Требование разумности в соотношении с требованием добросовестности в гражданском праве

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

кандидата юридических наук

Требование разумности в соотношении с требованием добросовестности в гражданском праве

Специальность 12.00.03 - Гражданское право; предпринимательское право; семейное право; международное частное право

Мазур Ольга Вадимовна

Санкт-Петербург - 2012

Работа выполнена в Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов»

Научный руководитель - доктор юридических наук, профессор Сергеев Александр Петрович

Официальные оппоненты: Тычинин Сергей Владимирович доктор юридических наук, профессор Белгородский государственный университет, заведующий кафедрой гражданского права и процесса

Павлов Андрей Анатольевич кандидат юридических наук, доцент Санкт-Петербургский государственный университет, доцент кафедры гражданского права

Ведущая организация - Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Казанский (Приволжский) федеральный университет"

Защита диссертации состоится “___” ___________ 2012 года в "__" часов на заседании диссертационного совета Д 212.237.16 при Федеральном государственном бюджетном образовательном учреждении высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов» по адресу: 191023, Санкт-Петербург, Москательный переулок, дом 4 (юридический факультет), ауд. 102 (конференц-зал).

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Федерального государственного бюджетного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Санкт-Петербургский государственный университет экономики и финансов»

Автореферат разослан “__” ___________ 2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета А. Б. Новиков

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность темы исследования. Принятие Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК РФ) ознаменовало не только новый этап в развитии рыночных отношений, но и явило собой новое слово в законотворческой технике, обогатив юридический инструментарий обилием нормативных конструкций с так называемым открытым содержанием, позволяющих учитывать конкретные обстоятельства дела, которые сложно отразить и закрепить в законе или подзаконном акте (оценочная терминология). Общее количество используемых разновидностей «каучуковых норм», названных так за широту содержания и гибкость в толковании, в действующем ГК РФ превышает семь десятков. Значительное число таких норм может быть сгруппировано вокруг соответствующего формирующего понятия («разумный», «добросовестный», «обычный», «существенный» и т. д.). При этом идущая масштабная реформа гражданского законодательства демонстрирует все более активное использование оценочной терминологии .

Учитывая столь широкий диапазон оценочных понятий, появившихся в современном гражданском законодательстве, их научное исследование становится важной теоретической основой для формирования единообразной правоприменительной практики, значение которой для стабильного гражданского оборота сложно переоценить.

Применению оценочных понятий с неизбежностью предшествует их толкование, особенности которого обусловлены абстрактностью и подвижностью содержания таких понятий. Судьи при толковании оценочной терминологии «будут черпать решение из своего субъективного правосознания или из своего правового чувства». Такой субъективный подход правоприменителя может привести к непредсказуемости правовой квалификации ситуации для участников гражданского правоотношения. Однако учитывая интенсивное развитие гражданского оборота, появление новых видов и способов заключения договоров, законодатель не в силах обеспечить баланс интересов субъектов гражданских правоотношений без использования «каучуковых» норм, позволяющих частично разделить ношу определения справедливой модели поведения с правоприменителем и с самим субъектом права.

Одной из наиболее распространенных оценочных категорий является категория «разумности». Понятие «разумность» является новеллой современного гражданского законодательства и впервые появилось в Основах гражданского законодательства Союза ССР и республик 1991 года, где упоминалось лишь в одной статье, говорившей о разумном сроке исполнения обязательства . Между тем, в действующем ГК РФ оценочные понятия, производные от термина «разумность», упоминаются более чем в 60 статьях и составляют группу наиболее используемых оценочных понятий. Широта поля толкования таит в себе опасность потери определенности права. Одним из подходов к решению соответствующей проблемы является поиск и систематизация единообразных критериев оценки требования разумности действий субъекта с учетом обобщения соответствующей судебной практики, анализа выработанных в доктрине подходов к толкованию и заимствования положительного опыта зарубежных правовых систем.

Степень научной разработанности темы исследования. Интерес к проблеме «каучуковых норм» проявился в российской цивилистике на рубеже 19-20 веков (работы И. А. Покровского и И. Б. Новицкого) и объясняется, в частности, тем, что составители проекта российского Гражданского уложения в определенной степени ориентировались на принятые в то время Германское гражданское уложение (далее - ГГУ) и Швейцарское гражданское уложение (далее - ШГУ) как на акты, отражавшие наиболее прогрессивные достижения в правовой науке того времени. Свободное судейское правотворение, возведенное в ранг принципа, явилось характерной чертой ГГУ и ШГУ, а установление так называемых «генеральных оговорок» (еще один термин для норм с оценочным содержанием) признавалось одной из наиболее значительных особенностей данных кодификационных актов.

В Гражданских кодексах РСФСР 1922 и 1964 года (далее соответственно - ГК 1922 г. и ГК 1964 г.) использовалось незначительное количество понятий с оценочным содержанием. Неактуальность данной проблемы для цивилистики советского периода подтверждается также и тем, что сам термин «оценочные понятия» употреблялся и рассматривался в основном в рамках уголовно-правовой науки.

При этом следует отметить, что ни в дореволюционной, ни в советской цивилистической литературе категория разумности не становилась предметом самостоятельного исследования, в то время как исследованию понятия добросовестности посвящено немалое число научных работ. Это можно объяснить тем, что, как указывалось выше, термин «разумность» появился в российском гражданском законодательстве только в 1991 году.

