Теоретические аспекты взаимодействия международного и внутригосударственного права

Размещено на http://www.allbest.ru/

Теоретические аспекты взаимодействия международного и внутригосударственного права

Дадашева Рената Андреевна, преподаватель

Академия ФСИН России

Существуют две основные доктрины, раскрывающие юридическую природу соотношения и взаимодействия международного и внутригосударственного права: дуалистическая и монистическая. Первая теория в своем современном варианте обусловливает самостоятельность международного и внутреннего права, акцентируя внимание на их тесной взаимосвязи; вторая - определяет их как неравные составные части универсального правопорядка. В рамках каждой доктрины можно выделить концепции, характеризующие способы реализации международно-правовых норм в национальной правовой системе. По нашему мнению, действующая правовая система России построена на принципах умеренного дуализма. В свою очередь, весьма распространенная точка зрения о том, что российская правовая система построена на началах монистической доктрины, ошибочна. Она противоречит реально сложившейся практике, основывается на некорректном толковании ст. 15 Конституции РФ, а также на смешении понятий «правовая система» и «система права».

Дискуссионные аспекты о соотношении и взаимодействии международного и внутригосударственного права оформились в относительно завершенные доктрины и концепции только ко второй половине XX в. Это главным образом объясняется тем, что именно на рубеже XIX - XX в. был совершен переход от региональных правовых систем, преимущественно охватывающих страны Европы и Америки, к единой международно-правовой системе, постепенно включившей в себя и все остальные державы. В рассматриваемой сфере выделяются две основные доктрины, раскрывающие сущность соотношения международного и национального права: монистическую и дуалистическую.

Теория монизма определяет международное и национальное право как составные части единой правовой системы при условии, что одно из них превалирует над другим. То есть, можно выделить несколько направлений монизма. Первое из них основано на воззрениях Г. Гегеля и определяет международное право в качестве отрасли внутригосударственного. Однако ряд исследователей подвергает этот подход серьезной критике, поскольку он легитимирует неограниченное применение вооруженной силы и предусматривает незыблемость интересов конкретного государства, даже несмотря на их явное противоречие ранее заключенным международным договорам, а также общепризнанным нормам права и морали. Так, по мнению профессора Р. А. Мюллерсона, профессора И. И. Лукашука такая концепция является ни чем иным как ядром международно-правового нигилизма. Кроме того, сама история демонстрирует человечеству трагический опыт ее реализации. Например, она имела широкое распространение в Германии в XIX - первой половине XX вв. и использовалась в целях оправдания идеологии национал-социализма, отказа от фундаментальных положений международного права, приведшего к неограниченности власти державы во внешней политике и всем известным драматическим последствиям в виде Второй мировой войны.

По нашему мнению, доктрина о приоритете национального права над международным - опасный и дестабилизирующий фактор, в том числе и в условиях современности, поскольку основа для ее практического применения существует по сей день. В частности, отдельные положения упомянутой концепции вплоть до 2010 г. содержались в программно-политических документах, посвященных стратегии национальной безопасности США. Они регламентировали возможность Соединенных Штатов по применению в отношении любых государств превентивных силовых средств без предоставления весомых доказательств об угрозе с их стороны и без получения соответствующих решений международных организаций, в том числе ООН; допускали иные действия, явно противоречащие общепризнанным принципам и нормам международного права.

Наибольшее распространение получила вторая разновидность монизма, исходящая из примата международного права над внутригосударственным. Ее положения раскрыты в трудах австрийского юриста и философа Г. Кельзена, который обосновывал существование единой иерархической системы с высшим наднациональным правопорядком в лице международного права. В сфере последнего находятся национальные правопорядки, а на низшей ступени иерархии располагаются нормы, формируемые судебными и административными органами при разрешении конкретных дел. Следовательно, любая норма внутреннего права, противоречащая интернациональным, ничтожна. Также Г. Кельзен отвергал понятие «государственный суверенитет». По его мнению суверенитет свойственен исключительно национальному правопорядку и лишь до тех пор, пока над ним не установится высший правопорядок, но никак не государству [1, с. 449].

