Идентичность шотландских мусульман как социокультурное проявление глобализации во внутриполитических процессах современной Шотландии

Исследовательской целью статьи является анализ влияния исламской идентичности на внутриполитические процессы в Шотландии, хотя, при этом, следует отметить, что в рамках обществоведческого научного дискурса вопросы влияния различных идентичностей на социально-политические процессы в разных странах поднимаются с известным постоянством Подробнее см.: Тюрин Е.А., Савинова Е.Н. Этничность как социокультурная основа развития политического процесса в современной Шотландии: теоретико-методологические аспекты // Научно-методический электронный журнал "Концепт". 2014. Т. 20. С. 1606-1610 [Электронный ресурс]. иЯ 1_: М 1:р://е-копсер 1:.ги/2014/54585.51:т (дата обращения: 10.10.2019).. При этом используется различный методологический инструментарий, подробное концептуальное раскрытие которого останется за пределами ограниченных рамок статьи. Тем не менее необходимо указать, что для реализации означенной цели авторами были применены общелогический, институциональный, констатационно-фактологический, сравнительный методы, применяемые в политической науке. Кроме того, авторы опирались на материалы социально-антропологических и психологических исследований, проводившихся по рассматриваемой проблематике отечественными и зарубежными коллегами, среди которых мы отметили бы Э. Хобсбаума, Э. Геллнера, И. Уоллерстайна, М. Биллинга, Э. Смита, Ф. Бекхофера, Дж. Джозефа, М. Хетчера, Д. Маккроуна, К. Харви, Дж. Грина, С. Барбура, Т. Нейрна, Т. Девайна, Ч. Патти, Д. Денвера, Дж. Митчелла, Х. Бочела, В. Богданера, А. Ренвика, Д. Галлахера, М. Линклейтера, М. Китинга и др. Среди отечественных авторов следует выделить В.Ю. Апрыщенко, А.А. Громыко, Н.В. Еремину, П.О. Каракчиева, В.В. Руднева, Я.И. Мальцева, А.В. Новикова, Е.А. Устюжанинову, Е.А. Жорова, Т.Л. Андрееву, А.С. Васильеву, Г.С. Остапенко, О. Троицкую, Т.В. Черноморову, М.В. Королеву, Н.В. Ласкову и др.

Можно констатировать, что научное осмысление проблем идентичности в контексте исследования общественно-политических процессов происходит под разными углами зрения: одни исследователи касаются данных вопросов в рамках изучения проблем развития наций и этносов; других интересует нациестроительство; третьи берут для анализа исторические аспекты идентичности; четвертые рассматривают государственную национальную политику; пятые затрагивают политикоидеологические и мировоззренческие грани национализма и т. д. Тем не менее, подавляющее большинство исследователей сходятся на признании важности изучения вопросов идентичности как существенном факторе, влияющем на характер протекания социально-политических процессов в том или ином регионе мира.

Обсуждение

Термин "идентичность", являясь в некотором смысле "нечеткой" категорией, тем не менее, подвергся до такой степени тщательному изучению в социальных науках, что некоторые исследователи считают его использование нецелесообразным [8, р. 1-47]. Вдобавок к этому, названный термин отчасти пересекается с понятием "я". "Я" - это одновременно мышление, действие и чувство привязанности к агенту в пределах его/ее субъективности или описания этой субъективности с точки зрения того, что отлично от "я" [27]. Различные концепции "я" в социальных науках варьировались от сосредоточения на самоанализе и изучении себя [3; 12, р. 117140] до определения личности в отношении индивида к социальному миру [21; 24]. Точно так же идентичность может рассматриваться и как продукт индивидуальных процессов [11], и как продукт предписаний социальных структур, которые формируют и конструируют различные идентичности [32, р. 184-193].

Причины возникновения различий в этих подходах при изучении идентичности можно рассматривать как отход от более проблемных и существенных концепций, которые могут создавать соответствующие теоретические основания для межгрупповой дискриминации и конфликтов в рамках социально-политической практики [9; 14, 1-17; 18, р. 411-425; 30, р. 371-391]. Все это позволяет рассматривать идентичность (так же, как и категорию "я") как текучую, податливую терминологическую конструкцию, которая постоянно обсуждается и изменяется [19, р. 145-162; 25, р. 921-945]. Таким образом, понимание эволюционной изменчивости терминов "идентичность" и "я" позволяет нам лучше понять двойственную функциональность их природы. С одной стороны, люди должны принадлежать к группам, объединяющим их чувством единства истории и общественных целей [29], что отражает функцию идентичности, служащей для поддержания у индивидуумов и групп ощущения социально-политической стабильности и культурно-исторической преемственности. С другой стороны, идентичность должна предоставлять людям возможность отличать себя от других [3] и позволять группам постоянно поддерживать свое "я", чтобы адаптироваться к постоянно меняющимся социальным реалиям [22]. Все сказанное позволяет проводить параллели с двойной функцией систем социального знания и социальных репрезентаций.

