Глобальная инструментализация уголовного права как новая реальность

Размещено на http://www.allbest.ru/

Глобальная инструментализация уголовного права как новая реальность

Хилюта Вадим Владимирович, кандидат юридических наук, доцент, доцент кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Гродненского государственного университета имени Янки Купалы

В статье рассматриваются основные проблемы уголовного права через призму глобальных инструментальных преобразований в политике и экономике. Уголовное право демонстрируется как инструмент решения всевозможных конфликтов и преобразования идей господствующих элит. Раскрываются основные черты и способы инструментализации уголовного права и проводимой в этой связи уголовной политики.

Ключевые слова: уголовное право, глобализация, инструментализация, механизм регулирования, уголовная политика.

Global criminal law instrumentalization as a new reality

Khilyuta Vadim Vladimirovich, PhD in Law, Associate Professor, Associate Professor, the Department of Criminal Law, Criminal Procedure and Criminology, Yankee Kupala Grodno State University

The article considers the main problems of criminal law through the lens of global instrumental changes in politics and economy. The criminal law is demonstrated as a tool for solving all kinds of conflicts and transforming the ideas of dominant elites. The work reveals the main features and methods of instrumentation of criminal law and criminal policy.

Keywords: criminal law, globalization, instrumentation, regulatory mechanism, criminal policy.

уголовное право элита политика

Глобализация как феномен социально-политической реальности диктует свои «правила игры» во всех областях общественно-политической жизни. Не остается в стороне в этом отношении и право, которое в последнее время все чаще стало подвергаться нападкам и вторжению «извне» со стороны глобальных мировых институтов и наднациональных правительств, а также действующих социальных регуляторов в обществе. В этой связи приходится констатировать, что ни одна отрасль права не остается безучастной к происходящим в мире событиям и не может не испытывать на себе давления новых инструментов глобальной стандартизации и унификации права, процессов трансформации социальных систем. Уголовное право в данном контексте - не исключение.

Стремительно меняющееся общество, уходящее в новое информационное пространство и цифровую эру, которое сегодня именуется как «мировое общество риска», меняет и суть глобализации права, и применительно к уголовному праву это означает изменение его контуров, которое больше не может ограничиваться пределами национальных приоритетов и классических основ территориального суверенитета. Транснациональная преступность и новая цифровая реальность требуют проведения более глобальной уголовной политики, что неизбежно ведет к унификации национальных уголовно-правовых систем. Таким образом, как указывают специалисты, «уголовное право стоит перед новыми вызовами, ответ на которые видится в рамках супранационального уголовного права, которое может существовать на основе гармонизации уголовного права и сравнительного уголовного права» [1, с. 4].

Сегодня Европейский союз оказывает огромное влияние на уголовное право национальных государств. Это происходит, например, путем отсылок к национальным уголовным нормам в европейском праве и наоборот, введением в национальные уголовно-правовые системы отсылок к европейскому законодательству. Наряду с этим уже долгое время предпринимаются попытки создать параллельное европейское уголовное право, наподобие международного уголовного права. Первоначально проект европейского уголовного права основывался на идее защиты финансовых интересов Европейского союза, однако в последующем его разработчики занялись вопросами конструирования Общей части общеевропейского уголовного права, что вызвало в профессиональной среде оживленную дискуссию.

Очевидно, что в данном контексте уголовное право рассматривается как глобальный инструмент разрешения всевозможных конфликтов, защитой интересов корпораций, отдельных институтов и служит средством для выработки унифицированных правил привлечения лиц к уголовной ответственности. Однако целостная унификация уголовного права станет возможной только в том случае, когда будут выработаны единые стандарты понимания сути наказания и преступления.

С другой стороны, всегда существует вероятность того, что под видом глобализации происходит по сути подмена тезиса об объединении усилий международного сообщества в сфере противодействия преступности, узкокорпоративной политикой одного государства, гегемоний мирового лидера, «навязывающего другим государствам решение криминологических проблем силовыми, по существу криминальными методами вне правового поля» [2, с. 4].

Тем не менее, глобальная инструментализация уголовного права предполагает не только использование уголовного права в качестве инструмента в рамках всеобщей унификации законодательства и общемировых процессов глобализации. Она имеет и другую сторону. Сегодня уголовный закон используется как средство для разрешения не только социальных конфликтов, но и для подавления политических инсинуаций. Уголовное право рассматривается как своеобразный инструмент для проведения государственной политики под видом реализации определенных интересов ограниченных групп людей и защиты своих интересов. В этой связи уголовное право очень часто становится инструментом борьбы за политическую власть.