Необходимо отметить, что обширное использование данной теории в сфере защиты прав человека и гражданина в условиях современности способно спровоцировать в рамках миротворческой концепции «ответственность за защиту» произвольное международное вмешательство во внутренние дела отдельно взятых держав и, в конечном итоге, привести к закреплению односторонней гуманитарной интервенции в качестве интернациональной нормы, якобы направленной на предупреждение и пресечение притеснений государствами своих, а также иностранных граждан. Наглядный пример представляют неоднозначные действия мирового сообщества в отношении событий, развернувшихся в 2011 г. в Ливии и Кот-д'Ивуаре, в 2012 г. - Сирии, в 2013 г. - Центральноафриканской Республике, в 2014 - Украине.

Анализируемая нами разновидность монистической доктрины представляется сомнительной и в плане того, что отрицание государственного суверенитета есть ни что иное, как отрицание самой сущности международного права. При таких обстоятельствах выделяется еще одно течение в рамках рассматриваемой доктрины примата международного права: умеренный монизм, значительное достижение которого - отказ от противопоставления обычаев и норм международного права существованию государственного суверенитета. Умеренный монизм получил наибольшее практическое применение, так как отрицает радикализм и допускает главенство норм национального права на внутригосударственной арене, в частности, и при наличии противоречий с международными принципам и нормами. правовой дуалистический монистический международный

Австрийский дипломат и судебный деятель А. Фердросс, раскрывая умеренный монизм, отмечал, что правовой действительности может соответствовать лишь теория, признающая конфликтность международного и национального права, но одновременно с этим осознающая ее неокончательную природу и находящая решение в единстве правовой системы. Различие международного и внутригосударственного права сохраняется, но при этом акцентируется внимание на их взаимосвязи в целостной правовой системе на базе основного закона международного правового сообщества [2, с. 89-91]. Соответствующие конфликты возникают на уровне правоприменительной практики международных и внутригосударственных судебных органов, а их разрешение достигается посредством равноправного диалога между ними. В этой связи следует отметить, что деятельность по пресечению и разрешению таких конфликтов - одна из форм взаимодействия международной и национальной правовых систем в сфере защиты и восстановления нарушенных прав и свобод человека.

Общим для видов монизма, признающих примат международного права, в частности, является автоматическое обретение международным договором законной силы для государства сразу после его подписания, ратификации или опубликования. При этом нет необходимости в каких-либо дополнительных процедурах, чтобы включить его в национальную правовую систему. В рамках рассматриваемой доктрины выделяются специфические механизмы адаптации и инкорпорации. Первый состоит в простом приспособлении уже существующих национальных норм права, регулирующих те или иные вопросы, к соответствующим положениям заключенного международного договора. В результате одну и ту же сферу внутренних общественных отношений начинают одновременно регламентировать два внешне идентичных нормативных правовых акта. Суть второго механизма - приобретение международным соглашением характера внутреннего закона без изменения его структуры и содержания. Параллельно может произойти включение в национальные правовые акты положений, текстуально совпадающих с нормами такого международного договора. Представляется, что адаптацию можно рассматривать в качестве разновидности инкорпорации.

В условиях современности обозначенные процедуры имеют больше минусов, чем плюсов. Например, в них должным образом не учитываются особенности и предназначение интернациональных норм, которые в своем исходном виде не всегда пригодны для регламентации отношений, складывающихся на внутренней арене страны. Как следствие происходит обострение проблемы самоисполнимости норм международного права.

Дуалистическая доктрина, раскрывающая природу соотношения международного и национального права зародилась в конце XIX столетия в связи с необходимостью более тщательного определения форм и способов реализации интернациональных норм во внутригосударственной сфере. Это, в свою очередь, было обусловлено, во-первых, тем, что из-за значительного увеличения числа заключаемых странами многосторонних соглашений возникла проблема порядка их имплементации соответствующими государственными органами. Во-вторых, к тому времени во многих западноевропейских странах были приняты новые конституции, закрепившие принцип верховенства закона. То есть сложилась ситуация недостаточной изученности аспектов взаимодействия международного права с юридическими аппаратами разных держав.

