Государственное строительство в странах Африки: разница политических традиций

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Государственное строительство в странах Африки: разница политических традиций

Шаймарданов Артур Айратович

В статье рассматривается иной взгляд на понятие суверенитета, главным образом, фокусируясь на разнице развития политической традиции африканского контента. На современном этапе развития концепта суверенитета ошибочно полагать, что формирование государственного суверенитета было однородным для всех регионов мира - характер основополагающих норм универсален, но механизмы формирования и обеспечения имеют явную этногеографическую специфику, что находит своё отражение в проведении внешней политики в отношении внерегиональных акторов. Целью статьи является выявление культурно-цивилизационных особенностей африканского суверенитета. По итогу представлена мысль о симбиотизации политических культур европейской и африканской традиций, при анализе современного положения стран Африки в международных отношениях.

Ключевые слова: суверенитет, государство, Африка, Африка Южнее Сахары, власть, колониализм, государственное строительство, традиции, культура, интеграция, цивилизация.

STATE BUILDING IN AFRICA COUNTRIES: DIFFERENCE IN POLITICAL TRADITIONS

Shaimardanov A.A.

The article explores a different view of the concept of sovereignty, mainly focusing on the differences in the development of the political tradition of African content. At the present stage of the development of the concept of sovereignty, it is erroneous to believe that the formation of state sovereignty was homogeneous for all regions of the world - the nature of the fundamental norms is universal, but the mechanisms of formation and provision have a clear ethno-geographic specificity, which is reflected in the conduct of foreign policy in relation to extra-regional actors. The purpose of the article is to identify the cultural and civilizational features of African sovereignty. As a result, the idea of symbiotization of political cultures of the European and African traditions is presented in the analysis of the current position of African countries in international relations.

Keywords: sovereignty, state, Africa, Sub-Saharan Africa, power, colonialism, state building, traditions, culture, integration, civilization.

Введение

Понятие государственного суверенитета используется в классической Западной трактовке. Здесь важно понимать, что политическое развитие стран шло не однородно и политические культуры имеют разный набор параметров общественных традиций. Это и является краеугольным камнем в применении универсального понятия и практик суверенитета в Азиатских и Африканских странах, по причине: разного темпа технологического развития, основ политической власти, иного социокультурного ландшафта и пр.

Исследование иных культурных основ суверенитета, особенно на африканском континенте, актуализировалось в академической среде с активным ростом экономик Африканских стран, которые стали постепенно входить в глобальные сборносбытовые цепочки. Сегодня стало ясно, что Африканский континент до сих пор, после деколониального периода, находится в стадии умеренного территориального динамизма, при котором формируются крепкие основы государственной власти и реальные территориальные границы.

В академической среде существует несколько крупных работ по основам политических систем в Африке. Первым из них стал Ж.-Ф. Баяр [6], который ввел понятие «политика живота», которое охарактеризовывало африканские правительства как своеобразные гибриды западного бюрократизма и африканского племенного устройства общества.

Следующим, кто подверг изучению политики в Африке был Д. Хербст [9], который в своих работах исследован основы африканских государств и политической власти в них.

Научной новизной данного исследования можно считать структурированный анализ африканской специфики понятия суверенитета и сопоставления с европейской практикой государственного оформления, а также предложение цивилизационной модели африканского суверенитета.

В рамках данного исследования были выбраны теоретические основы государственного суверенитета и различия в их подходах в Европейской и Африканской политических традициях. Целью данного исследования является выявление культурно-цивилизационных особенностей африканского суверенитета. Для достижения цели были поставлены следующие задачи: во-первых, следует произвести сравнительно-исторический анализ развития государств и обществ в Западной и Африканской культурных традициях; во-вторых, проанализировать применимость европейских идей к африканскому социо-политическому развитию. В качестве методов исследования будут использованы сравнительный и системный анализ, а также моделирование.

