миф в символическое иносказание о жизненных целях своего поколения - поколения рубежа столетия.
Нацеленность в будущее пронизывает все стихотворения раздела «Золото в лазури». В будущее, которое - согласно логике «возврата» - уже было. Поэтому оно может выступать в масках:
«прежнего счастья»
«старины»:
Старина, в пламенеющий час обуявшая нас мировым, старина, окружившая нас, «водопадом летит голубым».
«Вечный зов» - образов прошлой культуры (раздел «Прежде и теперь»): Блестящие ходят персоны, повсюду фаянс и фарфор, расписаны нежно плафоны, музыка приветствует с хор. («Опала»)
1905 год - начало нового периода жизнетворчества Андрея Белого. Во время этого периода Белый влюбляется в жену Блока Любовь Дмитриевну Менделееву-Блок. Это чувство, перевернувшее всю жизнь Белого, зародилось еще летом 1904 года. К весне 1906 года отношение людей, составляющих роковой треугольник достигли крайнего напряжения. Любовь Дмитриевна расстается с Белым на десять месяцев, чтобы все обдумать и принять окончательное решение. Летом Белого нередко посещают мысли о самоубийстве. В сентябре происходит решительное объяснение. Резко и безжалостно отвергнутый, Белый оказывается на грани умопомешательства. Из Петербурга он сразу уезжает за границу, где начинается период исцеления от перенесенного удара, растянувшийся на 1907-1908 годы [Топоров 1995: 135].
В эти годы Белый начинают видеть Россию сквозь призму лирики Некрасова. Памяти Некрасова посвящается сборник стихотворений «Пепел» (1908) стихотворения сборника тщательно отобраны и расположены в очень продуманном порядке. В него не вошли многие из стихотворений, написанных одновременно со стихами «Пепла», - из них Белый составил следующий сборник «Урна»(1909).
Идея «Пепла» точнее всего сформулирована самим Белым:
«Пепел» - книга самосожжения и смерти: но сама смерть есть только завеса, закрывающая горизонты дальнего, чтоб найти их в ближнем», сборник выстроен по линии все большего и большего просветления «горизонта» (недаром один из последних разделов сборника называется «Просветы»).
Пространство «Пепла» - это система вписанных друг в друга кругов сжимающихся по мере приближения к «центру». Первый «круг» самый большой, - почти что безграничные, «пустые», «страшные», голодные пространства России, в которых обречен на рассеяние измученный болезнями, голодом и пьянством народ:
Туда - где смертей и болезней
Лихая прошла колея...
(«Отчаяние»)
Пожирают их болезни
Иссушает глаз...
(«Деревня»)
Пролетают за селами села,
Пролетает за весями весь...
Там - убогие стаи избенок,
Там - убогие стаи людей...
(«Из окна вагона»)
Тема хаоса - сквозная тема сборника - особенно акцентирована в этом разделе. Естественная реакция человека на встречу с хаосом - первобытное чувство священного ужаса. Это чувство выражено в образах:
«неизвестности»
«оторопи»:
Где по полю оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом...
(«Отчаянье»)
- смерти:
Над страной своей родной
Встала смерть.
(«Веселье на Руси»)
От голода, холода тут
И мерли, и мрут миллионы...
Там смерть протрубила вдали
В леса, города и деревни...
(«Русь»)
Пространство следующего «круга» - «Деревни» - имеет более четкие контуры. Оно уже не пусто, а насыщено предметами подчеркнуто обыденными. В контексте общего замысла сборника и высунутый «красный язык» висельника, и стаи то черных, то изумрудных мух, и кровь, свищущая пеной «из-под красной рукоятки» символы безысходной, тупиковой, совершающейся в одномерном пространстве смерти:
Красною струею прыснул
Красной крови ток.
Ножик хряснул, ножик свистнул,-
В грудь, в живот и в бок.
(«Убийство»)
Пространство следующего раздела «Город» еще конкретнее: Москва «пира во время чумы» [Топоров 1995: 156]. Ритуальная пляска смерти перенесена в «Городе» с открытых пространств России в замкнутый мирок квартир:
...Здесь хозяин гостье рад.
Звякнет в пол железной злостью
Там косы сухая трость,-
Входит гостья, щелкнет костью,
Взвеет саван: гостья смерть.
(«Маскарад»)
В этом мирке живут беспечные богатые люди, которые не видят ничего вокруг себя, среди участников «пиров» только один поэт-арлекин знает о том, что творится за окнами. Поэт-пророк выступает не только в маске шута-арлекина, но и в облике страстотерпца:
Вы мечи
На меня обнажали.
Палачи,
Вы меня затерзали.
(«Прохождение»)
Особое значение мотивы жертвенности и крестного страдания приобретают в разделе «Безумие»:- венок из «колючей крапивы»:
Над простором плету, неподвижен,
Из колючей крапивы венок...
(«В полях»)
приложенный к «челу пучок колючего чертополоха»
бегущая с чела кровавая струя:
с чела, с кровавого плеча
Кровавая струя струится...
(«Успокоение»)
Это мотивы, которые возвращают надежду. Она слабо забрезжит в последнем стихотворении раздела - «Друзьям», - зато укрепится и усилится в следующем разделе «Просветы»:
Кто зовет благоуханной клятвою,
Вздохом сладко вдаль зовет идти,
Чтобы в день безветренный над жатвою
Жертвенною кровью изойти ?
(«Жизнь»)
«Пепел» является самым трагическим стихотворным сборником Андрея Белого.
Следующий его сборник - «Урна»(1909). Этот сборник посвящен Брюсову. Большинство стихотворений сборника носят элегический характер, хотя в «Урне» содержатся и глубоко личные, почти, что дневниковые записи о пережитой драме:
Год минул встрече роковой,
Как мы, любовь лелея, млели...
И ежели тебя со мной
Любовь не связывает боле,
Уйду, сокрытый мглой ночной,
В ночное, в ледяное поле...
сложу в могиле снеговой Любви неразделенной муки...
