Комплексное противодействие множественным формам организованной преступности как одно из приоритетных направлений государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности

Размещено на http://www.allbest.ru

Комплексное противодействие множественным формам организованной преступности как одно из приоритетных направлений государственной политики в сфере обеспечения национальной безопасности

Comprehensive response to multiple forms of organized crime as one of the priority areas of government policy in ensuring national security

Тишкин Дмитрий Николаевич

Tishkin Dmitriy Nikolayevich

Напханенко Игорь Павлович

Napkhanenko Igor Pavlovich

Михайлов Андрей Владимирович

Mikhailov Andrey Vladimirovich

В статье на основе статистической и иной информации о трансформации и множественности форм организованной преступности проведен системный анализ государственного противодействия этому негативному явлению. Авторы предлагают возможные политико-правовые решения, позволяющие гарантированно обеспечить национальную безопасность в процессе реализации государственной политики комплексного противодействия любым проявлениям организованного криминала.

Ключевые слова: национальная безопасность, организованная преступность, преступное сообщество, государственная политика, политические процессы, спецслужбы, ментальная война, киберпреступность, информационное оружие, национальная идея.

множественный национальный безопасность

In the article, based on statistical and other information about the transformation and multiplicity offorms of organized crime, a systematic analysis of state counteraction to this negative phenomenon is carried out. The authors propose possible political and legal solutions that guarantee national security in the process of implementing the state policy ofcom- prehensive counteraction to any manifestations of organized crime.

Keywords: national security, organized crime, criminal community, state policy, political processes, special services, mental warfare, cybercrime, information weapons, national idea.

На современном этапе развития человеческой цивилизации получила широкое распространение организованная преступность (далее - ОП), содержащая огромный потенциал деструктивного характера, что представляет реальную угрозу международной и национальной безопасности. Общественно-политические процессы, протекающие в любом государстве, накладывают определенный отпечаток на эволюцию и трансформацию множественных форм ОП, оказывающих разрушительное влияние на легитимный порядок общественных отношений, проникающих в структуры государственной власти и умело использующих коррупционные практики. Рост уровня профессионализации, усиленный значительным расширением спектра угроз в связи с инновационными процессами в сфере передачи информации, а также возрастание степени влияния на политические процессы являются качествами, в наибольшей степени характеризующими опасные тенденции трансформации современной ОП, представляющей нарастающую угрозу как для социума, так и для государственной власти.

Спектр проблем, продуцируемых существованием и функционированием организованной преступности, изучался исследователями таких отраслей научной мысли, как криминология, оперативно-розыскная деятельность, криминалистика, уголовное право, социология, история и политология, поэтому постараемся выделить и проанализировать лишь политологические (в качестве основных) и юридические аспекты (как дополняющие).

Сущностные параметры, характеризующие ОП, профессор А.И. Долгова усматривает в том, что общественная, экономическая, национальная и политическая сферы жизни настолько объединены тесными хитросплетениями, что в конечном счете целью их является осуществление подмены государства, его контроль, который позволит использовать все ресурсы для незаконного получения прибыли [1, с. 6]. А.И. Долгова полагает, что ОП - это сложно-структурированная системная модель, включающая множество разнообразных криминальных групп, характеризующихся вариативной криминальной направленностью: в ее основе лежит скрупулезная подготовка всех необходимых условий, которые предусматривают использование и собственных структур, и структур государства, и ресурсов гражданского общества [1]. Следует указать, что практическое применение такого понятия, как «организованная преступность», сопровождается определенными трудностями, что обусловливается нормативными, теоретическими и практическими разногласиями между разными специалистами, пытающимися выстроить терминологические границы между категориями «организованная преступность», «организованная группа», «организованная преступная группа» (далее - ОПГ) и «преступное сообщество» (далее - ПС), нашедшими четкую регламентацию в ст. 35 УК РФ в виде форм соучастия, из которых наибольшим негативнодеструктивным потенциалом обладают «организованная группа и преступное сообщество (преступная организация)» [2]. «С точки зрения уголовного права ОП представляет собой уголовно наказуемую деятельность лиц, осуществляемую на профессиональном уровне и положенную в основу обогащения одного человека или группы» [3]. Именно поэтому указанные субъекты объединяются в преступные группы (далее - ПГ) и ОПГ (иногда ПГ являются составными частями ОПГ). «Преступление признается совершенным преступным сообществом (преступной организацией), если оно совершено структурированной организованной группой или объединением организованных групп, действующих под единым руководством, члены которых объединены в целях совместного совершения одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений для получения прямо или косвенно финансовой или иной материальной выгоды» [2].

