Предиктивная аналитика в оперативно-розыскной деятельности: международный и отечественный опыт проведения оперативно-розыскного мониторинга информационно-телекоммуникационных сетей и систем

Размещено на http://www.allbest.ru/

Предиктивная аналитика в оперативно-розыскной деятельности: международный и отечественный опыт проведения оперативно-розыскного мониторинга информационно-телекоммуникационных сетей и систем

Батоев Владимир Батоевич

Семенчук Василий Владимирович

Аннотация

оперативный розыскной мониторинг предиктивный

В статье анализируется роль оперативно-розыскного мониторинга в предиктивной аналитике, обосновывается необходимость пересмотра подходов к осуществлению поиска оперативно значимой информации. Отмечается ценность предиктивной аналитики, больших данных в формировании упреждающей модели организации оперативно-розыскной деятельности, освещается передовой международный опыт применения технологий предиктивной аналитики.

Ключевые слова: предиктивная аналитика, мониторинг, оперативно-розыскная деятельность, большие данные, информация, технологии, Интернет, упреждающая модель, превентивные меры.

Annotation

Predictive analytics in operational search activity: international experience and domestic in conducting operational search monitoring of information and telecommunication networks and systems

The article analyses the role of operational and search monitoring in predictive analytics, justifies the need to revise approaches to searching for promptly relevant information. The value of predictive analytics, big data in the formation of a proactive model of organization of operational and search activities is noted, the best international experience of application of technologies of predictive analytics is highlighted.

Keywords: predictive analytics, monitoring, operational-search activity, big data, information, technology, Internet, the model of proactive, preventive measures.

При решении задач оперативно-розыскной деятельности (далее - ОРД) сотрудники оперативных подразделений нередко сталкиваются с ситуациями нехватки либо отсутствия оперативно значимой информации. Наряду с иными формами ОРД восполнить данный пробел призван оперативный поиск во всем многообразии его форм и видов, который предполагает совершение субъектами ОРД активных действий разведывательно-поискового характера по отысканию и сбору информации, способствующей решению оперативно-розыскных задач доступными методами и средствами.

Отличительной особенностью оперативного поиска с организационно-тактической точки зрения является его осуществление вне связи с уже известными фактами и лицами в местах наиболее вероятного обнаружения необходимых данных, событий, явлений, объектов и др.

Исторически так сложилось, что в качестве источников информации обычно выступали и выступают результаты анализа оперативной обстановки, информация от конфидентов, сообщения и заявления физических и юридических лиц и др., которые могут прямо или косвенно указывать на обстоятельства, свидетельствующие о систематичности совершения преступлений на определенных территориях, объектах, зонах и линиях оперативного обслуживания [1, с. 446-447].

Изучение практики показывает, что выявление оперативно значимой информации в основном осуществляется «в ручном режиме» посредством стереотипных форм и методов оперативного поиска, явно не отвечающих современным преступным вызовам и угрозам.

В то же время интенсивное развитие технологической мысли, появление широкого спектра инновационных технических решений, эволюция Интернет-индустрии приводят к формированию цифрового общества с сетевым «умным» характером жизнедеятельности человека, созданию новых видов благ и способов удовлетворения потребностей, что в совокупности существенно меняет систему социальных взаимоотношений, в том числе в сфере преступной и правоохранительной деятельности. Так, например, появились новые виды преступлений, сформировалась особая субкультура в киберпространстве, и, как следствие, соответствующие изменения произошли в организации и тактике ОРД, в частности, существенно расширился перечень источников и способов добывания оперативно значимой и доказательственной информации.

Соответственно, в современных условиях тотальной цифровизации практически всех сфер общественных отношений противостоять новым киберугрозам должна ОРД, основанная на применении современных киберрешений и информационно-телекоммуникационных технологий, которые, как правило, базируются на аналитических методах и технологиях обработки больших данных1 (Big Data), о чем свидетельствует передовой международный опыт в данной сфере.

