Новая концепция юридической природы лизинговых отношений

Размещено на http://www.allbest.ru/

Новая концепция юридической природы лизинговых отношений

Авторы: С. Шаталов

Серия: Юрист. 2001, №1. С.16 - 26

Дата публикации: 31.01.2001

Аннотация

В работе проведен анализ структуры договорных связей «трехстороннего» лизинга. Рассмотрены различные точки зрения на этот вопрос и показаны их слабые места. Предложен новый подход. Лизинг - комбинация договора купли-продажи между продавцом и EC и договора аренды между LC и лизингополучателем, где: EC (emptor compositus) - покупатель, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, между которыми определенным образом распределяются права и обязанности покупателя; LC (locator compositus) - арендодатель, состоящий из лизингодателя и лизингополучателя, между которыми распределяются права и обязанности арендодателя.

лизинг концепция юридический

В литературе неоднократно обсуждался вопрос о важности правильного понимания юридической природы лизинга. Многократно указывалось и на сложности ее определения. В качестве иллюстрации приведем высказывания лишь некоторых авторов.

Профессор М.Джованьоли, автор первого обширного исследования, содержащего глубокий сравнительный анализ лизинга в законодательстве, судебной практике и доктрине государств континентальной Европы (Бельгии, Италии, Франции, ФРГ, Швейцарии): “Несмотря на стремительное развитие кредит-аренды (лизинга) (cr'edit-bail (leasing)) в континентальной Европе этот способ финансирования порождает затруднительные проблемы (probl`emes d'elicats), касающиеся не только налогообложения и бухгалтерского учета, как в Соединенных Штатах и Великобритании, но и, главным образом, частного права”. [1]

“Лизинг благополучно добился признания в континентальной Европе и, по-видимому, почти во всем мире. Тем не менее квалификация лизинга в частном праве остается весьма спорной и по данному вопросу высказываются различные мнения.

Точное определение юридической природы лизинга важно не только для теории, но и для облегчения интеграции этого нового способа финансирования англо-американского происхождения в систему обязательств и вещных прав континентальной Европы. Оно также имеет большую практическую значимость применительно к взаимным правам и обязанностям сторон и особенно к положению сторон по отношению к третьим лицам, поскольку, если автономия воли - правило в договорной сфере, квалификация операции (qualification de l'op'eration) - необходимое условие для того, чтобы заполнять возможные пробелы соглашения, чтобы толковать волю сторон в случае сомнения, чтобы разрешать коллизии законов, для применения правил о публичном порядке (в особенности направленных на защиту самой слабой стороны). Оно немаловажно и для определения бухгалтерского и налогового режима сделки. Но особенно оно важно в сфере вещных прав, где в законодательствах континентальной Европы господствует принцип numerus clausus и стороны не вольны создавать новые виды вещных способов обеспечения исполнения обязательства (s^uret'es r'eelles).” [2]

Е.В.Кабатова, автор первой в отечественной литературе работы, содержащей гражданско-правовой анализ лизинга: “Взаимоотношения изготовителя и пользователя составляют одно из главных отличительных свойств лизинга, его особенность и сложность. Проблема отношений изготовителя и пользователя настолько необычна, что до сих пор порождает различные теории для юридического обоснования существующего положения. Эти отношения нельзя квалифицировать ни как представительство, ни как отношения с третьими лицами, ни как поручительство, ни как трехстороннюю сделку с участием изготовителя, лица, предоставляющего оборудование в пользование, и пользователя. Каждый из этих институтов может быть применен лишь с известной долей условности. … И все же доктрина пытается использовать перечисленные институты для объяснения характера взаимоотношений между изготовителем и пользователем”. [3]

Профессор В.В.Витрянский, автор одной из последних отечественных работ, касающихся правовой природы лизинга: “Правовая природа лизинга, его место в системе гражданско-правовых обязательств остаются в числе самых дискуссионных вопросов в юридической литературе, посвященной исследованию лизинговых правоотношений. Согласно взглядам одних авторов договор лизинга представляет собой отдельный вид договора аренды, обладающий определенными квалифицирующими признаками, позволяющими как отличать его от иных видов договора аренды, так и выделять в отдельный вид договора аренды. Другие авторы полагают, что в отличие от договора аренды договор лизинга представляет собой не двустороннюю, а трех- или многостороннюю сделку. Можно встретить и точку зрения, в соответствии с которой договор лизинга представляет собой самостоятельный тип договорных обязательств, отличный от иных типов гражданско-правовых договоров, в том числе и от договора аренды”. [4]

За последние десятилетия юристами разных стран было создано множество теорий правовой природы лизинга. Неоднократно встречаются работы, авторы которых опровергают ряд существующих мнений (подходов, направлений), пытаются обосновать собственную позицию и одновременно указывают на возможность появления новых теорий. Например, Е.В.Кабатова в этой связи пишет: “Дальнейшее развитие лизинга, особенно в международной сфере, может привести к появлению новых теорий и концепций, поскольку разговор о природе лизинга еще далек от завершения”. [5]

В настоящей работе мы стараемся изложить чистый цивилистический взгляд на лизинговые отношения, абстрагировавшись не только от экономических аспектов, но и от сложившейся практики осуществления лизинговых операций, несомненно оказавшей влияние на современный законодательный подход и до сих пор, думается, затрудняющей ясное видение юридической природы лизинга.