«Урна» - последнее, что создал Андрей Белый в драматическое четырехлетие (1905-1908 гг.)
В 1910 Андрей Белый женится на Асе Тургеневой. В конце 1910 молодожены едут в путешествие по северной Африке. Вернувшись из этого путешествия весной 1911 году в Россию Белый пишет «Путевые заметки» - самое светлое произведение из всех им написанных.В марте 1912 года он с женой уезжает в Европу, где живет до 1916 года, изредка наезжая в Россию [Пьяных 1991: 145].
В сентябре 1916 Белый возвращается на родину. Россия ожидает его. с Россией Белый переживает ее самое трагическое время:
Рыдай, буревая стихия,
В столбах громового огня!
Россия, Россия, Россия, -
Безумствуй, сжигая меня!..
Россия, Россия, Россия,
Мессия грядущего дня!
«Родине» - написанное в августе 1917 года самое знаменитое из стихотворений Белого точнее всего передает отношение поэта к свержению царизма.
В Духов день 20 июня 1921 года он начинает писать поэму «Первое свидание» - реквием по сгоревшему в буревой стихи миру, по своей молодости, по гибнущей русской культуре.
«Первое свидание» - вершина поэзии Андрея Белого 20-х годов. Дальше начинается «путь нисхождения».
В сентябре 1925 года был завершен первый том из задуманной Белым эпопеи «Москва».
«Мне всю жизнь грезились какие-то новые формы искусства, в которых художник мог бы пережить себя слиянным со всеми видами творчества... Я хотел вырываться из тусклого слова к яркому», признавался Белый, и действительно, поиск, непокой, движение образуют самое существо его человеческой и писательской натуры.
Еще одним представителем и теоретиком символизма был Александр Блок. Как известно, на дельнейшую жизнь любого человека влияет его семья и воспитание. Александр Блок не был исключением. Его семья часто играла важнейшую роль в жизни поэта. И сам Блок и многие мемуаристы, и ряд критиков и исследователей творчества Блока, писали об огромной роли «бекетовской культуры» в становлении поэта.
Прабабушка Блока вращалась в кругах известных поэтов-декабристов, таких как Дельвиг. Прадедушка был знаком с самим Пушкиным.
«Прекрасная семья Гостеприимство стародворянское, думы - светлые, чувства - простые и строгие», - говорил Блок о семье, в которой вырос. Кроме того, все семья была связана с литературой. Две тети занимались переводами и даже сами писали стихи и рассказы [Пьяных 1991: 137].
Мать поэта очень любила литературу и сама любила сочинять. Но в семье «господствовали, в общем, старинные понятия о литературных ценностях и идеалах». И поэтому маленький Саша Блок впитал в себя не новое искусство, а наоборот, исконно русскую, классическую литературу. Однако - что более важно, «новое искусство» в «бекетовском доме» не столько «не знали», сколько активно не принимали, слова «декадент», «декадентский», часто встречается в переписке членов семьи, в их дневниках, семейных стихах и т.д., и всегда как «чужое» слово с иронической или резко отрицательной окраской. Бабушка поэта позднее сокрушается по поводу «декадентских» стихов любимого внука, сам Блок-подросток в духе семейных традиций высмеивает (действительно ему малоизвестную) «декадентскую» поэзию в своем рукописном журнале «Вестник» [Топоров 1995: 156].
Таким образам, первоначальное, воспитанное в «бекетовском доме» отношение Блока к «новому искусству» было не только вполне отчужденным, но и, по всей видимости негативным. Его первые опыты питала совсем иная поэтическая среда - традиции русской лирики XIX-в. И хотя на протяжении своего творчества Блок часто отрицал бекетовские традиции, его путь к поэме «Двенадцать» был одновременно связан с его постоянным возвращением к этим традициям, ставшими для поэта символом русской культуры XIX-в.
Первые стихи Блока (1897-1900), впоследствии объединенные им в цикл, «Ante Lucem», не предвещают никакого «конфликта» с культурой Бекетовых. Эти стихи свидетельствуют о том, что Блок во многом учится у русских романтиков (Пушкин, Лермонтов) и лириков середины века (Фет, Тютчев). Хотя уже тогда создается особый стиль, который во многом тяготеет к символизму. Это, например, тоска по ушедшим культурам. Еще ближе к символизму то, что во многих стихах Блока, при помощи сочинений, цитат объединяются разные эпохи, герои. Например, поэтическое объединение Гамлета и Ленского в стих.
Есть в дикой роще, у оврага,
Зеленый холм. Там вечно тень.
Вокруг - ручья живая влага
Журчаньем нагоняет лень.
И наконец стихотворения:
Там, там глубоко под корнями
Лежат страдания мои,
Питая вечными слезами,
Офелия, цветы твои!
И все же Блок 1898-1990 гг. еще отнюдь не представитель «нового искусства». Поэзия Блока, устремленная за красотой, весьма далеко от напряженного и осознанного индивидуализм декадентов. Поэтическая «картина мира» Блока еще только формируется и в целом традиционна [Блок А.А. 1971: с.24].
Романтическое противопоставление поэта и людей:
Я - равнодушный серый нелюдим.
Толпа кричит - я хладен безконечно
Толпа зовет - я нем и недвижен
Мотивы ранней разочарованности не мешают Блоку пламенно верить в счастье любви:
Теперь одной любви полны сердца,
Одной любви и неги сладкой.
В высокую дружбу:
Когда устанем на пути,
И нас покроет смрад туманный,
Ты отдохнуть ко мне приди,
А я - к тебе, мой друг желанный!
Многие особенности раннего блоковского мироощущения, которые навсегда войдут в его творчество, органически идут от культуры XIX в. Важно то, что при всей чуждости молодому Блоку какого-либо социального чувства, оно все равно появляется в его поэзии:
Ужасна ночь! В такую ночь
Мне жаль людей, лишенных крова,
И сожаленье гонит прочь -
В объятья холода сырого!
Бороться с мраком и дождем,
страдальцев участь разделяя.