Международная практика противодействия преступности в сложившихся условиях неизбежного формирования цифровой среды предписывает в корне пересмотреть существующие отечественные подходы к организации ОРД, уделив особое внимание применению и использованию эффективных и апробированных на практике превентивных форм и методов ее проведения, основанных на аналитике.

Следует отметить, что российское общество и государство в целом не уделяют должного внимания передовому международному опыту в сфере оперативно-розыскного мониторинга и противоречию между знанием наличным и знанием потребным в данной сфере. Объясняется это тем, что в практической деятельности весь потенциал аналитических технологий обработки информации не используется. Это нередко приводит к ситуации, при которой сотрудники оперативных подразделений могут и обязаны осуществлять сбор информации в ходе решения задач ОРД только по основаниям, предусмотренным оперативно-розыскным законом (заявления, сообщения граждан, поручения и фактически поступившим в их распоряжение.

При этом вопрос о том, что делать с фактами, выявленными противоправной деятельности посредством мониторинга ресурсов сети Интернет, технологий аналитики и т. д., остается открытым. По существу, речь идет о законодательно усеченном формате осуществления оперативного поиска.

Здесь, полагаем, необходимо уточнить, что фактически «оперативно-розыскные мероприятия и следственные действия, как правило, начинаются после того, как зафиксировано то или иное общественно опасное деяние. В то же время очевидно, что если преступление уже совершено и если это, например, террористический акт с десятками жертв, то точка событий - далеко не лучший отправной пункт к началу оперативно-розыскных мероприятий» [2, с. 88].

Усугубляет ситуацию буквальное и усеченное толкование положений и норм оперативно-розыскного законодательства, согласно которому выявляемые в ходе аналитической работы данные с признаками противоправности, по сути, являются лишь поводами для активизации деятельности сотрудников оперативных подразделений и не могут рассматриваться в качестве оснований для проведения ОРМ. В связи с этим формируются условия, при которых субъекты ОРД фактически лишены законных оснований для использования технологий аналитики при проведении ОРМ.

Обращает на себя внимание решение Конституционного Суда Российской Федерации [3, с. 88], в соответствии с которым, если в деянии отсутствие признаков преступления выявляется до начала осуществления ОРД, а равно такое отсутствие установлено в результате изучения сведений, поступивших в органы, уполномоченные на осуществление ОРД, то проведение в подобных случаях или на основании таких сведений каких-либо ОРМ в соответствии с п.п. 1 п. 2 ч. 1 ст. 7 Федерального закона от 5 июля 1995 г. № 144-ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» не может быть начато и тем более осуществлено [4, с. 88].

В связи с этим становится вполне очевидным, что субъекты ОРД не должны ожидать поступления сообщения о подготавливаемом, совершаемом или совершенном преступлении или оперативно значимой информации от негласных источников и др., мотивируя свою пассивность отсутствием законных оснований для проведения ОРМ. Наоборот, актуальность, как отмечалось ранее, приобретают превентивные формы и методы осуществления ОРД, основанные на аналитике.

Полагаем, что в качестве выхода из сложившейся ситуации можно рассматривать разработку нормативной базы, регламентирующей порядок организации оперативного поиска информации посредством использования технологий аналитической ее обработки, что позволит субъектам ОРД в целях выявления первичных данных о фактах, событиях или действиях (бездействии) криминального характера на законных основаниях осуществлять ОРМ, в том числе с применением методов аналитики. А для этого видится необходимым обратиться к мировой практике, примеры которой демонстрируют положительный опыт использования аналитических технологий обработки больших данных при решении задач ОРД.

Уже сейчас автоматизированный аналитический поиск, обработка и хранение больших данных в тесной интеграции с имеющейся оперативно-розыскной информацией, базами данных государственных и коммерческих структур существенно расширяют имеющийся арсенал сил, средств и методов ОРД. В ряде зарубежных стран добывание оперативно значимой информации основывается на использовании больших данных, что заставляет в корне пересмотреть существующие подходы к решению задач по борьбе с преступностью, изменив имеющиеся ориентиры на предупреждение преступлений, что обосновывается в том числе реальной экономией сил, средств и времени, затрачиваемых на раскрытие и расследование преступлений в целом.