Наряду с этим экономические интересы всегда занимали первостепенное место в развитии и сохранении идентичности суверенных государств, они всегда имели приоритетное значение. Однако конец ХХ века для многих государств выявил не формативность их идентификации глобальным процессам, потому как они были отстранены от принятия решений, а уготованная им роль сводилась лишь к реализации общемировых стандартов и ценностей у себя в государстве. В период экономического роста такое подчиненное положение не вызывало серьезного сопротивления. Государства были вполне готовы довольствоваться своей ролью, отказавшись от собственных национальных интересов. Однако период глобальных экономических кризисов и потрясений выявил давно забытую формулу приоритета собственных эгоистических целей в политике, экономике и праве над интересами иных субъектов [3, с. 11].

Вполне понятно, что при такой парадигме потребовалось и соподчинение национальных приоритетов общемировым ценностям, реализации одновекторной экономической политики. Принадлежность бизнеса к определенному государству и транснациональным структурам давала определенные блага и преимущества, и во многом именно эти субъекты определяли повестку дня. В этой связи глобальная инструментализация уголовного права имела своей целью переформатирование служебно-экономического уголовного права, либерализацию его основных институтов и формирования единой уголовной политики в сфере экономики. В принципе, данные тенденции отчетливо проявляются в нашей реальной действительности.

В целом же инструментализация уголовного права предполагает проведение такой уголовно-правовой политики, которая была бы связана с легализацией криминальных и криминогенных видов девиантного поведения в традиционных обществах; апробацией таких технологий управления обществом, которые не свойственны определенным государствам и менталитету их граждан; зависимостью государств от международных стандартов и обязательств, международных организаций и таких же экспертов; свертывание социальных программ и постоянное внесение изменений в блок уголовного законодательства, которые направлены на «либерализацию и гуманизацию» общественных отношений [2, с. 28].

Вместе с тем в различных странах мира отношение к уголовной репрессии неоднозначное. Во многом это объясняется особенностями национального менталитета, культуры, религии и другими факторами. Как указывает П.В. Жестеров, современное развитие постиндустриального общества, информационные технологии, большая свобода в передаче знаний существенным образом повлияли на возможности государства в применении уголовной репрессии. Мир все больше уходит в сторону, от идеи всеобщей толерантности как неспособной в условиях современных миграционных потоков предоставить рациональную и универсальную конструкцию сохранения национальной идентичности в условиях глобализации [4, c. 24], к идее всеобщего порядка и тотального доминирования либеральных интересов. Общество потребления, построенное преимущественно на поиске успеха в ущерб морально-нравственным ценностям, нуждается в инструментах, которые бы доминировали во всех сферах социума и без колебаний обеспечивали бы стандарты проводимой политики.

Все это приводит к глобальной инструментализации уголовного права, причем именно оно рассматривается как инструмент реализации проводимой экономической, социальной, нравственной политики и как средство подавления не только локальных, но и мировых конфликтов. Это, несомненно, поднимает вопрос и об инструментализации права как сущности.

Инструментализация уголовного права как процесс предполагает обеспечение средствами уголовного права необходимых и возможных изменений в предмете правового регулирования. Ввиду того, что цели уголовного права в конечном счете социальны, они в итоге всегда преобразуются в специфические инструменты управления общественными отношениями. Этот процесс сконцентрирован на уровне проводимой уголовно-правовой политики. То есть инструментальный подход в уголовном праве включает в себя: а) определение целей, для достижения которых может использоваться то или иное правовое решение; б) подыскание наиболее эффективных средств для достижения этих целей (однако не в рамках совершенствования уголовного законодательства, а в рамках изучения социальных закономерностей и воздействия на них).

Важно подчеркнуть, что инструментализация исходит из результатов целеполагания. Это говорит о том, что процесс инструментализации, как указывал А.Э. Жалинский, обеспечивается оптимальностью возможной исполнимости существующих предписаний путем экономии издержек и упрощения действий. При этом могут меняться содержание, технологии и последствия каждого уголовноправового института, основания и принципы уголовной ответственности, признаки преступления и наказания [5, c. 102]. Однако в конечном итоге смысл состоит в том, что инструментализация несет переоценку и трансформацию идей так называемой классической школы уголовного права. Но никто не знает, чем это может обернуться. Уход от классических основ и традиций, смещение акцентов с преступления и наказания на иные институции может свидетельствовать лишь о необратимости процесса модернизации уголовно-правового регулирования в целом.

