Перспективы развития частного обвинения в уголовном судопроизводстве Российской Федерации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Перспективы развития частного обвинения в уголовном судопроизводстве Российской Федерации

П.М. Титов

PROSPECTS FOR THE DEVELOPMENT OF PRIVATE PROSECUTION IN CRIMINAL PROCEEDINGS OF THE RUSSIAN FEDERATION

The article analyses the prospects for the development of private prosecution in criminal proceedings of the Russian Federation. On the one hand, criminal proceedings are of a public nature, which is an objective state due to the legal nature of criminal proceedings as a reaction of the State to the crime. Therefore, criminal proceedings cannot become private, and private beginnings should not dominate it. On the other hand, it is possible to expand somewhat the range of crimes for which private charges relate. The substantive and procedural conditions for the attribution of acts to private charges are identify: low public danger, attack primarily on the rights and freedoms of a particular person, the absence of the need to carry out investigative actions aimed at the removal of material objects. In addition, it is justified that cases of private prosecution are not recognized as offences with administrative prelude. It is stated that the classification of the case as a private charge is intended to facilitate, rather than complicate, the victim's access to justice.

Key words: criminal proceedings, publicity, private prosecution, victim, administrative prejudice.

Уголовное судопроизводство носит публичный характер. Следует отметить, что подобное состояние отнюдь не вызвано недемократической природой государства, а присуще уголовному процессу всех стран и времен. Дело в том, что по своей социальной сути уголовно-процессуальная деятельность представляет собой реакцию на преступление, которым является общественно опасное деяние, посягающее не только на интересы конкретного потерпевшего, но и на определенные общественные отношения. Общественные отношения -- это интересы отдельных физических и юридических лиц, которым потенциально угрожает лицо, совершающее преступное деяние. Иными словами, виновный совершает преступление, поскольку отрицательно либо пренебрежительно относится к принятым в обществе ценностям, не считает их важными для себя. Из-за этого он может в любой момент совершить подобное деяние против любого лица. Такая ситуация угрожает всем членам общества и требует вмешательства государства.

Именно на государство возложено обеспечение правоохранительной функции. В любом демократическом обществе пресечением и раскрытием преступных деяний должен заниматься не сам потерпевший, а компетентные государственные органы: полиция, органы дознания и предварительного следствия, прокуратуры, а также суд, рассматривающий уголовное дело по существу.

В настоящее время Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации (далее -- УПК РФ) не закрепляет цели уголовного судопроизводства, что представляется серьезным упущением, на которое неоднократно обращалось внимание учеными- процессуалистами. Вместе с тем отсутствие нормативного закрепления целей уголовного процесса не так критично. Во-первых, в законе определено назначение уголовного судопроизводства, в том числе защита прав пострадавших от преступлений. Во-вторых, цели уголовно-процессуальной деятельности должны учитывать задачи уголовного законодательства, достаточно четко сформулированные в ч. 1 ст. 2 Уголовного кодекса Российской Федерации (далее -- УК РФ: «охрана прав и свобод человека и гражданина, собственности, общественного порядка и общественной безопасности, окружающей среды, конституционного строя Российской Федерации от преступных посягательств, обеспечение мира и безопасности человечества, а также предупреждение преступлений» [1].

Таким образом, направленность на защиту прав потерпевших от преступлений, безусловно, характерна для уголовного судопроизводства, неважно, называется это целью или назначением соответствующего вида деятельности. уголовный судопроизводство преюдиция

Полномасштабная защита прав потерпевших независимо от вида преступления возможна только в условиях публичного уголовного процесса. Поскольку, как было отмечено, все преступления обладают свойством общественной опасности, уголовный процесс в целом может быть только публичным.

А. В. Смирнов выделяет две основные характеристики публичности уголовного процесса: официальность и доступность [2, с. 48--50]. Официальность означает, что уголовное судопроизводство начинается и развивается по факту совершения преступления, независимо от мнения и желания лица, пострадавшего от него, и тем более лица, совершившего преступное деяние. Такое состояние отнюдь не означает игнорирования мнения потерпевшего, оно лишь учитывает объективную реальность -- обусловленность уголовно-процессуальной деятельности фактом совершения общественно опасного деяния. Доступность проявляется в том, что пострадавший не обязан проводить весь комплекс действий по установлению лица, его совершившего, собирать доказательства его причастности к преступлению, он лишь должен сигнализировать о соответствующем факте в компетентные правоприменительные органы, которые осуществляют все необходимые действия и принимают требующиеся решения.

