Об отдельных изменениях, внесенных в уголовное законодательство

Размещено на http://www.allbest.ru/

Об отдельных изменениях, внесенных в уголовное законодательство

Андреев Владимир Леонидович Соловьев Владислав Сергеевич

В статье анализируются некоторые изменения, внесенные в уголовное законодательство: установление ответственности за клевету в отношении индивидуально не определенного круга лиц; признание совершения умышленного преступления сотрудником органов внутренних дел в качестве отягчающего обстоятельства; закрепление возможности взыскания штрафа, назначенного несовершеннолетнему осужденному, с его родителей или иных законных представителей; введение норм с административной преюдицией; усиление наказания в санкциях ряда действующих статей уголовного закона, а также сохранение в Уголовном кодексе РФ ареста как основного вида наказания. Авторы подтверждают, что показателем эффективности уголовного закона считается его относительная стабильность.

Ключевые слова: уголовное законодательство, клевета, отягчающие обстоятельства, штраф, административная преюдиция, арест.

On the quality of changes to the criminal legislation

Changes made to criminal legislation were subjected to critical analysis: the establishment of liability for libel against an individually undefined circle of persons, the commission of a deliberate crime by an employee of the internal affairs bodies as an aggravating circumstance, the possibility of collecting a fine imposed on a convicted juvenile from his parents or other legal representatives, norms with administrative prejudice, increased punishment in the sanctions of the current articles of the criminal law, as well as the presence in the Criminal Code of the Russian Federation of arrest as the main type of punishment. The authors argue that an indicator of the effectiveness of a criminal law is its relative stability.

Keywords: criminal legislation, defamation, aggravating circumstances, fine, administrative prejudice, arrest.

клевета наказание штраф преюдиция

Эффективное противодействие преступности в целом и ее отдельным видам в частности невозможно без решения проблем реализации уголовной политики в продуманных и согласованных уголовно-правовых нормах. Это неоднократно отмечалось в трудах ученых-правоведов, в выступлениях на различных научно-представительских мероприятиях, посвященных развитию уголовного законодательства и совершенствованию его отдельных норм.

Законотворческая деятельность в области уголовного законодательства в России ведется весьма активно. Это обусловлено интенсивным развитием правоотношений в обществе, выявлением новых угрозообразующих факторов.

За четверть века, прошедших после принятия в 1996 г. Уголовного кодекса Российской Федерации (далее - УК РФ), более 250 федеральных законов внесли в него свыше двух тысяч изменений и дополнений, включая технические правки. В связи с этим все чаще высказывается мнение о необходимости принятия новой редакции УК РФ, предлагаются его проекты [1]. В то же время количество изменений не всегда сопровождается их качеством.

М.В. Бавсун и Д.В. Попов высказали справедливое мнение о том, что изменениями, в целом увеличивающими объем нормативного материала, пронизан весь УК РФ, практически все группы охраняемых им общественных отношений. Однако чем больше стремление придать нормам УК РФ конкретность, чем больше он начинает соответствовать принципу гиперопределенности, тем скорее он оказывается неопределенным.

Бич гиперопределенности - толкование, которое в ситуации существенного расширения законодательного материала не имеет под собой твердой основы, разбиваясь о субъективность подходов и различие во взглядах, возникающих в ходе оценки и толкования вновь появляющихся юридических фактов. Избыточность правового регулирования нередко (или практически всегда) приводит к дерегулированию социальных отношений. Чрезмерная определенность утверждает тотальную неопределенность. Подобное положение порождает ситуацию, в которой право противоречит своей сути, превращается в социальный институт, случайными решениями регулирующий социальную жизнь [2, с. 35].

На наш взгляд, важен баланс между изменчивостью и стабильностью уголовного законодательства. Чрезмерная изменчивость опасна, она может привести к такому серьезному недостатку уголовного закона, как нарушение системности и согласованности норм УК РФ, в то время как показателем его эффективности считается относительная стабильность.

