Криминология садизма

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Криминология садизма

Антонян Юрий Миранович

Раскрываются понятие садизма, его основные характеристики и проявления, роль в совершении насильственных преступлений, в первую очередь сексуальных и убийств. Показывается связь садизма с некрофилией, т.е. стремлением убивать, совершать убийства ради убийства, выявляется садизм среди жертв таких преступлений. Среди причин преступного садизма обращается внимание на бессознательное желание показать свою силу, превосходство, способность подавлять других, что свидетельствует о слабости личности.

Ключевые слова: садизм, жестокость, убийство, изнасилование, личность преступника, эмоциональная холодность, самоутверждение.

Sadism criminology

The concept of sadism, its main characteristics and manifestations, the role in the commission of violent crimes, especially sexual and murder, are revealed. The link between sadism and necrophilia, the desire to kill, to commit murder for the sake of murder, is shown, sadism among the victims of such crimes is revealed. Among the reasons for criminal sadism is the unconscious desire to show power, superiority, ability to suppress others, which indicates the weakness of the person.

Keywords: sadism, cruelty, murder, rape, criminal identity, emotional coldness, self-affirmation.

Садизм - одна из самых отвратительных человеческих особенностей, он общественно опасен, поскольку представляет собой причинение страданий и мучений человеку или животному ради получения удовлетворения (удовольствия) лицом, которое их совершает. Садизм может исследоваться уголовным правом, в криминологическом, этическом, психологическом и психиатрическом аспектах. Он может содержаться в действиях предусмотренных в ст. 105, 110, 110.1, 111, 112, 115, 116, 116.1, 117, 119, 120, 125, 127.2, 128.1, 131, 132, 133, 134, 135, 150, 151, 161, 162, 163, 166, 167, 179, 183, 184, 205, 206, 302 и некоторых других Уголовного кодекса РФ. Таким образом, сфера возможного обнаружения садизма в уголовно наказуемых действиях весьма обширна, что представляет необходимость всестороннего исследования данного явления.

Садизм является одной из важнейших характеристик личности преступника (подозреваемого, обвиняемого, осужденного), он может быть причиной совершения преступных действий либо только сопутствовать им или просто «присутствовать» у данного лица, но без всякой связи с названными действиями. Например, обвиняемый в злоупотреблении должностными полномочиями (ст. 285 УК РФ) мог проявлять садизм в отношении своих подчиненных по службе, однако соответствующие поступки не достигали уровня преступного. Поэтому можно говорить об уголовно наказуемом и ненаказуемом садизме. Он может проявлятья не только в отношении других людей, но и животных, главным образом домашних.

Садизм особенно опасен, если он соединен с некрофилией - стремлением убивать, превращать живое в неживое. Садонекрофилом был Сталин, которого Э. Фромм считает клиническим случаем несексуального садизма [1, с. 248-251], но он был еще и некрофилом, поскольку по его приказу были убиты многие тысячи людей.

Термин «садизм» предложен Р фон Крафт-Эбингом, выдающимся немецким сексопатологом, и происходит от имени французского писателя маркиза де Сада. Сад в своих словообильных и, на мой взгляд, тошнотворных произведениях описал множество способов истязаний полового партнера и утверждал право человека на ничем не ограниченное сексуальное поведение. Стержнем позиции де Сада было получение полового удовлетворения путем причинения страданий и унижений сексуальному партнеру.

Р. фон Крафт-Эбинг ограничивал явление садизма сексологическими рамками. Он указывал на ситуации, когда один из супругов при половом экстазе бьет другого, толкает, когда поцелуй незаметно переходит в укус. Иногда можно наблюдать, как влюбленные супруги «из шалости» друг друга крепко давят, щиплют. Между этими, быть может, еще атавистическими явлениями в области половой жизни и чудовищными актами убийства одного из супругов в половом экстазе есть многочисленные переходные ступени.