Однако и за последние 20 лет ситуация кардинальным образом не изменилась. Среди современных работ, касающихся анализа категории разумности в российском гражданском праве, следует назвать публикацию Д. А. Гараймовича, диссертационные исследования Ю. В. Виниченко и Л. В. Волосатовой, а также монографии В. И. Емельянова и М. Ф. Лукьяненко. При этом попытка провести сопоставительный анализ понятий разумности и добросовестности и обосновать самостоятельное значение требования разумности в механизме гражданско-правового регулирования была предпринята по существу только в работе В.И. Емельянова , многие положения которой являются довольно спорными и требуют комплексного переосмысления, в том числе с учетом опыта развития правоприменительной практики за последние 10 лет и идущей реформы гражданского законодательства.

Проблема использования оценочной терминологии в обязательственном праве широко освещается и продолжает считаться дискуссионной в зарубежной юридической литературе. Особую актуальность данная тема приобретает в рамках происходящей гармонизации и унификации европейского законодательства, создания актов lex mercatoria и активных попыток разработки в течение последних 10 лет проекта Европейского гражданского кодекса (в рамках Европейского союза), призванного учитывать как догмы континентальной правовой системы, так и принципы системы общего права. Однако, к сожалению, наработки зарубежной доктрины и правоприменительной практики зачастую заимствуются в российском праве обрывочно, бессистемно и непоследовательно, что, в частности, и имеет место в отношении вошедшей в отечественное гражданское законодательство 20 лет назад категории разумности.

В связи со сказанным назрела необходимость проведения комплексного исследования содержания требования разумности в российском обязательственном праве применительно к современным правовым реалиям и с учетом опыта зарубежных правовых систем, из которых исследуемая правовая категория заимствована.

Объектом исследования являются регулируемые гражданским правом общественные отношения, возникающие в связи с вступлением субъектов в переговоры о заключении договоров, а также в рамках исполнения договорного обязательства. Действия субъектов гражданских правоотношений рассматриваются с точки зрения соответствия требованию разумности как принципу осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей.

Предмет исследования составляют правовые проблемы, возникающие в процессе применения и толкования норм гражданского права, в которых оценочное понятие «разумность» используется в контексте установления требования к действиям субъекта при возникновении и исполнении договорного обязательства. Исследуется вопрос о возможности применения требования разумности как общего принципа осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей.

Цели и задачи диссертационного исследования. Целью настоящей работы является исследование природы и роли оценочных понятий в гражданско-правовом регулировании на примере категории разумности с акцентом на рассмотрение проблемы определения единообразных стандартов оценки. Цель работы предопределила постановку следующих задач:

1) исследовать теоретические воззрения на структуру оценки при толковании оценочных понятий с целью обоснования позиции о необходимости формулирования объективных (эталонных) стандартов оценочных понятий без опасения утраты гибкости правового регулирования;

2) составить представление о подходах к толкованию категорий разумности и добросовестности в зарубежных правопорядках, проанализировать концептуальные различия в системах общего и континентального права и компромиссные концепции, изложенные в актах lex mercatoria; правовой добросовестность гражданский разумность

3) провести сопоставительный анализ требований разумности и добросовестности в российском гражданском праве, зачастую использующихся в судебной практике и юридической литературе как синонимичные и взаимозаменяемые понятия;

4) выявить на основе анализа российской и зарубежной правоприменительной практики и доктрины признаки поведения субъекта, отвечающего требованию объективной добросовестности (разумности) на различных этапах развития правоотношений;

5) раскрыть на примере нормы о разумном сроке особенности содержания понятия разумности в случаях, когда соответствующее требование к поведению субъекта специально предусмотрено законом (в отличие от универсального требования, следующего из общего принципа осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей).

К сожалению, ограниченный объем диссертации не позволяет остановиться на всех аспектах применения категории разумности в российском гражданском праве. Поэтому за рамками настоящей работы остались такие важные вопросы, как применение разумности как принципа гражданского права для целей толкования правового текста и восполнения пробелов в рамках аналогии права, специфика толкования требования разумности в корпоративных отношениях и некоторые другие.

Методологическую основу исследования составили общенаучные и частно-научные методы: исторический, логический, системно-структурный, формально-юридический и сравнительно-правовой.

Теоретической основой диссертационного исследования послужили труды таких известных отечественных ученых, как С.С. Алексеев, М.И. Брагинский, С.И. Вильнянский, В.В. Витрянский, В.П. Грибанов, В.И. Емельянов, Т.В. Кашанина, А.Г. Карапетов, М.Ф. Лукьяненко, И.Б. Новицкий, С.В. Сарбаш, А.П. Сергеев, К.И. Скловский, А.Ф. Черданцев. В процессе подготовки исследования было учтено теоретико-правовое наследие выдающихся дореволюционных ученых (Д.И. Мейера, Л.И. Петражицкого, И.А. Покровского, В.И. Синайского, Г.Ф. Шершеневича и др.).

Учитывая недостаточную разработанность рассматриваемой темы в российской литературе использовались также англоязычные работы зарубежных исследователей в области частного права: C.B. Andersen, K.P. Berger, P.X. Bout, S.J. Burton, F.L. Carlsley, L.A. DiMatteo, J.C. Duncan, E.A. Farnsworth, S. Grammond, M. Hesselink, E. Hough, W. Joachim, P. Jones, C. Kunz, O. Lando, C. Liu, H. MacQueen, G. Mantese, D. Meagher, L. Russi, P. Schlechtriem, V. Sims, L. Spagnolo, R. Summers, W. Tetley, J. Vilus, A. Zuppi и др.