Нельзя не согласиться с А.Л. Осипенко, который отмечает, что «в условиях полномасштабной цифровизации всех сфер жизнедеятельности общества существенное повышение эффективности противодействия трансформирующейся преступности способна обеспечить упреждающая модель организации оперативно-розыскной деятельности, предусматривающая аналитическую обработку всего объема доступной оперативно значимой информации с целью подготовки материалов для принятия решений о реализации превентивных мер оперативно-розыскного реагирования на изменения оперативной обстановки» [5, с. 81].

Полагаем, что основную роль в аналитической обработке существующего и постоянно нарастающего объема доступной оперативно значимой информации должна играть предиктивная аналитика, суть которой заключается в прогнозировании вариантов развития событий или явлений в будущем на основе интеллектуального анализа различной информации, включающего в себя моделирование, изучение исторического опыта и планирование результатов с учетом полученных моделей.

Анализируя данную проблему, В.С. Овчинский приходит к выводу, что «если говорить об ''умной полиции'', то мы видим, что на некоторых полицейских участках США и Европы уже функционирует так называемая система упреждающей полиции, работа которой все меньше основывается на откликах на звонки и все больше - на патрулировании заранее известных зон с высокой степенью криминальной активности. Однако инновационность новой полиции не ограничивается этим, ведь криминогенные зоны можно было вычислять и раньше. На сегодня работа по поиску таких зон выполняется автоматически, что стало возможным благодаря развитию интеллектуальных систем по анализу больших данных, которые способны самостоятельно сопоставлять релевантную информацию и делать из нее выводы о повышении криминальной активности в тех или иных районах или о связях определенных людей с криминальными организациями» [6, с. 6].

В ряде зарубежных стран уже сформирован положительный опыт осуществления оперативно-розыскных действий посредством применения предиктивной аналитики в борьбе с преступностью, разновидностью которой является применение систем стратегического мониторинга (массового перехвата) информации.

Рост вычислительных возможностей, децентрализация сети Интернет, свободное трансграничное распространение информации заставляют правоохранительные органы практически всех государств заниматься разработкой и внедрением систем стратегического мониторинга имеющихся каналов коммуникаций.

В Германии, например, действует Закон G10 [7, с. 81]) об использовании системы стратегического мониторинга, законность функционирования которой признана Европейским судом по правам человека (далее - ЕСПЧ). В соответствии с параграфом 5 данного закона Федеральная разведывательная служба (далее - ФРС) с согласия парламентской контрольной комиссии осуществляет сбор информации, передающейся по международным каналам телекоммуникационной связи, для предотвращения следующих угроз: вооруженного вторжения на территорию Германии; совершения международных террористических актов; распространения военного оружия и незаконной внешней торговли товарами, компьютерными программами и технологиями особой важности; контрабанды на территорию Европейского Союза; ухудшения финансовой стабильности в зоне Евросоюза; легализации финансовых средств; незаконной миграции; международных атак с помощью вредоносных программ или сопоставимых вредоносных информационно-технических средств в отношении конфиденциальности, целостности или доступности информационно-телекоммуникационных систем и др.

В указанном законе отмечается, что в ходе осуществления стратегического мониторинга могут быть использованы только такие поисковые термины, которые имеют непосредственное отношение к предмету исследования. При этом категорически запрещается использование понятий, содержащих идентификационные признаки граждан, применение которых способствует целевому сбору информации, затрагивающей сферу частной жизни. В связи с этим стратегический мониторинг может функционировать только при условии соблюдения обезличивания и деперсонификации.