Принимая во внимание келейность функционирования множественных форм ОП, а также статистические погрешности, весьма затруднительно оценить продуцируемые ей угрозы (особенно в политической сфере) количественными величинами, однако в качестве ориентировочных показателей воспользуемся результатами статистической отчетности Генеральной прокуратуры РФ.

Профессором С.В. Иванцовым в своих исследованиях по изучению динамики показателей преступности в Российской Федерации зафиксировано в 2010-2012 гг. определенное снижение количества лиц, выявленных в составе ОГ или ПС. Несмотря на это, автор спрогнозировал тенденцию к постепенному росту данного показателя [4], что подтвердилось на практике (см. табл.), составив в 2021 г. 11 910 лиц, в июне 2022 г. - 7 659 лиц (прирост по отношению к 2021 г. составил +12,9 %, в 2021 г. по сравнению с 2020 г. - +22,0 %, а с 2010 г. - +35,8 %) [5].

Таблица Динамические показатели преступности в России в 2010--2022 гг. [5]

В связи с тем, что ядро экспертного сообщества выделяет экстремизм и терроризм как вариацию ОП, проведем краткий анализ этих радикальных проявлений насилия [5] (см. табл.):

преступные деяния террористического характера: выявлено лиц (2010 г. - 402, 2021 г. - 865, июнь 2022 г. - 460 (+7,5% по отношению к 2021 г.), учитывая прирост в 2021 г. по сравнению с 2010 г. (+115,2%); дела, направленные в суд (2010 г. - 236, 2021 г. - 905, июнь 2022 г. - 499 (+18,2% по отношению к 2021 г.), учитывая прирост в 2021 г. по сравнению с 2010 г. (+283,5%);

преступные деяния экстремистского характера: выявлено лиц (2010 г. - 532, 2021 г. - 925, июнь 2022 г. - 582 (+27,4% по отношению к 2021 г.), учитывая прирост в 2021 г. по сравнению с 2010 г. (+73,9%); дела, направленные в суд (2010 г. - 609, 2021 г. - 819, июнь 2022 г. - 562 (+33,5% по отношению к 2021 г.), учитывая прирост в 2021 г. по сравнению с 2010 г. (+34,5%).

Таким образом, оценка даже ориентировочных показателей свидетельствует о возрастающей степени угроз национальной безопасности, продуцируемых ОП.

О.А. Протасевич обращает внимание на такое важнейшее свойство ОП, как ее транснациональный характер. Стремление к расширению преступной деятельности ведет лидеров преступных группировок к переносу своей деятельности в другие страны. В результате бремя последствий для правовой системы и самого общества еще более возрастает, поднимая в виде приоритетно значимого вопрос об угрозах национальным интересам. Они проявляются в росте таких явлений, как терроризм, рейдерство, экстремизм, коррупция. Их преодоление возможно через дальнейшее совершенствование международного права, укрепление международного сотрудничества и заключении двух- и многосторонних договоров [6].

Также нужно обратить внимание, что многими отечественными исследователями ОП изучается в неразрывной связи с экономическими преступлениями. Об этом, в частности, пишет профессор В.В. Лунеев, обращая внимание на развитие форм криминальной экономики вокруг текущих финансовых потоков. Социально-политическую сущность он усматривает в наличии разбоя, массовых форм открытого насилия, дифференциации различных по мотивам и формам убийств, захвата заложников, различных форм вымогательства, похищения людей, террористических актов и других преступных деяний [7, с. 288].

