Проблема свободы и несвободы в романах М. Булгакова и Ч. Айтматова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема свободы и несвободы в романах М. Булгакова и Ч. Айтматова

Введение

Объектом исследования в данной работе является текст романа М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита”, фрагменты ранних рукописей романа в работе Л. Яновской “Треугольник Воланда. К истории романа “Мастер и Маргарита”, текст романа Ч.Т. Айтматова “Плаха”.

Целью работы является раскрытие художественного воплощения проблемы свободы и несвободы в романах М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита” и Ч. Айтматова “Плаха”.

В ходе исследования предполагается решить следующие задачи:

· определить философскую трактовку понятия “свобода”, анализируя работы по данной теме немецких философов А. Шопенгауэра, Ф. Шеллинга, а так же русского философа Н. Бердяева;

· соотнести проблему свободы-несвободы с биографией писателей;

· определить, с помощью каких художественных средств и приёмов в произведениях раскрывается проблема свободы-несвободы.

Методы исследования - метод сопоставительного и текстологического анализа.

Научная новизна. В связи с тем, что проблема художественного воплощения категорий свободы-несвободы в романах М. Булгакова и Ч. Айтматова по сути в научных исследованиях не поднималась, в данной дипломной работе эта проблема подана концентрированно, причём с акцентом на выявление художественных приёмов, используемых М. Булгаковым и Ч. Айтматовым.

Область применения - преподавание русской (зарубежной) литературы в школе.

На заре нашей цивилизации, с того момента, когда человек, встав на две конечности вместо четырёх, выделился в особый род живых существ, получив имя Homo sapiens, неотъемлемой частью его жизни, пусть даже на уровне подсознания, встал вопрос о свободе. С развитием общества этот вопрос перерастает в проблему, так как каждое общественное устройство, каждый человек воспринимает свободу по-своему, индивидуально.

Толкование понятия “свобода” всегда было пищей для размышлений и исследований ученых различных направлений науки: философов, психологов, социологов и других. Свой вклад в раскрытие этой проблемы внесли также люди, занимающиеся творческой деятельностью: скульпторы, художники, композиторы, писатели и поэты.

Проблема свободы и несвободы была актуальна во все времена, у всех народов. Всё это явилось одним из факторов, определившим мой выбор темы данной работы.

Другим, не менее важным фактором оказалось то, что творчество такого талантливого писателя, как М.А. Булгаков, по сегодняшний день не изучено в полной мере. Особенно это касается последнего произведения писателя - романа “Мастер и Маргарита”. На мой взгляд, это происходит из-за того, что, судя по архивным материалам (письмам писателя, дневникам, ранним рукописям) роман не был окончен. Что же касается темы свободы и несвободы в произведении, то с уверенностью можно сказать, что эта проблема почти не рассматривается в исследовательских работах. Косвенно тема свободы раскрыта в работах А.З. Вулиса и И. Виноградова. Если А. Вулис раскрывает проблему свободы через само понятие, то у Виноградова эта проблема решается с помощью понятий “свет”, “тьма” и “покой”. В исследовании проблемы свободы и несвободы в романе интересна работа Л. Яновской “Треугольник Воланда. К истории создания романа “Мастер и Маргарита”, где данная проблема исследуется путём текстологического анализа всех шести рукописей произведения.

Относительно романа Ч. Айтматова “Плаха” можно сказать, что на сегодняшний день конкретно анализом художественных средств и приёмов, раскрывающих проблему свободы-несвободы среди персонажей произведения, никто из исследователей не занимался. Поэтому для решения вопроса я буду в своей работе отталкиваться от понятий “нравственность”, “духовность”, являющиеся, на мой взгляд, составными компонентами свободы. Эти понятия используются в статьях В. Чубинского, Р. Бикмухаметова, А. Павловского.

Целью своей работы я вижу в том, чтобы, сопоставив всё ранее написанное по теме свободы и несвободы в романах М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита” и Ч.Т. Айтматова “Плаха”, проанализировав тексты произведений с точки зрения художественного воплощения концепции свободы и несвободы, сделать собственные выводы. Для более полного раскрытия темы я использовал работы немецких философов А. Шопенгауэра, Ф. Шеллинга, а также русских - Н. Бердяева и В. Свинцова.

В этом есть определённая новизна в раскрытии проблемы художественного воплощения проблемы свободы и несвободы в романах.

1. Философская трактовка понятия "Свобода"

"La liberte est mystere".

"Свобода есть тайна".

(Гельвеций)

Проблема сущности и границ человеческой свободы и несвободы - одна из вечных тем в бесконечном философском диалоге различных эпох и культурных традиций. Эта проблема понимания свободы является не столько теоретическим, сколько глубоко жизненным вопросом, который затрагивает судьбы общества в целом и каждого отдельно взятого человека. "Свобода требует плюрального понимания и вместе с тем путей поиска синтеза её многообразных определений во имя достижения единства и связности человеческих действий" [9, 10].

Свобода не есть вседозволенность, как очень часто её трактовали. В идеальном и сверх справедливом обществе люди не могут считаться подлинно свободными, если посвящают свою жизнь тому, во что не верят и к чему не питают внутренней склонности. Превращенная форма свободы является рабством внешних обстоятельств, причем личность обедняется, идеалы профанируются, полностью разрушается личностно-экзистенциальное измерение свободы. Примечательны слова русского философа А. В. Иванова по этому поводу: "Раб, не осознающий своё рабство, хотя бы потенциально может стать свободным человеком. Раб, осознающий своё рабство и конформистски подстраивающийся под него, есть раб вдвойне, так как нет ничего противоречащего свободе, чем мыслить иначе, чем действовать, и действовать иначе, чем мыслить" [9, 13].

История свободного человека - это история не его биологического созревания, социального становления под воздействием внешних факторов, а процесс индивидуального устройства жизни, преобразование самого себя в соответствии с индивидуальными жизненными ориентирами.

Проблема человеческой свободы рассматривались многими философами разных времен и народов, начиная с Древней Греции, Китая и заканчивая учеными наших дней. В раскрытии этого вопроса большой вклад внесли философы немецкой классической школы: А. Шопенгауэр, И. Кант, Ф. Шеллинг, Гегель и другие.

