- симпозиумах - «Коминтерн и Монголия» (Москва, 1996), «Номады и современное использование пастбищ» (Улан-Батор, 2000), «Диалог цивилизаций: взаимодействие между кочевыми и другими культурами в Центральной Азии» (Улан-Батор, 2001), «Поиск и исследования архивных источников по истории Монголии и задачи на будущее» (Улан-Батор, 2003), Geopolitical Relations between Contemporary Mongolia and Neighboring Asian Countries - Mongolia and Russia (Taipei, 2005);

- научных «круглых столах»: «Политическая элита в цивилизационных процессах Внутренней Азии» (Улан-Удэ, 2 - 4 октября 2004 г.); «Монголия и ее окружение: проблемы цивилизационной идентичности» (Москва, 15 декабря 2004 г.).

Промежуточные результаты исследований апробировались в докладах и сообщениях диссертанта на заседаниях отдела сравнительных исследований социально-политических систем Института социологии РАН в 2006 - 2009 гг., отдела Кореи и Монголии Института востоковедения РАН в 1989 - 2003 гг., на заседаниях кафедр в университете ДеПол (Чикаго, 1996), университете Капитол (Колумбус, 1998), Бурятском госуниверситете (Улан-Удэ, 2003) ), на семинарах Института по изучению кочевых цивилизаций (ЮНЕСКО) (Улан-Батор, 1999, 2000, Анкара, 2001) и др.

Основное содержание диссертации отражено также в индивидуальной монографии «Монгольский полюс политического устройства мира» (М.: Институт социологии РАН, 2009. 17 п.л.), десяти работах в рецензируемых журналах, включенных в перечень ВАК, и в сорока других публикациях. Общий объем публикаций по теме диссертации 40 п.л. Кроме того, с темой диссертации связаны сборники архивных документов, трудов монгольских ученых-лам, материалов научных форумов и некоторые другие работы, в подготовке которых автор участвовал в качестве составителя, автора переводов и комментариев, ответственного редактора.

По данной теме автором разработаны и прочитаны авторские курсы лекций для студентов Института стран Азии и Африки МГУ и Российского государственного гуманитарного университета.

Структура работы. Диссертация состоит из введения, четырех глав, заключения, трех приложений и библиографии.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ ДИССЕРТАЦИИ

Во Введении обосновывается актуальность избранной темы, обозначаются объект и предмет, цель и задачи исследования, раскрываются методология, хронологические рамки, научная новизна, научно-практическая значимость и основные результаты исследования, даются обзор использованных источников и литературы и информация об апробации результатов исследования.

Первая глава «Социум Внутренней Азии в современном миропорядке» посвящена исследованию места Монголии в геополитическом и цивилизационном устройстве мира. Как и место любой другой страны, оно определяется целой группой факторов, из которых политические взаимоотношения страны с ее ближними и дальними стратегическими соседями имеют первостепенное значение. Любая из большинства стран мира делегирует полномочия представлять себя в качестве части уникального сегмента глобального военным и политическим союзам или блокам, членом которых она является, либо выступает выраженной частью общности близких ей в культурном, религиозном или языковом отношении стран, представляя в мироустройстве и их, и противоречия и проблемы между ними.

Монголия занимает специфическое место, поскольку является центральной частью, географическим, историческим и культурным ядром Внутренней Азии - региона, включающего одну страну целиком и частично еще две страны - Россию и Китай. Внутренняя Азия - обширный исторический мультикультурный регион в центре континента Евразии, населенный за пределами Монголии народами, исповедующими буддизм, даосизм, конфуцианство, православие и ислам. При этом, ядро Внутренней Азии - буддийская Монголия проводит политику восприятия ценностей западного мира, являющегося, как принято считать в стране, «третьим стратегическим соседом».

Цивилизационная политология не требует определения точных границ мировых цивилизаций, которые имеют глобальные орбиты и распространяются за пределы государственных и административных границ с разной степенью интенсивности и «угасания». В случае «переплетения» во Внутренней Азии Ю.Н. Рерих следующим образом обозначил географические границы этого региона: «Огромную, не имеющую внешнего стока область Внутренней Азии ограничивают с юга могучие Трансгималаи и унылые высокогорья Каракорума. К северу простираются Алтай и горные цепи южной окраины Сибирской низменности. К востоку и западу от этого огромного бессточного бассейна лежат бесконечные пустынные просторы великой монгольской Гоби и степей Средней Азии». (Рерих Ю.Н. По тропам Срединной Азии. Самара: Агни, 1993. С. 4). орбит России, Китая и Монголии достаточно обозначить ядро этого переплетения - Монголию. В пределах Внутренней Азии Монголия является единственным суверенным государством, т.е. признанным субъектом международных отношений, а столица Монголии - город Улан-Батор - единственным легитимным политическим центром. Из Внутренней Азии - этого, расположенного на территории трех цивилизационно отличающихся друг от друга государств, региона в пределы русского и китайского, а через них - индийского, исламского и западного миров распространяется, прежде всего, глобальная сфера влияния северного буддизма, а также монголо-тибето-уйгурских знаний, культурных символов и знаков. Письменная история собственно Монголии насчитывает более 23 веков и уходит корнями в великие кочевые империи древности и средневековья. На XIII век приходится венец исторического творчества кочевников, создавших Великую монгольскую империю; в XVII - XVIII вв. Монголия утрачивает роль имперского центра Внутренней Азии, но становится геополитическим ядром пространства, поделенного между Россией и Китаем, населенного народами, исповедующими северный (тибетский) буддизм; в ХХ в. Монголия - единственная страна в регионе, вновь обретшая свою государственность. В настоящей работе этот регион, как общность, рассматривается в качестве политической основы отдельного мирового полюса и равноправного субъекта в системе современных мировых цивилизаций.

Единым критерием корректности сопоставления полюса и общности Внутренней Азии, которая по названию своего ядра именуется здесь монгольской цивилизацией, с полюсами и цивилизациями западного, русского, китайского, индийского и исламского миров является наличие у нее общего со всеми сравниваемыми субъектами таксономического признака, качества равноправного сегмента глобального: принадлежать целому, но не части, входить одновременно в орбиты всех внешних политических полюсов мирового влияния, всех современных цивилизаций (и, соответственно, втягивать всех в свою орбиту), но не растворяться ни в одной из них. Именно сквозь призму этого критерия можно говорить о сущности резких и неоднозначных перемен на протяжении двух последних десятилетий во взаимоотношениях крупных культурных регионов современного мира, о появлении многополюсного мира.

