Вестник Кузбасского института № 4 (29) / 2016

Размещено на http://www.allbest.ru/

УДК 343.211

Значения термина «социальная справедливость» в системе целей уголовного наказания

С.Б. Карамашев

В соответствии со ст. 43 Уголовного кодекса России одной из целей наказания является «восстановление социальной справедливости». Значение словосочетания «социальная справедливость» до настоящего времени остается дискуссионным, хотя именно оно, выступая целью наказания, должно быть связующе-обусловливающим элементом, необходимость которого отмечают специалисты [17, с. 73; 9, с. 263], в системе уголовно-правового принуждения. В поисках объективного основания целей наказания, исключающего произвольное наполнение содержанием используемых терминов, постараемся выявить смысл выше указанного словосочетания. Здесь мы оставим в стороне проблемы согласования многочисленных противоречивых позиций в отношении категорий «справедливость» и «социальное». Выяснению содержания каждой из них посвящено много объемных трудов, и это не является целью настоящей работы. Со своей стороны отметим лишь то, что при установлении их содержания мы руководствовались требованиями объективности и общезначимости, и в данной работе предлагаем рассмотреть существующие значения термина «социальная справедливость».

В результате историко-философского анализа категории справедливости для ее характеристики в качестве концептуального философского основания мы посчитали достаточно конструктивной теорию, разработанную философом Н. Н.Алексеевым [1]. На ее основе с учетом взглядов В. С. Соловьева [19] и Г. Риккерта [18] стало возможно заключить, что сущность справедливостисостоит в иерархическом соотношении нравственных ценностей, упорядоченных посредством сочетания нравственных высших категорий таким образом, чтобы свобода, ограниченная равенством, в соответствии с объективным порядком воплощала добро.

Теперь обратимся к значению слова «социальное». При его определении, учитывая современный «многовариантный парадигмальный статус» социологии [14, с. 74-77], мы взяли за основу позицию Х. Ортеги-и-Гассета. Он сформулировал следующие признаки социальной реальности: выраженность в акте поведения человека, внеличностное происхождение, независимость осуществления актов от воли самого субъекта, отсутствие полного осмысления субъектом выполняемого акта и принадлежность данного акта не исключительно личной и межличностной реальности, но и иной [13, c. 616, 620-624]. На основе изложенных признаков допустимо определить социальное как образ внеличностного происхождения, складывающийся независимо от воли конкретного человека, в полной мере им не понимаемый и не относимый исключительно к индивидуальному и межличностному пространству, и проявляющийся в поведении этого человека не всегда осознанно и по его воле. Когда этот образ воплощается в поведении индивида, он становится социальной реальностью.

Прежде чем обратиться к смысловому значению словосочетания «социальная справедливость», следует учесть, что при изучении смысловых значений всегда присутствуют три определяющие линии: историческая соотнесенность термина с предметом мысли, логическая согласованность смежных понятий и психическая среда сознания [5, с. 10-11, 65-66]. В соответствии с этими направлениями следует рассматривать всякое смысловое значение. Однако для настоящего изложения есть одна оговорка. В отношении границ влияния исторически термины «социальная справедливость» и «справедливость» не разводятся. Авторы, употребляющие их, не дифференцируют свое отношение при их употреблении. Обобщая, можно только пояснить, что преимущественно социальная справедливость сопоставляется с такими явлениями, среди которых всегда имеют место существующие внешние отношения человека с другими людьми,в то время как пространство справедливости может и не ограничиваться миром людей. Она проявляется в любой общности, в бытие которой имеются нравственные ценности.

В отношении содержания термина «социальная справедливость» историческое рассмотрение ничего принципиально нового, отличного от сущности справедливости, не вносит. Что касается психической среды сознания, производящей оценочную деятельность, то ее бесконечные многообразия здесь нами сводятся к общепринятым понятиям, как формам мышления, разработанным в философии и науках и позволяющим тем самым многие аспекты этого направления отсечь, осознавая их значительное влияние. С учетом изложенного для выяснения смыслового значения термина «социальная справедливость» остается сосредоточиться на системно-логической стороне вопроса.