Артур Шопенгауэр подразделяет понятие "свобода" на три подвида, три составных части общего понятия "свобода": свобода физическая, интеллектуальная и моральная.

Первый подвид - свобода физическая "...есть отсутствие всякого рода материальных препятствий" [25, 46]. Интеллектуальная свобода, по мнению ученого, относится к произвольной и непроизвольной мыслительной способности. Понятие моральной свободы, “связанное с понятием свободы физической, с той стороны, какая проясняет нам его гораздо более позднее происхождение" [25, 47]. Далее Артур Шопенгауэр соединяет понятия "свобода", "воля", "возможность", "хотение" и приходит к выводу, что "Я свободен, если могу делать то, что я хочу, - причем слова "что я хочу" уже решают вопрос о свободе" [25, 48]. При этом важным звеном в цепочке понятий "свобода", "свободная воля", "возможность", "хотение" является понятие "необходимость". Ведь свобода не устанавливается только "хотением". Первоначально появляется "необходимость" чего-либо, а затем уже оно воплощается в "желание" или "хотение" и т.д. А. Шопенгауэр считает, что абсолютная свобода может существовать только при наличии трёх её составных частей, которые взаимосвязаны и взаимодополняемы, при этом "...понятие "свобода" при ближайшем рассмотрении отрицательно. Мы мыслим под ним лишь отсутствие всяких преград и помех; эти последние, напротив, выражая силу, должны представлять собою нечто положительное" [25, 48].

Ф. Шеллинг, рассуждая о человеческом счастье, считает неотъемлемым его условием - наличие свободы. Цепочка понятий "счастье" - "свобода" составляют в рассуждениях Ф. Шеллинга единое целое. Это и понятно, ведь человек, а, следовательно, и общество в целом, не может считать себя счастливым при отсутствии свободы. Счастье, по мнению ученого, - это состояние пассивности. Состояние пассивности в контексте проблемы свободы немецкий философ объясняет следующим образом: "Чем мы счастливее, тем мы пассивнее по отношению к объективному миру. Чем свободнее мы становимся, чем более мы приближаемся к разумности, тем меньше мы нуждаемся в счастье... Высшее, до чего могут подняться наши идеи, очевидно, существо, которое... наслаждается одним собственным бытом, существо, в котором прекращается всякая пассивность, действует абсолютно свободно только соответственно своему бытию..." [24, 71]. Ф. Шеллинг вполне справедливо утверждает, что "...там, где есть абсолютная свобода, есть и абсолютное блаженство и наоборот" [24, 73]. Иными словами, немецкий философ считает оба эти понятия составными частями единого целого.

Среди русских философов, проявивших интерес к проблеме свободы и несвободы, я бы выделил Н. Бердяева. Интерес к феномену свободы у Н. Бердяева связан с философией экзистенциализма. Дело, прежде всего, в степени близости к насущным человеческим нуждам. Николай Бердяев считал неотъемлемой частью свободы наличие дисциплины, "самообуздания", "самоограничения". Свобода, по мнению философа, невозможна без подчинения себя той истине, которая и делает человека свободным.

Проблема свободы и несвободы, поставленная экзистенциализмом, с точки зрения социальной значимости сегодня, стоит всех законов и категорий диалектики вместе взятых. По мнению профессора В. Свинцова "...несвобода - повседневна, она не обязательно обитает за решеткой или колючей проволокой. Универсальной нравственной нормой нашего времени стал принцип несвободы: не отягощай свою душу раздумьями о том, каким путём идёшь, за тебя думает и за тебя отвечает "Икс" [19, 4].

Из всего вышесказанного можно сделать следующий вывод: свобода - “...способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости” [22, 595].

Кроме философов, проблеме свободы и несвободы посвятили свои лучшие произведения русские писатели и поэты XIX - начала XX века, среди которых я бы выделил А.С. Пушкина (стихотворения "К Чаадаеву", "Из Пиндемонти" и др., а также поэмы "Цыганы", "Медный всадник"), М.Ю. Лермонтова (поэма "Мцыри"), Н.В. Гоголя (цикл "Петербургские повести"), Ф. Достоевского ("Братья Карамазовы", "Преступление и наказание"), Л. Толстого ("Анна Каренина", "Война и мир"), М. Горького (ранняя лирика: "Песня о Соколе", Песня о буревестнике", "Легенда о Данко").

2. Художественное воплощение категорий свободы и несвободы в

романе М.А. Булгакова “Мастер и Маргарита”

2.1 Свобода и несвобода в жизни и творчестве М.А. Булгакова

“Дело не в дороге, которую мы выбираем;

то, что внутри нас заставляет выбирать дорогу”.

О'Генри

Детство и отрочество прошло в консервативной, монархически настроенной среде, что, без сомнения, наложило свой отпечаток в становлении характера и мировоззрения будущего писателя.

Следуя многовековым традициям русского народа, которые обязывали сына идти по стопам отца, продолжая начатое им дело, Михаил Афанасьевич должен был бы стать культовым работником. Ведь отец и дед всю свою жизнь проработали преподавателями в Киевской Духовной академии. Однако, вопреки традициям, молодой Булгаков поступает в университет, после окончания которого, получив профессию детского врача, работает по специальности в русской глубинке. Уже в этом поступке проявляется независимость будущего писателя, его представления о свободной личности. Жить приходилось в очень сложной обстановке послереволюционных событий: гражданской войны, разрухи, скудного питания, невежества и темноты простого люда, их агрессивной подозрительности к “образованным”.

Работа врачом даёт богатый жизненный материал для писателя, который все своё свободное время посвящает литературе. Время работы врачом - является временем начала активной творческой деятельности писателя. С помощью создаваемых произведений М. Булгаков пытается пробудить в современниках стремление познать истинную свободу. Так, уже в 1922 году появляется рассказ “Необыкновенные приключения доктора”, а в 1925 - “Записки юного врача”.

Но настоящая известность пришла в 1927 году, когда был в журнале “Россия” был опубликован роман “Белая гвардия”. Это произведение объявило о приходе в русскую литературу незаурядной личности, таланта.

Максимилиан Волошин, прочитав роман, заметил, “что такой дебют можно сравнить разве что с дебютами Толстого и Достоевского” [10, 28].