С другой стороны - любая инструментализация права имеет и практический смысл, который заключается в обеспечении пригодности уголовного закона к рациональному применению уголовно-правовых норм и институтов [5, с. 330]. Следовательно, акцент тяжести смещается в сторону предметной характеристики уголовного закона, разрешения квалификационных задач и получения новой информации и практике применения уголовного закона. Установление социальной и экономической полезности уголовного закона трансформирует инструментализацию к предметному анализу правоприменительной деятельности, установления ее границ в содержательном и рациональном аспектах.

Философская концепция свободы воли, реализованная в основах классической школы уголовного права, зародившаяся на идеях законности, равенства и справедливости теряет свои основы, потому что на первый план выходит идея гуманизации и либерализации уголовного права, методологического плюрализма, закрепленного в основах проводимой уголовно-правовой политики. И как нельзя, кстати, здесь может быть взят на вооружение инструментальный подход, потому как социальная и экономическая характеристики самого уголовного права могут основываться на различных критериях и неиндифферентной информации.

Следовательно, инструментализация уголовного права реализуется посредством изменения философских оснований методологии правовых исследований, проецированием науки на общемировых проблемах имплементации унифицированных стандартов (при этом не только правовых норм, но и теоретических конструкций), расширением границ (сферы действия) уголовного права, смещением акцентов с института наказания на меры уголовно-правового воздействия, уход от материальных конструкций в понятии «преступление» и разработкой формальных его признаков с перспективой введения в национальное законодательства института уголовного проступка.

В то же время, современное состояние отечественного уголовного права характеризуется несколькими концептуальными противоречиями, которые пересекаются еще со времен советской школы уголовного права, но полностью не совпадают с глубинными процессами модернизации существующих общественных отношений.

Итак, доминирующая в настоящее время тенденция связана с сосуществованием сторонников двух разноплановых векторов развития уголовного права и его ключевых институтов. В какой-то мере в этом отношении можно говорить о ведущемся уже долгое время скрытом противоборстве между теми учеными и практиками, которые склоняются к западному пути развития уголовного права и теми, кто искренне убежден в необходимости оставаться в русле развития советской школы уголовного права и ее основных институтов применительно к преступлению и наказанию (естественно, их слегка модифицировав и приспособив к нуждам практики).

Действительно, долгое время научная составляющая отечественного уголовного права находилась в русле советской идеологии и политики развития правовых институтов и школ. Однако по причине коренных преобразований социально-политической жизни общества в конце ХХ в. ситуация изменилась. С одной стороны, как отмечает Л.В. Головко, «потребовались правовые институты и механизмы, поскольку право вновь стало рассматриваться в качестве единственно приемлемого способа разрешения социально-политических конфликтов, да и сами конфликты, в том числе фундаментальные, вышли на поверхность, похоронив атмосферу советской аппаратной «бесконфликтности» и закулисных «коммуникаций». С другой стороны, уставшие от бесконечных советских ограничений и жаждущие подлинно правового анализа правоведы, осознали свое влияние и колоссальную функциональную роль права, доктринальное управление которым оказалось в их руках» [6, с. 112-113].

В этой связи появился новый спрос на уголовное право и стал вопрос о его фундаментальном развитии. Вполне понятно, что по этой причине ряд правоведов обратили свои взоры на западное уголовное право и те базовые постулаты, которые ему свойственны, пытаясь в конечном итоге их перенести на национальную почву.

Тем не менее, само западноевропейское правоведение уже несколько десятилетий исходит (во многом под влиянием наднациональных правоприменительных органов, в частности Европейского суда по правам человека) из того, что любая форма государственной репрессии (независимо от своего наименования и правовой институционализации) подпадает под понятие уголовно-правовой сферы (criminal matter) или уголовного права в «широком» смысле. Любое государство может по-разному технически систематизировать репрессивные нормы с учетом собственных правовых традицией и взглядов, вводя помимо уголовной ответственности также категории административно-деликтной ответственности, налоговой, финансовой, экологической ответственности, создавая наряду с уголовным законодательством также специальное репрессивное законодательство (административное, налоговое, финансовое, экологическое и т. д.). Более того, государство может также дифференцировать свои репрессивные нормы, как с материально-правовой, так и с процессуальной точек зрения, предусматривая в случае совершения уголовных преступлений, административных правонарушений, финансовых правонарушений, экологических правонарушений и т.п. разные санкции, правовые последствия (например, наличие или отсутствие судимости), разные процессуальные механизмы возложения ответственности [7, с. 66-67; 8]. Однако в конечном счете все это охватывается уголовно-правовой сферой в контексте публичного правонарушения (преступления, проступка).

