Инстанция истины: о соотношении норм языка и права в общественной коммуникации

Размещено на http://www.allbest.ru/

Инстанция истины: О соотношении норм языка и права в общественной коммуникации

Полотна классиков оживают в суде. По всем канонам реализма разыгрываются сюжеты то “Кающейся Магдалины”, то “Боярыни Морозовой”. Ответчики - журналисты, авторы скандальных публикаций, - с воодушевлением пытаются доказать, что в названии статьи “Траектория падения” нет ни одного обидного для истца намека, а выражение “заплечных дел мастера” и вовсе может быть рассмотрено в ряду синонимов к слову “мастер”.человеческий личность коммуникативный поток

Судьи, и без того замотанные тяжбами уголовного характера, просят уточнить, что такое … “синоним”. Гражданский иск о защите чести, достоинства и деловой репутации гражданина по факту распространения в печати сведений, не соответствующих действительности, вступает в лингвистическую фазу своего марафона.

Она, эта фаза перевода “с русского народного на русский литературный”, нередко является самой проблематичной в ходе судебного разбирательства. Автор, подаривший миру замысловатый образец словотворчества, претендует на истину в последней инстанции. Истец же, наоборот, апеллирует то к здравому смыслу, то к специалистам: пусть, мол, они разбираются.

Автору этих строк, специально изучавшему судебные дела по искам к средствам массовой информации, рассмотренные судами Алтайского края в 1995-1998 годы (проект по гранту Института “Открытое общество” - Фонд Сороса), приходилось держать в руках заключения экспертов самого различного свойства: от скрупулезного лексико-стилистического анализа, сделанного учеными местных вузов, до безапелляционных реляций адвокатов, толкующих лингвистический казус по школьному словарю. И - удивительно! - суды приняли все эти, мягко говоря, экспертные заключения во внимание при вынесении своих вердиктов. “Слово “охлократия”, - говорится в одном из таких решений, - не является ругательным, следовательно…”

“Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется”, - не о такой ситуации сказано, но относится к ней в полной мере. Смысловая многозначность слова, становясь причиной конфликта, все чаще и чаще заставляет Фемиду углубляться в тонкости лингвистических исследований. Демократизация общественной жизни, ее правовая регламентация как никогда остро поставили проблему ценности человеческой личности, защиту от посягательств на ее честь и достоинство. По данным Фонда защиты гласности (Законодательство, с.277), в 1995 году к редакциям СМИ было предъявлено 2827 исков о защите чести, достоинства и деловой репутации граждан. Не снизилось это количество и в последующие годы. Более того, вступление России в Совет Европы, ратификация Европейской конвенции о правах человека с особенной настойчивостью выдвигают проблему законодательного разрешения любого противоречия, связанного с правами личности.

Увеличение количества исков по делам о диффамации - прямое подтверждение того, что в стране начался процесс складывания правового пространства. Субъектами правоотношений становятся “отдельно взятые личности” в совокупности присущих им достоинств и недостатков. Реализовать свои притязания на место в системе общественных отношений они могут не иначе, как заявляя о себе публично. Стремительное развитие средств массовой информации, обогащение ее достижениями современных информационных технологий сделали ее не только доступной, но и сверхдоступной огромной массе. Потребитель, наконец, получил возможность смотреться не в одно гигантское, правильной формы, “зеркало народной жизни”, а выбирать любое - даже темное и кривое… Журналистика как способ творческой деятельности ответила на родовую сущность людей - потребность в рефлексии, самопознании и самовыражении.

Современное общество, лицом к которому повернулась и Россия, создает совершенно новые ценности, основанные на радикальной индивидуализации социума, нивелировании и атомизации общественной жизни. Демократические завоевания в нашей стране также способствовали утверждению самосознающей индивидуальности, культивирующей свою отличность и автономность как ключевые жизненные ценности. Творчество, со-творчество (для аудитории) в сфере информации моментально отразило попытки таких рефлексирующих личностей увидеть мир в индивидуальном измерении.

Утверждение, что индивидуальное есть “живое зеркало универсума” (В.Лейбниц) поляризует ряды не только потребителей, но и самих создателей информации. И если последователи незыблемости эвклидовых измерений действительности придерживаются охранительных позиций и не отступают от традиций общезначимости фактов, то радикальные сторонники индивидуалистических прорывов к истине не стесняются в способах саморефлексии, неотличимых порой от самораздевания.