Параграф первый - «Становление новой политической конструкции мироустройства» посвящен определению этой конструкции как полюсной. Теоретически существуют только две альтернативы полюсной конструкции современного мироустройства: 1) постмодернистская схема «аполюсного» мира, связанная с мрачной картиной «анархии новых «темных столетий»: упадком империй и религиозным фанатизмом, грабежами и разрушениями в отдаленных регионах планеты, экономической стагнацией и отступлением цивилизации в немногочисленные укрепленные анклавы» Фергюсон Н. Мир без гегемона. // Свободная мысль-ХХI, 2005. №1. . На наш взгляд, за констатацией гипотетической возможности «аполюсного» мира прорисовывается конкретный и ничем не прикрытый апокалипсический сценарий; 2) признание за человеческим обществом свойств единого организма. Эта идея присутствует в космогонии всех мировых религий, эпосах и мифах разных народов, включая кочевников Внутренней Азии. В буддизме идея гомоморфности микро- и макрокосма, человеческого тела и универсума («С внешним миром все обстоит точно так же, как с внутренним миром человека») представлена в Калачакре-тантре (Тантре Колеса времени). Эта идея рассматривается в диссертации на материале работ Владимира Соловьева Владимир Соловьев. Спор о справедливости. Москва - Харьков, 1999. и Бертрана Рассела Bertrand Russell. Has Man a Future? L.: Penguin, 1961.. В условиях современных политических реалий эта альтернатива также не работает: идеальный мир гармонии, правового («органичного») порядка, без полюсов неизбежно встраивается в экономическую и социальную систему изначально не свободную от геополитических воздействий, т.е. в систему нерегулируемых сверху взаимоотношений различных центров силы.

В конфигурации сложившейся в мире расстановки сил разные исследователи обнаруживают то признаки однополярного главенства, то биполярного противостояния, то многополярного столкновения или сосуществования. В диссертации приводятся расчеты и разбираются доводы наиболее авторитетных авторов из США и России в пользу однополярного и биполярного мира и делается вывод, что сегодня эти две конфигурации - миф, а Америка и Россия оказались «опростившимися» странами в многополюсном мире, причем первая заняла нишу самого могущественного в экономическом плане государства в новом раскладе мировых сил. Как любая крупная общность она выступает с внутренним ощущением своей универсальности и пытается распространить ее до максимальных пределов. Но ни Запад в целом, ни американское государство, в частности, не оказались готовыми воплотить идею общества-организма в жизнь, оставив эту задачу более широкому кругу действующих лиц мировой истории. Представляется, что задача эта разрешима только на уровне консенсуса основных субъектов мирового социума, являющихся концентрированными выразителями разных моделей универсальности. Эти субъекты - очаги так называемой глокализации Robertson R. Globalization: Social Theory and Global Culture. London: Sage, 1992., способов переплетения глобального с локальным. Поскольку нет единого набора отношений Мазлиш Б. Глобальное и локальное: понятия и проблемы. // Социол. исслед. 2006. №5. С. 23., таких способов несколько, и в Монголии реализуется один из них.

Во втором параграфе «Формирование системы современных цивилизаций» выявленные критерии полюсной конструкции мира связываются с классическими схемами цивилизационного мироустройства. Отмечено, что Монголия с окружающей ее Внутренней Азией не включена ни в один известный перечень мировых цивилизаций. В диссертации дается подробный обзор работ крупнейших теоретиков истории, политологии, которые рассматривают ее либо в качестве пассивного объекта проникновения цивилизационных потоков извне, либо вообще исключают ее из цивилизационного процесса как «негативный» фактор. В результате она предстает в виде некоего изолята, варварской или просто кочевой периферией более цивилизованных обществ.

В диссертации показывается, что общность Внутренней Азии, которую Монголия представляет в качестве ядра, по ряду фундаментальных признаков (прежде всего, общих критериев) вполне может быть причислена к числу мировых цивилизаций. Только среди них, в системе отношений Монголии с крупнейшими мировыми акторами - США, Россией, Евросоюзом, КНР, Индией и ключевыми странами исламского мира - место Внутренней Азии просматривается напрямую.

Подобно всем другим крупным акторам общность Внутренней Азии за пределами собственно Монголии вклинилась в соседние общности, прежде всего, граничащих с Монголией России и Китая, а также индийского и исламского миров, и, разумеется, в мир Запада, в которых успела частью раздробиться и раствориться, а частью - сохраниться и интегрироваться в новое качество. Сквозь призму этих единых критериев и прослеживаются общие для всех полюсов мира, за которыми стоят цивилизации, черты Монголии как отдельного полюса.

В третьем параграфе «Самоидентификация Монголии в политическом миропорядке и истории» исследуются работы монгольских ученых средневековья и наших дней. Монгольская политическая мысль актуализируется; она вводится в контекст общих для монгольских и немонгольских обществоведов критериев оценки общественно-экономического роста, технического и духовного прогресса, качества политической жизни во Внутренней Азии и за ее пределами. Сочинения монгольских лам рассказывают об истории с древнейших времен всего «умопостигаемого» авторами мира - Монголии и Внутренней Азии, а также внешнего - Индии, Китая, Японии, России, Германии, Персии. Работа Эрдэнипэла «Конечная причина религий в Монголии» является обобщающей всю традицию, и ей отведено центральное место.

В контексте историографии трудов монгольских лам прослеживается логика конструирования кочевниками схем социальной структуры своего общества, своей истории, мироустройства, разрушающая устойчивые стереотипы политической, социологической и исторической мысли оседлых народов. Исторический и политический процесс в Монголии в этих трудах выглядит полноценным, постоянным; он никогда не пресекался и не являлся непрерывной историей опустошения соседей и паразитического за их счет существования.

