Безопасность личности в киберпространстве (контрэкстремистский концепт)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Безопасность личности в киберпространстве (контрэкстремистский концепт)

Буткевич Сергей Анатольевич

заместитель начальника (по учебной и научной работе) Крымского филиала Краснодарского университета МВД России кандидат юридических наук, доцент, заслуженный юрист Республики Крым

Аннотация

В статье рассмотрены проблемные аспекты обеспечения безопасности личности в кибернетическом пространстве с акцентуацией на вызовы экстремистского характера. Систематизация современных научных взглядов на проблематику и законодательных новелл, криминологический анализ реальных и потенциальных (нереализованных) угроз в этой сфере позволили выделить актуальные тенденции киберпреступности, связанной с экстремистской деятельностью. Особое внимание уделено разработке авторских предложений по противодействию распространению деструктивной и радикальной идеологии в сети Интернет, превенции кибераддикции несовершеннолетних и модернизации контрэкстремистской практики. экстремистский безопасность криминологический

Ключевые слова: IT-технологии, безопасность личности, виртуальное пространство, кибераддикция, киберпреступность, радикальная и деструктивная идеология, экстремистская деятельность.

Personal safety in cyberspace (counter-extremist concept)

Butkevich Sergey Anatolievich

Deputy Head for Education and Science, the Crimea Branch of the Krasnodar University of the Ministry of the Internal Affairs of Russia, PhD in Law, Associate Professor, Honored Lawyer of the Crimea Republic

The article deals with the problem aspects of ensuring personal security in cyberspace with an emphasis on extremist challenges. The systematization of modern scientific views on the problems and legislative innovations, criminological analysis of real and potential (unrealized) threats in this sphere made it possible to specify the current trends in cybercrime related to extremist activities. Particular attention is paid to the development of author's proposals for counteraction the dissemination of destructive and radical ideology on the Internet, the prevention of minors ' cyberaddiction and the modernization of counter-extremist practices.

Keywords: IT technologies, personal security, virtual space, cyberaddiction, cybercrime, radical and destructive ideology, extremist activity.

Текущий этап развития цивилизации характеризуется устойчивой тенденцией к динамичному росту значения кибернетического пространства не только для научно-технического прогресса и общественной эволюции, но и нормального функционирования и устойчивого онтогенеза государственных и социальных институтов. Вместе с тем практически безграничные возможности виртуализации различных площадок и сервисов позволяют транслировать и резонировать беспрецедентные угрозы, исходящие от киберинцидентов, виртуальных преступлений и гибридных войн, контрастируя с более традиционными правоохранительными атрибуциями. При этом, вне всякого сомнения, перед киберпреступностью уязвима любая электронная инфраструктура - от персональной информации в гаджетах, открытых социальных сетях до закрытых данных в интранетных системах банков, финансовых учреждений и военно-промышленного комплекса. В таких условиях механизмы защиты прав, свобод и законных интересов человека, общества и государства приобретают ключевое значение, а киберпространство становится виртуальным театром военных действий.

Безусловно, развитие информационного общества в Российской Федерации возможно только при условии повсеместной интеграции современных технологий автоматизированной обработки данных в сферы государственного управления, экономики и общественной деятельности. Это существенно увеличивает зависимость системы обеспечения национальной безопасности от эффективного и устойчивого функционирования IT-систем, с помощью которых осуществляется такое обеспечение. В свою очередь, представления о виртуальном пространстве большинства обывателей - "фьюжн" абстрактных гипотез, неформальных правил и априорных норм. Несомненно, несмотря на достаточно лояльное отношение социума к "цифровому" криминалу, мистификации с культивируемым в массовом сознании образом киберпреступника, продуцирования вариативных догм, постулатов и мифов о вольнодумности и терпимости интернет-пространства, декламации лозунгов о свободе слова в глобальной сети, общественная опасность виртуальной преступной деятельности очевидная, реальная, прогрессирующая и несопоставима с осуществляемой в физическом мире.

Вместе с тем актуальные научные разведки, криминологическая обстановка и статистические данные правоохранителей свидетельствуют о смещении сферы интересов криминала на дальнейшее использование киберпространства в экстремистских целях [1, с. 24]. В частности, в период действия режимных ограничений, связанных с распространением новой коронавирусной инфекции (COVID-19) в мире, интерес к радикальным идеологемам, деструктивным мировоззрениям и токсичному контенту получил новые мотивации и стимулы. Этому также способствовал режим самоизоляции, вследствие которого в разы выросли мобильный и интернет-трафик и, соответственно, продолжительность пребывания людей в виртуальном мире и цифровой активизм.