Но иногда эти настроения Блок отталкивает от себя:
Что человеческие слезы
Когда румянится закат!
Следующий этап в творчестве Блока - это время создания сборника, «стихи о Прекрасной Даме». Воздействие «бекетовских» традиций сменилось глубоким чувством к Л.Д. Менделеевой, предреволюционными настроениями народа и впечатлениями от мистической лирики Вл. Соловьева - все это резко изменило мир Блока [Блок 1971: 30].
Начало 1900-х годов сразу определило место Блока как младшего символиста, пламенно верящего в спасение, преображение материального «царства, времени» вечной мистической Красоты:
Явись ко мне без гнева,
Закатная, таинственная Дева,
И завтра, вчера огнем соедини
В 1900-1901 г. Блок еще не связан ни с декадентами, ни соловьевцами:
Только в 1902 г. Блок знакомится с Мережсковским, а через семью Соловьевых сближается с А.Бельем. Но уже с начала века, Блок внутренне противостоит влиянию «бекетовской» культуры. Им был пережит своеобразный конфликт «отцов и детей» [Блок 1971: 34]. Позднее он скажет «Нет у нас гения отеческого, зато с современностью очень соприкасаемся. Отцы громили нас, страшна родителей кара. Позднее будет раскаянье. А того и не будет».
Подлинный символизм для Блока всегда был связан с поисками идеала, которым была, как и у всех «младших» символистов, «нетленная красота в окружении веры и вера в окружении красоты». Но, разумеется, неизменно важнее поэзия Блока 1901-1902 гг. «стихи о Прекрасной даме» - одно из самых глубоких явлений символистического искусства в России и вместе с тем произведение удивительно самобытное, уникальное.
В своем сборнике Блок сумел создать реальное поэтическое единство различных символов. В стихах видно и напряженное ожидание полного обновления мира, и сочетание двух, противопоставляемых друг-другу миров, «мифического и реального». «Стихи о Прекрасной Даме» нужно читать несколько раз. При первом прочтении они предстают как собрание вполне самостоятельных, хотя и отличающихся удивительным единством эмоций и стиля лирических стихотворений. При втором - в них раскроется единое повествование, а каждое стихотворение окажется его частью.
С одной стороны, «стихи о Прекрасной Даме» являются художественным описанием вполне «земных» переживаний и любовных мук самого поэта, но с другой стороны в них раскрывается символистское ощущение мира, его понимание и пути развития вселенной.
Конечно, в сборнике могут быть выделены тексты, где господствуют мистические интерпретации изображаемого. Таково, например, знаменитое «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо.» Здесь и эпиграф из Вл. Соловьева, и написания «Ты», «Тебя», и как бы «вынесенность» действия в пространства «неба», «закатов», подчеркивают тему страстного ожидания земных воплощений.
Вечной женственности и боязни того, что в миг воплощения «Она», «изменит облик», окажется во власти земного Хаоса. В других стихотворениях - и их довольно много, - напротив, заметнее связь с порядившими их реальными событиями. Например, «Не поймут бескорбные люди», где упоминания «масок, смехов в окне и лирического «я», ожидающего «Всю ночь, всю ночь - у окна! - почти точно воспроизводят ситуацию ожидания поэтом своей невесты, ушедший на маскарад.
Многие стихотворения в равной мере отнесены и к мистическим, и к реальным переживаниям:
Весна ли за окнами - розовая сонная?
Или это ясная мне улыбается?
Или это только мое сердце влюбленное?
У Блока, смысл одних стихотворений проникает в тексты других. В результате любовные, психологические, пейзажные, мистические планы повествования неразрывно связаны.
Таким образом «стихи о Прекрасной Даме» нельзя рассматривать только как произведение «перерастающее» символизм. Напротив, во многом это - наиболее реальное воплощение творческий устремлений «нового искусства» XX в.
И все же основания увидеть в «стихах о Прекрасной Даме «нечто, что не укладывалось символизм начала века - существуют.
В стихах Блока яркость и полнота изображения «земных» чувств иногда оттеняет мистику на задний план. Например, в строках:
Ухожу в розовеющий лес.
Ты забудешь меня, как простила
Мы видим не только сложности взаимоотношений героя и Души Мира, но видим и теплоту «розовеющего леса», грусть разлуки-чувства самые земные. В 1902 г. Блок уже предчувствует революцию и это чувство близости «несказанно» нового придает его стихам человеческую убедительность. В них живет ощущение, что новый мир уже при дверях:
К нам прольется в двери келий
светлая лазурь.
И полны заветной дрожью
Долгожданных лет,
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.
В отличии от других символистов, у Блока «новый мир» лишен мистической туманности, что делает его живым миром красоты, любви и счастья. И еще одна существенная особенность цикла, выходящая за рамки «Младшего символизма», «стихи о Прекрасной Даме» ведут нас не в широкий мир «Нечаянной Радости», не в мир мистической утопии символистов, а в мир уединенный, райский сад первой любви, где живут только двое: лирический герой и объект его высокой любви. «Лирические персонажи» обретают яркость, определенность, выразительность чувств и эмоций. Читатель ощущает все чувства и переживания героев:
Я долго ждал - ты вышла поздно,
Но в ожидание ожил дух,
Ложился сумрак, но бесслезно
Я напрягал и взор и слух
Когда же первый вспыхнул пламень
И слово к небу понеслось,-
Разбился лед, последний камень
Упал - и сердце занялось.
Ты в белой вьюге, в снежном стопе
Опять волшебницей всплыла,
И в вечном свете, в вечном звоне
Церквей смешались купола.
