Формально-логическое моделирование в российской юриспруденции

Размещено на http://www.allbest.ru/

Формально-логическое моделирование в российской юриспруденции

Б.Я. Бляхман

В настоящее время в Российской юриспруденции для определения специфики правовых понятий используются различные терминологические конструкции [Хижняк 1990, Туранин 2002], например: правовые категории [Васильев 1976.]; юридические конструкции [Алексеев 1999]; правовые средства [Давеева 2002]; элементы юридической техники [Керимов 1998]; средства юридических технологий [Черненко 2001] и т.д. Такое многообразие терминологических подходов к определению правовых понятий говорит о сложности, неоднозначности и неоднородности правовых явлений, которые являются основной составляющей в системе социальных норм, направленных на регулирование поведения человека.

Процесс моделирования терминологических понятий в юриспруденции имеет вторичный характер и должен отражать специфику происходящих социальных явлений [Бекренев, Ященко 2002], при помощи законов логики и закономерностей грамматической семантики. Динамика социального развития и многообразие социальных взаимоотношений людей и их объединений требует создания единых правил для всех участников социального взаимодействия.

Если такие общие правила создаются, то они обычно формируются при помощи знаков или символов, с одной стороны, это становится информацией, которая передается последующим поколениям, а с другой стороны, знаки становятся всеобщей формой, отражающей социальную действительность.

Вторичность знаково-символической формы для участников социального взаимодействия порождает иную проблему - единообразного адекватного восприятия информации всеми без исключения участниками взаимоотношений. Чем выше уровень цивилизации, тем выше уровень сложности и разнообразия взаимоотношений людей ее населяющих. Социально-экономическое положение и родоплеменные отношения еще больше усложняют процесс восприятия знаково-символической формы, направленной на регулирование поведения субъектов социальной сферы.

Первоначальное моделирование строилось на санкционировании обычаев, правил, которые были известны большинству населения, проживающего на определенной территории. Протогосударственные, а впоследствии и государственные структуры старались придать обычным правилам признаки всеобщности и обязательности при помощи знаково-символической формы [Арановский 2002]. Устанавливая запреты на определенные виды поведения людей, государство не забывало предусмотреть и соответствующие запретам виды публичных наказаний за их нарушения. Такие публичные мероприятия предназначались для наглядности и информированности населения. Впоследствии, установленные в государстве правила поведения доводились до сведения населения устно (через глашатаев) или письменно (при помощи письменного изложения таких правил на видном месте).

Формально-логическая знаково-символическая запись возможного поведения людей не могла быть юридической моделью до тех пор, пока данный текст не предусмотрел возможность государственного вмешательства как гарантию реализации установленных формально-знаковых правил. Тем не менее, не все страны пошли по путь формально-логического знаково-символического правотворчества. Прецедентная форма регулирования социальных взаимоотношений также получила широкое распространение (Великобритания и бывшие Британские колонии). Такая прецедентная форма дает как определенные преимущества, например: отсутствие пробелов в законодательстве; отсутствие деления права на публичное и частное и др., так и имеет некоторые существенные недостатки, например: проблема судебного усмотрения, на основе которого принимается окончательное решение по делу и создается прецедент [Рарог, Грачева 2002] (проблема судебного усмотрения может быть темой специального исследования).

Большинство современных государств, в настоящее время, по-прежнему, считают основным источником регулирования поведения людей формально-логический письменный документ, который должен отражать существующие или возможные социальные взаимосвязи субъектов общественных отношений. Как создать такой формально-логический документ (модель поведения), который как способствовал, так и препятствовал бы развитию определенного поведения людей [Плахов 2002].

Форма должна отражать реальное социальное содержание, под которым необходимо понимать разнообразный круг интересов людей, реализующих их на неоднородных уровнях социального взаимодействия. Интересы людей реализуются, прежде всего, через договор как универсальный вид регулирования поведения. Договор проявляет себя в реальной жизни весьма разнообразно: от молчаливого согласия (одобрения, бездействия) до всевозможных активных сделок (частно-предпринимательсткая деятельность). Молчаливо-безучастное восприятие окружающих человека событий это тоже вид социального договора-соглашения с себе подобными, что иногда приводит к необратимым социальным последствиям. Телеигра «Последний герой» является наглядным примером реализации интересов выживания на необитаемом острове. Активное участие в частно-производственной (предпринимательской) деятельности это тоже вид социального договора-соглашения между производителями и потребителями (товары, качество, цены).