По нашему мнению, пандемия и, как следствие, самоизоляция населения, форсированная уединенностью, безработицей, финансовыми трудностями, социальным дистанцированием, нарушением привычного образа жизни, вынужденной праздностью, пассивностью и снижением социальной активности, послужили мощными катализаторами для появления и развития различных девиаций и делинквенций у отдельных граждан и социальных групп. Этими обстоятельствами не могли не воспользоваться лидеры экстремистских организаций, инструментализируя и подводя свои идеи, лозунги и прокламации в информационном пространстве под насущные проблемы и зарождающиеся фобии потенциальной паствы, апологистов и панегиристов [2; 3, с. 18-19]. В итоге в отдельных регионах и странах могла наблюдаться "мурму- рация" таких уязвимых, эмоционально и психически неустойчивых категорий населения, их консолидация для асоциальных инициатив.

Прежде всего речь идет о стимулировании антикарантинной активности населения, начиная от так называемого "ковид-диссидентст- ва", акций гражданского неповиновения и завершая уничтожением вышек телефонной связи (5G) из-за ковидофобии и боязни "чипирования". Более того, в разгар пандемии на пропагандистских аккаунтах запрещенных в России террористических организаций появился новый боевой слоган: "Коронавирус - это солдат Аллаха". Цель инновационной джихадистской стратегии - не просто призвать сторонников не устраняться от миссии из-за боязни вируса, а наоборот - попытаться использовать его как мобилизационный стимул ("Ударь их, когда они меньше всего ожидают"). Идеологи одной из таких организаций даже приравняли смерть своих сторонников от коронавируса к гибели "муджахида" на поле боя [4].

Затем следуют триггеры, коммуникативные провокации, попытки разжигания розни, ненависти, вражды и социальных конфликтов, инспирирования "цветных революций" с широким охватом территорий и аудиторий в целях дестабилизации общественно-политической обстановки, изменений геополитической конфигурации и расстановки сил на картах стран и мира в целом. Наиболее резонансные среди них: протестные акции после ареста бывшего губернатора Хабаровского края С. Фургала; потуги дискредитации голосования по поправкам к Конституции Российской Федерации; акции протестов в Республике Беларусь после президентских выборов; протесты в США после гибели Дж. Флойда, переросшие в глобальное движение "Black Lives Matter"; деятельность радикально настроенных экоактивистов в ФРГ, Великобритании и др. Вполне очевидно, что IT-технологии и сеть Интернет, миметируя с организациями радикального и деструктивного толка, продуцируют новые, более эффективные формы и методы для генерации и координации насилия.

Из этого следует, что экстремистские организации, осуществляя деятельность в киберпространстве, активно используют все потенции сети Интернет, позволяющие в большинстве случаев не попадать в фокус внимания и сферу контроля правоохранителей и избегать ответственности. В первую очередь к ним относятся: анонимность и отсутствие эффективных информационных фильтров; глобальность, транстерриториальность и универсальность; дешевизна, удобство и простота использования; доступность и открытость, быстрота передачи данных; многосторонность участия или, наоборот, адресность. Как следствие, в новом веке именно IT-среда стала благоприятной средой для: экспансии радикальных взглядов, популяризации деструктивных идей и ведения "Холодной войны 2.0"; совершения анонимных, масштабных и безнаказанных кибератак на государственные IT-ресурсы; апробации новых форм и методов вербовки неофитов, управления адептами и манипулирования общественным сознанием; модернизации приемов и способов содействия экстремизму и его субститутам в обход традиционной финансовой системы; создания закрытого сегмента в сети Интернет для совершения противоправных действий (например "DarkNet").

Следовательно, расширение географии и увеличение степени общественной опасности противоправных деяний в IT-сфере обуславливает необходимость интенсификации противодействия мутирующим угрозам распространения компьютерной преступности и одной из ее крайних форм - киберэкстремизму. Другими словами, IT-инфраструктура может быть как предметом, так и средством, орудием и местом совершения преступлений экстремистской направленности, в том числе при поддержке иностранных или международных неправительственных организаций, других государств и их военно-политических блоков (альянсов). В то же время спектр использования IT-технологий может варьироваться от оповещения и сбора соратников и сочувствующих на несогласованные публичные мероприятия, банального хулиганства и мести до курирования "групп смерти", распространения вредоносных программ, вмешательства в работу и (или) выведения из строя критически важных систем и объектов жизнеобеспечения. При этом правилом "хорошего" тона становится не традиционное взятие на себя ответственности за такие инциденты для демонстрации технологического превосходства и устрашения, а, напротив, ее делегирование другим лицам, организациям и странам, в том числе для усиления разобщенности мирового сообщества.

