История монгольского права

Самым интересным объектом, упомянутым в отчете Поля Чэнь, является сборник институтов династии Юань 1322 г. Он писал: «Текст состоит из огромного собрания законов, указов, прецедентов, казусов и бюрократических примечаний, таким образом отражая богатое разнообразие правовой и общественной жизни династии Юань» [15, с. 31].

Поскольку он указал, что текст является только сохранившимся документом, он ограничил свое обсуждение документа, упомянув два факта.

Во-первых, текст состоит из 10 разделов: 1) декреты; 2) священное правительство; 3) судебные принципы; 4) принципы надзора; 5) совет по гражданским делам 6) совет по доходам и населению; 7) совет по обрядам; 8) совет по военным вопросам; 9) совет по наказаниям; 10) совет общественных работ.

Во-вторых, текст часто критиковали китайцы за то, что «здесь смешаны разговорный язык, общепринятые речевые обороты, вульгарные выражения, и, будучи крошечным, простоватый и запутанный» [15, с. 32]. 80 процентов текста документа было переведено непосредственно с монгольских оригиналов, поэтому подвергся такой критике. Это означает, что, вопреки мнению в упомянутых китайских работах, на самом деле у монгольских чиновников было много документов. Поскольку тексты в настоящее время, к сожалению, недоступны, ограничим обсуждение последним высказыванием. Надеемся, что в будущем текст будет изучен монгольскими учеными и юристами.

Дальнейшее развитие монгольского права происходило в правления ханов Йесун Тумур и Туг Тумур. В 1324 г. Йесун Тумур-хан распорядился разослать копии «Всеобъемлющих институтов великого Юаня», оказав таким образом услугу китайскому тексту [15, с. 33]. Туг Тумур-хан приказал в 1328 г. составить новый текст «Великие государственные институты», но в 1331 г., когда работа была завершена, китайские чиновники заверили, что текст идентичен Кодексу династии Тан. Император не скрывал своего гнева и, очевидно, текст просуществовал недолго. Последний факт показывает, что правовое мышление китайских чиновников смещалось в сторону старой китайской традиционной философии, их монгольские суверены больше не были готовы следовать убеждению китайских подданных. Тем не менее их усилия привели к обнародованию последнего кодекса династии Юань, кодекс Чи Чена Тоган Тумур-хана в 1346 г., в котором было «150 приказов, 1700 статей и 1050 прецедентов» [15, с. 38]. Это было продолжением «Великих институтов государственного управления», и оно было основным источником корейского кодекса 1391 г. Между тем рост восстаний против монгольской оккупации, начиная с 1360 г. привел к реформе политической и правовой системы Юаня.

7. Уголовная система Юаня: вопросы монгольского влияния

В Китае уголовное право существовало со времен Хуан Ди. Монголы продолжали использовать пять основных наказаний, которые практиковались в Китае с древних времен, но были внесены некоторые существенные изменения. Например, они сократили количество казней преступников. Это было необычно, так как понятие «природной жестокости монголов» существует отчасти из-за предрассудков среди китайских и западных ученых, а отчасти из-за относительно слабого внимания науки к феномену Юаня [15, с. 31].

Еще в 1260 г. Хубилай-хан указал своим чиновникам, что любое дело, связанное с тяжким преступлением, должно быть тщательно рассмотрено до того, как будет назначена смертная казнь. В 1278 г., например, когда около 190 человек должны были быть преданы смерти, Хубилай-хан вмешался и сказал: «Заключенные не стадо баранов. Как они могут быть внезапно казнены? Это правильно? Они должны быть вместо этого порабощены и направлены на государственные прииски добывать золото» [15, с. 46].

Согласно Чэнь, в кодексе Тан было 233 преступления, наказуемых смертью, в кодексе Сунга -- 293, а в кодексе Мин -- 282. При династии Юань -- 135 [15, с. 43]. Между 1261 и 1306 гг. минимальное количество казненных в год было 3 (в 1302 г.), максимальное -- 278 (в 1283 г.) [15, с. 45]. Однако снисходительность в наказании обусловлена главным образом «широким наложением финансового бремени» [15, с. 55], что отличало монгольскую систему правосудия. Пожизненное изгнание не практиковалось широко, потому что монголы «не имели представлений об ограничении свободы как о мере наказания» [15, с. 47]. «Что касается каторжных работ, то это допускалось с небольшой разницей и сочеталось с ударами, а избиение применялось почти без изменений, кроме количества ударов. Монголы ввели дополнительные расходы на похороны жертв и расходы на питание. Однако система материального возмещения не была уникальной для монголов, потому что она использовались почти везде. Еще одна особенность включает в себя принцип noxaededito » Noxaededito (лат.) - материальный вред, убыток, ущерб, согласно которому «если раб совершил преступление, такие как кража или грабеж, или будут причинены им травмы или повреждения, хозяин может либо отказаться от раба или откупиться» [15, с. 64].

Также впервые в Кодексе Юаня были введены штрафы, выплачиваемые скотом за такие преступления, как кража домашних животных, лошади или иного имущества.

Пол Чэнь, говоря о существовании дополнительного физического наказания в юаньский период, указал, что Хубилай-хан отверг идею об отсечении рук или нанесении татуировок, потому что он думал, что это исходит из исламского закона, тем не менее, он привел некоторые цитаты, раскрывающие, что такое наказание применялось. Например, преступник, осужденный за повторно совершенную кражу или кражу со взломом, получал отметки о первом и втором преступлении на плече или на шее и должен был обслуживать «вспомогательную полицию», которая имела обязанность «информировать власти о других ворах или нежелательных элементах» [15, с. 64]. «Другой версией такой службы был «комиссар порабощенных заключенных», где использовали рабов для поимки грабителей и воров. Это были уникальные монгольские наказания. Однако татуировка была применима только в отношении китайских преступников. Монголы были освобождены от этой практики вместе с монахами и священниками, а также в случае кражи среди родственников» [15, с. 67].