По мнению Р фон Крафт-Эбинга, совершенно своеобразное, непременно садистское и во всяком случае не физиологическое явление современной культурной жизни заключается в очень бурном совершении полового акта одним из супругов, доходящем до угроз и толчков. По всей вероятности, слишком большая сдержанность жены по сравнению с сексуальным домогательством мужа, и именно в первое время брачного сожительства, пробуждает у мужа, при наличии гиперсексуальности, подобные садистские наклонности, на почве которых возникают такие сцены. Поскольку сдержанность женщины и как бы насильственное овладевание ею мужем вызывают и у нее приятные ощущения, то подобные комедии любви повторяются. Дальнейшее развитие таких садистских наклонностей состоит в том, что мужчина жаждет совокупляться в ненадлежащем месте, причем он наслаждается смущением, стыдливостью жены, дает ей чувствовать свое превосходство и вызывает с ее стороны противодействие [2, с. 90-91].

Однако понятие садизма быстро вышло за указанные рамки и приобрело иное звучание, в том числе когда речь идет, например, о преступлениях нацистов в германских концлагерях. Э. Фромм правильно отмечал, что человек, совершивший садистское деяние, является носителем садистского характера, т.е. это настоящий садист, одержимый страстью властвовать, мучить и унижать людей. Душевная жестокость, психический садизм, желание унизить другого и обидеть его распространены еще больше, чем физический садизм.

Садистское поведение, писал Э. Фромм, проявляется в том, чтобы найти беспомощное, беззащитное существо (человека или животное) и доставить ему физическое страдание вплоть до лишения жизни. Военнопленные, рабы, побежденные враги, дети, больные (особенно умалишенные), те, кто сидит в тюрьмах, беззащитные цветные, собаки - все они были предметом физического садизма, часто включая жесточайшие пытки. Начиная от жестоких зрелищ в Риме и до практики современных полицейских команд пытки всегда применялись под прикрытием осуществления религиозных или политических целей, иногда же - совершенно открыто ради увеселения толпы. Римский Колизей - это на самом деле один из величайших памятников человеческого садизма.

Одно из широко распространенных проявлений садизма - жестокое обращение с детьми. Исследования показывают, что шкала зверств по отношению к детям очень велика - от нанесения незначительных телесных повреждений до истязаний, пыток и убийств.

Кроме них существуют представители национальных и религиозных меньшинств, которые тоже могут стать объектом издевательств и притеснений, а иногда и убийства. Садистское отношение к ним имеет распространение особенно в тех странах, где не развита демократия.

В любом случае садизм порицаем, а в наиболее жестоких проявлениях уголовно наказуем. В обыденных своих проявлениях он создает лишь иллюзию всемогущества, но, когда садист захватывает высшую государственную власть, это уже не иллюзия, а зловещая (и преступная) реальность, при которой возможность творить зло поистине безгранична. Фромм несомненно прав в том, что все садисты - это духовные уроды. Такими были Калигула, Сталин и другие фигуры из бесконечного ряда садистских личностей, обладающих властью, такими же являются домашние и чиновные тираны, получающие наслаждение от унижений и преследования своих подчиненных.

Садизм часто обнаруживается в серийных сексуальных убийствах. Сексуальным садистом был, например, небезызвестный Чикатило, импотент и пассивный гомосексуалист, убивший 53 человека, в том числе пятерых мальчиков. Почти всех их он пытал и мучил; в беседе со мной рассказал, что оргазм у него наступал при виде предсмертных конвульсий и страданий. После совершения очередного преступления воспоминания о нем были столь сильными и сладостными, что он не мог себя сдерживать и вновь убивал. Ни одну свою жертву он не изнасиловал.

Поскольку серийные убийства обычно совершаются сексуальными неудачниками, в том числе импотентами, это рождает у них ненависть к женщинам вообще, поскольку в своих сексуальных провалах они обвиняют их и почти никогда самих себя. К врачам также люди не обращаются, этого нет в нашей культуре. Признать себя сексуально неполноценным - значит аттестоваться слабым мужчиной, а это недопустимо, поскольку препятствует самовосприятию. Поэтому нападение на «виновницу» - женщину так часто становится яростным и беспощадным, ведь это месть ей. Подчеркну, что во всех таких случаях конкретная женщина выступает всегда как символ, олицетворяющий всех женщин. Возникает также желание оказать возможно наиболее сильное влияние на лицо, служащее объектом нападения и источником возбуждения, наиболее же действенным средством для этого является причинение боли.