Вся дальнейшая жизнь и творчество Михаила Булгакова были связаны, прежде всего, с темой прозрения и обретения своего пути в жизни и литературе. Очень сложным оказался для писателя этот путь, а сам ход событий и литературные недруги пытались столкнуть его с выбранного пути. Наверно, не зря Михаил Афанасьевич так много думал и писал “...о нелепости судьбы таланта, о самых страшных опасностях на пути таланта...” [18, 65]. В одном из писем писателя читаем следующие строки: “Я ни за что уже не берусь давно, так как не распоряжаюсь ни одним моим шагом, а Судьба берет меня за горло” [18, 68].

Однако подобные строки являлись минутной слабостью, и писатель в условиях несвободы, оставаясь честным и свободным по отношению, прежде всего, к самому себе и будучи истинным преемником лучших традиций русской классической литературы, продолжал писательскую деятельность.

В чем же причина опалы, драматизма жизненных обстоятельств М. Булгакова?

По мнению современного советского критика Анатолия Королева, причины кроются в следующем: “...в начале века, по мере усиления давления на личность, заметен рост... сопротивления в литературе, а в случае с Булгаковым перед нами пример полного разрушения суверенности вымысла и судьбы. Личность обрела исключительное право ответственности за собственную суверенность. Но использовать право на такое поведение на виду у государственного ока было одиозным вызовом. Булгаков не только использовал своё право быть, но еще и вызывающе утрировал личную суверенность вплоть до мелочей” [10, 28]. Далее автор отмечает, что, написанная Михаилом Булгаковым пьеса “Дни Турбиных”, роман о “Белой гвардии”, создание “романа о дьяволе”, то, что писатель “зацепил” великого Станиславского в “Записках сумасшедшего” - всё это было далеко за гранью одиозного. М.А. Булгаков, будучи правдивым художником и историком, позволил поведение в литературе, то есть оставался свободным как личность.

При чтении художественных текстов, изучении критического материала, архивных документов я ни как не мог понять, почему М. Булгаков, такой “неудобный” писатель и человек не был просто физически уничтожен в тюрьме или лагере, где в то время гибли сотни лучших представителей русской интеллигенции (например, О. Мандельштам, Н. Гумилёв, П. Васильев, В. Мейерхольд)? Пытаясь ответить на этот вопрос, я пришел к следующему выводу. Жизнь и относительную свободу писателю оставили по двум причинам:

1. Политическая. Советскому правительству было очень важно поддерживать высокий авторитет цивилизованной, свободной и культурной страны перед западными державами. И такие люди, как М. Булгаков, нужны были для того, чтобы можно было сказать миру: “Видите, у нас тоже есть таланты!” Таких людей посылали на различные международные мероприятия: съезды, симпозиумы, конференции и т.п. (Так Б. Пастернак, против собственной воли, был направлен в Париж на писательскую конференцию; М. Горький выступает на открытии “Беломорканала”, построенного на трупах заключенных. Для всего мира, естественно, была открыта только одна сторона этого события). М. Булгакова, правда, не выпускали за пределы государства, догадываясь о степени его внутренней свободы, но автор такого романа, как “Мастер и Маргарита”, поддерживал престиж страны.

2. “Человеческая”. “Верхи” понимали неординарность такого явления в литературе, каким был, без сомнения, М.А. Булгаков. Сознавая величину этого таланта (не случайно же Сталин и другие члены правительства неоднократно приходили на “Дни Турбиных”), побоялись уничтожить писателя, по-моему, из-за собственного эгоизма (дабы остаться в памяти людей ценителями и “благодетелями” талантливого писателя)...

Наверно, понимая сложившуюся обстановку, М.А. Булгаков, как настоящий писатель, не бросил литературную деятельность, не изменил самому себе, продолжая работать “в стол”. Одним из произведений, которое было опубликовано почти через тридцать лет после смерти писателя, был роман “Мастер и Маргарита”.

В этом произведении отражены извечные проблемы человечества: добра и зла, любви и ненависти, веры и безверия, преданности и предательства, судеб таланта и бездарности. И одной из главных, на мой взгляд, стала проблема свободы - несвободы личности, выстраданная художником всей его трагической жизнью.

2.2 Художественное воплощение категорий свободы и несвободы в

“евангельских” главах романа: Иешуа Га-Ноцри - Понтий Пилат -

Левий Матвей - Иуда

Роман “Мастер и Маргарита” имеет сложную архитектонику. Трудно определить его в жанровом соотношении. Об этом свойстве произведения точно заметил исследователь наследия Михаила Булгакова М. Крепс, считая, что “...Роман Булгакова для русской литературы действительно в высшей степени новаторский, а потому и нелегко дающийся в руки. Только критик приближается к нему со старой стандартной системой мер, как оказывается, что кое-что так, а кое-что совсем не так. Платье менипповой сатиры при примеривании хорошо закрывает одни места, но оставляет оголёнными другие, пропповские критерии волшебной сказки приложимы лишь к отдельным, по удельному весу весьма скромным, событиям, оставляя почти весь роман и его основных героев за бортом. Фантастика наталкивается на сугубый реализм, миф на скрупулёзную историческую достоверность, теософия на демонизм, романтика на клоунаду” [12, 67]. При этом менипповая сатира подразумевает создание фантастической среды обитания для своих персонажей, оживление “царства мёртвых”, полёт на небо, нисхождение в преисподнюю, которая “...переворачивает общепринятую иерархию ценностей, порождает особый, свободный от всяких условностей и предрассудков тип поведения героев...” [14, 217], а пропповские критерии волшебной сказки определяются “...представлениями народа о добре и зле... Эти представления воплощаются в образах положительных героев, неизменно выходящими победителями... Наиболее популярны сюжеты о трёх царствах, о чудесном бегстве...” [11, 882].