Вместе с тем публично-правовой характер уголовного судопроизводства не исключает присутствия и определенного расширения в нем частных начал. Необходимо отметить, что в целом частные начала в уголовно-процессуальной деятельности должны считаться исключением, они не могут доминировать и занимать слишком важное место, поскольку это противоречит природе общественных отношений, по поводу которых возникает и развивается уголовно-процессуальная деятельность. Исходя из этого, сложно согласиться с Т. Л. Баталовой, предлагающей рассматривать частное обвинение в уголовном судопроизводстве в качестве института частного права [3, с. 148--152; 4, с. 31--34]. Частное обвинение, являясь разновидностью уголовно-процессуальной деятельности и подчиняясь ее общим принципам, все равно основано на публично-правовом фундаменте, представляя лишь определенную совокупность исключений из него [5, с. 22]. Частное обвинение нельзя считать неким «чужеродным» для уголовного процесса явлением, «взятым» из частного права и искусственно внедренным в ткань уголовного судопроизводства. Частное обвинение вполне укладывается в рамки уголовно-процессуальных правоотношений, не имеет от них принципиальных отличий и естественным образом дополняет определенные сферы действия уголовно-процессуального закона.

Ограниченность наличия частных начал имеет количественный и качественный характер. Количественная ограниченность означает, что не может быть слишком большого числа преступлений, уголовное преследование по которым осуществляется в частном порядке. Это объясняется тем, что преступления посягают на защищаемые государством социально значимые общественные отношения, а если деяние не представляет общественной опасности, оно, как правило, подлежит декриминализации. Качественная ограниченность касается порядка уголовного судопроизводства по делам частного обвинения. Безусловно, частное обвинение не может иметь такую нормативную конструкцию, которая затрудняла бы для потерпевшего доступ к правосудию. Например, возложение на потерпевшего самостоятельной обязанности по установлению таких обстоятельств совершенного преступления, которые не могут быть эффективно выяснены лицом, не наделенным государственно-властными полномочиями, противоречит конституционному праву на доступ к правосудию.

Некоторое расширение частных начал в публичном уголовном судопроизводстве обусловливается, прежде всего, определенным уважением к мнению потерпевшего о необходимости осуществления уголовного преследования лица, совершившего преступное деяние. Именно это обстоятельство является главным при законодательном отнесении того или иного преступления к кругу дел частного обвинения. Недопустимо исходить из процессуальной экономии, стремления избавить государственные органы от расследования каких- либо преступлений. Сложно согласиться с учеными, усматривающими основную ценность частного обвинения именно в этом [6, с. 172]. Такая «оптимизация» в данном случае совершенно неуместна, поскольку в подобном виде она будет прямо нарушать конституционное право потерпевшего на доступ к правосудию.

Однако недопустима и иная крайность -- призывы отказаться от частного обвинения как такового, поскольку данные дела ложатся слишком тяжелым бременем на мировых судей, которые в силу неопытности могут допустить ошибки при их рассмотрении [7, с. 27--33]. Это сугубо корпоративный подход, в рамках которого предлагается просто переложить решение сложной проблемы с одного субъекта на другого. Прессинг со стороны недобросовестных заявителей (хотя такое явление не носит массовый характер) одинаков как в отношении мировых судей, так и сотрудников полиции. Неясно, к тому же, почему автор априори считает мировых судей неподготовленными к осуществлению правосудия. Разумеется, могут встречаться судьи, не готовые в полной мере к исполнению своих обязанностей по рассмотрению уголовных дел, однако это, бесспорно, исключение из правила.

Определенное расширение круга дел частного обвинения можно связать с некоторым усилением диспозитивных начал в уголовном судопроизводстве. Это возможно, если интерес потерпевшего с социальной точки зрения более защищен тогда, когда ему предоставляется возможность инициировать уголовное преследование в связи с совершением конкретного преступления либо добровольно отказаться от уголовного преследования.

