Социальная рефлексия чековой приватизации в России (по материалам Пензенской области)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

Социальная рефлексия чековой приватизации в России (по материалам Пензенской области)

Исторические науки и археология

Якупова Дарья

В статье предпринята попытка проследить социальную реакцию на процесс осуществления малой приватизации (1992-1994). На основе материалов региональной периодической печати, социологических опросов и историографической оценки сопоставляются данные о рефлексии взглядов населения на разгосударствление собственности в России. Делается вывод о том, что в условиях смены эпох и тяжелого экономического положения социум настороженно относился к ваучеризации и воспринимал ее как элемент социальной провокации.

Ключевые слова и фразы: ваучер; Пензенская область; приватизация; рынок; собственность; чековые инвестиционные фонды.

Изучение процесса приватизации невозможно без оценки его населением, а также без изучения адаптивных и инициативных реакций социума, что, несомненно, представляет особый интерес в русле сопоставления архаичных и модернизационных поведенческих стратегий [1, с. 206]. В контексте методологической парадигмы локальной истории это позволит сформулировать качественные выводы, оценить конкретные последствия проведенных реформ и в конечном итоге определить наличие региональных особенностей.

Сложность избранной тематики традиционно заключается в возможностях социального познания. Зафиксированные оценки населением тех или иных исторических событий имеют разительную способность видоизменяться. Это и есть задача данной работы - сопоставить социальную реакцию на исторические явления в рамках чековой приватизации в начале ее реализации с данными, полученными по завершении этого исторического процесса.

Стоит отметить, что население России вступило в приватизацию с дифференцированным мнением относительно доверия к политическим институтам. По результатам проведенного опроса, 65,9% населения Пензенской области не доверяли правительству, лишь 13,3% высказали свое положительное отношение к политическому руководству, а 21% опрошенных не смогли определиться с ответом [11, с. 1]. Естественно, что уже на этапе подготовки к реформам социум проявлял внутреннее сопротивление. Затем это четко выразилось в так называемом «безмолвствии»: люди не хотели идти за ваучерами, вникать в новые социальноэкономические процессы и перестраиваться под новые условия. В доказательство сказанному можно привести итоги социсследования 1990 года, согласно которым 83% опрошенных пребывали в уверенности, что экономические трудности вызваны ошибками руководства, а еще 17% были уверены в хозяйственной порочности самого социализма [12, с. 3]. Тем самым граждане не видели причину проблем в себе, при этом подчеркивали потребность в капиталистическом оттенке социализма, предполагали, что по окончании реформ смогут получить необходимый достаток через модернизированную систему госраспределения. Конечно же, длительная отчужденность населения от собственности играет здесь ключевую роль [16, с. 1022]. Еще одним подтверждением «антисобственнических» настроений можно считать тот факт, что после двух десятилетий с начала приватизации в Пензенской области найдутся жильцы неприватизированных квартир.

Это также проявляется и в перманентном продлении государством сроков приватизации.

Можно говорить также и о том, что подобные представления были опосредованы и традиционной идентичностью, укоренившейся в советской ментальности, и недоверием к любым переменам как своеобразной рефлексии перестройки, павловской реформы и либерализации, ведь именно тогда после десятилетий коммунистической стабильности население посчитало себя обманутым. По мнению Е. А. Аврамовой, «с самого начала ваучеризации процедура и форма организации этой акции вызывали критические замечания со стороны специалистов и повергали в недоумение массы населения» [1, с. 76-77]. Причину негативного восприятия реформ сам социум в 1992 году видел в просчетах руководства и отсутствии необходимого управленческого опыта, видимо, намекая на возраст младореформаторов (38% опрошенных), а также саботаже и криминализации процессов (46% опрошенных) [Цит. по: 13, с. 27].

Предположительная причина таких убеждений кроется в сверхосторожной позиции населения к предстоящей «раздаче» госсобственности. Этот тезис подтверждается итогами опроса «Что Вы ждете от получения приватизационного чека?», согласно которому более одной трети ответили, что ваучеры не смогут решить насущных проблем. Около 12% респондентов связывали получение приватизационных чеков с возможностью начать свое дело (тогда как на нехватку средств, препятствующих принятию этого решения, указали около 30% опрошенных). По мнению автора опроса О. Здравомысловой, большинство населения не видело в ваучере материальной основы личного участия для ускорения процесса приватизации [1, с. 81].