Исходной точкой рассуждений выступает то, что в научной системе понятий слова, соединяемые в словосочетания, образуются для выражения определенного нового смысла. Здесь мы привязаны к существующей языковой системе. «Социальная» в интересующем нас словосочетании выполняет роль прилагательного. Е. В. Клобуков выделяет три основных лексико-грамматических группы прилагательных: качественные, относительные и притяжательные [8, с. 214-216]. В соответствии с таким делением словосочетание «социальная справедливость» имеет следующие значения.

В том случае, когда «социальное» употребляется для обозначения качества предмета -- справедливости, образуется целая группа возможных значений, поскольку справедливость может характеризоваться с разных сторон.

Первое значение -- это образ справедливости, сложившийся в определенной местности. Сравним со словосочетанием «Кемеровская область». Очевидно, что «социальное» территориально не определено, и в нашем словосочетании такое понимание ничего нового не добавляет для значения справедливости, ведь основные высшие нравственные категории -- свобода, равенство и другие относящиеся к пространству категории «справедливость» -- не являются ограниченными по месту.

Второе значение термина «социальная справедливость» состоит в понимании справедливости как явления, обладающего социальными чертами. Такую качественную роль выполняет, например, слово «зеленый» в словосочетании «зеленый диван». Следует учитывать значение слова «социальное», которое добавляет справедливости то, что она: образна, идеальна, воплощаема в реальности и ориентирована на других (как свойство социального). С одной стороны, эта характеристика заложена в понятии справедливости -- соотношение ценностей основано на их сравнении. Ценности абстрактны, акт их сопоставления идеален, это рациональный акт, в котором производится абстрагирование признаков, слагаемых в образы. Несмотря на то, что эти образы психически конкретны, их формирование происходит на протяжении всей истории и в этом участвует неопределенный круг людей. В части ориентации на других справедливость не может от этого изолироваться, так как определяет и границы добра, и границы свободы, и пределы равенства, и т. д. Иными словами, именно справедливость задает масштаб оценки, направления и пределы деятельности субъектов, в том числе и социальной.

Если в понятие «социальное» включается конкретный человек, то такое словоупотребление становится плеоназмом, так как справедливость имманентно обладает социальными чертами, и в обществе только и может существовать. Утверждая и оттеняя в языке данное значение, в соответствии с логикой словоупотребления мы должны в таком случае обо всех явлениях общественной жизни дополнительно указывать, что они социальны: социальный закон, социальная мера уголовной ответственности, социальное наказание и т. д. Если же мы признаем плеоназм речевой ошибкой [6, с. 93-94], тогда ее нужно избегать и определять иное лексическое значение термина «социальная справедливость».

Иная ситуация возникает при отделении конкретного человека от общества, когда «социальная справедливость» рассматривается как непосредственно социальное явление. В таком варианте плеоназм отсутствует. Но имеет ли место общество без конкретного человека? Это становится нереальным. Кто же может такое образование адекватно представлять и выражать его суть в социальных процессах? Даже допустив гипотетически существование такого общества, возникает вопрос, будут ли ценности, которые в нем кем-то усматриваются, обеспечивать справедливость? Достаточно взглянуть на последние новости общественной жизни, чтобы убедиться в иллюзорности феномена социальной справедливости в понимании «справедливость существующая и исходящая от общества». А ведь этот «феномен» претендует на то, чтобы его восстанавливать посредством наказания -- меры государственного характера. Тем самым, имеет место неопределенность содержания понятия.

