Соотношение законодательства о торгах и об интеллектуальной собственности

Размещено на http://allbest.ru

Соотношение законодательства о торгах и об интеллектуальной собственности

Панков Руслан Тахирович

Аннотация

В статье рассматривается соотношение законодательства о торгах и об интеллектуальной собственности.

Ключевые слова: торги, интеллектуальная собственность, банкротство, товарный знак, имущество

Abstract

The relationship between the legislation on bidding and intellectual property

Pankov Ruslan Tahirovich

The article examines the relationship between legislation on tenders and intellectual property.

Key words: bargaining, intellectual property, bankruptcy, trademark, property.

Реализация имущества с торгов (равно как и закупки товаров, работ или услуг) является экстраординарной формой существования имущественного оборота, обусловленной политико-правовыми причинами применительно к каждому случаю внедрения в законодательство процедуры торгов: в случае с закупками государственными и муниципальными органами цель такой процедуры очевидна - в первую очередь, это пресечение коррупционного элемента; банкротные же торги равно преследуют как цель обеспечения защиты интересов должника, так и наиболее эффективный и беспристрастный способ реализации конкурсной массы для защиты интересов кредиторов.

Рассматривать поставленный вопрос о соотношении ГК в части регулирования интеллектуальной собственности и законодательства о торгах представляется наиболее эффективным на примере торгов в процедуре банкротства. патентный право интеллектуальный банкротство

Ясно, что законодательство о банкротстве исходит из максимы реализации всего необходимого для удовлетворения требований кредиторов имущества, попавшего в конкурсную массу.

Банкротному законодательству известны случаи, когда то или иное имущество нельзя включать в конкурсную массу: это, например, личные вещи должника, предметы домашнего обихода, единственное жилье и т.п.

В каждом из названных ситуаций закон исходит из того, что любое это имущество жизненно-необходимо должнику для существования и включать его в конкурсную массу нельзя. Диаметрально противоположную позицию закон занимает относительно всего прочего имущества, которое может представлять ценность: неспроста для личных вещей делается исключение применительно к драгоценностям.

Правопорядок избрал в качестве формы реализации всего такого имущества именно торги: во-первых, торги позволяют реализовать все имущество сразу, не подбирая применительно к каждому отдельного покупателя (не говоря уже о том, что торги позволяют избежать возможности заинтересованных лиц продать то или иное имущество по конкретной цене конкретным покупателям), а во-вторых, сделать это эффективно и быстро.

Названная выше максима эффективности и быстроты строится по принципу «главное продать», перед такими торгами не ставится задачи, кому и что продавать. Несомненно, в целом это благо для данной процедуры, да и представляет собой саму суть торгов: организатор не выбирает (по каким - либо личностным убеждениям) покупателя, а лишь руководствуется правилами конкретных торгов.

Тем не менее, данное благо может иметь и обратный эффект, если говорить о некоторых конкретных видах имущества, реализуемых с торгов. Речь идет о правах на результаты интеллектуальной деятельности, которые в настоящее время нередко представляют собой основной актив должника, если говорить об определенных категориях должников. Законодательство об интеллектуальной собственности исходит из диаметрально противоположной максимы: «важно кто и кому». Именно по такому принципу строится система четвертой части ГК: применительно к каждому объекту исключительных прав ГК называет кто может быть правообладателем, как и кому тот или иной объект может быть отчужден.

Не вызывает сомнений, а равно и потенциальных проблем вопрос реализации объектов, в возможности отчуждении которых закон явно отвечает запретом: речь идет, например, о фирменных наименованиях, наименованиях мест происхождения товаров, географических указаниях и коммерческих обозначениях. При этом сделаем помарку, что отчуждение коммерческого обозначения потенциально возможно в случае его продажи в составе предприятия, которое оно индивидуализирует (теоретически такую помарку можно представить и в отношении наименования мест происхождения товаров и географических указаний, если бы названные средства индивидуализации передавались вместе с предприятиями, на которых производится индивидуализируемая продукция, но это почва для отдельных размышлений). Аналогично в сфере патентного права не возникает вопросов о возможности реализации на торгах исключительного права на такой объект, как секретное изобретение, в силу прямого указания на то закона.

