Уголовно-правовой генезис злоупотребления свободой массовой информации

У красной прессы была своя цензура. В 1917 СНК принял Декрет о печати, направленный на подавление журналистики, выступавшей против Советской власти. Он включал в себя целую систему наказаний, включая штрафы, лишение свободы, политических прав и т.д. также была введена военная цензура. 23 декабря 1918 г. Вышло в свет «Положение о военной цензуре», где было сказано, что: «В целях сохранения военной тайны учреждается военная цензура».

Таким образом, в период гражданской войны в России преобладала нецентрализованная, юридически неузаконенная, но достаточно жёсткая цензура.

Наконец в 1919 г. Был создан Госиздат, с которым совмещён процесс централизации цензуры. Вместе с обычными издательскими функциями Госиздату предоставлялось беспрецедентное право контроля и цензуры над всем издательским процессом. Особенно жёсткой цензуре подвергались частные и кооперативные издательства. Цензурным гонениям подвергались народники (кооперативное издательство «Колос», эсеры, анархисты и меньшевики. Уже в этот период цензура использовалась как средство партийной борьбы.

НЭП привёл к оживлению инакомыслия, появлению оппозиционно настроенной прессы. В этих условиях власть усилила политцензуру. Таким образом, к 1922 г. сложилась ситуация, при которой надо было что-то менять. Но Госиздат этим уже не занимался. В июне 1922 г. все цензурные функции перешли к специальному новому учреждению - Главному управлению по делам литературы и издательств.

Цензурный режим, установленный партией большевиков, охватывал все сферы социально-политической и культурной жизни народа, включая и журналистику. Особое внимание было уделен (в 30-е годы работе журналистов в сфере радиовещания. Уже 8 января 1934 г. он принял постановление «О состоянии местного радиовещания на опыте Украины, Северного Кавказа и Закавказья». Среди трех задач, которые, как считает ВРК, стояли в тот момент перед местным (областным и низовым) радио, первой было -- усиление политической бдительности в подготовке микрофонного материала. В это же время фактически складывается система «военно-политического контроля над радиовещанием».

Итогом всех партийно-бюрократических, репрессивным мер по контролю за радиовещанием было создание такого фильтра, через который проходили в эфир только разрешённые сверху для массовой аудитории факты и события, художественные и музыкальные произведения.

Цензурно-репрессивный режим тех лет вел к своеобразному отбору в журналистских кадрах: вымыванию наиболее активных творческих людей, открывая простор карьеристам и подхалимам. Тотальный контроль партийной цензуры этого периода выразился в трансформации партийной и литературной критики в политический донос, их срастание с цензурой. Главлит развернул бурную деятельность по искоренению, недопущению, запрету.

Сам Сталин принимал активное участие в цензурировании, особенно это касалось кино.

В течении длительного времени практически оставалась неизменной система цензуры и вообще её характер. Под воздействием научно-технического прогресса в 1950-- 1960-е годы в журналистике происходят значительные изменения: постепенно набирает темп в своем развитии телевидение, синтезировавшее в себе основные достижения информационной службы общества, информационных технологий на том этапе. Из цензорских новаций тех лет следует отметить использование партийным руководством технических возможностей при контроле за телевидением. В конце 1960-х -- начале 1970-х годов начинается, как определяют историки, господство видеозаписи, сокращение прямого репортажа до минимума. Наиболее массовые передачи «Голубой огонек», «КВН», «Пресс-центр» и др. выходили на экран после тщательного монтажа, в ходе которого все, что казалось сомнительным с точки зрения партийной цензуры, убиралось. В целом эти факты укладываются в общее русло партийного управления журналистикой, с которым будет покончено лишь в 1990-е годы.

Конец XX века сопровождался революционными изменениями в журналистике, тесно связанными с развитием информационных технологий и компьютеризацией.

A наступление XIX столетия сопровождается процессом становления нового - планетарного мировоззрения, охватывающего всё большие массы людей. Цензуры нет, т.к. нет ни свода законов, ни органов цензурирования, есть только информация, запрещённая законом к разглашению: государственная и коммерческая тайны.

Заключение

Таким образом на данный момент в России не существует цензуры. Цензуры нет, но появление мирового информационного пространства связано с появлением новых проблем, например, практически неограниченной возможности получать самую разнообразную информацию, особенно в Интернет, непроверенность сведений, незащищённость детей перед потом негативной информации, поступающей из «всемирной паутины», и с экранов телевизоров (в частности сцен насилия).