В свою очередь, такое состояние имеет место, когда при отказе от уголовного преследования важные права потерпевшего не страдают, а оставление преступления без государственной реакции в виде уголовного наказания не вызывает негативных социальных последствий. Следует согласиться с тем, что «приоритетность защиты прав лиц, пострадавших в результате совершения преступлений, прямо вытекает из назначения уголовного судопроизводства» [8, с. 120], и «осуществлению этого приоритетного направления уголовно-процессуальной деятельности должны быть подчинены правовые институты и нормы уголовно-процессуального права» [9, с. 85].

Важно обозначить критерии, в соответствии с которыми будет определяться круг дел, относящихся к категории дел частного обвинения. Жестко установить такие критерии весьма проблематично. Представляется, что перечень преступлений, уголовное преследование по которым осуществляется в частном порядке, должен устанавливаться путем «перебора» конкретных составов, предусмотренных Особенной частью УК РФ. Вместе с тем некоторые обстоятельства, выступающие условиями отнесения дел к категории частного обвинения, предложить можно.

Во-первых, преступление не должно представлять повышенной общественной опасности. Разумеется, общественной опасностью обладают все деяния, закрепленные в Особенной части УК РФ. Однако в данном случае речь идет о том, что к преследуемым в частном порядке могут быть отнесены только те преступления, которые посягают на личные права конкретного потерпевшего, не затрагивая непосредственно права других субъектов. В силу этого недопустимо относить к данной категории такие деяния, как вовлечение несовершеннолетних в совершение преступлений или иных антиобщественных действий (ст. 150, 151 УК РФ), неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего (ст. 156 УК РФ) либо неуплата средств на содержание детей либо нетрудоспособных родителей (ст. 157 УК РФ). Эти преступления непосредственно посягают на законные права лиц, которые не в состоянии самостоятельно защищать свои права (в данном случае под правами понимаются не процессуальные правомочия участника уголовного судопроизводства, а базовые общегражданские права, прямо закрепленные в Конституции Российской Федерации или вытекающие из ее положений). Иными словами, по указанным составам преступлений несовершеннолетние являются либо потерпевшими, либо лицами, участвующими в преступлении под воздействием иного субъекта. Нельзя не учитывать и то, что подобные преступления имеют крайне негативный общественный резонанс. Отнесение дел по таким преступлениям к категории частного обвинения, отказ государства от обязательного уголовного преследования за их совершение неизбежно будут восприняты в обществе как своеобразное «послабление», а фактически -- как стимулирование подобных деяний.

Во-вторых, доказывание по делам, относимым к категории частного обвинения, не должно сопровождаться поиском и изъятием материальных объектов, в том числе ограниченного пользования. Для обнаружения и получения таких объектов необходимо производство следственных действий, в том числе разрешаемых в судебном порядке, которые в условиях частного обвинения некому будет выполнять, на что обоснованно обращают внимание исследователи [10, с. 45]. Потерпевший, хотя и приобретает процессуальный статус частного обвинителя, остается лицом, не обладающим государственно-властными полномочиями, поэтому возложение на него соответствующих обязанностей заведомо приведет к невозможности установления обстоятельств деяния и правильной квалификации действий виновного. В конечном итоге потерпевший останется незащищенным, а его нарушенные права -- невосстановленными.

Иными словами, для потерпевшего отнесение дела к категории частного обвинения не должно сопровождаться фактическим введением дополнительных препятствий для доступа к правосудию и снижением гарантий защиты от преступного посягательства.

В связи с этим серьезные сомнения вызывает решение законодателя отнести к делам частного обвинения преступление, предусмотренное ч. 1 ст. 116.1 УК РФ. Данное деяние связано с административной преюдицией. Это означает, что уголовная ответственность наступает за совершение соответствующих действий только после того, как лицо ранее было привлечено к административной ответственности за такое же деяние. Отнесение подобного преступления к деяниям, преследуемым в частном порядке, объективно приводит к тому, что потерпевший оказывается вынужденным проверять обстоятельства совершения обвиняемым первого деяния, за которое тот привлечен к административной ответственности, и законность вынесения решения о наложении административного взыскания. Разумеется, потерпевший, даже приобретая статус частного обвинителя, не обладает полномочиями и необходимым процессуальным инструментарием для этого. Очевидно, этот момент не был «просчитан» законодателем при изменении норм уголовного и уголовно-процессуального закона, когда происходила корректировка нормативной конструкции данного деяния.