В несерийных убийствах и изнасилованиях садизм может стимулироваться местью за сопротивление жертвы, желанием его подавить. Причинение боли на высоте аффекта сладострастия доходит до ее ранения и даже убийства. Здесь влечение к жестокости, сопутствующее сладострастному аффекту, усиливается в мужчине, особенно в психопатическом, до высшей степени, особенно если этические чувства очень слабы.

В садистских и несадистских убийствах женщин, особенно серийных, можно усмотреть идущую от начала человечества неприязнь, недоверие к ним, даже страх перед этими непонятными существами, что в совокупности доходило до ненависти и желания их уничтожить. Совсем не случайно, например, жертвами инквизиции чаще всего оказывались именно женщины. В ортодоксальном христианстве женщина считалась источником греха, что предопределяло и продолжало вековечное недоброжелательное отношение к ней. Архетип женщины-врага в первую очередь вытекает из непонимания ее и во многих случаях недоступности как объекта сексуального удовлетворения.

Убийства с особой жестокостью (п. «д» ч. 2 ст. 105 УК РФ), как правило, связаны с садизмом. В этих случаях убийца демонстрирует свою силу и власть, добиваясь полного подчинения жертвы, а в некоторых нападениях можно наблюдать, как он своими садистическими действиями как бы стирает ее с лица земли, ее, еще живую, образно говоря, превращает в прах. Очень благоприятные возможности для этого представляли создававшиеся во время Второй мировой войны германские концлагеря, в которых нацисты действовали с неимоверным изуверством, отрицая тем самым мораль и вообще культуру. Исключительным садизмом можно назвать опыты над живыми людьми, которые практиковались не только германскими, но и японскими преступниками.

Садистами могут быть не только преступники, но и потерпевшие, которые своими садистскими действиями провоцируют нападение на себя. Для иллюстрации приведу соответствующий пример.

Сазонов, 20 лет, в семнадцатилетнем возрасте был осужден и отбывал наказание в воспитательной колонии, где был «опущен», став пассивным гомосексуалистом. После отбывания наказания вернулся домой, в поселок городского типа вблизи областного центра. Примерно через два месяца он пошел на железнодорожную платформу встречать трех девушек, своих знакомых, которые должны были приехать к нему в гости. На платформе Сазонов встретил Перова, молодого человека, с которым отбывал наказание в колонии и который знал о его унизительном статусе там. Увидев Сазонова, этот человек стал осыпать его насмешками и оскорблениями, хотя Сазонов просил его так не делать. Встретив девушек, Сазонов пошел с ними в магазин за продуктами. Его оскорбитель увязался за ними и продолжал издеваться над ним. Сазонов с девушками отправились домой, где стали готовить еду, когда раздался звонок в дверь. Одна из девушек открыла дверь, и в квартиру вошел Перов, вновь осыпая Сазонова оскорблениями. Сазонов схватил кухонный нож и убил Перова. Перов - типичный садист, сам спровоцировавший свою гибель; он, как можно полагать, привык безнаказанно издеваться над отвергнутыми сообществом осужденными. Перов продолжал это делать и в условиях свободы, а его оскорбления в присутствии девушек делали положение Сазонова совершенно невыносимым. Его аффективное состояние не вызывает сомнений.

Садисты, которые зверствовали в гитлеровских и ленинско-сталинских концлагерях, могли быть хорошими гражданами и примерными семьянинами. Очень плохо, что и после службы там они, если удавалось избежать тюрьмы, вновь обретали прежние социальные статусы. Это по большей части те люди, которые обычно не испытывают угрызений совести, что, впрочем, часто характерно для преступников.

Большое внимание садизму как социально-психологическому явлению уделили психоаналитики. Именно они стали рассматривать садизм не в рамках сексопатологии, а в широком социальном аспекте, сосредоточивая внимание на садистских видах отношений, прослеживая их в лицах, которые не испытывают никаких внутренних запретов в выражении своих садистских наклонностей по отношению к другим людям независимо от того, осознают они эти свои наклонности или нет. Способы, с помощью которых садист удерживает партнера в порабощении, варьируются в пределах сравнительно ограниченного диапазона и зависят от структуры личностей обоих членов пары.