Цензуры нет, но в персе и на телевидении всё чаще мелькают речи и заголовки в подобном роде: «О цензуре в России», «Правозащитники констатируют введение цензуры в России», «Freedom House о цензуре в России»… Международная правозащитная организация Freedom House опубликовала ежегодный доклад о состоянии свободы слова во всем мире, согласно которому пресса в России «не свободна» и находится под контролем властей. В рейтинге, составленном правозащитниками, Россия находится на 148 месте из 193 стран. Самой благополучной страной с точки зрения свободы слова, по мнению Freedom House, является Дания, а самой неблагополучной - Северная Корея.

Против России и ранее неоднократно выдвигались обвинения в нарушении свободы слова. Однако многие российские политики напоминают, что в стране выходят газеты, критикующие действующие власти. Они также говорят, что некоторые телеканалы позволяют себе критическую интонацию в освещении политических событий. В то же время, как утверждают наблюдатели, самые популярные общенациональные телеканалы, которые являются основным источником информации для большинства россиян, в основном отражают официальную точку зрения… это если говорить о государственной цензуре.

Но существует ещё и понятие коммерческой цензуры. Т.е. когда владелец Медиа-холдинга может диктовать своё мнение, высказывать свою точку зрения через свой информационный канал. Например, издательский дом «КоммерсантЪ», принадлежащий Березовскому. Хотя сотрудники издательского дома уверяют, что он только владелец и не вмешивается в их дела, т.к. они находятся на самофинансировании и живут за счёт рекламы (надо заметить, что реклама в их изданиях наиболее дорогая).

Но свободна ли тогда Россия от цензуры? Да и вообще возможно ли это не только в мировых масштабах отдельной страны?

Параграф 2 Законодательное регулирование

Ст. 4 Закона о СМИ («Недопустимость злоупотребления свободой массовой информации») знает три вида злоупотреблений свободой массовой информации:

а) использование СМИ для совершения уголовно наказуемых деяний;

б) пропаганда наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров;

в) использование в СМИ скрытых вставок, воздействующих на подсознание людей.

Следует отметить, что формулировка ст. 4 Закона о СМИ нередко интерпретируется на практике в том смысле, что ответственность редакций возникает лишь как следствие уголовной ответственности физических лиц, использовавших данное СМИ для совершения уголовно наказуемых деяний. Иными словами, пока нет вступившего в законную силу обвинительного приговора, не может быть вынесено предупреждение редакции.

Примерно в таком духе рассуждала и Судебная палата по информационным спорам при Президенте Российской Федерации (СПИС)2 в Рекомендации № 3 от 15 июня 1994 г. «Опорядке применения ст. 4 Закона Российской Федерации «О средствах массовой информации». Отвечая на запрос Комитета Российской Федерации по печати, СПИС сначала справедливо указывает на необходимость «различать уголовно-правовую ответственность физического лица за совершение преступления с использованием средств массовой информации и особую форму ответственности, к которой привлекают редакцию средств массовой информации». Однако далее палата неожиданно делает вывод, что «для вынесения предупреждения о нарушении ст. 4... [регистрирующий орган]... должен признать, что средство массовой информации использовалось в целях совершения уголовно наказуемых деяний». И буквально следом -- новый логический поворот: «В связи с тем, что признание физического лица виновным возможно только в порядке уголовного судопроизводства, вынесение предупреждения средству массовой информации по основаниям, предусмотренным в ст. 4, не должно смешиваться с признанием лица виновным в совершении преступления»3.

Спрашивается, каким образом регистрирующий орган должен устанавливать факт использования СМИ в целях совершения уголовно наказуемого деяния раньше, чем суд признает наличие самого события преступления? На каком правовом основании он может самостоятельно делать вывод о том, что СМИ было орудием преступления? Вправе ли он подменять органы дознания, предварительного следствия, суда? Да и стоило ли законодателю огород городить, поручая регистрирующим органам выносить предупреждения, если можно было ограничиться использованием традиционной формы прокурорских представлений и судебных частных определений об устранении причин и условий, способствовавших совершению преступления?

Впрочем, дело даже не в расхождениях между Законом о СМИ и УК РФ. Главное заключается в том, что речь идет о различных видах правонарушений, а следовательно, о разных видах юридической ответственности. К уголовной ответственности может быть привлечено лишь физическое лицо. Редакция привлекается к той ответственности, которая предусмотрена Законом о СМИ. Принципиально различен и характер санкций. Нас не должно вводить в заблуждение текстуальное совпадение отдельных формулировок ч. 1 ст. 4с названиями некоторых статей УК. В противном случае не было бы никакого смысла после формулы об использовании СМИ «в целях совершения уголовно наказуемых деяний» отдельно указывать на разглашение тайн, призыв к захвату власти, разжигание нетерпимости и розни, пропаганду войны и т.д. Ведь указанная формула уже покрывает все случаи использования СМИ для совершения любых преступлений. Например, если газета призывает убивать неверных жен, то налицо разжигание социальной нетерпимости, а -- при наличии определенных условий -- подстрекательство к умышленному убийству.