Одним из основоположников классической теории дуализма, отрицающей связь международного и внутригосударственного права, является доктор философии, профессор Берлинского университета Г. Трипель. В дальнейшем она претерпела некоторые изменения, вследствие чего было выделено еще одно течение, а именно признающее ранее отмеченную связь, так называемый умеренный (диалектический) дуализм. Необходимо отметить, что в соответствии с этим наиболее распространенным дуалистическим воззрением международная и национальная правовые системы самостоятельны и действуют в разных плоскостях, не обладая превосходством друг над другом. При этом допускается возможность одновременного регулирования нормами международного и внутригосударственного права определенных однородных отношений. Формально рассматриваемые системы никогда не вступают в конфронтацию, но в то же время может иметь место либо конфликт обязательств, либо неспособность государства выступать на внутренней арене с соблюдением требований международного права и т. п. Противоречия, возникшие на этой почве, как правило, разрешаются при помощи действенного механизма института международной ответственности, либо посредством дипломатических переговоров и прочих средств мирного урегулирования конфликтов и спорных ситуаций. Примечательно, что дуализм, несмотря на недооценку взаимосвязи международного и внутреннего права, а также поверхностное разъяснение природы конфликтов двух указанных правовых систем, в том числе по вопросам прав и свобод человека, все же конкретнее чем монизм раскрывает проблему их соотношения.

Что касается основанного на теории дуализма процесса исполнения положений действующих международно-правовых актов в рамках национального правопорядка, то он неоднороден и рассматривается в свете двух основных концепций, а именно, трансформации и имплементации. Их смысл близок и сводится к фактическому неприятию прямого действия международно-правовых норм во внутригосударственной правовой системе в абсолютном качестве. По нашему мнению, необходимо рассмотреть их с точки зрения отечественной правовой мысли.

Так, профессор С. В. Черниченко, анализируя существо данного процесса, называет его трансформацией. Его содержание заключается в приведении национального законодательства в соответствие с конкретными нормами международного права посредством издания надлежащего трансформационного внутреннего нормативно-правового акта, чтобы обеспечить выполнение предписаний, устанавливаемых данными нормами. Отметим, что дефиниция «трансформация» в подобном контексте условна, так как в действительности международно-правовые нормы не лишаются изначально свойственной им правовой природы. Среди прочих разновидностей трансформации С. В. Черниченко обозначает такие как инкорпорация, легитимация, отсылка. Первая из них применима только к международным договорам и представляет собой их включение в национальное право либо в исходном виде в качестве ее составной части (автоматическая инкорпорация), либо через принятие текстуально идентичного договору внутреннего нормативно-правового акта (индивидуальная) [3, с. 50, 53]. Описанный механизм по способу своего действия не отличается от рассмотренного в рамках монистической доктрины, однако имеет иную правовую природу.

Автоматической инкорпорации по своей сути идентична отсылка. При помощи последней происходит текстуальное включение государством в национальное законодательство положений, делающих отсылку к международным нормам, в силу чего последние начинают рассматриваться как внутригосударственные и приобретают способность регулировать отношения и между субъектами национального права. Фактически во внутригосударственном праве образуются нормы, идентичные по формулировке международно-правовым.

Однако многие ученые-юристы не согласны с этим. Например, профессор П. Н. Бирюков считает, что при отсылке обогащается не национальное право, а совокупность его норм, которые допустимо применять на территории соответствующего государства [4, с. 163]. На той же позиции стоит профессор Р. А. Мюллерсон. Представляется, в данном вопросе предпочтительнее исходить из того, что отсылка порождает некое усложнение юридической природы международных правовых актов обязательного и рекомендательного характера. То есть оставаясь источником международного права, они одновременно приобретают и статус внутреннего нормативно-правового акта. В отечественной доктрине описанный механизм нередко именуется прямой трансформацией.