Эпизод встречи изображен так, что может быть истолкован как некий фантастический или мифологический случай. Но сами эмоции напряженною ожидания и бурной, головокружительной радости встречи, и возникший образ лирического «я», наделены «реальностью», то есть «остаются земными». Это кардинально отделяет поэзию Блока от поэзии Вл. Соловьева. У Соловьева герой является только носителем эмоций, не являясь при этом целостным характером, и не облагая индивидуальностью, а образ царицы миров вообще не поддается какому - либо «заземлению, не имеет реальных качеств». Уже позже у Соловьева появляется стихи, где «земное происхождение» героини сознательно подчеркивается, но соединение в ней и мистических, и реальных черт не достигается. Наконец, поздний соловьев отказывается от поисков ценного в индивидуально человеческом: реальность «лишь грубая кора вещества», под которой герой учится осязать нетленную порфиру и узнавать сиянье божества («Три свидания») [Бычков 1999: 95].
Художественная позиция Блока своеобразна: большинство символистов создали лишь глубоко индивидуальный образ лирического «я», однако замкнутого в «голубей» тюрьме бытия. Блок в «стихах о Прекрасной Даме» создает высокий лирический образ-персонаж, выводящий поэта из этой «тюрьмы».
Итак, Блок в «стихах о Прекрасной Даме» еще находится под сильным влиянием Соловьева. В цикле отобразились идеалы воплощенной Красоты, «нового мира», перерожденного Красотой. Но все же, в создании цикла большую роль сыграли и прочные связи Блока с русской культурой XIX в., которые возникли за долго до обращения поэта к «новому искусству».
1.4 Развитие символизма в болгарской поэзии
На рубеже XIX-XX вв. в литературе Болгарии стала формироваться эстетика модернизма. Наиболее значительным модернистским течением в Болгарии был символизм. Болгарский символизм испытал влияние русского и европейского, но имел и свои особенности [Болгарская литература: Хрестоматия. 1987: 11]. Он, прежде всего, был однородным. В его развитии выделяют 3 этапа:
- 1890-1910
- 1910-1918
- 1918-1925.
Символизм начал формироваться, когда условия для этого уже назрели, когда была подготовлена идейная и эстетическая почва, когда язык и стиль Вазова стали восприниматься как скупые для выражения духовного мира человека. Чувства ответственности, гуманизма и недовольства действительностью искали новых форм выражения, форм более утонченных, более чувствительных, более подходящих для передачи страданий души, измученной грубой меркантильностью, души, выброшенной из среды человечества вследствие трагического расхождения с этим миром [Андреев 1987: 46].
Зачинателям символизма были присущи противоречивость и непоследовательность. Но в 1900х появились программные произведения символизма, в которых видны черты сложившегося реакционно-романтического метода. Так, в 1907 г. выходят в свет Regina mortua Т. Траянова, в которой в качестве главной идеи нашел воплощение «Универсальный дух», онтология «Южные цветы» (авторы - Т. Траянов, Т. Кунев, И. Иванов-Черен, Д. Керче). Альманах «Южные цветы» (1907) был, своего рода, официальным печатным органом болгарского символизма, или, по меньшей мере, попыткой создания такового [Болгарская литература: Хрестоматия. 1987: 115]. Авторы-символисты постулировали отрицание фольклора и национальных традиций, а также историзма как такового, в целом
Болгарский символизм, как и вся болгарская литература, был подчинен закону ускоренного, сокращенного развития. И это предопределило размытость границ символизма и его способность впитывать в себя другие литературные течения: романтизм и такие постсимволистские направления как импрессионизм, сюрреализм и особенно экспрессионизм. По этой же причине многие проблемы и мотивы европейского символизма у болгар получили специфическую национальную психологическую и художественно-эстетическую окраску [Андреев 1987: 45], сильно чувствуется смешение символизма, неоромантизма и экспрессионизма в поэзии Т. Траянова.
В болгарском символизме символ редко представлен в своей чистой форме. Чаще он вовлечен в некую систему поэтических и стилистических взаимодействий. Взаимодействие различных стилистический пластов символизма с элементами романтизма, импрессионизма и реализма характерны для Д. Дебелянова, Ем. Попдимитрова и Хр. Ясенова [Болгарская литература: Хрестоматия. 1987: 120].
Особенностью болгарского символизма является не столько изобилие философской проблематики, сколько ее «врастание» в проблемы личностного характера, особенная нравственно-психологическая освещенность философской проблематики. Драматизм событий того времени, когда творили болгарские символисты, заставлял их размышлять над вопросами о человеческом бытии, о жизни и смерти, о красоте и творчестве, окунаясь в тревожную атмосферу неверия и разочарования. В болгарской символистской поэзии, близкой к жизни и ее социальным противоречиям, к основным конфликтам человеческой личности и ее единству с миром природы, символ стал выразителем сложной духовной взаимосвязи между миром и человеком, выразителем усталости от жизни и жажды гармонии, легкости, радости и Вечности.
Символизм пробудил склонность ко всему, что представляется чрезвычайно проблематичным. Проблемой может стать яростное, сатанинское поношение общества, человечества, жизни, природы, Бога. символисты часто обращались к смутному прошлому (античной мифологии и истории), пленявшему их своей туманностью. Эта черта сочетается также со склонностью к мистицизму, который в наибольшем количестве присутствует в такой вроде бы понятной и в то же время тайной и загадочной реалии как смерть [Болгарская литература: Хрестоматия. 1987: 123].
Таким образом, на рубеже XIX-XX веков в литературе Болгарии наиболее значительным модернистским течением был символизм. Он испытал влияние русского и европейского символизма, но имел и свои особенности. символизм в Болгарии начал формироваться тогда, когда была подготовлена идейная и эстетическая почва, когда язык и стиль Вазова стали восприниматься как скупые для выражения духовного мира человека. Зачинателям символизма были присущи противоречивость и непоследовательность. Болгарский символизм, как и вся болгарская литература, был подчинен закону ускоренного, сокращенного развития. И это предопределило размытость границ символизма и его способность впитывать в себя другие литературные течения: романтизм и такие постсимволистские направления как импрессионизм, сюрреализм и особенно экспрессионизм сильно чувствуется смешение символизма, неоромантизма и экспрессионизма в поэзии Т. Траянова. В болгарском символизме символ редко представлен в своей чистой форме. Чаще он вовлечен в некую систему поэтических и стилистических взаимодействий. Особенностью болгарского символизма является не столько изобилие философской проблематики, сколько ее «врастание» в проблемы личностного характера, особенная нравственно-психологическая освещенность философской проблематики символизм пробудил склонность ко всему, что представляется чрезвычайно проблематичным.
