Эволюция мотивации: от личной неприязни до вражды и ненависти к части общества

Размещено на http://www.allbest.ru/

Московский Городской Педагогический Университет

Эволюция мотивации: от личной неприязни до вражды и ненависти к части общества

доцент Ростокинский Александр Владимирович

В начале прошлого века М. Нордау предложил довольно популярную в последующем классификацию типов преступности, которая включает три неравные составляющие:

1) естественную (органическую) преступность, проявляющуюся в наиболее брутальных актах уничтожения, насилия и агрессии;

2) преступность, выступающую следствием неравенства, выражающуюся в различных посягательствах на экономический строй общества, постепенно эволюционирующую от примитивного грабежа к более интеллектуальным и ненасильственным формам присвоения и обмана;

3) преступность политическую, которая сопровождает усложнение законодательства, во многом лишенного опоры в нравственных и правовых представлениях, а также в традициях народа. Примерами последней могут быть как нарушения норм налоговых, технических актов, так и посягательства направленные на политическую систему.^[1]

Анализ современной криминальной статистики позволяет, на первый взгляд, усомниться в достоверности подобной классификации, поскольку основную массу преступлений составляют сегодня, кражи, грабежи и разбои, т.е. -- посягательства, направленные против собственности. Но это не вполне верно. мотивация преступность поведение несовершеннолетний

Во-первых, так называемые корыстные преступления (прежде всего, корыстно-насильственные) нередко совершаются под воздействием иных мотивов: месть потерпевшему, имуществу которого причиняется ущерб, стремление к доминированию в группе, желание обладать знаковыми или статусными вещами и т.п. -- когда собственно «меркантильные» соображения виновного отходят на второй план.^[2]

Во-вторых, массовые акты проявления агрессии на бытовом уровне и на уровне малых групп: от вербальных проявлений, до нанесения побоев, вплоть до убийств. Конечно, скрыть от регистрации и учета убийство, если обнаружен труп со следами насильственной смерти, значительно сложнее, чем причинение травмы, полученной, как пишут в протоколах, «в результате совместного распития». Но последние и попадают в поле зрения правоохранительных органов лишь в случае причинения серьёзных ранений, госпитализации пострадавшего или при поступлении от него заявления. Да и после существует масса приемов для прекращения расследования без привлечения кого бы то ни было к ответственности.^[3]

По собственным наблюдениям автора, уровень насильственной преступности в нашем обществе, как минимум, в 5-6 раз выше, тех показателей, которые получают ежегодное отражение в криминальной статистике. А если прибавить непреступные по закону мелкие хулиганства, нередко сопровождающиеся насильственными деяниями, то можно утверждать, что данный уровень выше, на порядок.

В-третьих, агрессия в отношении себе подобных является наиболее древним психологическим механизмом поддержания иерархии в коллективах высших животных, прежде всего, у приматов. По мере усложнения совместной деятельности она же применяется для самозащиты и защиты различных благ, наиболее важных для существования коллектива. Поэтому глубоко неверными являются попытки обосновать полезность брутальных агрессивных проявлений и связанных с ними деструктивных мотивов в современном обществе. Такая агрессивность, по мнению Э. Фромма, является злокачественной, не направленной на выживание вида, она не заложена в филогенезе, присуща только человеку и не имеет никакой другой цели, кроме получения удовольствия.^[4]

Отсюда, допустимо предположить, что основную массу преступности, прежде всего, посягательств против личности, составляют наиболее примитивные акты агрессии, насилия и проявлений жестокости, совершаемые обычно, в сфере быта и досуга.

Не следует забывать и такую эмпирически выявленную закономерность: в результате частого повторения поведенческие акты, ранее безусловно признававшиеся девиантными, приобретают подобие легитимности.^[5] Но общество и законодатель демонстрируют удивительное благодушие в вопросах уголовного преследования посягательств на личность, совершаемых в приватной обстановке.

Не претендует на оригинальность и предположение о том, что привычка решать различные конфликты насильственными способами формируется в раннем детстве и достаточно быстро проявляется в сфере общественно значимой деятельности, т.е. учебы. Здесь мы встречаем вторую совершенно алогичную реакцию общества, постепенно утрачивающего здоровые инстинкты.

