Объекты интеллектуальной собственности, получающие охрану в XXI веке

Подход рассматривать новое право издателей прессы как смежное право в рамках европейского авторского права представляется актуальным и обоснованным, так как континентальное авторское право, в отличие от англо-американского, охраняет только творческие произведения. Любопытно, что в 2013 г. Германия уже признала за издателями новостей исключительное смежное право (§87f-87h Закона об авторском праве и смежных правах)Закон Федеративной Республики Германия об авторском праве и смежных правах от 9 сент. 1965 г.. Однако на практике германские издательства разрешили «GoogleNews» безвозмездно использовать их контент. Второй страной, которая установила охрану прав издателей прессы, стала Испания. Здесь в 2014 г. был избран механизм предоставления издателям права на вознаграждение, установленного в рамках платного свободного использования публикаций прессы (п.2 ст.32 Закона об интеллектуальной собственности). При этом осуществление предоставленного права на вознаграждение возможно только в рамках коллективного управления авторскими правами. Такая модель охраны интересов издателей является менее гибкой и удобной, чем модель исключительного права, где сам издатель решает, требовать или нет от агрегатора новостей уплаты вознаграждения. Негативным эффектом от испанского подхода стало то, что «GoogleNews» ушел из ИспанииOnline News Aggregation and Neighbouring Rights for News Publishers.. Таким образом, и в Германии, и в Испании издателям прессы не удалось монетизировать предоставленные им права.

Объектом нового смежного права издателей является пресс-публикация, под которой понимается сборник, состоящий в основном из литературных произведений журналистского характера, который:

1) может также включать другие произведения или объекты;

2) представляет собой отдельный элемент в периодическом или регулярно обновляемом издании (газете или журнале общего или специального характера);

3) имеет целью предоставить широкой публике информацию, связанную с новостями или другими темами;

4) публикуется в любых средствах массовой информации по инициативе поставщика услуг и под его редакционной ответственностью (ст.2 Директивы).

Там же сказано, что академические и научные периодические издания не являются пресс- публикациями в смысле настоящей Директивы. В пункте 33 преамбулы уточнено, что пресс- публикации содержат в основном литературные произведения, но все чаще включают в себя фотографии и видео. Отдельные слова или очень короткие выдержки из публикаций не являются объектом нового смежного права (п.1 ст.11).

Вторым смежным правом, включенным в проект Директивы, стало право организаторов спортивных мероприятий разрешать запись и последующее воспроизведение или сообщение до всеобщего сведения соответствующих соревнований (право на освещение спортивных мероприятий). В начале XXI в. благодаря цифровому вещанию, Интернету и новым технологиям видеозаписи индустрия спортивных трансляций показала существенный рост аудитории и денежного потока. А.М. Кузнецова справедливо отмечает, что рост эксплуатации прав на результаты творческой деятельности в сфере спорта превращается сегодня в один из самых мощных источников финансирования спортивной деятельности и спортивных мероприятий [14, с. 4].

Хотя права вещательных организаций были признаны еще в XX в., эта охрана не затрагивает следующих вопросов: является ли объектом каких-либо прав само спортивное соревнование, кто вправе контролировать запись этих мероприятий. Между тем эти вопросы имеют фундаментальный характер для права интеллектуальной собственности в сфере спорта. Т. Маргони (T. Margoni) полагает, что, несмотря на отсутствие в Европейском Союзе гармонизации прав на спортивные соревнования, правовое регулирование в странах ЕС хорошо обеспечивает защиту инвестиций в данную индустрию [37, p. 388]. Как отмечается в масштабном исследовании, посвященном охране прав организаторов спортивных мероприятий, в большинстве стран Европейского Союза нет четкой регламентации прав на спортивные соревнования. Такие страны, как Франция, Греция, Болгария, Румыния, Венгрия, Италия, установили специальную охрану прав организаторов спортивных мероприятий в своих национальных законах [30, pp. 12-13].

Вопрос о правообъектности спортивного мероприятия в контексте права интеллектуальной собственности был предметом анализа Суда справедливости ЕС. В решении от 4 октября 2011 г. Суд пришел к выводу, что футбольные матчи не могут рассматриваться как охраняемые авторским правом произведения Judgment of the European Court of Justice 4 October 2011. C-403/08, C-429/08.. По мнению Суда ЕС, чтобы квалифицироваться в качестве произведения рассматриваемый объект должен быть оригинальным в том смысле, что он является интеллектуальным творением автора. Однако спортивные мероприятия не могут рассматриваться как результаты интеллектуальной деятельности в смысле авторского права, так как в них нет места для творческой свободы. Представляется, что Суд ЕС сделал также значимый вывод, постановив, что спортивные мероприятия как таковые имеют уникальный характер и что они как самостоятельный объект заслуживают правовой охраны. Такая охрана может быть сравнима с защитой произведений. Из этого положения, на наш взгляд, следует явный вывод, что охрана, сравнимая с авторско-правовой, но не являющаяся таковой, - это охрана в форме смежных прав.

Европейский парламент, принимая 12 сентября 2018 г. Директиву в первом чтении, включил в нее статью 12a. В этой статье было установлено, что государства-члены предоставляют организаторам спортивных мероприятий права, предусмотренные в статье 2 и в пункте 2 статьи 3 Директивы 2001/29 / ЕС и в статье 7 Директивы 2006/115 / ЕС. Имеются в виду право на воспроизведение, право на доведение до всеобщего сведения и право на запись. Следует заметить, что право на запись характерно только для смежных прав, что подтверждает нашу точку зрения о смежно-правовой природе рассматриваемого права. Однако инициатива Европейского парламента не нашла поддержку при согласовании Директивы в Европейском Совете и Европейской комиссии. И статья 12a была исключена из текста Директивы, представленного 13 февраля 2019 г. в Европейский парламент.