Таким образом, по сути системы знаний, специфичные для каждой конкретной группы, служат для ее определения и отличают ее от других групп. Формы здравого смысла, характеризующие социальные группы, имеют особую историческую траекторию, в которой находится группа: 1) откуда она исходит, 2) где она находится в более широкой социальной структуре, 3) куда она движется [4, р. 163-186]. Кроме того, социальные представления обладают преобразующим потенциалом, который позволяет помещать знания о ранее неизвестном или отсутствующем явлении в системы знаний, характерные для различных групп [5, р. 379-404; 13; 22]. Иными словами, социальные представления предоставляют людям значимые объективации различных элементов в их окружении, посредством которых объекты приобретают значение для того или иного сообщества [4, р. 163-186].

Напротив, социальные репрезентации имеют предписывающий потенциал, который позволяет существующим, хорошо зарекомендовавшим себя системам знаний ежедневно информировать о жизненном мире. Таким образом, человеческие субъекты взаимно взаимодействуют с элементами своего окружения и через них [26, р. 451463] объективными способами, которые считаются разумными и значимыми для других субъектов в их социальной среде [31]. Обе позиции объединяет идея о том, что индивиды вовлечены в социальные процессы конструирования знаний, мотивированные необходимостью знакомить незнакомых людей [23, р. 3-69]; и что они воспринимают мир как сообщество [6, р. 335-354], чтобы сделать повседневную практику, обусловленную более функциональной социальной средой. Получающиеся в результате системы здравого смысла позволяют субъектам общаться и действовать согласованно. Они знакомят их с окружающей средой и устанавливают границы, которые бессознательно позволяют им просто "не быть" в повседневной практике. Означенные системы здравого смысла обязательно оформляются с точки зрения существующих знаний и убеждений, что обеспечивает историческую преемственность в различных социальных группах и поддерживает чувство единой групповой истории, а значит, и идентичности.

Результаты

В настоящей статье авторы подходят к вопросу изучения социальных репрезентаций шотландских мусульманских общин с точки зрения понятий "идентичность" и "я", трактуя их как "диалогичные" и "трансформирующие". Такой подход позволяет рассматривать личность в неразрывной связи с социальными знаниями и распространяющимися на них репрезентациями. Кроме того, это дает возможность концептуализировать идентичность как непрерывный конструкт, содержащий элементы одинаковости и последовательности, а также как нечто, что постоянно претерпевает изменения и трансформации посредством расширения в перманентно меняющейся социально-политической среде. При этом мы, ориентируясь на разработки теории диалогического "я", опираемся на традицию понимания народами и отдельными их представителями себя как социально сложившихся и рефлексивных явлений [17]. Для такого взгляда на себя и социальные отношения важны идеи рефлексивности и перспективного восприятия (межсубъективности). По сути, диалогическая теория самости позволяет нам понять, как социальные репрезентации отражаются в самости и как согласование различных "я"-позиций приводит к формированию, сохранению и развитию идентичности. При этом внимание уделяется "предписывающему" характеру социальных знаний, что позволяет сместить акцент с таких конструктов, как "я" и "идентичность" на социальные знания и их использование в формировании новых способов познания и бытия.

В данной статье использовались данные различных исследований, в рамках которых выявлялись часто испытываемые противоречия между исламским образом жизни и жизнью в Великобритании. Конечно, соединение таких проявлений идентичности как "мусульманскость" и "шотландскость" ("британскость", "европейскость") может и не быть проблематичным, тем не менее эти различия делали сами исследуемые, четко отличая "шотландскость" ("британскость", "европейскость") от "мусульманскости". Мы утверждаем, что те участники, которые предпочитают придерживаться мусульманских установлений, несмотря на трудности применения их в повседневной жизни, пытаются сохранить онтологическую функцию идентичности. Те же, кто решается нарушить предписания ислама в пользу облегчения своей жизни в определенных сферах, выбирают прагматическую функцию идентичности [10, р. 41-58]. Это отражает двойную функцию как идентичности, так и социального знания в обеспечении стабильности, которая требует верности определенному образу существования (онтологическая функция), а также необходимость адаптации и воспроизведения новых способов существования (прагматическая функция). Эти функции идентичности сами по себе не являются взаимоисключающими, и может случиться так, что в других случаях люди будут находить онтологические возможности решения проблем прагматического характера. Тем не менее, мы отмечаем, что различие между этими двумя функциями может быть причиной, которая провоцирует внутренний конфликт личности для лиц, воспринимающих эти две проблемы как противоречащие друг другу. Имея ввиду две названные функции идентичности, мы можем выйти за пределы простого "дискурса об идентичности" и точно указать, о чем идет речь в случаях наличия этих противоречий.