Сравнительно-историческое развитие государств в Европе и Африке

Развитие государства и его институтов в Европе происходило под влиянием дефицита земли и, как следствие, высокой плотности населения (особенно начиная с XV в.) и неравномерности распределения ресурсов. Европейская территория изначально была климатически пригодна для ведения оседлого образа жизни, а малые южно-европейские человеческие сообщества в доантичную эпоху начали процесс агрокультуризации территории. Накопление и распределение ресурсов стало причиной необходимости в формировании института власти. Европейская властная культура основывалась на территориальных предпосылках и принципах контроля над ресурсами: преобладание суши и отсутствие ресурсного изобилия - жесткая иерархия власти (автократия), преобладание воды и ресурсное изобилие - большая фрагментация власти на группы (аристократия); либо же опора на институт общины граждан (демократия) - при смешанных территориальных свойствах [5, с. 22-23].

Иерархия в обществе, во многом, была определена клерикальными и военными основами развития власти в период до Вестфальской системы международных отношений. Города-полисы в античную эпоху умело контролировались духовенством, т.к. военные были оттеснены на периферию, т.е. на охрану границ. Но с ростом населения и его развитием появилась необходимость в расширении жизненного пространства. Связано это во многом опять с земельноресурсной ограниченностью, при которой экспансия является единственным инструментом жизнеспособности города- сообщества. Клерикализм и милитаризм являлись прямыми конкурентами в борьбе за власть на протяжении всей истории до Вестфальского мирного договора, когда духовенство было изолировано в своих властных возможностях. Но переход инициативы «власти» произошло намного раньше, примерно в тот самый момент, когда стали формироваться ранние оборонительные и экспансионные идеи - города становились крепостями, а военные лучше реагировали на кризисные явления, что позволило консолидировать власть в своих руках [4, с. 210-211]. Вожди, а в последствии короли и императоры были главными в сословии военных, что ставило их во главу социополитической иерархии, но одновременно с этим духовенство не находилось в полностью подчиненном состоянии. Возникновение и укоренение Христианства сформировало широкий инструментарий для духовенства, главное из которых - инструмент легитимации власти. Здесь можно сказать, что духовенство было альтернативой и находилось на одной ступени в общественной иерархии наравне с суверенами (королями, императорами и т.д.), но в последствии было подчинено государственным абсолютизмом XVII-XVIII вв. и духовенство стало больше инструментом ведения политики [3, с. 58].

Такое развитие государства в европейской традиции, стало причиной научно-технического прогресса: от развития инструментов возделывания земли и боевого оружия до развития логистики и хранения- передачи информации. Научно-техническое развитие повлияло на возникновение индивидуалистической революции в европейском обществе и более глубокой эмансипации человека-гражданина. Но об европейском индивидуализме начинают говорить с периода поздней эпохи Просвещения и «Протестантской этики» М. Вебера, т.е. в условиях сильной власти католической церкви любые попытки личностного бунта подавлялись. Изменились принципы государственной власти, которая все больше стала зависеть от общественного вовлечения, даже в условиях государственного абсолютизма, причина этому научно-техническое развитие и сильно ощутимый территориальный дефицит. Во- первых, можно предположить, что Печатный станок Гутенберга в середине XV в. стал катализатором индивидуальной революции и дальнейшей эмансипации европейских сообществ, что выльется в процессы секуляризации политики и развития европейских идей в области теории государства и суверенитета. Во-вторых, скептицизм как основа рационализма. Старые каноны науки и теологических основ общества были оспорены. Сам принцип осознания «неправильности» и создание механизмов и методов опровержения тех или иных теорий воспитывал в людях зерна просвещенного эгоизма. В-третьих, блокировка пути на Восток в новые рынки и новые ресурсные базы заставил европейцев произвести технологический рывок в системах логистики и навигации. И как итог, всё это находит своё отражение в росте коммерции в период колониальной экспансии. Появляется сословие-прослойка населения, предшествующее буржуазии, через экономические инструменты общество конкурирует с теологическими основами, что становится итогом для процессов Реформации Христианства и дальнейшей Вестфальской системы в XVII в [1].

