Гражданская общность и политический процесс

Размещено на http: //www. allbest. ru/

НОУ ВПО «ОмГА»

Гражданская общность и политический процесс

С.И. Скурихин, аспирант кафедры управления, политики и права

Аннотация

Скурихин С. И., 2009

Рецензент: Г. Я. Дубовский, канд. ист. наук, доцент

В статье рассматриваются политико-исторические коллизии формирования структур гражданского общества, анализируется роль государственных институтов и социальных образований в прогрессивном развитии российского общества.

гражданский общество государственный демократический

Annotatіon

Civil community and political process

Political and historical collisions of civil society structure formation are considered in the article, the role of state institutions and social formations in progress development of Russian society is analyzed.

Демократическая общественная система и правовое государство органично связаны между собой, они питают и поддерживают друг друга. Так, политические институты и учреждения оказывают позитивное влияние на развитие социума, способствуют его духовно-исторической эволюции, а, со своей стороны, структуры гражданского общества могут «страховать» государственную власть в кризисные моменты, предотвращать ее подначивание. Как отмечают В. П. Пугачев и А. И. Соловьев, процесс взаимодействия общества и государства порождает политический процесс как совокупность действий институализированных и неинституализированных субъектов по осуществлению специфических функций в сфере политико-властных отношений [1].

Сегодня по-разному относятся к советскому периоду российской истории, но нельзя отрицать его положительного влияния на социальную систему, общество, значительный вклад в образование советского народа, развитие культуры и искусства. В качестве гражданского-воспитательного идеала была выдвинута персоноцентристская задача - формирование всесторонне и гармонически развитой личности [2]. За политическо-идеологическими установками в действительности скрывались скромные и прагматичные, чисто социоцентристские задачи подготовки к первенствующим социальным ролям - работника и гражданина, культурно-образовательные усилия отличались исключительным динамизмом. С 1930 по 1972 г., то есть практически всего за два поколения, школьная система попыталась преодолеть три исторические ступени: всеобщего начального (4-летнего) образования, всеобщего основного (7-, а затем 8-летнего) и достигнуть уровня передовых стран, уже перешедших ко всеобщему среднему образованию. Медианный уровень образованности населения соответственно вырос с 2,1 года в 1920 г. до (примерно) 9,1 года в 1989 г. [3]. Таким образом, государство, реализовав свои властные функции в сфере образования и создав структуру всеобщего обучения граждан, качественно преобразовало советское общество.

Вместе с тем, С. А. Протодьяконов обращает внимание на то, что ряд отечественных авторов полагает, что зачатки гражданского общества в России существовали до потрясений 1917 года. Впоследствии его развитие было прервано, и процесс возобновления гражданских институтов начинается с момента фактической реализации общественно-политических установок перестройки 1985-1989 гг. [4].

С такой позицией мы не можем согласиться. Например, М. Н. Кузин проводит анализ социальной структуры предреволюционного общества и отмечает, что рабочий класс составлял чуть более 10% населения при 64%-ной грамотности, крестьянство же - почти 77% населения при 29%-ной грамотности. Это позволяет автору сделать вывод о том, что реальный человеческий материал, которым располагала царская Россия, в основном находился в фазе традиционного аграрного общества и лишь городской своей частью (18%) в какой-то мере вступил в фазу (и образ жизни) квазигражданского состояния [5].

На наш взгляд, фактически традиционное общество в России полностью разложилось только к 60-м годам ХХ века, когда происходила паспортизация крестьянства. Как следствие, все граждане стали вольны в выборе профессии и места работы. На этой основе осуществилась своего рода разгерметизация междусоциальных границ. Но по-прежнему элементы гражданского общества были тесно переплетены с государственными институтами и оно максимально удалено от процесса принятия политических решений.

Основными причинами явились высокие ставки в борьбе за власть. Поражение в политической игре грозило проигравшей стороне не потерей имущества, но лишением свободы и зачастую жизни. В связи с этим структуры гражданского общества рассматривались политическими лидерами не как «клапан», через который можно сбрасывать давление общественно-политического протеста, но как опасные очаги его зарождения и накопления, что подвигало их максимально ужесточать контроль над группами и слоями населения.