Не всякое садистское стремление направлено на порабощение. Садист может находить удовлетворение в том, чтобы играть на чувствах другого человека. Другая особенность состоит в эксплуатации партнера. Для садиста эксплуатация становится разновидностью страсти, на которую он, якобы, имеет право, а главным становится переживание торжества от использования других людей. Специфически садистская окраска этой страсти проявляется в средствах, применяемых для эксплуатации. Прямо или косвенно партнеру предъявляются все возрастающие требования, его заставляют испытать вину или унижения, если он их эти требования не выполняет. Природа эксплуатации станет еще яснее, если мы поймем, что одновременно с ней существует тенденция разрушать планы и надежды других людей, вводить их в фрустрацию. Для садизма характерны не скаредность в смысле передерживания или утаивания и намного более активный, хотя и бессознательный импульс во всем действовать наперекор другим - убивать их радость и разочаровывать в их надеждах.

Существенна и фиксируемая тенденция садиста унижать и третировать других людей. Он не только акцентирует внимание на действительных изъянах других, которые он точно улавливает, но и использует экстернализацию (перенос) собственных недостатков на них и таким образом возводит напраслину на этих людей.

Многие садистские проявления сопровождаются определенным возбуждением, некой всепоглощающей страстью. Однако нет оснований считать что садистские аффекты, доходящие до нервной дрожи, имеют сексуальную природу. Такие предположения основываются лишь на том, что всякое возбуждение само по себе является сексуальным. Но никаких данных в пользу этой гипотезы нет. Объяснение нельзя найти и в инфантильном характере таких переживаний. Если мы рассматриваем садизм как невротический синдром, надо начинать с попыток не объяснить этот симптом, а понять ту структуру личности, в рамках которой он развивается. С таких позиций можно установить, что садистские наклонности не развиваются у тех, кому не свойственно глубокое чувство тщетности своей жизни. Если же такое чувство есть, человек оказывается во власти обиды и негодования, он чувствует себя отверженным. Как следствие, он начинает ненавидеть жизнь и все, что в ней есть позитивного. Но он ненавидит, испытывая жгучую зависть человека, которому отказано в том, чего он страстно желает.

Понимание внутренней борьбы садиста позволяет глубже понять другой, более общий фактор, внутренне присущий садистским симптомам: мстительность, которая зачастую подобно яду проникает в каждую клеточку личности садиста. Все свое яростное презрение к себе он обращает вовне. Делая других несчастными, он пытается смягчить собственное несчастье. Обладать садистскими наклонностями означает жить агрессивно и по большей части деструктивно, реализуя свое отношение к себе и окружающему миру через других людей. Следствием деструктивности выступает тревога. Это отчасти страх возмездия: человек опасается, что другие будут относиться к нему так, как он относится к ним или как он хотел бы относиться к ним. Поэтому он должен быть бдительным, предвидеть и предупреждать любую возможную атаку. Его тревога отчасти представляет собой страх перед взрывными, деструктивными элементами, заключенными в нем самом [3, с. 142-146].

Разумеется, садистом может быть человек, который не сам причиняет боль и страдание другим людям непосредственно, но может делать это через других, подчиненных ему. Иными словами, такой садист руководит социальной, чаще государственной машиной, чтобы удовлетворить свое влечение к причинению мучений другим. И в этом случае он мстителен, но объектом его мщения становится не конкретный человек, а люди вообще либо какая-то их социальная группа. Так, нацисты преследовали евреев, а большевики - контрреволюционеров и антисоветчиков. Подобные ненавистники опаснее всех других, даже тех, кто очень жестоко измывался над одним человеком.

Э. Фромм указывал, что человек садистского типа не хочет губить того человека, к которому он привязан, но так как он не может жить собственной жизнью, то должен использовать партнера для симбиотического существования [4, с. 53]. Вообще Фромм принадлежит к числу тех мыслителей, которые внесли существенный вклад в разработку теории садизма и некрофилии.