В случае с товарными знаками все стало более однозначным: если ранее правообладателем товарного знака могло быть либо юридическое лицо, либо индивидуальный предприниматель, то теперь таковыми могут признаваться и физические лица [1]: такая новелла явно решит одну из проблем столкновения принципов законодательства о торгах и об интеллектуальной собственности применительно к товарным знакам.

Нерешенным остается вопрос о реализации на торгах исключительного права на словесный товарный знак, состоящий из указания на фамилию или имя конкретного правообладателя. В Российской Федерации таких товарных знаков намного меньше, чем в зарубежных правопорядках, но они встречаются. Представим, что товарный знак «Иванов» отчуждается в порядке банкротных торгов в пользу другого покупателя. При этом условный Иванов уже стал известен определенной группе потребителей своими конкретными товарами и, например, их свойствами, которыми они обязаны Иванову за особый способ их создания. Соответственно, обозначение «Иванов» на такой группе товаров будет вызывать ассоциативный ряд с тем самым Ивановым, однако теперь данная группа товаров производится совсем другим способом и другим правообладателем товарного знака «Иванов». Эти соображения приводят нас к запрету отчуждения подобного товарного знака: «отчуждение исключительного права на товарный знак по договору не допускается, если оно может явиться причиной введения потребителя в заблуждение относительно товара или его изготовителя» [2].

Остается вопрос, будет ли это учитывать, а самое главное - должен ли, потенциальный организатор торгов? На первый взгляд, ответ напрашивается положительный, хотя бы исходя из того, что это прямое предписание закона, однако неспроста этот блок мы рассматриваем в вопросе столкновения целей двух законодательств. Например, в США Copyright Act не допускает заключения лицензиатом сублицензионного договора (либо, например, уступки договорной позиции) без согласия на то лицензиара, соответственно, при банкротстве лицензиата нельзя рассматривать права по этому договору как отчуждаемый актив, Bankruptcy Code аналогично российскому Закону о Банкротстве дает возможность односторонне выйти из такого договора (ст. 102 Закона о Банкротстве) [3].

Однако, Bankruptcy Code (в частности, ст. 365 и ее интерпретация в практике) признает исключительную лицензию аналогом временного перехода права, а впоследствии допускает реализацию с торгов исключительной лицензии как актива (видимо, до окончания ее действия в соответствии с первоначальным договором).

Этот пример показывает, что de lege ferenda ответ на вопрос о том, должен ли организатор торгов учитывать такие предписания, может быть различным (хотя и ясно, что ситуация по законодательству США несколько отличается от отечественного аналога, хотя бы потому что в первом случае есть прямое указание специального банкротного закона применительно к процедуре торгов).

Еще одним примечательным объектом в процедуре торгов при банкротстве можно назвать секрет производства (ноу -хау). В ГК нет каких- либо ограничений в отношении распоряжения правами на ноу-хау, но его реализация на торгах представляется, минимум, затруднительной, а скорее всего, даже невозможной: реализация такого объекта посредством процедуры торгов вовсе противоречит его действующему правовому режиму. Сохранить «тайну», составляющую ноу-хау, в процедуре торгов невозможно, иначе такой лот попросту будет невозможно продать: вряд ли можно разумно рассчитывать, что кто-то станет покупать буквально неизвестность. И наоборот, если заведомо раскрыть сведения, составляющие секрет производства, перед торгами, то очевидно, что сама коннотация «раскрытия» подразумевает прекращение тайны: даже обходясь без правил формальной логики это легко выводится из текста закона [4].