С позиций профессора В.В. Бариса, ОП условно разделяется в своих проявлениях на две формы - организованная (профессиональная) и неорганизованная (спонтанная и стихийная), ассоциируя их как хроническую и острую формы заболеваний социального организма соответственно. При детализации самого понятия ОП ученый выделяет некорректность только экономической мотивации преступных деяний, а актуализирует социально-политические мотивы, которые посредством коррупционных практик оказывают влияние на внутри- и внешнеполитические процессы. В.В. Барис подчеркивает, что сущность ОП сводится к ее социально негативному влиянию на членов общества, которая систематически и сознательно использует преступные средства и методы для достижения криминальных целей, чьи действия мотивированны не только экономической выгодой, но и социально-политическими интересами, используя коррупцию как обязательный элемент этой глобальной патологии [8].

Ряд экспертов используют такое понятие, как «служебная ОП», суть которого сводится к функционированию ОПГ (сообществ) посредством нелегитимно-келейной эксплуатации «интересов муниципальной и государственной служб» [9, с. 184], переформатирования «“коррупционеров-одиночек” в коррупционные сети» [10, с. 156], а, главное, «завершения процесса трансформации государственных политических институтов в свой антипод - антигосударственные профессионально-криминальные структуры» [9, с. 184].

Некоторые исследователи во главе с М.П. Клейменовым, подходя к познанию социальных явлений с диалектических позиций, проанализировав генезис организации противодействия организованной преступности, сделали полновесный вывод о том, что отечественный законодатель, стремясь к сведению связанных с ней проблем лишь к деятельности организованных преступных групп, введя при этом в УК РФ термины «террористическое сообщество» и «экстремистское сообществ», «разрушил понимание ОП, основанное на концепции соучастия» [11], тем самым актуализировав вопрос о «соотношении юридического и криминологического понятия ОП». Данные исследователи обнажили проблему утраты критериев общеуголовного и транснационального сообщества, актуализировав тем самым введение термина «коррупционное сообщество» [11]. При этом исследователями обозначено, что степень общественной опасности существенно занижается, т. к. организованная преступность [12] практически «растворяется» в групповой [11]. М.П. Клейменов, И.М. Клейменов и М.Г. Козловская на основе научного анализа определили, что российский законодатель при организации противодействия ОП поэтапно смещается от «концепции соучастия к концепции преступного сговора» [11, с. 174]. В данном контексте экспертами установлены «современные формы преступного сообщества: коррупционные, общеуголовные, экстремистские, транснациональные, террористические» [10, с. 156]. Вместе с тем верным в русле исследования следует также считать направление, выраженное другой группой ученых, высказавшихся о необходимости дополнить УК РФ ст. 35.1 «Преступное сообщество и преступный сговор» [11, с. 174; 13, с. 391].

В целом состояние уголовно-правового законодательства РФ в сфере противодействия организованной преступности можно считать находящимся в «точке дрейфа» от концепции «соучастия» к теории «организационного сговора», не позволяющей в полной мере эффективно использовать в борьбе с этим деструктивным социально-политическим явлением весь уголовно-правовой инструментарий. Также следует отметить, что объективная имплементация концепции «организационного сговора» в большей степени позволяет использовать весь спектр общих и специальных мероприятий профилактического характера.