Поскольку речь идет об ответственности не физического лица, а такого специфического субъекта права как организация, осуществляющая выпуск СМИ, постольку при решении вопроса о наличии или отсутствии злоупотребления свободой массовой информации нужно исходить в первую очередь из общего контекста издания. Именно такие «магистральные линии» как призыв к захвату власти, разжигание нетерпимости и розни, пропаганда войны и т.д. имеет в виду Закон о СМИ, когда перечисляет формы злоупотребления свободой массовой информации.

Следовательно, наличие состава такого правонарушения как злоупотребление свободой массовой информации определяет не орган дознания, следователь, прокурор или суд, а регистрирующий орган, чье решение о вынесении предупреждения может быть обжаловано в судебном порядке. Наличие же вступившего в законную силу обвинительного приговора суда лишь упрощает -- в некоторых случаях -- задачу регистрирующего органа и сводит к минимуму -- в силу преюдиции -- вероятность успеха при судебном обжаловании его решения о вынесении предупреждения.

Обратим внимание и на то, что ч. 1 ст. 4 Закона о СМИ определяет многие составы злоупотребления свободой массовой информации как имеющие не формальный, а материальный характер. Это выражается в том, что формула «использование СМИ в целях совершения уголовно наказуемых деяний» может трактоваться таким образом: для признания правонарушения законченным требуется, чтобы преступление совершилось. Другой крайностью было бы истолкование этой формулы как признающей наличие правонарушения в самом факте использования СМИ с абстрактными «преступными намерениями», в целях совершения некоего преступления, которого никто не совершал и не подготавливал.

Выход видится в том, чтобы, решая вопрос о наличии или отсутствии злоупотребления свободой массовой информации, исходить не только из содержания распространенных сообщений и материалов, но и из общей направленности данного СМИ, из особенностей его целевой аудитории, из характеристики ситуации и т.д. Правоприменитель должен ясно отдавать себе отчет в том, насколько реально было наступление негативных для защищаемых интересов последствий. В этой связи уместно сослаться на классическое решение судьи Хелмса (Justice Holmes) по делу «Schenck против Соединенных Штатов», состоявшееся в 1919 году: «В каждом случае вопрос заключается в том, являются ли употребленные слова такого характера и употреблены ли они в таких обстоятельствах, что создают ясную и наличествующую угрозу, приведут ли они к реальным бедствиям, которые Конгресс имеет право предотвратить. Это вопрос близости и степени угрозы»4. Доктрина«clear and present danger» и по сей день является наиболее употребимой при толковании Первой поправки.

Помимо уголовного преследования физических лиц, виновных в совершении преступлений, предусмотренных Уголовным кодексом, существует механизм ответственности самих средств массовой информации, если их использование приобретает характер злоупотребления свободой массовой информации в смысле ст. 4 Закона о СМИ.

Новая, действующая с 1995 года, редакция ст. 4 Закона о СМИ призвана по мысли законодателя несколько расширить перечень видов злоупотребления свободой массовой информации, влекущих за собой применение санкций. Как уже отмечалось выше, в ч. 1 включено положение о недопустимости использования СМИ «для распространения передач, пропагандирующих порнографию». Однако цель не достигается, поскольку незаконное изготовление, рекламирование и распространение порнографических материалов и предметов уже не один десяток лет преследуется в уголовном порядке (в настоящее время по ст. 242 УК РФ), а следовательно даже без специального упоминания подпадает под действие ч. 1 ст. 4 Закона о СМИ.

Это в полной мере относилось до недавнего времени и к тезису о недопустимости распространения «передач, пропагандирующих культ насилия и жестокости», поскольку это подпадало под действие ст. 2281 УК РСФСР. Однако в ныне действующем УК РФ такой статьи уже нет. В результате регистрирующий орган должен сам определять «на глазок», есть ли в передачах того или иного вещателя пропаганда культа насилия и жестокости.

Новеллы в ч. 2 ст. 4 также вызывают немало вопросов. Если в первоначальном виде эта норма содержала запрет использования в теле-, видео- и кинохроникальных программах скрытых вставок, воздействующих исключительно на подсознание людей, то теперь сюда попали документальные и художественные фильмы, информационные компьютерные файлы и программы обработки информационных текстов. Прежде всего отметим, что с точки зрения Закона о СМИ разницы между кинохроникой и документальным фильмом не существует, что же касается художественных фильмов, то они вообще находятся вне сферы его действия.