В архитектонике романа “Мастер и Маргарита”, в художественных приёмах, используемых Михаилом Булгаковым для обрисовки характеров персонажей при раскрытии проблемы свободы и несвободы, наблюдается влияние религиозной философии П. Флоренского, в частности учения о троичности как первооснове бытия и цветовой соотнесённости с традициями католической церкви. В своём труде “Столп и утверждение Истины” П. Флоренский говорит “...о числе “три”, как имманентном (то есть присущем, свойственном. - В. Д.) истине, как внутренне неотделимом от неё... Только в единстве Трёх каждая ипостась получает абсолютное утверждение...” [21, 480]. Философ доказывает Божественную природу числа три на примерах “...основных категорий жизни и мышления...” [21, 481]: трёхмерность пространства, времени (прошедшее, настоящее, будущее), наличие трёх грамматических лиц во всех существующих языках, минимальный состав полной семьи, три координаты человеческой психики: разум, воля, чувства; закон лингвистики: во всех языках мира первые три числительных - один, два, три - относятся к древнейшему лексическому пласту и никогда не заимствуются. Божественное значение числа “три” П. Флоренского отразилось в романе в следующем: во-первых, повествование ведётся практически от трёх лиц: автора, Воланда и Мастера, во-вторых, связь трёх миров романа: древнего ершалаимского, вечного потустороннего и современного московского, взаимопроникновение которых обостряет решение проблемы свободы - несвободы в целом.

Из художественных приёмов, используемых М. Булгаковым в романе “Мастер и Маргарита”, выделяется цветовая символика, которая основывается на работах П. Флоренского. Факт знакомства с работами Флоренского взят из “Энциклопедии Булгаковской” Соколова Б. Ученый приводит такое объяснение цветов и оттенков: “...белый цвет “знаменует невинность, радость и простоту”, голубой - небесное созерцание, красный “провозглашает любовь, страдание, могущество, справедливость, кристаллически-прозрачный олицетворяет беспорочную чистоту, зелёный - надежду, жёлтый “означает испытание страданием, серый - смирение, чёрный - скорбь, смерть или покой...” [21, 481]. Через использование цветовой символики, построенной на ассоциативном восприятии, автору “Мастера и Маргариты” удаётся точнее и глубже передать внутренний мир героя, а так же обнаружить у него свойства свободного или несвободного человека. Подробнее об этом позже.

Действия в романе “Мастере и Маргарите” переносят читателя то в Москву 20-30 годов ХХ века, современное для автора романа время, то в “ветхозаветный” Ершалаим и его окрестности, возвращаясь тем самым на две тысячи лет назад. Для какой цели Михаил Афанасьевич сравнивает события и людей, между которыми полегли столетья? Я глубоко убеждён, что писатель хотел тем самым показать повторяемость проблем, их вечностный характер. Определяя жанр романа “Мастера и Маргариты”, можно с уверенностью сказать, что это роман философский, так как проблемы, поднятые в произведении, носят не только социальный, политический, бытовой, но и, в большей степени, философский характер. К таким проблемам, наверняка, можно отнести проблему свободы и несвободы, актуальной в любые времена.

Михаил Булгаков использует различные художественные средства и приёмы для раскрытия этой проблемы. Я бы выделил несколько основных, средств и приёмов писателя. Прежде всего, приёмы, раскрывающие психологию: внутренние монологи, диалоги, сны героев, портретные зарисовки, наконец, антитеза, подчёркивающая амбивалентность, то есть двойственность персонажа, и образы-символы.

Из главных действующих лиц “евангельских” глав романа “Мастер и Маргарита” я бы выделил четверых, в жизни которых проблема свободы сыграла особенную роль. Это Иешуа Га-Ноцри, прокуратор Иудеи Понтий Пилат, Левий Матвей и Иуда из Кириафа.

Иешуа Га-Ноцри - бродячий философ, “...проповедник, пытающийся убедить людей в Истине, в которую он верит всем своим сердцем” [5, 367]. Этот герой романа появляется перед взором уже в первой главе, которая мысленно переносит читателя из Москвы 20-30 годов ХХ века в легендарный Ершалаим, преодолевая с легкостью временное пространство в две тысячи чет. Под именем Иешуа Га-Ноцри, конечно же, узнаётся Сын Божий Иисус Христос. Однако, М.А. Булгаков трактует этот образ иначе. В романе - это Человек, хотя и наделенный необыкновенными способностями. Недаром антипод и вечный оппонент прокуратор Иудеи Понтий Пилат считает Иешуа великим врачом: “Сознайся, - тихо по-гречески спросил Пилат, - ты великий врач? - Нет, прокуратор, я не врач, - ответил арестант...” [5, 291]. Показать Иешуа, прежде всего, человеком - главная задача писателя, который, судя по рукописям ранних редакций, стремился сделать это как можно безапелляционно, т.е. так, чтобы у читателя не возникло даже малейшего ощущения Божественного происхождения персонажа. В этом легко убедиться, прислушавшись к выводам, которые делает Л. Яновская после изучения текстов ранних рукописей романа: “...Иешуа знает о болезни Понтия Пилата, смерти Иуды, но не знает о своей судьбе. В нем нет божественного всеведения. Он человек. Человечность героя обостряется автором от редакции к редакции” [26, 87]. Иешуа удивительно реален. Он предстает самым, что ни на есть, земным, таким же смертным, как и все живущие на Земле люди. А между тем, по мнению И. Виноградова “...Иешуа в романе М. Булгакова - это тот, кто, судя по всему, возглавляет “ведомство добра” в потустороннем мире булгаковской вселенной, - во всяком случае, обладает правом прощать, и наделён такими полномочиями, что сам Воланд, словно соблюдая какой-то свыше установленный порядок, называет (Иешуа - В. Д.) так, как называют Бога [7, 367].

Иешуа Га-Ноцри - “универсальный” образ “евангельских” глав “Мастера и Маргариты”. Вокруг этого, изначально абсолютно свободного человека разворачиваются все события. Для доказательства абсолютной свободы персонажа М. Булгаков использует цветовую символику: Иешуа “...был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба...” [5, 285], что говорит о его простоте, невинности, нравственной чистоте. Иешуа является связующим звеном между прокуратором Иудеи Понтием Пилатом - Левием Матвеем - Иудой из Кириафа. Именно Иешуа Га-Ноцри позволяет увидеть других героев через призму свободы - несвободы.

