Молдавское государство, молдавское право, молдавская государственная идея. XV-XVIII вв.

Размещено на http://www.allbest.ru

МОЛДАВСКОЕ ГОСУДАРСТВО, МОЛДАВСКОЕ ПРАВО, МОЛДАВСКАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ ИДЕЯ. XV-XVIII ВВ.

Шорников П.В.

В статье рассматриваются вопросы становления Молдавского государства, функционирования его администрации, духовной и высококультурной консолидации молдавского этноса. Большое внимание уделяется вопросам возведения «обычаев страны» в ранг государственного молдавского права.

Поскольку Молдавское княжество просуществовало 500 лет, наличие у его населения молдавской государственной идентичности не вызывает сомнений. Однако соединение национальности и патриотизма - черта Нового времени. Мировосприятие молдавского народа сформировалось гораздо раньше. Особенности экономики, - отгонное скотоводство, овцеводство, - выработали у молдаван особую субкультуру чабанов-мокан, вечных странников, нашедшую выражение в молдавском эпосе, начиная с баллады «Миорица». Могли ли сформироваться у странников сильная государственная идея, представления о ценности государства, т.е. господарской власти? молдавский государство этнос право

Другой вопрос заключается в том, было ли молдавское государственное сознание рассматриваемого периода этническим? Восточные славяне, которых молдавские летописцы именовали в единственном числе - «рус», как современных русских, а во множественном - «русь», приняли участие в восстании марамурешского воеводы Богдана и его походе на восточные склоны Карпат. На рубеже XIV и XV вв. русины (вероятно, с ударением на первом слоге) составляли 40% населения Молдавии, в том числе большинство населения Верхней Страны, северной части княжества [1;90,113]. Язык, именуемый летописцами славянским, был языком господарской канцелярии, богослужения, летописания, т.е. языком официальным, а Молдавию называли не только Страной Волошской, но и Молдославией, и Россовлахией. В те времена это было двуэтничное и двуязычное молдавско-русинское государство.

Начало формирования молдавского государственного сознания, скорее всего, связано с основанием первой столицы Молдавского княжества, Баии, в 1359 г. Первым письменным документом, подтверждающим существование такого сознания, является грамота господаря Романа от 30 марта 1392 г., которая начинается словами: «Великий самодержавный милостию Божию господин Роман воевода обладая Землею Молдавскою от планины до моря»[2]. В XIV-XV вв. государственная идентичность существовала в форме верности господарю. Ее была призвана утверждать стабильность государственной власти. Но в XIV в. господари Молдавии правили всего по 5-7 лет. Правления в XV столетии были более продолжительными. Если исключить восемь господарей, сменившихся за 25 лет смуты 1432-1457 гг., в этот период страной управляли только два государя - Александр Добрый (1401-1432 гг.), и Стефан III. 47-летнее правление Стефана Великого (1457-1504 гг.) оказалось наиболее продолжительным в молдавской истории. Однако многочисленные войны, которые довелось под его водительством вести молдаванам, вряд ли дают основания полагать, что у подданных могло сложиться представление об устойчивости государственного бытия Молдавии в его эпоху. И все же именно во времена Стефана III в Молдавии возникли предпосылки ускорения процессов этнической консолидации.

Первой по значимости реформой этого плана стала институализация управления. В княжестве была создана более многочисленная и, главное, более эффективная, чем прежде, государственная администрация. Она справлялась со сбором податей и проведением военных мобилизаций. В 1471 г., когда валашский господарь подготовил внезапное нападение на Молдавию, Стефан III, предупрежденный в последний момент, все же успел собрать необходимые силы и разгромил противника. Этнополитической консолидации молдаван способствовало и существование молдавского войска. «Великое» войско, примерно 40-тысячное ополчение «всей Страны», даже во времена Стефана Великого собиралось всего несколько раз: в 1467 г., когда в Молдавию вторглись венгры, для борьбы против турецких нашествий в 1474 и 1476 гг. и во время польского вторжения в 1497 г. Но достаточно многочисленным было и «малое войско», с которым господарь предпринимал набеги в Валахию, венгерские и польские владения. Оно составляло 12-15 тыс. воинов. В нем имелись капитаны и апроды, опытные командиры, число которых должно было быть больше, чем могло выставить молдавское боярство, и еще более многочисленные служиторы - младшие командиры. Поэтому молдавское ополчение обычно бывало достаточно организованным.