Вопрос о том, ощущают ли мусульмане угрозу своей идентичности, имеет ключевое значение для понимания вектора развития исламского мировоззрения. Эта угроза, в каком-то смысле, предопределяет их самоидентификацию, повседневные социальные практики и политическое поведение, что в полной мере показательно на примере Шотландии (и Великобритании в целом).

Представление ислама и мусульман в английских СМИ (да и, в целом, в британских) отражает негативные ассоциации, что особенно актуально в отношении набожных и практикующих мусульман [28, р. 257-270]. Сочетаясь с экономической ущербностью, а также прямой и институциональной дискриминацией, все это создает у мусульман ощущение неполноценности и исходящей от Лондона угрозы. Это ощущение усугубляется необходимостью интеграции путем соответствия определенному представлению "хорошего" или "умеренного" мусульманина [20]. Более того, названное представление (навязываемое Лондоном британскому обществу) служит для уточнения и сопоставления категорий "мусульманскость" и "шотланд- скость" ("британскость", "европейскость"). В связи с этим, многие формы политического участия мусульман стали возникать как реакция на социально-исторические условия, в которых мусульмане ощущали угрозу своей исламской идентичности. Как и в большинстве случаев предрассудков, представления об "опасном мусульманине" в британском обществе стали неотъемлемой частью понимания/ представления самих мусульман.

Нужно отметить, что в Шотландии периодически проводятся исследования, содержащие политологические, социологические, этнографические аспекты. Результаты этих изысканий имеются в свободном доступе и используются не только в научно-теоретических целях, но и в государственной практике в рамках выработки управленческих решений. В данной статье мы опирались на данные исследования, проведенного в нескольких крупнейших шотландских мечетях, обнаружив влияние постоянно меняющихся контекстов в идентичности мусульман. Эти данные были получены зарубежными коллегами в среде шотландских мусульман, считающих ислам центральным в своей идентичности (именно поэтому исследование проводилось в мечетях) [15, р. 31-50]. Результаты побуждают задуматься о различиях в дискурсах и социальных репрезентациях. Последние, отличаясь по тем или иным аспектам выражения, подходят для различных ситуаций и контекстов. Данные упомянутых исследований отражают процессы, в которых ислам в Великобритании и британские мусульманские группы претерпевают изменения, адаптируясь к различным местным условиям (в том числе, шотландским). Эти данные фиксируют моменты, посредством которых мусульманские группы адаптируют свои системы ценностей и различные способы понимания и выражения ислама, в данном случае в британском контексте [16; р. 272].

Возвращаясь к упомянутому исследованию, отметим, что оно проводилось в течение 2012 г. Мохаммедом Сартави (Лондонская школа экономики и политических наук, Великобритания) и Гордоном Саммутом (Мальтийский университет, Мальта). Их работа заключалась в том, чтобы систематически фиксировать вопросы (касающиеся принятия тех или иных решений бытового характера), адресованные мусульманами местным имамам; анализировать дальнейшие действия задававших вопросы; а также лично встречаться с этими мусульманами. В среднем в каждую мечеть ежедневно поступало около 20 запросов (по телефону и лично). В рамках этого исследования было получено свыше 3000 данных, при участии шотландских мусульман-выходцев из стран Ближнего Востока, Южной Азии и Африки. Записи записывались в режиме реального времени вручную и кодировались с использованием компьютерной программы для последующего анализа. Имамы и власти мечетей были полностью проинформированы о целях и задачах исследования. Кроме того, были приняты все необходимые меры для обеспечения анонимности участников и обеспечения конфиденциальности. Все полученные данные были исследователями сгруппированы по темам, на основании которых можно было бы составить представление об особенностях идентичности шотландских мусульман как социокультурном проявлении глобализации во внутриполитических процессах современной Великобритании.