В свою же очередь Африка долгое время была закрытым регионом и не только с глобальной точки зрения, африканские регионы в формировании межэтнических отношений, фактически, мало соприкасались друг с другом - каждый регион находился в вакууме. Если для Европы земельный дефицит был важной составляющей в развитии государственного устройства и методов осуществления властных полномочий в управлении ресурсами, то для Африки проблемой в формировании классических государств стало изобилие земли. Африканская территория климатически малопригодна для осуществления агрокультуризации в системном плане - в отдельных регионах и субрегионах были сформированы ранние племенные аграрные общины, вырастающие до ранних королевств (территории Гвинейского залива, область Великих озер, исток Нила, и т.д.). Что еще важно, так это то, что широта территорий не позволяла транслировать свою власть, как это было в Европе, даже в условиях феодальной раздробленности, от чего надобность в развитии систем управления в Африке была низкая. В виду этого ранние государственные образования в Африке развивались в русле негегемонистских государств. Земля как ресурс была в избытке, а значит обесценена, но войны в доколониальных сообществах случались, если речь заходила о добыче (золото, охота, скот, рабы) [12, с.10-11]. По этой причине в Африке не была сформирована военная традиция: африканское население чаще мигрировало, избегая военных столкновений. Также судя по динамике плотности населения в Африке в течении доколониальной истории, город как таковой не был источником оформления государства [8]. Даже при периоде колонизации, города не обретали властных обликов по причине того, что колонизаторы не были заинтересованы в дублировании административной и дипломатической инфраструктуры, которая бы связывала центр с внутренними районами. При этом периоде показательно также, где находились административные центры колоний, в основном это было побережье и это также символизировало отсутствие заинтересованности в трансляции власти метрополий в глубь территорий, за исключение создания логистико промышленных форпостов. Перенос административного центра из внутренних территорий к океану также способствовал замедлению формирования коренных центров силы. Такое распространение колониальных практик сказалось на облике новых африканских стран в период деколонизации, когда фактически стали формироваться несколько центров силы в рамках одного государства (первый-созданный колониальным правительством и оснащенным всей необходимой инфраструктурой; и второй - коренной африканский центр, создаваемый в соответствии с удобством трансляции власти), как например, в Гане Аккра сохранила статус столицы, но Кумаси является вторым по важности городом, или Бамако, являющейся частью транспортного пути к Сенегальскому побережью в период колониального правления, вместо исторического центра Мали в Тимбукту. [9, с. 16-17]

В условиях, когда население имело возможность постоянно мигрировать от влияния центра, в доколониальных сообществах сформировалась особая социальная иерархия и модель территориального контроля. Первый вариант: контроль над логистикой - при которой трансляция власти и возможность формального политико-социального контроля обеспечивалась за счет обширной сети дорог, позволяя быстро передвигаться войсками, ограничивать территорию и фокусировать дороги на экономическом ядре. Как например, было в доколониальных территориях Ганы в 1871 г., где конфедерация вождей Фанти после победы над империей Ашанти нормативно определило важность дорог, также сформировало стандарт постройки новых, для сопряжения отдаленных районов конфедерации [11, с. 46]. Второй вариант: активная рабовладельческая политика как основа власти. Такой вариант был распространен в регионах с наименьшими показателями интенсивной экономики, в основном политическим центром такие территории рассматривались максимально отдаленными, т.к. распространение и обеспечение власти на периферии, по мнению центра, было не выгодно в сравнении с продажей рабов из этих областей [10, с. 80]. Третий вариант: модель схожая со Священной Римской Империей в Средневековой Европе, где в рамках одной большой империи находились независимые королевства/вождества со своими законами и армией, такие регионы были преимущественно в регионе Гвинейского залива, например, империя Мали, Ашанти, королевство Конго, империя Канем и т.п. Власть и территориальные границы в этих государственных образования, также как и в монархиях Европы, опирались на вооруженные силы, династическое господство(преемственность) и династические союзы небольшой правящей группы, которые обеспечивали сбор дани (фактически налогов) [9, с. 44].