В этих условиях дружины крупных феодалов играли все меньшую роль в защите страны. Среди крестьян возникла целая категория витязей, пожалованных господарем этим почетным званием за боевую доблесть, но остававшихся земледельцами. Государственная администрация была достаточно развита, и действовала довольно эффективно даже в условиях иностранного нашествия. После поражения в Белой долине (1476 г.) Стефану удалось быстро собрать новое войско из «…горных пастухов и домашних слуг». Немногим меньшим, чем при сборе «великого» войска, был и размах проводившихся государственной властью гражданских мобилизаций. В 1479 г. на фортификационных работах в Кили трудились 800 каменщиков и 17000 чернорабочих[3;187].

Показателем этногосударственной консолидации молдавского народа являлась консолидация классов молдавского общества. В социальном плане к боярству, т.е. нескольким десяткам семей, причастных к государственному управлению, примыкали служилые люди: куртяне (низшие военные и гражданские чины), немеши (низший слой землевладельцев, - их было несколько тысяч, - выполнявший также различные государственные обязанности), калараши (крестьяне, обязанные служить господарю «конно и оружно», но освобожденные от ряда повинностей), доробаны (крестьяне, составлявшие пехоту). Наличие господарской администрации и войска, едва ли не ежегодное участие в борьбе с внешним врагом, других государственных мероприятиях формировали у населения Молдавии чувство общей судьбы.

В период независимого существования Молдавского княжества власть обладала авторитетом защитницы этнических (родовых) ценностей, самой жизни подданных от внешнего врага. Народ свыкался с мыслью о существовании высших интересов, общих для всех и каждого, вырабатывал общие идеалы и ценности. Расправы господарей над своими противниками даже летописцы-сторонники боярского правления склонны рассматривать как государственную необходимость, а не как акты произвола. О казни в 1471 г. видных сановников княжества Григоре Уреке сообщил без комментариев: «Зарезал Штефан-воевода Исайю ворника и Негрилэ пахарника и Алексу стольника на торге Васлуя». Под 1504 г. летописец, даже не назвав их по имени, упомянул о казни бояр, не согласных с завещанием Стефана III [4;90]. В том же лапидарном стиле повествовал Николай Костин: «Был этот Стефан воевода человеком невысокого роста, гневливым и скорым на пролитие невиновной крови; много раз за трапезой умерщвлял без размышлений». Эта осуждающая констатация не помешала летописцу далее восславить умершего правителя. Господарю-тирану Штефанице Н.Костин был готов простить ему преступления за его удачливость в войнах [5;176,190].

Однако во время иноземных нашествий большая часть населения теряла собственность и укрывалась в Карпатах. Постоянные войны вынудили молдаван возвести безопасность в ранг высшей ценности. Именно этого - «мира и отдохновения» - ожидала страна в 1427 г. при возведении на господарский престол Петра Рареша [6;191]. Само избрание боярами побочного сына Стефана Великого свидетельствовало об упрочении в боярстве государственного сознания. Правящий класс страны сумел предотвратить возникновение смуты наподобие той, какая последовала после смерти Александра Доброго.

Торговый обмен в Молдавии, как и в других странах, до XVII в. затрудняла система внутренних таможен. Осложняя связи и общение населения различных частей страны, такая политика государства создавала препятствия и этнокультурной консолидации молдаван. Тем не менее, уже при Стефане III в княжестве наметилась специализация отдельных областей на производстве тех или иных товаров, в городах появлялись торги, проводились ярмарки. Число городов и численность горожан постепенно возрастали. Наряду с молдаванами в городах проживали венгры, армяне, болгары, поляки, русские (местные и выходцы из Галицкой Руси), московиты, албанцы, турки, татары, немцы, цыгане. Полиэтничный состав населения городов Молдавии XVI-XVII вв. создавал дополнительные условия для обогащения молдавской родовой, культурной и языковой идентичности.

Хотя термин «Земля Молдавская» возник еще в XIV в., неопределенность статуса населенных русинами Буковины и Покутья в составе Молдавского княжества осложняли формирование у молдаван идеи единого Отечества и этнизации этого понятия. Стефан Великий, как следует из его высказывания в беседе с польским послом Фирлеем («взял есми ту букату земле, хочу щоби мы ся ней достало»), отнюдь не считал Буковину своей «отчиной», наследственным владением. Петр Рареш также боролся не за освобождение северной части Земли Молдавской, а за возврат уплаченных за нее денег, поскольку королевский долг оставался неуплаченным. Новый удар по молдавскому государственному сознанию нанесло установление турецкого ига, а затем отторжение Буджака, Хотинской, Бендерской и других рай.