Возможная практическая значимость предлагаемой новой концепции видится нам наиболее ярко применительно к международно-правовому регулированию лизинга.

Многочисленные концепции (подходы, направления), касающиеся правовой природы лизинга, появившиеся в течение последних десятилетий, не лишены, по нашему мнению, некоторых слабых мест. В настоящее время на международном уровне получила признание концепция, на которой основывается Конвенция УНИДРУА 1988 г. о международном финансовом лизинге, под влиянием которой были сформулированы, в частности, нормы Гражданского кодекса Российской Федерации (далее - ГК), непосредственно относящиеся к регулированию лизинговых отношений. С точки зрения указанной Конвенции лизинг есть комбинация взаимосвязанных договоров лизинга и купли-продажи [6] , причем под договором лизинга понимается договор между лизингодателем и лизингополучателем [7] , осложненный наличием третьей фигуры - продавца [8] , который, не будучи непосредственным участником соглашения между лизингодателем и лизингополучателем, тем не менее должен быть осведомлен о том, что лизингодатель приобретает у него оборудование в связи с договором лизинга, и несет обязанности по договору купли-продажи и в отношении лизингополучателя, как если бы последний был стороной такого договора, а оборудование продавалось непосредственно ему. 

Концептуальную основу Конвенции нельзя признать верной по следующим причинам. По договору купли-продажи продавец должен нести ответственность за ненадлежащее исполнение только перед своим контрагентом - покупателем. Конвенция же требует от продавца нести указанную ответственность перед лизингополучателем - лицом, не являющимся стороной договора купли-продажи, и наделяет последнего правом предъявления продавцу соответствующих претензий. Осведомление продавца покупателем о своих планах по распоряжению приобретаемым товаром не должно иметь для продавца столь далеко идущих юридически значимых последствий, как возложение на него указанной ответственности перед третьим лицом. В т.н. договоре купли-продажи Конвенция предполагает расщепление статуса покупателя и перенесения части его прав и обязанностей на третье лицо - лизингополучателя, который не является стороной договора купли-продажи, а т.н. договор лизинга заключается между лизингодателем и лизингополучателем, но при этом, согласно Конвенции, налагает определенные обязанности и на третье лицо - продавца лишь по той причине, что он уведомляется лизингополучателем о том, что последний приобретает товар в связи с договором лизинга. 

На основании изложенного представляется, что законодатель, подобно ряду теоретиков, стараясь оправдать содержащиеся в своей концепции противоречия общепризнанным принципам частного права, избрал путь minoris resistentiae, назвав в преамбуле лизинг «самостоятельными трехсторонними отношениями». 

Одна из главных ошибок и законодательства, и доктринальных исследований видится в том, что особое внимание уделяется отношениям между лизингодателем и лизингополучателем [9] , хотя с таким же успехом лизинг можно представить, например, как комбинацию договора между лизингодателем и продавцом, осложненного наличием лизингополучателя, и договора аренды между лизингодателем и лизингополучателем. Представляется, в частности, не вполне точным утверждение Е.В.Кабатовой, что в лизинге “главенствующую роль играют отношения по временному использованию оборудования”, а “отношения по купле-продаже остаются как бы вспомогательным звеном” [10] . В лизинге нет какой-либо общей цели, к достижению которой стремились бы и лизингодатель, и лизингополучатель, и продавец. В договоре купли-продажи для продавца не имеет значения то, каким образом покупатель распорядится купленным товаром (предметом лизинга), и договор купли-продажи не может в зависимости от этого квалифицироваться как “главенствующий” (первичный) или “вспомогательный” (вторичный). В договоре аренды для арендатора не имеет значения то, каким образом арендуемое имущество (предмет лизинга) оказалось в собственности арендодателя, и договор аренды не может в зависимости от этого квалифицироваться как “главенствующий” (первичный) или “вспомогательный” (вторичный). [11]

В главу ГК об аренде помещен параграф о финансовой аренде (лизинге), в соответствии с которым по договору финансовой аренды арендодатель (т.е. лизингодатель) обязуется приобрести в собственность указанное арендатором имущество у определенного им продавца и предоставить арендатору это имущество за плату во временное владение и пользование (ст.665). Однако не менее правильным было бы поместить в главу ГК о купле-продаже параграф о финансовой купле-продаже (лизинге), согласно которому по договору финансовой купли-продажи покупатель (т.е. лизингодатель) обязуется приобрести в собственность указанное арендатором имущество у определенного им продавца и предоставить арендатору это имущество за плату во временное владение и пользование. Остальные статьи того же параграфа содержали бы по существу те же положения, что и параграф о финансовой аренде в главе ГК об аренде, с той лишь разницей, что лизинг назывался бы не финансовой арендой, а финансовой куплей-продажей, а лизингодатель - не арендодателем, а покупателем.