1.5 Своеобразие символики в поэзии болгарских символистов (на материале поэзии Д. Дебелянова, П. Славейкова)
Наиболее яркими представителями болгарского символизма рубежа XIX-XX веков являются Димчо Дебелянов и Пенчо Славейков.
Димчо Дебелянов - болгарский поэт, участник 1-й мировой войны. Димчо получил хорошее образование сначала в Копривштице, затем Пловдиве и Софии. с юных лет он увлекался русскими поэтами - Пушкиным и Блоком, болгарскими и французскими символистами. В 1906 году Димчо Дебелянов издал первую поэму. 2 октября 1916 года в возрасте 29 лет Дебелянов погиб возле места Демир Хиссар (Demir Hissar), сражаясь в рядах болгарской армии. В 1931 году его останки перенесли в родной город. [Андреев 1987: 57]
Испытал влияние эстетических взглядов П. Славейкова и П. Яворова, затем французских и русских символистов. Основными мотивами творчества Дебелянова являлись - трагическое ощущение общественных противоречий, расхождение мечты и действительности. Мотивы войны переданы в стихотворении «Ночь у Солуня» (1916), «старый бивак» (1916), «Убитый» (1916, опубл. 1920).
В отличии от произведений русских писателей-символистов, наполненных различными цветами, произведения Дебелянова можно скорее определить как монохромные. В основном превалирует черный цвет. Если мы обратимся к словарю символов, то «черный цвет - один из цветов, символизирующий абсолютное, в противоположность белому цвету». В глубинной психологии это цвет «полного отсутствия сознания, погружения в темноту, печаль, мрак. В Европе черный цвет имеет негативное значение...»
Лирический герой Дебелянова постоянно находится в «ночи», во «сне», в «печали», в «темнице глухой», где прошлое - это наказание («Помнишь ли дворик в родной стороне..»). Все это относится к черному цвету. Черный цвет - это и отрицание земного тщеславия и великолепия, цвет священнической одежды. Черный цвет траура и покаяния - это обещание будущего воскресения, во время которого он светлеет, становиться серым, а потом и белым. [Купер 1995: 120]
Умираю и опять рождаюсь -
Противоречивая душа.
Днём неутомимо созидая,
Ночью начинаю разрушать.
Позову ли день светло-смиренный -
Ураган над морем загремит.
Бури ль пожелаю - и мгновенно
Всякий шум затихнет, в тот же миг.
О заре пылающей мечтаю,
О заре слепящей, неземной,
И весной, как в осень, умираю,
Осенью воскреснув, как весной.
И в бесстрастном времени сгорает
Жизнь моя - упавшая звезда,
Грёзу о прощении теряя
В пустоте великой навсегда.
(«Черная песня» пер.?Иван Голубничий.)
В литературных текстах поэта есть некое противопоставление настоящего, темного, ночного и прошлого, «белоснежного», «безмятежного». Если настоящее окрашено в черный цвет, наполнено противоречий, то прошлое имеет в полу-воспоминаниях полу-сновидениях «белоснежный» цвет. Не просто белый, а белоснежный, как высшая степень чистоты цвета. Белый цвет может пониматься как «еще не имеющий цвета» [Купер 1995: 89], бесцветный, как «чистый лист», то, где еще ничего нет. Таким образом, белый цвет в творчестве Дебелянова имеет несколько другой смысл, так как относится к прошлому. Белый цвет использован в произведениях поэта как полное соединение всех цветов светового спектра, а так же как символ не омраченной невинности доисторического рая или конечной цели очистившегося человека, стремящегося вернуться к указанному состоянию. [Купер 1995: 78] Именно к прошлому и хочет вернуться лирический герой Дебелянова.
Вернуться бы к родительскому дому,
Когда закат смиренно догорает
И ночь, неслышно расточая дрёму,
Несчастных и скорбящих обнимает.
Как бремя, бросив чёрную усталость,
Что дни тебе лихие завещали -
Ты робким шагом потревожишь радость
Тому, кого любили здесь и ждали.
Прошлое изображено как «двор с белоснежными вишнями», то есть как относительно открытое пространство с цветущими деревьями. и соответственно прошлое - это весна для поэта - пора, когда цветут вишни. Настоящее же в понимании лирического героя - это темница с «железным затвором». Но, не смотря на белизну прошлого и желание лирического героя вернуться в ту пору («вернуться бы к родительскому дому, / Когда закат смиренно догорает...»), прошлое для лирического героя - наказание.
Помнишь ли дворик в родной стороне,
Тихий наш двор с белоснежными вишнями? -
Ах, не врывайтесь в темницу ко мне,
Воспоминанья и жалобы лишние -
Я заключённый в темнице глухой,
Прошлые жалобы, воспоминания,
стража - позор несмываемый мой,
Прошлое - это моё наказание!
Помнишь ли, помнишь ли тихий наш двор,
Шёпот и смех вдалеке за деревьями? -
Ах, не будите сияющий хор,
Ангелов хор из минувшего времени -
Я заточён за железный затвор,
Воспоминанья и жалобы лишние,
Это лишь сон - безмятежный наш двор,
Это лишь сон с белоснежными вишнями!
Характерной чертой поэзии Дебелянова является ретроспективность. Лирический герой постоянно погружен в воспоминания, которые для него одновременно и наказание («Прошлое - это мое наказание») и блаженное сновидение («это лишь сон - безмятежный наш двор. / Это лишь сон с белоснежными вишнями»), сновидение потому что далекое, но близкое сердцу, наказание - потому что кроме как во сне больше к этому нигде и никогда нельзя вернуться.