С одной стороны, почвой для буйного расцвета диких побегов индивидуализма послужило современное социальное пространство, отличающееся неопределенностью и нестабильностью. С другой стороны, фигуры демонстративного поведения мастеров эпатажной журналистики с четкой графической определенностью выявляют “разрешающие возможности сознания и мышления”. Эпатаж нередко соседствует с грубым хулиганством и попранием прав других личностей. Как быть в таком случае?

Информационная картина мира все основательнее фрагментируется изысками мыслительных концепций, не только отражающих, сколько выражающих человеческое бытие. Это одно из проявлений свободы информационной деятельности и в конечном итоге - творчества личности. Следовательно, должны складываться новые коммуникативные конвенции человеческой автономности и общности в опытах “публичной рефлексии” - в эфире или на страницах печати.

Сфера публичного, общественного, опредмечивается различными семиотическими системами, важнейшей из которых является язык - речь устная и письменная. Следовательно, заявить о себе публично - значит найти словесно-образную форму, адекватную существующей в данный момент социокультурной и правовой норме. Но у этой проблемы есть, по крайней мере, два обстоятельства, делающих ее “перпетуум мобиле” для вновь и вновь возникающих противоречий. Во-первых, какой должна быть соотнесенность норм языка и права, чтобы публичный характер личных притязаний не посягал на права других - в том числе общества и государства? И во-вторых, какие инстанции и на основе каких шкал и методик могли бы “уравновешивать” на весах Фемиды легкость слова с грузом ответственности за него? Толковый словарь русского языка есть далеко не у всех судей…

О том, что правовая и языковая нормы нуждаются в квалифицированном осмыслении специалистов, первыми заговорили практики - юристы и журналисты. В функции Судебной палаты по информационным спорам при Президенте РФ входит и оказание экспертной помощи средствам массовой информации, органам правосудия при возникновении проблем “лингво-текстологического характера” (Законодательство, с.290). Многообещающим в отношениях журналистики и права оказался опыт “специального комплексного научного исследования… допустимости и правомерности использования тех или иных языковых средств в текстах СМИ”( Понятие чести и достоинства, с.8), предпринятый Фондом защиты гласности при поддержке Центра права и средств массовой информации. Речь идет об издании пособия “Понятия чести и достоинства, оскорбления и ненормативности в текстах права и средств массовой информации”. Журналисты из “первых уст” специалистов-лингвистов получили рекомендации по “смысловой защите” текстов, разъяснения по характеру лингвистического статуса инвективной, ругательной, обсценной лексики и фразеологии.

Но возможно ли выдать подробные инструкции на все случаи жизни? Возникали и будут возникать разночтения и нестыковки смыслов написанного журналистами и воспринятого читателями. Более того, развитие социальной коммуникации, основанной на современных информационных технологиях, не только не предполагает, но и тысячекратно усиливает “синдром публичности” любого высказывания. Электронные версии печатных изданий, гипертекстовые сайты телевизионных и радиоканалов делают достоянием публики не только конечный продукт творчества, но и позволяют приобщиться к особенностям его создания и оформления. Интерактивные методы создания социокультурного пространства, сотворчество в рамках масс-медиа выносят на публику поток “черновых”, ранее не предназначавшихся для всеобщего обозрения, набросков коммуникативных актов. Все становится достоянием всех и почти мгновенно.

Современные интенсифицированные коммуникативные потоки не только преображают социокультурное пространство СМИ, но и подобно взрывной волне сметают опознавательные маяки - когнитивные коды информации, обеспечивающие общественное взаимопонимание. Детерминантами этих процессов становятся и новые коммуникативные стратегии, взятые на вооружение журналистами. Тенденция к преобладанию фактографичности, а вместе с ней и редуцированных форм интериоризации социальной жизни, “вестернизация” журналистики, опредмечивание новых, ранее неявных реалий (насилие, секс, катастрофы и т.п. ), привели к таким потрясениям в социокультурном пространстве масс-медиа, которые исследователи определяют как “шизосемиозис” (Суслова, 1996, с.42). Информационная “агрессия” не могла не вызвать потрясений конвенциональных основ общественного взаимопонимания. Смена полюсов положительного и отрицательного, шокотерапия натуралистически представленными фактами породили основу сокрушительного для российского самосознания конвенционального кризиса.