Кроме того, в последнее время выявился еще один существенный пробел в правовом регулировании, связанный с применением ст. 116.1 УК РФ. Уголовные дела частного обвинения рассматриваются мировыми судьями. Именно мировому судье подается заявление потерпевшего, и лишь в исключительных случаях, прямо указанных в законе, дело должно быть возбуждено в обычном порядке. Мировой судья «обслуживает» соответствующий судебный участок. Если административное правонарушение совершено на этом участке (а это происходит в подавляющем большинстве случаев), именно данный мировой судья выносит решение о привлечении лица к административной ответственности. После этого он не может рассматривать уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 116.1 УК РФ, поскольку в рамках данного уголовного дела придется оценивать законность принятого им же самим решения о привлечении лица к административной ответственности. В отличие от федерального суда, мировой судья действует на судебном участке один. Следовательно, необходимо либо передавать дело другому мировому судье, что будет означать изменение территориальной подсудности, а для этого в рассматриваемой ситуации нет предусмотренных законом оснований [11, с. 23; 12, с. 29--31; 13, с. 31--32], либо направлять материал в орган дознания для возбуждения уголовного дела в обычном порядке, при том что оснований для этого также не имеется. Таким образом, в рассматриваемом случае любое принимаемое решение будет, как минимум, спорным с точки зрения законности.

Исходя из изложенного, полагаем, что отнесение преступлений с административной преюдицией к делам частного обвинения в принципе нецелесообразно.

В-третьих, дела частного обвинения должны обладать, прежде всего, профилактической направленностью. Иными словами, к категории частного обвинения целесообразно относить такие составы преступлений, осуществление уголовного преследования за которые способно предотвратить совершение сходных, но гораздо более тяжких преступных деяний. Например, общеизвестно, что своевременное привлечение лица к уголовной ответственности (хотя бы даже без доведения дела до вынесения приговора и назначения наказания) за причинение легкого вреда здоровью является фактором, сдерживающим это лицо от совершения таких преступлений, как убийство или причинение тяжкого вреда здоровью. Сама процедура осуществления в отношении лица уголовного преследования способна оказать на него серьезное превентивное и воспитательное воздействие, заставить отказаться от общественно опасного поведения. Поэтому по делам частного обвинения примирение потерпевшего с обвиняемым, по общему правилу, является наиболее желательным результатом. С одной стороны, на обвиняемого оказано должное профилактическое влияние, с другой -- лицо не несет уголовного наказания, не приобретает судимости и связанных с нею негативных социальных последствий. Это весьма гуманный и целесообразный способ разрешения уголовно-правового конфликта, позволяющий соблюсти и восстановить интересы потерпевшего и не ограничивать сверх необходимой меры интересы лица, причастного к совершению деяния.

Таким образом, исходя из сочетания материально-правовых и процессуальных критериев, к категории частного обвинения должны относиться дела о преступлениях, посягающих на здоровье, личные неимущественные права, а также на некоторые имущественные права [14, с. 86]. Доказательства по таким делам при этом должны носить преимущественно личный характер. Поэтому можно предложить отнести к частному обвинению угрозу убийством, так называемое родственное хищение, не связанное с применением насилия над потерпевшим (например, кражу имущества одним из членов семьи, если в его действиях усматривается состав преступления, а не гражданско-правовые отношения, связанные с распоряжением общим семейным имуществом).

Очевидно, что законодатель прав, не допуская частный порядок уголовного преследования по делам о преступлениях, совершенных субъектами, перечисленными в ст. 447 УПК РФ. Представляется, что соответствующее решение принято, прежде всего, с учетом интересов потерпевших. Когда им противостоит субъект, наделенный государственно-властными полномочиями (например, член Совета Федерации, депутат Государственной Думы, прокурор или руководитель следственного органа), весьма проблематично говорить о полном фактическом равноправии потерпевшего и лица, привлекаемого к уголовной ответственности, а следовательно, о возможности потерпевшего самостоятельно и эффективно собирать доказательства и выдвигать обвинение.

