К вопросу о месте и роли института публичного обвинения в состязательном уголовном процессе

Размещено на http://www.allbest.ru/

К вопросу о месте и роли института публичного обвинения в состязательном уголовном процессе

Лапатников Максим Владимирович,

Шараева Яна Анатольевна,

В статье утверждается, что институт публичного обвинения является элементом следственного механизма привлечения лица к уголовной ответственности и противоречит вектору состязательности.

Ключевые слова: уголовный процесс, предварительное расследование, уголовное преследование, публичное обвинение, обвиняемый, состязательность, подследственность.

Lapatnikov Maxim Vladimirovich - Associate Professor, Department of Criminal Procedure, the Nizhny Novgorod Academy of the Ministry of Internal Affairs of Russia, PhD in Law.

Sharaeva Yana Anatolyevna - Associate Professor, Department of Criminal Procedure, the Rostov Law Institute of the Ministry of Internal Affairs of Russia, PhD in Law.

TO THE QUESTION OFTHE PLACE AND ROLE OFTHE PUBLIC PROSECUTION INSTITUTION

IN ADVERSARIAL CRIMINAL PROCEEDINGS

It is argued that this institution is an element of the investigative mechanism of bringing a person to criminal responsibility and contradicts the vector of competitiveness. публичное обвинение следственный расследование

Keywords: criminal process, preliminary investigation, criminal prosecution, public prosecution, accused adversarial, investigation.

Обвиняемый - центральная фигура в уголовном процессе, именно его появление запускает полноценный механизм привлечения к уголовной ответственности. Если поступление соответствующей информации на стадии возбуждения уголовного дела можно сравнить с запалом, который запускает уголовно-процессуальную реакцию государства на потенциальное общественно-опасное деяние, то обвинение - это «топливо», которое питает уголовное преследование, горючее, которое позволяет двигать уголовное дело к логическому концу - решению основного вопроса уголовного процесса о виновности/невиновности лица по инкриминируемому преступному деянию. Именно посредством предъявления обвинения обвинительная власть ставит перед судебной властью основной вопрос уголовного процесса. Правосудие же, вершимое судом, можно квалифицировать как ответ суда на вопрос субъектов уголовного преследования о доказанности/недоказанности обвинения.

Как отмечает А.С. Александров, «уголовный иск (обвинение) - это рукоять, которой обвинитель приводит в действие судебный механизм, производящий «субъективное публичное право» органа ФСИН на исполнение наказание в отношении преступника. Судебная власть через вынесение обвинительного приговора конституирует полномочие органа исполнительной власти государства на наказание лица, обвиняемого в совершении преступления» [1].

В советский период процессуальная доктрина отождествляла предъявление обвинения с привлечением к уголовной ответственности [2] либо рассматривала его как начальный этап привлечения к уголовной ответственности [3]. Несмотря на то, что вторая позиция несколько смягчала радикальность первой, разница между ними носила, по сути, технический характер. Общий же посыл был один - уголовная ответственность реализовывается единой следственно-судебной властью, в которой суд выступал лишь последним проверочным звеном в механизме наказания преступника. Привлечение к уголовной ответственности фактически осуществлялось следователем, в тесном содружестве с которым действовал суд.

Естественно, что в данном механизме оправдательный приговор воспринимался как брак в работе правоохранительных органов, к числу которых относили и суд. Для нейтрализации оправдания был предусмотрен институт возвращения уголовного дела на дополнительное расследование, который почти в полном виде не так давно «восстал из пепла» [4]. Этот институт выступал судебным механизмом содействия органам предварительного расследования по исправлению ошибок, восполнения пробелов в результатах их деятельности и был предназначен не для установления истины по делу через состязательное судебное доказывание, а скорее для недопущения рассмотрения в суде некачественно расследованных уголовных дел и избегания ответственности лиц, по мнению следственных органов, которых необходимо было привлечь к уголовной ответственности.