К утрате молдаванами уважения к молдавской государственности вело также сокращение продолжительности правлений. 19 лет оставался господарем только Василий Лупу (1634-1653 гг.). Сравнительно долго, - более 15 лет, - удерживал господарский престол Петр Рареш (1527-1538 и 1541-1546 гг.). Но кроме них за неполных двести лет господарями побывали около 80 чел. Самым коротким было правление Иоанна Жолдя в 1552 г.: оно продолжалось всего три дня. В среднем правление господаря длилось немногим более двух лет и заканчивалось его убийством, бегством или изгнанием [7;428,429]. В конце XVII в. в стране по сути правила боярская олигархия: семейства Руссетов, Гаврилиц, Костиных. В 90-е гг. контроль над Молдавией пытался установить правитель Валахии Константин Брынковяну. За взятки, розданные придворным султана, он дважды покупал для своего зятя Константина Дуки фирман на правление Молдавией, чем спровоцировал формирование в Яссах антивалашской оппозиции [3;337,341].

Зависимость правителей от благоволения турецких султанов и их слуг-фанариотов подрывала авторитет господарской власти. Варварская эксплуатация страны османами, террористические методы управления, используемые господарями, каждый из которых подобно Арону Тирану (1591-1595 гг.) мог сказать: «Я - только исправник султана в этой стране!», порождали социальное отчаяние не только среди крестьян, но и в рядах молдавского боярства и духовенства. Все это разрушало духовные связи молдаван с Молдавским государством. Молдаване приобрели у соседей репутацию людей, всегда склонных изменить своему правителю. В XVI в. претенденты на молдавский престол порой отправлялись «завоевывать» Молдавию с горстью сторонников, иногда, как Дмитрий Вишневецкий (1663 г.), с несколькими сотнями воинов. И некоторые из них - Иван Подкова, Александр, Петр Казак - действительно добивались власти. Претенденты находили поддержку в самой Молдавии, поскольку навязанных им турками господарей молдаване не считали защитниками страны[3;298].

Отчужденность молдаван от существующей государственности ограничивала власть господарей - ставленников Порты. На протяжении XVI - XVII вв. только один из них, Иоанн Лютый, восставший против турок, посмел созвать «великое» войско, т.е. призвать к оружию крестьян. Остальные правители даже в случае иностранных вторжений предпочитали отбиваться силами «малого» боярского войска. Многие из них подобно Петру Хромому, трижды изгнанному с престола, при возникновении военной угрозы лишь обозначали сопротивление либо просто покидали страну.

Ослабление государственного сознания молдаван давало поводы для неблагоприятных суждений о их нравах. Грек Павел Алеппский, свидетель мятежа 1653 г., заключил: «Всевышний бог не создал на лице всей земли людей порочнее жителей страны молдавской: все мужчины воры и убийцы» [Цит. по: 3;317]. Но и Иоанн Некулче, соплеменников любивший, квалифицировал бояр как завистливых и склочных людей[8;251]. Еще более резко высказывался о нравах молдавской знати Дмитрий Кантемир. «Очень часто, - утверждал он, - можно видеть среди бояр в высшей степени людей чванливых, надменных, высокомерны.‹…› Отсюда можно понять, какие человеческие убожества очень часто достигают высших государственных должностей» [9;144]. Командующий русскими войсками в Молдавии генерал П.А. Румянцев уподоблял молдавских бояр двуликому Янусу, имевшему два лица и оба фальшивые, а секретарь императрицы Екатерины II А.В. Храповицкий отмечал: «Есть такие переметчики из молдаван, что вывернут голову между плахи и топора»[10;76]. Однако подобные суждения, справедливые при оценке морали части правящего класса, не могут быть признаны достаточными для характеристики политической нравственности всего народа.

Одним из следствий турецкого ига явилось оттеснение молдавского боярства от власти греками-фанариотами и другими иностранцами; кроме того, греки, армяне, турки монополизировали торговлю. Ситуация, когда не только внешними врагами, но, в значительной части, и угнетателями и эксплуататорами внутри страны выступали иноземцы, способствовала этнизации массового политического сознания. О четко выраженном этническом сознании молдаван - и знати, и крестьян - свидетельствует использование этнонимов не только письмоводителями господарской канцелярии, но и крестьянами, которые, восстав в 1633 г., потребовали от господаря Илияша: «Господарь, отдай нам греков!». Повествуя о приглашении татар на зимовку в 1674 г. Думитрашко Кантакузиным, И.Некулче, сам имевший в роду греков, подчеркнул, что господарь был «вероломным и трусливым греком». Упоминание этнической принадлежности правителей стало у летописцев правилом. Из их трудов узнаем, что Янку Сас являлся саксом (трансильванским немцем) и лютеранином, Арон Тиран «был еврейской расы», Иоанн Лютый - по матери армянин, Петр Хромой - мунтянин, Гаспар Грациани - хорват (в действительности, скорее всего, итальянец из Иллирии), Василий Лупу - албанец (на деле, вероятно, влах из Македонии), Штефан Рэзван - «ром (цыган) по матери», Константин Кантемир - «татарского роду» и т.д.[7;145,46,49]. А Дмитрий Кантемир знал этническое происхождение не только правителей, но и боярских родов Молдавии [9;139-143].