Говоря о категории общества, то серьезных предпосылок к формированию индивидуалистического общества на Африканском континенте не было в виду агрессивной окружающей среды и компактности проживания сообществ, образованных в племена. Дальнейшее развитие африканского социума расширяло племенные сообщества до подвижных этнических ассоциаций, т.к. их объединение из множества племен в этническую группу пришлась на более кризисные периоды африканской истории - колонизацией XIX в. и деколонизацией XX в. Консолидация произошла по нескольким причинам: во- первых, попытки сопротивления внешнему экспансионизму; во-вторых, административный императив колониализма заставил племена сформироваться в единые социальные группы для удобства метрополии в осуществлении надзора, контроля и управления; в-третьих, процессы деколонизации сформировали новую этническую идентичность, которая реформировала административные практики колониального прошлого в отношении построения этнических ассоциаций.[12, с. 65]

Формирование национальных государств в Африке и определения их места в современных международных отношениях

Формирование современных африканских государств в 1960-х гг. столкнулось с дилеммой искусственности своих суверенитетов: территории пористые, сопровождающееся активными миграционными процессами малых этнических групп; сами этнические основы государств не фундаментальны для формирования унитарных/федеративных государств; единственное, что обеспечивает легитимность - инструмент насилия. Остались также вопросы в трансляции своей власти, но уже стоит учитывать современную специфику международных отношений.

Колониальное наследие африканских стран выступило административно-управленческим базисом формирования африканского суверенитета [6, с. 108]. За основу африканского национального государства была взята европейская модель. Основные атрибуты государственного суверенитета были взращены за период внешнего управления и сыграли свою роль в процессах обретения независимости, но если в Европе территории и формы государственного устройства определялись внутренними факторами, то в Африке этот аспект был предопределен внешними силами. С одной стороны, это стало причиной будущего территориально-политического динамизма африканских стран, но с другой стороны, четко определенные государственные границы стали формировать современную политическую культуру для Африки, которая бы помогла африканским странам отойти от экстенсивного понимания территории как с точки зрения социо-политических, так и с экономических процессов.

Африканские государства в активный период деколонизации стали формироваться исходя из унитарного представления национализма, не беря во внимание активное развитие идей панафриканизма [12, с. 154155]. Основа постройки африканского суверенитета на базисе национального государства, во многом, была продиктована необходимостью быстрого обретения международного признания и вхождению в мировые политико-экономические процессы, т.к., во-первых, нормативная база современных международных отношений побудила действовать сверх реакционно, а именно благодаря Резолюции №2621 ГА ООН от 1970 г. новым государствам не нужно было зарабатывать суверенитет и легитимировать его, а заслужить его на базе деколонизационных процессов, объявляя себя национальным государством по западному образцу, исходя из этого африканские лидеры, под быстротечностью деколонизационных и социальных реакционных процессов, не видели иных принципов государственной организации, кроме как национального государства; во-вторых, ООН и связанные с ней организации создали шаблон для международного сообщества, признавая только верховенства принципа нации, не давая возможности иным моделям государственного формирования [9, с. 98, 102-103]. Во многом однопартийность объяснялась единством, ренессансом доколониальных традиций и императивом экономического развития.

Исходя из этого, молодые африканские страны развивались как однопартийные государства с сильной централизацией власти, всё больше отходя от трансграничных и полиэтнических моделей государственной кооперации. С одной стороны, это было оправдано отсутствием практического опыта, т.к. не было причин по которой демократическое государство в Африке строилось бы по принципам западного политического плюрализма, особенно учитывая, что корней этого плюрализма не было в доколониальный и колониальный периоды. Но, с другой стороны, африканский национализм, становился прикрытием диктаторских форм этнократии [12, с. 111-112]. Здесь есть важное допущение африканских лидеров, в том, что западный политический плюрализм возник из- за потребности в разрешении социального разногласия, Африка в основном была лишена этого социального конфликта классов/сословий внутри своей культуры, но многопартийность решила бы проблему этнических конфликтов.

Построение суверенитета сопровождалось несколькими барьерами, которые предопределили будущую модель африканского суверенитета: 1) внутренние религиозно-этнические противоречия; 2) культурный след метрополий; 3) вовлечение в биполярное противостояние; 4) проблемы межафриканского политико-экономического взаимодействия.

