"…Трагический тенор эпохи" - А.А. Блок

Экзаменационный реферат

по литературе

«…Трагический тенор эпохи» - А.А.Блок



План

Введение

1. «Трагический тенор эпохи» - А.А.Блок

1.1 Краткая летопись жизни и творчества А.А. Блока

1.2 Об одном стихотворении Блока

1.3 Цикл «Пляски смерти». Мистические мотивы

1.4 Воспоминания М. Горького

2. Пушкинская традиция в последних произведениях Александра Блока. Поэт и история

Заключение

Список литературы

Приложение



Введение

Не может сердце жить покоем...

А. Блок

Тема моего реферата «Трагический тенор эпохи». Почему я выбрала именно эту тему? С самого раннего детства слышала о творчестве Блока от родителей. Затем, в более старшем возрасте, читала его стихотворения, поэмы. Изучая творчество Блока, я заметила, что многие его произведения посвящены вечной, и, наверное, близкой каждому из нас теме любви. В этих произведениях поэт настолько красочно передает свои чувства, что человек, который читает их, чувствует то, что переживал сам поэт, когда их создавал.

Александр Блок. Его имя, особый мир его поэзии проходят к нам в юности. Это пора его достижений. Блок неисчерпаем, как сама жизнь. Замечательные слова сказал о нем А. М. Горький: « Это настоящий, волею божьей поэт и человек бесстрашной искренности»

Свое творчество А. Блок осмыслял в его единстве, называя «все» написанное романом в стихах, а трехтомник, в который объединил «все»: лирику, драму, поэмы - «трилогией вочеловеченья». Поэму каждое отдельное взятое стихотворение поэта рассматривается в контексте цикла, к которому оно относится, а цикл в единстве с его общей творческой эволюцией.

Блок наиболее ярко из поэтов - современников воплотил тенденцию поэзии начала века к укреплению формы: соединение отдельных лирических стихотворений в циклы, появление нового жанра - лирическая поэма.

Главная тема «трилогии» Блока - путь лирического героя к «вочеловеченью», т. е. отстраненные от жизненных реалий мистического мировосприятия к стремлению понять и разделить чувства народа, от любви, преклонения перед Вечной Женственностью, Прекрасной Дамой к реальной, действенной любви к Родине, России. Этот путь был необычайно труден, полон противоречий. Но всегда в творчестве, как и в жизни, Блок честен и мужественен. Он тенор эпохи. И каждое его стихотворение - это страница большой книги, тема которой - жизнь.

Приступив к работе над рефератом, я поставила себе целью более глубокое прочтение поэм и стихотворений Блока и доказать, что он является тенором своей эпохи. При исследовании данной темы мною были поставлены следующие задачи:

1) изучить краткий биографический и творческий путь поэта;

2) изучить историю создания стихотворений, проанализировать стихотворения из цикла;

3) «Пляски смерти», выявить мистические мотивы.

Но чтобы ответить на все эти вопросы, я изучила значительный материал. Книга В. Орлова "Здравствуйте, Александр Блок! " содержит интересный материал, который помог мне при изучении биографических данных (семья Бекетовых, Шахматовы); Гуковский Г.А. К вопросу о творческом методе Блока помогла мне при анализе стихотворений ( основная тема, образ Прекрасной Дамы, лирический герой, поэтика). Книга Е. Книповича "Об Александре Блоке" поведала мне о последних днях Блока. Блоке и современности.



1. «…Трагический тенор эпохи»

1.1 Краткая летопись жизни и творчества

"Здравствуйте, Александр Блок!

Лафа футуристам, фрак старья разлазился каждым швом"

Блок посмотрел костры горят "Очень хорошо"

"Хорошо", В.В. Маяковский

Родился Александр Александрович Блок в 1880 году 16 ноября по старому стилю. По происхождению, семейным и родственным связям, дружеским отношениям поэт, сам называвший себя в третьем лице "торжеством свободы", принадлежал к кругу старой русской интеллигенции, из поколения в поколения свято служившей науке и литературе.

Все его ближайшие родичи были либо учеными, либо литераторами: отец - профессором-юристом и философом, дед профессором-ботаником, бабка, мать, две тетки двоюродная бабка писательницами и переводчицами. И женат он был на дочери великого ученого Д.И. Менделеева, творца Периодической системы элементов.

И как замечательно, что родился Александр Александрович Блок в стенах Петербургского университета, в так называемом "ректорском доме" (дед его, А.Н. Бекетов, был в это время ректором), а будущего поэта на руки приняла прабабка, лично знавшая еще друзей Пушкина...

Родители Блока разошлись сразу после его рождения. Рос и воспитывался он в семье деда (А.Н. Бекетов), в обстановке хорошо обустроенного петербургского барского дома и в "благоуханной глуши" маленькой подмосковной усадьбы Шахматова, где семья неизменно проводила летние месяцы. Но главное, что сформировало личность и характер поэта, была атмосфера культурных стародавних традиций и преданий бекетовского дома. Тургенев, Достоевский, Салтыков-Щедрин и другие прославленные представители русской литературы были здесь не только знаменитыми и почитаемыми писателями, но и просто добрыми знакомыми.

Здесь еще помнили Гоголя и дружески переписывались с Чеховым.

Вообще литература играла очень большую роль в обиходе бекетовской семьи. Все здесь, начиная с деда-ботаника, писали и переводили в стихах и прозе. Естественно, что и Сашура (так звали Блока в семье) начал сочинять чуть ли не с пяти лет. А немного позже он уже "издавал" рукописный журнал, потом, лет с шестнадцати, стал писать всерьез, но еще долго не показывал своих писаний никому, кроме матери. Она на всю жизнь осталась самым близким ему человеком, и он часто повторял: "Мы с мамой - почти одно и то же".

В 1889 году мать Блока вторично вышла замуж - за гвардейского офицера. Девятилетний Блок поселился с матерью и отчимом в Гренадрских казармах, расположенных на окраине Петербурга, на берегу Большой Невки. Здесь его окружил своеобразный пейзаж, отразившийся в ранних его стихах: река, по которой проплывали пароходы, баржи и лодки, тенистый Ботанический сад, частокол дымящих фабричных труб на другом берегу реки.