Важным фактором формирования у молдаван этнопсихологических особенностей стало также Молдавское право. В условиях турецко-фанариотского режима и деспотичной власти господарей, выполнявших волю султана, юриспруденция вынуждала низшие категории населения беспрекословно подчиняться высшим по феодальной лестнице. Молдавское право эпохи позднего Средневековья, в отличие от права Западной Европы и России, тяготело к форме юриспруденции, насажденной вначале с помощью церкви, а потом - посредством власти османов. Византийские правовые нормы воспринимались в княжестве в чистом виде и лишь некоторые видоизменялись. Только со второй половины XVIII века господари начали приспосабливать византийское законодательство, в первую очередь Шестикнижие Арменопуло, к условиям Молдавии, дополняя его некоторыми «адаптированными» местными обычаями[11;264,268,269].

Однако народ, отмечал в 1716 г. Дм. Кантемир, «продолжал придерживаться различных обычаев, заимствованных от соседей», как то: право наследования, завещания, порядок определения границ земельных владений, выполнение повинностей. «Поэтому, - продолжал бывший правитель, - у молдаван возникли правовые отношений двоякого рода: одни писаные, которые опирались на эдикты римских и греческих (византийских) императоров и на решения соборов; вторые - неписаные, которые можно назвать обычным народным правом. На местном языке оно называется славянским словом обычей, что обозначает нрав или обычай»[9;124]. Таким образом, Молдавское право, именуемое в документах также Закон страны, Обычай земли, представляло собой совокупность норм обычного феодального права и заимстований из законодательных актов Византии, восходивших к римскому праву.

Молдавское право появилось после образования Молдавского государства. Кроме обычного права в молдавскую правовую систему входили письменные законодательные акты и каноническое право. В таком виде молдавское право было зафиксировано в первом своде законов Молдавского государства, «Уложении» Василия Лупу (1646 г.), в «уложениях» господарей Мирона Барновского (1628 г.), Константина Маврокордата (1749 г.), Григория III Гики (1766 г.), Александра Морузи (1805 г.), в других документах канцелярии молдавских господарей, и оставалось в силе до второй половины XIX в. Но благодаря православию молдавское обычное право впитало многие элементы канонического права, и в XVIII-начале XIX в. существенно отличалось от обычаев прежних времен[11;265].

Молдавское право было более дифференцированным, чем Волошское, и включало Земельное право, Обязательственное право, Семейное право, Уголовное право и регламентировало привилегии господствующего класса и обязанности крестьян, отношения между различными классами молдавского общества, вопросы землепользования и хозяйствования в границах села и другие отношения в крестьянской общине. В отличие от Волошского права, Молдавское право устанавливало различия между нарушением уголовных и гражданских законов.

Молдавское право предусматривало верховную власть господаря в вопросах владения землей и существование трех форм земельной собственности: частновладельческой (включая светские вотчины и церковные владения), господарский домен и остатки общинной собственности (леса, пастбища), а также мелкое долевое (резешское) землевладение. Уложением Василия Лупу в 1646 г., на три года ранее, чем на Руси, осуществлено прикрепление крестьян к земле[12;209-210], [3;316-318].

В Молдавском праве различались право владения чужой вещью и право собственности, наследование по обычаю и по завещанию; возможность завещать землю чужакам, вначале строго ограниченная, к XVIII в. расширена до доли в 2/3 недвижимости при наличии прямых наследников - детей. В отличие от права наследования только по мужской линии, предусмотренного Волошским правом, Молдавское право предусматривает также право наследования недвижимости для женщин. Другое важное отличие молдавского права от законодательных установлений Валахии, где первым наследником являлся старший сын, заключалось в приоритете младшего сына, минорате. Право наследования, предусмотренное для младшего сына, распространялось на младшую дочь. Однако женщины не имели права наследовать землю.

Молдавское право предусматривало особое положение для живущих в стране татар и цыган. Татары проживали в княжестве согласно «холопскому и татарскому праву», т.е. являлись рабами. В отличие от вечинов, прикрепленных к земле, рабы находились в личном услужении бояр, которые были вправе их передать в наследство, продать, подарить; рабское состояние наследовали дети рабов. Наряду с татарами в категорию рабов входили и цыгане. Татар и цыган в служебных документах XV-XVI вв. объединяли древнерусским термином «челядь»[13;198-200].