Центральный и самый сложный по своему драматизму персонаж “евангельских” глав романа - римский прокуратор Иудеи Понтий Пилат. Создавая образ Пилата, М. Булгаков использует всю гамму художественных приёмов. Насколько Иешуа Га-Ноцри, не имеющий ничего, абсолютно свободен, - настолько Понтий Пилат, наделенный огромной государственной властью, этой свободы лишен. Во время допроса Иешуа говорит так об этом: “Беда в том, что ты слишком замкнут, и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, - и тут говорящий позволил себе улыбнуться...” [5, 291]. В данном случае, кроме самих слов, которые сами по себе уже много значат, очень важным, мне кажется, является последнее действие арестованного: “...позволил себе улыбнуться...” Что это - насмешка, ирония? Нет. Улыбка Иешуа - улыбка сожаления, сочувствия человеку, лишенного свободы. Улыбка является своеобразным катализатором свободной личности. На протяжении всего романа прокуратор никогда не улыбается, что подчёркивает несвободу персонажа. Иешуа видит в Пилате пусть несчастного, но человека. А то, что прокуратор сохранил человеческие качества, о которых бродячий философ знал так же, как и о болезни, на мой взгляд, свидетельствуют слова самого арестованного. Пожелав поделиться новыми своими мыслями, интересными для прокуратора, он говорит: “...ты производишь впечатление очень умного человека” [5, 291]. Именно двойственность (амбивалентность) героя: Понтия Пилата - человека и прокуратора - лишает его свободы.

Да, трагедия Пилата заключается в том, что он сам себе не принадлежит. Он - исполнитель власти “великого кесаря”. В герое постоянно происходит борьба двух “Я”: прокуратора Иудеи и Понтия Пилата-человека. Эта борьба ярко показана М. Булгаковым через психологические портретные зарисовки, в которых изображены ежеминутные изменения внешности прокуратора во время и после допроса бродячего философа Иешуа Га-Ноцри.

С каждой минутой общения с Иешуа Понтий Пилат убеждается, удивляясь, с одной стороны неординарностью личности бродячего философа, а с другой - его полной невиновности. Прокуратор уже для себя решил, как поступить с этим человеком, который, без сомнения, заинтересовал его. В голове Пилата проносятся мысли: “Игемон разобрал дело бродячего философа... и состава преступления в нем не нашел... смертный приговор Га-Ноцри... прокуратор не утверждает. Но... удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратоновой, то есть именно там, где резиденция прокуратора” [5, 294]. Понтий Пилат, наверняка, уже представлял себе, как, уехав в свою резиденцию, будет бродить с этим странным человеком, Иешуа Га-Ноцри, по тенистым аллеям парка дворца и вести свой бесконечный спор о добре и зле, о Царстве Истины. Иначе говоря, Понтий Пилат мечтает о собственной свободе, свет которой он увидел на горизонте в виде учения бродячего философа.

Прокуратор недолюбливает свою должность, в чём неоднократно признаётся, например, обращаясь к Марку Крысобою: “...У вас тоже плохая должность... моё положение... ещё хуже” [5, 591]. Плоха она, прежде всего, потому, что лишает его свободы, мешает делать то, что ему может быть хотелось, так как прокуратор исполняет волю “великого кесаря”. То ли дело во главе кавалерийской турмы разить врага. Знакомство с бродячим философом, проповедующим Царство Истины (а значит и Свободы), где нет места власти кесаря, даёт шанс прокуратору приблизиться к собственной свободе, но привычка, а может быть трусость, которая является самым большим пороком, по мнению самого же Пилата, берут верх.

Вдруг, прочитав вторую часть доноса, которая гласит о “законе нарушения величия”, прокуратор “...нахмурился... он еще больше изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились” [5, 294]. Отчего происходят такие резкие изменения с человеком, который до последнего мгновения оставался спокойным? Это опять вступают в борьбу два Пилата - прокуратор и человек. В данном случае М. Булгаков использует антитезу как художественный приём, указывающий на двойственность характера, позволяющей выявить наличие или отсутствие свободы у игемона.

Понтий Пилат явно не питает особой симпатии к великому кесарю, который вдруг померещился ему на месте арестованного философа: “...голова арестанта уплыла куда-то, а вместо неё появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней губой” [5, 295]. Находясь на службе, Понтий Пилат не принадлежит себе, а значит, не может делать то, что хочет, что считает нужным. Прокуратор побеждает в нем человека. Иешуа обречён на мученическую смерть. Но даже теперь, когда участь арестованного почти предрешена, жестокий прокуратор Иудеи, по-моему, всё-таки пытается правдами и неправдами его спасти. “Слушай, Га-Ноцри, - заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны (глаза - зеркало души), - ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или... не... говорил? - Пилат протянул слово “не” несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту” [5, 295]. Далее, видя, что Иешуа Га-Ноцри собирается сказать, как всегда, правду, которую “говорить легко и приятно”, Понтий Пилат “...позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор” [5, 295]. Без сомнения, прокуратор пытается спасти бродячего философа. Чем вызвано это желание? Быть может уверенностью в невиновности подследственного? Или это шевельнулось в прокураторе милосердие? Убежден, что всеми действиями Понтия Пилата руководит страх и эгоизм. Когда Иешуа Га-Ноцри, предчувствуя что-то неладное из-за того, что сказал правду прокуратору, просит, проявляя тем самым наивность, отпустить его, то в ответ слышит следующее: “...Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твоё место? Я твоих мыслей не разделяю!..” [5, 298]. При этой вспышке гнева лицо прокуратора искажается судорогой. И, буквально, тут же в тексте находим вновь странность в поведении прокуратора “...Покрепче помолись! Впрочем, - тут голос Пилата сел, - это не поможет. Жены нет? - почему-то тоскливо спросил Пилат, не понимая, что с ним происходит... Ненавистный город, - почему-то пробормотал прокуратор и передёрнул плечами, как будто озяб, а руки потер, как бы омывая их...” [5, 298]. Однако ни что не поможет смыть с рук кровь невинного бродячего философа, проповедовавшего Царство Истины, а холод, который пронял Пилата - это холод вечности, долгих лет раскаяния и одиночества!