Гражданское самосознание готово терпеть такой уровень политического участия до тех пор, пока социальные процессы протекают в режиме развития, важным критерием которого является уровень и качество жизни. Когда социум находится в режиме функционирования или упадка, имманентно накапливается недовольство, и отсутствие механизмов взаимодействия как основы артикуляции и агрегирования интересов приводит к «взведению» революционной готовности (этому способствует ослабление основных государственных институтов). Одновременно порождается иллюзия, что отказ от советской идеологии, переход к осуществлению либеральных реформ и перевод экономики на рыночные рельсы полуавтоматически, в краткие сроки приводит общество к процветанию, торжеству свободы и справедливости. Как отмечает И. К. Пантин, «демократ» представлялся в глазах большинства россиян самоотверженным борцом за реформирование режима в направлении всеобщего блага, бескорыстным «слугой» своего народа и всего общества, даже человечества. Естественно, что обещания сторонников посткоммунистической демократии в попытках соединить идею индивидуальной свободы, гражданских прав с идеей представительства интересов общественных слоев и групп, не имея общей для большинства социокультурной платформы, оказались утопией [6]. Как следствие, стремление реформировать тоталитарное государство, главным образом на основе слепого, бессистемного копирования политических институтов западных стран привело к экономической и социальной катастрофе. Но и тесное сосуществование общества и государства, проникновение государственных институтов в сферы гражданского общества - при главенствующей, подавляющей роли власти - имело катастрофические последствия. Гражданская общность не приобрела роли, которую на нее возлагал А. Грамши: быть «прочной цепью крепостей и казематов», сдерживающей удар революционного натиска в том случае, когда государство поражено [7].

В результате вместо процветания российское общество оказалось за чертой бедности, торжество справедливости обернулось колоссальным разрывом в доходах различных групп населения. В ироничном смысле только свобода по-настоящему восторжествовала на просторах нашего государства. Это не отменяет ее как главное условие развития демократической системы. Именно свобода согласно Г. Гегелю «является величайшим принципом гражданского общества» [8]. Постепенное формирование многопартийной системы, проведение альтернативных выборов в представительные органы власти привело к тому, что за долгие годы российское гражданское общество получило возможность непосредственно влиять на протекающие в стране общественно-политические процессы.

Но гражданское общество - идеальная конструкция, и реальная практика обнаруживает неприятие политиков. Например, для революционно мыслящих радикал-демократов оно слишком расплывчато и постепенно, в глазах «чистых» либералов или элитарных слоев подозрительно отдает популизмом, у националистов вызывает раздражение тем, что «дробит» и отвлекает общественную энергию. Одновременно идеи гражданского общества не получают достаточной укорененности и массовой поддержки со стороны населения [9]. В социально-историческом смысле они не подкрепляются действенной активностью по причине отсутствия опыта к самоорганизации. Общественные организации, созданные гражданами для органически совместной деятельности по достижению общих целей в исторической практике страны, встречались редко и были немногочисленными.

Р. Патнем следующим образом охарактеризует особенность российского общества: «Там, где отсутствуют нормы и сети гражданской активности, будущее коллективного действия выглядит мрачно. Участь Юга (Италии) - это наглядный пример для «третьего мира» сегодня и для бывших коммунистических стран Евразии завтра в их эволюции к формам самоуправления. Социальное равновесие, основанное на принципе «всегда уклоняйся, никогда не бери на себя общую ношу», - вот, возможно, то, что ждет большую часть тех стран, где социального капитала недостаточно или вовсе нет». И еще: «С точки зрения политической стабильности, эффективности правительств и даже самого экономического прогресса социальный капитал может оказаться еще более важным фактором, нежели экономические и людские ресурсы. Во многих бывших коммунистических странах гражданские традиции были слабы еще до прихода коммунизма, а тоталитарные режимы подорвали и тот скудный запас социального капитала, который имелся». И наконец, главное - «без норм взаимопомощи, без сетей ассоциативности и гражданской ответственности аморальная семейственность, клиентелизм, беззаконие, неэффективная власть и экономический застой окажутся более вероятным исходом, чем действительная демократизация и развитие экономики. Будущим Москвы может оказаться Палермо» [10].