При попытке установления лексического значения того явления, которое предполагает под собой «социальная справедливость», мы наталкиваемся на некоторые противоречия. Они обусловлены онтологической разнородностью рассматриваемых явлений (так же, например, как мораль и общественное мнение). Поясним их, чтобы лучше разобраться в характере их соотношения. Во-первых, пространственно их соотношение можно определить как пересечение: справедливость пересекается с индивидуальной, межличностной, социальной и надобщественной сферами; социальное при его логическом рассмотрении в данной работе выступает самостоятельной реальностью, не включающей в себя индивидуальную и надобщественные сферы. Во-вторых, в пространстве справедливого каждая из ценностей значима сама по себе, поскольку признается таковой, часто независимо от обстоятельств ее проявления. Например, забота о ближнем как выражение жалости значима и в общественной деятельности, и в духовной сфере. В сфере социального доминирует функциональная направленность -- любой значим лишь постольку, поскольку выполняет определенные функции: организационные, производственные и т. д. В-третьих, справедливость основана на чувствах, которые сформировались в определенном окружении в процессе опытного выявления значимостей и их дифференциации. Т. е. для их формирования и выявления соотношения необходим духовный акт признания ценностей. Для усвоения социального часто достаточно подражательного воспроизведения действий других, даже без их осмысления и тем более духовного переживания. Можно привести еще ряд отличий справедливого и социального, но более существенно указать на то, что находится в отношении противоречия: иерархическая целостность справедливости и плюрализм социальной реальности, который основан на природе человека и его взаимодействии с другими. Кроме этого, на определенном уровне имеет место противоположность направлений реализации справедливости и социального. Л. И. Петражицкий пишет: «Дело в том, что справедливость представляет не что иное, как право в нашем смысле, а именно интуитивное право» [15, с. 403]. Справедливость проявляется как чувство, которое действует на ином уровне, нежели сознание. Даже у высоко образованных людей, обладающих развитым сознанием, случается, что факты несправедливости порождают ответные чувства раньше, чем приходит полное понимание обстоятельств происшедшего. При этом оценка происходит в душевной жизни каждого, после чего она воплощается в реальности как деяние. Социальное, напротив, действует на чувства и сознание человека извне. Если душа не принимает реализации социального, то человек подавляется им, что не всегда даже осознается. Х. Ортега-и-Гассет отмечает: «Если под словом “говорить” в строгом смысле понимается использование определенного языка, то речь -- всего лишь результат механического усвоения языка. Тем самым акт речи, “говорение” -- это действие, направленное снаружи внутрь» [13, с. 686].

Указанные отличия свидетельствуют, что справедливость и социальное являются разнородными феноменами, которые сосуществуют друг с другом и формируют некоторую общую сферу взаимодействия.

У феноменов «социальное» и «справедливость» есть и много общего: справедливость выявляется и разрабатывается самим обществом в процессе своего исторического развития независимо от воли конкретного человека. И в этом понимании может рассматриваться третье значение «социальной справедливости». Это значение образуется так же, как в словосочетании «сушеные яблоки». Если рассматривать справедливость, неужели можно заключить, что ее формирует какая-либо личность или что ее содержание зависит от воли конкретного человека? Даже от того, что в принятии юридических законов принимают участие не один, а множество людей, законы не всегда справедливы [4, с. 2-7], и сама справедливость от этого не изменяется. И это свидетельствует, что справедливость в действительности складывается в процессе исторического развития общества и не зависит от воли конкретного индивида. Это значит, что справедливость сама по себе социальна и не может быть установлена индивидуально. В таком случае добавление к слову «справедливость» слова «социальное» придает словосочетанию лексическое значение исторической и социальной обусловленности.

Теперь рассмотрим вариант, когда слово «социальная» употребляется в качестве относительногоприлагательного, для отнесения «социальной справедливости» к исключительно социальным явлениям. Такое выделение имеет смысл лишь в контексте противопоставления. Очевидно, такое значение следует сопоставлять «индивидуальной справедливости». Здесь обозначается отношение предмета словосочетания к другим элементам окружающей действительности. Уточним, что чему здесь противопоставляется. Для объективной общезначимости социальное следует брать в самом широком смысле, чтобы не сводить его к мнению какой-либо ограниченной своими интересами группы. В противоположность ему индивидуальное следует принять во всей его конкретной психической физической определенности. Тогда в содержание «социальной справедливости» входят образы, наставления, значимости и т. д. только обобщенного характера, т. е. образцы, нормы, ценности. Они по определению противопоставлены всему, что индивидуально. Здесь мы наталкиваемся на то, что входит в пространство справедливости, но в то же время выделяется в нем сферой социального. И это объективно необходимо, поскольку именно благодаря этому появляется свойство универсальности, что в свою очередь предопределяет способность выступать масштабом всякого оценочного отношения. При рассмотрении такого понимания термина «социальная справедливость» в большей мере проявляется функционально-ролевая сторона социальных явлений. Выделяется акцент в контексте социального эффекта. Социальная действительность имеет специфические закономерности, которые, как, например, законы природы, не могут не учитываться в контексте интуитивно-рациональной деятельности. Здесь имеется свой объект регулирования, механизм целесообразных методов и средств, в том числе правовых. И здесь мы можем говорить об особенностях оценки социальных явлений с точки зрения справедливости. Основную проблему здесь составляет адекватность механизма трансформации этических знаний в социально-технологическую среду. Такое заострение словосочетания «социальная справедливость» оттеняет иные стороны справедливости и создает угрозу утраты целостности. Поэтому более правильно в таком понимании рассматривать «социальную справедливость» как справедливость, свойственную для социальной реальности, а не для духовной, психической. Но не в качественном смысле, а в относительном, в контексте оценки социальных явлений с точки зрения справедливости как интегрирующего социально-нравственного феномена, и не наоборот. Похожее использование прилагательного мы можем наблюдать в словосочетании «реальная помощь», где смысловой акцент отмечает посредством добавления прилагательного «реальная» практический аспект помощи.