Авторы учебника под редакцией Л.Л. Кругликова, описывая объект уголовно-правовой охраны, отмечают, что «уголовный закон должен постоянно слышать голос людской совести, человеческого разума, милосердно взывающих к нему напоминанием: ''Охраняя, не навреди!''» [3, с. 123].

К сожалению, изменения, вносимые в уголовный закон, в ряде случаев противоречат общим положениям теории права, а иногда и другим нормам УК РФ. Несмотря на значительное число таких примеров, остановимся лишь на некоторых из них.

Так, ст. 129 и 298 УК РФ, устанавливающие уголовную ответственность за общий и специальный составы клеветы и оскорбления, были исключены из уголовного закона Федеральным законом от 7 декабря 2011 г. № 420-ФЗ, а через семь месяцев вновь были добавлены в УК РФ, но уже под новой нумерацией - ст. 128.1 и 298.1. При этом чего бы то ни было принципиально нового в редакции статей не появилось. То, что декабрьское решение 2011 г. было несвоевременным, принятым без учета достаточной степени общественной опасности клеветы, ее распространенности, подтверждается в том числе изменениями, внесенными Федеральным законом от 30 декабря 2020 г. № 538-Ф3 (далее - Ф3 № 538) , где в качестве квалифицирующего признака предусмотрено совершение клеветы с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть Интернет. Кроме того, усилено наказание за данное деяние, в частности в ч. 2-5 указанной статьи УК РФ предусмотрено наказание в виде лишения свободы.

Однако и в изменениях проявилась неопределенность. Так, в ч. 2 установлена ответственность за совершение клеветы «в отношении нескольких лиц», при этом понятие «нескольких» законодателем не разъяснено. Если такое общественно опасное деяние будет совершено в отношении двух лиц, то, на наш взгляд, необходимо его квалифицировать как совершенное в отношении «нескольких лиц». В связи с этим в данном случае предлагаем использовать конструкцию «совершение преступления в отношении двух и более лиц», закрепленную в 45 статьях УК РФ, что исключит ошибочное толкование и применение нормы права.

Возможность совершения клеветы в отношении индивидуально не определенных нескольких лиц также вызывает вопросы. На это в своих отзывах на законопроект № 1074945-7 «О внесении изменения в статью 128-1 Уголовного кодекса Российской Федерации (в части уточнения ответственности за клевету)» обратили внимание Правительство РФ и Верховный Суд РФ [4], однако, несмотря на это, законопроект был принят без корректировок в этой части.

В уголовно-правовых исследованиях отмечается, что при отграничении некоторой группы лиц от индивидуально не определенной следует учитывать, что в распространяемых сведениях не указано конкретное лицо, а также иные лица, которые с виновным находятся в неких правоотношениях (например, трудовых, служебных, гражданско-правовых и т. п.). Кроме того, необходимо по неким косвенным признакам установить группу индивидуально не определенных лиц, поскольку если лицо, в отношении которого распространяются заведомо ложные сведения порочащего характера, неизвестно, то нельзя говорить о наличии состава преступления [5, с. 140]. Логика конструирования уголовно-правовых запретов говорит о том, что в данном случае речь должна идти о клевете в отношении социальной группы, т. е. вполне возможно применение формулировки, ставшей уже традиционной для уголовного законодательства.

Анализ ч. 2 ст. 128.1 УК РФ позволяет говорить о смешении индивидуально не определенного круга лиц как адресатов получения клеветнических сведений и индивидуально не определенного круга лиц в качестве потерпевших от клеветы. В первом случае это действительно свидетельствует о большей степени общественной опасности деяния, и то, что клевета, совершенная публично с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть Интернет, является квалифицированным составом, вполне обоснованно. Сообщение же одному лицу заведомо ложных сведений, порочащих честь и достоинство или подрывающих репутацию нескольких лиц, в том числе индивидуально не определенных, формально влечет ответственность по ч. 2 ст. 128.1 УК РФ, однако вряд ли это существенно повышает общественную опасность деяния, по крайней мере не до уравнивания ее со степенью общественной опасности клеветы, совершенной публично с использованием информационно-телекоммуникационных сетей, включая сеть Интернет.