Право на освещение спортивных мероприятий охраняется в России. Согласно пункту 4 статьи 20 Федерального закона «О физической культуре и спорте в Российской Федерации» организаторам физкультурных и спортивных мероприятий принадлежат права на их освещение посредством трансляции изображения и (или) звука мероприятий любыми способами¹. В пункте 5 той же статьи сказано, что эти права могут быть использованы третьими лицами только на основании разрешений организаторов физкультурных и спортивных мероприятий или соглашений о приобретении третьими лицами этих прав. Правильной представляется точка зрения, согласно которой по своей природе право на освещение является близким смежному праву вещательных организаций [14, с. 11; 8, с. 17-18]. Регламентация этого права в рамках главы 71 ГК РФ видится своевременной.

Объекты патентных прав, получающие охрану в XXI веке

Одним из ярких проявлений научно-технического развития являются биомедицинские клеточные продукты. Эти результаты пока не выделены в самостоятельный вид объектов интеллектуальной собственности, но уже достаточно давно используются для лечения и профилактики различных заболеваний человека, а также в целях медицинской реабилитации. Федеральным законом от 23 июня 2016 г. №180-ФЗ «О биомедицинских клеточных продуктах» в гражданский оборот на территории Российской Федерации введен новый объект - биомедицинский клеточный продукт (ст.2). Под ним понимается комплекс, состоящий из клеточной линии (клеточных линий) и вспомогательных веществ либо из клеточной линии (клеточных линий) и вспомогательных веществ в сочетании с прошедшими государственную регистрацию лекарственными препаратами для медицинского применения и (или) медицинскими изделиями, предназначенный для профилактики, диагностики и лечения заболеваний или состояний пациента, сохранения беременности и медицинской реабилитации пациента.

Принятие указанного Федерального закона, вне всякого сомнения, следует признать прогрессивным шагом как в области отечественной юриспруденции, так и в сфере биотехнологии, поскольку данным нормативным правовым актом предоставлены широкие возможности использования инновационных технологий в различных направлениях медицины [23, с. 71-72]. В силу особой важности данного объекта в процессе лечения, диагностики и профилактики заболеваний человека уделим процессу его законодательного признания и введения в гражданский оборот особое внимание.

Дело в том, что разработка, апробация и использование новых биотехнологических лекарственных и профилактических препаратов, а также способов диагностики непосредственно связаны с участием человека в качестве субъекта эксперимента, который нередко является риском для жизни. Поэтому необходимы юридические гарантии правомерности такой деятельности и должны быть основаны на принципах добровольности и согласия. Данные обстоятельства послужили одним из оснований принятия Всемирной медицинской ассоциацией декларации, регулирующей отношения в сфере биотехнологии - «Этические принципы проведения медицинских исследований с участием людей в качестве субъектов исследования» (принята на 18-й Генеральной ассамблее Всемирной медицинской ассоциации (World Medical Association - WMA), г. Хельсинки, июнь 1964 г.)Хельсинкская декларация Всемирной медицинской ассоциации.. Эта декларация содержит рекомендации для врачей, проводящих медико-биологические исследования на людях. Несмотря на рекомендательный характер, ее положения получили свое развитие и конкретизацию в ряде международных нормативных правовых актов, в том числе в Конвенции о защите прав человека и человеческого достоинства в связи с применением достижений биологии и медицины: Конвенции о правах человека и биомедицине ETS №164 (заключена в г. Овьедо 4 апреля 1997 г.)Конвенция о правах человека и биомедицине от 4 апр 1997 г.. Указанную Конвенцию подписали около 40 стран, она базируется на принципах, закрепленных во многих международных правовых документах, в частности во Всеобщей декларации прав человека (принята Генеральной Ассамблеей ООН 10 декабря 1948 г.)Всеобщая декларация прав человека от 10 дек. 1948 г., в Конвенции о защите прав человека и основных свобод ETS №005 (заключена в г. Риме 4 ноября 1950 г.)Конвенция о защите прав человека и основных свобод от 4 нояб. 1950 г. и Европейской социальной хартии ETS №163 (принята в г. Турине 18 октября 1961 г. и пересмотрена в г. Страсбурге 3 мая 1996 г.)Европейская социальная хартия от 18 окт. 1961 г..

Участники перечисленных и многих других соглашений отмечают необходимость уважать человека как индивидуума и как представителя человеческого рода, а также признают важность обеспечения его достоинства; подчеркивают, что интересы и благо отдельного человека имеют приоритет над интересами общества или науки, а любое медицинское вмешательство, включая вмешательство с исследовательскими целями, должно осуществляться в соответствии с профессиональными требованиями, стандартами и лишь после того, как соответствующее лицо, получив достоверную информацию о цели и характере вмешательства, а также о его последствиях и рисках, даст на это свое добровольное письменное согласие. Конвенция о правах человека и биомедицине гарантирует каждому лицу право в любой момент беспрепятственно отозвать свое согласие.

Проведение медицинского вмешательства в отношении недееспособных и ограниченно дееспособных лиц может быть осуществлено только с разрешения их представителей или иных уполномоченных субъектов. Мнение несовершеннолетнего рассматривается как фактор, значение которого увеличивается в зависимости от возраста несовершеннолетнего и степени его зрелости [9].

Статья 21 Конституции Российской Федерации гарантирует своим гражданам защиту прав человека в области биомедицинских исследований: никто не может быть без добровольного согласия подвергнут медицинским, научным или иным опытам. Таким образом, основной закон страны содержит императивный запрет, который определяет содержание всех последующих нормативно-правовых актов, действующих в указанной сфере правоотношений. При этом следует признать, что перечень таких документов весьма узкий, а их содержание касается лишь отдельных аспектов медицинских исследований с участием людей, поэтому они не образуют целостную систему правового регулирования в сфере биомедицины.