Следующее значение «социальной справедливости» можно образовать, если «социальное» употреблять как притяжательное прилагательное, т. е. для того, чтобы показать, чья справедливость используется в рассуждениях, с точки зрения какого субъекта происходит оценивание. Здесь обозначается принадлежность слова «справедливость» некоторому социальному образованию, что противопоставляется, например, божественному или индивидуальному. Для выявления истинного значения рассматриваемого нами словосочетания вновь сопоставим его со значением справедливости. Если мы принимаем социальное в собственном смысле, т. е. не ограничивая его локальным, частным, то субъектом высказывания будут все и каждый одновременно. Социальное при всей своей абстрактности становится реальностью только в конкретных актах поведения [13, с. 621]. Но и в каждом поступке человека выражается социальное. Так же каждый человек выражает справедливость, и в этом своем выражении одновременно присутствует и социальное, и индивидуальное, и божественное, если последнее мы признаем. Если же мы укажем в качестве критерия разграничения «социальной справедливости» и «индивидуальной справедливости» ту позицию, которую занимал субъект в момент высказывания (от имени общества или от себя лично), то вновь вернемся к рассуждению в контексте смыслов, уже рассмотренных в предыдущем абзаце при противопоставлении социального и индивидуального. И это не ошибка мышления, а следствие того, что в нашем случае при выделении относительной или притяжательной роли прилагательного «социальное» углы рассмотрения справедливости совпали.

Таким образом, из всех рассмотренных нами возможных значений словосочетания «социальная справедливость» его собственное лексическое значение образуется только в случаях, если мы либо противопоставляем в рассуждениях «социальную справедливость» и «индивидуальную справедливость», либо рассматриваем справедливость через историческую и социальную обусловленность, либо если рассматриваем «социальную справедливость» в контексте проявления в социальной действительности сущности справедливости. В иных случаях словосочетание «социальная справедливость» никакого нового обособленного значения, которое не отражалось бы в категории справедливости, не образует.

В таком случае уточним выявленное значение выделения «социальной справедливости» и «индивидуальной справедливости». Мы уже заключили, что «социальная справедливость», в отличие от «индивидуальной», содержит типичные образы -- понятия, нормы, образцы. Они универсальны, что позволяет их использовать для обобщения многообразия жизни. Тем самым формируется основа взаимодействия всех. При этом если эти образы социальны, то они слагаются помимо воли конкретного человека и действуют в нем, на него и других таким же образом, ибо он сам социален. Независимо от того, как считает индивид, он «должен» поступать так, как «делают люди», и он действительно так поступает, поскольку он сам, как продукт социального, рассуждает социальными терминами, оперирует социальными образами и часто неосознанно подражает. Здесь мы должны еще глубже задуматься. Самого человека (индивидуально определенного) в этой «социальной справедливости» уже нет. Есть тип. Последовательно продолжая эту линию, получим среднестатистического человека -- некоторую абстракцию, ничто, которое ничего не может даже сказать сам, от себя лично. За него и от имени его говорят другие, но уже конкретные. А они уже имеют свои представления, свою волю и свои цели, в соответствии с которыми вкладывают в содержание социальных образов то, что наиболее целесообразно. То, как это делается -- вопрос другой. Для нашего рассмотрения существенно то, что это типичные образы, и они действуют в конкретных людях. Что из этого получается, практически показывает даже Новейшая история России и Европы, при рассмотрении которой мы отмечаем увеличение социальных конфликтов и напряженности.

