На протяжении многовековой истории общества сексуальное поведение человека подвергалось социальному регулированию. Основанием вмешательства общества и государства в столь интимную сферу жизни был и остается тот факт, что половой инстинкт не всегда проявляется в "правильной" форме. Известный дореволюционный ученый М.М. Абрашкевич, сравнивая "страсть полового удовлетворения" со стихийной силой, полагал, что предоставленная самой себе, она, эта страсть, способна сделать "адом совместное существование людей" [1, с.2]. Только надлежащая регламентация способна "облагородить" эту силу, направить ее на "служение всему человечеству" [Там же].

С определенного момента своей жизни, а именно когда завершается процесс полового созревания, дальнейшее поведение человека становится подвластным половому инстинкту, сознательно или бессознательно человек стремится к удовлетворению сексуальной (половой) потребности. Как правило, половая зрелость наступает сравнительно рано, еще до того, как осознаны и восприняты "надлежащим" образом нормы сексуального поведения, до того, как сформированы нравственные воззрения в области половых отношений. Раннее же начало половой жизни способно причинить вред как ребенку, так и обществу, государству. Поэтому стремление государства и общества как-то нейтрализовать, смягчить либо ликвидировать негативные последствия, связанные с ранним началом половой жизни, вполне обоснованно.

Направление полового инстинкта молодых людей в "правильную" сторону осуществляется при помощи различных социальных норм, в том числе и правовых. В качестве правового средства ограничения "ранних" сексуальных контактов выступает запрет сексуального общения с лицами, не достигшими "достаточного" для этого возраста.

половое брачное совершеннолетие законодательство

В Российском государстве возраст сексуального согласия приобрел самостоятельное юридическое значение сравнительно недавно - в середине ХIХ века. Что же поспособствовало этому?

Начиная с конца Х века, в дореволюционной России возраст сексуального согласия был неотделим от возраста вступления в брак. Деятельность церкви, которая ведала семейно-брачными вопросами, была направлена на придание устойчивости и прочности институту брака и как следствие на предупреждение внебрачных половых связей. Чтобы предупредить половые контакты до брака, которые становятся возможными при наступлении половой зрелости, устанавливался соответствующий половому развитию брачный возраст - для мужчин в 15 лет, а для девушек в 13 лет [20, с.271].

Кроме того, к особому определению возраста вступления в брак побуждали экономические условия быта дореволюционной России. "Для значительного большинства народонаселения нашего отечества, - отмечал дореволюционный ученый Д.И. Мейер, - для народонаселения сельского, весьма важно рано вступать в брак, чтобы иметь помощницу в хозяйстве и к зрелым летам уже воспитать себе помощников в лице детей" [12, с.574].

Таким образом, установление раннего брачного возраста, с одной стороны, было направлено на предупреждение добрачных сексуальных отношений, с другой стороны, соответствовало экономическим условиям жизни тогдашнего общества.

На определенном этапе развития российского общества в умах государственных и научных деятелей воцарилось беспокойство по поводу несоответствия между идеей брака и детским возрастом лиц, вступающих в брачные узы. Свидетельства последнего можно обнаружить в трудах известных дореволюционных ученых - М.М. Ковалевского [8, с.57], С.С. Шашкова [19, с.108], Г.Ф. Шершеневича [20, с.269] и других. Слишком ранние браки, иногда с отступлениями от установленных норм брачного совершеннолетия, браки для "пользования" снохой, браки взрослых мужчин с девочками, продолжавшими и после замужества играть в куклы, и взрослых женщин с мальчиками и тому подобные "ненормальные" явления стали обращать на себя внимание.

Указом от 19 июля 1830 года брачный возраст был повышен для мужчин до 18 лет, для девушек до 16 лет, что обосновывалось желанием "предохранить верноподданных от тех известных по опыту вредных последствий, кои происходят от сочетания браков между несовершеннолетними и потрясают добрые нравы" [3, с.431].

Некоторыми учеными-юристами наступление вредных последствий связывалось с "неприменимостью свободного произволения к мальчику и девочке" [Там же]. Отсутствие свободного и осознанного выбора брачного партнера порождало скорое улетучивание вследствие взросления тех чувств, которые необходимы для счастливого брака. А "нравственный союз, - как заметил Г.Ф. Шершеневич, - потерявший свою нравственную основу" может "принять форму безнравственного общения" [20, с.285].