Всё это впереди. А сейчас, когда перед Понтием Пилатом стоит обреченный им же на мученическую смерть ни в чем не виновный бродячий философ, в голове прокуратора проносятся “бессвязные и необыкновенные мысли: “Погиб!”, потом: “Погибли!..” И какая-то совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем непременно быть - и с кем?! - бессмертии, причём бессмертие почему-то вызывало нестерпимую тоску” [5, 295]. В этом мысленном монологе, по мнению А.З. Вулиса “...в сжатом виде присутствует вся человеческая история. Пока ещё с приблизительным наброском сюжета (и библейского, и булгаковского). Но сколь многое предречено. “Погиб!” - индивидуальная боль. Или вздох облегчения: “Не я, а тот...” И тут же рядом: “Погибли!..” Не оформившаяся мысль о взаимных судьбах палача и жертвы...” [8, 42]. Понтий Пилат понимает, что смерть бродячего философа Иешуа Га-Ноцри не пройдет для него бесследно, так как и ему, жестокому прокуратору Иудеи, свойственно быть и называться “добрым человеком”. В этом смысле показательна страдательная форма, обретаемого героем романа бессмертия, которое воспринимается и переживается прокуратором как ниспосланное свыше бедствие. Отсюда и невыносимая тоска, которая постоянно охватывает Понтия Пилата. Он предчувствует свою судьбу, а она - “...что нынешняя, судейская, что грядущая, подсудная, - никаких радостей ему не сулит. Будет он брести сквозь века, прикованный к лестнице чужой славы цепями собственного позора...” [8, 43].

Избежать этого невозможно. И хотя прокуратор и пытается как-то загладить свою вину, приказав убить предавшего бродячего философа, Иуду, а ученику Иешуа Га-Ноцри Левию Матвею предлагает безбедную жизнь в своём дворце хранителем книг, а когда тот отказывается, то предлагает деньги, - ничего не спасёт Понтия Пилата от холодной вечности, тоски об утраченном, о чём-то важном недоговоренном, от бессмертия. И каждый раз в день весеннего полнолуния прокуратор Иудеи будет видеть один и тот же сон, в котором вместе с Иешуа Га-Ноцри и верной Бангой он поднимается “...по светящейся дороге, прямо к луне” [5, 590]. Во сне Понтий Пилат готов погубить свою карьеру: “...Утром бы ещё не погубил, а теперь, ночью, взвесив всё, согласен погубить. Он согласен на всё, чтобы спасти от казни решительно ни в чём не виноватого безумного мечтателя и врача” [5, 591]. Почему именно к луне движутся герои? Такие исследователи романа “Мастер и Маргарита” как М. И. Бессонова и Б. Соколов считают луну - символом Истины. Продолжив логическую цепочку, исходя из Евангельской фразы: “...И познаете Истину, а Истина сделает вас свободными...” [3, 112], можно сделать вывод, что луна - это символ не только Истины, но и Свободы. В этом контексте становятся понятными некоторые поступки героев, вообще существование-оправдание образа-символа. Луна становится постоянным спутником Понтия Пилата: “...Оголенная луна висела высоко в чистом небе, и прокуратор не сводил с неё глаз в течение нескольких часов” [5, 589]. Именно при луне прокуратора будут преследовать видения прошлого, мысли, среди которых самая важная - рассуждения о трусости, что, по мнению героя, является “...самым страшным пороком” [5, 590]. Этот порок лишает римского прокуратора Иудеи Понтия Пилата покоя, обрекая на одиночество и невыносимую тоску бессмертия. Свою участь, “своё бессмертие и неслыханную славу...” Понтий Пилат, по словам Воланда, “...охотно бы поменял на рваньё бродяги Левия Матвея” [5, 654].

Кто же человек, с кем охотно поменялся бы участью великий прокуратор Иудеи? Левий Матвей - сборщик податей. Он несвободен, так как не распоряжается своими действиями в полной мере. Но в жизни происходят события, которые все меняют. Для Матвея таким событием стала встреча с Иешуа Га-Ноцри, которая состоялась на дороге в Виффагию. Первоначально Левию, наверняка, показались странными речи этого человека. Иешуа, рассказывая Понтию Пилату о встрече со сборщиком податей, говорил, что Левий Матвей к нему “...отнёсся... неприязненно и даже оскорблял, то есть думал, что оскорбляет, называя... собакой... Однако, послушав, он стал смягчаться, наконец, бросил деньги на дорогу...” [5, 289]. И с тех пор, путешествуя вместе с Иешуа Га-Ноцри, Левий Матвей становится его верным спутником и учеником. Все мысли своего учителя Матвей записывает на пергаменте: “...ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но однажды я заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил...” [5, 288], - замечает на допросе Иешуа. Пусть, фиксируя ту или иную мысль учителя, Левий Матвей несколько искажает ее; известно, что психологи (Г. Гельмгольц, А.Н. Леонтьев) считают, невозможным передать точно какую-либо информацию, не исказив её. Пересказывая даже обычный текст, рассказчик обязательно внесёт в него собственные слова, мысли, интонацию и т.п. В данном случае важен, на мой взгляд, сам факт стремления познать Истину, помочь достичь этой цели другим людям.

Своей главной ошибкой Левий Матвей считает то, что отпустил Иешуа одного в Ершалаим, где у того было “неотложное дело” [5, 445]. Видимо, это и была роковая встреча с предателем Иудой, после которой Левий Матвей вновь увидел своего учителя идущего уже в окружении солдат к месту казни на Лысой Горе. Чтобы не допустить долгой и мучительной смерти на столбе, Левий Матвей решает заколоть Иешуа Га-Ноцри ножом: “Одного мгновения достаточно, чтобы ударить Иешуа в спину, крикнув ему: “Иешуа! Я спасаю тебя и ухожу вместе с тобой! Я, Матвей, твой верный и единственный ученик...” [5, 445]. И в этот момент бывший сборщик податей забывает о том, что подобные действия могут лишить его не только свободы, которую он наконец-то обрел, познакомившись с Иешуа Га-Ноцри, но и собственной жизни. За такой поступок Матвея ожидала смерть на столбе. “Впрочем, последнее мало интересовало Левия... Ему было безразлично, как погибать. Он хотел одного, чтобы Иешуа, не сделавший никому в жизни ни малейшего зла, избежал бы истязаний” [5, 446].

Для выполнения задуманного плана нужен был нож. Левий бежит в город, где в хлебной лавке и ворует его. Однако вернуться вовремя, пока процессия с осужденными еще не дошла до Лысой Горы, не успевает и не может совершить то, что хотел. Ощущая полную беспомощность, Левий Матвей начинает проклинать Бога за то, что он не посылает быстрой смерти Иешуа, ожидая небесной кары для себя, того, кто не смог спасти от мучений невинного философа.