При реализации общих интересов они могут становиться публичными и закрепляться публичным договором. При реализации индивидуальных интересов может быть использован частный договор. Деление договора на публичный и частный, исходя из общих и индивидуальных интересов людей, носит условный характер, точно также как и деление формально-нормативной системы права на публичное и частное. Доказывается это тем, что существующая прецедентная форма регулирования поведения человека, не учитывает какие интересы (общие или частные) берет во внимание суд при решении дела по существу [Кросс 1985].

В формально-логических правовых системах публичным считается право, в котором хотя бы одной из сторон регулируемых отношений является государство, как гарант реализации общих интересов и гарант восстановления нарушенных прав субъектов отношений. Иногда индивидуальные интересы защищаются государством как публичные, что также может привести к необратимым социальным последствиям (общественному неравенству в виде льгот, привилегий, исключений и т.д., вплоть до культа личности). Во-вторых, иногда общим (публичным) интересам (в ущерб интересам индивидуальным) делается предпочтение и приоритет при их защите, что проявляется в формально-логическом законодательстве в виде установления более жестких санкций и форм наказания по сравнению с обеспечением защиты интересов частных (примером тому может быть Советское уголовное законодательство, которое устанавливало различные санкции за покушение на различные виды собственности: государственную, кооперативную, личную).

Формально-логическое, знаково-символическое правотворчество должно учитывать одновременно как индивидуальные (частные) так и общие (публичные) интересы человека. Очень часто эти интересы вступают в противоречия, когда индивид не желает подчиняться интересам большинства или иным общим интересам. При формально-знаковом правотворчестве такие противоречия пытаются разрешить путем создания альтернативных или относительно-определенных правил, в которых устанавливаются либо различные варианты возможного или должного поведения, либо пределы, в рамках которых принимается решение.

Создавая, например, формально-логическое, знаково-символическое уголовное законодательство, правотворческий орган должен учитывать: индивидуальные интересы потерпевшего, которые выражаются в восстановлении нарушенных прав; индивидуальные интересы преследуемого (подозреваемого, обвиняемого, подсудимого, осужденного), которые выражаются в праве на защиту и справедливую ответственность; общие интересы государства, которое присвоило себе право и возложило на себя обязанность быть арбитром в споре индивидуальных интересов; публичные интересы общества, мнение которого зависит от социо-культурного, экономического и политического его состояния. Поэтому формально-логическое правотворчество, с учетом вышеизложенных условий, представляет собой сложный и трудоемкий процесс [Тихомиров 1982].

В настоящее время в Российской Федерации уголовное законодательство является наиболее моделированным, где в особенной части уголовного закона предусмотрены составы, которые являются мобильными и динамичными правовыми нормами [Уголовный Закон: опыт теоретического моделирования 1987]. Теоретически можно исходить из того, что формально-знаковое и логико-семантическое изложение текста уголовно-правовых норм есть результат всеобщего многостороннего соглашения (договора) между носителями индивидуальных и общих интересов (гражданами, обществом, государством). Таким образом, письменная форма уголовного законодательства есть результат разрешения противоречий: между потерпевшим и преступником; между преступником и государством; между потерпевшим и государством; между обществом и государством. Письменная форма (модель) должна быть выражением (отражением) средних интересов населения. Большинство гражданского общества, в свою очередь, должно признавать правовые нормы. Поэтому формально-логическая письменная форма (модель поведения) есть результат разноуровнего многостороннего договора-соглашения (консенсуса) между субъектами социального взаимодействия.