До сих пор речь шла о наиболее очевидных возможных подходах, связанных с выделением отношений между двумя участниками лизинга в качестве его превалирующего элемента (договора лизинга), [12] однако можно представить и другие в определенной степени аналогичные конструкции, могущие показаться на первый взгляд более искусственными.

Можно в отличие от рассмотренных выше подходов особо выделить отношения продавца и лизингополучателя, представив лизинг как комбинацию договора между ними, осложненного наличием третьей фигуры - лизингодателя (договор лизинга), и договора лизингодателя с продавцом или лизингополучателем. Такой подход дает еще две возможные конструкции.

Если в данном случае считать договор лизинга договором купли-продажи, то лизингополучатель здесь выступает как покупатель, часть статуса которого переносится на третье лицо - лизингодателя, не состоящего в непосредственных договорных отношениях с продавцом. При таком подходе лизинг - комбинация договора лизинга (купли-продажи) между продавцом и лизингополучателем, осложненного наличием лизингодателя, и договора аренды между лизингополучателем и лизингодателем. 

Если тот же самый договор лизинга считать договором аренды, то лизингополучатель здесь выступает как арендатор, а продавец - как арендодатель, часть статуса которого переносится на третье лицо - лизингодателя, не состоящего в непосредственных договорных отношениях с лизингополучателем. При таком подходе лизинг - комбинация договора лизинга (аренды) между продавцом и лизингополучателем, осложненного наличием лизингодателя, и договора купли-продажи между продавцом и лизингодателем.

Полагаем, что ни одну из перечисленных четырех конструкций нельзя считать правильной, как и саму идею особого выделения отношений между какими-либо двумя участниками лизинга, дающую повод к вышеприведенным умозаключениям.

По нашему мнению, правовая природа лизинга может быть объяснена только при признании “равноправия”, т.е. одинаковой степени значимости, составляющих лизинг договоров купли-продажи и аренды, недопустимости особого выделения одного из них; невозможности существования составляющих лизинг договоров, в которых часть прав и (или) обязанностей хотя бы одного контрагента переносится на третье лицо.

Некоторые авторы рассматривают лизинг как самостоятельный тип договора, причем термином “договор лизинга” при таком подходе может обозначаться и трехсторонняя сделка, объединяющая лизингодателя, лизингополучателя и продавца в качестве сторон.

В наиболее полном и концентрированном виде система взглядов на договор лизинга как на самостоятельный тип гражданско-правового договора изложена И.А.Решетник, [13] по мнению которой “договор лизинга интегрирует разнородные по своей природе элементы, среди которых можно выделять черты отношений арендного типа, купли-продажи, договоров об оказании юридических и фактических услуг. Вместе с тем сочетание в договоре лизинга элементов известных законодательству договорных конструкций сформировало особые качества и признаки, которые … характеризуют специфическую правовую сущность этого договора. Сегодняшний подход законодателя, состоящий в выделении превалирующего элемента данной системы - отношений, связанных с предоставлением имущества для временного пользования, является … неудачным, поскольку не обеспечивает достижения основной цели - создания оптимальной правовой конструкции, способной наиболее эффективно регулировать гражданско-правовые отношения особого рода (лизинговые отношения). Попытки вписать более сложное экономическое образование в рамки более простой структуры помимо практической неплодотворности сопряжены с искусственным разделением элементов юридической конструкции лизинга, невзирая на их органическую взаимосвязь”. [14]

В своей работе И.А.Решетник неоднократно обращает внимание на то своеобразие отношений участников лизинга, которое имеет место в соответствии с критикуемым ею законодательным подходом, например: “Уникальность исследуемой системы проявляется, несомненно, и в своеобразии роли каждого участника лизинговой сделки, особенностей взаимоотношений сторон. Так, например, очевидна специфичность статуса лизингодателя, выступающего одновременно в качестве покупателя лизингового имущества. Интересно и то, что лизингополучатель, не принимая участия в заключении договора купли-продажи, выступает тем не менее как активный участник этих отношений, указывая необходимое имущество и определяя его продавца. Но, пожалуй, наиболее показательна в данном смысле необычность взаимоотношений лизингополучателя и продавца, состоящая в наличии между ними юридической связи, основанной на волеизъявлении этих сторон”. [15]

Признавая, что подход законодателя, состоящий в выделении превалирующего элемента в системе лизинговых отношений, неудачен, нельзя в то же время согласиться с тем, что эти отношения суть отношения особого рода и что лизинг представляет собой трехстороннюю сделку. В трехсторонней сделке каждая сторона состоит в договорных отношениях с каждой из остальных двух сторон. И.А.Решетник же, вместо того чтобы представить такую «полноценную» трехстороннюю сделку, объясняет взаимоотношения лизингополучателя и продавца наличием «между ними юридической связи, основанной на волеизъявлении этих сторон». Представляется, что при признании наличия договорных отношений между лизингодателем и продавцом и между лизингодателем и лизингополучателем то волеизъявление, о котором говорит И.А.Решетник, во всяком случае волеизъявление продавца при заключении договора с лизингодателем, скорее напоминает волеизъявление, имеющее место при договоре присоединения (п.1 ст.428 ГК), которое не может само по себе привести к установлению договорных отношений между присоединившейся стороной и каким-либо лицом, не являющимся стороной непосредственно данного договора присоединения. Как справедливо указывает профессор В.В.Витрянский, “взгляд на договор лизинга или на так называемую лизинговую сделку (т.е. совокупность договоров, включающую договор купли-продажи лизингового имущества и договор его аренды) как на трехстороннюю сделку не укладывается в существующее в гражданском праве (и в законодательстве, и в доктрине) представление о гражданско-правовой сделке. Две самостоятельные двухсторонние сделки: купли-продажи и аренды - даже при самой тесной их взаимосвязи никак не могут образовать третью сделку, сторонами которой являлись бы субъекты двух названных самостоятельных договоров”.[16]