Далее Матвей похищает тело Иешуа Га-Ноцри с Лысой Горы, желая похоронить его. Тем самым бывший сборщик податей стремится хоть что-нибудь сделать для человека, который учил его Истине, помог, в конце концов, обрести свободу. Команда тайной стражи, отправленная прокуратором для захоронения казненных, приводит Левия Матвея во дворец, где судьба сводит его лицом к лицу с Понтием Пилатом. В разговоре, который завязывается между ними, окончательно проясняется сущность каждого собеседника. В данном случае М. Булгаков использует диалог как психологический приём решения проблемы свободы и несвободы, построенный на противопоставлении одного действующего лица (Матвей) другому (Пилат). Левий Матвей сначала отказывается сесть в кресло, предложенное палачом невиновного Иешуа, затем - от еды. Он не принимает ничего от этого человека, бережно храня на груди пергамент, на котором записаны слова Иешуа Га-Ноцри. С опаской Матвей передаёт драгоценную реликвию прокуратору, попросившего показать ему то, о чем ещё недавно говорил бродячий философ. После изучения хартии, где удается, среди всего прочего, прочитать слова о трусости, Понтий Пилат, видя в этом прямой укор себе и, желая загладить вину, предлагает Левию Матвею поступить к нему на службу в библиотеку. Понимая истинную причину, которая заставляет так поступать римского прокуратора, Матвей отвечает отказом: “Нет, ты будешь меня бояться. Тебе не очень-то будет легко смотреть мне в лицо после того, как ты его убил” [5, 601]. Из всего того, что предлагал Понтий Пилат, Левий взял только кусочек чистого пергамента, наверно, чтобы записывать слова и мысли своего учителя Иешуа Га-Ноцри. Пройдя сложный эволюционный путь от сборщика податей, лишенного даже понятия о свободе, до вполне сформировавшейся личности, Левий Матвей, по моему убеждению, остаётся преданным идеалам истины и свободы. Для подтверждения мысли о том, что Левий Матвей обрёл свободу, следует вспомнить слова, которые герой записал на пергаменте: “...Мы увидим чистую реку воды жизни... Человечество будет смотреть на солнце сквозь прозрачный кристалл...” [5, 600]. Зная о том, что Левий Матвей записывал отрывки фраз Иешуа (успевать в полной мере не было возможности), заносил на пергамент наиболее, на его взгляд, значимые, можно утверждать, что учение бродячего философа нашло благодатную почву в лице Левия Матвея. Проанализировав цветовую соотнесённость учения П. Флоренского с характером, сущностью личности, можно сказать, что он олицетворяет беспорочную чистоту, а, продолжив логическую цепочку понятий: “нравственность”, “милосердие” и т.д., получим понятие “свободная личность”.

Последним звеном в цепочке героев “евангельских” глав “Мастера и Маргариты”, с помощью которых я исследую проблему свободы и несвободы в романе, стоит образ Иуды из Кириафа. Этот молодой человек самым разительным образом отличается от всех, ранее рассмотренных, героев. С ним за день до гибели познакомился Иешуа Га-Ноцри. “Очень добрый и любознательный человек...” [5, 296], - так характеризует его бродячий философ. Иуда приглашает Иешуа к себе домой, где “...принял...весьма радушно...” [5, 296] и в разговоре выспрашивает взгляды Га-Ноцри на различные, не безопасные для обсуждения с первым встречным, темы. Во время беседы Иешуа арестовывают. “Радушный” хозяин оказался предателем. Никакой видимой причины для совершения такого подлого поступка у него не было, кроме одной - деньги! Тридцать тетрадрахм - вот цена человеческой жизни, цена продажной совести.

По мнению Л. Яновской, в последней редакции романа чрезвычайно важен “механизм” предательства, раскрывающийся в диалоге Иешуа и Понтия Пилата. Этот диалог “...гипнотизирует своей значительностью, тайным смыслом” [26, 86]. В четвертой редакции он звучит так: “Светильники зажег, двух гостей пригласил...” [26, 87].

Откуда появляется эта фраза? “В книге Э. Ренана “Жизнь Иисуса” приведено законоположение из древней Мишны (свод законов): когда, кого-либо провоцировали на богохульство с целью дальнейшего привлечения к суду, то делалось это так: двух свидетелей прятали за перегородкой, а рядом с обвиняемым непременно зажигали две свечи, чтобы занести в протокол, что свидетели его видели” [17, 194]. В окончательной редакции упоминания о “двух свидетелях” нет, но они, наверняка, присутствуют.

Как уже отмечалось ранее, Иуда отличается от всех героев “евангельских” глав романа, отличается даже от себе подобных. Доказательство этому находим в словах И. Виноградова, который отмечает, что “М. Булгаков... резко противопоставляет двух предателей - Пилата и Иуду, кающегося грешника и безмятежного сластолюбца без тени не то что раскаяния, но хотя бы какой-то тяжести в душе получающего свою плату за донос и в тот же день, после казни преданного им человека, спешащего на любовное свидание” [8, 375]. М. Булгаков неоднократно подчёркивает тот факт, что Иуда не задумывается о том свободен он или нет. Всё внимание персонажа приковано к самому себе. Он наделён внешностью благостного красавца: “...молодой, с аккуратно подстриженной бородкой человек в белом чистом кефи, ниспадающем на плечи, в новом праздничном голубом таллифе с кисточками внизу и новеньких скрипящих сандалиях” [5, 583]. Согласно символике цветов, приводимой в книге П. Флоренского “Столп и утверждение Истины”, можно говорить о том, что Иуда действительно простодушен и наивен, искренне радуется тридцати тетрадрахмам. Единственное, к чему стремится персонаж - любыми средствами стать богатым: “У него одна страсть... Страсть к деньгам” [5, 578]. Автор “Мастера и Маргариты” намеренно одел Иуду в бело-голубые, такие же, как и на Иешуа, одежды. Тем самым бродячий философ, одетый в рваньё, но с чистой свободной душой, противопоставляется Иуде, внешняя красота которого по контрасту оттеняет безобразие души этого персонажа, лишённого свободы. В сцене убийства Иуды М. Булгаков вновь обращает внимание читателя на причину смерти персонажа, используя символический образ Истины - Луны. “Левая ступня попала в лунное пятно, так что отчетливо был виден каждый ремешок сандалии” [5, 588]. Иными словами эту фразу можно трактовать так: для героя самым важным в жизни было стремление к красивым вещам и одежде, к богатству любыми путями, что в соединении с предательством привело к смерти.