8. Отправление правосудия: влияние Монголии

Одним из новшеств монголов в традиционной системе правосудия Китая и Ильханства было учреждение «совместного слушания судебных и административных чиновников». Это был еще один мощный бюрократический инструмент, но он также служил средством освобождения монголов от большинства наказаний.

Местные судьи выносили решения по мелким преступлениям, а за тяжкие преступления осуждали на более высоком уровне. На местах судебная и территориальная администрации были объединены. Однако, на наш взгляд, территориальные единицы были почти такими же, как в предыдущие китайские династии, включая 11 провинций Юаня, в то время как местные домохозяйства были организованы в налоговые и призывные единицы в соответствии с «Их Засаг». Как указывалось в отчетах Пола Чена [15, с. 71], каждые 99 домохозяйств должны были выбрать 1 домохозяйство, во главе с одним взрослым, назвавшимся «лучником», выполнявшим функции полицейского, а остальные домохозяйства должны были разделить его домашние обязанности между собой [15, с. 72]. Затем лучники находились под предводительством комиссара полиции, который вместе с магистратом, помощником магистрата, хранителем документов и официальными лицами находился под наблюдением даругачи, который, в свою очередь, возглавлял подразделение на местах. Даругачи, как правило, были монголами, которым помогали китайские клерки. По словам Джей Джей Сандерса, они также были представлены другими национальностями, и для этого были причины. Он писал:

«Даже Хубилай, которому приписывают глубокое восхищение китайской культурой, был осторожен, исключал старых китайских чиновников из любой, кроме подчиненной, должности, и во время его правления Китаем управляли мусульмане из арабских и персидских земель, несториан- ские христиане из тюркоязычных народов, и европейцы любят упоминать Марко Поло» [18, с. 49]. Неспособность арестовать вора или грабителя в течение одного месяца влекла за собой 7 или 17 ударов легкой палкой с возрастающей последовательностью в течение последующих месяцев, и успех был отмечен. Таким образом, лучнику пришлось широко использовать «вспомогательную полицию» или информаторов [15, с. 72].

Важной особенностью пенитенциарной системы было то, что руководители тюрем назначались из центра, и в случае необходимости местный судья должен был контролировать тюремных чиновников. В любом случае местная администрация не имела права контролировать тюрьмы.

Судья председательствовал на уровне Лу (второй высокий уровень снизу) и занимался только судебными делами. Они должны были консультироваться по всем вопросам с местной совместной конференцией и больше не имели права пытать подозреваемых, если не было подтверждающих доказательств, а в случае существования последних они имели ограниченную силу для пыток, т.е. они должны были проконсультироваться с конференцией, прежде чем пытать преступников [15, с. 76].

9. Разрешение этнических споров

Тенденция решать дела и споры внутри определенной этнической группы, которая была распространена в Китае, наблюдалась и в период династии Юань. «Принцип личности» был руководящим принципом для рассмотрения случаев с участием представителей разных национальностей. В 1272 г. Великое бюро по делам императорского рода было уполномочено решать дела монголов, и было создано Бюро попечительства, чтобы обращаться к жителям Центральной Азии [15, с. 82].

Например, в случае кражи или грабежа китайскому преступнику наносили татуировку в дополнение к назначению основного наказания, тогда как такое наказание татуировкой не накладывалось на монгола или среднеазиата. Если судья назначит нанести татуировку монголу, он должен был быть наказан избиением 77 ударами тяжелой палкой и удален со своего поста, кроме того, нанесенная татуировка должна была быть стерта [15, с. 83]. монгольский право ильханат

С точки зрения Поля Чена, вопрос этнической дискриминации, как описано ранее, основывался главным образом на соблюдении национальных традиций, и не возникал преднамеренно. Тем не менее, согласно другому отчету Поля Чена и разных исследователей монгольского права, существовала определенная степень дискриминации, которая была отражена в законе. Их Засаг провозгласил:

«В случае убийства можно выкупить себя, заплатив в наказание штраф: за мусульманина -- 40 золотых монет и за китайца -- одного осла» [15, с. 52]. Или, в другом случае, китайцам было запрещено сопротивляться монгольским солдатам или офицерам армии [15, с. 85].

Все другие правовые споры между китайцами, монголами и выходцами из Центральной Азии разрешались на совместных конференциях представителей этнических групп практически во всех судебных инстанциях [15, с. 83].

10. Золотая Орда: закон и режим тирании

Большинство русских историков и ученых, как и их коллеги из Китая, часто оставляли без рассмотрения период монгольского владычества. Михаил Чернявский заметил: «Там, кажется, преобладало неясное желание избавиться, чтобы обойти весь вопрос как можно быстрее» [14, с. 92].

Не думаем, что какая-либо политическая мотивация была задействована, скорее, монгольское влияние было охарактеризовано как «незначительное или совершенно вредное» [4], они предпочитали не вовлекать в незначительные детали. Поразительно даже то, что советские историки и правоведы занимали одинаковую позицию, несмотря на якобы дружбу между двумя странами в течение последних 70 лет, между 1921-1991 гг. Но для монгольского права это еще один переломный момент в правовом развитии нации.

Бату-хан, двоюродный брат Угэдэй-хана, начал свое наступление против русских князей в 1229 г. Между 1229 и 1243 гг. были многочисленные нападения на русские города и бесчисленные убийства. После каждой оккупации монголо-татарские захватчики проводили перепись населения, создавали десятки, сотни, тысячи и десять тысяч единиц домашнего хозяйства и взимали огромные налоги -- «дань», которые собирали раз в год. За исключением налогообложения, единственными прямыми юридическими действиями, предпринятыми монгольскими правителями Золотой Орды, по-видимому, являются ханские зарлиг (указ), или ярлыки, как указано в русских источниках, на правление русских князей и проведение ханских судов, когда между русскими князьями возникали споры относительно места. В 1243 г. Великому князю Ярославскому Владимиру впервые пришлось отправиться в ставку Угэдэй-хана, чтобы стать «главой всех князей Руси». Князь, державший ярлык, изданный самим ханом, был единственным законным правителем известной части России. Поэтому каждый новый князь должен был посетить хана, прежде чем получить его ярлык. В России было немного княжеств или вотчин, и их монгольские правители выдавали по их просьбе ярлыки каждому вновь появившемуся князю, если не было двух или более претендентов. Замечательный пример ханского суда представлен в отчете Карамзина, где был решен один такой спор:

«Когда 10-летний Василий Васильевич вступил на престол Великого княжества в 1425 г. [после смерти отца Василия Дмитриевича], его дядя Юрий Дмитриевич начал борьбу за место. После 8 лет борьбы и проволочек они, наконец, направились в штаб-квартиру Золотой Орды, а сам Махмет-хан председательствовал в суде для разрешения вопроса. Василий доказал свое право на престол, как это установлено новым правилом престолонаследия, согласно которому сын после отца, но не брат за братом должен унаследовать звание великого князя. Дядя, отвергнув правило, процитировал летописи и умалял волю [деда Василия] Дмитрия Донского, где в случае его (Юрия) смерти Василия Дмитриевича называют его преемником. Тогда один из московских чиновников боярин Иоанн встал перед Махмет-ханом и сказал: «Верховный царь! Я прошу вас позволить мне говорить от имени моего молодого князя. Юрий ищет [титул]

Великого князя по древним русским правилам, но наш император, вы лучше всех знаете наш Улус, и вы даете титул, кому пожелаете. Один требует, другой спрашивает. Какие мертвые хроники и завещания, тогда как все зависит от вашего желания, мой повелитель. По вашему желанию одобрен законопроект Василия Дмитриевича, который подарил своему сыну Московское княжество. Василий был на престоле более шести лет, но вы его не свергли, и поэтому вы признали его законным князем. Как Великий князь он приказал Юрию «водить коня князя под себя» [9, с. 123].

Эта хитрая речь нашла совершенный успех и Махмет-хан обьявил Василия Великим Князем и приказал Юрию «водить коня князя» [9, с. 123].

Русские князья постоянно воевали друг с другом, становясь добычей монгольских правителей. Когда князь присоединил некоторую часть земель своих соседей к своей вотчине, новый ярлык, подтверждающий его власть над новыми землями, был выпущен без промедления. Даже незаконно полученное место князя едва ли ставилось под сомнение монгольскими ханами. Следовательно, как мы видим, монголо-татары по сравнению с династией Юань в Китае, меньше интересовались внутренними делами русских князей, поскольку последние платили налоги в установленные сроки.

Российские исторические источники содержат ограниченную информацию об организации десятков, сотен, тысяч и десяти тысяч, но, по словам Карамзина, руководители подразделений избирались домашними хозяйствами и, следовательно, имели довольно значительное влияние на внутренние, налоговые или военные дела. Он писал: «[Главы тысяч] вызывали зависть не только чиновников, но и самих князей в связи с важностью и великолепием их достоинства» [9, с. 231]. Это подтверждается еще одним документом, приведенным Гальпериным:

«Эффективное управление Россией требовало, чтобы монголы разделили ее на районы, которые были дополнительно наложены на существующие политические разделения в России, не заменяя их или не подрывая их .... Два более надежных источника, ни один из них не русский. Первый -- ярлык 1507г., от крымского хана Менгли-Гирея, уступающего

территорию польскому королю Сигизмунду I (на самом деле монголы уже давно утратили контроль над соответствующими землями). Второе -- письмо Сигизмунда хану Саид-Гирею, написанное в 1540 г. Вместе они упоминали четырнадцать «тумэн» [монгольский на десять тысяч], тринадцать из них на Славянской территории -- на севере-восточная Руси -- и Эголдатумэн, созданная в украинской степи в середине XV века. Это официальные документы, а не литературные хроники» [4, с. 42].

«Эффективное управление Россией требовало, чтобы монголы разделили ее на районы, которые были необходимы из-за существующих политических разногласий в России, не заменяя их или не подрывая их .... Есть два более надежных источника, ни один из них не русский. Первый -- ярлык от крымского хана Менгли-Гирея, датируемый 1507 г., уступающий территории польскому королю Сигизмунду I (на самом деле монголы уже давно утратили контроль над соответствующими землями). Второй -- письмо Сигизмунда хану Саид-Гирею, написанное в 1540 г. Вместе они называют четырнадцать тумэнов (десять тысяч или тьма], подвластных монголам, тринадцать из них славянская территория на севере -- Восточная Русь и Эголда-тьма, созданная в украинской степи в середине XV в. Это официальные документы, а не литературные хроники» [4, с. 42].

В соответствии с принципами «Их Засаг» русская церковь была не только освобождена от налогов и сборов, она также была защищена специальным ярлыком. У Карамзина мы находим факт:

«В 1313 г. епископ Русской церкви Петр сопровождал Великого князя Михаила в его поездке в штаб-квартиру Золотой Орды и вернулся с ярлыком, в котором были утверждены важные права и достижения Церкви. Хан Узбек писал: «Это мои слова всем великим, средним и нижним князьям, главам тысяч чиновников, чиновникам, клеркам, послам и курьерам, всем субъектам моей империи, где держится наша власть и наши слова правят. Русь навредила церкви, епископу Петру и его народу: епископам (архимандритам, священникам и т. д.). Их замки, дворы, фермы, земли, рыболовства, лодки, винодельни, сады, мельницы и дома свободны от всякого рода налогов и сборов, поскольку все они являются [Божьей собственностью], и эти люди молятся за нас, укрепляя нашу армию. Пусть их судит только епископ, согласно древнему закону и ярлыкам предыдущих ханов. Пусть епископ живет тихой и мирной жизнью, молитесь за нас с правильными пожеланиями без грустных мыслей. Те, кто взял [украл или ограбил] Церковь, заплатили бы в три раза, кто бросил вызов религии или навредил бы Церкви или храму, умрет» [9].

