Закон как форма выражения особенной части уголовного права России: исторический анализ

Размещено на http://www.allbest.ru/

Закон как форма выражения особенной части уголовного права России: исторический анализ

Р. Г. Асланян, доцент кафедры уголовного права и криминологии Кубанского государственного университета, кандидат юридических наук, (г. Краснодар)

Аннотация

LAW AS A FORM OF EXPRESSION OF A SPECIAL PART OF THE CRIMINAL LAW OF RUSSIA: HISTORICAL ANALYSIS

R. G. ASLANYAN, Assistant Professor of the Department of Criminal Law and Criminology, Kuban State University, Candidate of Legal Sciences, Professor, (Open Researcher and Contributor (Krasnodar)

Annotation. The article traces the evolution of criminal law as a form of presentation of the prescriptions of a special part of criminal law. The main directions of this evolution are revealed: from a set of laws created for different jurisdictions to a single law, from complex laws with a systematic presentation of criminal law prohibitions to the creation of a specialized criminal law. The historical predestination of the existence, along with the basic criminal law, of other, additional normative acts of criminal law content is determined. The sources of criminal law of the pre-revolutionary period of Russian history are considered, focusing on the codification of normative legal acts of criminal content. Conclusions about the law as the main form of expression of a special part of the criminal law of Russia are formulated.

Keywords and phrases: historical method in law, history of criminal law, special part of criminal law, criminal law, types of criminal laws.

Возникновение и утверждение законов в качестве источников уголовного права дает возможность в качестве отдельного направления (аспекта) истории особенной части уголовного права обозначить историю именно законодательства, которая, как правило, и выступает основным предметом исторических исследований в отраслевой науке. При этом с теоретической точки зрения целесообразно выделить два основных направления такого анализа, восходящие, с одной стороны, к эволюции понятия преступления и юрисдикции государства по уголовным делам, а с другой стороны - к видам и системе собственно уголовных законов.

Первое направление исторически предопределено тем, что область государственной юрисдикции по рассмотрению уголовных дел формировалась постепенно и никогда не была равной в своем объеме. Помимо собственно государства значительный объем «права на наказание» принадлежал в истории России и иным субъектам: церкви, семье, помещикам, фабрикантам и др. Так, с момента принятия христианства на Руси происходит формирование особой сферы церковной юрисдикции. Как писал по этому поводу Я. Н. Щапов: «Церкви на Руси в X - XII вв. удалось нащупать <...> сферы права, которые государство, княжеская власть оставила вне своих интересов, и наложить свою руку на большую группу общественных институтов, не встретив со стороны государства препятствия» [1, с. 140]. К области церковного суда на основании Уставов князя Владимира и князя Ярослава относилась весьма обширная группа посягательств: супружеская измена, похищение девушки и чужой жены, изнасилование, внутрисемейное насилие, браки между родственниками, принуждение к вступлению в брак, позорные оскорбления, посягательства на имущество церкви [2, с. 237 - 238, 259 - 262].

По мере закрепощения крестьянства и нормативного оформления сословий развивалась и сфера помещичьего суда. Специальные исследования доказывают наличие весьма широких пределов судебной власти частных лиц, которая выражалась в праве господина судить зависимых от него людей [3, с. 47], причем власти, основанной на государственных установлениях, поддерживаемой государством. Так, Указ 1736 года предоставлял помещикам право наказания крепостных за побег, указ 1760 года дозволил ссылать крепостных в Сибирь, указ 1765 года предоставил право ссылать крепостных в каторжную работу «за предерзостное состояние» [4, с. 746].