Одним из ключевых аспектов, позволяющих говорить об идентификационных проблемах мусульман Шотландии, стал вопрос религиозных предпочтений в сфере семейной жизни.

Проблема состоит в том, что шотландским (и, в целом, британским) мусульманам, несмотря на их попытки дистанцироваться от своего культурно-исторического кода, все еще сложно интегрировать собственную исламскую идентичность в неисламскую (шотландскую, британскую, европейскую) практику повседневной жизни, особенно в семейной сфере. Так, положение главы семейства может вызывать внутренние противоречия между положением мужа-европейца и идентичностью отца-мусульманина. Здесь понимание роли европейского мужа, который требует равенства в партнерстве и компромисса в семейных отношениях, часто становится проблематичным, наталкиваясь на бытовые аспекты в воспитании детей (особенно, когда мать-христианка настаивает на участии маленьких членов семьи в церковных ритуалах). Характерно, что для снятия подобного противоречия мусульманин, как правило, идет за советом к имаму, своими установками усугубляющему ситуацию, так как его совет предопределен предписаниями ислама. Еще одной характерной ситуацией, обостряющей противоречие между "мусульманскостью" и "шотландскостью", является расторжение брака. Причина здесь также кроется в различиях систем социальных представлений, по-разному конструирующих брак и его легитимность. Поэтому смешанные (мусульманско-христианские) пары, чтобы развестись, вынуждены консультироваться с представителем исламского закона. Брак становится объектом размышлений, и самоидентификация - "я"-шотландец (британец, европеец) и "я"-мусульманин - отражает противоречие, возникающее в результате различных объективаций брака в обеих системах социальных знаний. В этом случае значение переговоров с представителем мусульманского духовенства влечет за собой согласование идентичностей, т. е. муж- европеец (мусульманин) признает за собой и своей супругой (христианкой) право не придерживаться исламских предписаний в разных вопросах повседневной жизни, когда прагматические проблемы преобладают над онтологическими. В противном случае, "мусульманскость" имеет приоритет перед "шотландскостью" и, в равной степени, перед "британскостью" и "европейскостью".

Отметим, что во всех исследованных случаях мусульмане считали себя "интегрированными" в "западный" образ жизни. Они, казалось, вели себя таким образом, чтобы облегчить собственную интеграцию в шотландское (британское, европейское) общество, и, помимо чисто эмпирического или ценностного измерения "шотландскости", они приняли образ жизни, который больше относится к неисламской идентичности. Однако внутри семейной сферы, похоже, произошли нарушения чувства идентичности шотландских мусульман. В этих случаях аспекты повседневной жизни, воспринимаемые как естественные, становятся объектами рефлексии, а воплощенное множество культурных знаний или систем репрезентации порождает противоречия. Это требует согласованности между различными "я"-позициями и альтер-эго [23, р. 3-69]. Последние характеризуют трансформацию в социальных репрезентациях. Поэтому шотландским мусульманам, участвовавшим в исследованиях, приходилось пересматривать свою идентичность с разных (потенциально конфликтующих) "я"-позиций.

Сказанное выше свидетельствует о том, что участники исследований, отдававшие предпочтение прагматике, чувствовали необходимость сохранения онтологических функций идентичности в определенных случаях, связанных с отдельными сторонами семейной жизни. Их в значительной степени шотландский (британский, европейский) образ жизни, который включал в себя практики, выходящие за пределы их "мусульманскости", в определенные моменты перекрывался необходимостью сохранения исламских аспектов своей идентичности.