Что касается других законов России, предполагается, что не было найдено ни одного закона или кодекса, обнародованного во время монгольского владычества -- от последнего известного кодекса Ярослава Мудрого до XV в. Тем не менее Карамзин привел один рассказ о «грамоте» или законе, в подлинности которого он не имел «никаких сомнений» [9, с. 143]. Закон был связан с «гражданскими делами» [9, с. 143] среди жителей Двинских губерний, которые позднее в 1397 г. вступили в Московское княжество. Карамзин отметил, что «закон не соответствует положениям кодекса Ярослава Великого, предусматривающего смертный приговор за кражу, которая наказывалась в древние времена только денежным штрафом» [9, с. 145]. В этом документе смертный приговор предусматривается после третьего преступления, путем удушения. Интересной особенностью этого положения является то, что в любом случае он требует татуировки нарушителя. Как мы видели ранее, татуировка издревле применялась в Китае. Монгольские власти, возможно, ввели это наказание в России, при этом все еще освобождая от нее монголов. Наряду со штрафом, исчисляемым беличьими шкурками, один штраф предусматривает оплату овцами за порчу поля или луга. Овцы были обычной единицей бартерной торговли и платежных средств в Монголии. Поэтому вполне можно предположить, что этот способ возмещения был введен монголами в русское судопроизводство. Как предполагает Карамзин, до XIII в. русские не применяли телесные наказания, только со времен татарского ига. Также Дмитрий Донской ввел смертную казнь за мелкие преступления, «потому что он не видел лучшего инструмента для борьбы с постоянно растущим уровнем преступности» [9, с. 228].

За исключением этих нескольких случаев русские князья были, как правило, удовлетворены «короткими и расплывчатыми» наказами. Русская правда утратила достоинство и характер национального законодательства. Дворяне осуществляли судебное управление, недовольные граждане могли жаловаться на них князьям. Карамзин привел следующее суждение о правовом развитии периода:

«В целом мы не продвинулись дальше в гражданской юрисдикции, но, похоже, отступили к примитивному хамству в этой важной части государственной инфраструктуры: но вина лежит на путанице и непостоянстве внутренней администрации. Заботясь о крепости своего трона, судят людей по необходимости и ради них самих, стремившихся свести к минимуму их проблемы, совесть, клятва и естественный здравый смысл казались самым простым способом разрешения дел в соответствии с древним обычаем и без каких-либо письменных или Общих правил. Законодатель определил только один вид наказания или денежного штрафа за тяжкие преступления: убийство, воровство и т. д. Религиозный суд, основанный на Библии или каноническом законе, был не лучше гражданского суда, потому что законы Греции не подходили во многих случаях в России и часто предавались на произвол судьбы» [9, с. 241].

11. Законы Ильханства в XIII в. в Центральной Азии

Юрисдикцию периода Ильханства можно разделить на два этапа: до и после Газан-хана (1271-13-). Газан-хан (который сын Аргуна, который сын Абака, который сын Хулегу, который сын Гуюка, который сын Угэдэя) принял ислам в 1295 г., сразу по истечению четырех лет, когда Хубилай-хан объявил свой кодекс Юаня.

Исследователи персидской истории склонны полагать, что монгольские правители осуществляли отправление правосудия главным образом посредством яргу (вероятно, версия монгольского слова зарга, которое переводится как спор или судебный иск), а на более поздней стадии -- посредством исламского суда. Как сообщает Морган, яргу введен в Персии самим Шихи-Хутугом и, как и с Золотой Ордой, «это обычно было связано с монголами или с государственными делами Монголии» [11, с. 173]. Он также указал, что решения по этим делам -- йярху (постановление) были определены как «каноны правосудия» [11, с. 173]. Один пример упоминается в работе Джувейни.

«Коргуза, который был одним из старших вазиров и [заместителем налоговой администрации Туркестана в 1235 г.], отправили в Хорасан и Мазандаран, где он провел новую перепись и пересмотрел налоги. Эгду- Темур, старший сын Чин-Темура, которого Коргуз-хан обошел, и другие, по наущению Шарафа ад-Дина Кваразми, улуг-битикчи (государственный секретарь), плели интриги против него, в итоге Коргуз отправился в суд Угэдэя, чтобы ответить на их обвинения. Чинкай-Тайнал и другие амиры держали яргу, чтобы расследовать дело против Коргуза. Суд, заседавший несколько месяцев, не смог добиться примирения между двумя сторонами, пока однажды сам Угэдэй не вынес решение по делу и не рассмотрел спор сторон. Эдгу-Темур и его сторонники были невиновны; некоторые были избиты, а другие переданы Коргузу для подчинения» [11, с. 84].

Лэмбтон также привел ряд упоминаний о яргу того времени, где претензии, в основном касавшиеся земельных споров, политического инакомыслия или растраты налоговых денег среди чиновников Вазирата, были услышаны. Эти отчеты показывают, что в периоды как до, так и после Газан-хана монголы были вовлечены во внутренние дела Ильханства глубже, чем в династии Юань или Золотой орде. Характерной чертой некоторых судебных заседаний было то, что монголы связывали некоторых заявителей голыми в течение нескольких дней и допрашивали до тех пор, пока они не признавались. Что касается отправления правосудия среди мусульманского населения, то старый шариатский придворный кади все еще действовал, однако, как отметил Лэмбтон, «в какой степени решения придворных кади исполнялись правительством в первые годы монгольского господства, было не понятно» [10, с. 90]. Судя по практике местного суда в период Юань и Золотой Орды, можно сделать вывод, что местные кади в Ильханате, вероятно, также были ограничены слушанием и разрешением мелких дел и споров. Еще одним чисто монгольским новшеством стало назначение совместных вазирей. Это была более распространенная практика иль-ханов, но если вспомнить совместные конференции в юаньский период, становится ясно, что они применялись их предками, поэтому не были новыми для монголов.

В период после Газан-хана исламский закон и его составляющие, такие как диван-и-када (исламские суды), «были усилены (или восстановлены)» [10, с. 91]. Однако монголы снова вмешались, исходя из собственных интересов. Если в период Юань местные суды были независимы, то в Ильханате монгольские чиновники имели абсолютную власть вмешиваться в дела кади. В тот период «дела между монголами, смешанные дела, то есть дела между монголом и мусульманином, и дела, которые было трудно урегулировать» [10, с. 93], должны были решаться два дня каждый месяц на совместной конференции военного губернатора (даругачи или шаха), князя или амира (малики), секретаря (битикчи), судьи (кади) и религиозных организаций («алавис и улама») Несмотря на особый характер конференции, решения принимались в соответствии с шариатом [10].