Эти и иные нормативные акты, определяющие область церковной, помещичьей и т. д. юрисдикции, описанные в них деяния, составляют особый «срез» уголовного права. Санкционируя суд за совершение таких деяний, государство признавало их неправомерность, поддерживая карательные санкции, уравнивало их по степени опасности с преступными деяниями, но выделяя в отдельную и формально - негосударственную область судопроизводства вместе с тем и отделяло от уголовно-противоправных деяний в собственном смысле слова. Такая двойственность затрудняет определение правовой природы исследуемых нормативных актов и не позволяет категорично и однозначно решать вопрос о возможности признания их источниками уголовного права, а предусмотренные в них составы правонарушений - компонентом системы особенной части уголовного права. Однако надо обратить внимание на одно важное обстоятельство: разграничивая виды судопроизводства, государство, пусть и не всегда отчетливо, стремилось, тем не менее, оставить за собой эксклюзивное право определения видов правонарушений, которые подлежат различным судам. Тот факт, что границы составов правонарушений могли быть определены весьма свободно и предоставляли суду широкие полномочия по их толкованию, а следовательно, и реальному определению сферы «преступного», не должен в данном случае смущать. Он вполне укладывается в общую логику развития права. Генеральная же линия развития особенной части уголовного права выражается вполне четко: признавая «карательную власть» отдельных социальных институтов, государство, во-первых, стремилось проводить курс на ее ограничение за счет самостоятельного формирования номенклатуры правонарушений; а во-вторых, ограничивало саму область «иной» юрисдикции за счет расширения предметной подсудности государственных (общих) судов. В конечном счете это привело к формированию единой и единственно возможной в стране системы уголовно-правовых запретов, единственной легитимной системы особенной части уголовного права.

Между тем существовавший на протяжении длительного времени и в полной мере не исчезнувший сегодня факт наличия параллельных юрисдикций и параллельных систем правовых запретов, обложенных карательными санкциями, в теоретическом отношении вызвал еще в XIX столетии широкую дискуссию о правовой природе запретов и правонарушений, которые находятся за пределами формального уголовного закона и являются предметом рассмотрения иных, нежели суд по уголовным делам, органов. Эта дискуссия известна как спор о «видах неправды» и видах «уголовно наказуемой неправды» [5, с. 42 - 57]. Она не только в полной мере не завершена в наши дни, но и напротив многократно обострилась в связи с широко обсуждаемой практикой Европейского суда по правам человека в части формирования и толкования понятия «уголовная сфера» [6, 7, 8], в связи с вопросом о соотношении преступлений и административных правонарушений [9], в связи с практикой установления и применения неуголовно-правовых последствий совершения преступлений и осуждения [10]. Не вторгаясь в обсуждение этих сложных проблем, которые очевидно выходят за пределы нашего анализа, отметим, что проблема несовпадения «уголовного содержания» и «уголовно-правовой формы» представления запретов, таким образом, имеет давнюю историю и уходит корнями в ранний период формирования уголовного права как отрасли. Она же свидетельствует о возможности и оправданности разделения законов на источники особенной части в «узком» и «широком» смыслах, а следовательно, и диктует перейти ко второму из выделенных выше направлений анализа - о видах и системе собственно уголовных законов в их классическом понимании.

Уголовные законы, определяющие номенклатуру преступных деяний, в истории российского государства присутствовали всегда, а их виды, система и особенности закономерно отражали уровень развития государственных и правовых отношений, юридической науки и техники.

Обозревая историю законов, презентующих нам содержание особенной части уголовного права, представляется возможным выделить две значимые тенденции. уголовный закон нормативный акт

Первая и наиболее важная состоит в развитии отраслевой специализации законов. Памятники права Древнерусского государства (Русская правда), удельных русских княжеств и феодальных республик (Новгородская и Псковская судные грамоты) и Московского царства (Судебники XV - XVI веков, Соборное Уложение) являли собой синкретичные по содержанию документы, охватывающие своим содержанием нормы, относящиеся к самым разным сферам правоотношений, причем нормы, по преимуществу казуальные. В связи с этим, с одной стороны, здесь нельзя провести разграничение предписаний на нормы общей и особенной части. «Нормы законодательства Древней Руси носят, по преимуществу, характер норм особенных, предусматривающих конкретные виды преступных деяний, в которых в той или иной степени можно увидеть лишь зачатки положений общей части» [11, с. 139]. Этот тезис в полной мере применим и для оценки последующих законов, вплоть до начала XIXстолетия. С другой стороны, в этих законах отсутствовало строгое разделение правовых норм по отраслям [12, с. 18, 13, с. 51], в связи с чем и именовать эти законы «уголовными» можно с известной долей условности. Это законы, содержащие уголовно-правовые нормы, но не уголовные законы в строгом смысле слова.