Для иллюстрации данного вывода укажем следующие законы (в хронологическом порядке):

- закон Российской Федерации от 2 июля 1992 г. №3185-1 «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании»;

- закон Российской Федерации от 22 декабря 1992 г. №4180-1 «О трансплантации органов и (или) тканей человека»;

- Федеральный закон от 5 июля 1996 г. №86-ФЗ «О государственном регулировании в области генно-инженерной деятельности»;

- Федеральный закон от 20 мая 2002 г. №54-ФЗ «О временном запрете на клонирование человека»;

- Федеральный закон от 3 декабря 2008 г. №242-ФЗ «О государственной геномной регистрации в Российской Федерации»;

- Федеральный закон от 21 ноября 2011 г. №323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» (заменил ранее действовавшие Основы законодательства Российской Федерации об охране здоровья граждан, утвержденные Верховным Советом Российской Федерации 22 июля 1993 г. №5487-1);

- Федеральный закон от 29 июня 2015 г. №160-ФЗ «О международном медицинском кластере и внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации».

Вместе с тем в экономически развитых странах мира инновационные биомедицинские исследования занимают лидирующее положение, а полученные результаты, несмотря на высокую стоимость, активно используются на практике и находятся в сфере детального правового регулирования. В качестве примера можно привести наиболее важные правовые документы, к которым, в частности, относятся:

- Всеобщая декларация о геноме человека и правах человека (принята на 29-й сессии Генеральной конференции ЮНЕСКО по вопросам образования, науки и культуры 11 ноября 1997 г.)Всеобщая декларация о геноме человека и правах человека от 11 нояб. 1997 г.;

- Международная декларация о генетических данных человека (принята резолюцией Генеральной конференции ЮНЕСКО 16 октября 2003 г.)Международная декларация о генетических данных человека от 16 окт. 2003 г.;

- Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека (принята резолюцией Генеральной конференции ЮНЕСКО 19 октября 2005 г.)Всеобщая декларация о биоэтике и правах человека от 19 окт. 2005 г..

С точки зрения значимости международных нормативных правовых актов для граждан России следует отметить Модельный закон «О защите прав и достоинства человека в биомедицинских исследованиях в государствах - участниках СНГ» (принят на 26-м пленарном заседании Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ, постановление от 18 ноября 2005 г. №26-10)Модельный закон «О защите прав и достоинства человека в биомедицинских исследованиях в государствах - участниках СНГ» от 18 нояб. 2005 г. , а также Рекомендации «Об этико-правовом регулировании и безопасности генетических медицинских технологий в государствах - участниках СНГ» (приняты на 29-м пленарном заседании Межпарламентской ассамблеи государств-участников СНГ, постановление №29-12 от 31 октября 2007 г.)Рекомендации «Об этико-правовом регулировании и безопасности генетических медицинских технологий в государствах - участниках СНГ» от 31 окт. 2007 г..

С учетом изложенного есть весомые основания признать, что введению в гражданский оборот биомедицинских клеточных продуктов предшествовал длительный период анализа и оценки инновационных достижений в сфере биотехнологий. Также следует сказать, что указанный Федеральный закон имеет узко специализированную сферу действия и не распространяется на отношения, которые к настоящему времени уже сложились и получили соответствующее правовое регулирование, например, разработка и производство лекарственных средств и медицинских изделий, донорство органов и тканей человека в целях их трансплантации (пересадки), донорство крови и ее компонентов, применение вспомогательных репродуктивных технологий, а также на отношения, возникающие при обращении клеток и тканей человека в научных и образовательных целях (абз.2 п.1 ст.2 ФЗ от 23 июня 2016 г. №180-ФЗ).

Важно обратить внимание, что, несмотря на такую социальную значимость, биомедицинские клеточные продукты, как отмечено выше, пока не выделены в качестве особого объекта интеллектуальной собственности, а охраняются на уровне изобретений в соответствии с критериями, установленными в статье 1350 ГК РФ, как вещество или способ (процесс осуществления действий над материальным объектом с помощью материальных средств), в том числе к применению продукта или способа по определенному назначению.

На первый взгляд может сложиться мнение, что «ситуация под контролем» и ничего менять не нужно. Однако, учитывая достижения научно-технического прогресса, на основе которого создаются новые объекты, а также изменяются уже существующие, возникает необходимость модернизации законодательства, регулирующего права на указанные результаты интеллектуальной деятельности. Так, практика регистрации живых организмов посредством фиксации их формулы как объекта патентного права существует довольно давно и поэтому накоплен определенный опыт их применения в гражданском обороте, который свидетельствует о наличии существенных проблем, ждущих своего решения. В качестве примера можно сослаться на публикации известных в России специалистов, приглашающих к дискуссии об эффективности проведения экспертизы изобретений, относящихся к фармацевтическим композициям и возможности воспроизводства описанных в формуле антител. Авторы аргументируют необходимость искать и предлагать новые подходы к характеристике антител, принимая во внимание состояние и перспективы развития биотехнологии, и соответствующим образом дополнять нормативные документы и комментарии к ним [4; 15].

С учетом изложенных выше фактов, с нашей точки зрения, биомедицинские клеточные продукты - это новые объекты гражданского оборота, которые нуждаются в самостоятельном правовом регулировании как элементы интеллектуальной собственности.

Следующим подтверждением актуальности вопроса о расширении перечня охраняемых объектов интеллектуальной собственности и способов защиты исключительных прав на них может служить Федеральный закон от 27 декабря 2018 г. №549-ФЗ «О внесении изменений в часть четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации». Этот документ направлен на обеспечение прав дизайнеров и модельеров, разрабатывающих оригинальные образцы одежды и обуви в единственном экземпляре (т. е. изделия не выпускаются серийно, на промышленном уровне), тем не менее права на них нуждаются в юридической охране. Однако, в отсутствие специальных норм, регулирующих правовой режим таких результатов творчества, они регистрируются как промышленные образцы.