Вместо незамедлительной реакции правовой системы и её представителей на деструктивное поведение малолетнего «агрессора», окружающие говорят: «мал ещё», «вырастет -- поумнеет», в лучшем случае взывая, без особых результатов, к благоразумию родителей. Тем самым у малолетнего нарушителя попросту формируется представление о собственной безнаказанности, а если в это время кого-то за подобные действия всё же наказывают, то и о собственной исключительности. Представления о сдерживающих факторах не формируются, упражнения в буйстве и озорстве продолжаются с возрастающей интенсивностью в течение последующих лет.

Стоит заметить, что многие государства, на правовые системы которых принято равняться, признают субъектом, находящимся под юрисдикцией системы ювенальной (детской или подростковой) юстиции уже 6-7 -- летних нарушителей.^[6] Доходит до абсурда: если 6-9 - летний ребенок ночует на улице, его изолируют, хотя бы и временно, в специальном учреждении со строгим режимом, а если 13-летний недоросль бьёт окружающих палкой по голове -- ограничиваются постановкой на профилактический учет и воспитательными беседами с делинквентом и его родителями. В результате подобной ювенальной «политики» мы же всё чаще сталкиваемся с «необоснованно» жестокими разбоями, истязаниями и даже убийствами, совершаемыми лицами, не достигшими возраста уголовной ответственности.

Характерно, что по мере усвоения насильственных приемов и способов разрешения конфликтов в условиях учебной или случайной группы, предприятия или организации, агрессивно-деструктивный мотив трансформируется в хулиганский мотив, который давно описан отечественными криминологами. От желания причинить вред конкретному лицу, он отличается стремлением «выделиться», продемонстрировать своё превосходство, удаль неопределенному случайной группе или кругу лиц, в том числе и путем причинения вреда определенному лицу.^[7]

Поскольку деятельность формально организованной группы, совокупности посетителей массового мероприятия, некоего коллектива, предприятия, местной общины и т.п. -- организуются, преимущественно, правовыми нормами. Она воспринимается всеми как «порядок». Тогда как результат дезорганизации этой упорядоченной деятельности, прежде всего, вследствие применения к кому-либо насилия, является именно «нарушением общественного порядка», независимо от того, кто и как пострадал, расстроился, возмутился и т.п.^[8]

Так, при совершении хулиганской акции конечной целью, не всегда четко осознаваемой и артикулируемой виновным, является причинение вреда многим, демонстрация своего пренебрежительного отношения к порядку, представляющему непонятное и потому угрожающее общество. Даже если некоторые элементы правопорядка реализуются в отсутствии многих граждан (например, сохранение общественного имущества, покой и личная безопасность определенного лица), то и в этом случае общественный порядок может быть нарушен. Важно, чтобы последствия нарушения были демонстративными, явными.

В июне 2007 г. в районном центре Убинске (Новосибирской обл.) было осквернено кладбище. Трое мальчиков 9-10 лет из неблагополучных семей собирали на кладбище еду, оставленную посетителями после праздника Троицы, и случайно повалили памятник. После этого все трое начали валить памятники и в результате повалили 15.^[9]

Следует отметить, что в подростковом возрасте происходит быстрое формирование деструктивных мотивов, отражающих недовольство социальным неравенством. Низкий культурный и образовательный уровень резко сужает круг тех воспитательных средств, которые можно было бы применить к несовершеннолетним делинквентам. Они не всегда в состоянии правильно оценить идеи, заложенные в политической и художественной литературе, кинофильмах, сообщениях СМИ, а также заведомо проигрывают более подготовленным ровесникам (и лицам старшего возраста) в конкуренции на рынке труда. Более успешные становятся объектом зависти, неприятия, а нередко, и агрессии еще в школе.

Однако и на этом уровне отечественный законодатель демонстрирует труднообъяснимый гуманизм, фактически исключая из сферы уголовного запрета все «ненасильственные» хулиганские действия, а возраст привлечения к ответственности за акты насилия по хулиганским, а теперь и по экстремистским, мотивам (ст.115, 116 УК РФ) -- повышает до 16 лет, да и то обуславливает рядом ограничений, связанных с привлечением к ответственности по делам частного обвинения. Возраст привлечения к уголовной ответственности за вандализм, казалось бы, снижен до 14 лет, но предусмотренные меры уголовного наказания, кроме условного осуждения, к 14-летним гражданам не применимы.