В Законе G10 подробно прописывается процедура мониторинга, включая регистрацию фактов его осуществления в специальном журнале, доступ к которому ограничивается кругом лиц, уполномоченных осуществлять мониторинг.

При получении различных данных из многочисленных источников ФРС незамедлительно анализирует их, извлекает оперативно значимую информацию и в последующем в течение шести месяцев определяется с ее предназначением и необходимостью передачи в соответствующие правоохранительные органы. В случае выявления уже известных оперативно значимых фактов либо в силу ненадобности полученной информации ФРС незамедлительно уничтожает данные в соответствии с установленной процедурой в присутствии представителей судебных органов.

Предписания Закона G10 по осуществлению стратегического мониторинга были признаны ЕСПЧ правомерными в решении по делу «Вебер и Саравия против Германии» [8, с. 81]. Правомерность обосновывалась тем, что полученные сведения имели ограниченное использование и были переданы в соответствующие органы для предотвращения преступления, предусмотренного положениями Закона G10.

Более того, ЕСПЧ обратил внимание на то, что нормы Закона G10 соответствуют минимальным гарантиям, ранее признанным и применяемым в судебной практике ЕСПЧ, т. к. их соблюдение дает гражданам адекватное представление об обстоятельствах и условиях, при наличии которых публичные власти уполномочены использовать мониторинг.

ЕСПЧ также отметил, что персональные данные, передаваемые органам федерального правительства, могут использоваться только в целях, которые оправдывают их сбор, соответствуют задаче ограничения использования полученной информации нуждами стратегического мониторинга, основаны на конкретных фактах, а не предположениях и домыслах. При этом нормами Закона G10 предусмотрено уведомление лиц, чьи сообщения подверглись мониторингу, при отсутствии ущерба целям мониторинга, за исключением случаев уничтожения добытых данных в течение трех месяцев без какого-либо их использования.

В июне 2013 г. общественный резонанс вызвала публикация в газете Guardian сведений, предоставленных бывшим сотрудником Агентства национальной безопасности Министерства обороны США Э. Сноуденом, о программах массового негласного сбора информации, передаваемой по сетям электросвязи Prism (США) и Tempora (Великобритания). Часть британского сообщества, не согласившись с ведением такой разведывательно-поисковой деятельности, обратилось с соответствующей жалобой в ЕСПЧ, которая впоследствии получила широкую огласку (фраза «Большой брат смотрит» стала символом тотального слежения за гражданами) [9].

Благодаря этой жалобе ЕСПЧ обратил внимание на законодательство Великобритании, регулирующее систему массового перехвата информации. Данная деятельность британских специальных служб регламентируется Законом о полномочиях следственных органов [10] (2000 и 2016 гг.), нормы которого более подробно излагаются в Кодексе практики перехвата коммуникации (2018 г.) [11].

В соответствии с данными нормативными актами на основании ордера, выданного государственным секретарем и утвержденного судебным комиссаром, разведывательные службы (служба безопасности, секретная разведывательная служба, правительственный штаб связи) осуществляют массовый перехват различной цифровой информации, поступающей и передаваемой за пределы государства, а также занимаются получением вторичных данных (системной и идентифицирующей информации, собранной для целей, не связанных с текущей задачей). Следует уточнить, что системные данные - это любые сведения, которые позволяют или облегчают функцию системы или службы, а идентификационные - данные, которые могут использоваться для идентификации или оказания помощи в распознании любого человека, устройства, системы, услуги, события или местоположения.

Важно обратить внимание на процедуру согласования проведения данного мероприятия. Выдача ордера на массовый перехват осуществляется при условии, если это необходимо для предотвращения или выявления общественно опасных преступлений, а равно обеспечения экономического благосостояния Соединенного Королевства в интересах его национальной безопасности. При этом к «серьезным» преступлениям относятся следующие противоправные деяния:

за которые лицо, достигшее 18 лет (в Шотландии или Северной Ирландии - 21 года), может быть приговорено судом к лишению свободы на срок от 3 лет и более;

связанные с применением насилия, приводящие к существенной финансовой выгоде или совершенные в составе организованной группы.