Кстати сказать, число заявок на регистрацию именно промышленных образцов ежегодно увеличивается. Так, по данным Роспатента в 2017 г. на промышленные образцы было подано заявок на 18,7% больше, чем в 2016 г. Число заявок, поступивших от иностранных заявителей, также увеличилось на 5%. По нашему мнению, данная тенденция не случайна. Во- первых, она подтверждает активное использование промышленных образцов в гражданском обороте, во-вторых - свидетельствует о том, что понятие данного объекта позволяет регистрировать в качестве промышленного образца самые различные результаты творческой деятельности.

Этот вывод согласуется с диспозицией пункта 1 статьи 1352 ГК РФ, установленной Федеральным законом от 12 марта 2014 №35-ФЗ, который исключил важный признак промышленного образца - «художественно-конструкторское решение изделия» и заменил его на решение внешнего вида изделия, предоставив тем самым широкие возможности для регистрации практически любого объекта, отличающегося от имеющихся аналогов внешним видом, в качестве промышленного образца, независимо от факта его серийного производства. На эти факты обращают внимание и другие авторы. Так, О.А. Рузакова и С.Ю. Фабричный отмечают, что проблемы защиты прав модельеров характерны не только для России, но и для многих европейских стран. При этом они уточняют, что европейские дизайнеры имеют два способа защиты своих достижений: в виде промышленных образцов и охрану с помощью товарных знаков [24].

Признавая важность и значимость модернизации понятия промышленного образца, полагаем, что настало время разграничить признаки промышленного образца, разработанного для серийного производства и оригинального изделия, изготовленного в единственном экземпляре, которое не может быть признано промышленным из-за отсутствия его промышленного производства. Такое разграничение повысит эффективность охраны прав субъектов, работающих в сфере бизнеса и лиц, создающих эксклюзивные произведения.

Вместе с тем нельзя не упомянуть и о негативных последствиях регистрации в качестве объектов патентного права предметов и способов, традиционно используемых малочисленными народами России. К примеру, оригинальные дизайнерские решения, зарегистрированные как промышленные образцы или полезные модели, нередко подсказаны культурной традицией какого-либо народа. Так, бахилы были придуманы малочисленным коренным народом - селькупами и испокон веков используются ими как защитное приспособление, надеваемое на обувь, чтобы ноги не промокли и/или не запачкались во время охоты и рыбалки в болотистой местности. Тем не менее, в Российской Федерации бахилы регистрировали как полезные модели и на них выдали патенты №26892, 47184, 56130, 82524, 71863, 94819, 154009, 160184, а также был выдан патент на изобретение №2429969.

Еще пример: перфорационные очки (черные очки с отверстиями) для улучшения зрения были известны и активно использовались эскимосами как традиция. Однако права на такой объект зарегистрированы не представителями эскимосов.

Эти и многие другие факты регистрации и охраны в качестве объектов интеллектуальной собственности, традиционно используемых малочисленными народами России приспособлений и секретов жизнедеятельности, свидетельствуют о целесообразности диалога между представителями коренных народов, бизнеса, органов государственной власти и общественности по поиску сбалансированных решений в этой области [2].

Средства индивидуализации, получающие охрану в XXI веке

Вопрос об усилении эффективности охраны объектов промышленной собственности в Российской Федерации с «привязкой» к месту их производства возник одновременно с распадом СССР, когда бывшие союзные республики приобрели статус самостоятельных государств и потребовалась индивидуализация товаров, производимых на их территории. Именно эти обстоятельства явились одним из оснований заключения Договора стран СНГ от 23 декабря 1993 г. «О проведении согласованной антимонопольной политики», в котором договаривающиеся Стороны, подтверждая стремление воздерживаться от любых действий, наносящих экономический ущерб интересам Сторон, а также признавая необходимость соблюдения принципов суверенитета, равенства, отказа от дискриминации, устранения отрицательных для торговли и экономического развития факторов, которые могут возникнуть вследствие монополистической деятельности хозяйствующих субъектов, согласовали необходимость принятия Сторонами антимонопольных законодательных актов и проведения эффективной антимонопольной политики. При этом особое внимание было уделено вопросам раздельного действия межгосударственной юрисдикции и юрисдикции Сторон, координации совместных действий по предупреждению, ограничению и пресечению монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции, созданию условий для развития конкуренции, эффективного функционирования товарных рынков и защиты прав потребителей.

Однако этого соглашения оказалось недостаточно, поэтому в последующие годы разрабатывались и принимались другие документы, в частности можно вспомнить Соглашение о сотрудничестве по пресечению правонарушений в области интеллектуальной собственности от 6 марта 1998 г., Договор о проведении согласованной антимонопольной политики (вместе с «Положением о взаимодействии государств по пресечению монополистической деятельности и недобросовестной конкуренции», «Положением о межгосударственном совете по антимонопольной политике») от 25 января 2000 г.; Соглашение о сотрудничестве государств-участников Содружества Независимых Государств в сфере регулирования рекламной деятельности (утв. постановлением Правительства РФ от 18 декабря 2003 г. №756) и др.

Применительно к теме настоящего исследования следует отметить Соглашение «О мерах по предупреждению и пресечению использования ложных товарных знаков и географических указаний» от 4 июня 1999 г., в котором договаривающиеся Стороны, признавая важное значение совместных мер по осуществлению защиты прав потребителей и производителей от реализации товаров с использованием ложных товарных знаков и географических указаний, сформулировали определение географических указаний - обозначения, которые идентифицируют происхождение товара из территорий Сторон или их регионов, или местностей, где качество, репутация либо другие характеристики товара в значительной степени соотносятся с его географическим происхождением. В этом же документе представлена дефиниция ложного товарного знака, под которым понимается товарный знак, используемый третьим лицом в нарушение прав владельца товарного знака, или знак, содержащий ложные указания происхождения товара, а также данные или такой элемент, который может ввести потребителей в заблуждение.