По результатам кросс-культурного исследования, проведенного учеными Института психологии РАН, на современном этапе “Преобладание морального сознания является первой характеристикой российского менталитета” (Абульханова, 1997, с.23). Деструктивная коммуникативная стратегия СМИ подрывает основу менталитета, построенного на доминанте морали, на соотнесенности в народном представлении идей правды и справедливости. Конвенциональный кризис выражается в том, что современный контекст этико-правовой культуры, широко представляемый СМИ в качестве демократических социальных преобразований, резко контрастирует с еще живыми нормами и традициями коллективистской (социалистической - в лучшем своем проявлении) морали. Отсюда - склонность масс рассматривать все происходящее в терминах морали.

В конвенциональном кризисе “моральных устоев” кроются истоки многих конфликтных ситуаций постперестроечного общества, ставших поводом для судебных исков. В народных судах Алтая - районном, а потом краевом - два года разрешалось дело о защите чести, достоинства и деловой репутации “первых лиц” края - губернатора, его замов и председателя Законодательного собрания. Ответчиком выступал Совет Алтайской организации партии “Демократический выбор России”, который в своей политической листовке назвал бывших “товарищей” “героями капиталистического труда”. В ходе предусмотренной судебной процедурой открытой состязательности истцы и ответчики занимались “дискурсивным” анализом оскорбительного для одной стороны и утвердительного для другой - словосочетания. Доводы носили в основном умозрительный характер и сводились к чисто моральным определениям. Суд согласился в конечном итоге с доводами истцов о том. что присвоение им звания “героев капиталистического труда” носит оскорбительный характер. При этом решающую роль сыграли представления о том, что в обществе господствует мнение об отрицательном характере капиталистического труда.

Отечественные психологи выяснили, что “социальные представления, являясь ведущими на современном этапе развития России, выполняют реальную жизненную и социальную функцию”, но именно сегодня “… в обществе произошла дифференциация по комплексу социальных представлений, в каждом из которых образовались разные смысловые и функциональные “гештальты” (Абульханова, 1997, с. 34).

Поскольку социальные взаимоотношения носят публичный характер, то и конвенциональный кризис, несовпадение представлений той или иной “конвенциональной морали”, постоянно выражается в рассогласовании “гештальтов” в самых неожиданных моментах коммуникации. При чем, рассогласование происходит как по социальному, интеллектуальному, так и чисто психологическому признаку. Слишком настойчивое, порой агрессивное утверждение одного из участвующих в публичной коммуникации может неожиданно вылиться в затяжной кризис.

Краевая газета “Алтайская правда” в течение года в трех публикациях обличала алчных хозяев приватизированной квартиры, которые улучшили свои жилищные условия в ущерб соседям по дому. Судя по заголовкам публикаций: “Атланты держат хаты на собственных ушах” (“Алтайская правда”, 1997, 15 февр.), “Атланты все еще держатся” (“Алтайская правда”, 1997, 6 марта), “Куда он клюнул вас, петух эркера?” (“Алтайская правда”, 1998, 2 февр.), - авторы публикаций были абсолютно уверены в истинности своих представлений о сути происходящего. Но стоило одному из “героев” газетных статей пригрозить судебным иском о защите чести, достоинства и деловой репутации, как редколлегия в официальном опровержении добровольно, без судебного решения, принесла свои извинения. За что же расшаркивалась перед “умаленным” ею гражданином одна из крупнейших региональных газет страны? Вот как сообщает об этом сама редколлегия в тексте опровержения:

“Как объяснил Заславский , оскорбительными, на его взгляд, являются выражения “новые русские”, “творец нового быта” и следующая цитата: “…в один прекрасный момент ванна могла пожаловать на обед к Хановичам (или на завтрак, ужин). Как шутили друзья Валентина Евсеевича, хорошо, если с хозяйкой, все же зрелище…”. Приносим свои извинения, особо - нотариусу Евгении Иконниковой, в отношении которой автор высказал столь нелепое предположение” (Вокруг эркера )