Вторым по степени влияния монголов на правосудие было то, что судей, которые должны председательствовать на таких судебных слушаниях, нужно выбирать тщательно, только тех, кто хорошо знал «Их Засаг» Чингисхана и другие ясы, а также судебные прецеденты, билики и обычаи, они должны были быть заинтересованы в выборе. При Газан - хане также предпринимались попытки составить сборники юридических документов, приказов, судебных решений и постановлений. Эти инициативы не увенчались успехом, хотя сборники были выпущены различными ханами, и сведения о них сохранились в хрониках Джувейни, Рашид ад- Дина и других. Эти приказы в основном касаются назначения чиновников и распределения земли. В том же контексте были выпущены золотые ярлыки ордынских ханов русским князьям. Единственное отличие от русских заключалось в том, что они были выданы монгольским и иностранным чиновникам, назначенным самими монгольскими ханами. Почему так случилось? Очевидно, что основным фактором была культура этих народов, на земли которых вторглись монголы. В период Юань контроль и надзор за имперской администрацией на различных уровнях могли осуществлять монгольские даругачи, но не без частичной помощи иностранцев. И все же во времена Золотой Орды славянский народный язык, культура и религия были слишком разными, чтобы справиться с ними. Поэтому верные русские князья были чрезвычайно полезны на службе Орды. В Ильханате почти во всех частях Империи, в каждой военноадминистративной единице, за исключением нескольких территорий, монгольские даругачи и баскаки были назначены для осуществления контроля и надзора наряду с иностранными должностными лицами. По- видимому, для монголов культура и образ жизни персов казались идентичными их собственным, что позволяло им без труда участвовать в их административных делах. Единственным барьером оставался язык или общение, где иностранные чиновники помогали им их преодолевать. В связи с этим следует отметить следующее:

«[Монгольское завоевание] привело к трудному и длительному подчинению старых, оседлых территориальных государств, таких как Китай и Персия. Некоторыми покоренными народами монголы могли управлять при помощи примитивной гражданской службы, укомплектованной клерками и секретарями из уйгуров и других тюрко-монгольских народов, которые не были полностью грамотными; управление вышеназванными государствами требовало высококвалифицированной и образованной бюрократии, которой монголы не обладали или не понимали, как этими землями должным образом управлять и облагать налогом без передачи власти на местах обратно в руки чиновников. Частичное решение было найдено в щедрой занятости иностранцев. В Персии нельзя было так легко обойтись без местных чиновников, а члены старых бюрократических семей, такие как Джувейни и Рашид ад-Дин, Фазлуллах, служили ильха- нам, но здесь и персидским христианам, евреям и буддистам давали высокие министерские должности везде, где это возможно» [18, с. 49].

Как уже упоминалось, администрации, такие как Коргуз в Туркестане, назывались вазиратами, а главные чиновники -- вазирями Для получения дополнительной информации о назначении вазиров и вазиратов см.: Lambton, 52.. При монгольском правлении функции вазиря были такими же простыми, как и у русских князей или монгольских даругач в Китае: предоставлять средства правителю и его окружению. «Вазирями не осуществлялось практически никакого контроля над тем, как были потрачены эти [средства]. Безопасность государства уже не была его компетенцией. Контроль за религиозным институтом также был прекращен, по крайней мере временно, чтобы усвоить вопросы их компетенции» [10, с. 67], хотя в соответствии с исламским законодательством они должны были быть глубоко вовлечены в религиозные вопросы, включая выплату пособий религиозным лидерам и наблюдение за религиозным инакомыслием.

Таким образом, было бы неправильным предполагать, что правовая система Монгольской империи и более поздних государств не влияла на правовую практику оккупированных территорий. Изменения в правовой системе вызвали социальные изменения, что стало убедительным свидетельством того, как и почему Великая Монгольская империя, созданная Чингисханом, потерпела крушение. Помимо значительного влияния на собственное правовое мышление, монголы реализовали идеи имперской политики государства, абсолютно новые принципы налогообложения и воинской повинности и, что наиболее важно, новые способы отправления правосудия и правоприменения. Инновациями были охвачены те оседлые общества, которые подверглись монгольской оккупации. В Китае, несмотря на медленную работу монгольских ханов, в отличие от поспешности китайских чиновников, был достигнут значительный прогресс в подготовке юристов, публикации юридических книг и сборников. Пол Чэнь писал: «Таким образом, мнение некоторых современных ученых о том, что монголы, будучи варварским народом, не создали хорошую правовую систему, не является точным. На самом деле монголам, в партнерстве с китайскими чиновниками, удалось разработать одну из наиболее впечатляющих и зрелых судебных систем, которые имперский Китай когда-либо имел для отправления правосудия» [15, с. 98].

По сравнению с китайской администрацией монголы, а затем татарские ханы оставались изолированными от внутренних дел русских уделов. Это было справедливо даже в географическом плане, в то время как Хубилай-хан решил обосноваться в Пекине, но Бату-хан и его преемники не собирались двигаться в сторону Запада. Они не заботились о правопорядке внутри русских поселений или о внутренней администрации и управлении, их основной интерес заключался в эффективной организации налоговых и военных подразделений (десятки, сотни, тысячи и десять тысяч), лояльности князей и их должностных лиц, оперативном сборе дани или налогов, а также обеспечении полного призыва в армию, когда это необходимо. Карамзин писал: «Ханы только хотели быть нашими правителями на расстоянии, не вмешивались в наши гражданские дела, а требовали только серебра и послушания наших князей. В то же время так называемые послы Орды, баскаки, представлявшие хана, делали то, что они хотели, чтобы их самые низкие торговцы и бродяги обращались с нами так, как будто мы были их презренными слугами» [9, с. 228].