С другой стороны, непреклонные, на первый взгляд, в своей ортодоксальной исламской практике шотландские мусульмане могут чувствовать необходимость идти на компромиссы из прагматических соображений. Так, в рамках упомянутых исследований, частой практикой была смена арабского (мусульманского) имени, имеющего иногда отсылку непосредственно к Корану. Происходило это из-за того, что мусульманское имя в определенной мере несло в себе начало, разрушающее шотландскую (британскую, европейскую) идентичность. Носитель имени сталкивался с социокультурными проблемами и трудностями внутри тех или иных институциональных структур, т.е. само имя становилось проблемным. Не каждый день кто-то думает о функциях имени, однако все же следует осознавать последствия объективации имени (в том числе, применительно к исламским и шотландским социальным представлениям). Как и во многих религиях, имена в исламе являются маркером идентичности и символом благодарности богу. Однако в бюрократических и светских британских (в том числе, шотландских) учреждениях функция имени заключается в том, чтобы идентифицировать и отличать людей друг от друга при принятии управленческих решений. С одной стороны, шотландский (британский) мусульманин может легко сменить имя, не посоветовавшись с имамом. Но, другой - ему нужно договориться о своих "я"-позициях (из-за внутренних культурных противоречий, присутствующих в одном и том же социальном объекте - имени). Впрочем, исследование М. Сартави и Г. Саммута выявили случаи, когда шотландским мусульманам требовалось обратиться к имаму в попытке поддержать свою "мусульманскость", независимо от того, существует ли в их действиях явная опасность нарушения исламского закона или нет. Это указывает на наличие у британских (в том числе, шотландских) мусульман предпочтений (или, по крайней мере, сомнений) онтологического характера, что наблюдается даже тогда, когда "немусульманское" поведение не ограничивает и не нарушает их повседневную жизнь. Характерен пример с мусульманином-торговцем, испытывавшим крайнее душевное волнение по поводу границ прибыли, которые может установить розничный продавец для продукта. Естественно, этот человек обратился за советом к имаму, объяснившему, что при наличии согласия продавца и покупателя, любой размер прибыли не нарушает исламского права. Тем не менее показательно, что правоверный шотландский мусульманин-торговец был обеспокоен, что из-за финансового успеха он может сделать что-то, нарушающее исламские установления. Этот частный случай довольно любопытен. Конечно, на протяжении развития авраамических религий деньги всегда рассматривались как искушение и путь к греху. Однако ислам устанавливает четкие предписания и руководящие принципы для регулирования бизнеса. Поэтому у упомянутого торговца присутствовало внутреннее противоречие между его растущим успехом в коммерческих делах (что является характерной чертой шотландской, британской и европейской идентичностей) и онтологическими проблемами, вызванными его исламской идентичностью. В этом случае проблема заключалась не только в том, что имел место конфликт в поведенческих или эмпирических измерениях идентичности, но и в том, что он присутствовал в ценностных измерениях. В результате, упомянутому торговцу потребовались заверения, что он не нарушает границ своей "мусульманскости".

Подобных и иных примеров в исследовании М. Сартави и Г. Саммута очень много. Среди них есть и такие, которые представляют убедительные доказательства онтологической необходимости для шотландских мусульман поддерживать свое правоверие (даже если это невозможно на практике). Так, мусульманин (один из участников исследования) по состоянию здоровья должен был вводить ежедневные дозы лекарств путем инъекций, что мешало ему поститься, поскольку любое вещество, вводимое внутрь, нарушает пост. Неспособность поститься во время Рамадана стала проблемой идентичности для этого шотландского мусульманина, потому что он не мог демонстрировать поведенческие формы своей "мусульманскости" в то время, когда сообщество единоверцев коллективно выполняло этот ритуал. "Я"-мусульманин и "я"-шотландец (в том смысле, что он не обязан поститься во время Рамадана) слишком конфликтовали в сознании этого человека, чтобы он мог оставаться спокойным в конкретный календарный период года. Естественно, имеются и иные примеры, свидетельствующие о том, что у шотландских мусульман потребность в правоверии довольно активно вступает в противоречие с их "шотландскостью" ("британ- скостью", "европейскостью"). Для них "я"-мусульманин имеет преимущество перед всеми другими идентичностями.

Необходимость практиковать ислам перед лицом иной культуры, требующей принятия новых идентичностей, влечет за собой внутренний конфликт личности, для которой "свое" подвергается опасности вытеснения и замещения "чужим", которое должно быть принято как "свое". Подобный внутренний конфликт порождает в человеке ощущение двусмысленности своего положения в социуме, неуверенность, страх и, как следствие, агрессию, выливающуюся в общественно опасные действия (в том числе, политического характера). "Шотландскость" (и шире, "европейскость") в таких условиях отсылает мусульман к прагматике, независимо от того, что предписано исламом. Это особенно распространено в отношении медицинских и финансовых вопросов, когда простые житейские ситуации требуют удовлетворения основных потребностей, несмотря на нарушение религиозных обязательств. Впрочем, необходимость выбора приоритетов между прагматическими и онтологическими мотивами порождает дискуссии не только на уровне научного обсуждения философских или духовных проблем, но и на уровне политико-управленческих практик. Последние сопряжены с необходимостью (как для государственных, так и для общественных структур Шотландии) выстраивать внутриполитическую стратегию и тактику с учетом проблем идентичности шотландских мусульман.

Заключение