Ничего не добавляет и упоминание о компьютерных файлах и программах. Во-первых, такие понятия как «информационные компьютерные файлы» и «программы обработки информационных текстов, относящихся к специальным средствам массовой информации», бесспорно, нуждающиеся в юридическом определении, вообще отсутствуют в отечественном законодательстве. В Федеральных законах, относящихся к информационному праву («О правовой охране программ для ЭВМ и баз данных», «Об информации, информатизации и защите информации», «Об участии в международном информационном обмене» и др.), используются совершенно иные понятия для обозначения того, что на уровне обыденного сознания можно назвать компьютерными файлами и программами обработки текстов. Так, Федеральный закон«Об информации, информатизации и защите информации» использует такой термин как «документированная информация», а Закон Российской Федерации«Об авторском праве и смежных правах» -- «программа для ЭВМ». Таким образом, правоприменитель ставится в терминологический тупик. Следовательно, для правоприменения эта норма непригодна как сформулированная в терминах, не имеющих юридически определенного содержания.

Во-вторых, упоминание о текстах, «относящихся к специальным средствам массовой информации» фактически вводит понятие специального СМИ. Однако Закон знает только специализированные СМИ: рекламные, эротические и т.д. Вряд ли речь идет о них. Но о чем же тогда?

Наконец, в-третьих, ст. 24 Закона о СМИ полностью поглощает содержание анализируемой поправки к ч. 2 ст. 4. Здесь закрепляется, что установленные Законом правила применяются как в отношении текстов, создаваемых с помощью компьютеров или хранящихся в их памяти, так и к информации, распространяемой через телекоммуникационные сети.

Перечисленные недостатки законодательной формулы отчасти были исправлены благодаря ст. 13.15 Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях «Злоупотребление свободой массовой информации», которая ограничила это понятие исключительно изготовлением и (или) распространением «теле-, видео-, кинопрограмм, документальных и художественных фильмов, а также относящихся к специальным средствам массовой информации информационных компьютерных файлов и программ обработки информационных текстов, содержащих скрытые вставки, воздействующие на подсознание людей и (или) оказывающие вредное влияние на их здоровье».

Подводя итог сказанному, отметим, что злоупотребление свободой массовой информации, разумеется, не может сводиться к использованию СМИ для совершения уголовно-наказуемых деяний. Оно может также выражаться в пропаганде наркотических средств, психотропных веществ и их прекурсоров, в использовании скрытых вставок, воздействующих на подсознание людей (имеются в виду так называемые технологии «двадцать пятый кадр» и «двойная запись»).

Все иные правонарушения, субъектом которых является редакция или учредитель СМИ, не могут считаться злоупотреблением свободой массовой информации. Так, нарушение законодательства о рекламе -- в части, касающейся времени, места и средств размещения рекламы (п. 3 ст. 30 Федерального закона «О рекламе») влечет ответственность по законодательству не о СМИ, а о рекламе. Ст. 14.3. Кодекса Российской Федерации об административных правонарушениях (КоАП РФ) устанавливает, что рекламодатель, рекламопроизводитель и рекламораспространитель (обычно организации, осуществляющие выпуск СМИ, выступают именно в этом качестве) несут ответственность за ненадлежащую рекламу или отказ от контррекламы. Наказание выражается административным штрафом на граждан в размере от двадцати до двадцати пяти МРОТ (минимальных размеров оплаты труда); на должностных лиц -- от сорока до пятидесяти МРОТ; на юридических лиц -- от четырехсот до пятисот МРОТ. Протоколы о подобных правонарушениях составляют должностные лица органов государственной инспекции по торговле, качеству товаров и защите прав потребителей, а рассматривают дела -- антимонопольные органы.

Примечательно, что Кодекс понимает под злоупотреблением свободой массовой информации исключительно использование скрытых вставок (ст. 13.15. КоАП РФ). Пропаганда наркотиков в СМИ представляет собой совершенно самостоятельный состав административного правонарушения. Ст. 6.13. КоАП РФ устанавливает ответственность за пропаганду либо незаконную рекламу наркотических средств, психотропных веществ или их прекурсоров. Предусмотренное Кодексом наказание -- административный штраф на граждан в размере от двадцати до двадцати пяти МРОТ на должностных лиц -- от сорока до пятидесяти МРОТ, на юридических лиц -- от четырехсот до пятисот МРОТ с конфискацией рекламной продукции и оборудования, использованного для ее изготовления, или без таковой. Протокол об административном правонарушении составляют должностные лица органов внутренних дел или МПТР, а дело рассматривается судьей.

Не может считаться злоупотреблением свободой массовой информации и распространение не соответствующих действительности сведений, порочащих честь, достоинство или деловую репутацию гражданина, либо деловую репутацию юридического лица, если это не было сделано злонамеренно. Если ложность распространяемой информации была заранее известна виновному лицу и таким образом в его действиях имел место умысел, то налицо будет уголовно-наказуемое деяние -- клевета, а при наличии неприличной формы -- оскорбление. Но если умысел отсутствует, то налицо не нарушение законодательства, а нарушение субъективного права, причем, относящегося исключительно к сфере частного, а не публичного права. Вот почему судебное решение, обязывающее телерадиокомпанию опубликовать опровержение, нельзя рассматривать как доказательство юридического факта нарушения законодательства, а следовательно, как основание для применения мер ответственности, предусмотренных Федеральным законом «О лицензировании отдельных видов деятельности»5.