Тогда же Блока отдали в гимназию. Потом он рассказывал, как "первый раз в жизни из уютной и тихой семьи" попал в "толпу гладко остриженных и громко кричащих мальчиков". Сам он был мальчиком тихим, молчаливым, росшим одиноко среди обожавших его женщин - матери, теток, бабки. С гимназической средой он так и не сросся до конца учения. Вообще, как он сам говорил "жизненных впечатлений" у него не было очень долго. Семья старательно оберегала его от соприкосновения с грубой жизнью.

В 1897 году, очутившись с матерью за границей, в немецком курортном городке Бад Наугейме, Блок пережил первую, но очень сильную юношескую влюбленность. Она оставила глубокий след в его поэзии. Спустя много лет, снова побывав в Бад Наугейме, он как бы заново пережил свою первую любовь, и посвятил воспоминанию о ней целый цикл стихов "Через двенадцать лет", одну из жемчужин своей лирики.

В 1898 году гимназия была окончена, и Блок "довольно безотчетно" поступил на юридический факультет Петербургского университета. Через три года, убедившись, что совершенно чужд юридической науке, он перевелся на славяно-русское отделение историко-филологического факультета, которое окончил в 1906 году.

В 1901 году театральные интересы уступили место интересам литературным. К тому времени Блок написал уже много стихов. Это - лирика любви и природы, полная неясных предчувствий, таинственных намеков и иносказаний. Молодой Блок погружается в изучение идеалистической философии, в частности творений древнегреческого философа Платона, учившего, что, кроме реального мира, есть еще некий "сверхреальный", высший "мир идей". По собственному признанию Блока, им целиком овладели "острые мистические переживания", "волнение беспокойное и неопределенное". Он начал видеть в природе в действительности какие-то непонятные ему, но тревожащие душу "знаки". Блок был не одинок в подобных ощущениях и настроениях: они были характерны для целого круга тогдашних молодых людей, подпавших под влияние древней и новой идеалистической и религиозно-мистической философии.

Прошли годы духовного роста и просветления, прежде чем поэт сумел различить реальное содержание "окружающей тревоги" и повернулся лицом к действительной, а не выдуманной жизни.

Начиная с 1898 года Блок переживал на редкость сильное и глубокое чувство к девушке (Любови Дмитриевне Менделеевой), которая впоследствии стала его женой. Можно сказать, все юношеские стихи Блока (и многие позднейшие) говорят об этой любви. Поэт творил некий миф о божественной Прекрасной Даме - воплощении соловьевской "Вечной женственности", но сплошь и рядом в этом мифологизированном образе сквозят "земные", реальные черты его возлюбленной: " Ей было пятнадцать лет. Но по стуку Сердца - невестой быть мне могла.

Когда я, смеясь, предложил ей руку, Она засмеялась и ушла... " В ноябре 1902 года между молодыми людьми произошло решительное объяснение, и они поженились, в августе 1903 года.

В это время Блок уже вступил в литературу, примкнув к символистам. Дебют его состоялся весной 1903 года - почти одновременно в петербургском журнале "Новый путь" и в московском альманахе "Северные цветы". Он устанавливает связи в символистском кругу и в Петербурге (с Д. Мережковским и З. Гиппиус) и в Москве (с В. Брюсовым) . Но особенно близким Блоку оказался образовавшийся тогда в Москве кружок молодых поклонников и последователей Вл. Соловьева, главную роль среди которых играл начинающий поэт, прозаик, теоретик Андрей Белый. В этом кружке стихи Блока встретили восторженное признание. В конце 1904 года в символистском издательстве "Гриф" вышла в свет первая книга Блока - "Стихи о Прекрасной Даме".

Стихотворение "Фабрика", написанное в конце 1903 года, может рассматриваться как важная точка поворота на творческом пути Блока. Общественный подъем, охвативший накануне 1905 года всю Россию, захватил и Блока. В образе какого-то "недвижного" и "черного" поэт, впервые обратившись к социальной теме, попытался выразить свое еще очень смутное представление о владыках капиталистического мира, обрекающих человека на тяжелый труд и душевные страдания.

В дальнейшем ноты горячего сочувствия простым людям и праведного гнева на все, что мешает им жить, звучат в стихах Блока со все возрастающей силой. Революция 1905 года произвела на него впечатление громадное, в сильной степени прояснила его идейное и художественное зрение. Он увидел активность народа, его волю к борьбе за свободу и счастье, в самом себе открыл "гражданина", впервые ощутил присущее каждому истинному и честному художнику чувство кровной связи с народом и сознание общественной ответственности за свое писательское дело.

Прежнее безразличие Блока к общественно - политическим событиям сменилось в 1905 году жадным интересом к происходящему. Он участвовал в революционных демонстрациях и однажды во главе одной из них нес красное знамя. События того времени отразились в целом ряде произведений Блока.

Годы 1906-1908 были временем писательского роста и успеха Блока.

Он становится профессиональным литератором, его имя приобретает уже довольно широкую известность. Он сотрудничает во многих журналах и газетах, и не только как поэт и драматург, но и как критик и публицист. Он активно участвует в литературной полемике, отстаивая свои взгляды на существо искусства и задачи художника, выступает с публичными докладами и лекциями. Постановка его маленькой пьесы "Балаганчик" в театре В. Ф. Коммиссаржевской (в декабре 1906 года) стала крупным событием тогдашней театральной жизни. Одна за другой выходят книги Блока - сборники стихов "Нечаянная радость" (1907) , "Снежная маска" (1907) , "Земля в снегу" (1908) , сборник "Лирические драмы" (1908) . В 1908 году была написана, в 1909 году опубликована большая драма Блока "Песня судьбы" (постановка ее на сцене не осуществилась).

Блок очень тяжело переживал поражение революции, но не утратил чувства будущего: временное торжество реакции он правильно оценил как "случайную победу" палачей народа и предрекал наступление еще более грозных и величественных событий. Главной темой Блока - и в художественном творчестве, и в публицистике - становится Россия. Внимание его сосредоточено на судьбе народа, на волновавшем его вопросе о взаимоотношениях интеллигенции и народа. Он утверждал, что с народом "все пути", что народ является единственным источником всякой "жизненной силы", в том числе и творческой силы художника, поэта.

Страстные призывы Блока не были услышаны его собратьями по перу.

В 1907 - 1908 годах определился глубокий разлад его почти со всей символистской литературой. Чем дальше, тем более настойчиво идет Блок своим путем. Из своих раздумий, сомнений и тревог он сделал решительные и окончательные выводы. Отныне он воодушевляется идеями правды, справедливости, общественного долга, патриотизма и народности.