Завершая разговор о существовании или отсутствии свободы у героев “евангельских” глав романа “Мастер и Маргарита” можно сделать следующие выводы:

1. М.А. Булгаков наделил только один образ изначальной и исключительной свободой. Это - бродячий философ, проповедник Истины - Иешуа Га-Ноцри. Свобода героя обусловлена его искренней верой в справедливость и доброту всего человечества, желанием помочь людям.

2. Левий Матвей обретает свободу благодаря знакомству с Иешуа, учеником которого впоследствии становится, а после гибели Га-Ноцри своими действиями утверждает завещанные ему принципы. Именно это позволяет утверждать, что Матвей, пройдя сложный эволюционный путь, становится свободной личностью.

3. Понтий Пилат и Иуда из Кириафа, будучи предателями, изначально лишены свободы. Однако, прокуратор Иудеи, осознав свою вину и искренне раскаявшись, обретает свободу, пусть даже и через две тысячи лет. Иуда же, хладнокровный, без каких-либо признаков угрызения совести после своего подлого поступка, никогда не был и не может быть свободным. И в итоге, по мнению автора произведения, такой человек заслуживает только одного - смерти, то есть то, на что он обрекал других людей.

4. При выявлении свободы и несвободы у героев “евангельских” глав романа “Мастер и Маргарита” М.А. Булгаков использует художественные приёмы:

· Иешуа Га-Ноцри - цветовая символика, противопоставление (антитеза), портретные зарисовки;

· Понтий Пилат - антитеза, образы-символы, внутренние монологи, диалоги, сны, портретные зарисовки;

· Левий Матвей - цветовая символика, антитеза, внутренние монологи, диалоги;

· Иуда - цветовая символика, противопоставление, антитеза.

2.3 Художественное воплощение категорий свободы и несвободы в

московских главах романа: Мастер - Маргарита Николаевна -

Иван Бездомный - Алоизий Могарыч

Москва 30-х годов ХХ века, описанная М.А. Булгаковым в романе “Мастер и Маргарита”, многое значила в жизни самого писателя: и первые успехи, связанные, прежде всего, с постановкой на сценах различных театров столицы пьес “Дни Турбиных”, “Зойкина квартира”, “Багровый остров”, и долгие годы литературной травли, и признание таланта, и непонимание, и жесткая (вернее было бы сказать жестокая) критика. Наверно поэтому в московских главах “Мастера и Маргариты” столько драматизма и горькой сатиры. Читая их, явственно представляешь, в каких сложных условиях жил и работал писатель, ведя борьбу за свои произведения, вообще за физическое существование с различного рода берлиозами, латунскими, лавровичами и прочими окололитературными “деятелями”.

Из художественных средств и приёмов, с помощью которых М. Булгаков решает проблему свободы и несвободы своих героев в московских главах романа, я бы выделил образы-символы, антитезу, сравнение, а также внутренние монологи, диалоги персонажей, эзопов язык и другие.

Одно из главных действующих лиц Московских глав - Мастер. Из рассказа самого героя узнаём, что в прошлом он был историком, “...Жил... одиноко, не имея нигде родных и почти не имея знакомых в Москве...” [5, 404], работал в музее. Но, выиграв однажды сто тысяч рублей, уходит с работы и посвящает всё своё свободное время созданию романа о Понтии Пилате. Странный, на первый взгляд, поступок (уход с работы), а тем более - тема создаваемого произведения? Ответ, по-моему, прост: Мастера, как историка, не могла не заинтересовать такая противоречивая и, в какой-то степени, загадочная личность, каким был прокуратор Иудеи Пилат Понтийский. Именно для того, чтобы не расточать зря силы, отдав всё для главного в жизни (создание романа и было этим “главным”), герой решает уйти с работы. Мастер - неординарная личность. Он знает “...пять языков, кроме родного, английский, французский, немецкий, латинский и греческий...” [5, 404]. Читает по-итальянски.

Работает Мастер самозабвенно, не жалея сил, находясь полностью во власти своего детища. Необходимо отметить, что неоценимую моральную поддержку в создании романа оказала ему Маргарита, с которой он неожиданно встретился во время одной из своих прогулок. Молодая женщина была замужем, но, как сама признавалась, “...живу с тем, кого не люблю, но портить ему жизнь считаю делом недостойным... от него ничего не видела кроме добра...” [5, 495]. Встреча с этой необыкновенной женщиной было, по словам героя, случаем “...гораздо более восхитительным, чем получение ста тысяч рублей...” [5, 405]. Мастер “...неожиданно, понял, что... всю жизнь любил именно эту женщину!” [5, 405]. Чувства были глубоко взаимны. Именно Маргарита назвала бывшего работника музея “Мастером”, что обозначает “...степень, качество, нечто вроде диплома... это ответ на вопрос “как”: хорошо ли выполняет своё дело человек? В данном случае ответ означает: блестяще, виртуозно” [3, 78]. Мастер творит совершенно свободно, ощущая свободным, прежде всего, самого себя. Ценность в мире для него сейчас имеют только создаваемый им роман и любимая женщина. В этот момент жизни герой имеет сходные черты с героем “ершалаимских” глав романа - Иешуа Га-Ноцри. Бродячий философ видел смысл своей жизни в проповедовании Истины, в которую искренне верит. Мастер же, создавая свой роман о судьбе Понтия Пилата, поднимая самые злободневные проблемы, главной из которых являлась проблема свободы и несвободы, так же познаёт Истину, и публикация произведения сделало бы его в конечном итоге своеобразным проповедником этих идей.

Но, закончив роман, герой попадает из мира, созданного в романе, в реальную жизнь. “И тогда моя жизнь кончилась...” [5, 409], - говорит Мастер. Роман отказывались печатать. А когда все же был напечатан большой отрывок из романа, то в печати появляются критические статьи под заголовками: “Враг под крылом редактора”, “Воинствующий старообрядец”, в которых предлагалось “...ударить, и крепко ударить по пилатчине и по тому богомазу, который вздумал протащить... её в печать..." [5, 411].