Прошлое проходит красной нитью по всем стихотворениям Димчо Дебелянова. Эта особенность прослеживается в его творчестве в первую очередь из-за глобальных перемен, происходивших в мире на рубеже XIX-XX веков. В своем творчестве Димчо Дебелянов говорит от лица обреченного поколения, чья молодость пришлась на время мировой войны.
Еще одним представителем болгарского символизма явился Пенчо Славейков, вступивший в литературу в конце 1880-х - начале 1890-х гг. Весь его творческий путь поэта, переводчика и критика продолжался немногим более двух десятилетий. Однако эти годы были насыщены такой активной деятельностью и ознаменовались такими художественными достижениями, что он по праву вошел в историю своей литературы как один из крупнейших ее представителей.
Во взглядах и творчестве Пенчо Славейкова наблюдаются две тенденции. От своего отца - первого крупного поэта Болгарии и видного общественного деятеля эпохи национального Возрождения Петко Славейкова - он унаследовал демократические убеждения, любовь к народной поэзии, чувство глубокого уважения к русской культуре и литературе. «Мои поэтические чувства и настроения, - писал он в статье Болгарская поэзия», - воспитаны, прежде всего, русскими художниками слова» [Андреев 1987: 58].
В то же время Пенчо Славейков хорошо знал западную литературу, переводил и популяризировал немецких классиков, в первую очередь Гейне и Гёте, увлекался философскими и эстетическими идеалистическими теориями. Он был активным поборником теории чистого искусства в Болгарии. Пенчо Славейков провозглашал «началом начал» в искусстве «служение правде жизни». Его поэтические сборники «Эпические песни» (1896), «Мечты» (1898), «сон о счастье» (1907) и оставшаяся незавершенной большая поэма «Кровавая песня» прочно вошли в сокровищницу болгарской национальной литературы. Поэт высокой художественной культуры, он сумел передать в своих произведениях и философские раздумья, и многообразные оттенки человеческих чувств, и красоту родного пейзаж, стихотворения Славейкова, написанные по народным мотивам, как и глубоко психологические поэмы «Бойка» и «Ралица», покоряют читателей нравственной красотой героев, глубиной чувств и незабываемыми поэтическими образами. Большой интерес представляет и публицистика П. Славейкова. В лучших статьях, очерках и памфлетах поэт отстаивал свободу личности, восставал против рутины, бескультурья и реакции. Его памфлет «На основе блаженных» (1910) беспощадно разоблачает порядки в Болгарии. За критику правящих кругов Славейков не раз подвергался преследованиям и умер изгнанником в Италии.
1.6 Сравнительная характеристика творчества русских и болгарских символистов
Характерной особенностью и русского и болгарского символизма, в первую очередь, является то, что для появления этого течения в России и в Болгарии была подготовлена благодатная почва.
Одновременно с теми процессами, что шли в реалистической литературе, в русском искусстве рубежа веков возникает идейный и эстетический мятеж против господствовавшего в XIX столетии позитивизма. Вначале он принимает форму декадентства, затем реализуется в новых, модернистских течениях начала столетия - символизме, акмеизме, течениях литературного авангарда. [Соколов 2000: 285]
Русские символисты, скорее, были объединены одним чувством отвращения к окружающему, одним бунтом против поучений старшего поколения, одним интересом к поэтам Запада. Нужно было ждать конца века, чтобы произошел взлет, описанный Белым в книге «На рубеже двух столетий»: «Те, кого вчера называли декадентами, отвечали, что сами декаденты порождали декадентов. Тогда-то и появилось крылатое слово «символизм»; продукт упадка эпохи 1901-1910 гг. проявил настойчивость, твердость и волю к жизни, и, вместо того чтобы до конца распасться, он принялся собирать свои силы и бороться против «отцов», превосходивших числом и авторитетом». [Кассу 1999: 184]
Что касается символизма в Болгарии, то там он также начал формироваться тогда, когда условия для этого уже назрели, когда была подготовлена идейная и эстетическая почва, когда язык и стиль Вазова стали восприниматься как скупые для выражения духовного мира человека.
«Красота спасёт мир» - получает новое освещение. Русский символизм, активно впитывая модернистскую литературу запада, стремится поглотить и включить в круг своих тем и интересов все явления мировой культуры, которые, по представлению русских символистов, отвечают принципам «чистого», свободного искусства. Античность, возрождение, романтизм - эпохи, в которых В. Брюсов, Д. Мережковский, Н. Минский и др. находят художников и поэтов символизма, само искусство начинает пониматься как накопитель и сохранитель прекрасного (чистого опыта и истинного знания). «Природа создаёт недоделанных уродцев, - чародеи совершенствуют Природу и дают жизни красивый лик» (К. Бальмонт) Но в русской литературе 2-ой половины XIX века господствовали определенные принципы если не подчинения, то необходимой связи искусства с почвой, с народом, государством и пр. Поэтому первые публикации русских символистов, еще не адаптированные к русскому духу, встретили более чем холодный приём. У следующего поколения в какой-то степени продолжается напряженная работа над интерпретациями «панэстетизма», но уже не доминирует, смешиваясь с всё более актуальными религиозно-философскими и мифотворческими исканиями [Ермилова 1989: 167].
Также можно выделить особенность развития болгарского символизма. В связи с тем, что болгарский символизм, как и вся болгарская литература, был подчинен закону ускоренного развития, то это определило размытость границ символизма и его способность впитывать в себя другие литературные течения: романтизм, импрессионизм, сюрреализм и экспрессионизм. По этой же причине многие мотивы европейского символизма у болгар получили специфическую психологическую, художественно-эстетическую окраску [Андреев 1987: 40].
В отличии от болгарских символистов крупнейшие теоретики русского символизма Андрей Белый, Вяч. Иванов, Эллис пришли разными путями, но внутри одного и того же мыслительно-творческого потока, в общем-то, к одним и тем же выводам. Начав под влиянием французских символистов как литературно-художественное течение, или направление, символизм в России на уровне саморефлексии достаточно быстро пришел к осознанию того, что традиционное новоевропейское искусство, сущность которого составляет символическое выражение, достигло в символизме, как художественном направлении, своей высшей точки развития и переросло само себя в качестве феномена искусства.