Мы предлагаем собственную концепцию правовой природы лизинга, учитывающую вышеприведенные соображения и не оставляющую места для той “необычности” лизинговых отношений, на которую указывают другие авторы. 

По нашему мнению, лизинг есть комбинация купли-продажи (emptio-venditio) и аренды (locatio-conductio rerum), классических договоров, необходимых и достаточных для объяснения его правовой природы. При этом, в частности, отпадает и повод усматривать в лизинге трехстороннюю сделку. 

В соответствии с нашей концепцией лизинг проявляется в особом расщеплении статуса покупателя между лизингодателем и лизингополучателем и одновременном особом расщеплении статуса арендодателя между лизингодателем и продавцом.

Лизингополучатель и лизингодатель образуют сообщество, которое мы назовем emptor compositus (далее - EC), выступающее как одна сторона (покупатель) в договоре купли-продажи, который заключается с продавцом, и определенным образом распределяют между собой права и обязанности покупателя. В частности, лизингодатель получает право собственности на покупаемый товар и оплачивает его, а лизингополучатель получает право предъявления продавцу требований в отношении качества товара.

Лизингодатель и продавец образуют сообщество, которое мы назовем locator compositus (далее - LC), выступающее как одна сторона (арендодатель) в договоре аренды, который заключается с лизингополучателем (он здесь выступает как арендатор), и определенным образом распределяют между собой права и обязанности арендодателя. В частности, лизингодатель является собственником передаваемого в аренду имущества и получателем арендных платежей, а продавец несет ответственность перед арендатором за качество имущества.

Такое распределение ролей покупателя и арендодателя и позволяет выделить договоры купли-продажи и аренды, составляющие лизинг. [17]

Рассмотрим более подробно права и обязанности участников обоих договоров.

По договору купли-продажи продавец обязуется передать товар (предмет лизинга) в собственность другой стороне - EC, который обязуется принять и оплатить товар. 

Для лизинга принципиальное значение имеет следующее распределение прав и обязанностей внутри EC: 

· лизингодатель получает право собственности на товар; 

· лизингодатель оплачивает товар;

· лизингополучатель получает право предъявления продавцу требований в отношении качества товара;

· договор может быть расторгнут по инициативе EC только при наличии согласия на это как лизингодателя, так и лизингополучателя.

Распределение прочих прав и обязанностей внутри EC не имеет принципиального значения для сущности лизинга. 

По договору аренды LC обязуется предоставить лизингополучателю (арендатору) имущество (предмет лизинга) за плату во временное владение и пользование. 

Для лизинга принципиальное значение имеет следующее распределение прав и обязанностей внутри LC:

· лизингодатель получает право собственности на имущество;

· лизингодатель получает арендные платежи;

· лизингодатель получает право предъявления лизингополучателю требований, вытекающих из договора аренды, в случае ненадлежащего исполнения договора лизингополучателем;

· продавец несет перед лизингополучателем ответственность за качество имущества.

Распределение прочих прав и обязанностей внутри LC не имеет принципиального значения для сущности лизинга. 

Договор купли-продажи и договор аренды тесно взаимосвязаны. EC и LC проявляются только при наличии обоих договоров, причем лизингодатель входит одновременно и в EC, и в LC.

При таком подходе к определению правовой природы лизинга отпадает всякая будто бы свойственная ему специфика, на которую указывают те, кто усматривает необычность отношений между лизингополучателем и продавцом, будто бы не состоящими в договорных отношениях. В договоре купли-продажи помимо продавца участвует только одна сторона - EC, представляемая разными лицами. В договоре аренды помимо арендатора (лизингополучателя) участвует только одна сторона - LC, представляемая разными лицами.