Обращение Блока к темам действительности, к большим и серьезным вопросам, выдвинутым самой жизнью, сопровождалось стремительным ростом его поэтического мастерства. Преодолевая влияние декадентского, антинародного, эстетского искусства, сказавшиеся в его раннем творчестве, он обращается к животворным традициям русской и мировой классической поэзии, внося в них свой, самобытное, новое. Он стремится сделать стихотворную речь прямой, ясной и точной и достигает на этом пути замечательных успехов, ничего не теряя из свойственной ему тончайшей музыкальности. Характерно в этом смысле и настойчивое стремление Блока выйти за пределы только лирической поэзии - создать большие, монументальные повествовательные и драматические произведения (поэма "Возмездие", начатая в 1910 году и незаконченная; драма "Роза и Крест", написанная в 1912 году).

Все это время Блок продолжал жить в Петербурге, на летние месяцы уезжая в свое любимое Шахматово. В 1909 году он совершил интересное путешествие по Италии и Германии, результатом которого явился цикл

"Итальянские стихи" - лучшее, что есть в русской поэзии об Италии. В 1911 году он снова путешествовал по Европе (Париж, Бретань, Бельгия, Голландия, Берлин), в 1913 году - в третий раз (Париж и Бискайское побережье Атлантического океана). Заграничные впечатления отразились в творчестве Блока - и непосредственно (в стихах и в поэме "Соловьный сад"), и в форме исторических воспоминаний (картины средневековой Бретани в драме "Роза и Крест") . Продолжали появляться новые книги Блока: четвертый сборник стихов "Ночные часы" (1911) , трехтомное "Собрание стихотворений" (1911-1912) , "Стихи о России" (1915) , четырехтомник "Стихотворений" и "Театра" (1916) . Весной 1914 года была осуществлена театральная постановка лирических драм Блока "Незнакомка" и "Балаганчик". Готовилась постановка и драмы "Роза и Крест".

Вскоре, в мае 1917 года, Блок был привлечен к работе в Чрезвычайной следственной комиссии, которая была учреждена для расследования деятельности царских министров и сановников. Работа эта увлекла Блока, раскрыла перед ним "гигантскую помойку" самодержавия. На материалах допросов и показаний он написал документальную книгу "Последние дни императорской власти".

Но неизмеримо более важно, что Октябрьская революция окрылила Блока как художника, вдохновила его на создание "Двенадцати" - лучшего его произведения, закончив которое он, обычно беспощадно строгий к себе, сказал: "Сегодня я - гений".

В "Двенадцати" Блок с громадным вдохновением и блистательным мастерством запечатлел открывшийся ему в романтических пожарах и метелях образ освобожденной революцией Родины. Он понял и принял Октябрьскую революцию как стихийный, неудержимый "мировой пожар", в очистительном огне которого должен сгореть без остатка весь старый мир.

Первых читателей поэмы смутил образ Христа, которого Блок как бы поставил во главе своих красногвардейцев. Поэт исходил при этом из своих субъективных (и самому ему до конца не ясных) представлений о раннем христианстве как о "религии рабов", проникнутой бунтарскими настроениями и приведшей к распаду старого, языческого мира. И в этом Блок усматривал известное историческое сходство с крушением царской помещичье-буржуазной России.

Сразу после "Двенадцати" была написана революционно-патриотическая ода "Скифы", которой увенчалось лирическое творчество Блока.

"Скифы" завершают давнюю традицию русской классической поэзии, многократно возвращавшейся к теме исторических путей и судеб России (Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Тютчев). Решая эту тему заново, в новой исторической обстановке, с позиции революционного поэта - трибуна, Блок поднял голос во славу и защиту Советской России, увидев в ней облик будущего мира, оплот всего лучшего, не проходящего, что было создано человечеством.

После "Двенадцати" и "Скифов" поэтическое творчество Блока оборвалось (если не считать немногих стихотворений, написанных на случай, и попыток завершить поэму "Возмездие"). Сам он надеялся, что вернется к поэзии, но надеждам его не суждено было осуществиться.

Жить ему осталось недолго.

Блок много и плодовито работал в последние годы, много писал, но уже не стихи, а статьи, очерки, заметки, рецензии, заметки по вопросам истории, культуры, литературы и театра. Он трудился в Государственной комиссии по изданию классиков, в Театральном отделе Наркомпроса, в основанном М. Горьким издательстве "Всемирная литература", в Большом драматургическом театре, в Союзе поэтов (был выбран первым его председателем).

Зимой, весной и летом 1921 года состоялись триумфальные последние выступления Блока - с вдохновенной речью о Пушкине и с чтением своих стихов (в Петрограде и в Москве).

В мае Блок почувствовал недомогание, вскоре перешедшее в тяжелую болезнь. Утром 7 августа он скончался.

Смерть Блока поразила всех. Вот как вспоминает о ней начинавший тогда писатель Константин Федин: "Блок умер молодым, но странно ощутилось,что с Блоком отошла прежняя, старая эпоха, та, которая, дожив до революции, сделала шаг в ее владения, как бы показав, куда надо идти, и упала, обессиленная тяжестью своего дальнего пути. Стало очевидно, что уже никто оттуда не сделает такого шага, а если повторит его, в том не будет подобного мужества и подобной тоски о правде будущего, какие проявил Александр Блок".

Александр Блок жил и творил на рубеже двух миров - в эпоху подготовки и осуществления Октябрьской революции. Он был последним великим поэтом старой, дооктябрьской России, завершившим в своем творчестве поэтические искания всего XIX века. И вместе с тем его именем открывается первая, заглавная страница истории русской советской поэзии.

1.2.Об одном стихотворении Блока

Нет, пожалуй, ни одной общей работы о Блоке, где бы не цитировалось, или, по крайней мере, не упоминалось его восьмистишие:

Ночь, улица, фонарь, аптека,

Бессмысленный и тусклый свет.

Живи еще хоть четверть века -

Все будет так. Исхода нет.

Умрешь - начнешь опять сначала,

И повторится все, как встарь:

Ночь, ледяная рябь канала,

Аптека, улица, фонарь.

