Проблемные аспекты интерпретационной деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации (на примере толкования понятий "хищение" и "использование служебного положения")

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблемные аспекты интерпретационной деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации (на примере толкования понятий «хищение» и «использование служебного положения»)

Problematic Aspects of the Interpretative Activity of Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation (On the Example of the Concepts' Interpretation of «Embezzlement» and «Official Position Use»)

Мария Петровна Пронина, ведущий научный сотрудник научноисследовательского центра, кандидат юридических наук, доцент Академия управления МВД России

Аннотация

Актуальность: недостаточная разработка понятийного аппарата юридической техники, пробелы в знаниях о ее видах и, как следствие, их неправильное использование приводят к ошибкам, правовым конфликтам, возможным рискам неблагоприятного воздействия на субъектов права. Поэтому особенно важны теоретическая интерпретация юридической техники, а также выявление пробелов и коллизий в интерпретационной деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Решение этих вопросов позволяет сформулировать теоретические рекомендации по практическому применению правил юридической техники для повышения эффективности законотворчества.

Постановка проблемы: анализируя текущее положение юридической техники в уголовном праве, можно констатировать присутствие большого количества теоретических и практических проблем, требующих оперативного разрешения. Без выявления проблемных аспектов интерпре-тационной деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации и поиска путей их решения в уголовном законодательстве невозможно преодолеть проблемы трансформации современной правовой системы Российской Федерации, создать более эффективные механизмы регулирования законодательства, разработать правовые институты, соответствующие новым динамично развивающимся экономическим и общественным отношениям.

Цель исследования: на основе исследования существующей интерпретационной деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации выработать пути совершенствования и повышения эффективности данного вида деятельности.

Методы исследования: общенаучные методы (анализ, синтез, дедукция, индукция), способствующие разноаспектному рассмотрению деятельности Пленума Верховного Суда Российской Федерации, а также ряд частнонаучных методов познания (формально-юридический, системноструктурный и сравнительно-правовой), применяемых в процессе проведения анкетирования и формирования научной базы исследования.

Результаты и ключевые выводы: проведенное исследование выявило много проблемных вопросов в области рассистематизации уголовного законодательства и разъяснения его положений. Такая ситуация неизбежно влечет за собой принятие неверных решений, не соответствующих современным направлениям уголовной политики, а также велению законодателя, вложенного в Уголовный кодекс Российской Федерации. Предложено решение выявленных рассогласований в пленумах Верховного Суда Российской Федерации в виде новых редакций их содержимого.

Ключевые слова: юридическая техника; право; уголовное законодательство; толкование; интерпретационная деятельность; коллизии; охрана интересов личности; собственность; признаки преступления; служебное положение

герменевтика суд проблемный

Annotation

Relevance: insufficient development of the conceptual apparatus of legal technology, gaps in the knowledges about its types and, as a result, their improper use lead to errors, legal conflicts, possible risks of adverse impact on legal entities. Therefore, the theoretical interpretation of the legal technique is particularly important, as well as the identification of gaps and conflicts in the interpretation activities of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation. The solution of these issues allows us to formulate theoretical recommendations for the practical application of the rules for legal technology to improve the effectiveness of lawmaking.

Problem statement: analyzing the current state of legal technology in the criminal law, we can state the presence of a large number of the theoretical and practical problems that require prompt resolution. Without identifying the problematic aspects of the interpretative activity of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation and finding. the ways to solve them in criminal legislation, it is impossible to overcome the problems of transformation of the modern legal system of the Russian Federation, create more effective mechanisms for regulating legislation, and develop legal institutions that correspond to the new dynamically developing economic and social relations.

The purpose of the study: based on the study of existing interpretative activity of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation, to develop the ways to improve and increase the effectiveness of this activity type.

Research methods: the general scientific methods (analysis, synthesis, deduction, induction) that contribute to a multi-faceted review of the activities of the Plenum of the Supreme Court of the Russian Federation, as well as a number of private scientific methods of cognition (formal legal, system structural and comparative legal) used in the process of conducting questionnaires and forming the scientific base of research.

Results and key conclusions: the study revealed many problematic issues in the field of the criminal legislation systematization and clarification of its provisions. This situation inevitably leads to the adoption of the incorrect decisions that do not correspond to the modern trends in criminal policy, as well as the dictates of the legislator, embedded in the Criminal Codex of the Russian Federation. Solution of the revealed discrepancies in the plenums of the Supreme Court of the Russian Federation in a form of the new versions of their contents is proposed.