Между тем надо подчеркнуть, что даже в этих сборных памятниках права изложение нормативного материала не было полностью хаотичным и содержало определенные начала систематизации. Это находило выражение, прежде всего, в относительно компактном представлении и группировке норм, относящихся к вопросам уголовно-правового регулирования. Так, например, в статьях 5, 6, 7 краткой редакции Русской правды сосредоточены правила об ответственности за телесные повреждения, в статьях 19, 20, 21 - об ответственности за убийство [14, с. 71 - 75, 130 - 158.]. В Судебнике 1497 года статьи 8 - 11 посвящены борьбе с убийствами и кражами [15, с. 347 - 348, 380 - 382.].

Наиболее показательным в рассматриваемом плане является, безусловно, Соборное Уложение 1649 года [16]. В этом документе мы наблюдаем не просто ассоциативную группировку уголовно-правовых предписаний, но вполне оформленную в структурном отношении, с выделением самостоятельных глав, презентацию уголовно-правовых норм. Они вполне компактно изложены в главе 1 «О богохульниках и церковных мятежниках», главе 2 «О государьской чести и как его государьское здоровье оберегать», главе 3 «О государеве дворе, чтобы на государеве дворе ни от кого никакова бесчинства и брани не было», главе 4 «О подпищеках, которые печати подделывают», главе 5 «О денежных мастерех, которые учнутделати воровские денги», главе 21 «О разбойных и татиных делах», главе 22 «Указ за какие вины кому чинить смертная казнь, и за какие вины смертию не казнити, а чинити наказанье». Как верно пишет Г. С. Фельдштейн, «о том, чтобы Уложению была придана форма, свидетельствующая о систематизации, о классификации отдельных понятий и институтов, исходящем из общих теоретических оснований, нет и речи» [17, с. 23]. Однако при том уровне развития теоретической юриспруденции этого объективно и не могло быть. Уложение составлялось, прежде всего, представителями «подъяческой юриспруденции» и отражало насущные потребности практики правоприменения, но не отсутствующие теоретические воззрения на закон, его содержание и структуру. В прикладном же и историко-правовом отношении роль Уложения трудно переоценить. Не повторяя его известных оценок, отметим все же в контексте нашего изложения, что Соборное Уложение, как и его предшественники, оставалось общим, межотраслевым правовым документом, но не уголовным кодексом в строгом смысле слова.

Пожалуй, первый собственно уголовный кодекс, систематизированный нормативный документ, по-возможности максимально «очищенный» от предписаний неуголовно-правового характера, демонстрирует нам Вторая книга Воинского Устава Петра I, известная как Воинский Артикул с кратким толкованием (1715 год) [18]. Этот документ не был полностью лишен иноотраслевых вкраплений, однако, как указывал Н. Д. Дурманов, «содержит по преимуществу нормы уголовного права, причем, если применить современную терминологию, - нормы особенной части. Положения же общей части излагаются отрывочно, применительно к конкретным преступлениям и ответственности за них» [18, с. 258]. А. А. Герцензон прямо назвал Артикулы «в полном смысле Уголовным кодексом без общей части, каковой в то время не было и в западноевропейских уголовных кодексах» [19, с. 76]. Оставим в стороне вопрос о том, что этот документ предназначался в первую очередь для регулирования военно-уголовных правоотношений, как известно, артикулы применялись и в гражданских судах. Подчеркнем иное: в артикулах мы встречаем первый опыт сосредоточения уголовно-правовых предписаний в отдельном, специализированном нормативном акте. И это крайне важно. Если допустимым образом гиперболизировать оценки законотворческой деятельности Петра I, то можно утверждать, что его эпоха положила конец крупным, единым межотраслевым сборникам законов и открыла период подготовки и представления нескольких сборников предписаний, по преимуществу отраслевых.

С этого момента идея самостоятельного,отраслевого уголовного закона стала доминирующей. Ее официальное признание и первое полноценное нормативное воплощение произойдет позже в 1832 году в связи с изданием тома XV Свода законов Российской империи, который целиком и полностью будет посвящен вопросам регламентации уголовно-правовых отношений. В последующем потребность в отдельных, самостоятельных, полностью уголовных в своем содержании кодексах станет неоспоримой.