Что касается легитимации - это издание специального акта с целью конкретизации содержания интернациональных норм и обеспечения их реализации во внутреннем законодательстве конкретной державы. Как правило, она не ограничивается наиболее точным воспроизведением содержащихся в международном акте формулировок, а наоборот, направлена на их видоизменение. При таких обстоятельствах можно заключить, что концепция, предложенная С. В. Черниченко вызывает весьма много споров. На наш взгляд, из предложенных им видов трансформации ее сущность раскрывает только легитимация. При этом инкорпорацию и отсылку можно расценивать в качестве специфических видов.

Другой сторонник «трансформации» - профессор Е. Т. Усенко определял ее как объективное явление, выражающееся во всевозможных способах реализации международных обязательств страны посредством издания уполномоченными на то органами государственной власти нормативных актов [5, с. 142]. Он классифицирует трансформацию на генеральную и специальную. Первая разновидность заключается в утверждении страной общего предписания, придающего нормам международного права внутригосударственную силу действия. Вторая - в наделении конкретных интернациональных норм силой внутригосударственного действия посредством их текстуального отражения в законе, иного установленного способа выражения согласия на их применение или посредством введения отдельных положений, адаптированных к реалиям национального права [5, с. 143].

В качестве одной из форм трансформации профессор Е. Т. Усенко определял ратификацию. Его позиция основана на том, что ратификация - это не просто утверждение международного соглашения конкретным государством, но и его наделение юридической силой национального закона. Иного мнения придерживаются профессор С. Л. Зивс и профессор Д. Б. Левин. Под ратификацией они понимают условие признания страной юрисдикции международного договора на своей территории, но не факт приобретения им характера источника отечественного права прямого действия [6, с. 252]. Более правильной представляется вторая точка зрения, так как если исходить из смысла первой, то можно прийти к выводу, что любая форма выражения государством согласия на обязательность для него международного договора будет придавать ему силу внутригосударственного нормативного правового акта. Это, в свою очередь, привело бы к нивелированию границ между отечественной и международной правовой системой.

Таким образом, основу «трансформации» составляет положение о том, что так как национальное и международное право - различные правопорядки, то международно-правовые нормы могут быть приравнены к нормам внутригосударственного права при условии придания им такого статуса посредством издания трансформационного внутригосударственного правового акта. Однако, такой термин не отражает всей глубины процесса реализации норм международного права в пределах отдельно взятой страны, а также не дает ясного и единого представления о его содержании. И абсолютно неубедительно звучат слова о продолжении использования в научном обороте этого хоть и широкого распространенного термина якобы из-за риска возникновения излишней путаницы.

В связи с тем, что процесс взаимодействия международного и национального права наряду со стадией правотворчества вбирает в себя и этап реализации соответствующих международно-правовых положений в других формах, наряду с «трансформацией» употребляется такое понятие как «имплементация». Основываясь на доктрине дуализма, в плане юридической техники она представляет своеобразный симбиоз монистической инкорпорации и дуалистической трансформации, используя при этом для согласования норм национального и международного права личное основание. В соответствии с обозначенной концепцией преимущество отдается наделению международно-правовых норм способностью выступать в собственном качестве в национальной правовой системе с санкции и при поддержке внутригосударственных норм, а не преобразовывать их в последние, хотя это полностью и не исключается. Механизмы имплементации ставятся в зависимость от вида, содержания норм международного права, реалий национальной правовой системы, а равно от предмета и конечной цели международно-правового регулирования.