Таким образом, с учетом всеохватности, наступательности, универсальности и фатальности проникновения IT-технологий во все сферы жизнедеятельности человека, общества и государства, в частности в ходе глобализационных процессов, проблему обеспечения кибербезопасности, как неотъемлемой составляющей всех секторов национальной безопасности, невозможно игнорировать. Однако в большинстве нормотворческих инициатив, инновационных научных разработок, новаторских технических (технологических) решений и первостепенных задач правоохранителей во главе угла по-прежнему стоит возмещение материального ущерба, минимизация физических последствий от виртуальных преступлений в реальном мире. Но экстремистская деятельность, осуществляемая в киберпространстве, зачастую имеет аксиологический потенциал и представляет угрозу именно ментальной безопасности населения, а ее обеспечение нельзя гарантировать устоявшимися правоохранительными практиками, классическими способами, стандартными приемами противодействия преступности, по типовой методике и отработанным алгоритмам.

В связи с изложенным, считаем необходимым переход от увеличения властных полномочий органов безопасности и правопорядка, усиления ответственности за причастность к преступлениям экстремистской направленности и, даже, выявления и устранения причин и условий, которые способствуют их совершению, к выработке стойкого неприятия и отторжения гражданами таких радикальных мировоззрений и деструктивных идей. Этот тезис касается и поиска, запрета и блокирования опасного и токсичного контента в сети Интернет (например недавний запрет арестантской субкультуры), предфильтрации интернет-ре- сурсов, а также государственной поддержки создания и продвижения интересных и полезных веб-сайтов и приложений. Говоря аллегориями и переходя на медицинскую терминологию, считаем, что для формирования проактивной гражданской позиции и индифферентности населения к экстремистской деятельности во всех ее проявлениях необходима инверсия антибиотиков и пробиотиков на пребиотики. Иначе говоря, в результате институциональных изменений и принимаемых мер у населения (в первую очередь, у подростков, молодежи и других социально уязвимых категорий) должны генерироваться интерес к конструктивным и консолидирующим идеям, полезной и творческой информации, способности проводить критический анализ размещенного и предлагаемого на IT-ресурсах контента, а также самостоятельно выставлять информационные барьеры (кибернетическая деонтология). Как итог, тотальная информационная гигиена, ментальный иммунитет, навыки ориентирования в информационном шуме, культура идентификации и эксклюзии информационных угроз и опасностей, пока как утопия, но панацея (кибернетическая акмеология).

Исследуя угрозы экстремизма в IT-среде, нельзя обойти вниманием вопросы предупреждения распространения в ней деструктивной идеологии и радикальных мировоззрений. Безусловно, для экстремистских организаций самой виктимной категорией является поколение с еще несформированными или размытыми духовными идеалами, разбалансированной системой морально-нравственных ценностей и жизненных ориентиров, экстернальностью и низкой адаптивностью - несовершеннолетние [5, с. 147]. А повсеместное использование информационных технологий и телекоммуникационных ресурсов в повседневной жизни, развитие сетевых сервисов на фоне дезинформации и беспрецедентного объема фейковых новостей обеспечивают стабильный рост интереса подростков и молодежи к деятельности экстремистских организаций и их сателлитов.

Данные факторы в синергии с агрессивным консерватизмом, расфокусом и какофонией в правоохранительной деятельности, высокой латентностью и низкой раскрываемостью данных общественно опасных деяний, общедоступностью, гиперпопулярностью, трансгра- ничностью, минимальной затратностью и относительной бесконтрольностью ресурсов, сервисов, приложений и других площадок в сети Интернет позволяют быстро и практически беспрепятственно не только распространять экстремистскую идеологию в киберпространстве, увеличивая количество адептов, но и эффективно руководить подготовкой и непосредственным совершением противоправных акций. Одновременно с этим, как уже подчеркивалось выше, последствия от таких деяний на порядок масштабнее, чем от совершенных офлайн, а дистанцированность и аффилированность идеологов, технологов и организаторов от своих эпигонов и мест совершения преступлений делает их фактически неуязвимыми для традиционного правоохранительного контроля и судебной системы.