Установив базовые понятия, Стороны приняли на себя обязательства сотрудничать в выявлении и пресечении фактов использования ложных товарных знаков и географических указаний, а также принимать меры предупреждения проникновения через свои таможенные границы на территории других Сторон товаров с ложными товарными знаками и географическими указаниями.

Кроме этих общих мер, в отношении географических указаний участники соглашения обязались воспрепятствовать использованию:

а) каких-либо средств при обозначении товара или его презентации, которые указывают (или вызывают ассоциацию) на иное, чем истинное, место происхождения товара и таким образом вводят в заблуждение потребителей в отношении географического происхождения товара;

б) каких-либо действий, которые могут рассматриваться как недобросовестная конкуренция в пределах статьи 10-бис Парижской конвенции по охране промышленной собственности.

Эти нормы заслуживают уважения и поддержки, однако их практическая реализация осложнилась трудностями регистрации наименования места происхождения товара и отсутствием возможности использовать права, связанные с географическим указанием места производства товара. Особенно ярко эти проблемы проявились на рынке алкогольной продукции. Так, Федеральным законом от 22 ноября 1995 г. №171-ФЗ «О государственном регулировании производства и оборота этилового спирта, алкогольной и спиртосодержащей продукции и об ограничении потребления (распития) алкогольной продукции» были установлены довольно жесткие требования к производству и обороту этилового спирта и алкогольной продукции, направленные на пресечение использования ложных товарных знаков и географических указаний. Тем не менее правоприменительная практика свидетельствовала, что имеющиеся нормы не способны преодолеть проблемы добросовестного применения средств индивидуализации товара, особенно к винодельческой продукции, качество которой в большей степени определяется местом выращивания винограда. Поэтому наименование места происхождения товара (НМПТ), а именно винодельческой продукции, имеет значение не только с точки зрения охраны исключительных прав на средства индивидуализации товара, но и обладает огромным экономическим потенциалом, определяющим уровень спроса на рынке. К примеру, активное использование НМПТ предоставляет широкой общественности информацию не только об изготовителе и высоком качестве товара, но также о наличии в нем особых свойств, определяемых местом его изготовления. Что, несомненно, повышает известность региона, стимулирует вложение инвестиций в его развитие, способствует сохранению сельских поселений, увеличению рабочих мест, развитию туризма.

Однако правоприменение НМПТ выявило ряд проблем в регулировании указанных отношений, которые не позволяют в полной мере использовать заложенный в этом объекте интеллектуальной собственности потенциал. Так, в ряде случаев невыполнимо требование к заявителю быть непосредственно производителем товара. Так, объединения лиц, включающие производителей сырья, производителей конечного продукта (товара, в отношении которого зарегистрировано НМПТ), а также лиц, обеспечивающих хранение, перевозку и распространение товара, маркированного НМПТ, не могут выступать заявителями при государственной регистрации НМПТ, несмотря на то, что особые свойства товара зависят от деятельности всех вышеуказанных лиц, входящих в ассоциацию.

Кроме того, в соответствии с частью 5 статьи 1522 ГК РФ, к заявке должно быть приложено заключение уполномоченного Правительством Российской Федерации федерального органа исполнительной власти (уполномоченный орган) о том, что в границах данного географического объекта заявитель производит товар, особые свойства которого исключительно или главным образом определяются характерными для этого географического объекта природными условиями и (или) людскими факторами (п.1 ст.1516 ГК РФ). На сегодняшний день такими уполномоченными органами являются: для сельскохозяйственных товаров - Минсельхоз России; для минеральных вод - Минздрав России; Минпромторг России дает заключение на изделия народных художественных промыслов; к компетенции Росалкоголь регулирования отнесена алкогольная продукция. Вместе с тем существует достаточное количество других товаров, которые пока не «прикреплены к уполномоченным органам», например природные драгоценные камни. Также не решенным остается вопрос, возможна ли регистрация НМПТ, если производство товара включает несколько удаленных по времени циклов, например разлив, упаковку, «созревание» (сыр) товара в течение продолжительного периода времени, поскольку не все циклы производства могут быть совершены в этой местности? Несомненно, с точки зрения разумности и целесообразности, данные субъекты наряду с производителями конечного продукта, должны иметь право на использование в своей деятельности НМПТ.

Это лишь несколько причин, приведшие к тому, что на сегодняшний день в Российской Федерации действуют менее 200 зарегистрированных НМПТ, из которых 135 - российские. Если эту цифру сравнить с реестром наименований винодельческой продукции, продаваемой на рынке, то можно сделать весьма неутешительный вывод: НМПТ снабжены менее 10% указанных товаров. Несомненные убытки несут не только производители, переработчики, поставщики, но и государство.

В целях решения данных проблем с 2015 года в Российской Федерации регламентировано производство винодельческой продукции высокого качества с привязкой к месту выращивания винограда под обозначениями винодельческая продукция с защищенным географическим указанием (винодельческая продукция ЗГУ) и винодельческая продукция с защищенным наименованием места происхождения (винодельческая продукция ЗНМП). Казалось бы, выход найден и проблемы будут преодолены.

Тем не менее опыт регионов свидетельствует об обратном: ЗГУ и ЗНМП оказались невостребованными, так как им присуща некоторая степень смешения и отсюда возникают сложности с их употреблением, а НМПТ охватывают лишь единицы товаров, производимых в конкретном регионе. Поэтому у населения существуют свои ассоциации с местом происхождения товара (например, вологодское масло, вологодское кружево, ивановский ситец, гусь-хрустальная посуда и т.д.).Как справедливо отмечают О.А. Рузакова и С.Ю. Фабричный, «в России нет такого региона, которому нечем было бы “похвастаться”, однако отсутствие эффективной охраны наименований, связанных с происхождением товаров, не способствует развитию имиджа регионов» [25; 29].