Так, он считал, что «сердцевину садизма, которая присуща всем его проявлениям, составляет страсть как жажда власти, абсолютной и неограниченной власти над живым существом, будь то животное, ребенок, мужчина или женщина. Заставить кого-либо испытывать боль или унижения, когда этот кто-то не имеет возможности защищаться, - это проявление абсолютного господства... Тот, кто владеет каким-либо живым существом, превращает его в свою вещь, свое имущество, а сам становится его господином, повелителем, его Богом... Садизм - это злокачественное образование. Абсолютное обладание живым человеком не дает ему нормально развиваться и делает из него калеку, инвалида, душит его личность... В большинстве общественных систем представители даже самых низших ступеней социальной лестницы имеют возможность властвовать над более слабым. У каждого в распоряжении есть дети, жены, собаки; всегда есть беззащитные существа: заключенные, бедные обитатели больниц (особенно душевнобольные), школьники и мелкие чиновники» [4].

Предпринимаемое здесь объяснение субъективных причин садизма чрезвычайно сложная для науки задача. Она определяется тем, что надо выявить криминогенные детерминанты в глубинах психики, в которые человек обычно не заглядывает. Он не пытается сделать это потому, что никогда не ставит перед собой такой задачи или просто его страшит подобное проникновение в себя. Действительно, там он может встретить чудищ и злобных дьяволов, которые постепенно, от самой колыбели накапливались во тьме его души, рожденные страхами, разочарованиями, обидами, завистью. Как правило, ему ничего о них не известно, он лишь ощущает смутную, неясную опасность, чувствует, что они есть, но лучше их «не трогать». Для того чтобы попытаться их выявить и оценить, требуется не только и не столько умение, сколько мужество и честность (в первую очередь перед самим собой).

Поставленная здесь проблема осложняется тем, что индивидуальная жестокость, приводящая к страданиям, может исходить от самых разных людей: семейных тиранов, государственных деспотов, солдат, учиняющих разбой, концлагерных охранников, сотрудников так называемых специальных служб, особенно тайной полиции, сексуальных убийц, « простых» бандитов и др. Задача исследователя поэтому заключается, прежде всего, в том, чтобы установить, имеют ли злодеяния во всех случаях один источник или каждый тип жестокости детерминируется своими причинными комплексами.

Однако наука не может ограничиваться лишь констатацией того, что жестокие и особо жестокие действия совершают жестокие люди или садисты. Это было бы слишком просто, даже примитивно. Поэтому возникает архи- сложная задача: установить, почему данное лицо проявляет жестокость и садизм, почему эти личностные особенности вообще существуют, почему природа и общество породили эти опасные явления. Понятно, что жестокость всегда агрессивна, а агрессия является одной из форм человеческой активности, но агрессивность далеко не всегда порицаема, во многих случаях она необходима и приветствуется. В отличие от нее жестокость, и тем более садизм, всегда вызывают негативные оценки, в том числе правовые. Поэтому в цивилизованном мире даже уголовные наказания могут быть очень суровыми, но не должны быть жестокими.

Ответы на поставленные вопросы можно найти в работах В. Франкла - выдающегося психолога, прошедшего гитлеровский концлагерь. Но он лишь частично отвечает на них, так как перед ним стоят иные задачи. Он отмечает следующее. Во-первых, среди охранников концлагеря были безусловные садисты в строгом клиническом смысле этого слова. Во-вторых, таких садистов специально отбирали, когда нужно было составить очень жестокую команду. В-третьих, большую часть лагерной охраны составляли люди, просто отупевшие от тех огромных доз жестокости, ежедневными свидетелями которой они оставались годами. Эти закосневшие в своем относительно благополучном существовании люди сами не были ярыми садистами, но против садизма других не возражали. В-четвертых, среди охранников были саботажники, которые не убивали и не истязали заключенных.