Keywords: legal technique; law; criminal legislation; interpretation; interpretative activity; collisions; protection of the personal interests; property; signs of crime; official position.

Реализация юридической деятельности осуществляется в различных видах: правотворческой, правоприменительной, праворазъяснительной, систематизационной, доктринальной. Исследование интерпретационной деятельности показало, что, несмотря на особенности и специфику различных государственных устройств, она имеет общие признаки, позволяющие обеспечить внутреннюю согласованность и гармонизацию системы правовых норм, призванных регулировать складывающиеся в обществе различные отношения. Однако в юридической науке отсутствует единый подход к исследованию видов юридической деятельности. Не является исключением и толкование.

Интерпретационная деятельность в области уголовного права имеет свои отраслевые особенности, что обусловлено как целями и задачами, стоящими перед уголовным правом, так и субъектами, непосредственно толкующими уголовно-правовые нормы. При этом уполномоченные на то лица одновременно осуществляют законодательное воздействие в системе уголовно-правовых отношений.

В связи с этим сущность толкования в рассматриваемой нами области находится в плоскости уяснения подлинного смысла юридических предписаний, закрепленных в Уголовном кодексе Российской Федерации1 (далее -- УК РФ), и донесения его до непосредственного правоприменителя [11].

Точность и адекватность герменевтики уголовного законодательства являются специфическими особенностями, содержащимися в УК РФ. К наиболее значимым можно отнести структуру уголовного закона, наличие значительного количества оценочных признаков и терминов, чрезмерную бланкетность норм и т. д. Поэтому толкование уголовно-правовых норм -- сложный методологически логический процесс, включающий в себя следующие взаимосвязанные и взаимообусловленные элементы: логику изложения уголовно-правовых предписаний; внутрисистемные связи; технико-юридические особенности конструирования норм уголовного закона; социальную обусловленность уголовно-правовой охраны определенного спектра общественных отношений.

Вышеизложенное дает нам основание согласиться с научной гипотезой, выдвинутой А. И. Ситниковой о том, что знания, закрепленные в УК РФ, носят кодированный характер, и интерпретатор декодирует их путем создания специальных текстов. Примером могут служить издаваемые Пленумом Верховного Суда Российской Федерации постановления, имеющие решающее значение в рамках правоприменения.

Анализ интерпретационных положений Особенной части УК РФ, трактуемых судом, выявил большое количество коллизий, вносящих затруднения в правоприменительную деятельность.

Определяя наличие проблем судебного толкования норм Особенной части УК РФ, нельзя обойти стороной проблему установления признаков преступлений, посягающих на интересы собственности, с учетом рекомендаций, даваемых высшей судебной инстанцией. Это касается в первую очередь содержательной части такого понятия, как «хищение», дефиниция которого закреплена в примеч. 1 к ст. 158 УК РФ и сегодня имеет свое распространение на весь уголовный закон. Законодательно закрепив данный подход еще в 1996 г., Верховный Суд Российской Федерации в постановлениях в ряде случаев предпринимает попытки изменить его смысловую и содержательную части, что недопустимо, так как влечет за собой полисемию в области правоприменения.

Исследование постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» Уголовный кодекс Российской Федерации от 13 июня 1996 г. № 63-ФЗ // СЗ РФ. 1996. № 25. Ст. 2954. О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 12 марта 2002 г. № 5 // Бюллетень Вер-ховного Суда Российской Федерации. 2002. № 5. в части определения момента окончания деяния, закрепленного в ст. 226 УК РФ, показало, что высшая судебная инстанция под данным видом хищения понимает завладение предметом преступления, целью которого являются присвоение похищенного, передача иному лицу либо иное распоряжение оружием, комплектующими деталями к нему, боеприпасами, взрывчатыми веществами или взрывными устройствами по своему усмотрению.

Соотнеся рассматриваемое понятие с дефиницией, закрепленной в примеч. 1 к ст. 158 УК РФ, можно выделить как минимум четыре противоречия.