Явная ирония, которой сопровождается акт публичного покаяния газеты, в данном случае лишь прикрывает досаду по поводу того, что приходится “посыпать голову пеплом”. Не потому, что суд, обратись туда истец с иском на газету, возьмет, да истолкует выражение “новые русские” как оскорбительное для приличного человека. (Хотя и это возможно при нынешнем состоянии лингвистической экспертизы.). Вариант досудебного разрешения конфликта был выбран скорее потому, что в предыдущих публикациях были упущены некоторые факты, в совокупности своей, по мнению истца, носящие оскорбительный характер. Признаваясь в упущениях, газета вновь иронизирует:

“Как утверждает Заславский, стены эркера, не предусмотренные первоначальным проектом, сложены в полкирпича, а не в кирпич, как написано в репортаже. Кроме того, в заявлении содержатся утверждения, что ванна и унитаз новых хозяев имеют не европейское происхождение, а пол покрыт не ламинатом. Нет слов - ошиблись. Приносим извинения за неточность”.

Между тем, у слова “неточность” есть синонимы: “направильность”, “ошибка” (Александрова, 1969, с.281 ). Именно в этом значении “неточность” выступает в качестве юридического термина “распространение фактов, не соответствующих действительности”. На уровне здравого смысла неточность сообщенной информации как раз и воспринимается человеком как умаление его чести и достоинства, поскольку это - неправда, ложь, полуправда, ложь умолчанием.

Судебные тяжбы по поводу защиты чести, достоинства и деловой репутации растягиваются на месяцы, а то и годы в большинстве случаев именно по причине сложности лингвоюридического толкования преднамеренности или случайности появления в публичной коммуникации таких семантических фигур, как умолчание и полуправда.

Когда в судебном заседании разбирается ситуация, вызванная “фигурой умолчания” в публичном тексте, стороны напоминают героев платоновского “Чевенгура”: каждый понимает свое, родное, не понимая…того, что все это значит. Нет единства и у квалифицированных исследователей. Всесторонне рассматривая такие явления, как “ложь умолчанием” и “полуправда”, В.Свинцов, например, отмечает определенные затруднения в их определении. (Свинцов, 1994, с.36 ). Одни ученые “ложь умолчанием” приравнивают к обычной лжи, другие квалифицируют ее как дисимуляционную дезинформацию ( в отличие от элементарных ложных сообщений - симуляционной дезинформации ). Парадоксально уже само по себе сочетание терминов “ложь” и “замалчивание” в одной речевой конструкции. Ведь ложь (дезинформация) содержится в высказываниях, не соответствующих действительности. То есть, как и истина, ложь предполагает продуцирование высказываний. Но можно считать дезинформацией, ложью ситуацию, в которой высказывание как таковое отсутствует и вместо него имеется некий “атом молчания”? Каким образом некая “информационная пустота” принимает на себя дезинформационную функцию?

Исследователь В. Свинцов предлагает в качестве одного из вариантов разрешения этого парадокса введение понятия о нормах коммуникации. В общем виде эти нормы можно выразить в следующем: из множества всех фактов, потенциально доступных передаче, выделяется подмножество, образующее поле облигативной информации - информации, обязательной для передачи. Если какой-либо факт, входящий в поле облигативной информации, имеет место, то коммуникатор обязан сообщить об этом реципиенту. Совокупность подобных информационных установок и образует систему коммуникационных норм.

В нарушении коммуникационных норм и заключается сущность феномена “ложь умолчанием”. В чистом виде она встречается редко - в тех случаях, когда отсутствует не только информация о данном факте, но и вообще какое бы то ни было сообщение, которое коммуникатор направил реципиенту. Гораздо чаще встречаются сообщения, которые содержат набор ( и подчас большой) достоверных сведений, однако данные о каком-то факте, входящем в поле облигативной информации, отсутствуют. Таким образом, “ложь умолчанием” образует как бы глубинную основу полуправды, которая включает в себя сообщения или группы сообщений, в которых отсутствуют элементы облигативной информации, вследствие чего у реципиента возникает ошибочное, ложное представление о каком-либо объекте.