Кумулятивный принцип в институте ответственности за злоупотребление свободой массовой информации. Институт ответственности СМИ за злоупотребление свободой массовой информации строится по кумулятивному принципу: если в течение 12 месяцев редакция неоднократно (два или более раз) нарушала требования ст. 4 Закона о СМИ и получала в связи с этим письменные предупреждения от регистрирующего органа, то последний вправе обратиться в суд с иском о прекращении деятельности СМИ. Причем тот же Закон предусмотрел, что все периодические печатные издания должны направлять в зарегистрировавшие их государственные органы обязательные бесплатные экземпляры каждого своего выпуска (ч. 1 ст. 29). Это сделано для того, чтобы регистрирующие органы могли осуществлять мониторинг соблюдения законодательства о СМИ в деятельности редакций и своевременно реагировать, в частности, на случаи злоупотребления свободой массовой информации.

Чтобы обеспечить баланс интересов, Закон о СМИ (ст. 61) предусмотрел возможность обжалования редакцией вынесенных регистрирующим органом предупреждений.

Что же касается практики применения правил ст. 4, то она весьма неоднородна и сравнительно невелика, хотя многочисленные случаи злоупотребления свободой массовой информации видны невооруженным глазом. В подавляющем большинстве случаев поводом для реагирования со стороны регистрирующих органов становятся публикации, свидетельствующие об использовании СМИ для разжигания национальной, религиозной и социальной розни. Причем, нередко регистрирующие органы не могут дать правильную юридическую оценку рассматриваемых материалов. Как злоупотребление свободой массовой информации они порой квалифицируют «формирование образа врага в лице Президента Российской Федерации», «призывы к саботажу экономической политики», «призывы к негативной реакции», «разжигание межрегиональных отношений», «явно некорректные и в оскорбительном тоне суждения» в адрес судов и т.п. Наиболее характерный недостаток мотивировочной части предупреждений -- когда анализу подвергаются не текст в целом, его смысл, направленность и возможное влияние на индивидуальное и общественное сознание, а отдельные слова и фразы, взятые в отрыве от контекста.

Практика работы по контролю за печатными и электронными СМИ свидетельствует о том, что, как правило, нарушения допускают одни и те же субъекты. Так, редакции журнала «Русич», газет «Эрзянъ Мастор» и «Саф Ислам» неоднократно предупреждались о недопустимости публикации материалов, нарушающих требования ст. 4 Закона о СМИ. Точно так же Мытищинская межрайонная типография дважды предупреждалась в 2000 году за тиражирование экстремистских таблоидов «Русская правда» и «Русский хозяин», содержавших призывы к распространению идей фашизма. В конце концов имевшаяся у типографии лицензия была приостановлена.

Однако в общем массиве выявленных нарушений те, что связаны со злоупотреблением свободой массовой информации, составляют чуть более десяти процентов. Среди нарушений, допускаемых телерадиовещателями, превалируют такие как перерыв в вещательной деятельности на срок более трех месяцев, вещание без лицензии и скрытая уступка лицензии. Есть и достаточно экзотические правонарушения. Так, Телекомпания «Авторские телевизионные новости», осуществляющая вещание в Екатеринбурге, в мае 2000 года была замечена в использовании скрытых рекламных вставок, воздействующих на подсознание телезрителей.

Механизм возложения ответственности за злоупотребление свободой массовой информации. Возьмем в качестве примера такой вид злоупотребления как использование СМИ для призыва к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя.

Известно, что редакция газеты «День» в 1992--1993 гг. трижды (2 ноября 1992 г., 1 и 9 марта 1993 г.) получала официальные предупреждения регистрирующего органа именно в связи с подобными публикациями. 19 марта 1993 г. Мининформпечати РФ обратилось в Дзержинский районный народный суд Москвы с иском о прекращении деятельности«Дня». Зная, что рассмотрение гражданских дел порой затягивается на годы, Министерство сразу же заявляло ходатайство о принятии мер по обеспечению иска в форме приостановления деятельности газеты до вынесения решения по делу. Право судьи принять такое решение с целью обеспечения иска закреплено в ч. 4 ст. 16 Закона о СМИ. Причем если редакция проигнорирует постановление о приостановлении, то это уже само по себе является по закону основанием для прекращения судом деятельности СМИ. (Кстати, на практике случаи приостановления деятельности СМИ по решению суда крайне редки, но намного чаще -- не уполномоченными на то органами.)