Толкование этого стихотворения в трудах литературоведов однозначны: «Отвращение к прошлому, безнадежность в будущем, а в настоящем - та безысходная тоска и скука, та «Ацедия» (безвыходность. - Г.Б.), о которой говорили старинные религиозные писателя, или, употребляя боле новые и менее значительные аналогии, - «Мировая скорбь»… постоянно овладевает поэтом…» (В.Жирмунский). «Блок не находил вокруг себя добра и света. Страшная жизнь города, страдания людей - вот что вытесняло его мечты, определяло мрачный, безнадежный колорит его поэзии…» (Л.И.Тимофеев). «Задачи широкого многостороннего изображения «страшного мира» служит вся образная ткань лирики третьего тома: городские пейзажи…» (В.Орлов).

Разгорелся даже короткий спор о том, где происходит действие стихотворения.

Д.С.Лихачев считал, что упоминаемая Блоком аптека была на Петроградской стороне, перед Крестовским мостом; керосиновый фонарь у въезда на мост вместе с аптекой отражался в воде Малой Мойки. К.Чуковский указывал на другую аптеку - на Офицерской, где Блок поселился в 1912 году. Пожалуй, более прав Е.Тагер, который писал: «Если это и пейзаж, то не Мойки и не Фонтанки, а скорее той пустынной планеты, что неизвестно зачем запущена куда-то, как журчащий волчок, и свершает свой «безумный, неизвестный и за сердце хватающий полет»».

Есть в стихотворении строчка, которая требует особого разъяснения:

Умрешь - начнешь опять сначала…

Что это? Описка? Небрежность? Но для Блока, который считал, что душевный строй истинного поэта выражается во всем, вплоть до знаков препинания, описка и небрежность исключены. Автор статьи о Блоке в учебнике для XI класса под редакцией В. Агеносова видит в этом выражении «необычную и смелую гиперболу» Русская литература XX века: 11 класс. - М., 1996., - с. 81. . Более глубоко толкует стихи Д.Максимов в работе «Поэзия и проза А.Блока» где необычный образ поставлен в связь с философскими и поэтическими взглядами автора.

Чтобы разобраться в стихотворении нужно выйти за его рамки и прежде всего обратиться к циклу «Пляски смерти», куда оно включено.

2.3 Цикл «Пляски смерти». Мистические мотивы

Цикл объединяет пять стихотворений Блока, написанных в 1912 - 1914 годах.

Нелегким был в жизни поэта 1912 год. Позади остались юношеские мечты о Нездешней возлюбленной, Деве Света, Прекрасной Даме. Перед поэтом постепенно разверзлась бездна «страшного мира». В дневнике за 1912 год он постоянно жалуется на однообразие жизни, опустошенность души, страх перед окружающим.

3 февраля: «День мрачен. Вопящий пьяный парень, резкий ветер, беднота в трамвае, нет солнца…» 28 февраля: «Вечерни прогулки по мрачным местам, где хулиганы бьют фонари, престает щенок, тусклые окна с занавесочками. Девочка идет «...», точно лошадь тяжело дышит: очевидно, чахотка «...». Страшный мир. 11 апреля: «Какая тоска -- почти до слез. Ночь -- на широкой набережной Невы, около университета, чуть видный среди камней ребенок, мальчик. «...» Страшный, несчастный го род, где ребенок теряется, сжимает горло слезами.

Впечатления от действительности отразились в таких стихах, как «Миры летят. Года летят. Пустая / Вселенная глядит в нас мраком глаз...», с их пронзительным восклицанием: «Как страшно все! Как дико!» И в других произведениях этого времени эмоциональные оценки окрашены негативно: «страшно мне», «страшная минута», «страх могилы», «страшная пропасть», «демоны страшные», «объятья страшные» , «непонятный страх», «тем жизнь страшней», «в пышной спальне страшно в час рассвета» и т.д.

Каждая из зарисовок в дневнике Блока, приведенных выше, могла стать основой стихотворения. Блок выбрал иное. В стихотворении «Ночь, улица, фонарь, аптека...» ничего не происходит. Пейзаж импрессионистичен и во многом условен. Детали внешнего мира не имеют самодовлеющего значения: на месте одних, попавших в поле зрения лирического героя, могли оказаться другие, вызывающие столь же горькие чувства и мысли. Исстрадавшийся человек, находящийся в непримиримом разладе с жизнью, весь мир воспринимает в мрачных тонах. Но эти пейзажные детали как бы овеществляют философские раздумья героя, включают их в обыденную реальность и тем самым придают им особую достоверность.

Сложна композиция с виду простого стихотворения. Статично пространство -- движется время: то идет вперед, то возвращается вспять. Это движение обманчиво: оно совершается по замкнутому кругу, и от повторяемости деталей, возникающих то в одном, то в обратном порядке, от их однообразия веет жутью и безнадежностью.

Вместе с тем каждая деталь зарисовки не случайна, исполнена глубокого смысла. Этот смысл полнее выступает при внимательном прочтении других стихотворений цикла. Каждое из них вносит свой мотив в маленькую «пенталогию».

Первое стихотворение цикла было опубликовано в 1912 году под заглавием «Totentanz» («Танец смерти»). Тогда после девятой строфы, рисующей влюбленную в мертвеца красавицу, шли строки, поясняющие заглавие:

И льнем к нему... в его лице румянец.

Ресницы опустив, скользим она,

Не ведая, что это -- смерти танец,

Им, скрипками и вальсом пленена...

Под тем же названием -- «Totentanz» -- были напечатаны второе и третье стихотворения. И лишь пятое получило заголовок «Пляска смерти», а затем и весь цикл был назван «Пляски смерти».

В немецком языке понятия танец и пляска не различаются. В русском с понятием танца связаны изящество, пластика; пляска грубее, своевольнее, ее фигуры («коленца») не чужды импровизации и даже в какой-то мере непредсказуемы. Поэтому окончательное название цикла более точно и содержательно.

Первое стихотворение -- своеобразная интродукция в трагическую симфониетту. Ее герой -- мертвец, вынужденный приспосабливаться к порядкам, царящим среди живых. Но живы ли те, кто окружает мертвеца? Сенатор, любитель скабрезных анекдотов? Участники бала, которых собрали «хозяйка-дура и супруг-дурак»? Не случайно, казалось бы, бесчувственному мертвецу душно среди этих манекенов и только от него можно услышать «настоящие слова» о том, что ему «странно в этом зале», -- слова, проникнутые грустью и неизбывным чувством одиночества.

Мотив бала, на котором танцуют люди с омертвевшей душой, не нов в русской литературе: вспомним «1-е января» Лермонтова, «Бал» А.Одоевского. Но в названных произведениях истинно живой герой противопоставлен тем, кто кажется живым. У Блока -- гротескная ситуация: страдает мертвец, противостоящий живой, но в сущности тоже мертвой, духовно мертвой, толпе.