По-иному складывается ситуация в Европейском союзе, там охраняются более 3000 географических указаний и наименований мест происхождения товаров. И это не случайно.

Дело в том, что наличие на товарах сведений, указывающих на их географическое происхождение, которые обладают определенным качеством и репутацией, но которые не могут быть зарегистрированы в качестве НМПТ в связи с жесткими требованиями к этому объекту, также эффективно с точки зрения продвижения товара на рынке. Поэтому для таких обозначений международное торговое сообщество активно использует географическое указание (ГУ) [6].

Кстати сказать, обязательства по охране ГУ возникли у Российской Федерации еще в 2012 году в связи со вступлением в ВТО, поскольку Соглашение по торговым аспектам прав интеллектуальной собственности (ТРИПС) не только формулирует определение ГУ, но и обязывает страны-члены ВТО вводить в национальные правовые системы данный объект. Наконец, Договор о Евразийском экономическом союзе также относит ГУ к объектам интеллектуальной собственности и содержит определение ГУ, основанное на положениях ТРИПС.

Указанные обстоятельства побудили отечественного законодателя к разработке и введению в действие нового охраняемого объекта средств индивидуализации - географическое указание Проект Федерального закона №509994-7 «О внесении изменений в часть четвертую Гражданского кодекса Российской Федерации»..

Здесь уместно отметить, что введение ГУ в перечень охраняемых средств индивидуализации не следует рассматривать как основание для исключения НМПТ из охраняемых объектов интеллектуальных прав, поскольку данный объект, как справедливо отмечают разработчики анализируемого законопроекта в Пояснительной записке, является востребованным для производителей традиционных товаров, в том числе народных художественных промыслов. Кроме того, введение охраны ГУ наряду с охраной НМПТ соответствует современным мировым тенденциям. В частности, потребность в охране двух видов объектов интеллектуальной собственности, ГУ и НМПТ, уже давно предусмотрена многими международными документами, включая Парижскую конвенцию по охране промышленной собственности (1883 г.), Женевский акт Лиссабонского соглашения о наименованиях мест происхождения и географических указаниях (1958 г.) Женевский акт Лиссабонского соглашения о наименованиях мест происхождения и географических указаниях от 20 мая 2015 г..

Анализируемый законопроект предусматривает модернизацию параграфа 3 главы 76 ГК РФ посредством включения норм, относящихся к ГУ. В частности, предлагается дополненная редакция статьи 1516 ГК «Географическое указание и наименование места происхождения товара», устанавливающая, что под охраняемым географическим указанием следует понимать обозначение, которое позволяет идентифицировать товар как происходящий с территории географического объекта, при этом определенное качество, репутация или другие характеристики товара в значительной степени определяются его географическим происхождением. На территории данного географического объекта должна осуществляться хотя бы одна из стадий производства товара, влияющая на формирование его качества, репутации или иных характеристик. На наш взгляд, эта дефиниция максимально приближена к определениям, содержащимся в международных документах, что позволит унифицировать понятие ГУ и упростить порядок его регистрации.

Претерпела изменения и редакция нормы, содержащая основные критерии НМПТ, а именно: «Наименованием места происхождения товара, которому предоставляется правовая охрана, является обозначение, представляющее собой современное или историческое, официальное или неофициальное, полное или сокращенное наименование страны, городского или сельского поселения, местности или другого географического объекта, включающее такое наименование или производное от такого наименования и ставшее известным в результате его использования в отношении товара, особые свойства которого исключительно или главным образом определяются характерными для определенного географического объекта природными условиями и (или) людскими факторами. На территории данного географического объекта должны осуществляться все стадии производства товара, влияющие на формирование его особых свойств». Как видим, разработчики законопроекта стремились так сформулировать норму, чтобы снять проблему субъектного состава заявителей НМПТ. Если такая редакция будет принята, то заявку могут подавать и лица, осуществляющие розлив природной продукции в другом регионе.

С нашей точки зрения, следует расценивать как прогрессивный шаг и положение о том, что особые требования к стадиям производства, качеству, репутации, известности, особым свойствам или другим характеристикам товара, для обозначения которого используется географическое указание или наименование места происхождения товара, могут устанавливаться федеральными законами, иными нормативными правовыми актами, в том числе нормативными правовыми актами органов государственной власти субъектов Российской Федерации, на территории которых находятся указанные географические объекты. Далее законопроект предусматривает создание регистрационной системы предоставления правовой охраны ГУ, которая обеспечит такой же объем и режим правовой охраны, как и для НМПТ. При этом отдельные особенности, присущие НМПТ, будут отражены непосредственно в статьях ГК РФ. Присоединяемся к мнению О.А. Рузаковой и С.Ю. Фабричного и надеемся, что введение ГУ в перечень охраняемых объектов интеллектуальной собственности позволит ответить на такие вызовы общества, как:

- защита права потребителя на информацию о происхождении товара, которым обусловлены его определенные качества или свойства;

- недопустимость регистрации обозначения, вводящего общественность в заблуждение относительно географического происхождения товара;

- обеспечение исключительного права региональных производителей оригинальных товаров;

- повышение привлекательности российских регионов, их товаров как в пределах Российской Федерации, так и за рубежом [25].