Отдельной проблемой является разновидность кибераддикции, формируемая благодаря экспансии видеоигр. Не секрет, что абсолютное большинство таких трагически известных явлений, как колумбайн, скулшутинг, (кибер)буллинг и т. д., неразрывно связано с повальной увлеченностью несовершеннолетних компьютерными играми со сценами жестокости и насилия. При этом виртуальная агрессия активно поощряется разработчиками видеоигр и их промоутерами - "материально" (очки, баллы, бонусы, виртуальные деньги и др.) и морально (переход геймера на новый уровень, скины, лидерство в рейтинге и пр.).

В то же время вследствие несформирован- ности сознания, игнорирования традиционных ориентиров и общепринятых ценностей, бунтарства либо фронды своей "оппозицонно- стью", эта группа зависимых лиц и девиантов может играть и за правоохранителей, и за террористов (шутеры), и за СССР, и за фашистскую Германию (стратегии), с удовольствием причинять ущерб посторонним гражданам, оказывать сопротивление органам правопорядка (гонки) и т. д. А размытость или последующая стертость границ между реальным и виртуальным мирами часто не позволяет им осознать, что после совершения противоправных действий нельзя "перезагрузиться" и начать "уровень" заново, "засейвиться" либо получить новую жизнь. К тому же зависимость от такого контента в видеоиграх, форсированная досугом в социальных сетях, приводит не только к социальной дезориентации, апатии, фрустрации, безучастности к проблемам родных и близких, но и трансформации необходимости помочь пострадавшему в реальной жизни человеку в потребность снять видео и первым его "запостить" ("шерь, стримь, сторь" как новый смысл бытия).

Очевидно, что развивающие компьютерные игры (квесты, аркады, логические игры, экономические симуляторы) сегодня сильно уступают игровой продукции с виртуальным насилием. Считаем, что вопросы кибернетической людомании, включая проявления социального эскапизма, рассматриваемые в большинстве современных исследований, не ставят перед собой задачу коннотации данной проблематики [6, с. 98-99]. Наоборот, отождествление себя с сомнительными или отрицательными персонажами компьютерных игр, проецирование несовершеннолетними их детализированной и реалистичной антисоциальной активности (ролевые игры, симуляторы, файтинги) в реальную жизнь также относятся к реальным угрозам безопасности личности в информационном пространстве и являются доминирующими детерминантами экстремистской активности офлайн.

Подытоживая, приходится констатировать, что диссеминация экстремистской деятельности в киберпространстве коснулась абсолютного большинства национальных интересов без исключения всех стран. На наш взгляд, нормотворческие инициативы, организационные, тактико-специальные и другие меры противодействия экстремизму в IT-среде должны осуществляться, контаминируясь с превентивными, информационно-разъяснительными, пропагандистскими, воспитательными, образовательными и реинтеграционными мерами. При этом последние должны проводиться в отношении лиц, подвергшихся информационно-психологическому воздействию со стороны прозелитов, вербовщиков, тоталитарных сект, деструктивных культов либо в результате самообучения. Безусловно, в таких мероприятиях должны участвовать (в том числе самостоятельно, но во взаимодействии с правоохранительным сектором) актив гражданского общества (в частности, инфлюенсеры в сети Интернет, волонтеры), массмедиа, а также компании-разработчики технических систем защиты информации. Причем считаем эффективными инициативы не только на международных и федеральных площадках, но и региональном и муниципальном уровнях.

В качестве положительного аспекта отметим принятие в июле 2020 г. поправок в Федеральный закон "Об образовании в Российской Федерации" о воспитательной составляющей образования. Это должно содействовать комплексному духовно-нравственному и интеллектуальному развитию обучающихся, воспитанию у них чувства патриотизма, гражданственности, уважения к памяти защитников Отечества, старшему поколению и человека труда. В наших работах мы уже рассматривали пробелы и недостатки в реализации этого направления работы в образовательных организациях, в том числе во взаимодействии с институтом семьи. Полагаем, что урегулирование и контроль осуществления данного процесса на федеральном уровне, как и дополнительные выплаты классным руководителям, будут также благоприятствовать выработке контрэкстремистской сознательности и бдительности у подростков и молодежи, реализации нарративных схем и развитию аутсорсинга в данной сфере.

Таким образом, большинство экстремистских организаций, осуществляющих вязкую и обширную деятельность в киберпространстве, активно использует последние достижения научно-технического прогресса, ультрасовременные информационные и телекоммуникационные технологии, применяя прошедшие успешную апробацию методы осуществления противоправной деятельности и отказываясь от форм, ставших непродуктивными или известными правоохранителям. Разделяем выводы С.Я. Лебедева о том, что при реагировании, предупреждении и пресечении экстремистских угроз в киберпространстве важна не только техническая (технологическая) составляющая механизма противодействия, но и научно аргументированная и опробованная методика превенции киберпреступности, включая ее криминологические аспекты. Последнее обусловлено целесообразностью конструирования психологического портрета и профайлинга "генераторов" и модераторов киберугроз, выяснения механизмов формирования, реализации и развития последних, создания научно-методологических основ предупреждения экстремизма и криминологического обеспечения кибербезопасности в целом [7, с. 380]. К схожим выводам приходят А.Н. Игнатов и А.А. Кашкаров [8].