Для начала, продолжая тему однопартийности и унитарного национализма, стоит сказать, что хоть однопартийность привела к сильной централизации и авторитаризму молодых африканских стран, но поиск компромисса между новыми политическими элитами и традиционными этническими лидерами привели к симбиотической модели легитимности, позволяющей решить проблему трансляции власти. Во-первых, это была горизонтальная интеграция лидеров разных этнических групп. Во-вторых, это способствовало вертикальной интеграции, т.к. общины получали представительство в парламенте и региональных муниципалитетах. В-третьих, в будущем это будет способствовать взаимной ассимиляции элит, отходя от этнической фрагментации и дискриминации, реально формируя единую нацию [6, с. 148-149]. Здесь также стоит учитывать религиозный фон и его неоднородность среди африканских обществ. Африканские страны, принявшие Ислам в доколониальную эпоху, имели более прочные основы государственного суверенитета в период деколонизации, т.к. религия обеспечивала легитимность патримониальных политических институтов, особенно если брать во внимание Сахель, где приверженность Исламу, с его магрибской спецификой, было необходимостью для завоевания и удержания власти, а именно был предопределен факторами торговли и военнополитического сотрудничества со странами Магриба [6, с. 24]. На ряду с Исламом, Христианство также выступало средством социального сближения, учитывая разрозненную особенность политеистических религий, которые также остаются сильными каналами фрагментации власти в Африке. Христианство было продуктом вестернизации и возможностью к допущению нижайшей административной власти, а также получению европейского образования. Христианство послужило гомогенезирующим фактором в африканском социуме, точно также как это было сделано в Европе, но сделано это было на высшем уровне, т.е. произошел перенос интеллектуальных качеств политической и бизнес-культуры европейских стран в Африку, попутно объединяя и заменяя «неудобные» качества традиционных верований, что в последствии стало развиваться в идее «новой африканской культуры» [12, с. 69].

Вторым важным фактором, которые предопределили дальнейшее развитие африканских стран было влияние метрополии в колониальный и постколониальный периоды. Разные модели участия метрополий во внутренней политике стран стали транслироваться на самостоятельность и аспекты африканской политики. Если брать во внимание ключевые метрополии: Францию и Великобританию, то можно сказать, что африканские страны брали за пример политическое и монетарное устройство своей метрополии, и именно фискальная политика государств служит показателем самостоятельности страны. С одной стороны, сохранение колониальных валют лишило финансового суверенитета страны зоны франка, который бы ускорил разработки и укрепление национального суверенитета. С другой стороны, это обеспечило финансовую стабильность, которой на континенте не было, что позволило франкофонным странам Западной Африки быстрее сформироваться в единый политический блок, не отвлекаясь на экономические преобразования и меняя вектор интеграции в ЭКОВАС в XXI в. [12, с. 162]. Здесь же стоит указать что Франция и Великобритания по-разному воспринимали свою роль в постколониальном мире и поэтому по-иному строили взаимоотношения с новыми странами. Великобритания была меньше склонна к вмешательству, были случаи военной и дипломатической помощи в рамках Содружества, например, помощь в подавлении армейских мятежей в Танганьике, Кении и Уганде, а также дипломатическое осуждение режимов апартеида в ЮАР и Южной Родезии, от этого британские колонии формировались в более самостоятельном русле. Франция была противоположностью Великобритании, создав систему неформальных связей «fra^afrique». Франкофонные африканские страны, сохраняя и опираясь на связи с Парижем, стали менее самостоятельными и инициативными к континентальным моделям кооперации и к региональному лидерству, говоря о XX в. Французская модель подразумевала несколько аспектов: 1) внешний патернализм по отношению к африканским политическим элитам; 2) Гарантии финансовым системам; 3) Военная поддержка [10, с. 415]. Здесь стоит указать, что с дистанцированием других метрополий и административно управленческой неопределенностью бывших колоний, ряд африканских стран стали также относить себя к франкофонным странам. С одной стороны, это укореняло иждивенчество внешней политики государства и подрывало его суверенитет, но с другой стороны, дало время на зрелое принятие административных реформ и форматов субрегионального сотрудничества.