Отдельного внимания заслуживают проблемы создания и использования коммерческих обозначений, которые, согласно ст. 1225 ГК РФ, являются охраняемым средством индивидуализации с правовым режимом, установленным статьями 1538-1541 ГК РФ. В соответствии со статьей 1538 ГК РФ, коммерческое обозначение применяются для индивидуализации торговых, промышленных и других предприятий, принадлежащих как коммерческим, так и некоммерческим организациям, а также индивидуальным предпринимателям. При этом законодатель указывает, что данные средства индивидуализации не являются фирменными наименованиями и не подлежат обязательному включению в учредительные документы и единый государственный реестр юридических лиц, т.е. не регистрируются. Интересно отметить, что коммерческое обозначение может использоваться правообладателем одновременно для индивидуализации одного или нескольких предприятий. Уместно заметить, что данной возможностью субъекты предпринимательской деятельности активно пользуются, приобретая популярность для своих торговых точек. В качестве примера можно вспомнить сеть магазинов «Подружка», «Магнит», «Магнолия» и т.д. Вместе с тем следует уточнить, что для индивидуализации одного предприятия не могут одновременно использоваться два и более коммерческих обозначения.

На основании статьи 1539 ГК РФ, которая детально регламентирует исключительное право на анализируемый объект индивидуализации, правообладателю принадлежит исключительное право использования коммерческого обозначения в качестве средства индивидуализации принадлежащего ему предприятия любым не противоречащим закону, в том числе путем указания коммерческого обозначения на вывесках, бланках, в счетах и на иной документации, в объявлениях и рекламе, на товарах или их упаковках, в сети Интернет, если такое обозначение обладает достаточными различительными признаками и его употребление правообладателем для индивидуализации своего предприятия является известным в пределах определенной территории. Далее установлены пределы осуществления исключительного права на коммерческое обозначение, поэтому может сложиться мнение, что данный интеллектуальной собственности не нуждается в уточнении и дополнении. Однако практика его использования свидетельствует о наличии проблем, которые уже анализируются учеными и практиками. Так, Н.Ю. Сергеева признает его факультативным средством индивидуализации, обращает внимание, что оно не является обязательным для юридических лиц или индивидуальных предпринимателей и делает вывод, что исключительное право на коммерческое обозначение является ограниченным. Вместе с тем Н.Ю. Сергеева указывает, что законодатель не раскрывает содержание существенных признаков (различительность, локальная известность) данного понятия, отсутствует их толкование и на подзаконном уровне [21]. Поэтому известные специалисты в области интеллектуальной собственности вынуждены восполнять этот пробел. В частности, автор упоминает публикации Э.П. Гаврилова и В.И. Еременко, А.П. Сергеева и Т.А.Терещенко, И.А. Близнеца и В.В. Орловой, которые, формулируя доктринальные определения коммерческого обозначения, отмечают актуальность модернизации правового режима этого объекта интеллектуальной собственности в части, касающейся его государственной регистрации, поскольку ее отсутствие обусловило проблемы поиска коммерческих обозначений, которые уже существуют на определенной территории, во избежание столкновения исключительных прав [3, с. 938; 11, с. 845].

Мы разделяем мнение Н.Ю. Сергеевой о том, что существующие в настоящее время негосударственные реестры коммерческих обозначений предприятий и предпринимателей, создаваемые по принципу территориальности, не предоставляют и не могут предоставить заинтересованным лицам необходимой гарантии защиты их прав. Но справедливости ради надо признать, что они способствуют мирному сосуществованию правообладателей средств индивидуализации на конкретной территории. Вместе с тем нельзя не отметить, что такая регистрация, равно как и получение каких-либо свидетельств на зарегистрированные упомянутым образом коммерческие обозначения, не имеют правоустанавливающего значения, поскольку сам факт такой регистрации не влечет за собой возникновение исключительного права на объект [21, с. 46].

Наиболее оптимальным решением проблемы коммерческих обозначений, с нашей точки зрения, является признание их субсидиарными названиями юридических лиц, которые, учитывая их растущую популярность в гражданском обороте как средство индивидуализации субъектов, необходимо указывать в уставе и регистрировать в специально созданном государственном реестре коммерческих обозначений Российской Федерации.

Заключение

Завершая исследование объектов интеллектуальной собственности, получающих охрану в XXI веке, есть основания сделать вывод, что процесс расширения перечня охраняемых результатов творческой, в том числе научно-исследовательской деятельности, находится в стадии активного развития. Причин к тому, как показано выше, много. Однако следует иметь в виду, что право интеллектуальной собственности не может и не должно изменяться с созданием каждого нового вида объектов. Иначе - это постоянный «бег за уходящим поездом». Сегодняшний вызов общества цивилистической науке и законодателю - сформулировать нормы, обладающие универсальностью и позволяющие уже на стадии экспериментов охранять права авторов и разработчиков технических решений.

Учитывая транснациональный характер многих инновационных технологий, можно говорить о повышении роли и значимости международных договоров, закрепляющих принципы получения правовой охраны различных объектов интеллектуальной собственности и общие стандарты регистрации результатов в сфере патентования.

Мы признаем, что достигнутый уровень цифровизации общества и биотехнологий требуют принципиальной модернизации действующей правовой системы, позволяющей оперативно и эффективно пресекать нарушения интеллектуальных прав в указанных сегментах рынка. Пока эти вопросы не решены. Тем не менее, как показывает многолетний опыт правоприменения, концептуальная проработанность имеющихся проблем позволяет выработать оптимальные юридические механизмы регулирования отношений по поводу создания и использования достаточно широкого круга объектов интеллектуальной собственности. Именно этими факторами, с нашей точки зрения, определяется актуальность настоящего исследования.

Библиографический список

1. Бернгефт Ф., Колер Й. Гражданское право. СПб., 1909. 407 с.

2. Бузова Н.В. Сокровища Севера и интеллектуальная собственность: дискуссии и проблемные вопросы // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. №6. С. 2-7.

3. Гаврилов Э.П., Еременко В.И. Комментарий к части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный). М.: Экзамен, 2009. 978 с.