Итак, пространство «социальной справедливости» по определению в контексте противопоставления характеризуется тем, что содержит лишь универсальные модели, содержание которых абстрактно и не зависит от конкретного человека, что позволяет ими произвольно оперировать, эти модели воплощаются независимо от воли конкретного человека в его же поведении.

Уголовно-правовой аспект рассмотрения «социальной справедливости» не только уточняет ее практическое значение, но и она, включаемая в содержание одной из целей уголовного наказания («восстановление социальной справедливости»), предопределяет характер последнего. К какому же результату стремиться уголовное наказание? На основе вышеизложенного поясняем: к такому, когда реализуются типичные образцы поведения без учета индивидуальных особенностей обстановки, наказываемого и потерпевшего. При этом наказание обосновывается тем, что «так принято», обусловливается тем, чтобы социально сформированные модели были осуществлены и не более. Это значит, что некий образец становиться целью сам по себе, т. е. независимо от того, что за этим следует для конкретного человека. Например, одним из критериев восстановления «социальной справедливости» является реализация наказания, соответствующего характеру и степени общественной опасности совершенного преступления, личности виновного и обстоятельствам, смягчающим и отягчающим наказание, а также влиянию назначенного наказания на исправление осужденного и на условия жизни его семьи (ч. 3 ст. 60 УК РФ). Это обобщенная модель. Как бы мы далее ни конкретизировали, мы будем рассуждать с позиции моделей, норм, в конечном итоге имея в виду их реализацию. И вот двум лицам назначили наказание, которое по форме соответствует всем образцам: смягчающее обстоятельство «способствование расследованию преступления» учли таким образом, что в отношении одного наказание постановили считать условным, а в отношении другого -- к основному наказанию не применили дополнительное. По форме, по модели это одно и то же. По сути -- далеко нет. Но в обоих случаях можно констатировать: «социальная справедливость» восстановлена, ведь образец реализован. А что выступает основанием оценки конкретной жизненной обстановки конкретного человека? Вероятно, «индивидуальная справедливость», но какое она имеет значение, ведь человек служит норме.

Здесь мы наблюдаем разрыв пространства справедливости, где она теряет свой смысл, свое значение. Пространство справедливости составляют ценности [1, с. 96-104, 119], а это не просто идеи, но и психические процессы -- чувства [1, с. 105-107, 109, 122; 21, с. 644-645]. Это значимости, обладающие психической природой. Свобода, добро, любовь, вера -- это не исключительно идеи. Ценности основаны на жизненном опыте и имманентно включены в него -- они выражают не просто идеи, а индивидуальное психическое отношение, т. е. реальность. Понятия не в силах охватить чувств [5, с. 10]. Таким образом, как указывает Н. Н. Алексеев, жизненный опыт, а значит и чувства, включены в пространство справедливости. Справедливость не только упорядочивает, она сама выступает ценностью, обладающей цельностью и основывающейся на чувствах. Если нет чувства, то остается одна логика, не отличающая плохого от хорошего. Справедливость выявляет свое значение через творческий психический акт, в котором на основе чувств и при участии сознания создается актуальная значимость. Справедливость конституирует этическую систему, она охватывает все выявляемые ценности и выражает их соотношение [1, с. 99-122], выступая для человека системой координат, без которой человек не может ориентироваться в массе значимостей и осознанно взаимодействовать в социальной реальности. Произведенное выше разделение справедливости искусственно, чисто интеллектуально, противоречащее сущности справедливости, но оно используется в социальной практике при формировании и обосновании позиций участников в судебном процессе.

Трактование «социальной справедливости» часто используется в контексте противопоставления «индивидуальной справедливости», а это практически ориентирует только на воплощение нормы в социальной реальности и в действительности искажает социально-правовое значение наказания.