Насколько татаро-монгольское правление русскими уделами повлияло на правовое развитие, все еще обсуждается. Конечно, это имело значение, однако не было положительных результатов, как в Китае. По словам Карамзина, уничтожая обширные корни демократии, где в древние времена были избраны почти все князья, бояре или тысячники, иго поощряло самодержавие русских князей и царей [9] и, таким образом, содействовало единству будущей России. Ильханство или Персия были наиболее влиятельными для самих монголов, частью их Великой империи. Вначале в Ильханате монгольские и исламские законы и даже их обычаи существовали бок о бок. С обращением Газан-хана в ислам произошли «фундаментальные изменения, и с тех пор ильханат стал персидской династией, больше не ищущей санкций извне» [10, с. 250]. Бартольд писал: «Политика примирения двух несовместимых вещей -- кочевой жизни и интеллектуальной культуры -- была самым слабым местом в системе Чингисхана и главной причиной ее падения» [1, с. 461].

12. Законы Малых Ханов

После распада империи потомки монгольских ханов все еще управляли Золотой Ордой и некоторой частью Центральной Азии, но теперь обратим внимание на саму Монголию, поскольку охваченная войной страна столкнулась с разрушением своей правовой системы и потерей ее правовых памятников. Рассмотрим наименее изученный период с точки зрения правового развития Монголии, где с конца XIV в. до 1691 г. во времена Маньчжурской империи правили 25 ханов двенадцати поколений. Сразу после падения династии Юань страна была разделена на две части: ойра- ты на западе и халхи на востоке Монголии. Единственным известным юридическим документом того времени является так называемый «Старый закон ойратов» (Хагучин чагхаза-инь бичиг). К сожалению, сейчас сохранилось только восемь статей.

Незадолго до маньчжурской аннексии, когда в 1640 г. вождь ойратов Баатур Кхунг Тайцзи (принц) собрал Великий хурал ойратов и халхинцев при дворе Джасагту-хана монголов Халхи, был обнародован новый кодекс. У кодекса было несколько названий:Yeke chaghaja-yinbichig («Великий юридический журнал»), или «Кодекс законов ойрат- монголов», или «Закон сорока монголов и четырех ойратов». Он включал сто двадцать одну статью При цитировании: Ch'ing-taipien-chengt'ung-k'ao. 4-е изд. 1959. [7, с. 360-361] и охватывал религиозные вопросы, отношения между аймаками, законы, касающиеся кражи скота, правила охоты, правила послепродажного обслуживания, гражданское право и уголовное право.

Кодекс уникален в двух отношениях. Во-первых, это единственный известный монгольский кодекс, обнародованный непосредственно после «Их Засаг», и, следовательно, очень вероятно, что имеет тесную связь с последним. Во-вторых, впервые было установлено, что религиозные принципы буддизма являются единственными признаваемыми принципами в монгольском обществе. Есть веская причина для такого вывода, учитывая изначально установленную веротерпимость монголов. Как отметил

Михаил Ходарковский: «Это примирение [ойратов и халхасцев] вряд ли могло быть достигнуто без кропотливого труда лам традиции Гелугпа, которые стремились консолидировать свое влияние среди ойратов и монголов, чтобы укрепить свою борьбу за власть в Тибете. Вскоре после того, как произошел хурултай, Тибет был завоеван ойратской и монгольской армиями, пятый Далай-лама был поставлен правителем, и традиция Гелугпа стала доминирующей в Тибете» [13, с. 42].

На наш взгляд, во всех главах кодекса было много общего с «Их За- саг». По-видимому, главная цель заключалась в том, чтобы обеспечить единство монгольских аймаков (но не племен, как это было более 400 лет назад), перед растущей угрозой со стороны династии Маньчжу-го на южных границах. Сходство между двумя памятниками прослеживается, например, в том, что упоминается одна и та же организация домашних хозяйств с делением на десятки, сотни и тысячи. Одна десятка (арбату) должна была предоставить два полностью вооруженных солдата. Еще одной яркой чертой закона является концентрация на регулировании отношений между аймаками. Они должны были быть бдительными и спешить на помощь другим, если те были в опасности, а за непредоставление информации и помощи от простого гражданина князьям и главам аймаков были предусмотрены суровые наказания, включая смертную казнь Жалан-Аажав С. Халх Джурам -- древний монгольский правовой памятник (1958 г.)..

Основные изменения, произошедшие в уголовном законодательстве, связаны возвращением к менее суровым наказаниям, стали чаще применяться штрафы деньгами и скотом. Основными видами наказаний были смертный приговор, ампутация (за кражу), избиение с помощью волосяных веревок и кнута, наручники на руках и ногах, отстранение от должности (применительно к руководителям подразделений, судьям и т.д.), бесчестие (надевание женских платьев на одежду тем, кто покинул поле битвы), штраф и рабство (если нечем заплатить штраф). В уголовном или гражданском процессе отмечался значительный прогресс. Например, в кодексе зафиксировано, что каждый спор должен решаться в суде (ранее истец решал судьбу ответчика).

Согласно летописям, существовал другой кодекс, но на этот раз только среди монголов к северу от Гоби, называемый «Кодексом семи знамен». Оригинальный текст правового документа не сохранился.

13. Монгольский закон в маньчжурский период

Вместе с военной экспансией влияние маньчжурского права в монгольских делах продолжало возрастать. В 1667 г. император Кан-си пересмотрел все законы и обнародовал новый кодекс Мэн-ку-лу-шу (Книга законов Монголии). Однако этот кодекс не подходил для всех общественных и судебных дел монголов. По этой причине в 1709 г. три главы аймаков Цэцэн-хан, Тушету-хан и Джасагту-хан установили кодекс Халха- джурам для своих районов (не считая Джунгарии, государства Западной Монголии, которое до 1760 года не находилось под управлением маньчжуров). Как отметил Жалан-Аажав, в кодекс было внесено 22 изменения и дополнения: между 1709 и 1770 гг. По его оценке, кодекс был «лучшим из монгольских правовых традиций»Jalan-Aajav S. (Ed), KhalkhJuram (1995). С. 3.. Оригинал кодекса не сохранился. Однако, несмотря на то, что ничего не осталось от более ранних кодексов монголов, по крайней мере две копии «Халха джурам» имеются в хорошем состоянии, что позволяет нам судить о его масштабах и содержании. Первоначально в нем было 8 глав, но Жалан-Аажав разделил его на 14 глав, тогда как Джагхид и Хайер упомянули 24 главы [7, с. 360361]. Следующие категории подлежали регулированию: дорожные станции, уголовное право, частное право, иммиграционное право, земельное и экологическое право, административное право, религия и храмы, политика и военные вопросыПодробный отчет и описание статей см.: Jalan-Aajav (1995).. Эта система законов действовала до начала социалистической революции 1921 г., и его применение постепенно снижалось, использовалась только среди шабинаров (учеников) Джебцундамбы, последнего государственного и религиозного главы Монголии. Все положения закона имеют общую черту: тенденцию к уменьшению карательного воздействия и наказание штрафом.