Государственный секретарь, в свою очередь, должен быть полностью уверен в том, что характер предпринимаемых правоохранительными органами действий прямо пропорционален запланированной цели, а достижение результата возможно только таким способом. Это обусловлено тем, что никакое вмешательство в сферу частной жизни гражданина не должно считаться соразмерным, если запрашиваемая информация может быть получена менее затратными способами.

В ордере должны быть указаны оперативные цели перехвата контента или вторичных данных. Для этого оперативные цели отбираются и одобряются руководителями разведывательных служб, в результате чего формируется «список оперативных целей», например:

обеспечение национальной безопасности или другие основания проведения массового перехвата;

обеспечение функций государственного секретаря, министров Шотландии или руководителя разведывательной службы, которым направлен ордер;

выполнение функций судебных комиссаров или Трибунала по следственным полномочиям;

обеспечение информацией лица, проводящего уголовное преследование, в целях установления истины и т. д.

При этом запрещается вносить в ордер оперативные цели, не включенные в список. Перехваченное содержимое или вторичные данные не могут быть выбраны для проверки, только если это не требуется для достижения одной или нескольких оперативных целей, обозначенных в ордере.

В ходе сбора осуществляется фильтрация информации - автоматическое исключение в режиме реального времени перехваченных сообщений, представляющих наименьшее информационное значение, посредством применения простых и сложных критериев автоматизированного поиска и последующая их аналитика.

ЕСПЧ в качестве замечаний указал, что в законодательстве Великобритании критерии поиска информации изложены в расширительном толковании (например, материалы, предоставляющие информацию о терроризме, и т. д.), а также отсутствует независимый контроль за ее отбором и последующей фильтрацией. Как следствие, британская система массового перехвата информации не отвечает требованиям ст. 8 Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод («Право на уважение частной и семейной жизни»).

Схожая по функционалу и предназначению система массового перехвата сообщений действует и в Швеции. На протяжении многих лет в данной стране под контролем правительственных органов осуществляется перехват трансграничных коммуникаций в целях получения информации по определенным явлениям или ситуациям (но не в отношении конкретных физических лиц), угрожающим интересам национальной безопасности. Персонифицированный перехват информации проводится по решению судебных органов в отношении физических лиц, если существуют данные об их причастности к преступной деятельности либо когда ценность добываемой информации превышает пределы вмешательства в сферу частной жизни.

ЕСПЧ отметил, что в законодательстве Швеции не предусмотрены основания прекращения перехвата информации и отсутствует четкая регламентация данной процедуры. Эти вопросы находятся в ведении надзирающего органа - Инспекции внешней разведки, который своим решением определяет момент прекращения перехвата. Тем не менее, ЕСПЧ в решении по делу «Центр юстиции против Швеции» [12] признал функционирование системы допустимым, обосновывая это тем, что с учетом степени опасности имеющихся угроз международного терроризма и других серьезных преступлений (киберпреступность, незаконный оборот наркотиков, торговля людьми, распространение детской порнографии и т. д.) массовый перехват информации является исключительно правом государства и не противоречит нормам и положениям Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод.

Резюмируя, отметим, что указанные системы стратегического мониторинга функционируют по общей схеме, согласно которой перехват внешних коммуникаций и отбор оперативно значимой информации по ключевым словам осуществляются с последующей компьютерной фильтрацией массива данных и дальнейшей их аналитической обработкой. При этом под внешними коммуникациями они понимают интернет-трафик на веб-серверы, расположенные за пределами государства.

На законодательном уровне более расширительное толкование внешних коммуникаций применяют системы массового перехвата информации в Турции, Франции, Китайской Народной Республике и иных странах, включая в их содержание не только Интернет-ресурсы, но и каналы телеграфной, телефонной, почтовой и иной связи [13, с. 223].