Вторая тенденция развития отраслевых, уголовно-правовых законов состоит в том, что на всем протяжении истории (вплоть до наших дней) единый кодифицированный уголовный закон сосуществовал со множеством иных, неинкорпорированных в кодекс нормативных актов. Сосуществование и противостояние единого кодекса и множества отраслевых источников существенным образом влияло на все аспекты функционирования уголовно-правовой системы. В связи с этим и система особенной части уголовного права никогда не выражалась в полном объеме в главном, основном уголовном законе - будь то Русская правда или Воинские артикулы. Наряду с этими «ядерными» кодексами имели место и «периферийные» источники, в которых содержались уголовно-правовые запреты, дополнявшие, корректировавшие общую систему и лишь в совокупности своей позволяющие судить о системе особенной части уголовного права того или иного периода.

Так, например, во второй половине XVI - начале XVII веков наряду с Судебником 1550 года уголовно-правовые запреты содержались в Приговоре о разбойных делах 1555 года, Указе о та-тебных делах 1555 года, Уставных книгах Разбойного приказа 1616 - 1617 годов, постановлениях Стоглавого собора 1551 года [12, с. 27 - 28]. Артикулы Петра I дополнялись не только результатами активной законотворческой деятельность императора, издавшего в сфере уголовного права 392 указа [20, с. 16], но также Соборным Уложением 1649 года, Новоуказными статьями о та-тебных, разбойных и убийственных делах 1669 года. Даже на рубеже XIX - XX столетий специалисты отмечали множественный характер источников российского уголовного права, включающий не только Уложение о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года и Устав о наказаниях, налагаемых мировыми судьями 1864 года, но также военно-уголовное законодательство, Сельско-судебный устав, уголовное законодательство отдельных регионов Российской империи (Княжества Финляндского, Царства Польского) [5, с. 107 - 113, 21, с. 27 - 34].

Такое многообразие источников выражения особенной части уголовного права в законах вносит свои коррективы в представления о системе самой особенной части, заставляя выделять в ней определенное «ядро», то есть нормативные предписания, которые составляют элемент главного, центрального источника, и все остальные. Однако в методических целях для изучения истории особенной части уголовного права представляется возможным до известных пределов пренебречь этой сложной структурой и сосредоточить основное внимание на центральном компоненте системы особенной части, поскольку он в полной мере отражает господствующие представления о ее строении и содержании и во многом определяет содержание иных элементов системы особенной части.

В завершение важно подчеркнуть, что умножение числа законов сопровождалось, пусть и не всегда последовательным и полным, но вполне отчетливым возрастанием понимания значимости и ценности самого закона, а также осознанием необходимости их упорядочения и систематизации. Ценные и передовые для своего времени суждения на этот счет изложил еще И. Т Посошков в своей «Книге о скудости и богатстве» 1724 года. Он писал, в частности: «А буде не сочинить на решенье всяких дел новаго изложения, то и правому суду быть невозможно, понеже у всякого судьи свой ум и како кому понравитца, так и судить. <...> И правосудного ради уставу надлежит древняго суда Уложение и новоуставныегражданския и военные, печатные и писменные, новосостоящия-ся и древние указные статьи собрать и по приказам из прежних вершеных дел выписать такие приговоры, на которые дела ни в Уложенье, ни в новоуказных статьях решения не положено. И к таковым вершениямприменяяся, надлежит учинить пункты новыя, дабы впредь такия дела не наизусть вершить и в сенат бы не взносить, но на всякия б дела были указные статьи ясные с совершенным расположение» [22, с. 161]. Мысль об упорядочении, систематизации и кодификации российского уголовного законодательства вполне оформилась в XVIIIстолетии, а ее практическое воплощение во многом составило основное содержание истории уголовного права в первой половине XIXвека.

ЛИТЕРАТУРА

1. Российское законодательство X - XX веков. В 9 томах. Т 1. Законодательство Древней Руси / отв. ред. В. Л. Янин. М. : Юридическая литература, 1984. 432 с.

2. Памятники русского права. В 8 вып. Вып. 1. Памятники права Киевского государства. X - XII вв. / сост. А.А. Зимин; под ред. С.В. Юшкова. М. :Госюрлитиздат, 1962.