Принимая данный факт во внимание и интегрируя каноны западно-европейского права, отечественные криминалисты все чаще стали уделять внимание идее выстраивания трехчленной градации публичных правонарушений на преступления, уголовные проступки и административные правонарушения. С этих позиций можно утверждать, что предметом уголовного права являются общественные отношения, возникающие в связи с совершением лицом уголовно-наказуемого деяния (преступления или проступка) и применением к такому лицу наказания или иных мер уголовно-правового характера. Именно при такой постановке вопроса криминалистами особо подчеркивается, что существование права административных правонарушений является сегодня искусственно поддерживаемым пережитком советского времени. Поэтому сформировавшееся в этот период представление о существовании наряду с уголовной ответственностью еще и ответственности административной - ошибочно, т. к. последняя является ничем иным, как разновидностью ответственности уголовной или ответственности наказательной (карательной) [9, с. 42-44].

Таким образом, на российскую почву пытаются наложить западно-европейскую концепцию criminal matter, которая была сугубо разработана по причинам толкования сферы применения положений статьи 6 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод, с которыми столкнулись Европейская комиссия по правам человека, а затем и Европейский суд по правам человека в контексте обязанности государства обеспечить лицо надлежащими процессуальными гарантиями при предъявлении любого обвинения. В такой парадигме «единственным критерием разграничения запрещенных уголовным законом деяний на преступления, проступки и правонарушения, то есть их классификации внутри уголовной сферы (criminal matter), должно служить наказание (его вид и размер), которого заслуживает то или иное поведение» [10].

По сути дела речь также идет о «размывании» уголовного права и делении его на самостоятельные подотрасли (экономическое уголовное право, военное уголовное право, международное уголовное право, ювенальное уголовное право, право уголовных проступков и т. д.). Например, Г.А. Есаков, отстаивая идею о самостоятельности экономического уголовного права (в большей части как отдельной подотрасли или отрасли уголовного права), ссылается на то, что экономическое уголовное право составляет структурный элемент уголовного права большинства европейских государств, принадлежащих к семье континентального (романо-германского) права. В этом отношении экономическое уголовное право (равно как и иные подотрасли уголовного права) с неизбежностью предполагает специализацию (углубление) уголовного закона (здесь оно предметно связано с модификацией генерализованных конструкций состава преступления, неоконченного преступления, учения о соучастии и обстоятельств, исключающих преступность деяния и т. п., однако именно в свете экономических реалий) [11, с. 13-19].

Сторонники переформатирования советской уголовно-правовой школы и ее приспосабливания для современных нужд исходят от обратного. Они как бы с оглядкой назад пытаются создать национальную модель постсоветского уголовного права (хотя некоторые криминалисты до сих пор живут в идеологемах и приматах советского уголовного права), не придавая анафеме тот положительный опыт, который был накоплен и долгое время успешно применялся. При этом основной тезис весьма прост: «зачем изобретать новый велосипед, если слегка можно подкрутить педали». Это указывает на то, что уголовное право, как и политика, не должны быть глобалистскими, а многообразными по содержанию и сугубо национальными. С этой точки зрения государство вправе самостоятельно выбирать оптимальную для него модель борьбы с преступностью и принимать фундаментальные решения институционального строительства уголовного права в целом, а не делать это с оглядкой на западных партнеров.

Реализация данного тезиса сегодня требует выхода из пресловутого переходного периода и выбора национальной модели уголовного права. С этой точки зрения необходимо провести своеобразную «инвентаризацию» советского уголовного права с тем, чтобы отделить классические конструкции, доставшиеся нам через советское уголовное право в наследство от дореволюционного (через Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 г, Уголовное уложение 1903 г.) от разнообразных советских деформаций и наслоений. При этом не все советские нормы и институты следует придать забвению, потому как в то время было разработано и много инноваций, которые вполне созвучны с сегодняшними проблемами борьбы с преступностью и могут применяться в настоящее время.