Во-первых, постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 12 марта 2002 г. № 5 закрепляет лишь одну форму противоправного поведения -- завладение, однако постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. № 29, более содержательно раскрывающее признаки «хищения», исходя из положений примеч. 1 к ст. 158 УК РФ, относит к таковым еще и изъятие, а также обращение, что, конечно же, оправдано и соответствует современной концепции уголовного права.

Во-вторых, исходя из содержания п. 13 вышеуказанного постановления от 12 марта 2002 г. № 5, цель и мотивы на квалификацию ст. 226 УК РФ не влияют. Считаем такой подход неоправданным, так как он исключает корыстную цель как критериеобразующий признак хищения, что, по нашему мнению, недопустимо, поэтому такое деяние не может называться хищением.

В-третьих, в постановлении не делается акцент и на таком признаке хищения, как ущерб, относящемся к разряду обязательных, что существенно заужает позицию Верховного Суда Российской Федерации в рассматриваемом вопросе.

В-четвертых, наблюдаются существенные противоречия по моменту окончания рассматриваемых деяний. Так, п. 6 постановления Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 27 декабря 2002 г. закрепляет два самостоятельных момента окончания деяния в зависимости от формы хищения (кража и грабеж окончены с момента, когда виновный завладел чужим имуществом и получил реальную возможность им распоряжаться; разбой -- с момента нападения с целью хищения). Определены моменты окончания в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 30 ноября 2017 г. № 48 еще одной формой хищения -- мошенничеством. Они дублируют позиции рассмотренного выше п. 6, что указывает на единство понимания Пленума Верховного Суда Российской Федерации в рассматриваемой проблеме.

Однако вышеуказанное постановление от 12 марта 2002 г. предусматривает оконченным хищение оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств с момента завладения ими любым способом.

Таким образом, говоря об одних и тех же деяниях, имеющих отличительные особенности лишь в характеристике предмета, что и стало причиной их соответствующего размещения в определенных главах и разделах УК РФ, пришли к следующему выводу: произошла ошибочная подмена сущности этих деяний, вытекающая из положений примеч. 1 к ст. 158 УК РФ.

Решение выявленных противоречий лежит в плоскости определения спектра нарушаемых общественных отношений, т. е. объекта посягательства. Нельзя не согласиться с тем (эту позицию поддержали 68 % проанкетированных респондентов), что, совершая хищение любого предмета, разрешенного или запрещенного в обороте, виновный осознает, что причиняет имущественный ущерб, так как он (предмет) имеет стоимостную оценку. Из этого следует, что причинение реального материального ущерба выступает в качестве обязательного признака рассматриваемых норм уголовного закона. Его причинение напрямую связано и с корыстной составляющей, предполагающей получение материальной выгоды.

Все это дает основание сделать вывод о том, что при совершении хищения оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств страдает не один, а два объекта уголовной правовой охраны. Исходя из структуры УК РФ, в качестве основного непосредственного объекта в ст. 226 закона выступают общественные отношения, устанавливающие законный оборот предметов данного преступления, а в качестве дополнительного объекта -- отношения собственности.

Вышеизложенное подчеркивает нарушение законов логики со стороны Пленума Верховного Суда Российской Федерации при интерпретации дефиниции, действие которой распространено на весь УК РФ.

Решение выявленных рассогласований рекомендаций Пленума Верховного Суда Российской Федерации с основополагающими положениями УК РФ лежит в плоскости изменения положений п. 13 постановления от 12 марта 2002 г. Учитывая вышеприведенные доводы, предлагаем следующую его редакцию:

«По смыслу закона хищение оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств должно обладать всеми признаками, указанными в примеч. 1 к ст. 158 УК РФ, и может быть совершено в следующих формах: тайно; открыто, в том числе с применением насилия, опасного или не опасного для жизни и здоровья; путем присвоения или растраты; путем обмана или злоупотребления доверием.

При совершении хищения оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств тайно, открыто, в том числе с применением насилия, не опасного для жизни и здоровья; путем присвоения или растраты; путем обмана или злоупотребления доверием преступление считается оконченным с момента, когда виновный завладел оружием, комплектующими деталями к нему, боеприпасами, взрывчатыми веществами или взрывными устройствами и получил право распоряжаться им.

При совершении хищения оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств открыто с применением насилия, опасного для жизни и здоровья, преступление считается оконченным с момента нападения в целях хищения оружия, комплектующих деталей к нему, боеприпасов, взрывчатых веществ или взрывных устройств, совершенного с применением насилия, опасного для жизни или здоровья, либо с угрозой применения такого насилия».