Франкл рассказывает о таком эпизоде. В сильнейший мороз совершенно не защищенные от холода своей жалкой одеждой заключенные работали на открытом воздухе. Им было разрешено примерно один раз в два часа по очереди несколько минут греться у походной железной печурки, которую топили собранными здесь же сучьями и ветками. Для заключенных эти минуты были, конечно, большой радостью. Но всегда находился какой-нибудь бригадир, надсмотрщик, который самолично запрещал это и пинком сапога отшвыривал в снег печурку с ее благостным теплом. И по выражению его лица было видно, какое наслаждение он получал, лишая заключенных возможности погреться [5, с. 162].

Причины жестоких преступлений, приносящих страдания, следует искать в первую очередь в личности преступника и его жизни, каждый раз задумываясь над тем, ради чего данный человек совершает эти действия, что он от этого психологически выигрывает. Такой выигрыш всегда должен иметь место, пусть даже сам человек этого не осознает.

В жестокости, порождающей страдания, можно различить два аспекта, связанные с ее природой и происхождением. Во-первых, это наличие садизма и некрофилии, которые как бы программируют человека на жестокость. Но такое программирование весьма условно, поскольку может стать реальностью, а может и не стать. Во-вторых, это совокупность обстоятельств, толкающих человека на жестокие поступки, например, из мести или зависти.

Подобные обстоятельства могут стимулировать как садистов и некрофилов, так и многих других людей. В числе последних могут быть самые мирные люди, например мстящие за поругание своей Родины. Особо можно выделить людей, живущих в состоянии хронической ненависти, когда колоссальная концентрация гнева постоянно направлена на то, чтобы разрушать и причинять страдания. Такими состояниями отличались Сталин и Гитлер, а также многие неоднократные убийцы, которые убивали из похоти, корысти, ради укрепления своего авторитета и даже «просто так». Хронической ненавистью, как я говорил выше, могут отличаться семейные тираны и тиранствующие бюрократы, хотя ущерб, наносимый ими людям, может и не быть уголовно наказуемым.

Активность тревожных и жестоких личностей направлена главным образом на защиту своего социального и биологического бытия, которое понимается, точнее ощущается только нуждающимся в защите. Они чувствуют себя уверенно только тогда, когда господствуют над кем-то.

Такой тип личности может проявляться максимально широко - от государственных до серийных тиранов, от коронованных завоевателей до членов банды, измывающихся над беззащитными жертвами. Проведенное в 1980-1990-х гг. с моим участием исследование личности насильственных преступников показало, что тревожность высокого уровня является наиболее характерной их чертой. В 2008-2009 гг. Е.Н. Юрасовой было обследовано несколько сот студентов московских вузов. Оказалось, что ксенофобские установки характерны для тех из них, кто, как показало психологическое тестирование, отличается повышенным уровнем тревожности.

Мои многолетние исследования жестоких и особо жестоких преступлений показывают, что виновные в них лица абсолютно неоднородны ни по мотивам совершенных ими действий, ни по чертам своего характера, ни по целям, которые они преследуют, в том числе в тех случаях, когда цели ими осознаются. Но есть, конечно, и общие черты, такие, например, как эмоциональная холодность, бесчувственность, неумение сопереживать, поставить себя на место другого и в то же время крайняя чувствительность к нежелательным внешним воздействиям, ранимость, а также агрессивность, жестокость, неумение контролировать свои поступки и сдерживать собственные эмоции. Психологическое изучение подобных личностей показывает, что они по большей части ригидны, злопамятны, нежелательные эмоции как бы застревают в них. Они долго, иногда всю жизнь хранят старые обиды, даже те, которые имели место в детстве, и даже когда причины, их вызвавшие, давно исчезли.

Поздние (иногда очень поздние) реакции на наносимые травмы дают о себе знать неожиданно, в том числе для самого человека, который, кстати, может и не подозревать, что они у него сохранились. Поэтому многие преступники, совершившие жестокие поступки, не могут понять, что с ними случилось, искренне недоумевают, почему они это сделали. Отсюда вполне естественное стремление отторгнуть от себя содеянное, не ощущать себя его источником. Мы же ошибочно оцениваем такое отношение как попытку обмануть нас.