Для пояснения этого отметим, что указание в законе какой-либо цели наказания должно быть направлено на обеспечение некоторого единства регулирования, которое недостижимо при больших расхождениях в толковании определяющего термина. Однако, как было установлено, «социальная справедливость» не имеет однозначного толкования, что допускает его произвольное наполнение, а в этом случае «восстановление социальной справедливости», трактуемое всеми по-разному, не способно выполнять интегрирующей функции. Кроме этого, если буквально следовать разделительному значению словосочетания «социальная справедливость», то следует признать, что целью наказания выступает лишь «возвращение нарушенного социально-психологического порядка в упорядоченное состояние» (терминология из классификации последствий преступления, разработанная Б. С.Никифоровым [11, с. 63-71]). Тем самым индивидуально-психологический порядок остается вне поля внимания, т. е. игнорируется. Выявляется то, что наказание становится ориентированным на других, но не на самого виновного. Виновное лицо становится заложником общества в качестве средства воздействия на других. А это, как установил И. Кант, уже безнравственно [7, c. 256], и поэтому, как показал В. С.Соловьев, норма оказывается вне правового пространства [19, с. 31-35]. К выводу о том, что право невозможно без нравственности, пришли многие философы [10, c. 11; 20, с. 201-208; 1, с. 110-118 и др.]. Таким образом наказание теряет свою правовую природу. лингвистический правовой социальный справедливость

С учетом изложенного следует заключить, что понимание «социальной справедливости» в контексте противопоставления «индивидуальной справедливости» безнравственно, логически не состоятельно и социально опасно.

Наряду с изложенным, существует еще один аспект рассмотрения восстановления «социальной справедливости» как цели наказания. Слово «восстановление» с точки зрения морфологии представляет собой отглагольное существительное, образованное от слова «восстановить», которое означаетпривести в прежнее состояние или воспроизвести что-либо [12, с. 99]. Восстановить реально «социальную справедливость» возможно только в том случае, когда она нарушена. Однако если признать ее самостоятельное бытие, то ее невозможно нарушить. По определению социального, оно не зависит от воли конкретного субъекта. Социальный образ может измениться только под воздействием множества индивидов, повторяющих однотипные действия на протяжении длительного периода. А если так, то восстанавливать при реализации конкретного наказания нечего. Однако если под наказанием иметь в виду не конкретные меры уголовно-правового характера, применяемые к конкретному лицу, а социальное явление, тогда складывается ситуация, когда конкретный человек должен будет нести наказание не за исключительно свой акт поведения, а за совокупность преступлений, которые совершили неопределенный круг лиц, которые и смогли нарушить «социальную справедливость». Предпосылкой этого выступает то, что как бы обобщенно ни рассматривать наказание, придавая ему социальный характер, оно всегда реализуется через конкретное -- индивидуально определенного человека. А здесь мы уже должны возразить, что обусловливать ответственность конкретного человека тем вредом, который причинила неопределенная группа лиц (ведь социальное локально не ограничено) несправедливо. Ведь еще в Древнем мире справедливость определялась формулой «каждому -- свое» [3; 16, с. 207-208; 2, с. 39].

Тем самым выделение данного аспекта также подтверждает недопустимость противопоставления «социальной справедливости» и «индивидуальной справедливости», и, следовательно, такого понимания, согласно которому «социальная справедливость» есть справедливость, исходящая от общества. Нравственно и лексически оправданным остаются два значения термина «социальная справедливость» -- в контексте проявления сущности справедливости в социальной действительности либо рассмотрения справедливости через историческую и социальную обусловленность.

Таким образом, при употреблении словосочетания «социальная справедливость» оправданным, с нашей точки зрения, является лишь такое понимание, при котором данное понятие рассматривается как системное, реализуемое в социальной действительности соотношение нравственных ценностей, в котором свобода, ограниченная равенством, в соответствии с объективным порядком воплощает добро. Конкретное содержание данного явления определяется с учетом исторической и социальной обусловленности.

Литература

1. Алексеев Н. Н. Основы философии права. -- СПб.: Лань, 1999.

2. Аристотель. Политика // История политических и правовых учений: хрестоматия для юридических вузов и факультетов. -- Харьков, 1999.

3. Бабичев Н. Т., Боровский Я. М. Словарь латинских крылатых слов. -- М.: Русский язык, 1982.