Второе стихотворение - «Ночь, улица, фонарь, аптека...» (о нем разговор еще впереди) -- поражает, как сказано выше, строкой: «Умрешь -- начнешь опять сначала...» Его беспощадно-трагические слова «Исхода нет» -- ключевые для всего цикла.

В третьем стихотворении -- опять парадокс: в аптеке с мирно спящим аптекарем хозяйничает скелет, снабжающий пузырьком с ядом двух несчастных безносых женщин. Аптека, призванная помогать страдальцам, сеет смерть.

В четвертом все призрачно, иллюзорно. В двух скользящих тенях сначала чудятся романтические фигуры -- «стройный латник иль невеста от венца». «Однако за этим первым пластом «видения» раскрывается его сущность, которая, в свою очередь, оказывается одновременно и «инфернальной».

Шлем и перья. Нет лица.

Неподвижность мертвеца, --

и бытовой:

Проститутка и развратник».



В конце стихотворения является третий призрак, спешащий к черной воде, -- может быть, для того, чтобы свести счеты с жизнью.

Пятое, заключительное стихотворение (долго не публиковавшееся по цензурным соображениям) стоит несколько особняком: в нем в прямой форме выражены социальные мотивы:

Вновь богатый зол и рад,

Вновь унижен бедный.

Больше того, упоминается царь, призванный «блюсти законы». Но вместо царя -- своеобразное квипрокво! -- «с далеких nycтырей» появляется некто «под дырявым козырьком», с шеей, «скрученной платком», -- то ли бродяга, из тех, о ком Блок писал в 1906 году в статье «Безвременье» («Чуть мигают фонари, пустыня и безлюдье «...». Среди нас появляются бродяги. «...» На сквозняках безлюдных улиц эти бродяги точно распяты у стен»), то ли привидение, наподобие тех, что нарисованы Гоголем в конце «Шинели». Так или иначе, как бы между прочим поэт бросает скорбно-безнадежное:

Только не ищи дворца,

Добродушного лица,

Золотой короны.

Напомним, что первые наброски стихотворения относятся к 1913 году, когда в России торжественно отмечалось трехсотлетие дома Романовых. А если учесть, что по своему пафосу стихотворение близко к таким шедеврам, написанным примерно в ту же пору (1910--1914), как «Земное сердце стынет вновь...», то оно не может рассматриваться как случайное.

Все стихотворения цикла объединены не только общим мировосприятием и настроением, но и общим антуражем, общими деталями.

Всюду -- ночь, время тайн, лжи, преступлений и обострения чувств. Всюду упоминается или отдельными штрихами нарисована улица -- место встреч различных людей, своеобразная арена, где разыгрываются трагедии. Во втором и третьем стихотворениях -- аптека, то как символ скуки и монотонности жизни, то как условный знак противоестественности, ужаса и алогизма земного существования. Во втором стихотворении -- «ледяная рябь канала», в четвертом -- «леденящий ветер», «как свинец, черна вода» -- там несчастные обретают «забвенье навсегда». И всюду редкие фонари, в тусклом свете которых мир кажется фантасмагоричным. И всюду -- люди-тени, люди-призраки, люди-мертвецы. «Ночная эпоха» -- как определил Блок свое время.

Мотив омертвения души -- один из сквозных в творчестве поэта (см. хотя бы стихотворения «Как растет тревога к ночи...», «Жизнь моего приятеля» и др.). Характерно, что строки первого стихотворения «Плясок смерти»

Как тяжко мертвецу среди людей

Живым и страстным притворяться!

почти дословно повторяют начало стихотворения, написанного в 1910 году:

Как тяжело ходить среди людей

И притворяться непогибшим...

Истоки этого мотива нужно искать в мучительных раздумьях Блока о смысле человеческого существования, о сложных отношениях мира земного с «мирами иными». И здесь мы подходим к выяснению содержания того образа, о котором сказано в начале статьи:

Умрешь -- начнешь опять сначала...

Но предварительно предпримем небольшой экскурс в прошлое творчество поэта.

Еще в 1902 году Блок написал стихотворение, известное под названием «Моей матери». Герои стихотворения долго жили на другой планете, где «близились к юности вечной». А когда возвратились на землю, их «не узнали и не встретили в милой отчизне».

Но, прекрасному прошлому радо, --

Пусть о будущем сердце не плачет.

Тихо ведаю: будет награда:

Ослепительный Всадник прискачет.

«Загадочные стихи озадачили любознательных читателей. Один из них обратился к поэту за разъяснениями. Тот будто бы сказал так: «Я часто думал о бесконечности мира, о вечной жизни. Думал, что формы нашей земной жизни не есть нечто единственное, неповторимое, но лишь одно из бесконечного множества форм жизни. И где-то есть совершенное счастье -- вечная юность, вечная радость...!»

В «Ночной фиалке» (1906) герой попадает в круг королей, в котором вращался когда-то, в земной жизни. Рядом с ним те, кто в далеком прошлом составляли королевскую дружину. «Не старея, не меняясь и думая думу свою», они грустят веками.

Названные стихотворение и маленькая поэма (скорее баллада) откровенно фантастичны. Поэма повествует о сне, привидевшемся герою. Зато такие стихотворения, как «Покойник спать ложится...«, «Слабеет жизни гул упорный...» (1909), в которых звучат мотивы перехода из одной жизни в другую, переселения душ (реинкарнации), написаны непосредственно от лица лирического героя и передают его реальные переживания. Вот два отрывка из второго стихотворения:



Очнусь ли я в другой отчизне,

Не в этой сумрачной стране?

И памятью об этой жизни

Вздохну ль когда-нибудь во сне?

Кто даст мне жизнь? Потомок дожа,

Купец, рыбак иль иерей

В грядущем мраке делит ложе

с грядущей матерью моей?

В черновике было:

Порою всматриваясь жадно

В глубокий мрак -- грядущий век,

Что буду? Прах немой и хладный,

Иль вновь мятежный человек?

С аналогичными мотивами мы встреча- емся в стихотворениях «Все это было, было, было». «Кольцо существованья тесно...» (1909). И позднее, в стихотворении «Милая девушка, что ты колдуешь. ..«(1915), Блок напишет:

Вновь ты родишься из розовой пены

Точно такой, как теперь...