Обязательственное право начинает вытекать не только из договоров, но и из причиненного вреда. Наряду с договорами мены, купли-продажи, займа и дарения, известными в Волошском праве, Молдавское право предусматривало договоры личного и имущественного найма, поклажи, поставки, товарищества и т.п. В XVIII в. появляется и залог земли - ипотека. Молдавское семейное право в основном воспроизводило нормы византийского брачного права, к которым добавлялись законодательные установления молдавских господарей. Восточное влияние проявилось в очень раннем допущении браков: у девочек - в 12-13 лет, у юношей - с 14-15 лет [7;63].

Молдавское уголовное право характеризуется представлением о преступлении как нарушении обычая. Право это различало умышленные и неумышленные преступления. В документах, составленных на славянском языке, оно именуется вначале «вина», а позднее - «грех». Его молдавский перевод со славянского - «грешалэ» - со временем стал означать преступление, совершенное без умысла, «ошибку». Появились также понятия «рецидив», разделение преступлений на преступления против государства («хиклянство» - измена, фальшивомонетничество), против суда, против церкви. Из общего понятия «татьба» выделяются повреждение имущества, кража (тайное хищение), грабеж, разбой. Регламентируются также преступления против земельной собственности - перенос межевых знаков, захват земли.

Хотя постепенно целью наказания становится предупреждение преступления, а не возмездие, развитие Молдавского права шло по линии ужесточения наказания. Еще в XVI в. предусматривалась душегубина - штраф за убийство, прелюбодеяние и изнасилование, хаталм - за земельные правонарушения, припас - за потраву. Все большее применение находит смертная казнь - через отсечение головы или повешение, какового в Волошском праве не было, а во времена Стефана Великого, вероятно, под влиянием правоприменительной практики Османской империи, Валахии и Трансильвании, - посажение на кол, сожжение, заливание расплавленного свинца в горло и т.п.

Смертная казнь применялась за хиклянство, рецидив при хищении, разбой, фальшивомонетничество, убийство родителей. Воров вешали, святотатцев сжигали. Во времена Дм. Кантемира, в начале XVIII в., бояре имели то преимущество, что, будучи приговорены к смерти, могли быть казнены только путем обезглавливания, в то время как крестьянин подлежал умерщвлению гораздо более жестоким методом - посредством кола, вгоняемого между ребрами[9;127]. Однако, согласно Молдавскому праву, судебный иммунитет феодалов был довольно сильно ограничен государством. Постепенно урезался и судебный иммунитет священнослужителей.

Обладало отличительными чертами и судопроизводство Молдавии. Восприняв византийскую традицию, оно не достигло форм, ставших обычными в католическом мире. Суд творила государственная администрация, высшей судебной инстанцией был суд господаря, менее важные дела судил Диван, т.е. правительство Молдавского княжества. На местах суд отправляли специально для того назначенные чиновники - «судцы».

При следствии применялись пытки; судебный процесс в Молдавии, как и в Балканских странах, эволюционировал от суда состязательного (обвинительного) к суду следственному (инквизиционному). Однако в княжестве долгое время сохранялся институт присяжных («журэторь»), росла роль свидетелей («видаков»)[9;71-74], [14;404]. В записях обычного права подробно расписаны все действия, необходимые для успешного осуществления каждого акта судопроизводства. Огромное значение придавали деталям процедуры судопроизводства, в том числе движению, словам и поступкам участников судебного процесса и составители Соборных грамот XVIII столетия[11;266,273].

Ужесточение Молдавского права, следственной и судебной практики в эпоху турецкого ига способствовало формированию у молдаван представлений о прежних временах как о временах справедливости. Стефан III, начавший и закончивший свое правление казнями, тем не менее, был удостоен не только имени «Великий», но и «чел Бун» (Добрый). После смерти, от последующих поколений, это почетное имя получил и господарь Александр, правивший в 1400-1432 гг. И только господарь-албанец Василий (1634-1653 гг.), за годы своего правления казнивший 14 тысяч «разбойников», получил прозвище «Лупу» (Волк).

Однако османы, сознавая консолидирующий потенциал Молдавского права, не допустили утверждения в княжестве общепринятых для всей страны писаных законов. В Диване имелось должностное лицо, толковавшее обычное право и писаные законы; при этом открывалась возможность произвольно трактовать обычаи. В 1741-1743 гг. господарь Константин Маврокордат, ранее осуществивший юридическую реформу в Валахии, распространил действие своего Уложения, подготовленного для этого княжества, и на Молдавию. Однако эта реформа не была воспринята средними и крупными феодалами. Крестьяне тяготели к нормам обычного права, потому что писаные законы были им непонятны. Молдавии порядки, полагали, они, должны оставаться молдавскими, «ка ла молдовень» (как у молдаван»). Поэтому основная часть законодательных норм Уложения была предана забвению, нормы обычного права остались в силе[11;264].