Относительно предназначения и особенностей анализируемого понятия в отечественной юридической доктрине нет единогласия. Например, исходя из определений, данных А. С. Гавердовским, В. Я. Суворовой, имплементация есть не что иное, как подготовка реализации международных норм [7, с. 116]. Напротив, в соответствии с позицией Н. И. Полищука и В. Н. Кохмана имплементация вовсе не завершается обозначенными действиями государства, а также предполагает проведение комплекса правоприменительных мер [8, с. 40, 41]. Представляется, из приведенных точек зрения вторая более приемлема ввиду формально-логической незавершенности первой из них. Ведь существующая практика показывает, что процедура имплементации - это, прежде всего, органическое сочетание организационно-исполнительной и сопутствующей правотворческой деятельности. Также хотелось бы отметить, что Р. А. Мюллерсоном было предложено такое понятие, как национально-правовая имплементация, которая рассматривается им в качестве стадии фактической имплементации международно-правовых норм, подготавливающей для нее необходимые правовые предпосылки [9, с. 74].

Для описания влияния международного права на содержание и развитие национального законодательства также используется понятие «рецепция». Ее правовой механизм заключается в восприятии внутренним правом идей и принципов более развитого по сравнению с ним интернационального права как в целом, так и в части. При этом основное смысловое содержание рецепцированных норм должно быть аутентично содержанию взятых за основу международных, региональных или конкретно-определенных правовых идей и принципов. Что касается формы реализации, то она может быть любой. С помощью рецепции реализуется несколько различных функций, главная из которых - субсидиарное правообразование, направленное на заимствование апробированных и эффективных интернациональных юридических положений. Подобное обусловлено тем, что к рецепции в основном прибегают при обширных пробелах в сфере регламентации тех или иных внутренних общественных отношений, что затрудняет или полностью исключает возможность их регулирования при помощи имеющихся в стране правовых средств. Среди других функций можно упомянуть интеграционную и историческую.

Что касается Российской Федерации, то на первый взгляд ее правовая система построена на принципах монизма, однако при детальном рассмотрении выявляется ошибочность данного суждения. Например, ст. 15 Конституции РФ, несмотря на неоднозначность своей формулировки, предопределяет, что никакие нормативно-правовые акты, включая международные договоры, не должны противоречить Основному Закону страны. Это во-первых, усматривается из того, что именно Конституция, обладая высшей юридической силой, закрепляет основополагающие правовые ценности и выступает в роли универсальной формы легитимации нашей державы в ее сегодняшних границах. Во-вторых, это обусловлено особым порядком ее пересмотра. Более того, ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» регламентирует такое полномочие Конституционного суда, как проверка в целях защиты прав и свобод человека и основ конституционного строя международных договоров, не вступивших в силу и подлежащих ратификации Государственной Думой РФ либо утверждению другим федеральным органом государственной власти.

Далее отметим, что исходя из смыслового содержания некоторых норм отечественного законодательства, способы реализации международно-правовых актов во внутренней правовой системе можно сгруппировать в два блока. Первый - формы, требующие издания специальных внутригосударственных актов, регулирующих вопросы, аналогичные тем, что находятся в сфере влияния соответствующих интернациональных норм (например, легитимация, рецепция, некоторые разновидности имплементации). Сюда можно отнести случаи, когда сам договор содержит указания на обязанность стран-участниц внести изменения в свои внутренние законодательства. Второй - формы, допускающие применение положений самого международно-правового акта (например, отсылка). Именно этот способ породил споры по поводу возможности прямого действия норм и принципов международного права в Российской Федерации.

На наш взгляд, упомянутая концепция самоисполнимости некорректна. В частности, любой международный договор России, предметом которого выступают права физических лиц, подлежит обязательной ратификации, результат которой реализуется в форме федерального закона. В свою очередь, общепризнанные принципы и нормы международного права из-за своей специфики могут быть реализованы на территории нашей страны либо посредством их закрепления в Конституции РФ и внутренних нормативно-правовых актах, либо при помощи прямой трансформации. То есть вполне очевидно именно опосредованное включение в отечественную правовую систему договорных и общепризнанных международных правовых норм.