Также отличием болгарского символизма является отсутствие деления на младшее и старшее поколения символистов. В развитии болгарского символизма нет таких четких границ, отделяющих один период символизма от другого. Изменения происходили плавно, без резких всплесков в настроениях и направленности поэзии.
Особенностью болгарского символизма также можно считать то, что в болгарской поэзии символ редко представлен в своей чистой форме. Чаще он вовлечен в некую систему взаимодействий различных стилистических пластов символизма с элементами романтизма, импрессионизма и реализма.
Особенностью болгарского символизма является не столько изобилие философской проблематики, сколько ее «врастание» в проблемы личностного характера, особенная нравственно-психологическая освещенность философской проблематики.
Сходством болгарского и русского символизма можно считать то, что символизм пробудил склонность ко всему, что представляется чрезвычайно проблематичным. Эта черта сочетается также со склонностью к мистицизму.
Специфически русской особенностью символизма стала теория теургии, как главного принципа искусства будущего. Вячеслав Иванов приходит к ней через осмысление целого космоса художественно-выразительных возможностей искусства, в котором важнейшую роль играют наряду с символом такие феномены как миф и мистерия. Сверхзадачу символизма Иванов видит в мифотворчестве. Но не в художественной обработке старых мифов или в писании новых фантастических сказок, а в истинном мифотворчестве, которое Иванов понимает, как «душевный подвиг самого художника». Художник «должен перестать творить вне связи с божественным всеединством, должен воспитать себя до возможностей творческой реализации этой связи. И миф, прежде чем он будет переживаться всеми, должен стать событием внутреннего опыта, личного по своему содержанию».
Итак, можно сделать следующий вывод. Главным сходством русского и болгарского символизма является то, насколько первые публикации символистов были адаптированы к национальному духу. В русском искусстве рубежа веков возникает идейный и эстетический мятеж против господствовавшего в XIX столетии позитивизма. Вначале он принимает форму декадентства, затем реализуется в новых, модернистских течениях начала столетия - символизме, акмеизме, течениях литературного авангарда. В Болгарии символизм также начал формироваться тогда, когда условия для этого уже назрели, когда была подготовлена идейная и эстетическая почва, когда язык и стиль Вазова стали восприниматься как скупые для выражения духовного мира человека.
Болгарские символисты не делились на младшее и старшее поколение, в отличии от русских символистов.
Болгарский символизм был подчинен закону ускоренного развития, что определяло размытость границ символизма и его способность впитывать в себя другие литературные течения.
Символ в болгарской поэзии редко представлен в своей чистой форме.
Сходством болгарского и русского символизма является то, что символизм пробудил склонность ко всему, что представляется чрезвычайно проблематичным.
ГЛАВА 2 СПЕЦИФИКА ИЗОБРАЖЕНИЯ КАРТИНЫ МИРА В ПОЭЗИИ РУССКИХ И БОЛГАРСКИХ СИМВОЛИСТОВ
2.1 Картина мира в изображении символистов «серебряного века»
Картина мира - система интуитивных представлений о реальности. Концепция картины мира предполагает, прежде всего, когнитивное содержание, т.е. информацию о способе познания человеком окружающей действительности.
Но картина мира может так же складываться под влиянием каких-либо факторов. Говоря о картине мира символистов «серебряного века», нужно отметить, что она складывалась в основном под влиянием символистов запада и конечно же под влиянием состояния политической, экономической и социальной жизни в России на тот период. Так же, невозможно, например, представить мировоззрение младших символистов без влияния личности Владимира Соловьёва. Софиология, соборность, идеал «цельного знания», стремление к объединению эпистемологии с этикой и эстетикой, культ вечной женственности, Россия и Запад, возможности религиозной модернизации и перспективы объединения церквей - некоторые из важнейших тем, которые разрабатывает молодое поколение символистов в первые годы двадцатого века под влиянием наследия Владимира Соловьева.
После нескольких столетий секуляризации и увлечения естественными науками, позитивизмом и материализмом, на рубеже мощного скачка бездуховных цивилизационных процессов ХХ в., Культура уже изнутри своей секуляризированной («свободно» развивавшейся вне церковного «диктата») части - светского искусства приходит к выводу существования абсолютного духовного Начала бытия, Первопричины мира, то есть проще говоря, старого доброго Бога, которого в рамках новой художественной рефлексии, опосредованной классической немецкой философией, теперь называют Перво-символом, Великим символом или просто символом с большой буквы. Глубинная духовная суть от этого не меняется. символизм ясно и осознанно в лице своих крупнейших представителей, как на Западе, так и в России, тяготеет к возврату в лоно традиционной религии, хотя и в силу культурно-исторических обстоятельств своего времени желал бы внести в нее некоторые свои символы, а точнее - обозначить по-новому традиционные символы. Таким образом, картина мира начала XX века, претерпевает некоторые изменения, вновь вобрав в себя существование Бога.
Вяч. Иванов различал два типа символизма: реалистический и идеалистический. Главная задача реалистического символизма - «вызвать непосредственное постижение сокровенной жизни сущего снимающим все пелены изображением явного таинства этой жизни», ибо он видит «глубочайшую истинную реальность вещей, realia in rebus», хотя не отказывает в относительной реальности и феноменальному миру, поскольку именно в нем и сокрыта «реальнейшая действительность». То есть феноменальный мир предстает символом этой реальнейшей действительности.
Идеалистический же символизм не интересуется глубинной действительностью. Он ограничивается изобретением утонченных художественных средств для передачи субъективных переживаний художника зрителю или читателю его произведений.
Таким образом, картина мира складывается из гармоничного сочетания реалистического и идеалистического реализма.