В конце XVIII в. благодаря поддержке, оказанной молдавскому Дивану русской военно-гражданской администрацией, в княжестве также начинается осмысление норм обычного права и возведение их в ранг закона; в Молдавии, как и в Валахии, были созданы судебные органы. Добиваясь создания объединенного восточнороманского государства «Дакия», Россия пыталась выработать для Дунайских княжеств единое законодательство. Хотя коренных изменений в законодательстве Молдавского княжества не произошло и в конце XVIII века, после принятия Соборной грамоты 1785 г., законов Андронакия Донича и законов Арменопуло[15;202], историческое содержание и функциональные обязанности византийского права и, следовательно правоприменительная практика, изменились. Поскольку на данном этапе оно должно было оформить юридическую подоплеку реформ господарей-фанариотов, а также все больше приспосабливаться к капиталистическим отношениям, письменное законодательство сбрасывает духовную оболочку, приобретая светский характер[16;269]. Решающий шаг в направлении унификации законодательства Дунайских княжеств был совершен в 1828-1834 гг., когда ими управляла русская администрация во главе с генералом П.Д. Киселевым. Однако полностью эта задача не была решена и к моменту объединения Дунайских княжеств в 1859 г.

Существование Молдавского обычного права и писаных законов, жизнь по особым, отличным от действующих в других странах «законам Страны» также формировали у молдаван особый менталитет, особое государственно-правовое сознание, их национальный характер. Как бы они ни относились к Молдавскому государству, они желали, чтобы все у них было, «как у молдаван».

Однако многое подтачивало идею существования молдавской государственности. Отсутствие внешней безопасности свидетельствовало, с одной стороны, о неспособности Молдавского государства защищать своих подданных от внешнего врага. В годы османского владычества столь важный институт государства, как армия, был окончательно скомпрометирован во мнении народа. Молдавское войско все в большей степени комплектовалось наемниками и уже не защищало страну от вражеских набегов, а служило инструментом внутренней политики. В ходе войн против христианских противников Порты оно выступало вспомогательной силой турецких войск, и оснований для гордости ратными подвигами предков в XVI-XVII вв. молдаване не усматривают. Потеря уважения к своей армии стала для молдаван одним из факторов падения престижа молдавской государственности.

Эрозия молдавской государственной идеи проявилась в утрате правителями княжества моральной санкции на власть. В господарях молдаване видели не национальных лидеров, а послушных исполнителей воли османов, хищных и жестоких временщиков. Эти правители не обеспечивали выполнения государством даже такой функции, как защита от внешней угрозы, размещая в стране татарские войска. Неуважение молдаван к своим господарям отразилось в прозвищах некоторых из них, правивших Молдавией в XVI-XVII вв.: Грозавул (Страшный), Орбул (Слепой), Лэкустэ (Саранча), Деспот, Шкьопу (Хромой), Тиран, Рэу (Злой), Коконул (Барчонок), Бурдужа (Брюхатый), Чел Кумплит (Лютый), Лупу (Волк). Исключение составляют Александр Добрый и Стефан Великий. Таким образом, прозвища-характристики 11 из 13 господарей носят негативный, обличительный характер[17]. Других правителей, также проливавших кровь подданных и разорявших страну, молдаване называли уменьшительно-презрительно: Штефэницэ, Илияш, Александрел, Дукулец. Прочие господари, за исключением запорожца Ивана Подковы и, разумеется, Дмитрия Кантемира, ставших национальными героями молдаван, вообще не запомнились народу. Обилие на господарском престоле, а в XVIII вв. - и в правящем классе княжества фанариотов, несомненно, служило дополнительным фактором отчуждения молдаван от существующей государственности.

Марионеточный, антимолдавский характер господарской власти стал еще более наглядным в XVIII в., в период, когда государственные подати в 7-10 раз превышали сумму повинностей, выплачиваемых крестьянином владельцу земли. Получая большую часть доходов за счет централизованной ренты, бояре превращались в чиновников, и как замкнутое наследственное сословие землевладельцев боярство начало исчезать. Дополнительным фактором отчуждения молдаван от Молдавского государства являлось также комплектование правящего класса страны и высшего чиновничества греками и другими иностранцами. Теряя не только позиции в администрации княжества, но и численное преобладание среди знати, по-гречески стремились говорить и бояре-молдаване[345360,362]. Отчуждение подавляющего большинства народа, крестьянства, от знати, от боярства, теряющего связь с молдавской культурой, наглядно выражено в «письме» «Физиология провинциала» и других произведениях Константина Негруци[18;61-66,194-195].