Представляется, что для системности и глубины в понимании ОП имеет смысл обратиться к некоторым ее официальным определениям, которые даны иностранными юристами и членами международных организаций. Так, в Соединенных Штатах официальным считается определение ОП, предложенное Минюстом в 1975 г., используемое в государственных спецпрограммах, целью которых является организация эффективного противодействия обозначенному социально-политическому явлению: это «деятельность любой организованной преступной группы лиц, чьи основные занятия связаны с нарушением уголовного законодательства в целях получения нелегальных доходов, а также возможности заниматься рэкетом и в случае необходимости - сложными финансовыми махинациями» [14, с. 15]. Данная дефиниция не отражает ряд специфических черт ОП, наиболее выделяемых экспертным сообществом, что следует объяснить характерной для юриспруденции США прагматической направленностью. Однако другой государственный орган США, обладающий огромными полномочиями (правоохранительными, разведывательными, контрразведывательными и антитеррористическими), - Федеральное бюро расследований (далее - ФБР) использует в своей деятельности более емкое понятие ОП, включающее социальные и политические характеристики: «противоправная деятельность любой структурированной группы с целью получения финансовой выгоды, укрепляющей свои позиции, используя насилие или угрозы насилия, коррумпирование публичной власти, вымогательство и в целом оказывая существенное влияние на население на локальном, региональном и государственном уровнях» [15]. Пытаясь создать эффективный инструментарий для активной борьбы с ОП, 15 октября 1970 г. американские законодатели ввели в действие Закон влияния рэкета и коррумпированных организаций [16] (далее - закон RICO), служащий дополнением к Закону о контроле над организованной преступностью [17]. Не вдаваясь во множественные отличительные характеристики закона RICO, экспертное сообщество выделяет «криминализацию поведения, в котором проявляется организованная преступная деятельность, а не участие в ОПГ» [18, с. 50], тем самым обозначая существенное принципиальное различие между американским и российским законодательством [18, с. 50].

Более детальная и развернутая характеристика ОП, озвученная на одной из сессий ООН, включает ряд базисных признаков: системную иерархичность и латентный характер криминального функционирования; принцип криминального обогащения; легитимацию преступного капитала; тотальный контроль за контрафактным оборотом и его монополизацию; проникновение во все легитимные сферы деятельности общества посредством коррупционных практик [19].

Системно оценивая представленные в докладе параметры ОП, раскрывается ее не просто криминальная, а социально-политическая сущность, объективно проявляющаяся в стремлении подчинения себе всех субъектов легитимных отношений как в явном, так и тайном аспектах, устремленная посредством реализации криминальных интересов на минимизацию (возможно, нейтрализацию или дезориентацию) противодействия со стороны силового блока.

Профессор В.С. Овчинский, описывая международный тренд по «“цифровизации” и “виртуализации” всего и вся», отметил, что трансфер ОП в киберсреду делает ее практически неуязвимой «для “старых” - национальных и офлайновых - органов правопорядка» криминальную систему [20, с. 2]. Более концептуально опасным следует признать тот факт, что криминальное «проникновение» в киберпространство уничтожает невидимые, но достаточные для экспертов грани «между войной (включая гибридную, далее - ГВ), терроризмом и преступностью» [20, с. 377].

В 2015 г. лондонским Международным институтом стратегических исследований предложено определение термина «гибридная агрессия (война)», часто применяемое в НАТО, сущность которого сводится к использованию военных и иных инструментов в интегрированном комплексе мероприятий, направленных на достижение внезапности, захват инициативы, получение психологических преимуществ, применяемых в дипломатических действиях, масштабных и стремительных киберопераций, келейных и отвлекающих разведывательных, диверсионных и военных действий в сочетании с экономическим давлением [21].

С началом проведения РФ специальной военной операции на Украине описанный инструментарий ведущейся против России гибридной войны максимально активизирован и выведен из келейного состояния.

Ф.Г. Хоффман, военспец из США, основываясь на базисных положениях Стратегии национальной обороны США, определил «эффективность применения в ГВ множественных форм организованного криминала как активного средства подрыва суверенитета “интересующего национального государства и легитимности его правительства, связывая воедино нарко-террористические, транснациональные, террористические и просто преступные организации» [22]. Осознавая отношение всего мирового сообщества к любым ярко выраженным криминальным проявлениям и событиям, военные и спецслужбы США (Великобритании и других стран НАТО) стараются избегать упоминания, а тем более констатации фактов «сотрудничества» с представителями преступного мира.