Большую значимость представляет процессуальный порядок производства по таким делам. Теоретически возможны две процессуальные конструкции производства по данной категории уголовных дел. Первая конструкция состоит в том, что потерпевший самостоятельно инициирует начало уголовного преследования путем подачи заявления об этом, а также вправе требовать прекращения преследования в силу примирения с обвиняемым. В остальном уголовное дело рассматривается так же, как дело публичного обвинения. Вторая конструкция означает установление по делам частного обвинения такого же порядка, который предусмотрен в настоящее время. Потерпевший не только обладает исключительным правом начать уголовное преследование, но также самостоятельно собирает доказательства, формулирует обвинение и поддерживает его перед судом. Соответственно, по делам частного обвинения отсутствуют стадии возбуждения уголовного дела и предварительного расследования в том виде, в каком они существуют по делам публичного обвинения. Заявление потерпевшего подается мировому судье, решение которого о принятии заявления к своему производству (при соблюдении формальных и ряда содержательных требований, предъявляемых к заявлению) соответствует по своим правовым последствиям возбуждению уголовного дела.

Представляется, что в уголовно-процессуальном законе должен быть сохранен второй вариант из рассмотренных. Следует заметить, что дело совсем не в том, чтобы избавить органы предварительного расследования от рассмотрения некоторых составов преступлений, снизив тем самым на них нагрузку и т. п. Такие обстоятельства как раз не должны играть решающей роли.

Гораздо важнее то, что по делам частного обвинения потерпевший должен в полной мере распоряжаться судьбой уголовного преследования. Если же орган предварительного следствия или дознания будет осуществлять уголовно-процессуальную деятельность так же, как по делу публичного обвинения, в обязательном порядке возникнет конфликт между публично-правовыми интересами органа предварительного расследования, к тому же обусловленными ведомственными показателями оценки его работы, и частно-правовыми интересами потерпевшего. Примирение сторон, являющееся в социальном аспекте наиболее желательным результатом по делу частного обвинения, органом предварительного расследования будет расцениваться как брак в работе, соответственно, такие решения будут всячески блокироваться вопреки воле потерпевшего. Следует согласиться с Е. А. Зайцевой, справедливо обращающей внимание на то, что «участники уголовного судопроизводства, формально являясь носителями одной процессуальной функции, могут иметь диаметрально противоположные интересы» [15, с. 191]. Поэтому неправильно противопоставлять интересы различных субъектов в рамках одного уголовного дела, поскольку эти интересы могут приобретать разнонаправленный характер, при этом в условиях публичного уголовного судопроизводства интерес органов предварительного расследования будет доминировать и по делам частного обвинения, «подминая» интерес потерпевшего. Представляется, что такая конструкция противоречит конституционным установлениям о ценностном приоритете интересов человека, его прав и свобод в российском государстве.

Литература

1. Уголовный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ (ред. от 18.02.2020). Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

2. Смирнов А. В. Модели уголовного процесса. СПб.: Наука: Альфа, 2000. 224 с.

3. Баталова Т. Л. Институт частного обвинения в уголовном процессе как элемент системы частного права // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2014. № 9, ч. 2. С. 148--152.

4. Баталова Т. Л. Институт частного обвинения как элемент системы частного права // Вестник Самарского юридического института. 2014. № 1 (12). С. 31--34.

5. Тарасов А. А. О публичном интересе в делах частного обвинения // Мировой судья. 2012. № 4. С. 20--23.

6. Степанова В. Г. Назначение института частного обвинения по действующему уголовно-процессуальному законодательству и пределы частного обвинения // Сибирские уголовно-процессуальные и криминалистические чтения. 2014. № 2 (6). С. 168--178.

7. Голубов И. И. К вопросу о преимуществе дознания над частным обвинением // Российский судья. 2016. № 5. С. 27--33.

8. Зайцева Е. А. Справедливое судопроизводство и потерпевший // Справедливость и равенство в уголовном судопроизводстве: материалы Всерос. науч.-практ. конф. (20--21 марта 2015 г.). СПб.:Северо-Западный филиал ФГБОУВО «Рос. гос. ун-т правосудия»: Меж- дунар. ассоц. содействия правосудию, 2016. С. 116--123.

9. Зайцева Е. А. Модернизация статуса потерпевшего в уголовном процессе России // Вестник Гродненского государственного университета имени Янки Купалы. Сер. 4, Правоведение. 2015. № 2 (191). С. 84-89.

10. Деревянко Е. М. К вопросу о доказательствах по уголовным делам, возбужденным по заявлениям граждан о привлечении к уголовной ответственности лиц в порядке частного обвинения, рассматриваемым мировыми судьями // Российский судья. 2015. № 10. С. 44--47.