Отклонение судом ходатайств Мининформпечати о приостановлении деятельности газеты привело к тому, что «День» продолжал систематически нарушать Закон о СМИ в течение всего процесса. Участвовавший в деле прокурор также фактически поддерживал позицию«Дня». Максимум, чего удалось добиться Министерству, -- это мирового соглашения: Мининформпечать отказалось от своего требования прекратить деятельность газеты, а редакция«Дня» признала, что нарушала Закон о СМИ, и обязалась в дальнейшем от этого воздерживаться. Мировое соглашение было утверждено определением судебной коллегии по гражданским делам Московского городского суда от 7 сентября 1993г., однако опротестовано Генеральным прокурором России А.И. Казанником и отменено судебной коллегией по гражданским делам Верховного Суда Российской Федерации 26 ноября 1993 г. Новое слушание дела было назначено в Московском городском суде на 8 февраля 1994г., однако стороны на заседание не явились.

Одно из возможных объяснений неявки представителей Министерства таково: Мининформпечать России к тому времени было уже ликвидировано Указом Президента Российской Федерации от 22 декабря 1993г. №2255 «О совершенствовании государственного управления в сфере массовой информации», а в качестве его правопреемника был образован Комитет Российской Федерации по печати во главе с Б.С. Мироновым, быстро позиционировавшим себя в качестве экстремиста шовинистического толка. В конце концов суд решил оставить дело по иску о прекращении деятельности газеты«День» без рассмотрения.

Почему Министерству не удалось добиться большего? В немалой степени тому способствовала позиция прокуратуры, почти неизменно бравшей экстремистскую прессу на судебных процессах под свою защиту. Сказалось и отсутствие у судей опыта ведения подобных, граничащих с политическими, процессов, которые особенно чутки к уровню профессионализма и беспристрастности судей. Иными словами, для того чтобы в интересах сохранения гражданского мира использовать предусмотренные юридические процедуры, Мининформпечати не хватило умения, а правоохранительным органам -- еще и желания.

Вина Министерства и в том, что оно не сумело инициировать формирование судебной практики по делам о прекращении деятельности экстремистских изданий. Причем начинать следовало с самых оголтелых, оттачивая конкретные юридические толкования на ярких и предельно ясных примерах злоупотребления свободой массовой информации и закрепляя их в судебных прецедентах. И хотя прецедентное право чуждо нашей юридической системе, однако судебная практика может быть действенным средством формирования правоприменительной политики.

К сожалению, этого не сделано и по сей день. Вот почему и сегодня продолжают издаваться фашистские и другие экстремистские газеты, откровенно призывающие к захвату власти, насильственному изменению конституционного строя, разжигающие национальную, классовую, социальную, религиозную нетерпимость и рознь. Вот почему в самые напряженные моменты августа 1991 г. и октября 1993 г., когда страна находилась на грани гражданской войны, власти бросались из крайности в крайность, то применяя к экстремистской прессе меры административного принуждения, то отменяя их и возвращаясь к либеральному курсу.

Так, в период максимального обострения политического кризиса в октябре 1993 года, в условиях объявленного в Москве чрезвычайного положения Мининформпечать РФ в приказе №183 от 4 октября постановило «приостановить выпуск и распространение изданий, учредителями которых являются общественные объединения, принимавшие участие в массовых беспорядках и иных противоправных действиях в г. Москве, а также изданий, поддерживающих противоправную деятельность этих объединений(«Правда», «Советская Россия», «День», «Газета духовной оппозиции», «Рабочая трибуна», «Гласность», «Народная газета», «Русский порядок», «Русский вестник» и др.)».

Однако спустя десять дней, 14 октября, появился приказ № 199, в котором речь шла уже не о приостановлении выпуска на период действия чрезвычайного положения, а о прекращении деятельности ряда газет. Правда, перечень их оказался несколько иным. Из старого списка остались«День», «Газета духовной оппозиции» (запасное название «Дня») и«Русский порядок». К ним прибавились«Русское дело», «Русское воскресенье», «Русские ведомости», «Русский пульс», «За Русь!», «Наш марш», «Националист», «Русское слово», «Московский трактир», «Русский Союз», «К топору», поскольку «их содержание прямо направлено на призывы к насильственному изменению конституционного строя и целостности государства, разжигание национальной, социальной нетерпимости и розни, пропаганду войны, что стало одним из факторов, спровоцировавших массовые беспорядки, имевшие место в Москве в сентябре-октябре 1993 г.».