Еще более остро проблема создания общих моделей поведения может быть в гражданско-правовых (обычно обозначенных в научной литературе: частных) отношений. Вопросы приобретения сохранения и перераспределения собственности люди пытаются разрешить с момента появления первых цивилизаций. Какой бы не был способ производства, на первый план все равно выходят вопросы распределения собственности. Интересы индивидуальных собственников не являются всеобщими с самого начала ее появления, поскольку частные, индивидуальные интересы концентрируются вокруг количества собственности. Количество собственности определяет круг собственников (социальную страту), под которым понимается мелкие, средние, крупные собственники и лица ее не имеющие. Трудно представить задачу правотворческих органов, которые должны в формально-знаковой логико-семантической форме учесть интересы, как индивидов, так и их объединений по количеству собственности или отсутствию таковой. Представьте себе ситуацию, когда люди, не имеющие собственности, стремятся к обладанию ей, мелкие собственники стараются ее преумножить, средние собственники стать крупными, а крупные собственники имеют желание ее сохранить. Все эти интересы частных индивидуальных собственников могут быстро превращаться в общие публичные интересы, поэтому гражданско-правовые отношения по перераспределению собственности больше являются публичными, а не частными. Поскольку развитие отношений собственности и ее перераспределения может быть очень динамичным, постольку и стабильность формально-знаковых правил поведения может быть весьма неоднозначной. Примером тому могут служить земельные отношения на территории бывшей Российской Империи.

Задача правотворческих (законотворческих) органов еще больше усложняется в связи с тем, что в формально-знаковой норме (общем правиле игры для всех групп собственников) необходимо завуалировать корпоративные, групповые интересы тех, кто лоббировал принятие этого правила. Теоретически можно предположить, что все корпорации собственников согласны с этим правилом, поскольку это является отражением их общих интересов, и они собственники и лица, не имеющие таковой, нашли социальный консенсус и заключили между собой договор-соглашение.

Использование, в настоящее время, в законотворческом процессе древнегреческих и древнеримских юридических формулировок, которые были созданы тысячелетия назад, для регулирования отношений собственности в период рабовладения, доказывает универсальность и устойчивость этих отношений, поскольку форма следует за содержанием. Таким образом, формально-знаковые и логико-семантические системы, разработанные тысячелетия назад для регулирования поведения людей, с успехом используются и в настоящее время. Модели для определенного вида поведения, как формально-логические правила, практически не изменились.

Логико-семантическая форма, в последнее время, перестает быть универсальной в правовых системах, где основным источником регулирования поведения людей является нормативный акт, в правовое поле происходит проникновение иных источников (форм) регулирования, в том числе и прецедента. Прецедент становится более привлекательной формой регулирования поведения индивидов и их объединений, с точки зрения более оперативного реагирования на социальные события, а также большей открытости, гласности, состязательности в социальном и индивидуальном регулировании [Федотов 2002]. Решения Конституционных Судов и Постановления Верховных Судов, несмотря на различную юридическую природу этих документов, фактически создают обязательные модели поведения для участников общественных отношений. Практически происходит функциональная замена правотворческой деятельности органов государства.

Формально-знаковое и логико-семантическое моделирование исходя из принципа разделения власти на законодательную, исполнительную и судебную, в правовом государстве должно быть прерогативой законодательных и иных правотворческих учреждений. Задачей исполнительных органов власти должна быть реализация этих модельных установлений через правоприменительные акты. Судебная власть должна быть арбитром между законодательными и исполнительными органами власти, создавая же прецеденты, судебная власть фактически вмешивается в функциональную деятельность правотворческих органов государства, тем самым, размывая действие принципа разделения власти. Результатом происходящих процессов может стать нарушение баланса компетенции органов власти в системе сдержек и противовесов, что в конечном итоге может привести к серьезным нарушениям в функционировании всех институтов демократии [Бородин, Кудрявцев 2002].

Конструирование логико-семантических моделей поведения людей требует и создания современных юридических технологий, целью которых должно стать создание взаимосвязанной формальной цепочки для реализации интересов участников социальных отношений, от общего модельного правила до индивидуального юридического акта.

Правовая технология относительно новая научная категория, разработкой которой занимается А.К. Черненко [Черненко 1999] и определил ее как систему принципов, методов и процедур для эффективного и рационального конструирования правовой системы (правовых институтов) в соответствии с поставленными целями, которые обусловлены конкретно-историческими потребностями и интересами, естественными, фундаментальными правами и свободами человека [Черненко 2001].

Введение и использование в научно-практическом обороте понятия правовая технология является не только эмоционально привлекательным, но и дает новые возможности методологического осмысления окружающей человека юридической действительности. Правовая технология как системная юридическая категория дает возможность привести в порядок всю совокупность правил, регулирующих поведение человека.