11. Аристархов А. Л., Зяблина М. В. Производство в суде по уголовным делам о побоях: проблемы новелл и пути их разрешения // Мировой судья. 2019. № 7. С. 22--26.

12. Тетюев С. В. О несистемных изменениях Уголовно-процессуального кодекса РФ (на примере дел частного обвинения) // Российская юстиция. 2019. № 3. С. 29--31.

13. Торговченков В. И. Изменение подсудности некоторых уголовных дел требует изменения процедуры их возбуждения и рассмотрения // Законность. 2019. № 6. С. 31--32.

14. Соболев М. В. Дела частного обвинения и критерии их выделения в особую группу // Законы России: опыт, анализ, практика. 2008. № 8. С. 83--88.

15. Зайцева Е. А. Публичный и частный интересы участников со стороны обвинения: обеспечение разумного баланса? // Обвинение и защита по уголовным делам: исторический опыт и современность: сб. ст. по материалам Между- нар. науч.-практ. конф., посвящ. 100-летию со дня рождения профессора Николая Сергеевича Алексеева / под ред. Н. Г. Стойко. СПб.: С.-Петерб. гос. ун-т, 2015. С. 188--195.

References

1. Federal law of Russian Federation No. 63-FZ of 13 June 1996 "Criminal Code" (as amend. 18 February 2020). Available from: reference and legal system "ConsultantPlus".

2. Smirnov A. V. Model of criminal proceedings. Saint Petersburg: Science; Alfa; 2000: 224.

3. Batalova T. L. Institute of Private Prosecution in Criminal Proceedings as part of the private law system. International Journal of Applied and Fundamental Research. 2014. № 9; part 2: 148--152.

4. Batalov T. L. Institute of Private Prosecution as an element of the private law system. Journal of the Samara Law Institute. 2014; 12 (1): 31--34.

5. Tarasov A. A. On Public Interest in Private Prosecution Cases. Justice of the Peace. 2012; 4: 20--23.

6. Stepanova V. G. Appointment of the Institute of Private Prosecution under the current Criminal Procedure Legislation and Limits of Private Prosecution. Siberian Criminal Procedure and Forensic Readings. 2014; 6 (2): 168--178.

7. Golubov I. I. To the question of the advantage of inquiry over private prosecution. Russian judge. 2016; 5: 27--33.

8. Zaytseva E. A. Fair legal proceedings and the victim. In: Justice and equality in criminal proceedings: Materials of the All-Russian scientific and practical conference 20--21 March 2015. Saint Petersburg: FGBOUVO northwest branch "Russian state university of justice"; International association of assistance to justice; 2016: 116--123.

9. Zaytseva E. A. Modernization of the status of the victim in the criminal proceedings of Russia. Journal of the State University named after Yanka Kupala. Series 4, Jurisprudence. 2015. 191 (2): 84--89.

10. Derevyanko E. M. On the question of evidence in criminal cases initiated on applications of citizens to prosecute persons under private prosecution, considered by justices of the peace. Russian judge. 2015; 10: 44--47.

11. Aristarkhov A. L., Zyablina M. V. Proceedings in criminal cases of beatings: problems of novella and ways of their resolution. Justice of the Peace. 2019; 7: 22--26.

12. Tetyuev S. V. On Non-Systemic Amendments to the Code of Criminal Procedure of the Russian Federation (on the example of cases of private prosecution). Russian Justice. 2019; 3: 29--31.

13. Torgovchenkov V. I. Changing the jurisdiction of some criminal cases requires changing the procedure for their initiation and consideration. Legality. 2019; 6: 31--32.

14. Sobolev M. V. Cases of private prosecution and criteria of their allocation to a special group. Laws of Russia: experience, analysis, practice. 2008; 8: 83--88.

15. Zaytseva E. A. Public and private interests of the participants on the part of the prosecution: ensuring a reasonable balance? In: Prosecution and Defence in Criminal Cases: Historical Experience and Modernity: The collection of articles on materials of the International scientific and practical conference devoted to the 100 anniversary since the birth of professor Nikolay Sergeyevich Alekseev. Ed. by N. G. Stoyko. Saint Petersburg: St. Petersburg State University; 2015: 188--195.

Размещено на Allbest.ru