Механизм обвинения в советское время, за определенным исключением, был одинаков: одностороннее решение следственных органов о предъявлении обвинения, принимаемое в условиях отсутствия равенства сторон и независимого арбитра. Именно следственные органы как настоящие хозяева процесса решали, когда и в отношении кого инициировать процедуру привлечения к уголовной ответственности, то есть осуществляли дискреционное властное усмотрение по привлечению лица к уголовной ответственности.

Требование закона того времени о доказанности обвинения (как и сейчас), само по себе, носило декларативный характер, так как не подлежало контролю со стороны независимого арбитра за отсутствием такового. Так как суд выступал в качестве одного из звеньев механизма применения уголовной репрессии, предъявление лицу обвинения в подавляющем большинстве случаев означало автоматическое признание его виновным. Если же при рассмотрении дела в суде возникали сложности, то к услугам судьи, не желающим оправдывать лицо и подставлять правоохранительную систему, всегда был механизм возвращения уголовного дела на дополнительное расследование. Рассмотрение института публичного обвинения как элемента следственного механизма привлечения лица к уголовной ответственности и противоречит вектору состязательности. Характеристика механизма возвращения уголовного дела на дополнительное расследование.

Заметим, что наше критическое отношение к советскому механизму предъявления обвинения носит относительно исторический характер, так как мы признаем, что в то время, в иных, нежели в современности, социально-политических условиях он, в принципе, отвечал потребностям той эпохи. Однако если мы принимаем за «точку отсчета» правовой порядок (в смысле верховенства права), то очевидно, что советский механизм уголовной репрессии не состыкуется с идеологией правового государства. В состязательном процессе, независимо от того, к какой разновидности он относится (континентальной или англо-саксонской), обвинение есть тезис (версия) обвинительной власти о причастности определенного лица к совершению преступления, ставящий перед судом вопрос о привлечении его в связи с этим к уголовной ответственности. Суд как независимый арбитр - эта версия ничем не обязывает, кроме как рассмотреть дело по существу, либо в условиях предоставления сторонам равных возможностей по отстаиванию ими своих утверждений в общем порядке, либо применить процедуры упрощенного рассмотрения дела, но при добровольном согласии сторон.

Принятие в 2001 году в нашей стране нового Уголовно-процессуального кодекса связывалось с переходом от одного типа уголовного судопроизводства (розыскного, «смешанного») к другому - состязательному [5]. В качестве неоспоримого достоинства новой состязательной революции 2001 года называлась полная смена идеологии уголовной юстиции, результатом чего защитительная функция должна будет взять верх над карательной. В юридической печати того времени отмечалось, что смена идеологии всей правоохранительной системы должна повлечь за собой отказ от обвинительного уклона, а правосудие по уголовным делам отныне не будет отождествляться с выявлением и раскрытием преступлений [6].

Но если отталкиваться от понимания состязательного процесса как правового явления, где реализовывается объективное равенство возможностей сторон по отстаиванию своих позиций (позиция Европейского суда по правам человека) [7], то и в 2002 году, когда новый УПК РФ вступил в силу, о полноценной состязательности говорить не приходилось, даже если принять во внимание разницу в трактовке состязательности между англо-саксонской и континентальной интерпретацией.

Как справедливо заметил в этой связи А.В. Смирнов, «нынешний российский УПК унаследовал от предшествующих эпох крупный конструктивный недостаток - он не обеспечивает юридического равенства сторон, а значит, не исключает и опасности перекосов и злоупотреблений (отсюда и преследование невиновных, и укрытие от реагирования преступлений). Корень этого неравенства состоит в том, что на предварительном расследовании судебные доказательства формируются фактически только одной из сторон - обвинителем (следователем, дознавателем), тогда как сторона защиты от этой привилегии практически избавлена».