Вызывает неоднозначную оценку и изменение нормы законодательства об обстоятельствах, отягчающих наказание. Речь идет о п. «о» ч. 1 ст. 63 УК РФ - «совершение умышленного преступления сотрудником органов внутренних дел», введенном Федеральным законом от 22 июля 2010 г. № 155-ФЗ. Нельзя оспаривать тот факт, что совершение преступления сотрудником МВД России действительно более опасно в сравнении с общим субъектом. В то же время полагаем, что критикуемое изменение противоречит принципу равенства граждан перед законом, ведь наказуемость сотрудников других правоохранительных ведомств, в том числе имеющих аналогичные специальные звания юстиции и полиции, устанавливается без учета их службы в ином правоохранительном ведомстве. И даже без этого установление названного отягчающего обстоятельства породило ряд вопросов в правоприменительной практике, связанных прежде всего с применением/неприменением п. «о» ч. 1 ст. 63 УК РФ при совершении должностных преступлений, т. е. преступлений со специальным субъектом, обладающим статусом должностного лица, а также преступлений с использованием виновным своего служебного положения [6].

По нашему мнению, ч. 2 ст. 88 УК РФ, которая содержит положение, закрепленное Федеральным законом от 8 декабря 2003 г. № 162- ФЗ, в определенной степени противоречит принципу личной ответственности за совершенное преступление. Речь идет о штрафе. Согласно указанной выше статье уголовного закона штраф, назначенный несовершеннолетнему осужденному, может взыскиваться с его родителей или иных законных представителей только с их согласия.

В данном случае достижение цели наказания вряд ли возможно. Родители, законные представители, на наш взгляд, ни при каких условиях не могут подвергаться наказанию за преступление, совершенное другим лицом. Они могут содействовать своему несовершеннолетнему ребенку в уплате штрафа по приговору, возмещении причиненного ущерба, но без законодательной регламентации.

Кроме того, как отмечается в научных исследованиях, такое законодательное решение ставит различные категории несовершеннолетних в неравное положение: за некоторых несовершеннолетних родители или иные законные представители смогут заплатить штраф, тогда как другие не имеют такой возможности.

В то же время однозначный ответ на вопрос о том, как следует поступать в случае злостного уклонения родителей или законных представителей от уплаты штрафа, отсутствует. В данном случае нельзя применить правила, закрепленные в ч. 5 ст. 46 УК РФ, и заменить штраф на иное наказание, поскольку решение суда не исполняет не осужденный, а его родители или законные представители, которые приняли на себя обязанность по уплате штрафа добровольно [7, с. 448].

Личная ответственность в уголовном праве вытекает из множества правовых норм уголовноправового законодательства РФ, в том числе из ч. 1 ст. 5, ч. 1 ст. 6, ст. 19, 20, ч. 2 ст. 24 УК РФ, а в ч. 1 ст. 43 уголовного закона однозначно закреплено положение, согласно которому «...наказание применяется к лицу, признанному виновным в совершении преступления и заключается в предусмотренных настоящим Кодексом лишении или ограничении прав и свобод этого лица». Фактическое возложение наказания на родителей не восстановит социальную справедливость, серьезно не повлияет на исправление несовершеннолетнего, поскольку воспитательное воздействие в таком случае будет минимальным.

Ряд ученых и практиков неоднозначно оценивают расширяющуюся криминализацию деяний, не обладающих большой общественной опасностью, на основе конструкции административной преюдиции.

На наш взгляд, возникает вопрос относительно оценки в таких деяниях общественной опасности как материального признака преступления. Из сложившегося доктринального понимания общественной опасности очевидно, что это вредность самого деяния, направленного на охраняемые уголовным законом общественные отношения, а не лица, его совершившего.