Что касается современной монгольской историографии, то можно отметить, что нынешние монголы - наследники менталитета всех доминировавших когда-то в их стране этносов сами осознают себя, и вполне правомерно, носителями резко отличной от всего их окружения культуры, а их прошлое и настоящее дает им основание причислять свой социум к самостоятельным субъектам истории.

Провозглашенная в 1994 г. на уровне важного государственного акта - Концепции национальной безопасности Монголии «Ардын эрх», 1994 оны 7-р сарын 26. - идея существования в наше время отдельной монгольской цивилизации К тому времени о существовании отдельной монгольской цивилизации говорилось только в нескольких фразах: Железняков А.С. Монгольский феномен. // Азия и Африка сегодня, 1992, №2. С. 64; он же. Об одном стереотипе восприятия монгольской кочевой цивилизации. /VI Международный конгресс монголоведов (Улан-Батор, август 1992 г.). Доклады российской делегации. I. Москва, 1992. С. 84 - 90; он же. Монголия в классификации цивилизаций А. Дж. Тойнби. - Владимирцовские чтения - III. 1993. М.: 1995. С. 69 - 73. нуждается в серьезной теоретической проработке на базе развернутой аналитической оценки краеугольных положений основоположников цивилизационной теории и выработки собственного критического подхода к теме. В диссертации на этот счет рассмотрены позиции ряда авторитетных авторов - академиков АН Монголии Ш. Биры, Г. Чулуунбаатара и Б. Энхтувшина, профессоров Н.Хавха и Д. Чулуунжава Bira Sh. The Nomadic Civilization of the Mongols and Their Folk Science. - Bulletin. The IAMS News Information on Mongol Studies. 1998-1999. No 2 (22), No 1 (23);. Чулуунбаатар Г. Нэг улс - хоёр соёл иргэншил. Очигдор, оноодор, маргааш.(Одно государство - две цивилизации. Вчера, сегодня, завтра) - «Бодрол бясалгал», 1995, №1; Чулуунбаатар Г. ХХ, ХХI зууны зааг уеийн Монгол дахь иргэний нийгмийн толовшил, хогжил (Формирование и развитие гражданского общества в Монголии на рубеже ХХ - ХХI вв.) Улаанбаатар: Монгол улсын ШУА-ийн ФСЭХ, 1999;^.Хавх Н. Монголчуудын соел иргэншлийн гун ухаан (Философия монгольской цивилизации). Улаанбаатар, 1995, 3 дахь талд.; Чулуунжав Д. Монголын туухийн философи (нэн эртнээс XXI зууны эхэн) (Философия истории Монголии. С древнейших времен до начала XXI в.). Улаанбаатар: Монгол улсын ШУА-ийн ФСЭХ, 2005. Диссертант пришел к выводу, что за повышенным интересом к литературе историко-философского содержания, который прослеживается сейчас в Монголии, стоит естественная потребность людей разобраться в положении, которое занимает в мире их родина.

Во второй главе «Генезис монгольского кочевого универсума: политический контекст» исследуются проблемы определения идентичности кочевой общности Монголии с точки зрения доцивилизационной стадии разделения человеческого общества на оседлых земледельцев и кочевников-скотоводов и фаз развития цивилизаций.

Параграф первый «Стадиальный уровень политических трансформаций кочевого общества» связан с уяснением понятия «кочевой мир» и проблемы его стадиального соотношения с понятиями «цивилизация» (как ступень после дикости и варварства) и «локальная цивилизация». С этой проблемой связано и соотношение между понятиями «кочевая цивилизация» и «оседлая земледельческая цивилизация».

В современной научной литературе мир современных кочевников Монголии принято трактовать в духе некоей кочевой цивилизации, которая, правда, уже не рассматривается напрямую, как «замедленная» или «застывшая» Тойнби А.Дж. Постижение истории. /Сборник. Пер. с англ. М.: Прогресс, 1991. С. 698, 181, так и не вырвавшаяся окончательно из стадии варварства, и за ней признаются некоторые признаки, которые отличают ее от варварских обществ («суперсложные» племенные, вождественные, предгосударственные, экзополитарные, квазиимперские и т.д. институты) Крадин Н.Н. Комплексные общества номадов в кросс-культурной перспективе; Кульпин Э.С. Цивилизация Золотой орды; Холл Т. Монголы в мир-системной истории; Флетчер Дж. Средневековые монголы: экологические и социальные перспективы; Барфилд Т. Монгольская модель кочевой империи. - Монгольская империя и кочевой мир. Улан-Удэ, 2004. С. 42, 141, 167, 212, 260 и др.. Соответственно, считается, что кочевой скотоводческий мир монголов во всем проигрывает миру оседло-земледельческому Жуковская Н.Л., Кочевники Монголии. М.: Вост. лит., 2002. С. 7. Полный отрыв от варварства, как правило, связывается только с земледелием.

В диссертации доказывается, что понятие «кочевая цивилизация» является одноуровневым с понятием «оседлая цивилизация», и оба они не имеют отношения к локальным цивилизациям, а характеризуют определенный этап формирования общечеловеческой цивилизации, последовавший вслед за родовым строем. Признание отдельного существования кочевой цивилизации, после того, как указанный этап был пройден земледельцами, неминуемо приводит к оценке средневековых номадов и даже современных кочевников как представителей первобытнообщинного строя. Однако, и оседлые земледельцы, и кочевые скотоводы представляли собой отдельные монокультурные ветви начального этапа человеческой цивилизации.

С момента первого разделения труда, когда одни занялись выращиванием злаков, другие - скота, оба эти мира исторически переплелись, были равноправны в формировании локальных цивилизаций, и сейчас присутствуют в них в виде институционального, культурного и политического наследия. В качестве господствующего в сельском хозяйстве уклада в масштабе целого государства кочевой мир присутствует в Монголии. Сохранение монокультурного характера сельского хозяйства Монголии не является отрицанием прогресса, оно лишь определяет ее положение в качестве специфического экологического и демографического анклава в центре Азии со своим собственным вектором технического и цивилизационного развития, и, в конечном итоге, выступает условием выживания монгольского народа, его самобытной культуры и уникальной окружающей среды. Настало время признать, что в монгольской цивилизации аккумулирован опыт кочевой и оседлой цивилизаций, что она не чужда городской культуре, социальному прогрессу, государственности.