Таким образом, анализ передового международного опыта позволяет нам говорить о наличии законодательно урегулированного, сформированного и действенного механизма обеспечения безопасности личности, общества и государства.

В то же время анализ отечественной практики показывает недостаточный уровень развития законодательной базы в данной сфере, отсутствие соответствующей инфраструктуры и кадровых ресурсов. Неразрешенными остаются вопросы обеспечения технологического доступа к информационным ресурсам, что требует проведения фундаментальных исследований с последующей разработкой эффективных предложений и рекомендаций различного характера.

Ряд ученых в качестве перспективного направления совершенствования информационного обеспечения правоохранительной деятельности в целом и оперативно-розыскной деятельности в частности указывают на необходимость создания автоматизированных процессов обработки «фоновой» информации, т. е. сведений криминального и некриминального характера, в двух направлениях: 1) оптимизация инфотехнологических циклов поэтапного извлечения реактивной оперативно-розыскной информации из потоков поступающих и циркулирующих сведений, данных, сигналов с одновременным пополнением и совершенствованием информационных ресурсов; 2) переход к инициативной аналитике, т. е. к разработке автоматизированных алгоритмов бесперебойных аналитических исследований, хотя и опирающихся на информационные ресурсы, но обусловленных в первую очередь непрерывным поступлением сообщений о происходящих событиях и развивающихся явлениях. Кроме того, ученые отмечают такое направление оперативного поиска, как оперативное распознание, под которым они предлагают понимать процесс установления лиц, предметов и явлений, представляющих оперативный интерес, на основе определения их групповой принадлежности или тождества по заранее известным свойствам и признакам [13, с. 88, 446-447].

Результаты нашего исследования показывают, что российское оперативно-розыскное законодательство не имеет целью осуществление сбора оперативно значимой информации за рубежом.

Изучение положений отечественных нормативно-правовых актов указывает на то, что после принятия Федерального закона от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ «О внесении изменений в Федеральный закон ''О противодействии терроризму'' и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности» сформированы лишь предпосылки создания предиктивной аналитики в оперативно-розыскной деятельности для сбора, анализа и хранения информации только «внутри» Российской Федерации [14].

В частности, данный закон внес изменения в ст. 84 Федерального закона от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ «О связи» [15], наложив на операторов связи обязанности по хранению на территории Российской Федерации: 1) информации о фактах приема, передачи, доставки и (или) обработки голосовой информации, текстовых сообщений, изображений, звуков, видео- или иных сообщений пользователей услугами связи в течение трех лет с момента окончания осуществления таких действий; 2) текстовых сообщений пользователей услугами связи, голосовой информации, изображений, звуков, видео-, иных сообщений пользователей услугами связи до шести месяцев с момента окончания их приема, передачи, доставки и (или) обработки.

Аналогичные требования были закреплены в Федеральном законе от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ «Об информации, информационных технологиях и о защите информации» в отношении организаторов распространения информации в сети Интернет [16]. При этом на указанные категории лиц была возложена обязанность по предоставлению субъектам ОРД доступа к данной информации в случаях, предусмотренных действующим законодательством.

Изменения, касающиеся деятельности правоохранительных органов, были внесены в Федеральный закон от 3 апреля 1995 г. № 40-ФЗ «О федеральной службе безопасности» [17]. Так, к числу прав органов государственной безопасности была отнесена возможность получать на безвозмездной основе от государственных органов и государственных внебюджетных фондов необходимые для выполнения возложенных на них обязанностей информационные системы и (или) базы данных, в том числе путем получения возможности удаленного доступа к ним, за исключением случаев, когда федеральными законами установлен запрет на передачу таких систем и (или) баз данных органам государственной безопасности.

Подобные законодательные инициативы можно рассматривать как формирование основ построения технологического подхода к массовому получению информации, содержащейся в пересылаемых сообщениях и ином трафике, непосредственно информации о фактах пересылки сообщений, а также доступа к базам данных государственных органов.