Основатель структур ФСБ России и МВД России по противодействию киберпреступности Б.Н. Мирошников выделил следующие тенденции к киберугрозам: «реактивная динамика ГГ-преступности сохранится, а борьба с ней еще долго не будет иметь заметного успеха» [23, с. 269-283] по причине в настоящее время не устраненного концептуального противоречия между обществом и бизнесом, «с перевесом» в пользу последнего; «кибертеррористы, реально возьмут на вооружение информационное оружие» [23, с. 269-283]; понимая, что «интернет - средство доставки информационного оружия» [23, с. 269-283], необходимо объективно учитывать возрастание манипуляций с его помощью в российском и международном социально-политическом пространстве, сопровождаемых константной «борьбой за его использование и контроль» [23, с. 269-283].

Советник МО РФ А.М. Ильницкий в своих многочисленных научных исследованиях использует такую дефиницию, как «ментальная война» (концептуальный синоним ГВ), понимая под ней «войну, блицкриг которой заключается в параличе воли противника, через воздействие на его элиту и СМИ, чтобы затем их же руками развалить государственные институты, разложить армию и силовые структуры», при этом, оценивая «нарастающее цивилизационное противостояние», им приводятся следующие объективные данные: «технологии искусственного интеллекта (далее - ИИ) - активное оружия “пробивания” суверенитета»; «нерациональное проникновение технологий ИИ во все сферы государственной власти» [24; 25]; глобальный Запад усиливает «гибридное воздействие, включая экономическое и политическое давление, информационные диверсии и кибератаки» [24; 25] для ликвидации РФ через лишение ее субъектности; влияние и масштабность киберинформацион- ных технологий на мировую политику и экономику значительно возросло; «идеология - это поле сражения ментальной войны» [24; 25]; «высокоорганизованные государства не существуют без идеологии» [24; 25], являющейся смысловой основой политики, поэтому ее отсутствие - «это фундаментальная неопределенность будущего» [24; 25].

В связи с вышеизложенным ОП представляется сложной многоуровневой системой, состоящей из ОПГ различного типа, осуществляющих масштабную профессионально-криминальную деятельность, реализуемую посредством коррупционных действий, а также с применением новейших кибертехнологий, спектрально расширяющих возможности управленческих и иных криминальных функций, позволяющих «встраиваться» в органы госуправления и социальную сферу, тем самым увеличивая свою «рентабельность» и степень влияния на политические процессы.

Считаем объективным экспертное мнение о том, что множественный спектр организованного насилия «симбиотично встроен в понятие гибридной и организационной войны, а ОП, приобретя политические свойства, одновременно стала необходимым элементом этих войн» [26, с. 34], тем самым значительно повысив уровень угроз национальной безопасности.

В русле обозначенных Президентом РФ на расширенном заседании коллегии МВД России, состоявшемся 17 февраля 2022 г., проблем по активизации противодействия криминалу, «включая вызовы в сфере информационных технологий и телекоммуникаций» [27], и в соответствии с Федеральным законом от 28 декабря 2010 г. № 390-ФЗ «О безопасности» 14 апреля 2022 г. создана Межведомственная комиссия Совета Безопасности РФ по вопросам обеспечения технологического суверенитета государства в сфере развития критической информационной инфраструктуры [28]. Эти факты еще раз подтверждают, что комплексное противодействие любым проявлениям ОП представляется одним из приоритетных направлений государственной политики.