Необходимо отметить, что в уголовно-процессуальном законодательстве односторонность присуща не только доказыванию, но и принятию большинства ключевых процессуальных решений, в том числе и решению о постановке лица в статус обвиняемого.

Тип российского уголовного процесса в уголовно-процессуальной доктрине определяется как смешанная форма континентального типа. Такая форма предполагает, по идее, построение досудебного производства на началах розыска, а судебного - на началах состязания [8]. Но сама по себе смешанная модель есть ничто иное, как промежуточный этап от розыскного процесса к состязательному, либо наоборот. В любом процессе есть элементы обеих моделей, но доминирует что-то одно. Но, судя по уголовно-процессуальной политике последних лет, следует все же говорить не о смешанном, а следственном типе российского процесса с элементами состязательности. Еще в 2014 году, анализируя новеллы Конституционного суда РФ относительно института возвращения уголовного дела прокурору, в которых автор вместе с коллегами указывали, что «...пдедваргтгельноерассдедование вроссий- ском уголовном процессе по-прежнему по- стропно на следсреелно-розысклых (инквизиционных) началах. Либеральные, постсовет- скае реформы почти не затронули формы нашего предварительного расследования; по УПК РФ оно остается частью уголовного процесса, и материалы уголовного дела, полученные следователем, обладают для суда доказательственной силой - воспринимаются некритично; сторона защиты во время досудебного производства остается в роли наблюдателя, а не активного, полноправного участника до- казаIнсьстеелной деятельности. Таким образом, решающее значение по-прежнему имеет предварительное, а не судебное расследование. Следователь, а не судья является подлинным хозяином процесса и обладателем права на «объективную истину» [9].

Однако, если мы до сих пор ориентированы на закрепленные в основополагающих нормативных актах международно-правового (ст. 6 Конвенции о защите прав и основных свобод 1950 г.) и федерального уровней (ч. 3 ст. 123 Конституции рФ;ст. 15 УПК РФ) максимумы, предполагающие переход к состязательному правосудию - правосудию правового государства, вопрос должен ставиться в форме следующей посылки: несмотря на все ее недостатки, состязательная модель по- прежнему остается в качестве «моякд> предстоящих реформ, что означает потребность не в элиминации состязательных начал, а в их углублении. Но для этого требуются принципиально новые подходы: к ключевым уголов-но-процєссуольньім институтам, в том числе и к институту обвинения.

Творцы Уголовно-процєссуольного кодекса 2001 года предпочли перенести модель предъявления обвинения из УПК РСФСР практически в том же виде, тем самым оставив в неприкосновенности в этой части следственную технологию привлечения к уголовной ореетореенности. Думается, что данный факт сам по себе является весомым аргументом в пользу позиции о переходном характере УПК РФ 2001 года. По всей видимости, ликвидация института возвращения уголовного дела на дополнительное расследование, появление у судебной власти независимости и другие факторы представлялись им достаточным средством компенсировать «новый- старьш» механизм обвинения.

Удивительно, но институт обвинения, по действующему уголовно-процессуальному закону, - один из немногих институтов, коть- рый практически не подвергался никаким изменениям и переделкам за всю историю его существования. Этакий островок стабильности в бушующем море непостоянства. Думается, что подобное постоянство служит весомым аргументом в пользу нашего тезиса о том, что институт обвинения по УПК РФ 2001 года является элементом следственного механизма уголовного преследования. Кроме этого, данный тезис обосновывается следующими аргументами:

а) привлечение в качестве обвиняемого происходит на этапе досудебного производства, где доминируют следственные начала уголовного процесса;

б) наделение статуса обвиняемого происходит в одностороннем порядке, зависящем в целом от одностороннего усмотрения органов уголовного преследования, вне судебного контроля;

в) закон фактически приравнивает следственное и государственное (прокурорское) обвинение, так как обвиняемый появляется в процессе еще до того, как государство в лице своего уполномоченного органа (прокурора) сделало «заявку» о предании последнего суду;

г) несмотря на некоторое расширение действия принципа права на защиту обвиняемого, он по-прежнему реализовывается в ограниченных пределах. Обвиняемый на досудебном производстве - не активный участник процесса, а проситель (ходатай) перед обвинительной властью.