И.А.Решетник приводит следующие аргументы против объяснения лизинга посредством договоров купли-продажи и аренды: “Анализируя содержание настоящего договора, мы обнаруживаем в нем как связь отдельных элементов типичных договорных форм, так и связь элементов, которая характеризует именно смешанный договор. Между тем представляется не достаточно точной позиция В.Витрянского, считающего, что “своеобразие договора лизинга в основном объясняется тем, что возникшие из него обязательства представляют собой сочетание, с одной стороны, прав и обязанностей арендатора и арендодателя, типичных для арендных отношений, а с другой - некоторых прав и обязанностей продавца и покупателя, присущих договору купли-продажи”. Настоящая позиция оставляет без внимания существенные черты договора лизинга, которые не типичны для упомянутых этим автором урегулированных законодательством имущественных отношений. В частности, не может быть, на наш взгляд, объяснена с помощью аренды и купли-продажи обязанность лизингодателя по приобретению в собственность указанного лизингополучателем имущества у определенного последним продавца. Кроме того, рассмотрение прав и обязанностей лизингодателя и лизингополучателя склоняет к мнению о том, что распределение обязанностей сторон в договоре лизинга не совпадает с решением этого вопроса применительно к договору аренды, то есть нормы о договоре аренды не отражают в полной мере действительного содержания договора лизинга. Не может быть проигнорирована и возникающая юридическая связь между лизингополучателем и продавцом объекта лизинга, которая исключает мнение о чисто механическом соединении включенных в лизинг элементов и свидетельствует о формировании в результате такого сочетания качественно нового и более сложного, нежели любая из составляющих его частей образования.” [18]

На эти возражения высказанная нами идея позволяет ответить следующее. Обязанность лизингодателя по приобретению в собственность указанного лизингополучателем имущества у определенного последним продавца объясняется как раз с помощью договора купли-продажи, где покупатель - EC. Что касается распределения обязанностей сторон в договоре лизинга, то оно на самом деле “не совпадает с решением этого вопроса применительно к договору аренды, то есть нормы о договоре аренды не отражают в полной мере действительного содержания договора лизинга”, признание самого существования которого глубоко ошибочно, но договор между лизингополучателем и LC есть как раз договор аренды. “Возникающая юридическая связь между лизингополучателем и продавцом объекта лизинга, которая исключает мнение о чисто механическом соединении включенных в лизинг элементов”, объясняется опять-таки с помощью договоров купли-продажи и аренды, но вовсе не “свидетельствует о формировании ... качественно нового и более сложного, нежели любая из составляющих его частей образования”.

Заметим, что многие концепции (нормативно-правовые акты), несмотря на свои недостатки, содержат отдельные элементы, наличие которых позволяет утверждать, что понимание правовой природы лизинга авторами (разработчиками) этих концепций (нормативно-правовых актов) в чем-то приближается к нашему.

Так, пункт первый статьи 670 ГК распределяет права и обязанности арендатора и арендодателя в отношении продавца так же, как нам видится распределение прав и обязанностей между участниками EC - контрагента продавца: «Арендатор вправе предъявлять непосредственно продавцу имущества, являющегося предметом договора финансовой аренды, требования, вытекающие из договора купли-продажи, заключенного между продавцом и арендодателем, в частности в отношении качества и комплектности имущества, сроков его поставки, и в других случаях ненадлежащего исполнения договора продавцом. При этом арендатор имеет права и несет обязанности, предусмотренные настоящим Кодексом для покупателя, кроме обязанности оплатить приобретенное имущество, как если бы он был стороной договора купли-продажи (Курсив наш. - С.Ш.) указанного имущества».

Остальные положения этого пункта также представляют арендатора (лизингополучателя) и арендодателя (лизингодателя) в соответствии с нашей концепцией как единого покупателя: арендатор не может расторгнуть договор купли-продажи с продавцом без согласия арендодателя; в отношениях с продавцом арендатор и арендодатель выступают как солидарные кредиторы (статья 326).

Статья 669 ГК устанавливает общее правило, в соответствии с которым риск случайной гибели или случайной порчи арендованного имущества переходит к арендатору, хотя по договору купли-продажи такой риск по общему правилу переходит к покупателю. С точки зрения нашей концепции правило, установленное этой статьей, выглядит более корректным, поскольку по договору купли-продажи контрагент продавца - EC, куда входит и лизингополучатель.

По мнению Е.В.Кабатовой, “наиболее ярко различие договоров аренды и лизинга проявляется в решении вопросов ответственности и перехода риска. В договоре аренды арендодатель несет ответственность перед арендатором за несвоевременное предоставление имущества во владение арендатора, за обнаруженные дефекты и др. В договоре лизинга ответственность за нарушение условий, относящихся к предмету договора (качество, несоответствие целям пользователя), обычно несет изготовитель оборудования. В результате перед пользователем отвечает не собственник оборудования, а изготовитель оборудования, который не является стороной договора лизинга. Риск случайной гибели или порчи оборудования, как правило, несет пользователь, а в договоре аренды, как это предусматривается законодательством различных стран, все риски несет собственник, т.е. арендодатель”. [19]  

Что касается ответственности продавца перед лизингополучателем, то наша концепция снимает это несоответствие, поскольку по договору аренды перед лизингополучателем указанную ответственность несет единый арендодатель - LC. В отношении же риска случайной гибели или порчи переданного в аренду имущества заметим, что возложение этого риска на ту или иную сторону не имеет принципиального значения для сущности арендных отношений. Договор аренды останется договором аренды даже в случае, если стороны договорятся о возложении риска случайной гибели или порчи переданного в аренду имущества на арендатора. Более того, при лизинге риск случайной гибели или порчи переданного в пользования имущества не обязательно несет лизингополучатель.

Широкое распространение получило мнение, что правовая природа лизинга может быть объяснена с помощью договора в пользу третьего лица. 