Эмпирическую базу исследования составили нормы российского и зарубежного частного права, положения российской и зарубежной судебной практики.

Научная новизна и результаты исследования. В диссертации впервые предложен комплексный поход к формулированию объективных (эталонных) стандартов для оценки соответствия поведения субъекта гражданского правоотношению требованию разумности. В исследовании приведены рекомендации по совершенствованию законодательства и судебной практики, в том числе, выявлены нормативные конструкции, в которых использование оценочного термина «разумность» не оправдано.

Научная новизна исследования раскрывается в следующих сформулированных автором выводах и положениях, выносимых на защиту:

1. Оценочные понятия предлагается рассматривать как законодательные конструкции с открытым содержанием, интерпретация которых осуществляется правоприменителем путем оценки обоснованности ситуационных отклонений от стандартов оценки, закрепленных в законе и/или разъяснениях высших судебных инстанций посредством установления определенных эталонов или перечисления критериев для их определения.

Это позволяет говорить о необходимости выделения двух стандартов толкования оценочных понятий. Объективный (эталонный) стандарт, который должен закреплять примерные признаки оценочных понятий, целесообразно закрепить в законе и/или разъяснениях высших судебных инстанций. Субъективный стандарт представляет собой модификацию объективного (эталонного) стандарта с учетом реальной правоприменительной ситуации, что позволяет ограничить пределы судейского усмотрения посредством обоснования расхождения субъективного стандарта с объективным.

2. Требование добросовестности в российском обязательственном праве предполагает оценку (1) субъективного состояния лица с точки зрения его фактической честности, обоснованной убежденности в правомерности собственных действий (субъективная добросовестность) и (2) объективного соответствия действий субъекта разумным ожиданиям определенных третьих лиц, для защиты которых исходя из требований закона или из существа обязательства и установлено требование добросовестности (объективная добросовестность). Одним из условий признания лица добросовестным будет объективное соответствие его поведения разумным ожиданиям третьих лиц, или иными словами, разумность его поведения, что и позволяет рассматривать разумность и объективную добросовестность как синонимичные понятия. При этом разумность действий субъекта для целей признания его добросовестным не предполагает, по нашему мнению, обязанность действующего субъекта обеспечить при каждом своем юридически значимом действии справедливый баланс собственных интересов и интересов третьего лица.

Специальное использование законодателем термина разумность в отдельных нормах обязательственного права указывает, на наш взгляд, на то, что в соответствующих случаях обоснованные ожидания того лица, в чьих интересах установлено требование разумности, в отношении поведения действующего субъекта являются более высокими, чем в тех случаях, когда закон прямо не оперирует термином разумность, и могут предполагать обязанность действующего субъекта обеспечить справедливый баланс собственных интересов и интересов того лица, для защиты которого установлено требование разумности. С учетом изложенного предлагается различать два аспекта (уровня) требования разумности в российском обязательственном праве: (1) разумность действий субъекта как условие соответствия общему требованию объективной добросовестности (обоснованность и последовательность действий) и (2) разумность действий субъекта в случае, когда соответствующее требование к поведению субъекта специально предусмотрено законом (эффективность действий).

3. Сложившаяся в последние годы судебная практика по оспариванию сделок по мотиву их убыточности или невыгодности со ссылкой на норму ст. 10 ГК РФ крайне противоречива и требует переосмысления. Ситуацию неосмотрительного заключения договора на невыгодных для лица условиях следует отличать от злоупотребления бедственным положением, доверительным отношением или неопытностью другой стороны с целью получения чрезмерной выгоды или необоснованного преимущества.

Несоразмерность встречных предоставлений по договору сама по себе не может являться самостоятельным основанием для квалификации поведения стороны, получающей выгоду от заключения договора, как недобросовестного. Требование добросовестного поведения субъекта при заключении договора не может предполагать заботы о выгодности существенных условий сделки для противоположной стороны в силу присущего переговорному процессу антагонизма интересов.

4. С учетом опыта зарубежных правовых систем и относительной новизны института преддоговорной ответственности для российского права, для целей формулирования объективного (эталонного) стандарта добросовестного поведения субъекта на этапе переговоров о заключении договора могут быть предложены следующие критерии:

А. Последовательность: сторона, прерывающая переговоры на поздней стадии обязана конкретизировать основания, по которым она прекращает переговорный процесс, и указать те действия, совершив которые, противоположная сторона вправе рассчитывать на продолжение переговоров, и срок для совершения соответствующих действий. В случае если прерывающая переговоры сторона указывает в качестве основания прекращения переговоров утрату интереса к совершению сделки в целом, ее поведение может быть признано недобросовестным и повлечь ответственность при совершении ею аналогичной сделки на условиях, схожих с обсуждавшимися в предыдущих переговорах, до истечения определенного периода времени с момента прекращения предыдущих переговоров;

Б. Информационная открытость: каждая из сторон обязана раскрыть значимую для другой стороны информацию, доступ к которой невозможен или затруднителен для другой стороны с учетом характера договора и относительного положения сторон в переговорном процессе.