То, что Монголия продолжает со времен раскола человечества на оседлых земледельцев и кочевых скотоводов оборонять от огораживания тучные пастбища, незагрязненную среду обитания, права людей жить на бескрайних просторах - ценный урок для человечества. Если этот урок будет востребован, можно будет говорить о появлении новой мировой цивилизации, которая будет призвана сохранить безопасность и идентичность большого количества малочисленных народов, природу и экологию всего Дальнего Востока, в том числе российского, остановить бездумные, резкие или вкрадчивые действия кого бы то ни было.

Во втором параграфе «Фазы и надломы цивилизационных процессов во Внутренней Азии» рассматривается политическая идентичность кочевой общности Монголии. Постулат Тойнби о том, что у кочевников «нет истории», опровергается уже при самой поверхностной примерке к Монголии обоснованной П. Сорокиным теории повторения.

По расчетам диссертанта, на протяжении всей истории Монголии, зафиксированной письменными источниками (сейчас пошел двадцать четвертый век этой истории), сменилось одиннадцать обществ и сейчас рождается двенадцатое. Открытые на территории Монголии археологические памятники, исследования последнего времени письменных источников древности и средневековья выявили поразительные факты разнообразия и высокой культуры представленных Монголией обществ. Зачатки этих обществ появлялись во Внутренней Азии с циклической регулярностью, и в Монголии они находили плацдарм для превращения в связующий политический центр.

В диссертации приведены схемы, которые показывают калейдоскопичность смены этнополитических, религиозных и культурных границ во Внутренней Азии с неизменным присутствием политического центра в Монголии. Отдельно исследуется структура выделенных обществ (фаз) и их смены (надломов). Проведенный анализ цивилизационных процессов на современном Западе и во Внутренней Азии в период Монгольской империи подтвердил таксономичную идентичность сравниваемых объектов.

Третья глава «Монгольское общество на входе в современный цивилизационный надлом» посвящена первой части стыка между одиннадцатой (ХVIII - ХХ вв.) и двенадцатой (с ХХ в.) фазами - последнего по времени цивилизационного надлома в Монголии и во всей Внутренней Азии. Завершение одиннадцатой совпадает с началом («прививкой») двенадцатой и знаменует собой протянувшийся практически до наших дней цивилизационный кризис (надлом), который сопровождается целой серией второстепенных кризисных явлений в различных сферах жизни общества.

В параграфе первом «Монгольское общество накануне надлома» рассматривается одиннадцатая фаза, которая знаменуется ключевым моментом в развитии мировых контактов общности Внутренней Азии, связанным с вовлечением ее ядра - Внешней Монголии в орбиты Российской и Маньчжурской империй, которые подошли к данному плацдарму практически одновременно. XIX в. обозначает Внешнюю Монголию в системе мировых связей; она превращена в часть мирового рынка. Сначала привязка к мировому рынку осуществлялась опосредованно, через Китай. К середине ХIХ в. Монголия начинает открываться миру непосредственно и самостоятельно, через Россию, и теряет поддержку маньчжурского императорского двора Цин в Пекине - гаранта защиты от китайской колонизации. Существование Монголии с сохранением цивилизационой и даже национальной идентичности в качестве пусть сырьевого придатка, но более или менее самостоятельного субъекта мирового рынка становится проблематичным, и в период надлома готовятся предпосылки замены старого правящего меньшинства новым.

Во втором параграфе «Разложение социальной структуры монгольского общества в начале ХХ в.» исследуется первый этап последнего цивилизационного надлома, связанный с кануном народной революции 1921 года. Монголия тогда находилась на специфической стадии развития, на которой не произошло зарождения классических атрибутов капитализма, связанных с крупным промышленным производством. Однако колониализм и иностранный торгово-ростовщический капитал вызвали не только стагнацию, разорение, упадок традиционного хозяйства и политическую коррупцию, но и складывание в стране новой экономической и политической ситуации, социально-классовой структуры общества, отражавшей локальную форму общего, становящегося глобальным. Положение усугублялось изменившейся политикой маньчжурской администрации, переставшей патронировать традиционный хозяйственный уклад и образ жизни монголов, открывшей границы Монголии для заселения китайцами. Это вело к цивилизационному надлому - постепенному разрушению, «краху» традиционных связей.

Дан анализ полуколониальной социальной структуры общества и власти в условиях резких скачков в характере, соотношении и расстановке различных внешних и внутренних факторов. Автором использована методика В.И. Ленина, примененная им при анализе российской действительности. В работе проведен сравнительный анализ социально-классовых структур обоих обществ Берутся данные по России за 1897 г. (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 3, с. 505).. Расчеты позволили определить специфическое соотношение социальных и политических сил в предреволюционной Монголии, ставшее предпосылкой будущей народной революции 1921 г., формирования ее организаторов внутри страны, сочувствующих Коминтерну и большевикам тайных кружков и обществ.

В третьем параграфе «Политические факторы надлома» подчеркивается, что для того, чтобы выступать в унисон со временем и достаточно прагматично с точки зрения сохранения собственной идентичности, Монголия должна была в определенной мере абстрагироваться от «европейских мерок», от «догоняющего развития», «модернизации». Следование требованиям внешнего рынка в ущерб внутреннему, европейским эталонам прогресса и критериям развитости при отсутствии своих границ вели в Монголии того времени не к реальному достижению этих эталонов, а к массированному притоку в страну китайских колонистов - торговцев, земледельцев, ремесленников, чиновников.

Поэтому необходимо с пониманием отнестись к позиции монгольских светских и духовных феодалов Принятое в литературе и ставшее стереотипным обозначение высших монгольских иерархов в маньчжурский период. , рядовых чиновников и лам, сопротивлявшихся бесконтрольному насаждению в обществе степняков чуждых им эталонов и ценностей мирового перемещения товаров, капиталов и людей. Именно с этим обстоятельством связано то, что многие западные исследователи не могут обнаружить в Монголии того времени созвучные современному прогрессу подвижки и обнаруживают только «монгольский социальный консерватизм» Murphy G. Soviet Mongolia. A study of the oldest political satellite. University of California Press. Berkeley & Los Angelos, 1966. P. 29. . Однако в политическом плане консерватизма не было; стоило только в 1911 г. начаться революционным событиям в Китае, как страна тут же выбрала независимость.