Образ мира, который составляет ядро картины мира, формируется у человека в процессе всей жизни на базе его способностей и несет в себе черты индивида. Проанализировав творчество Андрея Белого можно сделать следующие выводы. Для него характерно ощущение круговорота жизни, возвращения всего на круги своя, «вечного возвращения». Солнце представлено у Белого как зловещий «глаз» и сравнивается с образом Золотого руна. В стихотворном цикле «Золотое руно» Белый преобразует древнегреческий миф в символическое иносказание о жизненных целях своего поколения - поколения рубежа столетий.
Так же можно говорить о нацеленности Андрея Белого в будущее. Эта нацеленность пронизывает все стихотворения раздела «Золото в лазури». В будущее, которое - согласно логике «возврата» - уже было. Поэтому оно может выступать в масках. Таким образом, Белый видит мир ни чем-то новым, особенным, а уже когда-то существовавшим и переиначенным.
На видение мира Белым влияние оказало творчество Некрасова. В 1907-1908 годы Белый начинает видеть Россию сквозь призму лирики Некрасова. Памяти Некрасова посвящен сборник стихотворений «Пепел»(1908), которую сам Белый называет «книгой самосожжения и смерти..». Сборник выстроен по линии все большего и большего просветления «горизонта», сквозной темой сборника является тема Хаоса. Естественная реакция человека на встречу с хаосом - первобытное чувство священного ужаса. Это чувство выражено в образах - «неизвестности», «оторопи»:
Где по полю оторопь рыщет,
Восстав сухоруким кустом…
(«Отчаянье»)
- смерти:
Над страной своей родной
Встала смерть.
(«Веселье на Руси»)
От голода, холода тут
И мерли, и мрут миллионы…
Там смерть протрубила вдали
В леса, города и деревни…
(«Русь»)
Пространство «Пепла» - это система вписанных друг в друга кругов, сжимающихся по мере приближения к центру. Первый «круг» самый большой, - почти что безграничные, «пустые», «страшные», голодные пространства России, в которых обречен на рассеяние измученный болезнями, голодом и пьянством народ. Второй «круг» - «Деревни» - имеет более четкие контуры. Его пространство уже не пусто, а насыщено предметами подчеркнуто обыденными, собраны символы безысходной, тупиковой, совершающейся в одномерном пространстве смерти.
Пространство следующего раздела «Город» еще конкретнее: Москва «пира во время чумы». Ритуальная пляска смерти перенесена в «Городе» с открытых пространств России в замкнутый мирок квартир. В этом мирке живут беспечные богатые люди, которые не видят ничего вокруг себя. среди участников «пиров» только один поэт-арлекин знает о том, что творится за окнами.
символизм поэзия блок мир
Красною струею прыснул
Красной крови ток.
Особое значение мотивы жертвенности и крестного страдания приобретают в разделе «Безумие»: «венок из колючей крапивы».
Это мотивы, возвращающие надежду. Она слабо забрезжит в последнем стихотворении раздела - «Друзьям», - зато укрепиться и усилится в следующем разделе «Просветы».
«Пепел» является самым трагическим стихотворным сборником Андрея Белого и отражает положение дел в России на тот период - темные, пустые просторы России, беспечные люди, ничего не видящие вокруг себя, смерть и голод, хаос, царящий кругом. Но своим заключительным разделом «Просветы» Белый оставляет надежду на светлое, мирное будущее.
Из произведений Александра Блока, еще одного теоретика символизма, складывается несколько иная, чем у Белого картина мира. Белый в первую очередь обращен ко всей России, к ее бесконечным просторам, к народу и к трагедии народа. Стихотворения же Блока, как младшего символиста, направлены несколько в другое русло.
Для Блока характерна тоска по ушедшим культурам. На раннем этапе его творчества поэтическая картина мира Блока еще только формируется и в целом традиционна. Романтическое противопоставление поэта и людей:
Я - равнодушный серый нелюдим.
Толпа кричит - я хладен бесконечно…
Многие особенности раннего блоковского мироощущения, которые навсегда войдут в его творчество, органически идут от культуры XIX века. Важно то, что при всей чуждости молодому Блоку какого-либо социального чувства, оно все равно появляется в его поэзии.
Ужасна ночь! В такую ночь
Мне жаль людей, лишенных крова,
И сожаленье гонит прочь -
В объятья холода сырого!
Бороться с мраком и дождем,
страдальцев участь разделяя.
Но иногда эти настроения Блок отталкивает от себя:
Что человеческие слезы
Когда румянится закат!
Подлинный символизм для Блока всегда был связан с поисками идеала, которым была, как и у всех «младших» символистов, «нетленная красота в окружении веры и вера в окружении красоты». Но, разумеется, неизменно важнее поэзия Блока 1901-1902 гг. «Стихи о Прекрасной даме» - одно из самых глубоких явлений символистического искусства в России и вместе с тем произведение удивительно самобытное, уникальное.
С одной стороны, «стихи о Прекрасной Даме» являются художественным описанием вполне «земных» переживаний и любовных мук самого поэта, но с другой стороны в них раскрывается символистское ощущение мира, его понимание и пути развития вселенной.
В 1902 г. Блок уже предчувствует революцию и это чувство близости «несказанно» нового придает его стихам человеческую убедительность. В них живет ощущение, что новый мир уже при дверях:
К нам прольется в двери келий
светлая лазурь.
И полны заветной дрожью
Долгожданных лет,
Мы помчимся к бездорожью
В несказанный свет.
И еще одна существенная особенность цикла, отличающая блоковскую картину мира, «стихи о Прекрасной Даме» ведут нас не в широкий мир «Нечаянной Радости», не в мир мистической утопии символистов, а в мир уединенный, райский сад первой любви, где живут только двое: лирический герой и объект его высокой любви. «Лирические персонажи» обретают яркость, определенность, выразительность чувств и эмоций.
Картина мира Александра Блока более романтична, более эмоциональна, по сравнению с картиной мира Андрея Белого. Блок фокусируется на индивидуальности, на одном влюбленном лирическом герое. Мир Блока - мир красоты и эмоциональности. В нем нет особых социальных переживаний. Он высоко парит над «хаосом» Белого.