Так, 21.06.2007 г. в Санкт-Петербурге на Большой Конюшенной улице произошло нападение на 54-летнего епископа финской лютеранской церкви, который сделал замечание сквернословившим подросткам. Те отреагировали крайне агрессивно, избили епископа, который оказался в больнице с травмами головы. Радио «Эхо Петербурга» сообщило, что сотрудники правоохранительных органов сразу же предложили потерпевшему отказаться от заявления, чтобы «не возбуждать уголовное дело по пустякам».^[10]

В подобных случаях, утверждение хулигана о собственной исключительности и превосходстве, вполне согласуется с утверждениями о недостойности и неполноценности жертв, потерпевшей стороны, которые объявляются «противниками», первыми посягнувшими на права и свободу виновного. Отсюда - один шаг до выбора жертвы по признакам наличия (отсутствия) групповых особенностей, стигматизирующих данное лицо, как оппонента или конкурента. В таком случае, при посягательстве на представителя (предполагаемого представителя) некоторой общественной группы, именно данная группа и рассматривается виновным в качестве «противоборствующей стороны».

В подобных случаях «весьма кстати» приходятся как типовые приемы совершения преступлений, так и националистические, расистские и социал-реформистские лозунги, в изобилии предлагаемые СМИ и Интернетом. Вражды и ненависти, в том виде, в каком определяет их законодатель в п. «е» ч.1 ст.63 УК РФ, может не быть вовсе. Зато у малолетнего громилы или «виртуального» провокатора появляется возможность примерить романтический ореол борца за «общее дело» или «народного мстителя».

Так, 21.05.2006 г. два молодых человека, имевших короткие стрижки, одетые в голубые джинсы и высокие ботинки, напали на участников уличного шествия кришнаитов в г. Ярославле, избили гр-на Ч. Хулиганы были задержаны и доставлены в милицию, где они заявили, что «на протяжении длительного времени считают себя сторонниками националистической идеологии, скинхедами».

Задержанный Ж. «пояснил, что религиозной ненависти он не испытывает, однако их (кришнаитов, вайшнавов -- А.Р.) поведение, манеру одеваться считает ненормальным и вызывающим. Напал на кришнаита из чувства личной неприязни, каких-либо целей грубо нарушить общественный порядок или вызвать у окружающих ненависть к вере кришнаитов не имел».^[11] А кто-то ожидал услышать пассажи из Чемберлена и Киплинга? Остаётся гадать, на кого в следующий раз окажется направлена агрессия недорослей, у которых от идеологии -- одни «берцы» да лысые головы.

По мнению Д.А. Корецкого, полностью разделяемому автором, «сегодняшний убийца, бандит, разбойник и пресловутый террорист задолго до своего главного выхода на криминальную сцену дебютирует в актах хулиганства, нанесении оскорблений и побоев окружающим. Если первый же преступный «дебют» повлечет адекватное реагирование, второй -- ещё более жесткое наказание, то тяжкое преступление может и не состояться».^[12]

Таким образом, анализ мотивации преступного поведения необходимо проводить с учетом особенностей развития конкретного правонарушителя и особенностей эскалации его девиантного поведения. В структуре мотивов преступного поведения подростков преобладают не корыстные мотивы, а брутальные и агрессивные мотивы, выражающие стремление к обладанию, доминированию, разрушению в наиболее примитивных формах.

Действие в соответствии с этими мотивами «за пределами» межличностного общения в малой группе, в сфере взаимодействия персонально неопределенных субъектов правоотношений, характеризует хулиганские проявления. В сфере коллективного взаимодействия различных социальных общностей те же мотивы характеризуются как экстремистские или даже террористические, - в зависимости от непосредственных целей виновных.

Наконец, для того, чтобы реально затруднить мотивацию преступного поведения у несовершеннолетних, меры правового воздействия должны применяться к ним уже на ранних стадиях развития девиантности. Соответственно, и возраст привлечения к уголовной ответственности за совершение преступлений, предусмотренных частями вторыми ст. 115, 116 и 117 УК РФ должен быть снижен до 14 лет. Порядок производства по делам частного обвинения в этих случаях тоже не должен применяться.

Сноски

^[1] Цит. по: Ферри Э. Уголовная социология /Пер. с итал. М., 2005 С.210-213.