К сожалению, должного эффекта все подобные меры не имели ни в тогдашних условиях чрезвычайного положения, ни позднее -- например, газета «День» продолжает и поныне выходить под названием«Завтра». Правда, Госкомпечати России пытался в судебном порядке добиться прекращения деятельности газеты«Завтра» в связи с неоднократными нарушениями ст. 4 Закона о СМИ. При этом вывод о неоднократности подтверждался двумя направленными газете предупреждениями в связи с публикацией статей «Партизанская весна», «Церебральный паралич Кремлевского мозга» и «Импичмент, суд, высшая мера!» (май--июнь 1998 г.). Однако ответчику удалось в судебном порядке добиться признания недействительным одного из предупреждений. Госкомпечати пришлось отозвать свое исковое заявление.

Стимулировать активизацию борьбы с ультрарадикальными СМИ был призван президентский Указ «О мерах по обеспечению согласованных действий органов государственной власти в борьбе с проявлениями фашизма и иных форм политического экстремизма в Российской Федерации» от 23 марта 1995 года № 310. Однако, как отмечается в аналитическом докладе Фонда И ИДЕМ «О формах и методах противодействия политическому экстремизму в России», подготовленном в 1998 году, реальная польза от указа была невелика. Выполнение поручений носило большей частью внутриорганизационный и во многом формальный характер, так и не была сформулирована четкая стратегия и тактика антиэкстремистской деятельности и не выработана комплексная система действий государственных органов, скоординированных с институтами гражданского общества.

На этом фоне настоящими победами исполнительной власти над экстремизмом выглядят датированные 1998 годом решения Тимирязевского и Останкинского межмуниципальных судов Москвы о прекращении деятельности газеты «Штурмовик» и признании недействительным свидетельства о регистрации газеты«Русский порядок». В 1999 году по иску Северо-Кавказского регионального управления Госкомпечати Российской Федерации начата судебная процедура прекращения деятельности газет«Колоколъ» (г. Волгоград) и«Кубань лесная» (г. Краснодар).

Для реальной борьбы с политическим экстремизмом в СМИ есть и другие юридические средства помимо судебной процедуры прекращения их деятельности. В частности, важным и практически не используемым инструментом является ст. 15 Закона о СМИ. Поскольку ни одно из экстремистских изданий не регистрировались в таком качестве, постольку, в принципе, есть возможность борьбы с ними через механизм судебного признания свидетельства о регистрации недействительным как полученного обманным путем. Кроме того, экстремистские СМИ, как правило, не затрудняют себя должным оформлением правового статуса редакций. Но регистрирующие органы не обращают внимания на то, что по закону (ст. 20) им в обязательном порядке должны направляться редакционные уставы всех без исключения СМИ. Наконец, закрытые СМИ не могут быть перерегистрированы под новым названием (ст. 11), а если это им все-таки удалось, то есть основания для признания свидетельства о регистрации недействительным.

Экстремистские издания, как правило, «отрицают буржуазные законы» и потому зачастую игнорируют правила о выходных данных. Не последнюю роль играют и соображения конспирации или «игры в подполье». В любом случае выпуск и распространение продукции СМИ без выходных данных, с неполными или ложными данными регулировались ст. 1712 Ко АН РСФСР, которая предусматривала в том числе и конфискацию тиража. Точно так же они отрицают в большинстве случаев и правила, предусмотренные Федеральным законом «Об обязательном экземпляре документов». Поэтому работники Мининформпечати РФ в 1993 г. были вынуждены на собственные средства покупать газеты у музея Ленина, чтобы иметь возможность проанализировать их содержание на предмет соответствия Закону о СМИ. Тем не менее ст. 1713 КоАП РСФСР предусматривала ответственность за нарушение порядка представления обязательных экземпляров.

Кроме того, регистрирующие органы могли бы, опираясь на требования ст. 35 Закона о СМИ, вынудить экстремистские СМИ постоянно, из номера в номер публиковать их разъяснения, комментарии, заявления и т.п., с осуждением противоправной деятельности соответствующей редакции. Однако и такая практика на сегодня отсутствует, создавая благоприятные правовые условия для того, чтобы экстремистские СМИ безнаказанно продолжали свою разрушительную деятельность.

В то же время вопрос о совершенствовании правовых механизмов возложения ответственности за злоупотребление свободой массовой информации представляется достаточно актуальным. Прежде всего, отметим, что в действующем Законе о СМИ сама формулировка «прекращение деятельности средства массовой информации» представляется неудачной. Если вспомнить, что под средствами массовой информации Закон понимает «формы периодического распространения массовой информации», то становится ясна абсурдность использованной формулировки. Конечно, «форма» не может «осуществлять деятельность». Бессмысленно говорить и о «прекращении деятельности формы». Выход из этой лингвистической бессмыслицы видится, во-первых, через изменение понятия средства массовой информации, о чем будет сказано ниже, а во-вторых, через использование формулы «прекращение (или запрещение) выпуска средства массовой информации».