5. При формулировании объективного стандарта оценки добросовестного поведения в рамках исполнения договорного обязательства предлагается учитывать следующие критерии:

А. Последовательность в поведении управомоченной стороны: действия управомоченной стороны по реализации ее права не должны приводить к нарушению обоснованных ожиданий контрагента, сформировавшихся при заключении договора или позднее в результате действий управомоченного лица и связанных с реализацией цели договора;

Б. Последовательность в поведении обязанной стороны: должник обязан исполнить обязательство не только в соответствии с условиями обязательства и требованиями законодательства, но и с учетом разумных (обоснованных) ожиданий кредитора, сформировавшихся при заключении договора или позднее в результате действий должника и связанных с реализацией цели договора (с учетом этого закрепленный в ст. 309 ГК принцип надлежащего исполнения обязательства получает дополнительное наполнение, так как обоснованно сформировавшиеся ожидания кредитора не всегда будут исчерпываться обычаями делового оборота и обычно предъявляемыми требованиями).

В. Сотрудничество: управомоченная сторона будет считаться действующей добросовестно только в том случае, если оказала необходимое другой стороне содействие для исполнения корреспондирующей обязанности (необходимым считается не все возможное содействие, которое могла оказать управомоченная сторона, а тот уровень сотрудничества, без которого договор или обязанность должника объективно не могут быть исполнены). Управомоченная сторона вправе также ожидать, что должник будет содействовать эффективному исполнению кредиторских обязанностей.

6. Для целей формулирования объективного (эталонного) стандарта добросовестного поведения субъекта при защите гражданских прав могут быть предложены следующие критерии:

А. Последовательность: действия субъекта по защите своего права не должны противоречить его предшествующему поведению (например, истец не вправе ссылаться на недействительность условий договора, ранее предложенных им самим).

Б. Соразмерность способа защиты допущенному нарушению: соответствующее требование должно применяться ко всем способам защиты гражданских прав, а не только к самозащите.

7. Предлагается следующий алгоритм толкования нормы о разумном сроке. Сначала необходимо установить, в пользу какой стороны в обязательстве закреплена презумпция определения разумности срока, то есть выявить субъекта первичной оценки. Далее следует определить координаты отсчета срока, то есть тот главный ориентир, по отношению к которому будет оцениваться соблюдение срока. Завершающим этапом будет непосредственно правоприменительная оценка, которая заключается в выведении субъективного стандарта разумного срока с учетом ситуационных отклонений от сформулированного в нормативных актах или в разъяснениях высших судебных органов объективного стандарта.

8. Для формулирования соответствующих объективных стандартов оценки нормы ГК РФ, содержащие указание на разумный срок и схожие терминологические сочетания (например, «в нормально необходимое время» и т.д.), целесообразно классифицировать по их регулятивному назначению в системе гражданско-правового регулирования, выделив следующие виды сроков: а) коммуникационные (сроки исполнения обязанности, носящей уведомительный или информационный характер); б) обнаружения недостатков товаров и работ; в) устранения нарушений, допущенных при исполнении договора; г) исполнения обязанностей, составляющих содержание обязательства.

В работе содержится и ряд других теоретических положений, обладающих научной новизной, а также обосновываются некоторые предложения по совершенствованию современного российского гражданского законодательства.

Теоретическая и практическая значимость исследования. Теоретическое значение результатов диссертационного исследования выражается в системном подходе к разработке поставленных задач, который позволил сформулировать выводы в отношении содержания требования разумности в контексте принципов осуществления гражданских прав и исполнения обязанностей, а также выработать подходы к толкованию норм обязательственного права, в которых используется понятие «разумность». Полученные результаты могут быть использованы для дальнейших теоретических исследований в изучаемой области.

Практическое значение диссертации заключается в возможности применения основных положений и выводов в законотворческой и правоприменительной практике. Отдельные научные положения могут быть использованы в лекционной деятельности высших учебных заведений РФ в рамках общего курса «Гражданское право (общая и особенная части)» и спецкурса «Проблемы обязательственного права».

Апробация результатов исследования. Результаты исследования были апробированы соискателем в процессе преподавания гражданского права на юридическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета экономики и финансов.

Публикации. Ряд положений диссертации и содержащихся в ней выводов нашли отражение в 3 научных статьях, опубликованных в журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки Российской Федерации, общим объемом 1,9 п.л.

Структура и объем работы. Диссертация состоит из введения, трех глав, включающих девять параграфов, заключения, перечня законодательных актов, составивших нормативную базу исследования, перечня актов судебной практики, а также списка использованной литературы.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во введении обосновывается актуальность темы диссертационного исследования, определяются его цели и задачи, отмечаются научная новизна положений, выносимых на защиту, теоретическая и практическая значимость работы.

Первая глава «Требование разумности как оценочное понятие в системе гражданско-правового регулирования» состоит из трех параграфов.

В первом параграфе «Общая характеристика гражданско-правовых оценочных понятий» приводится анализ теоретических подходов к определению природы и роли оценочных понятий в механизме правового регулирования. На основе проведенного анализа делается вывод о том, что определяющим признаком оценочных понятий является механизм наполнения их содержанием, то есть теоретическая и правоприменительная интерпретация, производимая посредством оценки - операции сравнения, сопоставления явлений, предметов с образцом, стандартом.

С учетом изложенного в диссертации подхода к толкованию оценочных понятий гражданского права автор предлагает следующее определение оценочных понятий для целей гражданско-правовой законодательной техники: оценочные понятия - это законодательные конструкции с открытым содержанием, интерпретация которых осуществляется правоприменителем путем оценки обоснованности ситуационных отклонений от стандартов оценки, закрепленных в законе или разъяснениях высших судебных инстанций посредством установления определенных эталонов или перечисления критериев для их определения. Предложенное определение основывается на следующих выводах автора, обоснованных в первом параграфе исследования.