Откуда эти мистические мотивы? Лихачев считал, что «посмертная жизнь как опрокинутое и карикатурное повторение жизни -- обычный для фольклора мотив». Пожалуй, это замечание больше подходит к таким произведениям, как «Ночная фиалка», главная часть которой по своему духу близка к средневековой народной балладе. Максимов указывал, что концепция до мирного существования, «вечного возвращения» восходит к восточной религиозной философии, к библейскому Экклезиасту, Гераклиту и Эмпедоклу.

Идеи реинкарнации не чужды Шопенгауэру и Ницше. Не забудем, что мысли о двоемирии, о существовании «миров иных» всю жизнь занимали Блока. «Апокалипсис неотделим от его жизни. Апокалипсическое мышление становится выражением присущего ему максимализма», -- писала Н.Берберова. Сам Блок, вспоминая о своем раннем творчестве, замечал: «Мистика начинается». В записной книжке 25 сентября 1901 года появляется фраза: «Есть миры иные». Разницу между религией и мистикой Блок видел в том, что «краеугольный камень религии -- Бог, мистики -- тайна». Отвергая крайний мистицизм, он считал, что религия может освятить мистику. Мистические мотивы явственно звучат в стихах о Прекрасной даме, хотя в них просматривается и иной, земной план. А когда Прекрасную даму в творчестве поэта оттеснила Незнакомка, он и в этой, земной, женщине увидел черты инфернальные, связывающие ее с «мирами иными».

Интерес Блока к мистическим учениям, в частности к идеям реинкарнации, подогревался мистическими увлечениями русской интеллигенции в начале века. Позднее Блок писал об «истинно мистическом сумраке годов, предшествовавших первой русской революции, а также -- о неистовом похмелье, которое наступило вслед на нею». Большую роль в этом <неистовом похмелье сыграли антропософские идеи Рудольфа Штейнера (1861--1925), немецкого философа- идеалиста. Рассматривая различные области знания и сознания, будучи философом, поэтом, педагогом, он утверждал, что человеческий дух бессмертен, что смерть -- лишь перерыв в существовании человека, данный ему для того, чтобы осмыслить и проверить свое прошлое и затем вновь возвратиться на землю в ином обличье. Идеи антропософии (здесь по необходимости кратко и схематично сформулирована одна из них) стали модны среди русской интеллигенции и получили отражение в творчестве Д.Мережковского, В. Брюсова, В. Соллогуба, А. Белого, М. Волошина, Л. Андреева. А.Белый, адепт Штейнера, познакомил с его учением Блока. Тот сначала сочувственно воспринял известия о немецком философе, а затем, отвергая его критическое отношение к науке, писал Андрею Белому: «Всё, что узнаю о Штейнере, всё хуже».

Вообще «ортодоксальным» мистиком Блок не был никогда. Даже в годы своей юности, пытаясь, а иногда чуть ли не заставляя себя уверовать в неизбежный приход Неземной Девы, он все чаще испытывал сомнения в возможности осуществления своего идеала. В письме Андрею Белому от 23 декабря 1904 года, замечая, что «переживания «Прекрасной дамы» были слишком несомненны», Блок одновременно признавался: «Если бы Ты знал, как я всегда НЕ ВЕРУЮ». «Я -- скептик. Мой скепсис -- суть моей жизни», -- записывал он в дневнике в 1902 году.

Отсюда и противоречия даже в первой книге поэта: то убежденность в непременном явлении Небесной Возлюбленной:

И весь исполнен торжества,

Я упоен великой тайной

И твердо знаю -- не случайно

Сбывались вещие слова,

то отчаяние от несбывшихся надежд:

Тебя пою, о, да! Но просиял Твой свет

и вдруг исчез -- в далекие туманы.

и направляю взор в таинственные страны --

Тебя не вижу я, и долго Бога нет.

Отсюда же -- самоирония, отчетливо сказавшаяся в пьесе «Балаганчик», которую Г.И.Чулков назвал «мифической сатирой». «Все в нем было двойственным, -- отмечал поэт Влад.Смоленский. -- даже веря, он не верил в то, что он верит; мечтая, он издевался над своими мечтами «...». двойственность была самой сущностью Блока».

Но, не став «ортодоксальным» мистиком, а тем более убежденным сторонником антропософии, поэт сохранил к последней интерес как художник. Непоколебимыми остались представления о мировой стихии, о музыке астральной жизни, слышать которую обязан всякий настоящий поэт. И -- непрестанные думы о смысле человеческого существования, о смерти и возможности бессмертия.

1.4 Воспоминания М.Горького

В 1919 году состоялась беседа между двумя художниками.

-- Что думаете, вы о бессмертии, о возможности бессмертия? -- спросил Блок.

Горький полушутливо сослался на учение Ламенне, религиозного французского философа ХIХ века, который доказывал, что ограниченное количество энергии во вселенной обусловливает повторяемость ее комбинаций.

Блок спросил:

- Это вы - несерьезно?

«Его настойчивость и удивляла и несколько раздражала меня, хотя я чувствовал, что он спрашивает не из простого любопытства, а как будто из желания погасить, пода вить какую-то тревожную, тяжелую мысль».

Горький попытался развить свои соображения по поводу сказанного.

«-- Все это скучно, -- сказал Блок, качая головою. -- Дело -- проще; дело в том, что мы стали слишком умны для того, чтоб верить в Бога, и недостаточно сильны, чтоб верить только в себя ...». Если б мы могли совершенно перестать думать, хоть лет на десять. Погасить этот обманчивый, болотный огонек, влекущий нас все глубже в ночь мира, и прислушаться к мировой гармонии сердцем»¹.

Но погасить огонек мысли, значит перестать быть человеком. И Блок был обречен мучиться вечными, как он говорил, «детскими» вопросами. В какой-то мере они отразились в цикле «Пляски смерти».

Конечно, творчество Блока значительно многостороннее, богаче того, что связано с этим циклом, -- оно неисчерпаемо. В его поэзии были и взлеты, и падения, и противоречия, и короткие периоды душевной гармонии. Он прошел сложный путь -- «от мгновения слишком яркого света -- через необходимый болотистый лес -- к отчаянию, проклятиям, «возмездию» -- и... к рождению человека общественного, художника, мудро глядящего в лицо миру». Книги своих стихов он называл «трилогией вочеловечения».