3. Миронов Б. Н. Социальная история России периода империи (XVIII- начало XX в). В 2 т. 3-е изд., испр., доп. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. 548 с.

4. Чельцов-Бебутов М. А. Курс уголовно-процессуального права. Очерки по истории суда и уголовного процесса в рабовладельческих, феодальных и буржуазных государствах (по изд. 1957 г.). СПб. : Равена, Альфа, 1995. 839 с.

5. Таганцев Н. С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая. В 2 т. Т. 1. М. : Наука, 1994. 419 с.

6. Никонов М. А. Автономное значение понятия «уголовное обвинение» в практике Европейского Суда по правам человека // Российский ежегодник Европейской конвенции по правам человека. 2016. № 2. С. 175 - 194.

7. Гурин Д. В. Концепция «уголовной сферы» в новейшей практике Европейского Суда по правам человека // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2016. № 4. С. 257 - 263.

8. Головко Л.В. Границы уголовного права: от формального к функциональному подходу // Библиотека криминалиста. 2013. № 2. С. 77 - 90.

9. Взаимодействие уголовного и административно-деликтного права : монография / Андрианов В. К., Боровиков В. Б., Голубов И. И. и др.; под редакцией Ю. Е. Пудовочкина, Н. И. Пику-рова. М. : РГУП, 2017. 479 с.

10. Елинский А. В. Неуголовно-правовые последствия прежней судимости в свете решений Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. 2010. № 7. С. 78 - 83.

11. Георгиевский Э. В. Формирование и развитие общих положений древнерусского уголовного права : монография / Э. В. Георгиевский. М. :Юрлитинформ, 2013. 317 с.

12. Рожнов А. А. История уголовного права Московского государства (XIV - XVII вв.) : монография / А. А. Рожнов. М. :Юрлитинформ, 2012. 509 с.

13. Развитие русского права в XV- первой половине XVIIвв. В. В. Ермошин, Н. Н. Ефремова, И. А. Исаев и др. ; отв. ред. В. С. Нерсесянц; АН СССР, Ин-т государства и права. М. : Наука, 1986. 287 с.

14. Правда Русская. В 2 т. Т. II. Комментарии / сост. Б. В. Александров, В. Г. Гейман, Г. Е. Кочин и др.: под ред Б. Д. Грекова. М. - Л. : АН СССР, 1946. 864 с.

15. Памятники русского права. В 8 вып. Вып. 3. Памятники права периода образования русского централизованного государства. XIV - XV вв. / под ред. В.Л. Черепнина. М. : Госюрлитиз- дат, 1955. 527 с.

16. Тихомиров М. Н., Епифанов П. П. Соборное Уложение 1649 года. : учеб.пособие для высш. школы / М. Н. Тихомиров, П. П. Епифанов. М.: Изд. Моск. ун-та, 1961. 444 с.

17. Фельдштейн Г. С. Главные течения в истории науки уголовного права в России / Г. С. Фельдштейн ; под ред. и с предисл. В. А. Томсинова. М. : Зерцало, 2003. 523 с.

18. Памятники русского права. В 8 вып. Вып. 8. Законодательные акты Петра I. Первая четверть XVIII в. / под ред. К. А. Софроненко. М. :Госюрлитиздат, 1961. 668 с.

19. Уголовное право. Общая часть. Изд. 4-е, перераб. / под ред. В. Д. Меньшагине. М. : Юриз- дат Минюста СССР, 1948. 542 с.

20. Ромашкин П. С. Основные начала уголовного и военно-уголовного законодательства Петра I. / П. С. Ромашкин ; под ред. проф. А. А. Герцензона ; Воен.-юрид. акад. М. : Воен.-юрид. акад, 1947. 96 с.

21. Сергеевский Н. Д. Русское уголовное право : пособие к лекциям. Часть Общая. Изд. 3-е. СПб. : Тип. М. Стасюлевича, 1911. 397 с.

22. Посошков И. Т. Книга о скудости и богатстве / ред., вступит, ст. и прим. Б. Б. Кафенгауза. М. : Гос. соц.-эконом. изд-во, 1937. 409 с.

Размещено на Allbest.ru