Так, по мнению А.А.Иванова, «арендодатель по договору лизинга возлагает исполнение части своих обязанностей на продавца по договору купли-продажи (п.1 ст.313 ГК), причем имеет место особый случай перепоручения исполнения, при котором перед кредитором (арендатором) в силу прямого указания закона становится ответственным только исполнитель (продавец). В свою очередь, договор купли-продажи предстает перед нами как договор в пользу третьего лица - арендатора (ст.430 ГК)». [20]

Профессор В.В.Витрянский считает, что “специфика лизинговых отношений (тесная взаимосвязь договоров купли-продажи и аренды) как раз и состоит в том, что договор купли-продажи лизингового имущества благодаря специальным правилам о договоре финансовой аренды (лизинга), содержащимся в ГК (§6 гл.34), изначально конструируется по модели договора в пользу третьего лица. В соответствии со статьей 430 ГК договором в пользу третьего лица признается договор, в котором стороны установили, что должник обязан произвести исполнение не кредитору, а указанному или не указанному в договоре третьему лицу, имеющему право требовать от должника исполнения обязательства в свою пользу. Именно это имеют в виду специальные правила о финансовой аренде (лизинге), предусмотренные ГК, когда возлагают на продавца обязанность передать лизинговое имущество непосредственно лизингополучателю, а последнего, не являющегося стороной в договоре купли-продажи, наделяют правами покупателя по указанному договору (п.1 ст.668, п.1 ст.670)”. [21]

Если бы договор купли-продажи заключался в пользу лизингополучателя, право собственности на товар (предмет лизинга) переходило бы к лизингополучателю. При договоре в пользу третьего лица это лицо наделяется правами кредитора и, следовательно, может расторгнуть договор, а лизингополучатель не вправе расторгнуть договор без согласия лизингодателя (п.1 ст.670 ГК).

Как видим, в результате заключения договора в пользу третьего лица не может произойти расщепления статуса покупателя, которое бы вписывалось в комплекс лизинговых отношений. Характеризующее лизинг распределение роли покупателя между лизингодателем и лизингополучателем есть непосредственное следствие договора между продавцом и его единым контрагентом - EC.

И.А.Решетник, стараясь обосновать наличие договорных отношений не только между лизингодателем и продавцом и между лизингодателем и лизингополучателем, но и между лизингополучателем и продавцом, пишет следующее: “Фактически существующая договорная связь между лизингополучателем и продавцом зиждется на особом выражении воли этих субъектов. Особый характер их волеизъявления проявляется как раз в том, что воля лизингополучателя и продавца выражена косвенным путём. Воля лизингополучателя на возникновение соответствующих отношений выражена в договоре лизинга, решающем вопрос не только о лизинговом имуществе, но и о продавце, который обычно указывается лизингополучателем, что свидетельствует о существенности данного условия для лизингополучателя в подобных случаях. Лизинговые соглашения содержат, как правило, положения, уточняющие некоторые особенности взаимоотношений лизингополучателя и продавца, в частности, касающиеся передачи последним непосредственно лизингополучателю имущества, установки оборудования и т.п. Подобные вопросы, нуждаясь в конкретизации и будучи согласованными в договоре лизинга, явно свидетельствуют о том, что заключая договор с лизингодателем, лизингополучатель одновременно выражает волю на возникновение договорных отношений с продавцом имущества. Положительное изъявление воли продавца презюмируется самим фактом вступления в договорные отношения с лизингодателем, поскольку последний, выполняя возложенную на него законом (ст.667 ГК) обязанность, предупреждает продавца о том, что имущество приобретается специально для передачи его на условиях договора лизинга конкретному лицу. Безусловно прав О.С.Иоффе, полагая, что если “контрагенты согласились заключить данный договор, тем самым признается, что они выразили согласие подчиниться условиям, которые по закону распространяются на договорные отношения соответствующего вида ...”. Таким образом, применительно к лизингу это означает, что заключая договор с лизингодателем, продавец считает приемлемой для себя схему лизинговой сделки, в которой его непосредственным контрагентом в большинстве случаев фактически будет выступать лизингополучатель. Презумпция изъявленной при этом воли подтверждается в последующем посредством совершения как продавцом, так и лизингополучателем ряда действий, дающих основания констатировать наличие их согласованной воли (передача продавцом и соответственно принятие лизингополучателем объекта лизинга, действия, связанные с предъявлением последним непосредственно продавцу требований и т.д.”. [22]

Полагаем, этот фрагмент также может служить примером приближения к нашему пониманию лизинга, хотя тезис о том, что “фактически существующая договорная связь между лизингополучателем и продавцом зиждется на особом выражении воли этих субъектов”, очевидно, в свою очередь зиждется прежде всего на том самом подходе, уделяющем особое внимание отношениям лизингодателя с лизингополучателем. В действительности же по договору купли-продажи продавец имеет права и несет обязанности в отношении EC, представляемого не только лизингодателем, но и лизингополучателем, а по договору аренды лизингополучатель имеет права и несет обязанности в отношении LC, представляемого не только лизингодателем, но и продавцом.