Безусловно, характеристика субъекта имеет значение в уголовном праве, но вопрос криминализации административных правонарушений по обозначенным основаниям остается дискуссионным. Уместно привести здесь мнение Н.Ф. Кузнецовой о ста кошках, которые не могут образовать одного тигра [8, с. 6], в части того, что различие между преступлениями и административными правонарушениями не количественное, а качественное, и в основе их разграничения лежит общественная опасность самого деяния.

В действующем уголовном законе существует уже более десятка норм с административной преюдицией. И здесь важным является аккуратное, дозированное использование данной юридической конструкции и установление единых правил ее применения на основе фундаментальных принципов уголовного права. К сожалению, законодатель не склонен использовать единые приемы юридической техники при конструировании норм с административной преюдицией. Наибольшее количество вопросов вызывают различия в подходах к определению содержания признаков специального субъекта преступления, подлежащего ответственности по преюдиционной норме.

Согласно ст. 264.1 УК РФ ответственности по этой норме подлежит лицо, находящееся в состоянии опьянения, подвергнутое административному наказанию за управление транспортным средством в состоянии опьянения или за невыполнение законного требования уполномоченного должностного лица о прохождении медицинского освидетельствования на состояние опьянения либо имеющее судимость за совершение в состоянии опьянения преступления, предусмотренного ч. 2, 4 или 6 ст. 264 либо ст. 264.1 УК РФ. Такая конструкция в наибольшей степени учитывает общественную опасность лиц, повторно управляющих транспортным средством в состоянии опьянения, вне зависимости от того, к какому виду юридической ответственности они были привлечены за первоначальный факт управления транспортным средством в таком состоянии. С сожалением приходится констатировать, что из 13 преюдиционных норм, содержащихся в УК РФ, только в ст. 264.1 учтена повышенная общественная опасность совершения преступления лицом, ранее привлекавшимся к уголовной ответственности. Во всех иных подобных нормах субъектом преступления может быть только лицо, подвергнутое административному наказанию за аналогичное деяние в период, когда оно считается подвергнутым такому наказанию (согласно ст. 4.6 КоАП РФ - со дня вступления в законную силу постановления о назначении административного наказания до истечения одного года со дня окончания исполнения данного постановления).

Таким образом, может сложиться ситуация, когда лицо, имеющее неснятую и непогашенную судимость за, например, розничную продажу несовершеннолетним алкогольной продукции (ст. 151.1 УК РФ), однако не считающееся подвергнутым административному наказанию (со дня окончания исполнения постановления по делу об административном правонарушении прошло более одного года), не будет являться субъектом преступления, предусмотренного ст. 151.1 УК РФ, а за третий факт розничной продажи несовершеннолетнему алкогольной продукции будет нести административную ответственность по ч. 2.1 ст. 14.16 КоАП РФ. В то же время лицо, не имеющее судимости по ст. 151.1 УК РФ, однако подвергнутое административному наказанию, за второй факт продажи несовершеннолетнему алкогольной продукции будет нести уголовную ответственность. Едва ли подобное решение соответствует тем идеям, которые закладывал законодатель, конструируя ст. 151.1 УК РФ как норму с административной преюдицией.

На подобное положение дел обратил внимание Конституционный Суд Российской Федерации. В своем постановлении от 8 апреля 2021 г. № 11- П он признал, что ст. 116.1 УК РФ не соответствует Конституции РФ в той мере, в какой она не обеспечивает соразмерную уголовно-правовую защиту права на личную неприкосновенность и охрану достоинства личности от насилия в случае, когда побои или иные насильственные действия, причинившие физическую боль, совершены лицом, имеющим судимость за предусмотренное в этой статье или аналогичное по объективным признакам преступление. Это ведет к неоправданным различиям между пострадавшими от противоправных посягательств, ставит лиц, имеющих судимость, в привилегированное положение по отношению к лицам, подвергнутым административному наказанию [9]. Такой вывод, на наш взгляд, справедлив и по отношению к остальным преюдиционным нормам, содержащимся в УК РФ, за исключением упомянутой выше ст. 264.1 УК РФ.