Внешнеполитическим результатом революции 1911 г. было подписание 3 ноября 1912 г. русско-монгольского соглашения и протокола, а 25 мая 1915 г. - тройственного Кяхтинского соглашения - первых международных документов нового государства Внешней Монголии. Против воли договаривавшихся с ней сторон, монархия Джебдзундамба хутухты (богдо-гэгэна - высшего религиозного иерарха Монголии) превращалась в геополитический центр региона и, как не раз бывало в ее многовековой истории, становилась ядром притяжения родственных монголоязычных и буддийских народов, населявших пространства от Байкала до Великой Китайской стены. Это позволило в 1921 г. отрядам Азиатской дивизии барона Унгерна, укомплектованной русскими, бурятами, монголами - уроженцами всей Внутренней Азии, освободить от китайской оккупации Внешнюю Монголию, лишившуюся на время в результате краха Российской империи одной из важнейших внешних опор.

В четвертом параграфе «Социально-политические предпосылки формирования нового общества» учитывается, что Монголия вступила в ХХ век в качестве органичной части современного мира: как активный субъект международных отношений, специфический кочевническо-скотоводческий анклав Азии, сырьевая часть мирового рынка. Путем обретения суверенитета Монголия стремилась сохранить собственную идентичность, ликвидировать опасность быть растворенной в потоках организованной массовой миграции из Китая. Выбор внешних опор был непременным условием выживания, и Монголия с самого начала решительными действиями свой выбор сделала в пользу России (вначале - царской России, затем - Советской). Такая последовательность привела к тому, что страна оказалась на самом острие основного конфликта ХХ века, раскола мира на два полюса.

Специфика внутренних и международных условий («половинчатость» национальной «верхушки», отсутствие зрелой национальной буржуазии, парализованность высшей бюрократии, вовлечение в политический процесс всех слоев общества, а также растущая с утверждением Советской власти в Сибири изоляция страны от остального мира) предопределили новое политическое деление общества. Единственной силой, способной получить помощь извне и преобразовать всю политическую организацию общества, стала Монгольская Народная партия (с 1924 г. - МНРП).

Четвертая глава «Монгольское общество перед выходом из цивилизационного надлома» посвящена изучению монгольского общества в кульминационный период цивилизационного надлома и на выходе из него - в настоящее время.

В первом параграфе «Феномен «монгольского коммунизма» (кульминация надлома)» исследуется продолжение процесса разрушения традиционного общества и «прививки» современного в условиях смычки Монголии с Советской Россией. «Русский коммунизм», объединив страны разных континентов в жесткий политический блок, не представлял собой отдельной цивилизации, какой-то общей оригинальной культуры. Зародившись как интернациональное идеологическое и политическое явление, он видел свою роль во всемирном строительстве нового общества, свободного от любых религиозных оков, национальных архетипов и ценностей. Но это его собственное видение роли, на деле же в странах, где он оставил свой след, все свелось к расчистке пути для «коммунизмов» в локальных рамках.

Принципиальной особенностью «монгольского коммунизма» является то, что он возник в момент цивилизационного надлома. Монголия оказалась государством, в котором социалистический выбор не просто совпал с полным параличом старого общества и рождением нового, но и стал выразителем весьма редкого в мировой истории явления - смены цивилизационных общностей. Везде, кроме Монголии, фундамент «своего коммунизма» возводился из имевшихся в распоряжении правящего меньшинства элементов оседлой - городской и сельской цивилизации. В Монголии же новый строй вырастал одновременно с самим созданием городской культуры и переходом части кочевников к оседлости. Даже после того, как коммунизм сошел с мировой арены, в Монголии видна цивилизационная граница между нынешним и прошлым обществами.

Многое в области религии, письменности, исторической памяти было уничтожено и деформировано, но Монголия сохранила свою идентичность в главном: страна избежала распашки, чреватой экологической катастрофой, кочевники остались кочевниками, со своими системами знаний, досуга, питания, игр, со своим языком. Монголия оказалась в перекрещивающихся орбитах глобальных полюсов и это позволило ей сохранить свою идентичность. Формальная принадлежность Монголии к Китаю до 1946 г. и одновременное положение советского сателлита привело к тому, что в то время и позднее при содействии бывшего СССР (а затем и стран СЭВ) здесь было создано более 800 объектов, в том числе около 150 крупных структурообразующих промышленных предприятий, составляющих основу современной монгольской экономики. Кочевое и городское население в период социализма было полностью охвачено современными государственными системами образования, здравоохранения и социального обеспечения. Таким образом, можно констатировать: на пике современного цивилизационного надлома, «монгольский коммунизм» смёл остатки старого общества и открыл шлюзы новому.

Во втором параграфе «Проблемы цивилизационной идентичности Монголии» рассматривается постсоциалистический период, на который приходится двадцатилетний отрезок времени. Интеграция Монголии в мировую экономику проходит в условиях сложной и драматической трансформации монгольского общества. Монголия уже прошла ряд стадий замены жестко централизованной и административно-командной системы элементами рыночной экономики, создана своеобразная переходная экономика. В стране распущены коллективные сельскохозяйственные объединения, приватизировано свыше половины всех государственных промышленных и сельскохозяйственных предприятий, сформирована структура рыночных отношений: банковская система и фондовый рынок, либерализованы внешнеэкономические отношения. Результаты экономических реформ нельзя оценить однозначно, положение страны остается сложным и противоречивым.

Современный период для анализа в русле цивилизационной политологии слишком короток. Более того, разразившийся в настоящее время мировой экономический кризис делает любые выводы и прогнозы оторванными от быстро меняющейся реальности, особенно те прогнозы, которые касаются выхода Монголии из цивилизационного надлома. Остается только наметить самые общие штрихи, касающиеся положения Монголии как «дрейфующего» ядра цивилизации. Сразу же требуется отметить главное: пока ситуация не определилась, и однозначного ответа на вопрос о том, какое это ядро в своем «дрейфе» - разгорающееся или затухающее - нет. Как ядро цивилизации Монголия по-прежнему уникальна: производство основных продуктов, необходимых для поддержания жизни всего общества здесь, как и века назад, обеспечивают не оседлые земледельцы, а кочевники-скотоводы. Современная урбанистическая жизнь соответственно привязана к кочевому миру. По мнению диссертанта, эта черта - единственное, что позволяет говорить об особом положении Монголии в мире. Не будет этой черты - исчезнет и тема для исследования. Проблема заключается в мировой потребности той миссии, которая может выпасть на Монголию.