Согласно исследованию, проведенному накануне ваучерной приватизации Институтом социальноэкономических проблем народонаселения Российской академии наук (РАН), наблюдался информационный голод населения в сфере выдачи чеков и их использования. Около 90% опрошенных не имели достаточной информации о порядке выдачи ваучеров и возможных прибыльных вариантах их использования. Более 80% участников опроса имели весьма смутное представление о содержании законодательной основы приватизации, и лишь 3% населения считали, что владели необходимой информацией [Там же, с. 76].

Проблема низкого уровня информированности населения проявилась во всей своей полноте и в Пензенской области. Так, на сессиях Пензенского облсовета в 1993 году неоднократно отмечался тот факт, что о реализации основных направлений госполитики в сфере приватизации не знали даже сотрудники аппарата обладминистрации [6, д. 165, л. 9]. «Надо, чтобы все это было на виду. Население должно знать. А то люди не знают, что делать с этими чеками. Это главное…», - отмечал первый заместитель главы администрации Пензенской области А. Е. Щербаков [Там же, л. 17].

В Пензенской области относительно программы приватизации и ее введения в действие современники событий также не были единодушны. Одни отмечали, что «программа окончательно разделила население на “чёрных” и “белых” - работников непроизводственной (учителя, врачи, воспитатели, работники культуры) и производственной сфер» [4, с. 13]. Другие говорили о положительных результатах программы [10, с. 2].

Интересным представляется тот факт, что к 1993 году лишь 1/6 часть жителей Пензенской области реализовала свои ваучеры, остальные же заняли выжидательную позицию [8, с. 2]. Синдром «раскачивания» в ходе чековой приватизации наблюдался во всем российском обществе (за исключением крупных городов), но более всего - в провинции. Имеется мнение, что выжидательная позиция определялась противоречиями, возникшими между прежним опытом и новыми требованиями, поэтому введение ускоренной приватизации население рассматривало как «социокультурную провокацию» [1, с. 83]. социальный ваучерная приватизация

В Пензенской области рекорды приватизации были поставлены только в жилищной сфере. За 1993 год безвозмездно переданы населению почти 50 тысяч квартир - в 1,4 раза больше, чем за предыдущие четыре года. Частными стали 20640 квартир общей площадью 938 тысяч квадратных метров. Удельный вес приватизированных квартир по области составил 28,1%, в том числе в Пензе - 24,1%, в Кузнецке - 29,9%, в Сердобске - 63,7%, в Каменке - 21,2%, в Нижнем Ломове - 29,8% от числа квартир, подлежащих приватизации [21, с. 213]. Ситуацию в жилищной сфере можно рассматривать как антипод чековой приватизации. Жилой фонд действительно был распределен быстро, практически бесплатно (незначительные взносы нельзя признать непосильными даже для малоимущей части населения) и с явной конечной социальной пользой для населения. Жилищную приватизацию можно считать той отдушиной, которая была так необходима обществу после ценовых колебаний, рублевых реформ и либерализации 1992 года. Синдрома «раскачивания» в этой сфере не наблюдалось - население сосредоточило все внимание на оформлении муниципальной квартиры в свою собственность, а ваучеризация явно отошла на второй план. Нельзя не согласиться с мнением, что «постсоветский человек был готов к тому, чтобы начать торопливо навёрстывать то, чем он был обделён при “развитом социализме”» [5, с. 68]. Вероятно, этого и ждали реформаторы, ведь курс на «кооперативный социализм» как рыночную ценность всячески поддерживался уже с 1980-х годов. И если раньше кооперативное движение имело негативную коннотацию, то благодаря многомиллионным тиражам прессы 1990-х годов у населения выстроилась четкая дихотомия «нашего - безобразного рынка и западного - чистого и правильного» [19, с. 331].

В. П. Булдаков в одной из своих работ приводит точку зрения, что доминирующим социальным типом к этому времени стал «человек ловкий, ориентированный на ближайший успех и не связанный ни с ценностными, ни социально-групповыми рамками ответственности» [5, с. 132]. В доводы этому тезису можно привести наиболее общий пример относительно того, что население осознавало автономность своего существования и вопреки реформам смещало их акцент, опираясь на собственные возможности, реализованные пусть и не всегда законными методами. Скорость адаптации, с которой население изыскивало благо из реформ, превышала все ожидания - российский народ продемонстрировал необыкновенное терпение, которому впоследствии удивлялись во всем мире [20, с. 123].