С этими рассуждениями сложно поспорить. Но нельзя и забывать, что чувства "глубокой симпатии и взаимного уважения [1, с.624] " могли и вовсе отсутствовать, если учесть те патриархальные порядки, которые "всевластно царили" в дореволюционной России. Ни за женихом, ни за невестой, как отметил С.С. Шашков, свободной воли не признавалось. Мужчину женили, а девушку выдавали за того, за кого "отец умыслил, а жена и сродичи приговорили" [19, с.102]. Обычно брак был договором двух семейств. Жених и невеста вплоть "до свадьбы не только не видели друг друга в глаза, но даже и не знали, что их любезнейшие родители хотят сочетать их браком" [Там же, с.107]. Задачей государственной политики должно было стать "обеспечение населению возможности заключения брака по любви" [1, с.624]. И, может быть, повышение брачного возраста для осуществления этой задачи имело второстепенное значение.

Кроме нравственных соображений повышения брачного возраста, выделялись и иные. В ранних браках дореволюционные ученые-юристы усмотрели вредность физиологическую. Так, Г.Ф. Шершеневич, настаивая на "высокой норме" брачного возраста, исходил в частности из "вредного физиологического последствия раннего брака для недозрелых супругов" [20, с.269].А.И. Загоровский также полагал, что, поскольку одной из целей брака является удовлетворение физиологической потребности общения полов, "требование права физической, половой годности от брачующихся" [5, с.7] вполне обоснованно. То есть, если исходить из этих рассуждений, половая зрелость в том возрасте, в котором ее наступление предполагалось церковью, еще не наступала.

Д.И. Мейер в свою очередь акцентировал внимание на том, что для заключения брака необходимо быть как физически, так и умственно зрелым. "Возраст, устанавливаемый законодательством, - пишет Д.И. Мейер, - вполне достаточен не только для физического, но и умственного развития брачующихся, достаточен для того, чтобы они могли составить себе понятие о важности заключаемого союза" [12, с.574].

В ходе всех этих размышлений едва можно уловить зарождение потенциальной возможности вступать в сексуальные отношения лицам, достигшим половой зрелости, до брака. Но она становится очевидной в виду приурочения возраста вступления в брак не к половой, а к умственной зрелости. Как точно отметил М.М. Абрашкевич, "интеллектуальные и моральные представления редко способны преодолеть голос природы в молодом, здоровом организме" [1, с.623], а потому при способствующих обстоятельствах лицо, достигшее половой зрелости, вполне может иметь опыт сексуального общения до наступления брачного возраста и соответственно вступления в брак. Возникла необходимость как-то "уберечь" не достигших "достаточного" возраста лиц от "преждевременного" полового общения. Для этих целей уголовное законодательство ХIХ века устанавливает возраст сексуального согласия.

Из смысла статьи 1524 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1845 года возраст сексуального согласия девушки составлял 14 лет [17, с.945]. По достижении данного возраста добровольные сексуальные контакты с ней допускались в виду ее половой зрелости. Вместе с тем и кроме того, установление возрастного критерия половозрелости было весьма относительным. Обращалось внимание на то, что в практической жизни возможны случаи преждевременного полового созревания, либо, наоборот, отсталости в процессе полового развития [Там же]. Видимо, поэтому установление только возраста 14 лет было недостаточным для квалификации содеянного по статье 1524 Уложения. Суду предписывалось в каждом необходимом случае выяснять, действовало ли лицо от 10 до 14 лет при вступлении в половую связь "с разумением или нет" [Там же, с.947], т.е. виновный должен был использовать "невинность и неведение потерпевшей" при вступлении с ней в сексуальные отношения.