В итоге лицо в одностороннем порядке, зачастую задолго до окончания досудебного производства по делу (при расследовании в форме следствия), ставится в статус обвиняемого, что, с одной стороны, позволяет применять к нему полный комплекс мер процессуального принуждения, а с другой, ограничивает его возможности по реализации права на защиту в силу процессуального доминирования обвинительной власти. Считаем, что такой порядок привлечения к уголовной ответственности отражает сложившееся веками институциональное неравенство сторон на досудебном производстве, больше присущее следственной модели уголовного процесса.

Конституционный суд РФ определяет следственное обвинение как первоначальное. Согласно толкованию Конституционного суда, окончательным является обвинение, которое «подлежит рассмотрению судом, формулируется на заключительном этапе предварительного расследования - при его окончании и составлении обвинительного заключения в соответствии со ст. 215 УПК РФ» [10]. Однако выше мы уже доказали, что на досудебном производстве первоначальное (следственное) и прокурорское (государственное) обвинение различаются разве только тем, что первое не порождает обязанности у привлекаемого лица подвергнуться суду. При этом срок действия следственного обвинения, по сути, может сохраняться на протяжении всего предварительного следствия, что, на наш взгляд, недопустимо в правовом государстве. Напомним, что согласно Конституционному суду РФ, обоснованность следственного обвинения не подлежит судебному контролю до судебного разбирательства, когда обвинение трансформируется в государственное. Тем самым реализация права на защиту обвиняемого во многом зависит от заинтересованного субъекта - его же процессуального противника, то есть следователя. Вряд ли следует здесь говорить о каком-либо состязании.

Такое положение дел сложилось ввиду унаследованного от советского строя концептуального смешения полицейской и юрисдикционной деятельности. В соответствии с современными правовыми стандартами «прокурорская деятельность отличается от полицейской тем, что квинтэссенцией первой является «юридизация уголовного преследования» (квалификация преступного деяния, принятие решения о дальнейшем движении уголовного дела и т. д.), тогда как вторая сводится к сбору сугубо доказательственной информации».

В реальности, в следственном механизме привлечение к уголовной ответственности следователем в подавляющем большинстве предопределяет признание его виновным. Сейчас, как и в советское время, несмотря на то, что уголовно-процессуальная доктрина и в тот период всячески подчеркивала центральную роль суда в уголовном процессе, на самом деле его место по-прежнему определяется задачей окончательной проверки качества работы органов расследования на предыдущих стадиях процесса.

Думается, что переход отечественного уголовного судопроизводства на состязательные рельсы не может быть полноценным без переформатирования его ключевого института - обвинения. Сохранение следственной «начинки» порядка предъявления обвинения при проведении институциональной реформы уголовного судопроизводства рискует стать препятствием, способным похоронить идею демократических преобразований. Как утверждает Б.Я. Гаврилов: «институт привлечения лица в качестве обвиняемого, сохраняющий свою юридическую сущность без изменения на протяжении более 80 лет, не согласуется с современной системой досудебного производства» [11].

Новому (состязательному на деле, а не на словах) правовому механизму применения уголовного закона должна соответствовать надлежащая организация формирования и предъявления обвинения. В этой связи следует отметить те тенденции, которые проявились в последние годы на постсоветском пространстве. Законодательства ряда стран ближнего зарубежья (Грузия, Молдавия, Казахстан) демонстрируют отход от Модельного Уголовно-процессуального кодекса для государств-участников СНГ и обращаются к состязательным стандартам правосудия, принятым в странах Западной Европы и США. Реорганизации в данном контексте подвергаются многие институты уголовно-процессуального права, в том числе и порядок предъявления обвинения. При этом в большинстве своем наши соседи идут по пути отказа от «чисто» следственного механизма наделения лица статусом обвиняемого, связывая данный факт с решения о направлении дела в суд, тем самым не разрывая выдвижение обвинительного тезиса и постановку перед судом вопроса доказанности обвинения.