Не менее интересным остается вопрос реализации на торгах исключительных прав на программное обеспечение. Генеральная ситуация реализации исключительного права на программу для ЭВМ не вызывает вопросов, да и ГК каких-либо специальных ограничений на распоряжение такими правами не устанавливает. Однако, все меняется, если речь заходит о свободных лицензиях и продуктах, созданных на основе этих самых свободных лицензий. Речь идет о так называемом «вирусном эффекте» свободных лицензий: использование, в том числе последующая реализация, произведения (в данном случае программы для ЭВМ) допускается лишь в рамках, предусмотренных в свободной лицензии, а равно данное правило распространяется и на продукты, которые созданы на основе этой свободной лицензии. Представим себе ПО, которое создано на основе исходного кода из свободной лицензии: его использование (в том числе и распоряжение) должно подчиняться правилам из первоначальной свободной лицензии. Например, если первоначальный продукт распространяется бесплатно посредством свободной лицензии, то и ПО, созданное на его основе, должно распространяться бесплатно. Можно помыслить и другие условия и так до бесконечности.

Возникает вопрос, как себя поведет данный «вирусный эффект» в банкротных торгах? Рассмотрим пример с условием о безвозмездности распространения такого ПО. Означает ли такое условие, что реализация такого лота невозможна (либо же он должен передаваться бесплатно, что явно противоречит самому смыслу торгов)? Другим вариантом будет признать торги звеном, выпадающим из сферы действия такого договорного условия, следующего из свободной лицензии, возложив при этом все вытекающие обязанности на приобретателя на таких торгах (ясно, что торги уже сами по себе уже квалифицируются в качестве сделки и акта распоряжения, что на первый взгляд должно подпадать под рассматриваемые условия из лицензионного договора, но применительно к данной ситуации банкротные торги возникают вследствие императивных предписаний закона, а не вследствие автономии воли лицензиата, что должно иметь значение). Сразу же возникает вопрос о том, не должен ли в такой ситуации работать так называемый «очищающий эффект» торгов. С одной стороны, данный эффект, как правило, работает применительно к залогу, который представляется вещным обременением и вряд ли является удачным сравнением, с другой стороны, по мнению некоторых авторитетных ученых, «очищающий» эффект торгов действует также и в сфере договорного права, в том числе в отношении обременений из договора аренды [5, с. 31]. Соответственно, по такой логике, должны переставать действовать и обременения из лицензионного договора. Но такой вывод будет явно несправедливым в отношении первоначального правообладателя. Наиболее компромиссным все же представляется второй вариант, согласно которому названные условия из лицензионного договора не будут затрагивать сами торги, как акт распоряжения, но свяжут приобретателя по таким торгам.

Интересным примером для размышлений может стать судьба доменных имен в таких торгах: возможность их отнесения к самостоятельным объектам прав (без, например, содержания в таком доменном имени указания на словесный товарный знак) на данный момент является вопросом для обсуждения, но нельзя отрицать их ценность в обороте. Основной спецификой при реализации доменного имени, видимо, будет взаимодействие организатора торгов с регистратором реестра доменных имен.

Данную тему можно продолжать и развивать, но в целом указанного достаточно, чтобы показать некоторую недосказанность и пробельность в соотношении регулирования.

Литература

1. Федеральный закон от 28 июня 2022 г. N 193-ФЗ «О внесении изменений в часть четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации» // Российская газета - Федеральный выпуск № 139(8787)

2. «Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая)» от 18.12.2006 № 230-ФЗ (ред. от 30.01.2024) «Собрание законодательства РФ», 25.12.2006, N 52 (1 ч.), ст. 5496. http://www.eonsultant.ru

3. Федеральный закон от 26.10.2002 N 127-ФЗ (ред. от 25.12.2023, с изм. от 19.03.2024) «О несостоятельности (банкротстве)» (с изм. и доп., вступ. в силу с 05.01.2024) «Собрание законодательства РФ», 28.10.2002, N 43, ст. 4190. http://www.eonsultant.ru

4. «Гражданский кодекс Российской Федерации (часть четвертая)» от 18.12.2006 N 230-ФЗ (ред. от 30.01.2024) «Собрание законодательства РФ», 25.12.2006, N 52 (1 ч.), ст. 5496. http://www.consultant.ru

5. Сарбаш, С.В. Исполнение договорного обязательства третьим лицом - М.: Издательство Статут, 2003. - 92с.

Размещено на Allbest.ru