С учетом неоспоримой комплексности принимаемых государством контрдействий (политического, уголовно-правового, социального и иного характера) по гарантированному обеспечению национальной безопасности при противодействии множественным формам ОП необходимо следующее: используя, в том числе киберпространство, планомерно и целенаправленно сформировать (воссоздать) в сознании социума устойчивое негативное отношение к любым проявлениям криминала, базирующееся на национальной идее и истинно российском патриотизме; устранить «антагонизм между социумом и элитой на платформе легитимизированной государственной идеи, сопровождая это реактивными процессами в экономике и промышленности» [29, с. 80]; внедрить «в субъекты политического управления “упреждающую” культуру принятия решений, базирующуюся на константно-системном анализе динамики концептуальных резолюций геополитических противников, реализуя превентивную политику» [29, с. 80]; создать «госструктуры, комплексно противодействующие гибридной агрессии» и «единое ведомство (орган) по борьбе с киберпреступлениями» [30, с. 202]; дополнить УК РФ ст. 35.1 «Преступное сообщество и преступный сговор» [13, с. 391; 11, с. 174], позволяющей не только эффективно использовать апробированный международным опытом потенциал уголовно-правового инструментария в полном объеме, но и обеспечить объективную имплементацию концепции «организационного сговора», одновременно реализуя весь спектр общих и специальных мероприятий профилактического характера; разработать, постоянно корректировать и внедрять в образовательные программы силовых структур специализированные дисциплины, раскрывающие особенности противодействия гибридной агрессии и киберугрозам; разработать целевые специализированные программы и планы, направленные на снижение уровня киберпреступности, предусматривающие как комплексную профилактику, так и создание (модернизацию) цифровых систем (на отечественных элементных платформах), интегрированных с информационными базами спецслужб иностранных государств (учитывая разного рода погрешности, особенно сознательную политически мотивированную дезинформацию). Полагаем, что реализация вышеуказанных мер позволит значительно снизить степень влияния ОП на политические процессы и институты, нейтрализуя ее политический потенциал прежде всего в качестве необходимого элемента гибридной войны.

Литература

Организованная преступность. Проблемы, дискуссии, предложения / под ред. А.И. Долговой, С.В. Дьякова. М., 1993.

О введении в действие Уголовного кодекса Российской Федерации: федер. закон от 13.06.1996 № 63-ФЗ (ред. от 25.03.2022). Доступ из справ. правовой системы «Гарант».

Тишкин Д.Н. Организованная преступность в России в контексте национальной безопасности. М., 2016.

Иванцов С.В. Актуальные вопросы развития системы субъектов предупреждения организованной преступности: состояние и перспективы совершенствования // Вопросы управления. 2014. № 5(11).

Портал правовой статистики Генеральной прокуратуры РФ [Электронный ресурс]. URL: http://crimestat.ru/offenses_chart (дата обращения: 15.08.2022).

Протасевич О.А. Противодействие организованной преступности всего мирового сообщества // Наука XXI века. 2017. № 5.

Лунеев В.В. Преступность XX века. Мировой криминологический анализ. М., 1997.

Барис В.В., Яковлев С.В. Сущность организованной преступности в ее взаимосвязи с коррупцией и внутриполитическими процессами // Вестник Московского университета. Серия 1: Социология и политология. 2009. № 4.

Клейменов М.П., Клейменов И.М., Кон- дин А.И. Феномен служебной организованной преступности // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2016. № 4(49).

Клейменов М.П., Клейменов И.М. Детерминация служебной организованной преступности // Вестник Омского университета. Серия: Право. 2019. Т 16. № 1.

Клейменов М.П., Клейменов И.М., Козловская М.Г. Нормативный подход к организованной преступности // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2019. Т 16. № 1.

Виденькина Ж.В. Ответственность за организацию преступного сообщества или участие в нем: научно-практическое пособие / отв. ред. Н.Г. Кадников. М., 2014.

Долгова А.И. Избранные труды. М., 2017.

Пантюхина Г.А. Организованная преступность Уральского региона (история и современность). Екатеринбург, 2002.

Federal Bureau of Investigation (FBI). Glossary of Terms [Электронный ресурс]. URL: https ://webarchive.library.unt.edu/web/2012101 7224509/http://www.fbi.gov/about-us/investigate/ organizedcrime/glossary (дата обращения:

.