В то же время не получило развития правовое толкование процедуры последующего отбора информации, однако было введено новое оперативно-розыскное мероприятие «Получение компьютерной информации», суть и содержание которого до сих пор не ясны ни теоретикам, ни практикам.

В отличие от зарубежного отечественное законодательство не содержит определения понятий первичного и последующего отбора, использования и хранения информации. Оперативно-розыскное законодательство предусматривает лишь возможность перехвата информации в настоящем или будущем времени. Справедливо возникает вопрос: в рамках какого оперативно-розыскного мероприятия можно получить записанные и хранящиеся у оператора сотовой связи телефонные разговоры, которые состоялись до того момента, когда поступила какая-либо первичная информация о противоправной деятельности взятого под контроль лица? Ответ на этот вопрос требует тщательной проработки и регламентации.

Подводя итог, подчеркнем особую значимость понимания необходимости пересмотра основ организации не только оперативно-розыскной, но и правоохранительной деятельности в целом. Большие данные, предиктивная аналитика, достижения четвертой промышленной революции в совокупности призваны обеспечить формирование перехода от карательной модели правоохранительной деятельности к предупредительной.

Литература

1. Теория оперативно-розыскной деятельности: учебник / под ред. К.К. Горяйнова. 3-е изд., перераб. и доп. М., 2016.

2. Овчинский А.С., Овчинский В.С., Овчинский С.С. Оперативно-розыскная информация. М., 2018.

3. Определение Конституционного Суда РФ от 22 апр. 2005 г. № 198-О // Документ опубликован не был. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

4. Об оперативно-розыскной деятельности: федер. закон от 5 июля 1995 г. № 144-ФЗ. Доступ из справ. правовой системы «КонсультатнтПлюс».

5. Осипенко А.Л. Перспективы использования информационно-аналитических технологий в оперативно-розыскной деятельности // Общество и право. 2018. № 4(66).

6. Овчинский В.С. Технологии будущего против криминала. М., 2017.

7. Gesetz zur Beschrankung des Brief-, Post- und Fernmeldegeheimnisses (Artikel 10-Gesetz - G 10). URL: http://www.gesetze-im-internet. de/g10_2001/G_10.pdf (дата обращения: 15.01.2020).

8. Дело «Вебер и Саравия против Германии» (Case of Weber and Saravia v. Germany (Application № 54934/00). Decision Date 29.06.2006). URL: http://hudoc.echr. coe.int/eng?i=001-76586 (дата обращения: 15.01.2020).

9. Case of Big brother watch v. The United Kingdom (Application no. 58170/13, 62322/14, 24960/15). Decision Date 13.09.2018. URL: http:// hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-186048 (дата обращения: 15.01.2020).

10. Investigatory Powers Act 2016 // https:// www.legislation.gov.uk/ukpga/2016/25/contents (дата обращения: 15.01.2020).

11. Interception of Communications: Code of Practice. Pursuant to Schedule 7 to the Theory of operational and search activities: textbook / ed. by K.K. Goryinov. 3 ed, rev. and augm. Moscow, 2016.

12. Ovchinsky A.S., Ovchinsky V.S., Ovchinsky S.S. Operational and search information. Moscow, 2018.

13. Decision of the Constitutional Court of the Russian Federation d.d. Apr. 22, 2005 № 198-О // The document was not published. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

14. About operational and search activities: fed. law d.d. July 5,1995 № 144-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

15. Osipenko A.L. Prospects for the use of information and analytical technologies in operational and search activities // Society and law. 2018. № 4(66).

16. Ovchinsky V.S. Technologies of the future versus crime. Moscow, 2017.

17. Gesetz zur Beschrankung des Brief-, Post- und Fernmeldegeheimnisses (Artikel 10-Gesetz - G 10). URL: http://www.gesetze-im-internet.de/ g10_2001/G_10.pdf (date of access: 15.01.2020).