Позже были попытки ввести некоторые правила в монгольскую юрисдикцию. Внук Канси, император Цянь-лун, также обнародовал новый кодекс, Мэн-ку-лу-ли (Законы Монголии), в 1741 г. В 1789 г. он составил Ли-фань юань-цзе-ли, сборник судебных решений, законов и постановлений Ли-Фань Юаня или Совета зависимостей. Этот сборник содержал некоторые ранние прецеденты в таких областях, как политика, военные вопросы, гражданское право и уголовное право. Во времена правления Цзя- цзина (1796-1820) последний кодекс был пересмотрен, и в конце периода Цинь, когда юань Ли-фан был реорганизован (1906) как Ли-фанпу, кодекс был снова изменен и назван Ли-Фан Пу Це-Ли; сравнение показывает, что их содержание почти полностью совпадает. Эта последняя работа представляет собой сборник основных законов, обнародованных в Монголии в маньчжурский период. В дополнение к этому был разработан Да-цзин хуэй-тянь. Это было обширное собрание прецедентов, комментариев и интерпретаций, которые стали для нас важны, потому что законы Ли-Фан Пу Це-Ли были довольно туманными и трудными для интерпретации. Тем не менее возникали проблемы, было необходимо сослаться на Та Чин Лу, важный общий закон династии Цин. Влияние китайского законодательства было выражено фактом усиления суровости наказания. Тем не менее во всех кодексах были специальные положения о буддизме, а ламы имели высокий уровень защиты.

На территории халхов судебные органы и администрация были представлены вместе. Дело могут рассматривать, во-первых, глава десяти домохозяйств (арбату); затем сомонные дзанги; в-третьих, залан (глава нескольких сомонов); наконец, яамун, или засаг (глава хошуна), «где было жюри из вышестоящих должностных лиц хошуна, для рассмотрения дела и вынесения решения от имени засаг» При цитировании: Ch'ing-taipien-chengt'ung-k'ao. 4-е изд. 1959. С. 361. [7, с. 360-361]. Эта процедура, как указано в Ta-Ch'inghui-tien, предусматривает: «Судебные иски среди монголов должны быть заслушаны засагом. Если засаг не может удовлетворительно разрешить дело, он может быть обжалован ответчиком или обвинителем главе лиги для пересмотра. Если дело еще не решено, оно относится к юань-ли юаню. Также если засаг или глава лиги решает, что дело не может быть решено, они могут направить дело юаню ли-фан. В случаях, когда обвинитель или обвиняемый считают, что засаг или глава лиги несправедливо судят, они могут подать апелляцию на дело [ли- фан] юаню» [7].

Таким образом, апелляционный суд с полномочиями принятия окончательного решения относился к юрисдикции маньчжуров. Существовало строгое административное ограничение, аналогичное обязательной службе в XIII в. Так, если кто-то из одного хошуна совершал преступление в другом, он должен был быть переведен в свой хошун. Если в преступлении участвовали мужчины из разных хошунов, дело рассматривалось «совместной конференцией» официальных лиц хошунов. На территории Монголии дело китайских мужчин не могло быть решено. Там только китайские власти Сянь (районного суда) должны были подать заявку. В случаях, когда в деле участвовали как монголы, так и китайцы, мобилизовалась «совместная конференция» обеих юрисдикций. «В начале династии было установлено, что если люди, живущие в пределах границы [Великая стена] нарушили закон за границей, дело будет рассмотрено в соответствии с законами Совета по наказаниям Китая (Син Син). Живущие за пределами [Великая стена], и нарушившие закон, будут судиться по монгольскому закону. Люди Восьми хошунов и люди пастбищ, которые нарушают закон, будут судиться по монгольскому закону» [7, с. 361].

В конце маньчжурского периода монголы утратили свою власть настолько, что китайский суд мог судить монгола при участии монгольского чиновника, в то время как китайца в той же ситуации нужно было передать китайским судам. Так, Джагчид и Хайер пришли к выводу: «Это было отчасти связано с политикой Китая, а отчасти потому, что монгольские чиновники сами отказались от своей юрисдикции» [7].

Согласно закону, монгольские чиновники не имели права выносить приговор о смертной казни. Однако ряд жестоких телесных наказаний все еще осуществлялся до конца 1920-х гг. Самые бесчеловечные методы допроса были введены в конце маньчжурского периода. Их называли «9 пытками», они включали: 1) избиение короткой доской по спине от 1 до 50 ударов; 2) избиение длинным куском доски по спине от 1 до 60 ударов; 3) избиение небольшим кусочком кожи крупного рогатого скота или густым войлоком по лицу от 1 до 40 ударов; 4) связывание рук пропитанной веревкой в течение 2 часов; 5) надевание колючего гравия или дерева с острыми краями, в то время как два человека будут разбивать их деревянной доской, размещенной за коленными суставами;6) висеть с затянутыми большими пальцами, в то время как девять кирпичей внизу будут постепенно вытягивать их один за другим; 7) блокировать руки и ноги в одном куске доски так, чтобы допрашиваемый не мог ни стоять, ни лежать (настолько жестокий метод, что замученные люди едва выживали после этого); 8) жжение большой ароматической палочкой максимум в 7 местах; 9) разбивать ноги мужчин и руки женщин по одному за раз и повторять их еще раз при необходимости (это приводило к постоянной инвалидности). С тех, кто пережил эти пытки, снимали обвинения, но это было редко.