Кроме того, видится своевременной законодательная инициатива парламентариев Республики Башкортостан, которой предлагается усовершенствовать оперативность принятия мер по своевременному ограничению доступа и блокировке интернет-ресурсов экстремистской направленности [9]. Законодатели аргументируют такую необходимость безнаказанным продолжением осуществления экстремистской деятельности в киберпространстве после ее выявления правоохранителями до ограничения доступа и блокировки интернет- ресурсов в судебном порядке. К тому же после вынесения такого судебного решения экстремистскими организациями, как правило, создается новая интернет-площадка и нежелательный контент, и их противоправная деятельность продолжается. Поддерживаем эту инициативу, поскольку она позволит органам, осуществляющим оперативно-розыскную деятельность, без промедления направлять для включения в Единый реестр сведения, содержащие по соответствующему заключению эксперта признаки экстремистских материалов.

Иначе говоря, виртуальная составляющая стала доминирующим вызовом международной и национальной безопасности, информационно-ментальным оружием массового поражения и сверхэффективным способом осуществления экстремистской деятельности с непредсказуемыми последствиями в планетарных масштабах. Именно поэтому в новом десятилетии XXI в. субъекты противодействия экстремизму должны действовать как новаторы и реформаторы сложившихся практик, популяризаторы стратегической контрэкстремистской культуры. Отказ от выбора такой концепции обычно связан с их недостаточной мотивированностью и, как правило, поясняется нехваткой выделяемых ресурсов или отсутствием таковых. Актуальная правоохранительная практика в большинстве своих проявлений не использует аннигиляцию и гормезисный эффект, она все еще демонстрирует ригидность, расхождение между целями и средствами, тяготеет к бутафории и символам (учреждение консультативно-совещательных органов, проведение масштабных учений и совместных тренировок, создание "кибердружин", "интернет-патрулей" и др.), ей не хватает реального содержания. Такая абстрактность обуславливает пульсирующую интервальность в деятельности органов безопасности и правопорядка - от нерешительного выжидания, лавирования и ретирады до проведения межведомственных специальных (армейских) операций, в том числе на территории других государств. Полагаем, что отечественная контрэкстремистская деятельность должна становиться менее предсказуемой и более открытой к инноватике, альтернативным вариантам достижения целей, экспериментированию, прогнозированию и моделированию новых вызовов, перениманию нового опыта. Одновременно с этим, целесообразно наращивать и реализовывать виртуальные потенции российских правоохранителей в качестве эффективного средства нивелирования экстремистских угроз в этой сфере, проводя оборонительные и наступательные кибероперации по сетецентрическому принципу.

Естественно, из разных стран и даже регионов образ киберпреступника видится по-своему, и часто эти представления фантасмагоричны и сумбурны. Этого нельзя сказать о "классических" экстремистах, сформировавших себе отрицательный, отталкивающий и порицательный образ для абсолютного большинства категорий населения. Экстремист, действующий в виртуальном пространстве (киберэкстремист), напротив, грамотно и мобильно приспосабливается к превалирующим настроениям, эмоциям и ожиданиям, стремясь создать себе нужный в определенный период времени и конкретном месте образ. Такой конъюнктурный подход очень удобен, так как позволяет актору не только обнуляться и мимикрировать, но и учитывать специфику нужной социальной группы и даже конкретного контрагента взаимодействия.

Убеждены, что криминология, психология и социология должны принимать во внимание всю алогичность, гибридность, инновационность и мультипликативность этих социальных явлений, осуществляя детальный анализ и системный мониторинг каждой из эволюционирующих или, наоборот, деградирующих модификаций и дивергенций экстремизма в локальном и глобальном диапазонах. Это необходимо для формирования архитектуры перспективных моделей международной и национальных систем безопасности по отношению к существующим, возможным и казуальным вариациям преступности экстремистского характера, деструктивного воздействия на ее причины и условия, закрепления в индивидуальном и общественном сознании устойчивого интереса к полезному контенту, способностей к рефлексированию, инициативному выставлению информационных барьеров и фильтров как условных рефлексов.

Литература