The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act (RICO) [Электронный ресурс]. URL: https://www.researchgate.net/publication/ 307965476_Racketeer_Influenced_and_Corrupt_ Organizations_Act (дата обращения: 05.11.2021).

Organized crime control act of 1970 pub. L. 91-452 U.S. Law [Электронный ресурс]. URL: https://uslaw.link/citation/us-law/public/91/ 452 (дата обращения: 05.10.2021).

Номоконов В.А. Борьба с преступными организациями: американский опыт и российские реалии // Криминологический журнал Байкальского национального университета экономки и права. 2014. № 4.

II сессия Международной комиссии при экономическом и социальном Совете ООН, состоявшаяся 13 23 апреля 1993 г., доклад посвящен противодействию преступности средствами уголовного правосудия [Электронный ресурс]. URL: http://www.un.org/ru/ecosoc/ (дата обращения: 09.05.2022).

Овчинский В.С. Мафия: новые мировые тенденции («Коллекция Изборского клуба»). М., 2016.

Бартош А.А. Смыслы гибридной войны // Вестник академии военных наук. 2017. № 2(59).

Савин Л. Кто придумал гибридную войну? // Военное обозрение 28.02.2015 [Электронный ресурс]. URL: https://topwar.ru/69958- kto-pridumal-gibridnuyu-voynu.html (дата обращения: 09.05.2022).

Мирошников Б.Н. Сетевой фактор. Интернет и общество. М., 2015.

Ильницкий А.М. Ментальная война России // Военная Мысль. 2021. № 8.

Андрей Ильницкий: Стратегия ментальной безопасности России 24.04.2022 [Электронный ресурс]. URL: https://aftershock. news/?q=node/1099876&full (дата обращения:

.

Косов Г.В., Нефедов С.А., Тишкин Д.Н. Направления корректировки государственной политики по противодействию организованной преступности в условиях гибридной войны // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. 2021. № 1.

Расширенное заседание коллегии МВД России 17.02.2022 [Электронный ресурс]. URL: http://www.kremlin.ru/events/president/tran- scripts/comminity_meetings/67795 (дата обращения: 09.05.2022).

О Межведомственной комиссии Совета Безопасности Российской Федерации по вопросам обеспечения технологического суверенитета государства в сфере развития критической информационной инфраструктуры Российской Федерации: указ Президента РФ от

№ 203. Доступ из справ. правовой системы «Гарант».

Тишкин Д.Н., Бабенко С.В., Напханен- ко И.П. Возможные направления корректировки государственной политики России по противодействию организованной преступности в условиях «организационной войны» // Философия права. 2021. № 2(97).

Косов Г.В., Тишкин Д.Н., Солдатов Н.Ф. Организованная преступность как элемент гибридных войн: политологический анализ // Государственное и муниципальное управление. Ученые записки. 2020. № 4.

Bibliography

Organized crime. Problems, discussions, suggestions / ed. by A.I. Dolgova, S.V. Dyakov. Moscow, 1993.

On the introduction of the Criminal Code of the Russian Federation: fed. law d.d.13.06.1996 № 63-FL (as amended on 25.03.2022). Access from reference legal system «Garant».

Tishkin D.N. Organized crime in Russia in the context of national security. Moscow, 2016.

Ivantsov S.V. Topical issues of the development of the system of subjects of prevention of organized crime: the state and prospects for improvement // Management issues. 2014. № 5(11).

Portal of legal statistics of the Prosecutor General's Office of the Russian Federation [Electronic resource]. URL: http://crimestat.ru/ offenses_chart (date of access: 15.08.2022).

Protasevich O.A. Countering organized crime of the entire world community // Science of the XXI century. 2017. № 5.

Luneev V.V. Crime of the XX century. World criminological analysis. Moscow, 1997.

Baris V.V., Yakovlev S.V. The essence of organized crime in its relationship with corruption and internal political processes // Bulletin of the Moscow University. Series 18: Sociology and Political Science. 2009. № 4.