Сейчас Монголия как член ООН, стремящийся к равноправным отношениям со всеми государствами мира, представляет собой ядро общности, которая может стать прообразом зрелого субъекта межцивилизационных отношений в XXI веке, демонстрирующим оптимальное решение проблем защиты прав малочисленных народов, пограничных конфликтов, насущных вопросов экологии и т.д. Но пока она обнаруживает динамику стремительного вовлечения в экономическое поле влияния Пекина. Динамично развивающаяся экономика Китая оказалась весьма важным внешним ориентиром для развития Монголии. Заинтересованный в расширении торговых связей с Монголией Китай предоставляет Монголии кредиты на сотни миллионов долларов. Он стал одним из основных потребителей традиционной монгольской продукции животноводства. Но Монголия - одна из самых богатых стран Азии по запасам полезных ископаемых - по-прежнему глубоко заинтересована в активной наступательной политике России, поскольку ее субъектность связана с сохранением баланса сил в регионе, а ее промышленность и инфраструктура зависят от российских поставок энергоносителей и оборудования. Пока же в экономике Монголии впечатляюще выглядит рост экономического влияния Японии, США, Республики Корея, ряда других стран.

Налицо объективные возможности трехстороннего сотрудничества России, Монголии и Китая, которое могло бы стать основой и политического взаимодействия, снять или ослабить существующие геополитические противоречия. Для этого требуется активная позиция монгольского полюса, перекрытого орбитами других полюсов. Очевидно, что российская орбита является одной из важнейших среди них. При имеющихся у России таких политических преференций в Монголии восстановление (в оптимальных масштабах) и развитие ее экономических позиций в этой стране, приобретшей новых партнеров в лице КНР, США, Японии, вошедшей в ВТО, структуры МВФ и других международных финансовых институтов, становится вполне осуществимым.

От становления Монголии в качестве центра, способного по своему определять баланс сил в регионе, зависит процесс снятия напряжения во взаимоотношениях всех заинтересованных сторон. При этом следует учитывать, что тема монгольской цивилизации ничего общего не имеет с реанимацией идеи панмонголизма, подразумевающей создание государства «Великой Монголии». Эта тема является ключевой в рассмотрении места и роли в мире имеющегося монгольского государства и проблем защиты территориальной целостности России, Китая и Монголии.

В третьем параграфе «Монголия в процессе глокализации: политические аспекты» предпринимается попытка вписать Монголию в схему основных полюсов многополюсного мира. Особенностью предлагаемой схемы является пересмотр характера современных цивилизаций, коренным образом отличающихся от их исторических предшественниц прежде всего своей органичной встроенностью в систему глобальных связей (то, что здесь обозначается термином «глокализация»), определение степени их возможного взаимного проникновения и переплетения, мирного взаимодействия.

В настоящее время вполне проявленными (т.е. «провозглашенными», обретшими легитимность) выступают пять мировых цивилизаций, очертаниями которых охвачен и как бы исчерпывается весь мир. Но в признанных орбитах некоторых из этих цивилизаций исследователи обнаруживают по несколько полюсов, что свидетельствует об их внутренних противоречиях и наличии «дрейфующих» общностей, которые при определенных обстоятельствах могут проявиться (т.е. обрести легитимность в научных и политических кругах) в качестве новых мировых цивилизаций или окончательно интегрироваться в уже имеющиеся (и тогда они могут быть проигнорированы). Шансы Монголии как ядра Внутренней Азии, здесь такие же, как у других «дрейфующих» общностей. Но в Монголии наиболее наглядно проявляется живительная сила такого фактора, как всеобщая потребность в пополнении отряда мировых цивилизаций, заключающаяся в перекрещивающихся интересах.

Для Монголии западный ориентир - залог самой возможности позиционирования себя в диалоге мировых цивилизаций. Для Запада (как и для России и всего мира) монгольский полюс должен представлять значительный интерес, поскольку в данном регионе наиболее наглядна опасность беспредельной экономической, культурной и демографической экспансии Китая.

Усиление России как полюса мирового влияния дает шанс Монголии сохранять перед резко усиливающимся натиском Китая и дальше свою уникальность как ядра цивилизации. Для России данный полюс будет означать важную опору для противостояния колоссальному экономическому, демографическому и культурному натиску Китая на свои дальневосточные и южно-сибирские рубежи.

Дрейф Монголии в сторону дальневосточной (китайской) цивилизации происходит пока очень буднично, без наплыва мигрантов и синизации населения. Это можно считать большим благом при одновременном усилении дрейфа в сторону России. Монголия в этом случае получает подпитку своей самобытности с разных сторон. Монгольский полюс - в интересах Китая, поскольку эта страна получает важные внешние рычаги для преодоления опасных тенденций нестабильности и даже внутреннего дробления Бжезинский З. Великая шахматная доска…. С.194 - 195., смягчения противоречий в связях ханьцев с неханьскими народами.

Значение исламского фактора для поддержания баланса сил вокруг Монголии является неоспоримо большим. В Монголии сосредоточены стратегические интересы исламского мира. На западе страны проживают казахи, исповедующие ислам. К тому же Монголия является родиной тюркской государственности - Тюркского каганата; в Хангае, там же где находится колыбель Монгольской империи - Каракорум, был его культовый центр. Нынешние тюрки, в большинстве своем - мусульмане, весьма заинтересованы в обнаружении своих более ранних корней.

Индия дала приют тибетской общине во главе с Далай-ламой; это усиливает монгольский полюс, но при определенных обстоятельствах может привести к формированию второго «дрейфующего» полюса во Внутренней Азии. Стратегические интересы Индии в монгольском полюсе связаны с тем, что Монголия как суверенная страна является, по сути, единственным независимым центром одной из вышедших из лона индийской цивилизации мировых религий.

Итак, пример глокализации Внутренней Азии показывает мир в «миниатюре», один из способов переплетения универсальных общностей на локальном уровне.