Но что значит “коммуникатор должен информировать реципиента о некоем факте”, если последний не входит в поле облигативной информации? Понятие долженствования может охватывать разные по своей природе и силе действия нормы коммуникации. В зависимости от этого можно говорить о разнообразных коммуникативных конвенциях (метаинформационных). Главное различие между ними состоит в степени строгости, определенности (фиксированности) двух нормативных элементов - информационного статуса коммуникантов и поля облигативной информации. С этой точки зрения, по мнению В. Свинцова, могут быть выделены 3 типа коммуникационных кон- венций:

1. В некоторых социально-информационных конвенциях оба вышеуказанных элемента зафиксированы с оптимальной степенью строгости. Это конвенции, в которых официально ( юридически или административно) определены позиции коммуникантов и столь же четко обозначено поле облигативной информации. Здесь обычно действуют, так называемые, сильные нормы, нарушение которых влечет за собой применение соответствующих санкций. Речь идет о ситуациях, обязанность сообщать всю полноту информации о которых возлагается соответствующими законами на лиц, отвечающих за ту или иную сферу общественной жизни. Это работники АЭС, санэпидемслужб, МЧС и других инстанций, напрямую связанных с жизнью, здоровьем и безопасностью общества. Журналисты освобождены законами от ответственности за достоверность сообщенной ими информации, но свободны в форме ее обнародования, способах верстки на газетных полосах и монтажа в выпусках теле- и радиопередач. Вот здесь-то и происходят разногласия, связанные с поводом для возбуждения иска о защите деловой репутации организации, фирмы, учреждения. Подобные дела в гражданских судах относятся к категории самых “долгоиграющих”: попробуй, определи “по закону” степень вины редакции газеты, ненароком поместившей публикацию “не в том” содержательном контексте! ( Так, в народном суде Центрального района г. Барнаула два года рассматривается иск о защите деловой репутации газеты “Купи-продай” к управлению по антимонопольной политике, обвинившему редакцию в корыстном использовании данных об одной коммерческой фирме. В традиционных методах анализа конфликта просматриваются некие намеки, намерения, аллюзии - те интенциональные эффекты, которые как раз и задевают за живое. Но как представить их в прокрустовом ложе объективных доказательств?).

Существуют явные (официально зафиксированные) коммуникативные конвенции, в которых точно определенные позиции коммуникантов сочетаются с размытыми представлениями об облигативной информации. Такие конвенции широко распространены в различных информационных каналах, где циркулируют “восходящие” и “нисходящие” отчеты, сводки и прочая официальная документация. Так как в данном случае поле облигативной информации не определено с должной степенью точности, создаются возможности манипулировать благоприятной и неблагоприятной для коммуникатора информацией. В рамках этой явной коммуникативной конвенции , в основном, и вершится авторский произвол, называемый ( в судебных заседаниях особенно пафосно) свободой интерпретации и правом на использование информации. (Судьи, далекие от проблем интерпретации смысла и структурирования текста, ищут хоть малейшую зацепку из мира привычных критериев. И - неудивительно! - находят их. Так, иск следователя прокуратуры Железнодорожного района г. Барнаула к газете “Вечерний Барнаул” после долгих разбирательств был направлен в русло традиционного умаления чести и достоинства путем распространения недостоверной информации. На самом же деле автор публикации нарушил процессуальным кодексом определенную норму работы с информацией по делу, находящемуся на расследовании, и самовольно вынес на страницы газеты “рабочую”, не имеющую окончательной силы версию.)

Существуют некие неявные коммуникативные конвенции, в которых не только статус коммуникантов не может быть точно зафиксирован, но и граница между облигативной и факультативной информацией, по сути дела, всегда размыта. Конвенции этого типа реализуются в большинстве публицистических и даже информационных материалов масс-медиа, открывая широкие границы как для творчества, так и … нарушения законов о защите чести и достоинства, защите информации и т.п. Разбирая подобные конфликтные ситуации, судьи не сразу могут определить, можно ли считать оценку журналиста “сведениями, не соответствующими действительности”. Как правило, за попытку “свое суждение иметь” редакциям приходится расплачиваться морально и материально. Но по-настоящему проведенная экспертиза может дать совершенно нетипичные для нынешней судебной практики результаты. Так, Арбитражный суд Свердловской области, рассмотрев в судебном заседании дело по иску Свердловской государственной телерадиовещательной компании к ИЧП И.В. Шеремета “Телевизионное агентство Урала”, пришел к выводу, что передачи, которые стали поводом для искового заявления, действительно содержат резкие и недостаточно корректные высказывания в адрес СГТРК, но эти высказывания носят оценочный характер, выражают позицию и отношение ответчика к работе СГТРК, конкретных фактов или сведений, порочащих деловую репутацию истца, в своих текстах не имеют. То есть, содержание этих передач не подпадает под признаки распространения сведений, не соответствующих действительности и порочащих деловую репутацию СГТРК.( Руки развязаны, 1997, с.1) Случай нечастый, так как право журналиста “излагать свои личные суждения и мнения”, нормированные статьей 47 Закона РФ о СМИ, признается “де юре” только при самом квалифицированном анализе характера оценочности в тексте.