1. Применительно к процессу толкования оценочных понятий справедливо говорить о выделении не только стандарта оценочного понятия, закрепляющего примерные признаки последнего, в так называемом объективном смысле, но и стандарта субъекта правоприменения в субъективном смысле. Субъективный стандарт будет представлять собой модификацию объективного (эталонного) стандарта с учетом реальной правоприменительной ситуации и пределы судейского усмотрения будут ограничены выведением именно субъективного стандарта, обосновывая расхождения последнего с объективным. При этом объективный (эталонный) стандарт было бы целесообразно закрепить в законе или разъяснениях высших судебных инстанциях.

2. Определение и закрепление объективного (эталонного) стандарта в законе или разъяснениях высших судебных инстанций не лишает понятие его оценочного характера, так как стандарт являет собой некую среднеобобщенную величину, обоснованность ситуационных отклонений от которой и будет оцениваться судом.

3. Самостоятельность правоприменителя (границы судейского усмотрения) ограничивается оценкой обоснованности отклонений от заданных в законе или разъяснениях высших судебных инстанций критериев стандарта оценочного понятия, что способствует обеспечению единообразия правового регулирования, не устраняя, в то же время, элемент децентрализованного регулирования.

Во втором параграфе «Категория разумности в гражданском праве зарубежных стран: краткий сравнительно-правовой анализ» исследуются подходы к толкованию категорий разумности и добросовестности в иностранных юрисдикциях, излагаются концептуальные различия в системах общего и континентального права, освещаются отдельные компромиссные концепции, предложенные в актах lex mercatoria. Проведенный сравнительно-правовой анализ отдельных институтов зарубежного права позволяет сделать следующие выводы в отношении особенностей интерпретации понятий разумности и добросовестности.

1. При установлении содержания нормативно-правового требования разумности и его роли в механизме гражданско-правового регулирования, необходимо учитывать, что категория разумности - это наследие системы общего права. Это определяющее понятие для теории судейского усмотрения в англо-саксонском праве, обосновывающее как критику судейского произвола, так и гибкость прецедентного правотворения. При оценке действий субъекта на предмет соответствия требованию разумности в деликтных или договорных правоотношениях в системе общего права учитываются не столько субъективные представления лица об эффективности его действия, сколько объективно сложившиеся представления о том, как должен вести себя разумный человек (reasonable man или reasonable person) в рассматриваемых обстоятельствах. Механизмом ограничения судейского усмотрения служит необходимость обоснования конструкции «разумного человека» со ссылкой на объективные внешние факторы и аналогичные прецеденты, оперирующие стандартом «разумного человека». При этом английское договорное право не рассматривает требование разумности в качестве универсального требования к действиям субъекта договорного правоотношения, используя его лишь для оценки отдельных действий субъектов при рассмотрении определенных видов исков или в тех случаях, когда обязанность действовать разумно или с надлежащей заботливостью прямо следует из нормы права или положения договора.

2. Наиболее близким аналогом требования разумности в континентальной правовой системе является понятие «добросовестность», выросшее из использовавшегося в римском праве стандарта bonus pater familias. Принцип добросовестности закреплен в национальном законодательстве большинства стран континентальной правовой системы и применяется в качестве универсального требования к поведению участников гражданских правоотношений, в то время как для представителей системы общего права изначально было характерно настороженное отношение к принципу добросовестности из-за опасения утраты определенности и предсказуемости правового регулирования. В отличие от континентально-правовой концепции об универсальном требовании добросовестного поведения, в английском праве схожий правовой эффект достигается за счет использования более специальных правовых механизмов (например, доктрины встречного предоставления (consideration), ненадлежащего влияния и кабальности сделки (undue influence and unconscionability), ошибки и введения в заблуждение (mistake and misrepresentation), отказа от права и принципа эстоппеля (waiver and estoppel), фидуциарных обязательств (fiduciary obligations) и др.).

3. Поиск компромиссной терминологии в сфере международного частного права привел к тому, что в ряде международных договоров и актов lex mercatoria используются оба термина - разумность и добросовестность. Принцип добросовестности чаще используется как общий принцип поведения сторон, в то время как требование разумности используется в отдельных случаях как специальный (дополнительный) стандарт поведения.

4. Параллельное использование категорий «добросовестности» и «разумности» как самостоятельных правовых инструментов в 20 веке проникло и в национальные правовые системы и наиболее характерно для американского права. С учетом все большего сближения и взаимопроникновения институтов англо-саксонской и континентальной правовых систем законодатели отдельных стран пытаются избежать терминологической путаницы путем разделения объективной добросовестности (как объективного стандарта поведения) и субъективной добросовестности (как извинительного заблуждения) и рассмотрения указанных категорий в качестве самостоятельных понятий. При этом именно толкование объективной добросовестности (как объективного стандарта разумного, осмотрительного и справедливого поведения) вызывает наиболее жаркие дискуссии как в доктрине, так и в судебной практике зарубежных стран.

В третьем параграфе «Содержание требования разумности в российском праве» освещаются взгляды российских ученых по вопросу определения содержания требований разумности и добросовестности и сопоставительному анализу указанных правовых категорий.