Все вышесказанное убедительно, на наш взгляд, демонстрирует необходимость разработки на концептуальном уровне нового порядка организации предъявления обвинения в отечественном уголовном процессе.

При этом состязательный порядок предъявления обвинения завязан на переходе от смешанной (если быть точнее - следственной) модели отечественного уголовного судопроизводства к состязательной как более прогрессивной и соответствующей правовому государству. В качестве теоретического фундамента состязательного механизма обвинения мы видим концепцию «уголовного иска», в свое время активно разрабатываемую Н.Н. Полянским, И.Я. Фойницким и другими дореволюционными процессуалистами и сохраняющую актуальность и по сей день.

Литература

1. URL: http://www.iuaj.net/node/2136.

2. Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответственность и состав преступления. М., 1974.

3. Карнеева Л.М. Привлечение к уголовной ответственности. Законность и обоснованность. М., 1971.

4. Дуюинский А.Я., Сербулов В.А. Привлечение в качестве обвиняемого. Киев, 1989.

5. Федеральный закон от 21.07.2014.26269-ФЗ «О внесении изменений в ст. 236 и 237 УПК РФ». Российская газета. 2014. №166.

6. Петрухин И.Л. От инквизиции - к состязательности // Государство и право. 2003. № 7.

7. Подольный Н. Новый УПК - новая идеология уголовного процесса // Российская юстиция. 2002. № 11.

8. Трубникова Т.В. Право на справедливое судебное разбирательство: правовые позиции Европейского Суда по правам человека и их реализация в уголовном процессе РФ. Томск, 2011.

9. Курс уголовного процесса / Под ред Л.В. Головко. М., 2016.

10. URL: https://www.iuaj.net/node/1880.

11. Определение Конституционного Суда РФ от 20.11.2008 № 757-О-О «Об кткагв в ири- нятии к рассмотрению жалобы гражданина Сухарева А.А. на нарушение его конституционных прав ст. 171, 172 и 215 УПК РФ» // СПС «КонсультантПлюс».

12. URL: http://www.iuaj.net/node/438.

Bibliography

1. URL: http://www.iuaj.net/node/2136.

2. Karpushin M.P., Kurlyandsky V.I. Criminal liability and the composition of the crime. M., 1974.

3. Karneeva L.M. Criminal prosecution. Legality and validity. M., 1971.

4. Dulinski A.Ya., Serbulov V.A. Attraction as accused. Kiev, 1989.

5. Federal law of 21.07.2014 № 2-)9Л«^<Юп amendments to art. 236 and 237 of the Criminal procedure code of the Russian Federation» // Rossiyskaya Gazeta. May, 2014. № 6.6.

6. Petrukhin I.L. From the Inquisition - to competition // State and law. 2003. № 7.

7. Podol'naya N. The new CPC - the new ideology of the criminal process // Rossiyskaya Yustitsiya. 2002. №.

8. Trubnikova T.V. The Right to a fair trial: legal positions of the European Court of human rights and their implementation in the criminal process of the Russian Federation. Tomsk, 2011.

9. Course of criminal proceedings / Edited by L.V. Golovko. M., 2016.

10. URL: https://www.iuaj.net/node/1880.

11. Determination of the constitutional Court of the RF of20.11.2008 № 7-7-О-О «About refatsal in acceptance to consideration of the complaint of the citizen Sukharev A.A. on violation of his constitutional rights by art. 171, 172 and 215 of the Criminal procedure code of the RF» // LRS «ConsultantPlus».

12. URL: http://www.iuaj.net/node/438.

Размещено на Allbest.ru