До недавнего времени в философской и юридической литературе активно обсуждались проблемы системного подхода к изучению социальных явлений [Уемов 1978, Каган 1973, Юдин 1977, Сагатовский 1973, Карпович 1984] и комплексного восприятия правовой действительности, что позволило более качественно и эффективно воздействовать на общественные отношения [Алексеев 1966, Малько 1996, Горшинев 1972]. На первый взгляд, понятие «правовая технология» является синонимом понятия «механизм правового регулирования», но при более внимательном изучении данных категорий можно заметить, что механизм правового регулирования более широкая категория, которая включает в себя материальные, процедурно-процессуальные и психологические элементы. Правовая технология включает в себя больше процедурно-процессуальные элементы, в комплексно-системном состоянии. Отсутствие или изъятие одного из элементов системы может привести к нарушению технологического процесса в создании правовой системы и противоречиям в содержании материальных норм. юридический акт социальный правовой

Правовую технологию необходимо понимать в узком и широком смысле. В узком смысле она понимается как деятельность уполномоченных на то органов должностных лиц по юридическому оформлению части общественных отношений с целью их регулирования. В широком смысле правовые технологии следует понимать как весь процесс деятельности государственных органов и должностных лиц по юридическому оформлению социальных отношений, от создания нормативного акта до его реализации.

В последнее время, в научной юридической литературе, все чаще обсуждается вопрос о сущности правового регулирования поведения людей и источниках, используемых для его проведения [Малько 1996]. Такое внимание, к данной проблеме, объясняется все более усложняющимися общественными процессами, развитием экономики, новыми промышленными технологиями. Правовые системы, существующие в современной цивилизации, иногда не успевают реагировать на происходящие изменения социального взаимодействия субъектов. При внимательном рассмотрении современных социальных процессов необходимо отметить: во-первых, происходит не только появление абсолютно новых отношений, например, в сферах: ядерных исследований; экологии; космического пространства; компьютерных технологий и т.д., во-вторых, усложняются уже имеющиеся отношения, например, в сферах: регулирования уголовных отношений (появляются новые виды запрещенного поведения); регулирования гражданских отношений (появляются новые виды соглашений) и т.д., в-третьих, в правовое поле возвращаются, ранее исключенные по разным причинам юридические конструкции и правовые средства, например: частная собственность, суд присяжных, пожизненное лишение свободы, возмещение морального вреда, восстановление нарушенного права и т.д.

Современное состояние Российской правовой системы предполагает выделение из нее системы права, под которой обычно понимают совокупность правил поведения, оформленных нормативно-правовыми актами и систематизированных по предмету и методу юридического регулирования на определенные отрасли [Алексеев 1975].

В российской науке есть и иные мнения об основаниях систематизации права. В частности, вызывает интерес позиция В.Д. Сорокина, по мнению которого необходим совершенно другой фундаментальный подход. Основу такого подхода составляет признание объективного существования такой категории, как единый предмет правового регулирования для всей системы российского права. Таким предметом выступает, по мнению В.Д. Сорокина, социально-правовая среда, т.е. система общественных отношений, объективно нуждающихся в правовом регулировании. Системными элементами социально-правовой среды являются отдельные группы общественных отношений, выступающие в свою очередь, предметами соответствующих отраслей российского права [Cорокин 2001].

По моему мнению, В.Д. Сорокин допустил существенную неточность, когда предложил в качестве единого предмета правового регулирования социально-правовую среду, а в качестве системных элементов отраслей права отдельные части социальной правовой среды. Между тем, если предположить, что предметом регулирования является социально-правовая среда, то данная часть общественных отношений уже отрегулирована правом и речь необходимо вести лишь о законодательно-формальном их закреплении при помощи создания системы нормативных актов. Выделение отдельных системных элементов социально-правовой среды и их формальное закрепление есть создание отраслей законодательства, а не отраслей права.

Далее В.Д. Сорокин утверждает, что в общих границах социально-правовой сферы может складываться неопределенное множество групп и разновидностей между людьми. Эти отношения обладают специфическими особенностями и требуют не только общеправового воздействия, но и адекватного отраслевого регулирования. Поэтому в едином предмете правового регулирования может быть множество отраслевых предметов регулирования и нельзя точно сказать, сколько там должно быть отраслевых методов такого регулирования [Сорокин 2001, с 25]. Вот почему, наряду с существованием единого предмета правового регулирования, совершенно естественной становится проблема существования единого метода правового регулирования [Cорокин 2000].