Проведенное исследование показало, что Пленум Верховного Суда Российской Федерации, толкуя положения уголовного законодательства, предпринял попытку по созданию новых уголовно-правовых норм в рассматриваемых сферах, что свидетельствует о выходе за рамки своих конституционных полномочий.

Продолжая исследование интерпретационной деятельности судебных инстанций в области толкования норм уголовного закона, считаем необходимым затронуть вопрос по определению содержания такого отягчающего признака, как «использование своего служебного положения». Он фигурирует во многих статьях Особенной части УК РФ, а также в постановлениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Основная масса судебных актов относит к категории лиц, использующих свое служебное положение, должностных лиц и лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих и иных организациях [1, с. 15--18], при этом эти функции и должны способствовать совершению преступления. Например, при присвоении или растрате они конкретизируют правомочия субъекта и тем самым облегчают совершение деяния, однако судебные инстанции зачастую сверхрасширительно толкуют содержание рассматриваемого признака, делая основной акцент лишь на самом факте занимаемой должности, а не на установлении ее влияния на реализацию умысла виновного. Например, за хищение с использованием служебного положения были осуждены продавцы, менеджеры по продажам [6, 8], но есть и примеры исключения данного признака из квалификации при совершении хищения материально-ответственным лицом, которому имущество вверено [7, 9]. Вышеизложенное активизирует дискуссию о необходимости установления более четких признаков рассматриваемого субъекта и закрепления их в разъяснениях Пленума Верховного Суда Российской Федерации. Обосновывается это тем, что данный отягчающий признак должен отражать сущность совершаемого преступления и являться его неотъемлемой частью. На этом и делает свой акцент Пленум Верховного Суда Российской Федерации в постановлении от 30 ноября 2017 г. № 4 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» (п. 29). Он предлагает относить к специальным субъектам в рамках рассматриваемого признака только должностных лиц и лиц, выполняющих управленческие функции в коммерческих и иных организациях, в соответствии с примечаниями к ст. 201 и 285 УК РФ. Указанное правило распространено на ст. 159--160 УК РФ. В этом пункте постановления Пленума разъяснения получила аргументация по отсутствию факта использования своего служебного положения при присвоении или растрате имущества, принадлежащего физическому лицу и переданного виновному на основании гражданско-правовых договоров. Такие действия охватываются ч. 1 ст. 160 УК РФ. Исходя из вышеизложенного, следует сделать вывод о том, что изучаемое постановление в содержание рассматриваемого отягчающего признака закладывает две основополагающие идеи: спец- субъект, обладающий признаками, указанными в примечаниях к ст. 201 и 285 УК РФ, и потерпевший, к которому не могут быть отнесены физические лица и индивидуальные предприниматели без образования юридического лица.

Однако в других постановлениях высшей судебной инстанции рассматриваемый отягчающий признак трактуется иначе. Так, постановление от 12 марта 2002 г. № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств» к лицам, использующим свое служебное положение, причисляет субъекты, наделенные полномочиями, связанными с оборотом вышеназванных предметов. В частности, к ним относятся не только должностные лица либо лица, выполняющие управленческие функции в коммерческих или иных организациях, а также лица, выполняющие обязанности часовых, постовых, вахтеров, инкассаторов и т. п.

Иная точка зрения содержится в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующи-ми и ядовитыми веществами: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 15 июня 2006 г. № 14 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2006. № 8., в котором в рассматриваемую группу субъектов включены должностные лица, а также лица, выполняющие трудовые функции в сфере оборота наркотических средств, психотропных, сильнодействующих и ядовитых веществ. В тексте разъяснений даны рекомендации по кругу таких субъектов. К ним предложено относить провизора, лаборанта, медицинскую сестру, охранника, экспедитора и т. п.

Третья точка зрения Пленума Верховного Суда Российской Федерации указывается в постановлениях от 9 февраля 2012 г. № 1 «О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направленности»; от 17 января 1997 г. № 1 «О практике применения судами законодательства об ответственности за бандитизм» и от 28 июня 2011 г. № 11 «О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экстремистской направленности». В них, кроме самих полномочий, к исследуемому отягчающему признаку отнесено еще и использование авторитета и значимости занимаемой должности О судебной практике по уголовным делам о преступлениях экс-тремистской направленности: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 28 июня 2011 г. № 11 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2011. № 8; О практике при-менения судами законодательства об ответственности за бандитизм: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 17 января 1997 г. № 1 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 1997. № 3; О некоторых вопросах судебной практики по уголовным делам о преступлениях террористической направ-ленности: постановление Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 9 февраля 2012 г. № 1 // Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2012. № 4..