Все перечисленное идет вразрез с весьма консервативной монистической концепцией и свидетельствует в пользу того, что положения международного права исполняются на территории России в формах, вытекающих из доктрины умеренного дуализма. Как справедливо отмечает кандидат юридических наук М. Ю. Ижиков, на сегодняшний день даже юридическое закрепление примата международного права не имеет ничего общего с монистической доктриной, а лишь ориентировано на реализацию одного из важнейших принципов международного права: pacta sunt servanda [10, с. 50, 51].

Подводя итог результатам анализа доктринальных исследований соотношения и взаимодействия международного и национального права в сфере защиты прав человека и гражданина, необходимо отметить, что в связи с несовершенством теорий монизма и дуализма можно относиться к ним критически, но при этом было бы весьма нецелесообразно игнорировать все те нормативные ценности, которые они защищают, и которые государства стремятся сбалансировать в своей правовой системе. И несмотря на восприятие многими учеными-правоведами теорий монизма и дуализма устаревшими, на практике они до сих пор доминируют при формировании позиции конкретного государства по поводу допустимых пределов влияния норм международного права на содержание и развитие национального законодательства в сфере защиты прав человека и гражданина. Это в свою очередь можно объяснить тем, что монизм обосновывает необходимость абсолютно непосредственного применения элементов международного права во внутригосударственном, а дуализм раскрывает причины невозможности этого. То есть соответствующие доктрины, по-разному интерпретируя фундаментальные принципы международного права, являются наиболее приемлемыми для аргументации принятия, либо отрицания непосредственного применения интернациональных норм.

Отдавая предпочтение положениям дуалистической концепции в исследовании соотношения международного и национального права в сфере защиты прав человека и гражданина, необходимо помнить, что международное и национальное право тесно взаимосвязаны между собой в силу объективных и субъективных факторов развития интеграционных процессов. По нашему мнению, в условиях мировой глобализации именно данный подход позволяет обеспечить наиболее рациональное сочетание внутренних и международных интересов. Так, с одной стороны, в этом подходе учитывается потребность государства в сохранении собственной идентичности и суверенности. С другой - существенное значение придается принципу необходимости соблюдения и защиты государством основных прав и свобод человека и гражданина, нашедших свое закрепление в нормах международного права, признанных неотъемлемой частью национальной правовой системы. Подчеркнем, что положения обозначенного подхода легли в основу современной российской правовой системы.

Список литературы

Кельзен Г. Чистое учение о праве и аналитическая юриспруденция // Российский ежегодник теории права. 2009. № 2. С. 432-453.

Фердросс А. Международное право / Под ред.: Г. И. Тункина; Пер.: Ф. А. Кублицкий, Р. Л. Нарышкина. - М.: Иностранная литература, 1959. - 652 с.

Черниченко С. В. Личность и международное право / С. В. Черниченко. - М.: Междунар. отношения, 1974. - 168 с.

Бирюков П. Н. Международное право: учебник для бакалавров / П. Н. Бирюков. - М.: Юрайт, 2012. - 793 с.

Усенко Е. Т. Очерки теории международного права / Е. Т. Усенко. - М.: Норма, 2008. - 239 с.

Зивс С. Л. Источники права: монография. / С. Л. Зивс - М.: Наука, 1981. - 239 с.

Гавердовский А. С. Имплементация норм международного права / А. С. Гавердовский. - Киев.: Вища шк., 1980. - 320 с.

Кохман В. Н. Правовая инфильтрация норм международного права в уголовно-исполнительное законодательство Российской Федерации: монография / В. Н. Кохман, Н. И. Полищук. - Воронеж: Научная книга, 2008 - 205 с.

Мюллерсон Р. А. Соотношение международного и национального права / Р. А. Мюллерсон - М.: Междунар. отношения, 1982. - 136 с.

Ижиков М. Ю. Взаимодействие международного и внутригосударственного права в области защиты прав человека: дис. … канд. юрид. наук. М., 2012. - 218 с.

Размещено на Allbest.ru