По результатам анализа различных точек зрения делается обобщающий вывод о том, что в российской правовой доктрине требование разумности действий субъекта рассматривается как некий объективный стандарт поведения, определяемый с учетом ситуации, в которой находится субъект. Однако какой-либо последовательной позиции о том, как должны соотноситься требования разумности и добросовестности, в юридической литературе не выработано. На наш взгляд, анализ положений п. 3 ст. 10 ГК, где речь идет о разумности действий и добросовестности участников гражданских правоотношений, позволяет заключить, что требование добросовестности должно рассматриваться именно как характеристика поведенческих установок субъекта, в то время как требование разумности будет относиться к оценке его действий. Вместе с тем предполагаемые изменения в ГК предусматривают закрепление принципа добросовестности, распространяющегося на действия (поведение) участников гражданского оборота при осуществлении прав и исполнении обязанностей. С учетом диспозитивного характера гражданско-правового регулирования закрепление принципа добросовестности как универсального требования к поведению субъектов будет рассматриваться как ограничение (обременение) свободного усмотрения субъекта права, что требует установления более определенных критериев применения соответствующего принципа и схожих правовых категорий (в частности, категории разумности).

В ходе исследования обосновывается, что требование добросовестности в российском обязательственном праве предполагает оценку (1) субъективного состояния лица с точки зрения его фактической честности, обоснованной убежденности в правомерности собственных действий (субъективная добросовестность) и (2) объективного соответствия действий субъекта разумным ожиданиям определенных третьих лиц, для защиты которых исходя из требований закона или из существа обязательства и установлено требование добросовестности (объективная добросовестность). Таким образом, одним из условий признания лица добросовестным будет объективное соответствие его поведения разумным ожиданиям третьих лиц, или, иными словами, разумность его поведения, что и позволяет рассматривать разумность и объективную добросовестность как синонимичные понятия. При этом разумность действий субъекта для целей признания его добросовестным не предполагает, по нашему мнению, обязанность действующего субъекта обеспечить при каждом своем юридически значимом действии справедливый баланс собственных интересов и интересов третьего лица. Специальное использование законодателем термина разумность в отдельных нормах обязательственного права указывает, на наш взгляд, на то, что в соответствующих случаях обоснованные ожидания того лица, в чьих интересах установлено требование разумности, в отношении поведения действующего субъекта являются более высокими, чем в тех случаях, когда закон прямо не оперирует термином разумность, и могут предполагать обязанность действующего субъекта обеспечить справедливый баланс собственных интересов и интересов того лица, для защиты которого установлено требование разумности. С учетом изложенного предлагается различать два аспекта (уровня) требования разумности в российском обязательственном праве: (1) разумность действий субъекта как условие соответствия общему требованию объективной добросовестности (обоснованность и последовательность действий) и (2) разумность действий субъекта в случае, когда соответствующее требование к поведению субъекта специально предусмотрено законом (эффективность действий). Для целей настоящего исследования термин «объективная добросовестность» используется для обозначения первого из указанных выше аспектов требования разумности - обоснованности и последовательности действий субъекта права.

Вторая глава «Требование объективной добросовестности: анализ функции стандарта поведения» состоит из 4 параграфов и посвящена раскрытию первого аспекта (уровня) требования разумности, понимаемого как обоснованность и последовательность действий субъекта или - другими словами - как объективная добросовестность. На основе анализа российской и зарубежной правоприменительной практики и доктрины предпринята попытка выявления признаков поведения субъекта, отвечающего требованию объективной добросовестности (разумности) на различных этапах развития правоотношений: а) при установлении гражданских прав (на примере действий, связанных с ведением переговоров о заключении договора); б) при осуществлении гражданских прав (на примере осуществления прав в рамках договорного обязательства); в) при защите гражданских прав; г) при исполнении обязанностей (на примере исполнения обязанностей в рамках договорного обязательства).

В первом параграфе «Действия участников гражданских правоотношений при установлении гражданских прав: применение критерия объективной добросовестности» анализируются требования к поведению субъектов при ведении переговоров о заключении договора.

Внесенный 02 апреля 2012 г. Президентом РФ на рассмотрение в Государственную Думу РФ законопроект о внесении изменений в ГК РФ предусматривает закрепление нормы о преддоговорной ответственности, запрещающей, в частности, внезапное и безосновательное прекращение переговоров о заключении договора без предварительного уведомления другой стороны как одно из проявлений недобросовестного поведения в процессе переговоров. В диссертации обосновывается необходимость конкретизации соответствующего запрета в зависимости от того, на какой стадии прерываются переговоры. На ранней стадии переговоров возможно внезапное прекращение переговоров с указанием любого основания прекращения переговоров. При этом сам факт соответствующего уведомления должен носить правопрекращающий характер. На поздней стадии переговоров (в частности, когда стороны обсудили и достигли неформализованного соглашения по всем или большей части существенных условий или одна из сторон, полагаясь на поведение и заверения потенциального контрагента, понесла расходы с расчетом на предстоящее заключение договора) не любое основание для прекращения переговоров должно считаться надлежащим. На данном этапе прерывающая переговоры сторона обязана конкретизировать основания, по которым она прекращает переговорный процесс, и указать те действия, совершив которые противоположная сторона вправе рассчитывать на продолжение переговоров и срок для их совершения (например, достижение компромисса по спорным условиям; предложение условий сделки, не менее выгодных, чем предлагает определенное третье лицо и т.п.). Подобное требование будет сдерживать участника переговорного процесса в доведении нескольких параллельных переговоров до поздней стадии. В случае если прерывающая переговоры сторона указывает в качестве основания прекращения переговоров утрату интереса к совершению сделки в целом, ее поведение может быть признано недобросовестным и повлечь ответственность при совершении ею аналогичной сделки до истечения определенного периода времени с момента прекращения предыдущих переговоров (например, в течение года с момента прекращения переговоров). При подобном подходе получает юридическое наполнение предложенное в проекте изменений в ГК требование о необходимости предварительного уведомления другой стороны о прекращении переговоров.