Все это свидетельствует об отсутствии единого подхода в определении признаков использования служебных полномочий при совершении преступления. Полагаем, что такая полисемия неблагоприятно влияет на формирование однообразной судебно-следственной практики, примеры которой были приведены выше.

Осознавая данное обстоятельство, научное сообщество, исследуя возникшую проблему,

не пришло к единому мнению и предлагает несколько полярных путей ее решения.

Первая группа ученых является противником расширения круга лиц, использующих свое служебное положение в рамках своего противоправного поведения [5, c. 18], делая акцент лишь на субъекты, отраженные в примечаниях к ст. 201 и 285 УК РФ, исключая из их круга продавцов, материально-ответственных водителей, операторов по приему платежей и т. п.

Вторая группа предлагает существенно расширить признаки лица, использующего свои полномочия при совершении преступления, и включить в данную категорию в том числе иных служащих организаций вне зависимости от форм собственности [3, с. 15--18]. Обосновывается это тем, что использование своих служебных полномочий должно быть собирательным понятием, усиливающим превентивное противодействие преступлениям, совершаемым специальными субъектами, и ограничение их круга только должностными лицами и лицами, выполняющими управленческие функции в коммерческих и иных организациях, что создаст прецедент в безнаказанности иных специальных субъектов.

В связи с этим нами был задан следующий вопрос респондентам: «Какими, с вашей точки зрения, признаками может обладать субъект преступления, использующий для его совершения свои служебные полномочия?»:

а) должностного лица;

б) лица, выполняющего управленческие функции в коммерческих и иных организациях;

в) служащих иных организаций, независимо от формы собственности;

г) лица, работающего по трудовому договору, заключенному с физическим лицом, в том числе с индивидуальным предпринимателем, и наделенного определенными служебными полномочиями.

Полученные результаты показали, что, по мнению респондентов-экспертов (41,63 %), все указанные в анкете категории могут быть отнесены к лицам, использующим для совершения преступления свои служебные полномочия.

Следует разделить указанную точку зрения, однако отмеченный объективный признак может выступать в качестве отягчающего вину только в том случае, если он способствовал совершению преступления. Если же нет, то его нельзя использовать при квалификации деяния, хотя законодатель сегодня данный подход не разделяет и делает исключение для сотрудников Министерства внутренних дел Российской Федерации. Примером может служить п. «о» ч. 1 ст. 63 УК РФ «Совершение умышленного преступления сотрудником органа внутренних дел», т. е. сам факт нахождения на службе в системе МВД России отягчает вину. Такое нормотворческое решение, по нашему мнению, является ошибочным, так как в первую очередь противоречит принципу уголовного закона, закрепленному в ст. 4 УК РФ, и нарушает равенство между лицами, осуществившими преступление. Обосновывается это тем, что представители других силовых ведомств, совершившие однотипные деяния, будут нести более мягкое наказание. Возникшая проблема требует обязательного решения, которое должно быть основано на установлении еще одной группы общественных отношений, страдающих либо ставящихся под угрозу причинения вреда при использовании служебных полномочий [10, с. 269]. Разделяя такой подход, не согласимся лишь с предложенным автором спектром таких общественных отношений. По нашему мнению, они должны выйти за границы режима функционирования службы в государственных органах, органах местного самоуправления, государственных и муниципальных учреждениях, государственных корпорациях, в Вооруженных силах Российской Федерации, других войсках и воинских формированиях Российской Федерации, а также в коммерческих организациях независимо от формы собственности и в некоммерческих организациях, не являющихся государственным органом, органом местного самоуправления, государственным или муниципальным учреждением.

При этом, делая основной акцент на правовом статусе специального субъекта, еще раз подчеркнем, что именно он содействует совершению деяния в различных формах его проявления, например облегчает совершение деяния, способствует причинению вреда в большем объеме и т. п. [2, с. 57]. При определении этого признака необходимо устанавливать, что виновный, совершая деяние, использовал свои полномочия [4, с. 465].