4. Гаврилова Е.Б., Бабакова Т.С. Характеристика антитела как технического решения // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. №9. С. 22-29.

5. Голдстоун Дж. Почему Европа? Возвышение Запада в мировой истории, 15001850. М.: Изд-во Ин-та Гайдара, 2014. 302 с.

6. Еременко В.И. Наименования мест происхождения и географические указания: международно-правовой аспект // Законодательство и экономика. 2016. №7. С. 58-70.

7. Еременко В.И. Фирменные наименования и коммерческие обозначения: мифы и реальность // Законодательство и экономика. 2015. №11. С. 7-15.

8. Зайцев Ю.В. Право на освещение спортивных мероприятий в Российской Федерации // Спорт: экономика, право, управление. 2010. №4. С. 17-18.

9. Интеллектуальная собственность в современном мире / под ред. И.А. Близнеца. М.: Проспект, 2016. 896 с.

10. Канторович Я.А. Литературная собственность. СПб., 1895. 157 с.

11. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации. Часть четвертая / под ред. А.П. Сергеева. М.: Проспект, 2016. 913 с.

12. Комментарий к части четвертой Гражданского кодекса Российской Федерации (постатейный) / отв. ред. Е.А. Павлова. М.: ИЦЧП им. С.С. Алексеева при Президенте РФ, 2018. 928 с.

13. Кравченко А.А. Правовой режим интернет-сайта как комплексного объекта права интеллектуальной собственности: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2015. 214 с.

14. Кузнецова А.М. Гражданско-правовая охрана результатов творческой деятельности в сфере спорта в России и зарубежных странах: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2013. 26 с.

15. Купцова М.В., Бадаева Т.Н. Патенты на антитела: формула изобретения как отражение его сущности // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2019. №2. С. 33-47.

16. Липцик Д. Авторское право и смежные права. М.: Ладомир, 2002. 788 с.

17. Матвеев А.Г. Круг смежных прав в международном праве и национальных правовых системах // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2017. Вып. 38. С. 484-496.

18. Право интеллектуальной собственности: учебник / под общ. ред. Л.А. Новоселовой. М.: Статут, 2017. Т. 1: Общие положения. 512 с.

19. Рузакова О.А., Гринь Е.С. Вопросы развития правового регулирования отношений, объектом которых выступают географические указания // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2018. Вып. 42. С. 685-699.

20. Салицкая Е.А. Научное открытие как объект правовой охраны // Вестник гражданского права. 2015. №4. С. 54-82.

21. Сергеева Н.Ю. Проблемы правового регулирования коммерческих обозначений // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2018. №12. С. 40-50.

22. Сиджанский Д., Кастанос С. Международная охрана авторского права. М.: Изд-во иностр. лит., 1958. 200 с.

23. Синельникова В.Н. Части живой природы как объекты гражданского оборота: монография. М.: Юрсервитум, 2018. 159 с.

24. Фабричный С.Ю., Рузакова О.А. Новеллы законодательства о промышленных образцах // Патенты и лицензии. Интеллектуальные права. 2019. №2. С. 12-19.

25. Фабричный С.Ю., Рузакова О.А. Новеллы о географических указаниях как объектах интеллектуальных прав // Имущественные отношения в Российской Федерации. 2018. №12. С. 53-61.

26. Хантингтон С. Столкновение цивилизаций. М.: ООО «Издательство АСТ», 2003. 603 с.

27. Шваб К. Четвертая промышленная революция. М.: Эксмо, 2016. 208 с.

28. Шершеневич Г.Ф. Учебник русского гражданского права. М.: Изд. Братьев Башмаковых, 1914. Т. I. 483 с.

29. Шишкин Д.А. Совершенствование законодательства о наименованиях мест происхождения товаров и географических указаниях // ИС. Промышленная собственность. 2017. №2. С. 32-38.

30. Cabrera Blazquez F.J., Cappello M., Fontaine G., Valais S. Audiovisual Sports Rights - Between Exclusivity and Right to Information. Strasbour, European Audiovisual Observatory. 2016. 99 p.

31. Colombet C. Major Principles of Copyright and Neighbouring Rights in the World. Paris, UNESCO. 1987. 139 p.

32. Depoorter B. The Several Lives of Mickey Mouse: The Expanding Boundaries of Intellectual Property Law // Virginia Journal of Law and Technology. 2004. Vol. 9, №4.

33. Drahos P. The Universality of Intellectual Property Rights: Origins and Development // Intellectual Property and Human Rights. Geneva: World Intellectual Property Organization, 1999. Pp. 13-41.

34. Goldstein P. International Copyright: Principles, Law, and Practice. New York, 2001. 618 p.

35. Hughes J.A Short History of Intellectual Property' in Relation to Copyright // 33 Cardozo Law Review 1293 (2012). July 11. 2009.

36. Koelman K. Copyright in the Courts: Perfume as Artistic Expression? // WIPO Magazine. 2006. №5.

37. Margoni T. The Protection of Sports Events in the EU: Property, Intellectual Property, Unfair Competition and Special Forms of Protection // International Review of Intellectual Property and Competition Law. 2016. №47(4). Pp. 386-417.

38. Ramos A., Lopez L., Rodriguez A., Meng T., Abrams S. The Legal Status of Video Games: Comparative Analysis in National Approaches. WIPO, 2013.

39. Reese R. Anthony. Copyrightable Subject Mater in the “Next Great Copyright Act” // Berkeley Technology Law Journal. 2014. Vol. 29, Issue 3.

40. Resource Book on TRIPS and Development. Cambridge, Cambridge University Press. 2005. 846 p.

41. Samuelson P. Evolving Conceptions of Copyright Subject Matter // University of Pittsburgh Law Review. 2016. Vol. 78. №1.