В Заключении подведены итоги исследования и формулируются основные выводы, сделанные в диссертации.

Сопоставительное изучение современных и классических схем политического и цивилизационного мироустройства с историко-философскими воззрениями кочевников-мыслителей имело своим результатом выработку критериев корректного в таксономическом и политическом плане сравнения общности Внутренней Азии с другими крупными общностями. Использование этих критериев в ходе анализа фаз и надломов в цивилизационном развитии Монголии как историко-культурного ядра Внутренней Азии позволило выделить монгольскую цивилизацию как органичную часть, один из «дрейфующих» полюсов многополярного мира. Этот вывод связан с проблемой политически корректного подхода к судьбам народов, населяющих огромный регион Евразии - от Тибета и Северо-восточного Китая до Забайкалья и Поволжья, с признанием отсутствия или, наоборот наличия цивилизационных особенностей у этих народов, что означает констатацию в первом случае - неминуемости прямого и катастрофического российско-китайского цивилизационного столкновения, и во втором - возможности установления в регионе многостороннего диалога цивилизаций. .

Проработанный в диссертации на монгольском материале инструментарий цивилизационной политологии вполне применим и в исследовании других «пестрых» регионов, где на пути культурных, социальных, религиозных связей и контактов цивилизаций встают политические преграды в виде границ государств, содружеств, военных блоков. Положение о «дрейфующих» общностях дает возможность рассмотреть архитектуру современного политического устройства мира не только в жестких рамках государств и военно-политических блоков, но и в гибких границах цивилизационных анклавов, в отношении которых возможно достижение консенсуса между «перехлестывающимися» общностями. Во Внутренней Азии к такому консенсусу между практически всеми мировыми цивилизациями может вести возрастание субъектной роли ядра - Монголии.

Именно в активной политике монгольского руководства, которая в состоянии пресечь любое нарушение баланса сил (прежде всего, демографического, а также экономического и политического) в регионе, заинтересованы все ближние и дальние соседи Монголии. Помимо самой Монголии в ее независимой «равноудаленной» политике наиболее остро всегда нуждалась, нуждается в настоящий момент и еще долгое время будет нуждаться Россия, у которой много нерешенных вопросов с демографической ситуацией в Сибири и на Дальнем Востоке.

Проблемы цивилизационной идентичности монголоязычных, буддийских и других народов, проживающих на стыке границ России, Китая и Монголии, оказываются в центре клубка межцивилизационных глобальных связей. Здесь, в монгольском полюсе мира, переплетаются жизненные интересы всех современных мировых цивилизаций.

В приложениях содержатся подборка цитат ведущих западных специалистов о положении в мире Монголии, материалы социологического исследования об отношении монголов к России и данные статистики.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ

Индивидуальная монография

Монгольский полюс политического устройства мира. М.: Институт социологии РАН, 2009. 272 с.

Публикации в журналах, включенных в перечень изданий ВАК

1. Субъекты современного мироустройства: кочевая Монголия. // Полис, 2009, №4. С. 135 - 148.

2. Монгольский узел: недостающее звено цивилизационной теории. // Власть, 2009, №5. С. 33 - 36.

3. Кочевая цивилизация: тупик или перспективы развития? // Известия высших учебных заведений. Социология. Экономика. Политика. Тюмень, 2009, №2. С. 71 - 73.

4. Рождение монгольского коммунизма: 1920 год. // Вестник Московского университета. Серия 13. Востоковедение. 1/2000. С. 46 - 63.

5. Коминтерн и Монголия. // Восток, 1997, №1. С. 157 - 161.

6. Монголия социалистическая и постсоциалистическая. // Восток, 1996, №6. С. 107 - 110.

7. К 70-летию установления республиканского строя в Монголии. Круглый стол. // Проблемы Дальнего Востока, 1994, №5. (Совм. с М.И. Гольманом, В.В. Грайворонским, С.Г. Лузяниным, Ш.Г. Надировым, С.К. Рощиным, Г.С. Яскиной). С. 75 - 91

8. Монгольский феномен. // Азия и Африка сегодня, 1992, №2. С. 64 - 65.

9. О становлении руководящей роли рабочего класса МНР. // Рабочий класс и современный мир (с 1991 г. - Полис), 1984, №5. С. 58 - 64.

10. МНРП на современном этапе. // Проблемы Дальнего Востока, 1983, №3. С. 181 - 182.

Другие публикации

1. Цивилизационные пространства: проблемы глокализации // Россия в глобальных процессах: поиски перспективы. М.: ИС РАН. 2008. С. 297 - 314.

2. События в Монголии (на яп. яз.) // Russian-Eurasian Economy, 2008, 12, №917. Pp. 24 - 26.

3. Монгольская геополитика и фактор России (по материалам социологического опроса). // Гуманитарные исследования Внутренней Азии. Бурятский государственный университет. №1 2008. С. 15 - 18.

4. 2008 оны тавдугаар сарын 12-ноос 18-ны хооронд явуулсан олон нийтийн санал асуулгын дун (харьцуулсан дун шинжилгээ) (на монг. яз.) (Результаты соцопроса, проведенного 12 - 18 мая 2008 г. (сравнительное исследование) // Умард хорш (журнал «Северный сосед»), 2008, 05 дугаар сар, дугаар 05. P. 30.

5. Социологийн судалгааны дун (на монг. яз.) (Результаты соцопроса). // Умард хорш (журнал «Северный сосед»), 2007, 11 дугээр сар, дугаар 11. Pp. 5 - 7.

6. Ценностные ориентиры Монголии: выбор или предопределенность? //Globalization and Social Transformation in the Developing Countries. Ulaanbaatar: Bimbu-Sen Press, 2007. Pp. 35 - 39.

7. Глава 1. Вступление Монголии в ХХ век. // История Монголии. ХХ век. М.: ИВ РАН, 2007 (совм. с М.И. Гольманом). С. 12 - 58.

8. Прорыв сквозь столетия. // Эффективное антикризисное управление. Специальный выпуск, 2006, №40-41. (Совм. с Ч. Дашдаваа). С. 44 - 45

9. Монголия в эпицентре философского диалога. // Эффективное антикризисное управление. Специальный выпуск, 2006, №40-41. С. 46 - 47.