Поведение насильственных преступников, особенно садистов, в значительной мере порождается аффективно заряженными идеями, реализуемыми в определенных ситуациях. Поскольку данные лица чрезвычайно чувствительны к внешним событиям и подозрительны, у них затруднена правильная оценка этих событий, которая легко меняется под влиянием аффективных переживаний. Такие лица обладают довольно устойчивыми представлениями, которые непросто изменить; любые затруднения рассматриваются как результат враждебных действий со стороны других людей, которых обычно и обвиняют в своих неудачах, нередко наделяют своими мыслями, ощущениями и намерениями, поэтому начинают воспринимать в качестве враждебных и агрессивных по отношению к себе. Вследствие этого, совершая насилие, убийца, например, считает, что он таким образом защищает свою жизнь, достоинство и честь, «справедливость», но на самом деле утверждается в жизни, образно говоря, доказывает себя.

Сходные черты характеризуют грабителей и разбойников, в действиях которых присутствует садизм. Они, как и все насильственные преступники, постоянно враждебны к окружающим, испытывают большие трудности в усвоении правовых и моральных норм. Происходит это потому, что такие люди психологически, а иногда и физически отчуждены от общества, малых групп и их ценностей. Это не их ценности, они принадлежат иному, непонятному, чуждому миру, поэтому и соблюдать их совсем необязательно. Но есть различия между убийцами, лицами, виновными в нанесении телесных повреждений, и теми, кто совершает грабежи и разбои. Поведение первых направляется в основном бессознательной защитой от воображаемой опасности и аффективно заряженными идеями; поведение вторых определяется тенденцией к скорейшему удовлетворению возникающих желаний и потребностей, что сочетается у них с нарушением общей нормативной регуляции поведения, интеллектуального и волевого контроля; можно сказать, что виновные в грабежах и разбоях отличаются от других преступников большей неуправляемостью поведения и внезапностью антисоциальных поступков.

Вернусь к одному качеству насильственных преступников-садистов, о котором я кратко упоминал выше. Это бесчувственность к чужому горю, неспособность переживать и поставить себя на место другого. Такие лица как бы глухи ко всему, что не касается их самих; при этом их личные интересы охватывают не только собственную персону, но и все, что с ней связано, входит в ее психологическую территорию и самым естественным образом составляет круг ее ценностей. Поэтому у таких людей можно наблюдать бурные разрушительные реакции, например при посягательстве на достоинство любимой женщины или группу, членством в которой данный человек очень дорожит. Такие люди способны ограбить и убить, изнасиловать девочку-подростка, избить ее до полусмерти и сделать инвалидом, унизить и оскорбить часто по ничтожному поводу или вовсе без него, «просто так». Во многом это создает ту кажущуюся легкость, с которой они причиняют самые тяжкие страдания.

Подобные особенности личности очень часто встречаются среди психопатов. Бесчувственность к чужому горю и страданиям, нежелание осознавать исключительно опасные последствия своих поступков и собственную вину объясняют и отсутствие подлинного раскаяния в содеянном практически у всех насильственных преступников, совершивших убийства с особой жестокостью или убийства своих близких. Но факт остается фактом: такие люди лишены Божьей милости - сопереживать другому, что их максимально приближает к животным.

Раздумья над конкретными жестокими преступлениями, психологическое тестирование насильственных преступников-садистов, их рассказы о себе и своей жизни, оценка всех этих данных позволяют предположить наличие у этих лиц еще одного фундаментального качества - неумения, точнее неспособности разрешать свои внутренние проблемы и соответствующие им переживания, особенно если они болезненны, только на психологическом уровне, без внешних действий, без изменения внешней физической среды. В большинстве случаев склонные к садизму люди воздействуют на других людей нежелательным, конечно, для этих людей способом - уничтожают их, присваивают чужие материальные ценности, т.е. приспосабливают среду к себе, а не стремятся адаптироваться к ней, оставаясь в рамках своего Я. Если бы они могли решить свои проблемы на психологическом уровне, это доказало бы их субъективную способность к адаптации, но как раз такого качества у них нет.