Обесценивание во мнении народа молдавской государственности, поставленной на службу эксплуатации страны в интересах Порты, проявилось даже в молдавской лексике. Аналог русскому слову «Отечество» в молдавском языке отсутствует; слово «цара» (страна) не является ему заменой. Оно допускает уничижительную, не переводимую на другие языки форму «цэришоара». Слово «баштина» означает малую родину, а выражение «де баштинэ» переводится как «местный», «туземный». Слово «патрия» («родина»), заимствованное из французского языка, осталось чуждым бытовой молдавской речи. Для отношения молдаван к молдавской государственности накануне ее упразднения характерна молдавская легенда, записанная Алеку Руссо в конце 30-х гг. XIX века. Господарь, согласно легенде, пьет вино за одним столом с Богом и дьяволом[19;217-223].

Образ героя-чиновника в классической молдавской литературе отсутствует. В функционерах государства молдаване видели не служителей общественно-значимого дела, а прислужников богатых и знатных. Чиновник, по мнению молдаванина, не имел нравственной санкции на управление. Его не признавали умным и почти всегда считали корыстным и бездеятельным. Лица, так или иначе представляющие власть, - бояре, чиновники - предстают в молдавском фольклоре в сатирическом свете. «Не имей дела с судами, - поучает дед Пэкалэ своего крестника Тындалэ, - У судей что в одно ухо войдет, в другое выйдет, потому что сытый голодного не разумеет. ‹...› Чиновникам не доверяй. Это хорошая брынза в бурдюке из собачьей шкуры. Обещает много, а как исполнять - боже, ничего я не помню. Не думай, что ты от него спасешься. Щербатая монета не потеряется - у чиновника всегда есть игла для твоего кожуха; и не думай, что он исправится, - старую лошадь не научишь скакать. Когда он не на службе, он человек достойный - постится раб божий, потому что есть нечего; все, что он скажет - красивая сказка и великое вранье - боярскую ложь и в Венгрии найдешь»[20].

Интеллигентов народное сознание отождествляло с представителями администрации. По мнению крестьян, они также заслуживали презрения за безделье, пустословие и пресмыкательство перед властью, не освященной общественным доверием[21;13-20]. Карпатские горцы, по мнению Алеку Руссо, - самые доподлинные из молдаван, истинные хранители молдавского начала, на равных общались с государственными чиновниками, а всех пришлых, т.е. представителей государства, презрительно именовали «чокой»[19;208]. Интеллигентов середины XIX в. Константин Негруци видел «тощими и хилыми»: «Вы носите причудливые одежды на дохлых телах, но есть ли в них душа, я сомневаюсь» [18;200]. Носителями народной мудрости - моральной и культурной традиции - выступали в молдавском сознании сельские старики, обобщенным образом которых стал дед Ион Роатэ.

Когда народ перестает уважать власть, героями его сказаний становятся враги правопорядка - разбойники. Храбрость, удаль, благородство молдаване с XVI в. приписывали гайдукам. По гайдуцкому циклу молдавского фольклора можно судить о накале социальной вражды крестьянства с боярами. В балладах рефреном повторяется формула гайдуцкого счастья: грабить бояр и вообще богачей, а представителей государства - исправников или чокоев, - убивать либо ставить перед выбором: петля или топор[19;24,287], [22;182184], [23]. Традиция варварски жестокого обращения с заключенными, сохранившаяся в Молдавском княжестве (как и в Валахии) до начала 30-х гг. XIX в., когда ей положили конец реформы, осуществленные под руководством П.Д. Киселева, оправдывала во мнении народа разбой гайдуков и подпитывала антагонизм между народом и властью. Могли ли молдаване чтить государство, чей правящий класс, чьих служителей они ненавидели и презирали?

Тем не менее, своим государством молдаване считали именно Молдавское княжество. Поскольку православие освящало государственную власть, средневековая молдавская государственность была православной, но не этнической. Со времен Стефана Великого и Георгия Стефана идее молдавской государственности все более определенно противостояла идея присоединения Молдавии к России[37]. Однако эта тема, а также вопрос о роли Молдавской православной церкви в формировании молдавского проекта национального спасения и окончательного устройства национальной судьбы, заслуживает монографического исследования.