Мнение профессора О.С.Иоффе о том, что если “контрагенты согласились заключить данный договор, тем самым признается, что они выразили согласие подчиниться условиям, которые по закону распространяются на договорные отношения соответствующего вида”, думается, относится исключительно к договорам, правовое регулирование которых строится по правилам, основанным, выражаясь словами профессора В.В.Витрянского, “на общих подходах, выработанных в целом применительно ко всей системе правового регулирования имущественного оборота” [23] , и применительно к нашей концепции возражений не вызывает: если продавец и EC согласились заключить договор купли-продажи, тем самым признается, что они выразили согласие подчиниться условиям, которые по закону распространяются на отношения купли-продажи; аналогично обстоит дело и с согласием LC и лизингополучателя заключить договор аренды. Что же касается тех договоров, из которых будто бы состоит лизинг по мнению законодателя (договора лизинга между лизингодателем и лизингополучателем и договора купли-продажи между продавцом и лизингодателем), то здесь указанное мнение профессора О.С.Иоффе может служить аргументом как раз против признания существования договорной связи между лизингополучателем и продавцом.

Предложенная нами концепция позволяет, в частности, с большей ясностью показать несостоятельность встречающихся в литературе попыток обоснования особой значимости отношений лизингодателя и лизингополучателя.

Так, профессор М.Джованьоли исходит из того, что, несмотря на многообразие встречающихся на практике модификаций лизинга, сама сущность сделки (la substance m^eme de la transaction) остается во всех случаях инвестиционным кредитом, гарантированным правом собственности (demeure dans tous les cas un cr'edit d'investissement garanti par un droit de propri'et'e), в связи с чем сущность лизинга проявляется в принципе одинаково как в классической лизинговой операции (l'op'eration classique de cr'edit-bail), так и в возвратном лизинге (le lease-back). Далее обращается внимание на то, “что поставщик финансируемого имущества появляется лишь малозаметным образом, в начальной стадии договора, в “трехсторонней” лизинговой операции классического типа, и что он полностью отсутствует в возвратном лизинге (le fournisseur du bien financ'e n'appara^it que furtivement, durant la phase initiale du contrat, dans l'op'eration de cr'edit-bail “tripartite” de type classique, et qu'il est totalement absent dans le lease-back)”, и предлагается “ограничиться на первое время исследованием двусторонних “внутренних” отношений между лизингодателем и лизингополучателем, прежде чем позже приступить к изучению их “внешних” отношений с третьими лицами (se limiter, dans un premier temps, a l'examen der rapports bilat'eraux “internes” entre le cr'edit-bailleur et le preneur, avant d'aborder ult'erieurement l''etude de leurs rapports “externes” vis-`a-vis des tiers)...”. [24]  

В отношении возвратного лизинга отметим следующее. Во-первых, возвратный лизинг принципиально отличается от “классического” лизинга тем, что по сути состоит из последовательных договоров купли-продажи и аренды, заключаемых одной и той же парой лиц. Во-вторых, в возвратном лизинге продавец не отсутствует, просто одно и то же лицо в одном договоре выступает как продавец, в другом - как арендатор.

Здесь же считаем уместным привести следующие рассуждения профессора В.В.Витрянского, призывающего к юридической чистоте анализа:

“Перед тем как приступить к анализу различных взглядов на правовую природу лизинга, необходимо оговориться, что предметом исследования будут лишь юридические аспекты данной проблемы, “очищенные” (по возможности) от экономического подхода к отношениям, связанным с лизингом имущества, поскольку для правильного определения правовой природы договора лизинга необходимо прежде всего избавиться от взгляда на лизинг как на экономико-правовую категорию, что нередко имеет место в трудах отдельных авторов. ... Такой подход к лизингу (как к экономико-правовой категории) возобладал при подготовке Федерального закона “О лизинге”, что негативно сказалось на его уровне и содержании и сделало его одним из самых противоречивых среди законодательных актов в сфере имущественного оборота.

Конечно же, экономическая сущность имущественных отношений, являющихся предметом правового регулирования, должна учитываться и, более того, предопределять содержание соответствующих правовых норм, но само правовое регулирование должно строиться по собственным правилам, основанных на общих подходах, выработанных в целом применительно ко всей системе правового регулирования имущественного оборота. Данное обстоятельство имеет особое значение для государств с кодифицированной правовой системой, к каковым относится Россия. Для таких правовых систем всякие попытки строить правовое регулирование имущественных отношений исходя из стремления полной регламентации соответствующих отдельных экономико-правовых категорий, без учета всей системы правового регулирования имущественного оборота просто губительны”. [25]

Одновременно этот фрагмент может служить очередной иллюстрацией внутренней противоречивости, свойственной и гражданскому законодательству, и множеству лизинговых теорий. Автор приведенного фрагмента справедливо указывает на необходимость учета общих подходов, “выработанных в целом применительно ко всей системе правового регулирования имущественного оборота”, но при этом сам принимает без доказательств противоречащий этим общим подходам тезис о существовании договора лизинга, замечая далее лишь, что “когда дело касается рассуждений о правовой природе договора лизинга, что предполагает определение места данного договора в системе гражданско-правовых обязательств, речь может идти только об одном договоре, а именно: о договоре, заключаемом между лизингодателем и лизингополучателем, по которому лизинговое имущество передается последнему во временное, срочное и возмездное пользование.” [26]  Неудивительно, что в результате подобного присутствующего в большинстве лизинговых теорий смещения “центра тяжести” отношения между продавцом и лизингополучателем могут казаться авторам этих теорий необычными. 