Третьим фактором развития африканских стран стала Холодная война. В основном африканский континент был втянут в блоковое противостояние в качестве прокси- войны с точеными военными стычками. Для начала, Африка была тем регионом, который в последнюю очередь попал в конфликтный вектор международных отношений второй половины XX в., вызванным ядерным тупиком в Европе и идеологическим паритетом в Азии. Здесь для США главной задачей было сдерживание коммунизма. В блоковом противостоянии дипломатическая поддержка была распределена между бывшими странами метрополиями, как, например, Франция, сохранявшая тесные отношения со своими бывшими колониями, и сами США выделили ряд ключевых стран-партнеров: Марокко,

Эфиопия, Сомали, Кения и Заир (ныне ДРК). Также США стремилось поддерживать умеренные группы и, в основном распределение помощи было более прагматичным, т.е. отдавались предпочтения более устойчивым авторитарным режимам, как, например, помощь Заиру или ЮАР в период белого апартеида. В свою очередь, для СССР была задача увеличения дипломатического разрыва бывших колоний со своими метрополиями, и таким образом расширить геополитические буферные зоны для дальнейшего витка блокового конфликта [12, с. 160-161]. Второй важной внерегиональной социалистической державой, участвовавшей в растущей африканской политике, был КНР, который транслировал свой вариант социализма и после разлада с СССР пытался притупить его влияние. Две социалистические страны могли по-разному восприниматься африканскими странами и также использовать разные инструменты влияния. СССР демонстрировал себя естественным союзником новых африканских государств, т.к. историческое прошлое не было колониальным. Основным инструментом влияния была военная поддержка: оружейный экспорт, военные советники и развитие необходимой инфраструктуры. Китай же делал ставку на еще большую общность исторического развития - страна пострадавшая от рук колониалистов, а в качестве инструмента влияния было инфраструктурное развитие проектов, которые не развивались Западными странами и СССР, в основном логистика, как, например, железная дорога TAZARA в 1975 г. между Замбией и портом Дар-эс-Салам в Танзании, но в целом внешняя политика Китая на континенте была сдержанной по сравнению с бывшими метрополиями и блоковыми лидерами [7, с. 123, 159].

Этот период позволил взрастить во внешней политике гибкость дипломатии, т.к. страны учились маневрировать в противоречиях двух блоков для получения собственных выгод, как, например, режим Мобуту в Заире, в котором были налажены связи по каналам блокового противостояния с ЦРУ, по старым колониальным каналам с Францией и Бельгией, а также с растущими лидерами Саудовской Аравией и Китаем [12, с. 164]. Но также существует проблема внутриполитической дестабилизации, т.к. попытки внутренним режимом балансировать между блоковыми противоречиями способствует формированию новых групп интересов, которые могут использоваться странами-лидерами блоков в своих целях через государственные перевороты или гражданские воины.

Заключающим фактором являются проблемы в межафриканском политико-экономическом взаимодействии. Главной причиной изначальной неготовности молодых африканских стран к континентальной кооперации были все те же проблемы построения государства, основанного на национализме и последующие проблемы усиления связей с бывшими метрополиями и блоковыми лидерами. Во-первых, национализм углубил проблему самоопределения и сепаратизма отдельных народностей и территорий. Трудно было добиться единства на континентальном уровне, когда этого единства не было внутри стран [6, с.42-43]. Во-вторых, метрополии давали независимость своим колониям в разное время, от чего различные федеративные проекты, как например, Федерация Мали, Восточноафриканская федерация и т.д., потерпели неудачу, хотя могли сформировать иной вариант суверенитета, основанного на наднациональных договорённостях с регионально-этническими спецификами [9, с. 106]. В-третьих, еще большая поляризация стран происходит под воздействием идеологического противостояния. Поэтому на африканском континенте сначала сформировалась континентальная интеграционная система, т.к. для формирования региональных интеграционных систем и дальнейшая их трансформация в общеконтинентальное объединение не было политической воли и прагматичности африканских стран. Создание в 1963 г. Организации Африканского Единства (ОАЕ), используя идеи панафриканизма, фактически построило континентальный нормативно-правовой базис межафриканских отношений, пусть даже имевшем больше декларативный характер, исключая территориальную конкуренцию среди стран континента. Эволюция ОАЕ в Африканский союз (АС) в 2002 г. произошла одновременно с ростом политической самостоятельности африканский стран и их приверженности к углублению субрегиональных интеграционных объединений. Сюда же можно отнести создание Нового партнерства в интересах Африки (НЕПАД), т.к. АС и НЕПАД являются двумя взаимодополняющими политико-экономическими механизмами, которые восполняют пробелы ОАЕ через углубление политической интеграции и расширением дипломатического инструментария [2, с. 72, 74].