Таким образом, знание норм коммуникации, умение грамотно провести текстологическую экспертизу может обеспечить соответствие букве и духу закона анализ самой каверзной ситуации. Пока же журналист в ходе судебного заседания упорно доказывает свое право отбирать и интерпретировать факты, истец же апеллирует к статьям 49 и 51 “Законодательства РФ о СМИ”, обязывающим давать исчерпывающую и достоверную информацию. Адвокаты и судьи тщательно следят за состязательностью сторон в судебном заседании, не вмешиваясь активно в “урок правописания”. Разбирательство, грозящее зайти в тупик, на какое-то время проясняет заключение эксперта. Иногда - лингвиста, но чаще всего - работника сферы, приближенной к объекту конфликтной ситуации. Так, в судебном иске к районной газете “Тальменская жизнь” экспертом выступил безымянный отдел информации комитета по печати и информации Администрации края. По иску к Рубцовской телекомпании “ТВ-3” экспертное заключение выдано заместителем редактора городской газеты “Местное время”. Об уровне экспертизы можно судить хотя бы по последнему из них: “В своем собственном кратком комментарии в репортаже из зала суда журналист Л. Жовнир использовала только нормативную лексику русского литературного языка, нет в нем слов и выражений грубой эмоциональной окраски”.

Мольеровский господин Журден не знал, что говорит прозой…Ни о каком анализе нарушения норм языка, стиля, коммуникативных конвенций речи, конечно, не ведется. Суды принимают решения на основе формализованных признаков соответствия общеупотребительным нормам права, языка и морали. Но, как выясняется, все эти области претерпевают сокрушительные изменения, будучи включенными в процессы современной публичной коммуникации. Следовательно, приближением к истине должны заниматься специалисты подобающей квалификации.

Создание института экспертов юрислингвистической и лингвоюридической специализаций актуально для практики судебного разрешения споров, связанных с функционированием масс-медиа. Процесс складывания правового пространства уже не может обойтись без специального - постоянно действующего при судах или временно создаваемого, экспертного совета по проблемам корректности вербальных видов коммуникации. Судебная палата по информационным спорам при Президенте РФ, Фонд защиты гласности и Центр права и СМИ, зарекомендовавшие себя в качестве профессиональных арбитров и посредников, могли бы разработать и предложить в качестве обязательных рекомендации по составу и уровню компетенции экспертов, которым позволительно доверять лингво-текстологическую экспертизу в судах различной инстанции.

…Чем черт не шутит, пока бог спит! Как сообщили источники электронного списка рассылки материалов “rjour-l mailing list”, казаки Войска Донского, явно не доверяя суду, приняли решение высечь плетьми корреспондента газеты “Комсомольская правда” за умаление чести и достоинства своего атамана. С момента написания письма турецкому султану казаки, как известно, слывут крупными знатоками слова. Значит, они поняли бы заключение профессионального эксперта, не прибегая к публичной порке.

Литература

Абульханова К.А. Российский менталитет: кросс-культурный и типологический подходы // Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики. - М., Институт Психологии РАН, 1997.

Александрова З.Е. Словарь синонимов русского языка. - М., Сов.Энциклопедия, 1969.

Вокруг эркера // Алтайская правда. - 1998, 23 июня.

Законодательство Российской Федерации о средствах массовой информации. - М., Гардарика, 1996.

Понятие чести и достоинства, оскорбления и нормативности в текстах права и средств массовой информации. - М., Права человека, 1997.

Руки развязаны? // Факс. Журнал уральских журналистов. - 1997. - №4.

Свинцов В. Правда, которая не является правдой // Свободная мысль. - 1994. - №2/3. - с.30-38.

Суслова О.Ю. Шизосемиозис коммуникативного пространства в постсовременности // Коммуникации в культуре. - Петрозаводск, 1996.

Размещено на Allbest.ru