С учетом опыта зарубежных правовых систем и принимая во внимание относительную новизну института преддоговорной ответственности для российского гражданского права, для целей формулирования объективного (эталонного) стандарта добросовестного поведения субъекта на этапе переговоров о заключении договора могут быть предложены следующие критерии:

А. Последовательность: сторона, прерывающая переговоры на поздней стадии обязана конкретизировать основания, по которым она прекращает переговорный процесс, и указать те действия, совершив которые, противоположная сторона вправе рассчитывать на продолжение переговоров, и срок для совершения соответствующих действий. В случае если прерывающая переговоры сторона указывает в качестве основания прекращения переговоров утрату интереса к совершению сделки в целом, ее поведение может быть признано недобросовестным и повлечь ответственность при совершении ею аналогичной сделки на условиях, схожих с обсуждавшимися в предыдущих переговорах, до истечения определенного периода времени с момента прекращения предыдущих переговоров.

Б. Информационная открытость: каждая из сторон обязана раскрыть значимую для другой стороны информацию, доступ к которой невозможен или затруднителен для другой стороны с учетом характера договора и относительного положения сторон в переговорном процессе. Значимой должна признаваться информация о (об):

а) таких качествах предмета сделки, которые в обороте рассматриваются как существенные;

б) тех обстоятельствах, из наличия которых получающая информацию сторона с очевидностью для раскрывающей стороны исходит, планируя совершение сделки (таким образом, очевидно заблуждающаяся сторона переговоров вправе ожидать, что добросовестный контрагент рассеет ее заблуждения);

в) условиях договора, предложенных раскрывающей информацию стороной и не ставших предметом индивидуального согласования (при этом участник переговоров не вправе ожидать, что его контрагент будет заботиться о выгодности условий сделки для противоположной стороны).

Сложившаяся в последние несколько лет судебная практика по оспариванию сделок по мотиву их убыточности или невыгодности со ссылкой на норму ст. 10 ГК РФ крайне противоречива и требует переосмысления в рамках ведущейся работы по реформированию положений ГК РФ. Ситуацию неосмотрительного заключения договора на невыгодных для лица условиях следует отличать от злоупотребления бедственным положением, доверительным отношением или неопытностью другой стороны с целью получения чрезмерной выгоды или необоснованного преимущества. Несоразмерность встречных предоставлений по договору сама по себе не может являться самостоятельным основанием для квалификации поведения стороны, получающей выгоду от заключения договора, как недобросовестного. Требование добросовестного поведения субъекта при заключении договора не может предполагать заботы о выгодности существенных условий сделки для противоположной стороны в силу присущего переговорному процессу антагонизма интересов.

Во втором параграфе «Действия участников гражданских правоотношений при осуществлении прав по договору: отдельные примеры применения критерия объективной добросовестности» анализируются критерии, которые предлагается учитывать при формулировании объективного стандарта оценки добросовестного поведения в рамках исполнения договорного обязательства:

А. Последовательность: действия субъекта по реализации права не должны приводить к нарушению обоснованных ожиданий его контрагента, сформировавшихся при заключении договора или позднее в результате действий управомоченного лица и связанных с реализацией цели договора;

В. Сотрудничество: управомоченная сторона будет считаться действующей добросовестно при реализации своего права только в том случае, если оказала контрагенту необходимое содействие для исполнения корреспондирующей обязанности (при этом необходимым считается не все возможное содействие, которое могла оказать управомоченная сторона, а тот уровень сотрудничества, без которого договор или обязанность должника объективно не могли быть исполнены).

В третьем параграфе «Действия участников гражданских правоотношений при защите прав: применение критерия объективной добросовестности» обосновываются следующие критерии для целей формулирования объективного (эталонного) стандарта добросовестного поведения субъекта при защите гражданских прав:

А. Последовательность: действия субъекта по защите своего права не должны противоречить его предшествующему поведению (например, истец не вправе ссылаться на недействительность условий договора, ранее предложенных им самим; истец не вправе претендовать на полное возмещение понесенных убытков при непринятии им разумных мер по уменьшению убытков).

Б. Соразмерность способа защиты допущенному нарушению: соответствующее требование должно применяться ко всем способам защиты гражданских прав, а не только к самозащите.

В четвертом параграфе «Действия участников гражданских правоотношений по исполнению обязанностей: применение критерия объективной добросовестности» приводятся критерии для целей формулирования объективного (эталонного) стандарта добросовестного поведения субъекта при исполнении обязанностей в рамках договорного обязательства:

А. Последовательность: должник обязан исполнить обязательство не только в соответствии с условиями обязательства и требованиями законодательства, но и с учетом разумных (обоснованных) ожиданий кредитора, сформировавшихся при заключении договора или позднее в результате действий должника и связанных с реализацией цели договора (таким образом, закрепленный в ст. 309 ГК принцип надлежащего исполнения обязательства получает дополнительное наполнение, так как обоснованно сформировавшиеся ожидания кредитора не всегда будут исчерпываться обычаями делового оборота и обычно предъявляемыми требованиями).

Б. Сотрудничество: управомоченная сторона вправе ожидать, что должник будет содействовать эффективному исполнению кредиторских обязанностей.

Третья глава «Эффективность как второй аспект требования разумности (на примере нормы о разумном сроке» состоит из двух параграфов и посвящена анализу второго аспекта (повышенного уровня) требования разумности, применяющегося в тех случаях, когда требование разумности действий субъекта специально предусмотрено законом для конкретной ситуации. С учетом ограниченного объема диссертационного исследования данный вопрос рассматривается на примере норм ГК РФ, содержащих требование о совершении определенных действий в разумный срок.

