Развитие института уголовного преследования до реформы 1864 года: историографический аспект

Размещено на http://www.allbest.ru/

развитие института уголовного преследования до реформы 1864 года: историографический аспект

Маслов А.В.

Доцент кафедры уголовно-процессуального права, канд. юрид. наук,

Российского государственного университета правосудия,

(Центральный филиал), Россия, г. Воронеж

Шавин М.Ю.

Магистрант,

Российского государственного университета правосудия,

(Центральный филиал), Россия, г. Воронеж

Аннотация

В статье рассматривается историографический аспект развития института уголовного преследования. Авторы анализируют правовые акты, регламентировавшие институт уголовного преследования до реформы 1864 года.

Ключевые слова: уголовное судопроизводство, уголовное преследование, историческая ретроспектива уголовного преследования

Анализ исторической ретроспективы становления и развития института уголовного преследования в российском законодательстве, на наш взгляд, является необходимым условием оценки уровня правового регулирования и эффективности практической реализации прокурором соответствующей функции в современных правовых реалиях.

Возникновение уголовного судопроизводства традиционно связывается с появлением первого памятника права - Русской Правды. Этот документ содержит несколько норм, регламентирующих порядок реализации уголовного преследования, которое носило ярко выраженный частно-исковой характер. Так, уголовное дело возбуждалось исключительно по жалобе потерпевшего и представляло собой спор «сутяжников», при этом каждый иск рассматривался как обвинение, поскольку «всякое притязание носило деликатный характер»[1, с.174]. С учетом обозначенного характера уголовного преследования, можно констатировать, что статус сторон соответствовал положению истца и ответчика, при этом их права в представлении доказательств, в качестве которых фигурировали преимущественно «ордалии», были равны. Например, из текста ст. 21 Русской Правды (далее - РП) следует, что «если ответчик станет искать свидетелей и не найдет, а истец поддерживает обвинение в убийстве, тогда решать их дело посредством испытания железом» [2, с.82].

Русская Правда не только вводит преступность и наказуемость противоправных деяний, но и устанавливает полный комплекс процессуальных действий по их рассмотрению. Обязанность доказывания возлагалась на стороны, что является характерной особенностью частно-искового производства. В частности, «если кто без явки на торгу отыщет что-либо у него пропавшее или украденное - коня, одежду или скотину, - то нельзя сказать «это мое», а надо заявить ответчику - «иди на очную ставку, объяви, у кого взял, с тем и стань с очей на очи. Кто не оправдается, на того и падает ответственность за воровство; тогда истец возьмет свое, а виноватый ему платит и за то, что тот потерпел вследствие пропажи» (ст. 35 РП).

В этих условиях обвинительная деятельность структурно не разграничивалась с деятельностью противной стороны. Это объяснялось тем фактом, что изначально возникавший конфликт решался внутри общины, и, лишь при невозможности его разрешения, приобретал публичный характер, с тем условием, что в качестве обвинителя выступал непосредственно потерпевший. Как отмечает Е.Б. Мизулина, в этом смысле обвинение имеет в своей основе право каждого на самосохранение, которое всегда субъективно, а, следовательно, его защита не может быть доверена ни обществу, ни государству [3, с.11]. В этом смысле частно-исковое уголовное преследование носило исключительно персонифицированный характер.

В дополнение к Русской Правде принимались множественные удельные княжеские акты, что объяснялось раздробленностью государства и отсутствием единой сильной центральной власти. Например, Двинская Уставная грамота, принятая в 1397 году, почти полностью воспроизводила положения Русской Правды, однако регулировала порядок привлечения к ответственности за очень незначительный круг преступлений (душегубство, причинение ран и побоев, кража, нарушение межевых знаков). С точки зрения особенностей реализации уголовного преследования, Двинская Уставная грамота примечательна наличием прямого запрета на самосуд (ст. 6), а также возможности прекращения уголовного дела примирением сторон (ст. 3).