Можно сказать, что без изменения среды они не могут найти субъективно оправданные решения даже по вопросам сугубо интимным, и это, по-видимому, отличает их от непреступников. Разумеется, изменение среды тоже может быть разным, не обязательно разрушительным, а вполне моральным. Однако выбор такого общественно полезного пути для них блокирован в силу названных выше особенностей личности и тех ведущих мотивов, которые направляют их жизнь в целом.

Конечно, анализируемое качество, как бы весомо оно ни было в структуре личности человека, склонного к садизму, не может существовать изолированно от других, в первую очередь таких, как повышенная эмоциональность, ригидность переживаний и ранимость. Поэтому любые неблагоприятные воздействия воспринимаются ими очень травматично, но, повторяю, разрешать возникающие в связи с этим проблемы на личностном уровне они не способны. Обычно именно по этой причине такой человек может ударить или убить, чтобы утвердить себя либо отомстить за действительную, а чаще мнимую обиду, напасть и ограбить, чтобы завладеть желанной вещью, оскорбить или унизить, чтобы почувствовать себя сильным и значимым, подчиняющим себе других.

То, что многие преступники-садисты способны действовать только на физическом уровне, несколько напоминает реализацию древнего принципа «око за око, зуб за зуб». На реальные или мнимые обиды даже не от конкретных людей, а от мира вообще, от жизни, от судьбы некоторые из них отвечают физическим насилием, нередко очень жестоким, в отношении вполне определенного человека, иногда первого встречного из массы людей. Этим, например, можно объяснить внешне бессмысленную стрельбу по толпе или группе сверстников. В этих случаях преступники особенно наглядно демонстрируют полную неспособность психологической компенсации того, что они считают нанесенным им вредом, причем часто просто не могут соразмерить этот вред и свою агрессию.

Стремление действовать жестоко, даже очень жестоко, есть у многих людей, но чаще всего это стремление не актуализируется и не реализуется до тех пор, пока не создаются подходящие условия. Эти условия провоцируют садистские проявления (например, в качестве мести) либо дают выход фрустрации вследствие накопившихся глубоких обид, острой зависти, неудачной жизни, неоправдавшихся надежд и поисков виноватых либо самоутверждения, защиты своего социального и биологического статусов, ради демонстрации собственной способности переступать запреты. Разумеется, все эти мотивы, имеющие преимущественно бессознательный характер, часто предстают в сложнейших переплетениях. Сдерживать подобные влечения способна культура, в первую очередь через воспитание, однако этот механизм действует далеко не безотказно. Новейшая история убедительно доказывает, что даже вроде бы высокая культура народа совсем не гарантирует защиту от проявлений крайней жестокости. Так, миллионы германских солдат и офицеров, творившие зверства во время войны на оккупированных территориях, в концлагерях, в большинстве своем, казалось бы, получили надлежащее христианское воспитание в семье и школе, но это воспитание было особым, так как основывалось на беспрекословном подчинении старшим. Такое воспитание давало возможность реализоваться садистским желаниям, поскольку оправдывалось приказом. Их индивидуальное, субъективное, сугубо личное часто несет печать чего-то древнейшего, того, что идет от первобытного человека с его страхами и неуверенностью, с его смутными и пугающими представлениями о самом себе и неустанными поисками своего места в этом незнакомом и опасном мире.

Можно лишь предположить, что какая-то часть психики дикаря продолжает жить в современном человеке вопреки всем многовековым культурным запретам; она передана его более далекому потомку посредством неких архетипических механизмов. Не менее важно такое дополнение: страхи и неуверенность, хотя и появились издавна, постоянно поддерживались самыми разными бедствиями и опасностями буквально всех эпох человеческой истории.

садизм насильственный преступление

Литература

1. Фромм Э. Анатомия человеческой деструктивности. М., 1994.

2. Крафт-Эбинг Р Половая психология. С обращением особого внимания на извращение полового чувства. М., 2003.

3. Хорни К. Наши внутренние конфликты. Конструктивная теория нервозов // Избранные труды Карен Хорни и Эрика Фромма. М., 1995.

4. Фромм Э. Бегство от свободы. М., 1990.

5. Франкл В. Сказать жизни «Да». Психолог в концлагере. М., 2009.

Размещено на Allbest.ru