18. Case of Weber and Saravia v. Germany (Application № 54934/00). Decision Date 29.06.2006). URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-76586 (date of access: 15.01.2020).

19. Case of Big brother watch v. The United Kingdom (Application no. 58170/13, 62322/14, 24960/15). Decision Date 13.09.2018. URL: // http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-186048 (date of access: 15.01.2020).

20. Investigatory Powers Act 2016//https://www.legislation.gov.uk/ukpga/2016/25/contents (date of access: 15.01.2020).

21. Interception of Communications: Code of Practice. Pursuant to Schedule 7 to the Investigatory Powers Act 2016. URL: https:// assets.publishing.service.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/file/715480/Interception_of_Communications_.

22. Investigatory Powers Act 2016. URL: https://assets.publishing.service.gov.uk/government/uploads/system/uploads/attachment_data/ file/715480/Interception_of_Communications_ Code_of_Practice.pdf (дата обращения: 15.01.2020).

23. Case of Centrum for rattvisa v Sweden (Application № 35252/08). Judgment Date 19.06.2018. URL: http://hudoc.echr.coe.int/eng?i=001-183863 (дата обращения: 15.01.2020).

24. Маркушин А.Г. Оперативно-розыскная деятельность: учеб. для вузов. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2013.

25. О внесении изменений в Федеральный закон «О противодействии терроризму» и отдельные законодательные акты Российской Федерации в части установления дополнительных мер противодействия терроризму и обеспечения общественной безопасности: федер. закон от 6 июля 2016 г. № 374-ФЗ. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

26. О связи: федер. закон от 7 июля 2003 г. № 126-ФЗ // Собр. законодательства РФ. 2003. № 28. Ст. 2895.

27. Об информации, информационных технологиях и о защите информации: федер. закон от 27 июля 2006 г. № 149-ФЗ. Доступ из справ. правовой системы «Консультант-Плюс».

28. О федеральной службе безопасности: федер. закон от 3 апреля 1995 г. № 40-ФЗ. Доступ из справ. правовой системы «КонсультантПлюс».

29. Code_of_Practice.pdf (date of access: 15.01.2020).

30. Case of Centrum for rattvisa v. Sweden (Application № 35252/08). Judgment Date 19.06.2018. URL: http://hudoc.echr.coe.int/ eng?i=001-183863 (date of access: 15.01.2020).

31. Markushin A.G. Operational and search activities: textbook for universities. 2nd ed., rev. and augm. Moscow, 2013.

32. On Amendments to the Federal Law «On Combating Terrorism» and Certain Legislative Acts of the Russian Federation in Terms of Establishing Additional Measures to Counter Terrorism and Ensure Public Security: fed. law d.d. July 6, 2016 № 374-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

33. About communication: fed. law of July 7, 2003 № 126-FL // Assembly of Legislation of the Russian Federation. 2003. № 28. Article. 2895.

34. About information, information technologies and on information security: fed. law d.d. July 27, 2006 № 149-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

35. About the federal security service: fed. law d.d. Apr. 3, 1995 № 40-FL. Access from legal reference system «ConsultantPlus».

Сведения об авторах

Батоев Владимир Батоевич, кандидат юридических наук, доцент, начальник кафедры оперативно-розыскной деятельности и специальной техники в органах внутренних дел Восточно-Сибирского института МВД России

Семенчук Василий Владимирович, кандидат экономических наук, доцент, заместитель начальника кафедры оперативно-розыскной деятельности органов внутренних дел Дальневосточного юридического института МВД России

Information about authors

V.B. Batoev, Candidate of Law, Associate Professor, Head of of the Chair of Investigation Activities in the Internal Affairs bodies in the the East-Siberian Institute of the Ministry of the Interior of Russia;

V.V. Semenchuk, Candidate of Economics, Associate Professor, Deputy Head of the Chair of Investigation Activities of the Internal Affairs bodies of the Far Eastern Law Institute of the Ministry of the Interior of Russia

Размещено на Allbest.ru