Самостоятельное правовое значение имеют Новгородская и Псковская судные грамоты. По уцелевшему фрагменту Новгородской судной грамоты можно судить о расширении круга лиц, наделенных полномочиями по разрешению уголовно-правовых конфликтов. К их числу, помимо представителей купеческих и цеховых корпораций, относились дьяки, писцы, приставы. В Псковской судной грамоте уже заметно существенное усиление роли суда. При этом избранные судьи направлялись для утверждения в Москву, где приносили присягу, обещая «управу чинити и судити всяка дела по сему крестному целованию вправду, другу нам не дружити, а недругу нам не мстити, и посула нам не имати и другу на друга не просити ни на ком ни которыми делы…» [4, с.54]. Постепенно обновляется система доказательств, в которую вводятся поединок и документы как самостоятельный вид письменных доказательств. Особое внимание в Псковской судной грамоте уделено институту представительства, который применялся в случае уголовного преследования несовершеннолетних, женщин, стариков, а также монахов. «А на суд помочюне ходити, лести в судебницу двема сутяжником, а пособников бы не было ни с одной стороны, опричь жонки, или за детину, или за черньца или за черницу, или которой человек стар велми или глух, ино за тех пособнику быти …» [4, с.59] (ст. 58 Псковской судной грамоты).

Именно в период становления централизованной власти происходит постепенное введение сыскного производства, являвшегося характерным признаком публичного уголовного преследования. Наиболее ярко обозначенная тенденция прослеживается в тексте Соборного Уложения 1649 года. Порядок уголовного процесса обозначается в данном документе двумя терминами: «суд» и «розыск», при этом в гл. 10 детально регламентируется общий частно-исковой способ защиты нарушенного права, который в целом воспроизводит характерные для названных выше судных грамот положения о равенстве сторон, наличии жалобы потерпевшего как условиях возбуждения производства по делу, а также перечень допустимых доказательств, который пополняется за счет свидетельских показаний, крестногоцелования и жребия. В отличие от частно-искового, розыскной порядок производства предусматривался для государственных преступлений (дел об «измене»). Его возбуждение уже не ставилось в зависимость от воли потерпевшего, поскольку заявить об обнаружении факта совершения преступления могло любое лицо, которое обращалось к судебным приставам. Роль истца в судебном процессе на этом ограничивалась, поскольку инициатива уголовного преследования переходила к органам публичной власти, проводившим дознание. Доказывание сводилось к допросу свидетелей, а также подозреваемого, при наличии противоречий в показаниях применялась пытка. На легальном уровне замена частно-исковой на публичную форму уголовного преследования произошла с принятием Указа от 21 февраля 1697 года «Об отмене в судебных делах очных ставок, о бытии вместо оных расспросу и розыску, о свидетелях, об отводе оных, о присяге, о наказании лжесвидетелей и о пошлинных деньгах» [4, с. 68]. Возбуждение публичного уголовного преследования при отсутствии истца становится общим правилом, что характеризуется как начало инквизиционного уголовного процесса [5, с. 28].

Значительный интерес представляет «Краткое изображение процессов или судебных тяжеб», принятое в 1715 году. В этом документе впервые на легальном уровне закрепляется понятие «судебный процесс», который позиционировался как «…дело судимое, через который случающыяся тяжебные дела основательным представлением и из обстоятельства дел обретенных доказов явны сочиняются, и потом от судей, по изобретению оных притчин, решение чинится» [2, с. 21]. Очевидно, что в приведенном определении уже отсутствует доминанта частного начала как движущей силы производства по уголовному делу, поскольку объем обвинения не ограничивается притязаниями, содержащимися в жалобе (челобитной) потерпевшего. Отказ ответчика от признания вины влек за собой начало процедуры судебного доказывания («судебного розыска»), которая состояла из установления обстоятельств уголовного дела «... через своевольное признание; через свидетелей; через письмянные доводы; через присягу» [4, с. 64]. Постепенно признание вины становится основным доказательством, не требующим подтверждения и не подлежащим оценке в совокупности с иными имеющимися по делу доказательствами. Это указывает на появление формальной теории доказательств, когда ценность каждого из них считается заранее установленной и неизменной.