Существование Молдавского государства, функционирование его администрации, наличие молдавского войска, военные и гражданские мобилизации способствовали духовной и этнокультурной консолидации молдавского этноса. Возведение «обычаев Страны» в ранг государственного Молдавского права, отличного от законодательства других стран, утверждало молдавское государственно-правовое сознание, особый менталитет молдаван, молдавский национальный характер.

Литература

1. Полевой Л.Л. Очерки исторической географии Молдавии XIII-XV вв.- Кишинев. 1979.

2. Молдова ын епока феудализмулуй. Документе славо-молдовенешть. Алкэтуиторий: А.Н.Никитич, Д.М.Драгнев, Л.И. Светличная. Суб ред. Луй П.В. Советов. Вол. I.- Кишинэу. 1961.

3. Мохов Н.А. Молдавия эпохи феодализма.- Кишинев, 1967.

4. Уреке Гр. Летописецул Цэрий Молдовей.- Кишинэу, 1956.

5. Costin N. Сostin N. Scrieri. Vol. I.- Chiєinau. 1990.

6. Стати В. История Молдовы.- Кишинев, 2002.

7. Некулче И. Оп. чит.

8. Кантемир Дм. Описание Молдавии.- Кишинев. 1973. С.144.

9. Гросул Г.С. Дунайские княжества в политике России. 1774-1806. Кишинев.- 1975.

10. Галбен А.И. Некоторые черты молдавского феодального права в период турецко-фанариотского господства. //Молдавский феодализм: общее и особенное (История и культура).- Кишинев. 1991.

11. История Молдавской ССР. Т.1.- Кишинев. 1965.

12. Boldur A. Istoria Basarabiei. - Chiєinau. 1992.

13. Советская Молдавия. Краткая энциклопедия.- Кишинев. 1982.

14. Гросул Я.С. Труды по истории Молдавии. Кишинев. 1982.

15. Молдавский феодализм: общее и особенное.

16. Для сравнения: среди русских правителей, удостоенных народом прозвищ-характеристик, таковой только один. Это Святополк Окаянный, отдавший в 1016 г. приказ об убийстве своих сводных братьев Бориса и Глеба. Остальные прозвища уважительны или нейтральны: Олег Вещий, Игорь Старый, Владимир Красное Солнышко, Ярослав Мудрый, Мстислав Великий, Ярослав Осмомысл, Мстислав Удатный, Андрей Боголюбский, Всеволод Большое Гнездо, Юрий Долгорукий, Александр Невский, Дмитрий Грозные Очи, Иван Калита, Симеон Гордый, Иван Красный, Дмитрий Донской, Василий Темный, Иван Большой, Иван Грозный, Алексей Михайлович Тишайший, Петр Великий, Екатерина Великая, Александр Благословенный, Александр Освободитель. Революционные публицисты называли Николая I Палкиным, а Николая II - Кровавым, но в историческое сознание русского народа эти прозвища не вошли.

17. Негруци К. Избранное.- Кишинев, 1974.

18. Руссо А. Опере. - Кишинэу. - 1967. П.217-223.

19. Негруци К. Избранное. Кишинев,1974.- Письмо XII, 1842 г.

20. Фолклор молдовенеск. Алк.: М.Г.Савина ши И.Д. Чобану.- Кишинэу, 1956.

21. Александри В. Избранное.- Кишинев,1972.

22. Епосул ероик. - Кишинэу. 1983.

23. См.: Шорников П.М. Молдавский национальный проект.//Мысль. (Кишинев). 2001.N2 (12); его же. Политический стратег и государственный деятель. //Мысль. Общественно-политический и научный журнал [Кишинев]. 2003. N4 (22); его же. Эхо Прутского похода.//Русский альбом. Исторический и литературный журнал. 2003. Вып.10/11; его же. Молдавская «картина мира» в Средневековье.//Вестник Славянского университета. Кишинев. 2004. Вып.11.его же. Стефан Великий и формирование Молдавского геополитического проекта.//Мысль. 2004. N2 (24); его же. Молдаване и русские: опыт взаимодействия в XVIII - начале XIX вв.//Славянские чтения: Материалы научно-теоретической Конференции. Славянский ун-т Республики Молдова. Вып.2. Кишинев. 2004.; его же. Кризис идентичности в Молдавском княжестве (20-е - 50-е гг. XIX века).//Мысль.2004. N2 (24); его же. Православие и формирование молдавской этнокультурной идентичности и молдавской государственной идеи //Покровские чтения. Книга VII. Cтатьи и материалы. Бендеры. 2005; Мысль. 2006. №1(31); его же. Миссия митрополита Гедеона.//Мысль. 2006. №2(32).

Размещено на Allbest.ru