14. Законы периода автономии: 1911-1921

В этот период часто наблюдалась политическая нестабильность из-за перехода власти от монголов китайцам, белым (царским), красным (коммунистам) русским и т.д. Законы маньчжурского периода все еще применялись, несмотря на провозглашение независимости в 1911 г. Были внесены изменения в систему уголовного наказания. Так, исключены некоторые телесные наказания, включая избиение бамбуком или деревянной доской, но был введен новый метод избиения кнутом. Вместо принудительного труда и изгнания появились тюрьмы с дополнительным избиением. Смертная казнь должна была быть осуществлена путем стрельбы из огнестрельного оружия, вместо пыток до смерти и обезглавливания. «9 пыток» все еще использовались.

Таким образом, право всегда было частью политической борьбы и определяло распределение власти между различными группами общества в государстве. История монгольского права была достаточно драматичной. С тех пор, как Чингисхан провозгласил монгольское право, чтобы в дальнейшем его преемники руководствовались им в управлении обширными территориями. Существует устойчивое мнение, что монголы всегда были варварским, нецивилизованным народом, не внесли ничего прогрессивного для народов, которыми они когда-то правили. В прошлом, чтобы доказать это, большинство ученых и историков с такими предрассудками, интерпретировали события и документы с собственной точки зрения.

Однако вышеприведенные материалы свидетельствуют, что монголы не только перенимали опыт завоеванных народов. Управление налоговыми и бюрократическими механизмами было одним из великих новшеств для монгольских правителей. Наряду с реализацией новых идей, они интересовались великолепием искусства, культуры разных народов. Развитие правовой системы и правового мышления стало повседневной заботой монгольских ханов и чиновников. В то же время покоренные народы приняли идею создания государства, с военной мощью, безупречной дисциплиной, мобильностью, сочетая самодержавие и дипломатию. Правовая система монголов способствовала достижению целей установления единства и порядка в пределах их границ.

Однако монгольские ханы, боясь потерять власть, стали уделять внимание междоусобной борьбе и превратились в государство постоянно «борющихся знамен». Превосходная правовая система, созданная их предшественниками, хорошо служила им в течение 300 лет, но стремление к власти и богатству мешало им объединяться. В результате они были присоединены к другой могущественной империи, и их уникальная правовая система с традициями, уходящими в глубь веков, сохранилась только в исторических хрониках. Политика маньчжуров привела большему разделению монголов, а их закон, известный своей жестокостью, не способствовал развитию их правового сознания и культуры.

В такой ситуации необходимо было создание новой концепции правовой системы, разработанной в совершенно иной цивилизации. Рассмотрим новую систему с ее выдающимися достижениями, и не менее тотальными по своим последствиям ошибками.

15. Правовая система Монгольской Народной Республики

К началу столетия правовая система Монголии оставалась почти не затронутой внешней цивилизацией, за исключением нескольких законов маньчжурских императоров. Была создана довольно обширная в историческом плане система законов и прецедентов, которая представляет собой уникальную историческую правовую систему в ряду существующих в мире систем. Штейн отмечал: «Даже частные сборники не были официально установлены, но имели квази-официальный статус, а законы, о которых они свидетельствуют, выжили, когда исчезли другие обычаи, которые не были составлены таким образом. Например, так называемое «Саксонское зерцало» [Заксеншпигель], которое сохранилось в коллекции рыцаря XIII в., свидетельствует о живой силе германского обычая, сопротивлении общества романизации. Позже, в Европе в XVI в. это стало общественным движением записывать старые французские обычаи, что обеспечило им «выживание до конца старого режима» [16, с. 246].

С точки зрения Фрома, монгольская традиционная правовая система имела все шансы выжить, на самом деле было несколько попыток навязать маньчжурские законы, но географическое положение Монголии, исторические связи с соседями и сложившаяся в то время экономическая и социальная атмосфера в обществе способствовали резкому изменению направления развития в истории Монголии в целом и правовой истории в частности. Революция 1921 г. и дальнейшие события повлияли на развитие правовой системы и в последующем на реформы права. Точнее, процесс завершился полной отменой одной системы и введением другой, которая была совершенно чуждой и непривычной. Эта система называлась советской правовой, но она уже имела особенности западноевропейской правовой системы, впитав некоторые доктрины марксизма и традиционные русские ценности.

Таким образом, благодаря усилиям ученых-юристов, в том числе бурят-монголов Ринчино и Жамцарано, которые перевели и подготовили для представления властям первые кодексы страны, и русских консультантов, таких как юрист Всевятский, Монголия смогла ознакомиться с многовековыми достижениями западного правового развития и результатами 50-летних поисков и начинаний русских юристов начиная с 1864 г. В связи с этим Гинзбург и Пирс писали: «История Монголии заслуживает внимания просто потому, что она представляет собой одну из первых попыток повстанческого режима сознательно и систематически использовать закон в качестве инструмента, помогающего уничтожить унаследованный примитивный общественно-политический порядок и в короткие сроки заменить его предвзятую модель модернизированных ценностей и отношений. Этот процесс довольно распространен сегодня ..., но Внешняя Монголия остается пионером ХХ в. в этой области» [5, с. 207].

Литература

1. Бартольд В. Туркестан вплоть до нашествия монголов. СПб., 1958. С. 461.

2. Бойл Дж. Э. История мирового завоевателя. Изд. Манчестерского ун-та. Манчестер, 1958. Т. 1. С. 25.

3. Вернадский Г. Область применения и содержание Ясы Чингисхана // Гарвардский журнал азиатских исследований. 1938. № 3. С. 359-360.

4. Гальперин Чарльз Дж. Татарское иго: образ монголов в средневековой России (Блумингтон, США). Воронеж, 2012. С. 42.

5. Гинзбург Джордж, Пирс Ричард А. Революционная реформа права во внешней Монголии: исследование влияния советской правовой доктрины на отсталое общество // Право в Восточной Европе. Сер. публикаций, выпущенных Бюро документации для восточноевропейского права. 1963. № 7. С. 207.