Kleimenov M.P., Kleimenov I.M., Kon- din A.I. The phenomenon of official organized crime // Bulletin of Omsk University. Series: Law. 2016. № 4(49).

Kleimenov M.P., Kleimenov I.M. Determination of service organized crime // Bulletin of Omsk University. Series: Right. 2019. Vol. 16. № 1.

Kleimenov M.P., Kleimenov I.M., Kozlovskaya M.G. Normative approach to organized crime // Bulletin of Omsk University. Series «Law». 2019. Vol. 16. № 1.

Videnkina Zh.V. Responsibility for the organization of a criminal community or participation in it: a scientific and practical guide / ed. N.G. Kadnikov. Moscow, 2014.

Dolgova A.I. Selected works. Moscow, 2017.

Pantyukhina G.A. Organized crime of the Ural region (history and modernity). Yekaterinburg, 2002.

Federal Bureau of Investigation (FBI). Glossary of Terms [Electronic resource]. URL: https://webarchive.library.unt.edu/web/201210 17224509/http ://www. fbi .gov/ about-us/investi- gate/organizedcrime/glossary (date of access:

.

The Racketeer Influenced and Corrupt Organizations Act (RICO) [Electronic resource]. URL: https://www.researchgate.net/publication/ 307965476_Racketeer_Influenced_and_Corrupt_ Organizations_Act (date of access: 15.08.2022).

Organized Crime Control act of 1970 Pub. L. 91-452 U.S. Law [Electronic resource]. URL: https://uslaw.link/citation/us-law/public/91/452 (date of access: 15.08.2022).

Nomokonov V.A. Fight against criminal organizations: American experience and Russian realities // Criminological Journal of the Baikal National University of Economics and Law. 2014. № 4.

The second session of the International Commission under the UN Economic and Social Council, held on April 1323, 1993, the report is devoted to combating crime by means of criminal justice [Electronic resource]. URL: http://www.un.org/ru/ ecosoc/ (date of access: 15.08.2022).

Ovchinsky V.S. Mafia: new global trends («Collection of the Izborsk club»). Moscow, 2016.

Bartosh A.A. The meanings of hybrid warfare // Bulletin of the Academy of Military Sciences. 2017. № 2(59).

Savin L. Who invented hybrid warfare? // Military Review 28.02.2015 [Electronic resource]. URL: https://topwar.ru/69958-kto-pridumal-gibrid- nuyu-voynu.html (date of access: 15.08.2022).

Miroshnikov B.N. Network factor. Internet and society. Moscow, 2015.

Ilnitsky A.M. The mental war of Russia // Military Thought. 2021. № 8.

Andrey Ilnitsky: Russia's Mental Security Strategy 24.04.2022 [Electronic resource]. URL: https://aftershock.news/?q=node/1099876&full (date of access: 15.08.2022).

Kosov G.V., Nefedov S.A., Tishkin D.N. Directions of adjustment of the state policy on combating organized crime in the conditions of hybrid war // State and Municipal Management. Scientific notes. 2021. № 1.

Extended meeting of the Board of the Ministry of Internal Affairs of Russia 17.02.2022 [Electronic resource]. URL: http://www.kremlin.ru/ events/president/transcripts/comminity_meetings/ 67795 (date of access: 15.08.2022).

On the Interdepartmental Commission of the Security Council of the Russian Federation on ensuring the technological sovereignty of the state in the development of critical information infrastructure of the Russian Federation: Decree of the President of the Russian Federation dated

№ 203. Access from the reference legal system «Garant».

Tishkin D.N., Babenko S.V., Naphanen- ko I.P. Possible directions of adjustment of the state policy of Russia on combating organized crime in the conditions of «organizational war» // Philosophy of Law. 2021. № 2(97).

Kosov G.V., Tishkin D.N., Soldatov N.F. Organized crime as an element of hybrid wars: a political analysis // State and Municipal Management. Scientific notes. 2020. № 4.

Размещено на Allbest.ru