С этих позиций расширение сферы уголовного права (criminal matter) ничего не дает по существу и в функциональном смысле тоже, т.к. сентенция права уголовных проступков приводит к смене терминологии, реформированию тактических сиюминутных потребностей судебной системы по рассмотрению конкретных публичных дел, а содержательный аспект практически остается неизменным.

Поэтому, по мнению противников понимания уголовного права в «широком» смысле, отрицание специфики и преемственности национального опыта развития права и наличия собственных юридических традиций (в том числе и советского периода) в теории административного и уголовного права, а также законодательной практике, следует воспринимать как откровенно непродуктивное. Связывается это с тем, что поступательное эволюционное развитие права последние полтора столетия объективно ориентировано на предметную и отраслевую специализацию и конкретизацию законодательного регулирования, отражающие изменяющиеся общественно-политические и социально-экономические условия [12, c. 133].

Принимая во внимание то обстоятельство, что сама административная ответственность может пониматься как ответственность администрации (государства) перед гражданами (юридическими лицами) или как правонарушение, представляющее собой мелкую форму уголовной ответственности, можно заключить, что общественно опасные и противоправные деяния могут быть совершены различными субъектами в рамках иных отраслей права (налогового, финансового, семейного, банковского и т. д.), а не только уголовного или административного. Поэтому «расширять» сегодня необходимо не уголовное право, а процессуальные гарантии прав и свобод лиц, привлекаемых к уголовной и административной ответственности (в духе Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод). Следовательно, сфера действия уголовного закона должна расширяться не за счет включения в свою орбиту административных деликтов, а посредством криминализации действительно общественно опасных деяний, которые имеют место быть в жизни нашего общества [13, с. 177; 14, с. 51-54].

Тем не менее, рассмотрение данной проблемы именно в таком ракурсе неизбежно затрагивает вопрос о традициях и новациях в механизме правового регулирования уголовно-правовых отношений. И как полагают по этому поводу М.М. Бабаев и Ю.Е. Пудовочкин «устои уголовного права, которые представляются сегодня незыблемым фундаментом и опорой отрасли, не имеют иммунитета от новаций, не могут и не должны претендовать на роль конечной точки развития отрасли, ограничителя его роста и эволюции» [15, с. 639]. Однако основным фактором, вызывающим радикальные изменения в уголовном законе, являются перемены, происходящие в социально-экономическом облике общества. Следствием этих перемен могут быть не только криминализация или декриминализация соответствующих деяний, но и модификация основных принципов уголовно-правового регулирования и решаемых им задач: отказ от старых подходов либо, наоборот, их реставрация, изменение уголовной политики государства, ее целей, принципов и методов реализации [17, с. 20].

Безусловно, в праве всегда была дихотомия традиций и новаций, но в конечном итоге чаще всего преобладал консервативный, а не либеральный подход (не считая мелких изменений законодательства на определенном этапе). Однако сегодня нельзя недооценивать эпоху, в которой мы живем, и не замечать того, что лежит на поверхности. Постоянная систематизация и дифференциация уголовно-правовых отношений не приводит исследователей к конечной точке и не дает правоприменителям стабильности и единообразного применения норм уголовного закона.

Рассуждая в данном контексте, можно задаться вопросом: а сколько просуществуют нынешние идеи и принципы уголовного права? Неизвестно. Но, непременно, как и все, тоже отживут свой век. Придет новое поколение, будут новые отношения, новая экономика, новые технологии и может уже и уголовного права не будет вовсе. Все зависит от того, какая метаидея победит человеческие умы и какая окажется востребованной, и не обязательно, она всегда будет правильной (с позиции сегодняшнего дня). Тем не менее, исконно национальные традиции в уголовном праве нужно беречь и сохранять, и не потому, что они хранят идеи прошлого (а в прошлом всегда можно найти много хорошего и плохого), а потому что они хранят не мусор, а только настоящие ценности. Это не архаизмы, не старые философские догматы уголовного права, а ценности, проистекающие из нравственной природы человека и обогащенные человеческим опытом. Если мы отрицаем традицию как носителя этого критерия ценностей истины в уголовном праве, то мы становимся абсолютно беспечными перед новыми вызовами и огромным потоком информации, наслаивающейся на устои уголовного права и способных их разрушить. Поэтому уголовно-правовые ценности если и универсальны, то исключительно в идеологическом ракурсе.

Фактически на деле оказывается, что настоящее уголовное право является характерным инструментом в деле разрешения не только всевозможных конфликтов проводимой политики в экономике и социальной сфере, но и глобальным регулятором международного порядка. То есть уголовное право используется и как внутренний и как внешний инструмент для реализации узкокорпоративных и конъюнктурных интересов определенных лиц и глобальных игроков.