Таким образом, возраст сексуального согласия, отделившись от брачного возраста, был ориентирован на половую зрелость лица. Столь лояльное отношение законодателя к сексуальной жизни подростков вовсе не означало его безразличие к ранней внебрачной половой жизни. Дело в том, что сложившиеся к тому времени нормы половой морали добрачные сексуальные контакты относили к "последствиям нравственной испорченности" [Там же]. "Девственность невесты, - пишет С.С. Шашков, - была главным требованием со стороны жениха и грубое материальное понятие наших предков о добродетели совершенно отожествляло последнюю с сохранением гимена до времени брака" [19, с.258, 259]. Сформировавшаяся половая мораль и патриархальные порядки более или менее справлялись с предупреждением добрачных половых связей, а потому вмешательство государства в добрачную сексуальную жизнь подростков было минимизировано.

Как бы там ни было, многовековая традиция неразделенности полового и брачного совершеннолетия была нарушена. Зародилась новая традиция, где возраст сексуального согласия и возраст вступления в брак с точки зрения права (закона) стали самостоятельными категориями.

В послереволюционный период брачный возраст был уравнен как для мужчин, так и для женщин и составлял 18 лет. Возраст вступления в брак стал совпадать с политическим и гражданско-правовым совершеннолетием. Как и прежде в дореволюционный период, советская, а затем и современная наука для вступления в брак считала недостаточным полового развития лица. Под влиянием социально-политических и экономических изменений представления о брачном возрасте дополнились иными характеристиками. Отмечалось, что к такому возрасту молодые люди достигают "самостоятельности в трудовой жизни, известной моральной и психологической зрелости" [10, с.44]. К восемнадцати годам лица, вступающие в брак, приобретают так называемую "социальную зрелость", которая позволяет "им быть полностью самостоятельными, способными не только приобретать специальность, но и работать, содержать свою семью и детей" [14, с.94], и так далее.

Если не вдаваться в подробности, суть установления брачного возраста в восемнадцать лет, достаточно ясна и понятна, а потому к этому вопросу возвращаться нет необходимости.

Интересно с исследуемой точки зрения проследить развитие представлений о половом совершеннолетии.

Советское государство, отказавшись от отожествления уголовного права с этикой, не считало необходимым охранять половозрелое подрастающее поколение от интимных связей. Уголовное законодательство РСФСР 1922-1960 годов считало преступным сексуальное общение с несовершеннолетними только в том случае, если последние не достигали половой зрелости.

В связи с этим законодатель посчитал возможным отказаться от возрастного критерия достижения половой зрелости. Исходили из того, что, во-первых, срок достижения таковой индивидуален и зависит от целого ряда социальных, климатогеографических, наследственных и других факторов [2, с. 204-205]; во-вторых, при пестроте народов, входящих в состав Советского Союза, и при большом пространственном протяжении государства, наступление половой зрелости сложно было приурочить к конкретному возрасту [11, с.93].

Однако не все ученые-юристы были согласны с избранным подходом к вопросу об охране несовершеннолетних от "преждевременных" сексуальных отношений. П.И. Люблинский подчеркивал, что "охрана половой неприкосновенности детей покоится не только на том основании, что они по своему физическому развитию не способны к нормальному половому акту или что этот акт физически опасен для них" [Там же, с.94]. По мнению ученого, необходимо помнить и о "соображениях социального порядка", а именно о недостаточной сознательности, неопытности, неустойчивости детей в области половых отношений. Эти качества приобретаются с определенным возрастом и независимо от наступления или ненаступления физической половой зрелости [Там же]. Исходя из этих, а также практических соображений, ученый ратовал за установление возрастного критерия в 16 лет для обоих полов [Там же, с.96].

Стоит отметить, что научные споры по поводу того, каким критерием следует руководствоваться при установлении возраста сексуального согласия: только биологическим или же и социологическим тоже, длятся на протяжении нескольких десятилетий.

В теоретическом плане в период действия уголовного законодательства РСФСР 1922-1960 годов эти споры нашли свое выражение в дискуссиях вокруг понятия "половая зрелость". Ученые, которые полагали, что охране подлежат лица, не достигшие физиологической зрелости для вступления в сексуальную жизнь, понятию "половая зрелость" придавали биологическое значение [7, с.50].

Другие авторы, полагали, что при определении преступности и наказуемости деяния следует руководствоваться не только "физической годностью" к половой жизни, но и способностью несовершеннолетнего понимать, осознавать значение полового акта, его социальных последствий, и потому "половая зрелость" рассматривалась как социально-биологическая категория [15, с.639].