По нашему мнению, формирование нового экономического класса в России происходило на оборотной стороне формального процесса приватизации - теневизация экономики и активные предпринимательские способности населения (например, скупка ваучеров, формирование финансовых пирамид) выступили своеобразной реакцией населения на официальные популистские обещания федеральной власти о раздаче чеков. На фоне обмана, растаскивания некогда общего имущества социум внутренне решил «взять свое».

По результатам интервью, проведенных в 1992 году, выяснилось, что часть населения (12,2% респондентов) изначально планировала заняться скупкой ваучеров, при этом та же социальная группа имела однозначное мнение относительно того, кто будет их продавать - пенсионеры и малообеспеченные [1, с. 138]. Справедлива точка зрения, что настоящее удовлетворение гражданин, развращённый раздаточной системой, сможет теперь получить от системы не иначе, как вопреки закону [5, с. 138]. «Экономический преступник» теперь переселился в офисы и имел вполне респектабельный внешний вид, работал не силой, а мышлением [15, с. 4]. Симптоматично, что, по мнению опрошенных в 1992 году, жизненный успех в ходе приватизации можно было реализовать на основе хороших связей (55% ответивших) и при помощи начальствующих родственников (46%) [2, с. 5]. Показательно, что среди личных ценностей наименьшее значение люди придавали «преданности, вере в Бога, власти и честолюбию» [14].

Отдельного внимания заслуживает парадокс чековых инвестиционных фондов (ЧИФ). До сих пор деятельность ЧИФов, финансовых пирамид и участие в их работе населения не поддается логическому объяснению. Социум, который с осторожностью воспринимал все преобразования государства, с легкостью отнес ваучеры в негосударственные структуры. Вместе с тем по данным мониторинга общественного мнения 1992 года, акции инвестиционных фондов как способ вложения чеков не пользовались доверием у населения именно по причине быть обманутыми [1, с. 82]. Объяснение в виде финансовой неграмотности не может быть поставлено во главу угла - ваучеры и деньги в инвестфонды вложила часть населения, способная ориентироваться на формировавшемся рынке ценных бумаг. Последствия рассыпавшихся финансовых пирамид превзошли все ожидания. В Пензенской области за время своей деятельности (1994-1995) волгоградская компания «Русская недвижимость» собрала с населения и вывезла 5,8 млрд рублей, «Русский Дом Селенга» - 19,5 млрд, «Ростислав» - 3,8 млрд. Три финансовые компании: «Ростислав», «АСТ», «Реноме» - вообще «испарились» из региона [9, с. 3]. По-видимому, социальный императив «деньги решают все» стал преобладающим в социальной среде, сменив фразу: «Не в деньгах счастье». В социуме наступил период пропаганды фетиша - денег [15, с. 4]. Люди пытались перестроиться на стратегию самовыживания на фоне смешивания ценностей различных эпох. Ведь сложно поспорить с тем, что даже в таких, безобидных на первый взгляд, развлекательных передачах центрального телевидения, как «Поле Чудес», «Угадай мелодию», «Лото», «Что? Где? Когда?», царили азарт и ажиотаж.

Вместе с тем по социальной реакции населения можно проследить и еще одну важную особенность того времени - социальную стратификацию. Стоит вспомнить, что одной из целей приватизации было формирование частного собственника, способного к самостоятельному заработку. Но на деле социальное самочувствие населения ухудшилось. Как показали исследования, проведенные в Пензенской области Л. Т. Толубаевой, среди всех групп сельских и городских жителей региона только 0,4% ощущали себя богатыми [17]. Большая часть респондентов (69,4%) отнесли себя к слою со средним достатком, при этом довольно значительная доля опрошенных чувствовала себя бедной (23,4%), и лишь 6,8% респондентов причислили себя к обеспеченному слою [18, с. 83].

Представляет несомненный интерес ретроспективное восприятие населением реформ 1990-х годов. Проведение приватизации государственной собственности, по данным сравнительных опросов спустя 10 и 20 лет (2001 и 2011 гг. соответственно), входит в «пакет» оценки населением наиболее непопулярных мер, предпринятых реформаторами. Соотношение тех, кто отзывается положительно, и тех, кто высказывается отрицательно, составляет 27% против 60%. В то же время в отличие от либерализации цен динамика мнений носит более позитивный характер - 10 лет назад лишь 7% опрошенных относились к приватизации государственной собственности позитивно. По мнению экспертов Института социологии РАН, имеет место «эффект привыкания» [7, с. 43]. Вместе с тем нельзя не отметить и то, что время способствует смене социального состава населения как по возрасту, так и по доходу, что также отражается на восприятии тех или иных событий.