Особенности юридического метода следует искать, по мнению В.Д. Сорокина, не на уровне отраслей права, а на уровне правовой нормы. Именно там заложена универсальность метода, которая затем распространяется на все институты, подотрасли и отрасли и всю системы российского права. Поэтому единый метод состоит из трех элементов воздействия на общественные отношения - запрет, дозволение, предписание. Единый метод правового регулирования выступает как различная модификация этих трех способов воздействия [Сорокин 2001, с. 27].

Несмотря на множество сочетаний вариативности предмета и метода регулирования, которые могут повлечь за собой создание множества отраслей права, более перспективным направлением в правовом регулировании можно считать комплексное воздействие на объектно-субъектные отношения при помощи создания их правовых режимов ²⁶ Более подробно о правовых режимах см.: Бляхман Б.Я. Правовой режим в системе регулирования социальных отношений, Кемерово, 1999. - 172с..

Литература

1. Алексеев С.С. Механизм правового регулирования в социалистическом государстве, М., - 1966, - 160с.

2. Алексеев С.С. Право: азбука - теория - философия: опыт комплексного исследования, Статут, 1999. - С.108-110.

3. Алексеев С.С. Структура советского права. - М. - 1975.

4. Арановский К.В. Мифология и мировоззрение в соотношении с государственно-правовым регулированием // Журнал российского права, 2002, №9. - С. 84-92.

5. Бекренев В.И.; Ященко В.В. Методы и инструменты моделирования сферы общественных процессов // Юр. мысль, 2002, №3. - С. 44-47.

6. Бородин С.В.; Кудрявцев В.Н. О разделении и взаимодействии властей в России // Государство и право, 2002, №5. - С. 13-16

7. Васильев А.М. Правовые категории. Методологические аспекты разработки системы категории права. М, 1976. - 264с.

8. Горшинев В.М. Способы и организационные формы правового регулирования в социалистическом обществе. - М. - 1972. - 180с.

9. Давеева Н.И. Общеправовые средства в механизме правового регулирования трудовых отношений // Правоведение, 2002, №3. - С. 56-62

10. Карпович В.Н. Системность теоретического знания. - Новосибирск. - 1984

11. Керимов Д.А. Законодательная техника. Научно-методическое и учебное пособие, М, 1998. - 127с.

12. Кросс Р. Прецедент в Английском праве, М., Юр. лит., 1985. - 240с.

13. Малько А.В. Механизм правового регулирования // Правоведение. - 1996. - №6. - С. 3-12.

14. Плахов В.Д. Социальные нормы и девиантное поведение // Юр. мысль, 2002, №2. - С. 91-101

15. Рарог А.И.; Грачева Ю.В. Законодательная техника как средство ограничения судейского усмотрения // Государство и право, 2002, №11. - 93-100

16. Сагатовский В.Н. Основы систематизации всеобщих категорий. - Томск, - 1973.

17. Сорокин В.Д. Единый предмет правового регулирования определяет существование и единого метода // Юр. мысль, 2001. - №5. - С. 24.

18. Сорокин В.Д. Правовое регулирование: предмет, метод, процесс // Правоведение, 2000 - №4. - С. 15.

19. Тихомиров Ю.А. Теория закона, М., 1982. - 267с.

20. Туранин В.Ю. Проблемы и перспективы унификации терминологии // Журнал российского права, 2002, №11. - С. 46-48

21. Уголовный Закон: опыт теоретического моделирования, М., Наука, 1987. - 280с.

22. Уемов А.И. Системный подход и общая теория систем. - М. - 1978; Каган М.С. О системном подходе к системному подходу // Философские науки. - 1973. - №6.

23. Федотов А.В. Возможно ли применение contra legem в демократическом правовом государстве? // Журнал российского права, 2002, №8. - С. 92-99

24. Хижняк С.П. Правовая терминология и проблемы ее упорядочения // Правоведение, 1990, №6;

25. Черненко А.К. Правовые технологии и проблемы эффективности формирования правовой системы // Сибирские юр. записки, Красноярск, 2001. - С. 6-15

26. Черненко А.К. Рациональные методы конструирования правовой системы: правовые технологии // Теоретические проблемы формирования правовой системы России. - Новосибирск: Наука. - 1999. - С. 51-89

27. Юдин Э.Г. Деятельность и системность // Системные исследования. М., 1977.

Размещено на Allbest.ru