После принятия Уголовного кодекса РФ 1996 года суть полемики осталась неизменной, но в связи с тем, что закон опять, как и в дореволюционный период, установил возрастной критерий охраны подрастающего поколения от посягательств на их "здоровое сексуальное развитие", научные споры теперь велись вокруг того, какой конкретно возраст сексуального согласия следует установить. Требование высокой нормы было связано с социологизацией возраста сексуального согласия [6, с.28; 13, с.224; 18, с.166]. Причем некоторыми учеными, в том числе и учеными-юристами, предлагалось повысить таковой до восемнадцати лет [4, с. 206; 9, с.12].

Решение о повышении возраста сексуального согласия, как и когда-то решение о повышении брачного возраста, обусловлено объективно складывающимися обстоятельствами. Благие намерения отделения двух тесно связанных между собой категорий легализировали добрачную сексуальную жизнь, которая по мере либерализации сексуальной морали становилась бичом российского общества. Сексуальные связи подростков порождали и порождают наибольшее число экономических, социальных, медицинских и других проблем [16, с.327]. Реакция государства на эти "негативные" проявления полового инстинкта молодых людей до брака становится необходимой.

В отличие от советской России, использующей для этих целей неправовые средства, Россия современная избрала иной путь. На "стремительный рост распространенности добрачных половых связей" [Там же] вследствие "серьезных сдвигов в сознании и стереотипах сексуального поведения" [4, с.5] современное государство реагирует посредством установления и последующего повышения возраста сексуального согласия.

Дальнейшая социологизация исследуемой категории может возродить традицию неразделенности брачного и полового совершеннолетия, но в связи с социальными, политическими и экономическими требованиями брачное и половое совершеннолетие представлено уже в более позднем возрасте, чем это имело место в дореволюционном Российском государстве. Такая идея, как уже отмечалось, культивируется в умах некоторых ученых.

Будет ли возрождение указанной традиции эффективным? Если исходить из того, что эффективность правового регулирования вообще есть соотношение между результатом регулирования общественных отношений посредством права и стоящей перед таким регулированием целью, то для того, чтобы судить об эффективности возможного возрождения исследуемой традиции, следует понять цели такового.

Как уже было сказано, социализация возраста сексуального согласия есть реакция государства на проблемы, которые возникали в результате распространяющихся добрачных сексуальных отношений. Их же распространение происходило в результате постепенной либерализации взглядов на сексуальный опыт до вступления в брак и вне брака. Получается, что целью повышения возраста сексуального согласия является, в том числе сокращение половых контактов до наступления брачного возраста и соответственно до вступления в брак. Но современное общество уже достаточно далеко от тех времен, когда господствовали убеждения о том, что сексуальные акты возможны только в зарегистрированном браке. Поэтому с учетом сегодняшних представлений в области сексуальных отношений достижение брачного возраста не гарантирует фактического вступления в брак с имеющимся половым партнером.

Сексуальная жизнь общества в современный период развития - сфера действия иных, нежели право, социальных норм, а потому именно с их помощью куда эффективнее регулировать сексуальное поведение молодежи. Правовыми средствами половое влечение и удовлетворение сексуальных потребностей сдерживать достаточно сложно, тем более в таком "позднем" возрасте, который устанавливается для вступления в брак, и при той осведомленности о сексуальной жизни, которая имеет место сегодня.

Если же затронуть проблему "сексуальной деморализации", если конечно, таковая имеется, то давно известно, что законы, борющиеся с нравами, бессильны. Кроме того, история предшествующих времен не раз доказывала, что "когда нравственные представления угасли в душе человека, никакие уголовные законы, самые подробные и самые суровые, не в силах уже возвысить моральный уровень общества" [1, с.90].

Для предупреждения добрачной половой жизни необходимы, прежде всего, духовные предпосылки. Нормы права должны закреплять уже сформировавшиеся общественные отношения в области сексуальной жизни. Поэтому возможное возрождение традиции о неразделенности полового и брачного совершеннолетия вряд ли достигнет искомой цели, по крайней мере, в ближайшем будущем.

Список литературы