Близкая по содержанию к современному порядку уголовного преследования процедура появляется только в конце 17-начале 18 века, когда обвинение стало предметом компетенции специальных органов и должностных лиц - полиции, губернских и уездных начальников. Согласно ст. 882 Свода законов Российской империи уголовное преследование обозначается как «обличение», т.е. «изыскание всех обстоятельств дела или происшествия, составляющего преступление, и собирание доказательств к открытию и обличению виновного» [4, с. 121]. В качестве поводов к его началу рассматривались заявление потерпевшего, жалоба иного лица, донос, содержащий явное обвинение в преступлении (в отличие от жалобы он был персонифицирован, т.к. указывал на конкретного подозреваемого), представление прокурора и стряпчих, а также явка с повинной (ст. 34 кн. II т. XV Свода законов). Указом императора Александра II от 8 июня 1860 г. «Об отделении следственной части от полиции» был создан самостоятельный институт судебных следователей, который позволил разделить охрану правопорядка от расследования преступлений государственной важности. В специальной литературе именно этот Указ детерминируется как начало судебной реформы, завершившейся принятием многих знаковых нормативных актов, в числе которых Устав уголовного судопроизводства 1864 года [6, с. 91].

Необходимо отметить, что легальное толкование понятия «уголовное преследование», предпринятое в ст. 882 Свода законов, стало началом поиска оптимальной доктринальной дефиниции. Одним из первых обозначенную проблему поднял Я.И. Барышев, который в рамках теоретического курса «Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству», изданного в 1841 году, сделал попытку определить сущность обвинительной деятельности через цель всего уголовного процесса, которая, по его мнению, заключалась в том, чтобы, собрав материалы, необходимые для верного и справедливого приговора относительно вины или невиновности изобличаемого в каком-либо преступлении лица, признать его невинным или достойным известного наказания» [7, с. 66]. Несмотря на дальнейшую критику приведенной позиции уже в постреформенный период, полагаем, что сам факт попытки научного осмысления термина «уголовное преследование», позволяет категорически не согласиться с утверждением о том, что таковое как вид процессуальной деятельности полностью отсутствовало вплоть до 1864 года [8, с. 15]. Как вид процессуальной деятельности уголовное преследование зарождается и развивается вместе с уголовным процессом, выражая его сущностные свойства и признаки. В частности до 1864 года в качестве доминирующей черты такового явно выделялось частно-исковоеначало. Вместе с тем, параллельно с укреплением государственности и централизацией власти возникала необходимость ее защиты от посягательств, что предопределило поиск новой модели производства по уголовным делам, оптимально приспособленной для данной цели. Такой моделью стало инквизиционное судопроизводство, где доминировало публичное обвинение, основой которого являлась формальная теория доказательств.

уголовный преследование законодательство российский

Список литературы

1. Владимирский-Буданов М.Ф. Очерки истории русского права / М.Ф. Владимирский-Буданов. - Ростов: Феникс, 1996. - 640 с.

2. Загорский Г.И. У истоков российского уголовного судопроизводства / Г.И. Загорский Ю.А. Зюбанов. - М.: Проспект, 2016. - 104 с.

3. Мизулина Е.Б. Уголовный процесс: концепция самоограничения / Е.Б. Мизулина. - Тарту, 1991. - 269 с.

4. Российское законодательство Х-ХХ веков / Под ред. О.И. Чистякова. Т. 2. - М.: Юридическая литература, 1985. -512 с.

5. Кутафин О.Е. Судебная власть в России / О.Е. Кутафин, В.М. Лебедев, Г.Ю. Семигин. - М.: Мысль, 2003. - 832 с.

6. Кучин А.Ф. Пути оптимального подхода реформирования обвинительной власти с учетом имеющихся наработок / А.Ф. Кучин // Перспективы развития уголовно-процессуального права и криминалистики. Материалы 2-й международной научно-практической конференции. - М., 2012. - С. 89-95.

7. Барышев Я.И. Основания уголовного судопроизводства с применением к российскому уголовному судопроизводству / Я.И. Барышев. - М.: «ЛексЭст», 2001. - 140 с.

8. Мазюк Р.В. Уголовное преследование в российском уголовном судопроизводстве / Р.В. Мазюк: дис. … канд. юрид. наук. - Иркутск, 2007. - 197 с.

Размещено на Allbest.ru