Таким образом, анализируя опыт формирования суверенитета в Европе и Африке, выделяя региональную специфику и цивилизационные факторы, можно сделать вывод, что африканская суверенизация на начало своего существования во второй половине XX в. была подвержена иррациональному воздействию колониального прошлого, сформированной новой системы международных отношений, которая способствовала обособлению африканского региона от мировых политических процессов, сюда также стоит отнести активные процессы деколонизации в период биполярной системы. К концу XX в. политический динамизм был стабилизирован, что позволило африканским странам развиваться в региональном русле. Это сформировало особую континентальную тенденцию к построению собственного варианта суверенитета, отходя от принципов западной модели национальных государств. Здесь можно обнаружить главную общность в базисе в виде регионального интеграционного объединения и укоренения идей панафриканизма, а далее каждый африканский регион использует интеграцию исходя из доколониальных форм властной традиции и то насколько административные зоны в колониальный период были едины.

Список использованных источников и литературы

государственное строительство суверенитет африканский

1. «Великое обогащение: как Западная Европа стала экономическим лидером мира в XVIII-XIX века» лекция Джоэля Мокира в РЭШ. 2020. [Электронный ресурс^ИЛ: https://www.kommersant.m/doc/4481841(дата обращения: 10.05.2023)

2. Курбанов, Р. А. Африканская интеграции: исторические аспекты / Р. А. Курбанов // Международное право и международные организации / International Law and International Organizations. - 2016. - N°1. - c. 69-79

3. Лахман Р. Государственная власть / Ричард Лахман; перевод с английского М. Дондуковского; под научной редакцией И. Чубарова. - Москва: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2020. - 352 с.

4. Манн М. Источники социальной власти: в 4 т. Т. 1. История власти от истоков до 1760 года н.э./Майкл Манн; пер. с англ. и науч. ред. Д. Ю. Карасева. - М.: Издательский дом «Дело» РАНХиГС, 2018. - 776 c.

5. Одье С. Теории республики / Серж Одье; [пер.с фр. С. Б. Рындина; науч.

Ред. О. В. Хархордин]. - СПБ.: Издательство Европейского университета в Санкт - Петербурге, 2021. - 174 с.

6. Bayart J.-F. The State in Africa: The Politics of the Belly. London; New York: Longman. 1993. - 370 с.

7. Brooke N. Coe. Sovereignty in the South: Intrusive Regionalism in Africa, Latin America, and Southeast Asia. Cambridge university press. 2019. - 228 c.

8. Demographic year book - 2019.

UN (Demographic and Social Statistics). [Электронный ресурс]:иКЛ:

https://unstats.un.org/unsd/demographic- social/products/dyb/documents/dyb2019/table01. pdf (дата обращения: 10.05.2023)

9. Herbst J. States and Power in Africa: Comparative Lessons in Authority and Control. Princeton University Press. 2011 (3rd ed). - 280 с.

10. Parker J, Reid R. J. The Oxford handbook of modern African history. Oxford University Press; 2nd edition (December 1, 2016). - 612 c.

11. Reid R. J. A History of Modem Africa: 1800 to the Present. Blackwell Pub. 2019. - 448 с.

12. Thomson A. An introduction to African politics. New York, Taylor&Francis Group. 2010. - 291 с.

Размещено на Allbest.ru