4. Волженкин Б. В. Принцип справедливости и проблемы множественности преступлений по УК РФ // Законность. -- 1998. -- № 12.

5. Дильтей В. Сущность философии. -- М.: Интрада, 2001.

6. Ивакина Н. Н. Профессиональная речь юриста :учебное пособие. -- М.: БЕК, 1997.

7. Кант И. Лекции по этике. -- М.: Республика, 2000.

8. Клобуков Е. В. Морфология // Современный русский литературный язык: учебник / П. А. Лекант, Н. Г. Гольцова, В. П. Жуков и др. -- М.: Высш. шк., 1999.

9. Мальцев В. В. Принципы уголовного права. -- Волгоград: Мысль, 2001.

10. Меркель Р. Юридическая энциклопедия. -- СПб., 1902.

11. Никифоров Б. С. Наказание и его цели // Советское государство и право. -- 1981. -- № 9.

12. Ожегов С. И., Шведова Н. Ю. Толковый словарь русского языка. -- М.: Азбукновик, 1997.

13. Ортега-и-Гассет Х. Избранные труды. -- М.: Весь мир, 2000.

14. Осипов Г. В., Кабыща А. В. Парадигма, предмет и структура социологического знания // Социология. Основы общей теории: учебник для вузов / отв. ред. Г. В. Осипов, Л. Н. Москвичев. -- М.: НОРМА, 2002.

15. Петражицкий Л. И. Теория права и государства в связи с теорией нравственности. -- СПб.: Лань, 2000.

16. Платон. Законы. -- М.: Мысль, 1999.

17. Познышев С. В. Основные начала науки уголовного права. Общая часть уголовного права. -- М., 1912.

18. Риккерт Г. Философия жизни. -- К.: Ника-Центр, 1998.

19. Соловьев В. С. Право и нравственность. -- Мн.: Харвест; М.: АСТ, 2001.

20. Трубецкой Е. Н. Право и нравственность // Русская философия права: философия веры и нравственности. Антология. -- СПб: Алетейя, 1997.

21. Франк С. Л. Предмет знания. Душа человека. -- Мн.: Харвест, М.: АСТ, 2000.

Аннотация

В статье рассматриваются лексические и философские значения терминов «справедливость», «социальное», «социальная справедливость» как изолированно, так и в контексте уголовного наказания и его основной цели -- восстановления социальной справедливости. Особое внимание уделяется многообразию значений словосочетания «социальная справедливость», осуществляется разбор каждого из них посредством анализа трех аспектов, выделяемых из разрядов прилагательного «социальная»: качественного, относительного и притяжательного. При употреблении прилагательного «социальная» для обозначения качества предмета выявляется три значения. Приводятся авторские толкования и определения справедливости и социального. Осуществляется синтез философских, этических, лингвистических, социологических и правовых знаний для определения обобщенного значения словосочетания «социальная справедливость». Определяются лексическая и этическая состоятельность каждого из возможных значений. Выявляются и показываются лексические ошибки, возможные при употреблении словосочетания «социальная справедливость», приводятся сравнительные примеры. Формулируется авторская позиция в отношении понимания данного термина.

Ключевые слова: социальное; справедливость; социальная справедливость; уголовное наказание; восстановление социальной справедливости; цели уголовного наказания.

In the present article lexical and philosophical values of terms “justice”, “social”, “social justice” both in the isolated kind, and in a context of criminal punishment and its main objective -- social justice restoration are considered. The special attention is given to variety of values of a word-combination “social justice”, analysis of each of them by means of the analysis of three aspects allocated from categories of an adjective “social” is carried out: qualitative, relative and possesive. At the adjective use “social” for a designation of quality of a subject comes to light three values. Author's interpretation and definitions of justice and social are resulted. Synthesis of philosophical, ethical, linguistic, sociological and legal knowledge for definition of the generalised value of a word-combination “social justice” is carried out. Are defined a lexical and ethical solvency of each of possible values. Lexical errors, possible come to light and shown at the use of a word-combination “social justice”, comparative examples are resulted. The author's position concerning understanding of the given term is formulated.

Keywords: social; justice; social justice; criminal penalty; restoration of social justice; purpose of criminal penalty.

Размещено на Allbest.ru