Таким образом, проведенный анализ социальной рефлексии чековой приватизации и неразрывно связанных с ним процессов экономических реформ 1990-х годов позволяет заключить, что населению исключительным образом удавалось изначально выявить истинную сущность преобразований - негативная оценка приватизации и методов ее осуществления сохранилась и спустя двадцатилетие. Население полностью предвидело то, что его ждет - готовилось к такой «социальной провокации» через адаптивные и инициативные практики. Государство, по-видимому, также понимало это и старалось легализовать формы активности населения, проводя реформы свободной торговли и предпринимательства, упрощая правовые барьеры, которые господствовали в советском прошлом.

Изучение результатов опросов общественного мнения дает повод сделать вывод о том, что население пыталось проявлять внутреннее сопротивление и не торопилось перестраиваться под новые условия. С одной стороны, это форма социального протеста, реакция на государственный обман, с другой - объективное противоречие прежнего социального опыта с новыми требованиями эпохи.

Список литературы

1. Аврамова Е. А. Время перемен: социально-экономическая адаптация населения / под ред. И. Е. Дискина. М.: ИСЭПН РАН, 1998. 229 с.

2. Аргументы и факты. Приложение «Золотое кольцо». 1996. № 4.

3. Афонцев С. А. Адаптация или инициатива? Эволюция советских форм занятости в переходный период / «Советское наследство». Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России / под ред. Л. И. Бородкина, Х. Кесслера, А. К. Соколова. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 351 с.

4. Беспалов В. Приватизация: «чёрные» и «белые»: кто они? // Биржевая газета. 1992. № 41-42.

5. Булдаков В. Quo vadis? Кризисы в России: пути переосмысления. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2007. 204 с.

6. Государственный архив Пензенской области (ГАПО). Ф. Р-2906. Оп. 1.

7. Двадцать лет реформ глазами россиян: опыт многолетних социологических замеров / под ред. М. К. Горшкова, Р. Крумма, В. В. Петухова. М.: Весь Мир, 2011. 328 с.

8. Захаров А. Работай дальше, ваучер // Наша Пенза. 1993. № 53.

9. Захаров А. «МММ» и «РДС» ушли в темный лес // Наша Пенза. 1995. № 23.

10. Клепушевская Л. Пензенские приватизаторы о приватизации // Биржевая газета. 1992. № 43.

11. Недоверие растет // Позиция. Пенза, 1992. № 9.

12. Огонек. 1990. № 7.

13. От Ельцина до Путина: три эпохи в историческом сознании россиян: общественно-политическая литература / под ред. В. Федорова. М.: ВЦИОМ, 2007. 223 с.

14. Отношение к переменам в России (июнь-декабрь 1992 г.) [Электронный ресурс]. URL: http://gaidar-arc.ru/ file/bulletin-1/DEFAULT/org.stretto.plugins.bulletin.core.Article/file/3110 (дата обращения: 10.05.2015). 15. Соровегин В. Злые деньги // Наша Пенза. 1996. № 45.

15. Сухова О. А. История приватизации в России: некоторые результаты научной рефлексии // Известия Пензенского государственного педагогического университета им. В. Г. Белинского. Пенза: ПГПУ, 2012. № 27. С. 1019-1023.

16. Толубаева Л. Т. Социально-экономическое самочувствие сельских жителей Пензенской области: субъективный аспект // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. Пенза: ПГУ, 2008. № 4. С. 3-9.

17. Толубаева Л. Т. Социальное самочувствие населения Пензенской области в условиях трансформации российского общества // Известия высших учебных заведений. Поволжский регион. Общественные науки. Пенза: ПГУ, 2009. № 3 (11). С. 79-87.

18. Тяжельникова В. С. Женское рукоделие и производство одежды в городском домашнем хозяйстве: 1960-2000 годы / «Советское наследство». Отражение прошлого в социальных и экономических практиках современной России / под ред. Л. И. Бородкина, Х. Кесслера, А. К. Соколова. М.: Российская политическая энциклопедия (РОССПЭН), 2010. 351 с.

19. Якупов Р. А. Антикризисная политика России в социальной сфере в начале 1990-х годов (по материалам Среднего Поволжья) // Вестник Самарского государственного университета. 2010. № 1. С. 120-124.

20. Якупова Д. В. Приватизация муниципального имущества в Пензенской области в 1992-1993 годах // Исторические, философские, политические и юридические науки, культурология и искусствоведение. Вопросы теории и практики. Тамбов: Грамота, 2013. № 10 (36). Ч. I. С. 212-214.

Размещено на Allbest.ru