Однако главное заключается даже не в этой лингвистической проблеме, а в том, что сам по себе институт прекращения деятельности (выпуска) средства массовой информации является не более чем способом табуирования названий СМИ. Пример с газетой «День» доказывает это весьма убедительно: в случае возникновения опасности учредитель непосредственно или опосредованно представляет на регистрацию новое печатное издание под незначительно измененным(«Газета духовной оппозиции») или совершенно иным названием(«Завтра»), и редакция начинает его выпуск. Следовательно, в отношении печатных СМИ такой метод борьбы с экстремизмом оказывается малоэффективным.

Другое дело -- электронные СМИ. Существующая здесь система лицензирования, предусмотренная ст.ст. 30-32 Закона о СМИ, непосредственно увязывает получение лицензии с фактом регистрации СМИ. Следовательно, прекращение деятельности (выпуска) средства массовой информации автоматически влечет недействительность как свидетельства о регистрации СМИ (ч. 5 ст. 16), так и лицензии на вещание (ч. 2 ст. 31).

Кроме того, мы видим, что закрепленный в ст. 16 Закона о СМИ механизм возложения ответственности за злоупотребление свободой массовой информации оказывается крайне скудным по числу возможных санкций: предупреждение и прекращение. По аналогии можно представить Уголовный кодекс, в котором только два вида наказаний: общественное порицание и смертная казнь. Представляется, что в новой редакции Закона о СМИ следовало бы сохранить такую меру как прекращение выпуска (запрещение выпуска) средства массовой информации только для исключительных случаев, когда, например, речь идет о выпуске экстремистской газеты, издаваемой группой физических лиц. В подавляющем большинстве случаев злоупотребление свободой массовой информации должно влечь наложение штрафа в порядке административного судопроизводства на организацию, осуществляющую выпуск СМИ, и (или) на главного редактора.

Именно такой механизм был применен законодателем к нарушениям законодательства о выборах. Так, ст. 408 КоАП РСФСР предусматривала, что нарушение правил проведения предвыборной агитации влечет наложение штрафа на граждан в размере от десяти до двадцати пяти минимальных размеров оплаты труда, а на должностных лиц -- от двадцати до пятидесяти минимальных размеров оплаты труда. Кроме того, ст. 4 Федерального закона«Об административной ответственности юридических лиц за нарушение законодательства Российской Федерации о выборах и референдумах» от 06.12.1999 № 210-ФЗ предусматривала за то же самое правонарушение наложение штрафа на организацию, осуществляющую выпуск СМИ, в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда. В начале 2001 года появилось предложение еще более ужесточить ответственность за нарушение в СМИ правил предвыборной агитации «в связи с возникновением газет-однодневок и газет-двойников, а также волной грязных технологий, захлестнувшей избирательные кампании». Речь шла о внесении в Закон о СМИ поправки, которая позволяла бы прекращать деятельность средства массовой информации за нарушение правил предвыборной агитации6. Разумеется, принятие такого предложения означало бы пренебрежение известным со времен античности и ясно прописанным в Конституции Российской Федарации принципом «не дважды за то же».

В новом Кодексе Российской Федерации об административных правонарушениях от 30.12.2001 г. № 195-ФЗ предусмотрена возможность одновременного возложения ответственности и на должностное лицо, и на юридическое лицо. Ч. 3 ст. 2.1. устанавливает, что назначение административного наказания юридическому лицу не освобождает от административной ответственности за данное правонарушение виновное физическое лицо, равно как и привлечение к административной или уголовной ответственности физического лица не освобождает от административной ответственности за данное правонарушение юридическое лицо. плагиат творческий уголовный

Принципиально важным является здесь указание на виновность как юридического, так и физического лица. Отсутствие вины того или иного лица в совершении административного правонарушения исключает его ответственность. Причем следует учитывать существование различных форм вины: умысла и неосторожности. Административное правонарушение признается совершенным умышленно, если физическое лицо, его совершившее, во-первых, сознавало противоправный характер своего действия (бездействия), во-вторых, предвидело его вредные последствия и, в-третьих, желало наступления таких последствий или сознательно их допускало либо относилось к ним безразлично. Если лицо, совершившее правонарушение, предвидело возможность наступления вредных последствий своего действия (бездействия), но без достаточных к тому оснований самонадеянно рассчитывало на предотвращение таких последствий либо не предвидело возможности наступления таких последствий, хотя должно было и могло их предвидеть, то такое правонарушение признается совершенным по неосторожности.

Несколько иначе решается вопрос о виновности юридического лица. Оно признается виновным в совершении административного правонарушения, если будет установлено, что у него имелась возможность для соблюдения правил и норм, за нарушение которых предусмотрена административная ответственность, но данным лицом не были приняты все зависящие от него меры по их соблюдению. Данное правило в полной мере применимо и к организациям, осуществляющим выпуск средств массовой информации.

Размещено на Allbest.ru