10. Монголын иргэншил хоорондын зангилаа ба аюулгуй байдлын асуудал (на монг. яз.) (Монгольский межцивилизационный узел и проблемы безопасности). // Mongolica / An International Annual of Mongol Studies. Vol. 17 (38), 2006. Pp. 79 - 85.

11. Монголия и соседи: особенности взаимовосприятия. // Россия-Монголия. Развитие социально-зкономического сотрудничества двух стран. М.: РАГС, 2007. С. 53 - 59.

12. Цивилизационные процессы на Дальнем Востоке: Монголия и ее окружение. М.: Изд-во «Восточная литература» РАН, 2005. / Сост., сопред. редколл. (совм. с К.Б.-М. Митуповым). 124 c. / Предисловие. С. 4 - 5. / Вводная статья «Ключевые вопросы монгольской идентичности». С. 6 - 15.

13. История в трудах ученых лам. М.: Товарищество научных изданий КМК, 2005. Сост., ред., коммент. (совм. с А.Д. Цендиной). 275 с. / Предисловие (совм. с А.Д. Цендиной). С. 3 - 4. / Вводная статья «Монгольский взгляд на историю». С. 5 - 18.

14. Цивилизационные аспекты мира и стабильности с Северо-восточной Азии. // Проблемы политической социологии, вып. 2, М., ИС РАН, 2005. С. 92 - 96.

15. О соотношении кочевой цивилизации с монгольской цивилизацией. // Mongolian Great Empire (formation, growth, decline). Ulaanbaatar, 2005. Pp. 126 - 130.

16. Глобализирующийся мир и Монголия. // Транснациональные процессы: XXI век, М.: «Современная экономика и право», 2004. С. 257 - 261.

17. Россия-Китай-Монголия в системе мировых цивилизаций. // Форум 2004, Нация и мир, М.: Мысль, 2004. С. 141 - 158.

18. Россия в монгольском треугольнике. Конкуренция требует внешнеполитической инициативы. // Политический журнал, №8 (11), 9 марта 2004. С. 42 - 44.

19. Groping for National Identity in Kazakhstan: A Viewpoint of Its Relation to the History of Eurasia and Mongolia (на яп. яз.) // Вестник экономики экс-СССР, 2003. №1 (847). Pp. 2 - 20.

20. Монгол улс хорш соел иргэншлийн туухийн бутээлуудэд: дэлхийн туухийн будуувчид гарсан оорчлолт (на монг. яз.) (Монголия в работах по истории смежных цивилизаций: сдвиги в схемах мировой истории). // Социологи, Улаанбаатар, 2003 он, №4, 215 (21). Pp. 61 - 68.

21. МНРП в иерархии Коминтерна // Researching Archival Documents on Mongolian History: Observations on the Present and Plans for the Future. Tokyo, 2004. Pp. 231 - 235.

22. L'annйe 1920 - La naissance du communisme mongol. // Cahiers Lйon Trotsky / йditй par Institut Leon Trotsky ; sous la rйdaction de Jean-Paul Joubert, Paule Gautier et Pierre Brouй. Paris: Trimestriel, 2003. Pp. 73-94

23. Монголия в классических и современных схемах мировых цивилизаций. // Проблемы истории и культуры кочевых цивилизаций Центральной Азии. Т. IV. Улан-Удэ, 2000. С. 100 - 123.

24. Монголын тухай БХК(б) Намын баримт бичигт (на монг. яз.) (Монголия в документах ВКП(б). Т. 1 (1920 - 1932). /Сборник документов. / Отв. сост. (совм. с С. Дамдинсурэном). Улаанбаатар, 2002. 735 p. (сигнальный экземпляр). / Введение с российской стороны. Pp. 16 - 36.

25. Размышления о внешней политике Монголии в ХХ веке. // Вестник Евразии, 2002, №2. С. 164 - 183.

26. The Depths of Political, Economic and Social Trends in Kazakhstan (на яп. яз.) // Toyo-Kenkyu, The Studies of Asia and Africa, №146, The Institute for Oriental Studies of Daito Bunka University. / Translator: Yoshikawa, Minoru. 2002. Pp. 105 - 116.

27. The Atlas of Mongolia: country and civilization. The Prospect. Dover, 2002. (совм. с Терским П.А. и Куркчи А.И.). 27 p.

28. Орос улстай тогтоосон харилцааны ууднээс Монгол улсын туухийг авч узэх нь (Изучение истории Монголии с точки зрения ее отношений с Россией).// Стратеги судлал, 2001, №1 - 2. Pp. 45 - 52.

29. Является ли Монголия цивилизацией? // Сибирский архив: архивные документы, публикации, факты, комментарии. Научно-популярный историко-краеведческий сборник. Иркутск: Оттиск, 2000. Выпуск 2. С. 38 - 44.

30. Послесловие. // Р. Груссэ. Чингисхан. /Пер. с фр. /Серия ЖЗЛ. М.: Молодая гвардия, 2000. С. 233 - 248.

31. «Монгольский коммунизм»: внутренние мотивы. // Mongolica / An International Annual of Mongol Studies. Vol. 10 (31), 2000. Pp. 299 - 306.

32. Is There a Mongol Civilization? // Bulletin. The IAMS News Information on Mongol Studies. №2 (24), 1999. Pp. 76 - 80.

33. Монголия и «русский коммунизм». // Научно-информационный бюллетень Российского центра хранения и изучения документов новейшей истории. Выпуск №8 (специальный), М., 1996. С. 28 - 36.

34. К вопросу об отношении Коминтерна к панмонголизму. // Гуманитарная наука в России: Соросовские лауреаты. История, археология, культурная антропология и этнография. М., 1996. С. 66 - 69.

35. Коминтерн ба Монгол. Баримтын эмхэтгэл. (Коминтерн и Монголия. Сборник документов). /Сост., коммент. (совм. с Г.М. Адибековым, С. Дамдинсурэном, В.В. Грайворонским, С.М. Розенталь, Г.С. Слесарчук, Э.Н. Шахназаровой, В.Н. Шепелевым, Ч. Дашдаваа). Улаанбаатар, 1996. 502 p.