По мысли Дж. Коулмена, «социальный капитал» - это потенциал взаимного доверия и взаимопомощи, целерационально формируемый в межличностном пространстве. Объем «социального капитала» измеряется обычно по двум показателям: индексу доверия и членству в общественных объединениях [11]. К сожалению, социальная статистика в России имеет бессистемный, спорадический характер. Поэтому и говорить о качественных и количественных характеристиках социального капитала и их динамике можно только умозрительно, опираясь исключительно на личный опыт.

Однако в США оба эти показателя фиксируются по опросам и статистическим данным около полувека. В процессе их измерения Р. Патнем обнаруживает явную тенденцию к сокращению «социального капитала» в Америке на протяжении последней четверти века. Проанализировав огромные массивы данных и их возможных взаимовлияний, автор приходит к выводу, что фактором расширения «озоновой дыры» над «социальным капиталом», является... телевидение [12]. На наш взгляд, подобное влияние телекоммуникаций обусловлено пассивной ролью зрителя. Процесс просмотра телепередач, как правило, протекает в небольшом кругу смотрящих, во многих случаях в одиночестве, когда происходит взаимоизоляция людей друг от друга стенами домов, что затрудняет активный процесс переработки полученной информации. Это подтверждается методологической категорией «социальный капитал»: «По аналогии с физическим и человеческим капиталом, воплощенным в орудиях труда и обучении, которые повышают индивидуальную производительность, - объясняет он, - «социальный капитал» содержится в таких элементах общественной организации, как социальные сети, социальные нормы и доверие (networks, norms and trust), создающих условия для координации и кооперации ради взаимной выгоды» [13]. В результате разобщенность телезрителей сокращает время человеческого общения, тем самым деформируя социальные сети для достижения социочеловеческих целей.

Определенно противоположностью является Интернет. Так, развитие социальных интернет-проектов, возможность самостоятельно избирать потребляемую информацию (сокращение моментального времени) и ее немедленное обсуждение с неограниченным кругом собеседников, независимо от их региона проживания, образовательного уровня, возраста и т.д., способствует наращиванию «социального капитала». При оценке объемов «социального капитала» с началом бурного развития социальных сетей «Одноклассники», «Вконтакте» необходимо принимать во внимание не только количество членов неформальных объединений, существующих в виде сообщества людей, взаимодействующих в «реале», т.е. знающих друг друга зримо, персонально встречающихся друг с другом для совместной деятельности или неформального общения, но и виртуальных объединений граждан, в системе Интернет. «Сегодня активность российских граждан направлена на формирование электронных институтов гражданского общества», - симптоматично отмечается политическим руководством страны. Президент Российской Федерации Д. А. Медведев создает собственный информационный ресурс (блог) для того, чтобы иметь возможность взаимодействовать с интернет-сообществом. По сути дела, граждане, составляющие интернет-сообщество, впервые в новейшей истории Российского государства оказали массовую поддержку идеям гражданского общества как практики социальных взаимодействий. При этом количество пользователей Интернета растет в геометрической прогрессии, а это значит, что в процесс формирования электронного гражданского общества будут вовлекаться все новые и новые граждане страны.

В отношении неприятия рядом политиков принципов гражданского общества можно утверждать, что это вызвано отторжением самоорганизующихся структур, поскольку их нельзя использовать для достижения эгоистических политических целей. Причем это утверждение справедливо как для оппозиционных движений, так и для правящей элиты. Как отмечает И. Б. Левин в, сознании «верхов» гражданское общество, по-видимому, ассоциируется с представлениями о неуправляемой социальной стихии, если не прямо с бунтом [14]. Такая позиция является недальновидной, поскольку процесс формирования гражданского общества в электронных средствах массовой информации приобрел стихийный, неконтролируемый характер. Наверняка это приведет к тому, что политическим лидерам придется считаться с новационным явлением. Но у государства есть возможность сработать на опережение, в плане формирования «прочной цепью крепостей и казематов», о которых говорил А. Грамши.