При создании преюдиционных норм законодателю необходимо учитывать, что уголовный закон должен использовать свою правоохранительную силу, когда все иные отрасли права исчерпали регулирующее воздействие на соответствующие правоотношения. И только тогда, при невозможности реализации охранительной функции других отраслей права , возможна и необходима реакция уголовного закона.

Представляется необходимым выработать аккуратный подход к ужесточению санкций ряда статей уголовного закона, в том числе за преступления, совершенные по неосторожности. Н.И. Пикуров в своей публикации приводит по этому поводу мнение доктора юридических наук, профессора А.В. Наумова о весьма распространенной реакции законодателя на новые вызовы. Кроме создания новых составов преступлений, в этом проявляется стремление воздействовать на проблему посредством простого усиления наказания за уже известные преступления. Единственным аргументом обычно является суждение, согласно которому ужесточение наказания будет способствовать повышению предупредительной силы уголовно-правового запрета. При этом обычно специальные социологические исследования, посвященные изучению практики применения уже существующего наказания за такие преступления, не приводятся. Суды не используют всю полноту репрессивных свойств закона, назначая наказания ближе к средним величинам санкций. Иными словами, практика, находясь ближе к реальной жизни, корректирует явно необдуманные решения законодателя [10, с. 37].

Примером может послужить усиление ответственности по ст. 264 УК РФ с принятием Федерального закона от 17 июня 2019 г. № 146-ФЗ «О внесении изменений в Уголовный кодекс Российской Федерации». До этого момента ч. 2 ст. 264 УК РФ предусматривала максимальное наказание в виде лишения свободы на срок до четырех лет, после внесения изменений - от трех до семи лет лишения свободы. Согласно данным Судебного департамента при Верховном Суде РФ [11], в период с 2010 по 2019 г. 44% осужденных к лишению свободы по ч. 2 ст. 264 УК РФ были приговорены к наказанию на срок до одного года включительно, 49,8% - свыше одного года до двух лет, 6,1% - свыше двух до трех лет. Лишь 0,1% осужденных были приговорены к лишению свободы на срок от трех до пяти лет. В 2020 г., после усиления ответственности, лишение свободы на срок до одного года было назначено 12,8% осужденных, от одного до двух лет - 26,6% осужденных, свыше двух до трех лет - 48,8%. Таким образом, 88,2% преступников были осуждены в пределах санкции статьи, действовавшей до 17 июня 2019 г. Лишение свободы от 3 до 5 лет получили 11,8% осужденных (возможно, что кому-то из них было назначено наказание до четырех лет лишения свободы). Наказание на срок свыше пяти лет лишения свободы не назначалось.

Часть 4 ст. 264 УК РФ до внесения изменений предусматривала максимальное наказание на срок от двух до семи лет лишения свободы, после изменений - от пяти до двенадцати лет лишения свободы. В период с 2010 по 2019 г. к лишению свободы на срок до одного года включительно были приговорены 2,9% осужденных, на срок свыше одного года до двух лет - 23,4% осужденных, на срок свыше двух до трех лет - 45%, на срок от трех до пяти лет - 27,2%. Лишь 1,5% виновных назначалось наказание на срок от пяти до восьми лет лишения свободы. В 2020 г. к лишению свободы на срок до одного года были приговорены 0,4% преступников, от одного до двух лет - 3,3%, свыше двух до трех лет - 19,3% преступников, от трех до пяти лет - 42,6% осужденных. Следовательно, 65,6% осужденных были назначены сроки лишения свободы в пределах санкции статьи, действовавшей до 17 июня 2019 г. Лишение свободы на срок от пяти до восьми лет было назначено 34,4% осужденных (кто-то их них приговорен к наказанию на срок до семи лет лишения свободы, т. е. в пределах ранее действовавшей санкции статьи). Наказание в виде лишения свободы на срок свыше восьми лет не назначалось.