Основываясь на вышеизложенном, приходим к выводу о том, что сам факт наличия у виновного таких признаков, но не способствующих совершению деяния, не может быть отнесен к категории, отягчающей вину. В данном случае его действия должны быть оценены как совершенные общим субъектом.

Принимая во внимание вышеизложенное, считаем, что для снятия выявленных противоречий требуется использовать следующий юридико-технический подход. На первом этапе необходимо из всех постановлений Пленума Верховного Суда Российской Федерации, раскрывающих исследуемый отягчающий признак, исключить пункты, толкующие его. Во- вторых, в постановлении Пленума Верховного Суда Российской Федерации от 16 октября 2009 г. № 19 «О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и о превышении должностных полномочий», которое, с нашей точки зрения, в большей степени подходит для закрепления унифицированного разъяснения «использование служебных полномочий», отразить п. 15.1 следующего содержания: «К лицам, использующим свое служебное положение, относятся, в частности, должностные лица, обладающие признаками, предусмотренными примеч. 1 к ст. 285 УК РФ; государственные или муниципальные служащие, не являющиеся должностными лицами; а также иные лица, отвечающие требованиям, предусмотренным примеч. 1 к ст. 201 УК РФ; служащие иных организаций независимо от формы собственности; лица, работающие по трудовому договору, заключенному с физическим лицом, в том числе с индивидуальным предпринимателем, и наделенные определенными служебными полномочиями, которые ис- пользуют для совершения преступления. При этом к использованию служебных полномочий в том числе относится и оказание влияния, исходя из авторитета и значимости занимаемой ими должности, на других лиц в целях выполнения ими действий, направленных на совершение преступления».

Изложенное свидетельствует о том, что в интерпретационной деятельности судебной системы наблюдается глубокая проблемная рас- систематизация в области разъяснения положений уголовного законодательства. Все это влечет за собой принятие полярных решений, не соответствующих как воле законодателя, вложенной в УК РФ, так и современным направлениям уголовной политики. Полагаем, что даваемые разъяснения должны носить глубокий системный характер, в том числе основанный и на достижениях уголовно-правовой доктрины.

Список литературы

Борисова О. В. Особенности мошенничества, присвоения и растраты, совершаемых лицом с использованием своего служебного положения // Уголовное право. 2015. № 5.

Волженкин Б. В. Корыстные злоупотребления по службе (хищения, взяточничество, злоупотребление служебным положением): уголовно-правовая характеристика и проблемы квалификации: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Москва, 1991.

Егорова Н. А. Ответственность за «служебные» мошенничества: необходимость новых правовых подходов // Российская юстиция. 2014. № 8.

Изосимов С. В. Теоретико-прикладной анализ служебных преступлений, совершаемых в коммерческих и иных организациях: уголовно-правовой и криминологический аспекты: дис. ... д-ра юрид. наук. Нижний Новгород, 2004.

Лопашенко Н. А. Посягательства

на собственность. Москва, 2012.

Приговор Красногвардейского районного суда г. Санкт-Петербурга по делу № 1-716/2014. Справочно-правовая система «Право.ги». Москва, 2017--2018. URL: http://docs.pravo.ru/document/view/64616305 (дата обращения: 20.07.2020).

Приговор Конаковского городского суда Тверской области по делу № 1-156/2014 // РосПравосудие. URL: http://docs.pravo.ru/ document/view/62436551 (дата обращения: 20.07.2020).

Приговор Лефортовского районного суда г. Москвы от 11 октября 2011 г. // Пра-

вовая группа адвоката Чумакова А.А. 2010--2017. URL: http://pg-doverie.ru/ content_8505 (дата обращения: 20.07.2020).

Приговор Первомайского районного суда г. Омска по делу № 1-47/2015. Справочно-правовая система «Право.ги». Москва, 2017--2018. URL: http://docs.pravo.ru/ document/view/65692339 (дата обращения: 20.07.2017).

Петрянин А. В. Концептуальные основы противодействия преступлениям экстремистской направленности: теоретико-прикладное исследование: автореф. дис. ... д-ра юрид. наук. Нижний Новгород, 2015.

Ситникова А. И. Уголовно-правовая текстология: монография. Москва, 2016.

Размещено на Allbest.ru