Дилеммическая позиция заключается в следующем: «Кто и от кого защищает гражданское общество: государство от граждан или граждан от государства?» [15]. Гражданское общество является «шлюзом» между государством и обществом, который предохраняет от деструктивного взаимовлияния и вместе с тем позволяет друг другу взаимодействовать на равных началах в общесоциальных целях.

Объективные потребности и субъективные запросы граждан отводят гражданскому обществу следующие функции (задачи): продуцирование норм и ценностей, которые государство затем скрепляет своей санкцией; интегрирование общества, в частности, путем придания цивилизованного вида социальным конфликтам и тем самым гашения их; образование среды (почвы), в которой формируется развитой социальный индивид [16].

На этой основе происходит сохранение стабильности политического режима, поскольку государство в лице различных институтов поддерживается гражданским обществом - с его ассоциациями, политической культурой, обычаями и традициями (становясь своего рода «гарантами выживания» общества в кризисных ситуациях). Можно сделать вывод: гармоничное сосуществование граждан в сильном государстве возможно только в условиях развитого гражданского общества. Как отмечает Г. Гегель: «Сущность государства нового времени состоит в том, что всеобщее связано в нем с полной свободой особенности и с благоденствием индивидов, что, следовательно, интерес семьи и гражданского общества должен концентрироваться в государстве, но что при этом всеобщность цели не может достигаться без собственного знания и воления особенности, которая должна сохранять свое право». Следовательно, по мнению Г. Гегеля, всеобщее должно деятельно осуществляться, но, вместе с тем, субъективность должна обрести полное и жизненное развитие. Лишь благодаря тому, что оба момента пребывают в своей силе, государство может быть рассмотрено как расчлененное и подлинно организованное» [17]. Необходимо ли говорить о том, что современный российский социум находится «вблизи-дали» от подобного состояния?

Библиографический список

1. Пугачев, В. П., Соловьев, А. И. Введение в политологию [Текст]. - М. : Аспект Пресс, 2002. - С. 306.

2. Кузин, М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому: изучение человека [Текст] // Вопросы философии. - 1997. - № 7. - С. 69.

3. Там же.

4. Протодьяконов, С. А. Политика и телевидение [Текст] : (философско-политологические аспекты). - М., 2001. - С. 45.

5. Кузин, М. Н. Переход от традиционного общества к гражданскому. - С. 69.

6. Пантин, И. К. Посткоммунистическая демократия в России: основание и особенности [Текст] // Вопросы философии. - 1996. - № 6.

7. Грамши, А. Избранные произведения [Текст]. - М. : Социэкгиз, 1959. - Т. 3.

8. Гегель, Г. Энциклопедия философии наук [Текст]. - М. : Мысль, 1977.

9. Арато, А. Концепция гражданского общества: восхождение, упадок и воссоздание - и направления дальнейших исследований [Текст] // Политические исследования. - 1995. - № 3. - С. 48-57.

10. Левин, И. Б. Гражданское общество на Западе и в России [Текст] // Там же. - 1996. - № 6. - С. 117

11. Там же.

12. Там же.

13. Цит. по: Левин, И. Б. Гражданское общество на Западе и в России. - С. 117. Эта тема требует специального рассмотрения, интегративная и дезинтегративная, мобилизирующая и разрушающая функции ТВ наглядно демонстрируют себя в практике российского телевещания. Ряд разговорных представлений в прайм-тайм для телеканалов разъединяет семейный круг в традиционные часы взаимосоединительных, укрепляющих устойчивость положения граждан связей и отношений.

14. Левин, И. Б. Гражданское общество на Западе и в России. - С. 107.

15. Там же. - С. 110.

16. Там же. - С. 118.

17. Гегель, Г. Философия права [Текст]. - М. : Мысль, 1990. - С. 286-287.

1. Размещено на Allbest.ru