Перечитывая сочинения Блока, еще раз убеждаешься в том, что однотонность в их трактовке резко противоречит существу его поэзии. И еще: важнейшие, ключевые стихотворения Блока по возможности следует брать не в изоляции от других, иногда входящих с ними в определенные циклы. И вместе с тем необходимо внимание к каждому слову поэта: нередко одно слово, только однообразное слово открывает бездонные глубины его творчества, как это показывает анализ знаменитого восьмистишия.



2. Пушкинская традиция в последних произведениях Александра Блока

Не приведи Бог видеть русский бунт -- замышляют у нас невозможные перевороты, бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка.

А.С.Пушкин. «Капитанская дочка» (пропущенная глава)

«О Пушкине: в наше газетное время ... его хрустальный звук различит только тот, кто умеет... И всё вздор перед Пушкиным».

А.А.Блок. Дневник (17 января 1921 года).

Историзм Пушкина -- неотъемлемое качество его мироощущения, его поэзии и прозы. Обретенный уже на ранних этапах творчества, он во всей полноте проявился в произведениях последнего двенадцатилетия, особенно в тех из них, которые пронизаны размышлениями о судьбах России.

Историзм позднего Блока сродни пушкинскому. Да и все его творчество, подобно творчеству Пушкина, исторично. Отмечая характер этого историзма, ГА. Гуковский писал: «Блок менее других поэтов его времени, писавший о прошлом, все-таки является в высшей степени историческим поэтом, ибо все, что он пишет, исторично, все написано об истории».

И Пушкин, и Блок в своих размышлениях о судьбах России не могли пройти мимо переломных событий ее истории, наиболее трагическим из которых является русский бунт.

В «Капитанской дочке», в «Истории Пугачева» русский бунт изображен как пожар, пожирающий все на своем пути, -- и в этом его бессмысленность и беспощадность. В этом пожаре гибнут не только и не столько люди иного (чем бунтовщики) социального положения, сколько все другие, случайно попавшие в пламя бунта. В огромном и далеко не полном списке жертв Пугачева (VIII, 326--352) -- крестьяне и крестьянки, простые солдаты, священники, дети...

Открывая этот список, мы сразу буквально натыкаемся на главный признак всех революций (а бунт -- это неудавшаяся, непобедившая революция) их безбожественность, их резкую антирелигиозную, антицерковную направленность. Ведь философская суть бунта - в том, что человек вообразил себя вершителем истории и судеб людей, то есть человекобогом. Иначе говоря, всякая революция -- это бунт сатаны против Бога. И в списке жертв пугачевщины читаем: «В гор оде Казани: ворвавшись они в город и входя во храмы Божии в шапках, со оружием, грабили... укрывавшихся тамо людей... В приходских церквах... злодеи не только грабили и убивали, но и святые иконы кололи и утварь церковную раздирали... Оклады с икон и всю утварь церковную грабили... церкви Божии сожигали...» (VIII, 327). Ну, чем не картинка эпохи великой французской революции или нашей истории ХХ века?! И у Блока в его последней и, несомненно, гениальной поэме «двенадцать» первое, что определяет лицо эпохи и внутренний мир его «двенадцати разбойников« (такова одна из записей его о поэме), -- это «свобода... без креста!» и люди «без имени святого», то есть люди, потерявшие человеческий облик.

Идея Бога и созерцание «свободы без креста« были двумя мучительными главнейшими размышлениями Блока того времени. В «Хронологической канве« его жизни и творчества читаем, с чего начался для поэта 1918 год:

«7января. Записывает план пьесы об Иисусе. 8 января. Начинает писать поэму «Двенадцать».

В дневнике 10 марта (25 февраля ст. стиля) 1918 года Блок записывает: «Марксисты - самые умные критики, и большевики правы, опасаясь «Двенадцати»» (7, 329). И тут же резкие слова о русском духовенстве и утверждение, что «Христос с красногвардейцами». Так он виделся Блоку в тот момент (поэма закончена 28 января).

О смысле этого образа в нашем литературоведении высказано немало догадок. Но вот запись 7 января, из плана пьесы об Иисусе Христе: «Иисус -- художник... Нагорная проповедь -- митинг... У Иуды -- лоб, нос и перья бороды как у Троцкого...».

Перед нами явная попытка переосмыслить евангельские события, перенести их в свою эпоху. Почему?

Известен афоризм: «Если раскалывается мир, трещина проходит через сердце поэта». И в эту эпоху всемирного раскола можно было осмыслить и понять, «куда несет нас рок событий» (слова Есенина), только на просторах русской и мировой истории. Вспомним, что и С.А.Есенин тоже в это время обращается к библейским образам.

Тема родины, как известно, главная в творчестве Блока, да и любого подлинного поэта. И вот здесь-то и находится главный узел связи его с Пушкиным. В переломную эпоху Блок все чаще и чаще обращается к Пушкину -- в статьях, дневниках, записных книжках. Его последняя программная статья «О назначении поэта» (1921) -- это своего рода завещание грядущим поколениям, целиком построенное на пушкинских идеях, на размышлениях самого Блока о Пушкине. Его последнее законченное стихотворение тоже посвящено Пушкину:

Пушкин! Тайную свободу

Пели мы вослед тебе!

Дай нам руку в непогоду,

Помоги в немой борьбе!

Не твоих ли звуков сладость

Вдохновляла в те года?

Не твоя ли, Пушкин, радость

Окрыляла нас тогда?..

«Пушкинскому дому. 11 февраля 1921 года



Какие же стихи Пушкина вспоминает поэт в своем последнем стихотворении, говоря о тайной свободе?

А вспоминает он стихотворение 1818 года «К Н.Я.Плюсковой», в котором Пушкин впервые скажет о себе как о национальном русском поэте:

Любовь и тайная свобода

Внушали сердцу гимн простой,

И неподкупный голос мой

Был эхо русского народа.

Размышления Блока о судьбах России неотделимы от Пушкина. Это хорошо понял и показал в журнале «Русская мысль», издаваемом П.Струве в Софии (1921. -- № 1), литератор П.Савицкий, скрывавшийся под псевдонимом Петроник, в статье «Идея Родины в советской поэзии». Блок так записывает в дневнике основные мысли этой статьи: «Все эти стихи, начиная со «Скифов», прожжены идеей Отечества» (удивительно точный образ: «прожжены»! -- Н.З.), тогда как советская власть само слово «патриотизм» сделала ругательным». Историко-литературное наблюдение: обе поэмы А.Блока, возникшие как отражение революции, «Скифы» и «Двенадцать», являются в отношении к поэзии Блока, взятой как совокупность, некоей кульминацией пушкинского начала в его творчестве, «подлинным подобием «Клеветникам России» и «Медному Всаднику», несмотря на различие между обеими группами произведений, вытекшие из различных эпох».