Исследование судебной практики и статистики свидетельствует о том, что по составам, где было усилено наказание, суды практически не выносили приговоры с использованием максимального предела этих санкций. Данный пример подтверждает устоявшееся мнение о том, что уголовное право должно быть «экономным» с точки зрения репрессивности.

Рассмотрим еще одну дискуссионную норму уголовного закона. Арест - основной вид наказания (ч. 1 ст. 54 УК РФ), который практически не применяется четверть века. Как отмечает М. Простосердов, «...само его наличие в положениях норм Особенной части УК РФ становится ''ловушкой''. Представляется, что данный вид наказания целесообразно исключить из действующего уголовного закона» [12, с. 88]. Высказываются мнения и о нецелесообразности исключения ареста из системы уголовных наказаний, поскольку, во-первых, сегодня он исполняется в отношении военнослужащих, во-вторых, рано или поздно появятся финансовые ресурсы на строительство арестных домов, а в-третьих, курс уголовноисполнительной политики может смениться [13, с. 58]. Однако опыт включения ареста в УК РФ заставляет задуматься о целесообразности существования правовых институтов, введение которых возможно лишь «по мере создания необходимых условий», как это было сделано в отношении ареста в соответствии со ст. 4 Федерального закона от 13 июня 1996 г. № 64 «О введении в действие УК РФ».

Завершая анализ, отметим, что несовершенство уголовного закона, явные законодательные излишества, попытки необязательных регламентаций, противоречия, поспешность внесения поправок и изменений снижают его авторитет, не способствуют соблюдению принципов законности и справедливости, а также гуманизации уголовно-правового регулирования.

Литература

1. Уголовный кодекс Российской Федерации (научный проект) / под ред. Н.А. Лопашенко. М., 2019.

2. Бавсун M.B., Попов Д.В. Гиперопределенность уголовного права как предпосылка его деградации // Уголовная политика и культура противодействия преступности: материалы Международной науч.-практ. конф. Краснодар, 2018. Т 1.

3. Кругликов Л.Л. Уголовное право России. Часть Общая. 2-е изд., перераб. и доп. М., 2005.

4. Законопроект № 1074945-7 «О внесении изменения в статью 128-1 Уголовного кодекса Российской Федерации (в части уточнения ответственности за клевету)».

5. Ступина С.А. Отдельные вопросы квалификации клеветы // Эпоха науки. 2021. № 25.

6. Артеменко Н.В., Саргсян Г.О. Совершение умышленного преступления сотрудником органа внутренних дел как обстоятельство, отягчающее наказание // Уголовное право. 2016. № 6.

7. Огурцов С.А. Штраф как вид наказания, назначаемый несовершеннолетним // Актуальные проблемы российского права. 2007. № 1(4).

8. Кузнецова Н.Ф. Семь лет Уголовному кодексу Российской Федерации // Вестник Московского университета. 2003. № 1.

9. По делу о проверке конституционности статьи 116.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданки Л.Ф. Саковой: постановление Конституционного Суда РФ от 8 апреля 2021 г. № 11-П // Собрание законодательства РФ. 2021. № 16 (ч. 3). Ст. 2874.

10. Пикуров Н.И. Непростые вопросы уголовного законотворчества // Законность. 2020. № 7(1029).

11. Сводные статистические данные о состоянии судимости за 2010-2020 годы Судебного департамента при Верховном Суде РФ.

12. Простосердов М. «Ловушки» в санкциях норм Особенной части Уголовного кодекса // Уголовное право. 2020. № 2.

13. Теохаров А.К., Честнов А.В. Уголовное наказание в виде ареста: проблемы и перспективы // Юридический вестник Самарского университета. 2020. Т. 6. № 4.

Размещено на Allbest.ru