В первом параграфе «Общая норма о разумном сроке исполнения обязательства» приводится анализ некоторых проблем толкования и применения нормы п. 2 ст. 314 ГК РФ, дается оценка изменениям, предлагаемым в ходе идущей реформы гражданского права.

Во втором параграфе «Классификация сроков, определяемых требованием разумности, и некоторые проблемы их интерпретации» нормативные конструкции ГК РФ, содержащие указание на разумный срок и схожие терминологические сочетания (например, «в нормально необходимое время», «как только уведомление стало возможным» и т.д.), предлагается классифицировать по их регулятивному назначению в системе гражданско-правового регулирования. В рамках такой условной классификации выделены следующие виды сроков: а) сроки обнаружения недостатков товаров и работ; б) коммуникационные (то есть, сроки исполнения обязанности, носящей уведомительный или информационный характер); в) сроки устранения нарушений, допущенных при исполнении договора; г) сроки исполнения обязанностей, составляющих содержание обязательства.

В пункте 2.1 (первом пункте второго параграфа) исследуются сроки для обнаружения недостатков товаров или работ. Объективный эталонный стандарт разумного срока для обнаружения недостатков товаров или работ предлагается определять моментом, когда покупателю или заказчику представилась первая объективная возможность обнаружения недостатков товара или результата работ, принимая во внимание характер и назначение товара или результата работ, а также цели его использования, закрепленные в договоре или иным образом известные обеим сторонам. Полученный результат оценки будет скорректирован субъектом оценки в субъективный эталонный стандарт разумного срока, при выведении которого будет учитываться момент фактического обнаружения недостатков.

Пункт 2.2 посвящен анализу коммуникационных сроков, в рамках которых целесообразно выделить следующие виды: а) сроки ожидания ответа на требование или уведомление, заявленное управомоченным лицом (ст. 399, п.2 ст.441, п. 2 ст. 716, п.2 ст. 864, п.2 ст. 876, п.2 ст.898, п.2 ст. 973, п.1 ст.981, абз.1 п.1 ст.995, п.3 ст.995 ГК РФ); б) сроки извещения контрагента об обнаруженных недостатках товаров или работ (п.4 ст.468, п.1 ст.483, п.4 ст.720, п.4 ст.755 ГК РФ); в) сроки предупреждения контрагента об отказе от исполнения договора (п.3 ст.495, ст.806, п.1 ст.888 ГК РФ). К категории коммуникационных сроков также следует отнести и срок, установленный для исполнения обязанности арендатора по уведомлению арендодателя о желании заключить договор аренды на новый срок (п.1 ст.621 ГК РФ). По результатам проведенного исследования предложены следующие подходы к толкованию норм о коммуникационных сроках.

1. Сроки ожидания ответа на требование или уведомление, заявленное управомоченным лицом, в целом сформулированы законодателем как правообразующие для ожидающей стороны. В целом, учитывая парализующий эффект данных сроков для ожидающей стороны, требование о разумном сроке в п.2 ст.716, п.2 ст.864, п.2 ст.876, п.2 ст.898, п.2 ст.973, п.1 ст.981, пп.1 п.1 ст.995, п.3 ст.995 ГК РФ должно пониматься как минимально необходимое время для сообщения с учетом скорости используемых средств связи. Более того, требование разумности следует, как представляется, считать соблюденным при использовании отвечающим средств связи со скоростью сообщения не меньшей, чем при способе связи, избранном отправителем запроса.

2. При оценке сроков извещения контрагента об обнаруженных недостатках товаров или работ учету также подлежат характер несоответствия, избранная покупателем или заказчиком мера защиты, характеристика товара (сезонный, скоропортящийся и т.д.).

3. Для целей обеспечения более предсказуемого правового регулирования в качестве объективных (эталонных) стандартов сроков предупреждения об отказе от исполнения договора целесообразно зафиксировать конкретные сроки с оговоркой о том, что иное может быть предусмотрено соглашением сторон или вытекать из существа обязательства с учетом следующих обстоятельств: имеет ли сторона возможность обеспечить свои интересы иным образом; срок, на который заключен договор; приготовления, сделанные уведомляемой стороной для целей исполнения договора, и осведомленность о них отказывающейся стороны.

4. Использование законодателем категории разумного срока в п. 1 ст. 621 ГК РФ представляется не совсем обоснованным, т.к. определение срока, достаточного для согласования воли сторон для целей заключения нового договора аренды не зависит от множества субъективных факторов. Длительность указанного срока обусловлена преимущественно природой объекта аренды и спецификой предлагаемых условий аренды и вполне может быть определена конкретно. В данном случае теряющаяся определенность нормы не компенсируется гибкостью децентрализованного регулирования.

В пункте 2.3 приводится характеристика сроков устранения нарушений, допущенных при исполнении договора, общей особенностью которых является их льготный характер: период времени, необходимый для устранения допущенных нарушений, определяется стороной, требующей исправления, с учетом интересов неисправного контрагента. Без назначения такого льготного срока либо при признании его недостаточным (то есть не соответствующим требованию разумности) сторона, ссылающаяся на допущенное нарушение, по общему правилу, не вправе отказаться от исполнения договора либо потребовать его досрочного расторжения. Таким образом, особое юридическое значение приобретает обоснованность длительности срока, устанавливаемого для устранения нарушения.