Заметим, П.Савицкий назвал одно из двух стихотворений («Клеветникам России», «Бородинская годовщина»), о которых Чаадаев напишет Пушкину: «Вот, наконец, вы -- национальный поэт: вы угадали, наконец, свое призвание... Стихотворение к врагам России в особенности изумительно... Мне хочется сказать: вот, наконец, явился наш Дант... (Чаадаев -- Пушкину, 1831)».

Конечно же, русским национальным поэтом Пушкин стал значительно раньше. Тем не менее, такая оценка стихов Пушкина выдающимся русским мыслителем чрезвычайно характерна: Пушкин действительно поднялся здесь на небывалую доселе философско-политическую высоту, с которой дал отповедь врагам России.

То же самое можно сказать о «Скифах» Блока. Как и в эпоху Пушкина, так и в эпоху Блока (и в любую эпоху!) Запад мечтал об управляемой, слабой России, о хаосе в ней, о расчленении великой империи...

Но, правда, истории в том, что пришедшие к власти в России большевики с их интернациональными лозунгами, как это ни парадоксально, встали на пути этих замыслов и сохранили тогда единую Россию (вот почему Троцкий с такой ненавистью писал о предательстве интересов мировой революции).

Вот почему Блок пошел на сотрудничество с новой властью: не было иного пути для русского национального поэта. Свое глубокое понимание исторического момента он прекрасно выразил в «Скифах» и, подобно Пушкину, отверг попытки Запада повлиять на судьбу России.

Но автор «Русской мысли» вспоминает и другое произведение Пушкина, повлиявшее на Блока, -- «Медный Всадник» с его развенчанием петровского пути развития России по западным образцам.

Через два года после создания «Медного Всадника» (1833) Чаадаев писал А.И.Тургеневу (октябрь -- ноябрь 1835 года): «Пришедшая в остолбенение и ужас, Европа с гневом оттолкнула нас; роковая страница нашей истории, написанная рукой Петра Вели- кого, разорвана; мы, слава Богу, больше не принадлежим к Европе».

Об этом же скажет «вослед» пушкинскому «Медному Всаднику» и Ф.М. Достоевский, причем скажет всем своим творчеством.

Об этом же -- «Скифы» Блока -- вершина его философско-политической лирики. Обращаясь к Западу, поэт говорит:



Вы сотни лет глядели на Восток,

Копя и плавя наши перлы,

И вы, глумясь, считали только срок,

Когда наставить пушек жерла!..

...0, старый мир! Пока ты не погиб,

Пока томишься мукой сладкой,

Остановись, премудрый, как Эдип

Пред Сфинксом с древнею загадкой!..

«Россия -- Сфинкс» для Запада. Она глядит в него «и с ненавистью, и с любовью». И горе тому, кто попытается враждебно отнестись к России. Таково -- в духе «Бородинской годовщины» и «Клеветников России»

-- осмысление истории и великой миссии России в «Скифах« Блока. ««Скифы» соответствуют «Клеветникам России». Случаются повторения в истории», -- писал Блок.

««Скифы» сделаны превосходно, в том широком риторическом стиле, который утвержден в русской поэзии пушкинским «Клеветникам России»», -- писал еще в 1919 году М.Волошин в статье «Поэзия и революция».

Вспомним, что, полемизируя с взглядами Чаадаева на русскую историю после публикации первого «Философического письма», Пушкин писал Чаадаеву 19 октября 1836 года: «У нас было свое особое предназначение. Это Россия, это ее необъятные просторы поглотили монгольское нашествие... и христианская цивилизация была спасена... нашим мученичеством энергичное развитие католической Европы было избавлено от всяких помех...»

Ситуация 1918 года соответствовала стихам Пушкина 1831 года: Запад в лице Германии фактически проиграл войну; Запад в лице держав Антанты был спасен ценою русской крови. И вот теперь, в январе 1918 года, в России хаос, позорный Брестский мир, полная деморализация армии, и Запад, почувствовав, что теперь-то «России больной расслабленный колосс», решается действовать:

Знакомый пир их манит вновь --

Хмельна для них Славянов кровь...

«Бородинская годовщина»

«Скифы» Блока:

Вот -- срок настал. Крылами бьет беда,

и каждый день обиды множим,

и день придем -- не будет и следа

От ваших Пестунов, быть можем!

Пушкин:

Сильна ли Русь? Война, и мор,

И бунт, и внешних бурь напор

Ее, беснуясь, потрясали --

Смотрите ж: все стоит она!..

«Бородинская годовщина»

Вы грозны на словах -- попробуйте на деле!..

Иль нам с Европой спорить ново? Иль русский от побед отвык?

Иль мало нас? Или от Перми до Тавриды,

Ом финских хладных скал до пламенной Колхиды,

Ом потрясенного Кремля

До смен недвижного Китая,

Стальной щетиною сверкая,

Не встанем русская земля?..

Так высылайте ж нам, витии,

Своих озлобленных сынов:

Есть место им в полях России

Среди нечуждых им гробов.

«Клеветникам России»

Вадим Кожинов совершенно справедливо назовет политические стихи зрелого Пушкина «поэтической историософией», у Блока несколько иное, на что указывает эпиграф из Владимира Соловьева, считавшего, как и Пушкин, что только Россия сдерживает новый натиск Азии на Европу: «Панмонголизм! Хоть имя дико, / Но мне ласкает слух оно».

Суть отношений между Россией и Европой Блок понимал по-пушкински -- и, как и Пушкин, призывал Запад опомниться, остудить свой воинственный пыл, напоминая о неизбежных для Запада последствиях:

Мы широко по дебрям лесам

Перед Европою пригожей

Расступимся! Мы обернемся к вам

Своею азиатской рожей!..

...В последний раз -- опомнись, старый мир!

На братский пир труда и мира,

В последний раз на светлый братский пир

Сзываем варварская лира!

Какое необычное, «соборное», общенациональное «Мы» звучит в «Скифах»! «Мы любим все... Нам внятно все... Мы помним все...» Эти повторы «создавали сложный... эпический образ русского народа... «Мы» в стихотворении «Скифы» оказывались людьми, не только способными лишь «жадно жить и действовать», но обладающими богатым интеллектом, сильными и глубокими чувствами, исторической памятью».