Кризис глобализации 2001 г. и 2020 г. и тотальная пандемия 2020 г. только обострили проблему самоидентификации личности и прав человека, а точнее выявили глубокий кризис данных институциональных формирований. Очевидно, что в настоящее время происходит переосмысление ценностей и базовых конструкций построения общественных отношений, потому как во главу угла ставится не личность, а безопасность общества и государства в целом. Следовательно, и уголовное право со своим арсеналом мер и средств борьбы с социально опасными проявлениями должно будет учитывать данные изменения. А они заключаются в том, что человечество смещает акценты с тотальной глобализации всех сфер общественной жизни на региональное развитие. И уголовное право должно отражать интересы своего социума и территории, принимая во внимание ментальные и субъективные предпочтения конкретных государств и лиц, их трудности позиционирования в историческом и сравнительно-правовом контексте // населяющих. Отсюда неизбежны институциональные преобразования, суть которых будет заключаться не в обеспечении защиты интересов транснациональных корпораций и наднациональных организаций, подстраивания во всем и унификации права и его стандартизации, а в преломлении собственных интересов, их защиты и понимании того, что есть преступление и наказание.

Дело в том, что глобализм как четко сформулированный экономический проект не основан на культурологических и этических ценностях и представлении о построении общества «социального благоденства». В данном случае за фасадом прав человека и развитием демократии скрываются совсем иные цели всеобщей унификации и отражения скрытых интересов определенных социальных групп. В такой ситуации право является лишь придатком этой глобальной идеи и служит лишь средством обеспечения и реализации наднациональных проектов. Такая же роль отведена и уголовному праву как своеобразному инструменту реализации практических возможностей тотального экономического правопорядка. Это не отвечает принципам национальных и суверенных государств. Очевидно, что в ближайшем будущем мы столкнемся с дилеммой переоценки принципов развития международного уголовного права и переформатированием его классических основ в цифровую эру - институтов о преступлении и наказании. В этом смысле глобальная инструментализация уголовного права только начинается.

Литература

1. Фристер Г. Уголовное право Германии. Общая часть. М., 2013.

2. Клейменов И.М. Сравнительная криминология: криминализация, преступность, уголовная политика в условиях глобализации: автореф. дис. ... д-раюдпд. наук Омск. 2015.

3. Савенков А.Н. Глобальный кризис современности как предмет философии права // Государство и право. 2019. №4.

4. Жестеров П.В. Уголовная репрессия в постиндустриальном обществе. М., 2016.

5. Жалинский А.Э. Избранные труды: в 4 т. Уголовное право. М., 2010. Т. 2.

6. Головко Л.В. Постсоветская теория права: M., 2016.

7. Проблемы постсоветской теории и философии права: сборник статей. М., 2016.

8. Клепицкий И.А. Преступление, административное правонарушение и наказание в России в свете Европейской конвенции о правах человека // Государство и право. 2000.

9. Головко Л.В. Границы уголовного права: от формального к функциональному подходу // Библиотека криминалиста. 2013. № 2.

10. Есаков Г.А. От административных правонарушений к уголовным проступкам, или о существовании уголовного права в «широком» смысле // Библиотека криминалиста. 2013.

11. Головко Л.В. Соотношение уголовных преступлений и административных правонарушений в контексте концепции criminal matter (уголовной сферы) // Международное правосудие. 2013. № 1.

12. Есаков Г.А. Экономическое уголовное право: общая часть. М., 2019.

13. Кирин А.В. Уголовное и административно-деликтное право: партнерство, а не патернализм // Библиотека криминалиста. 2013.

14. Малиновский А.А. Критические размышления о концепции уголовного права в «широком» смысле // Библиотека криминалиста. 2013.

15. Бойко А.И. Есть и иное мнение // Библиотека криминалиста. 2013. № 2.

16. Бабаев М.М., Пудовочкин Ю.Е. Российская уголовная политика и уголовный закон. М., 2017.

17. Волженкин Б.В. Российское уголовное право: традиции, современность, будущее // Российское уголовное право: традиции, современность, будущее: материалы науч. конф., посвящ. памяти проф. М.Д. Шаргородского / под ред. Н.М. Кропачева, Б.В. Волженкина. СПб., 2005.

Размещено на Allbest.ru