Что касается определения места лизинговых отношений в системе гражданско-правовых обязательств, то, поскольку лизинг состоит только из договоров купли-продажи и аренды, этот вопрос решается проще, чем это было сделано законодателем и чем считают (предлагают) многие теоретики, старающиеся решить указанный вопрос применительно к договору лизинга, рассматривается ли он ими как двух- или трехсторонняя сделка, как разновидность аренды или отличный от нее гражданско-правовой институт.

Логичное законодательное решение видится в помещении в главу ГК о купле-продаже параграфа о лизинговой (или финансовой) купле-продаже (т.е. договоре между продавцом и EC), особенность которой заключается в распределении роли покупателя между лизингодателем и лизингополучателем и во взаимосвязи с договором лизинговой аренды, и соответствующем помещении в главу ГК об аренде параграфа о лизинговой (или финансовой) аренде (т.е. договоре между LC и лизингополучателем), особенность которой заключается в распределении роли арендодателя между лизингодателем и продавцом и во взаимосвязи с договором лизинговой купли-продажи.

Наиболее ярко возможное практическое значение нашей концепции видится нам применительно к международному частному праву, в котором понимание правовой природы лизинговых отношений имеет огромное значение.

При взгляде на лизинг как на трехстороннюю сделку представляется достаточно затруднительным его международно-правовое регулирование в отсутствие унифицированных международных норм, направленных на регулирование непосредственно лизинга. На сегодняшний день актом, содержащим такие нормы, является Конвенция УНИДРУА 1988 г. о международном финансовом лизинге, авторы которой “определили, что успешное правовое регулирование международного лизинга может осуществляться только в случае: а) признания лизинга самостоятельным правовым институтом, а не разновидностью уже существующего и б) рассмотрения двух контрактов - купли-продажи и непосредственно лизинга - как единой трехсторонней сделки. Желание “подогнать” лизинг под один из известных правовых институтов приводило к неразрешимым противоречиям; каждый раз такой институт оказывался “прокрустовым ложем” для лизинга. Оценка лизинга как трехсторонней сделки позволяет обеспечить реализацию прав всех участников сделки и надлежащее исполнение ими своих обязанностей.” [27]  Чтобы определить, является ли сделка лизинга международной, “было решено за точку отсчета взять местонахождение предприятий лизингодателя и пользователя. Международной сделка лизинга признается в том случае, если предприятия лизингодателя и пользователя находятся в разных странах. Местонахождение поставщика в данном случае считается второстепенным, поскольку основу лизинга все же составляет договор между лизингодателем и пользователем”. [28]

В действительности же к правовому регулированию международного лизинга применимы нормы, регулирующие международные договоры купли-продажи и аренды. Вопрос о том, является ли договор международным, должен решаться отдельно в отношении купли-продажи и отдельно в отношении аренды. При этом считаем естественным в обоих случаях руководствоваться критерием местонахождения коммерческих предприятий сторон (как он определяется, например, в соответствии со ст.1 Конвенции ООН 1980 г. о международной купле-продаже товаров [29] ). При этом вопрос о том, какое из коммерческих предприятий одной и той же стороны имеет наиболее тесную связь с договором, применительно к лизинговым договорам может приобретать дополнительную значимость в связи с тем, что EC и LC имеют как минимум по два коммерческих предприятия.

Возможно, недостаточно полное раскрытие правовой природы лизинга законодателем, судебной практикой, доктриной и самими участниками будет иметь тем менее серьезные негативные последствия, чем большее количество государств присоединится к Конвенции УНИДРУА 1998 г. о международном финансовом лизинге. Однако существующее положение осложняется еще и тем, что даже та более или менее общепризнанная лизинговая конструкция имеет более или менее серьезные и практически значимые различия (противоречия) в законодательстве, судебной практике и доктрине разных государств и правовых систем, [30] что является для многих государств препятствием для присоединения к Конвенции, причем в подобных случаях такое препятствие тем труднее преодолеть, чем выше качество унифицированных норм соответствующего международно-правового акта. “Унификация развитых правовых институтов, - пишет в этой связи В.Медников, - всегда сталкивается со скрытым или явным противодействием различных кругов. Ведь правовое регулирование того или иного вопроса в конкретной стране работает, и работает, как правило, удовлетворительно. Возможные и несомненные выгоды от унификации правового регулирования противостоят тяжелой и дорогой работе по пересмотру значительного количества нормативных актов национального права. При добросовестной работе изменение гражданско-правовых норм должно влечь за собой изменение налогового, таможенного, процессуального и других отраслей права.”[31]

Поэтому неудивительно, что, несмотря на, казалось бы, прогрессивную роль Конвенции в сфере регулирования международного лизинга, ее участниками являются только Беларусь, Венгрия, Италия, Латвия, Нигерия, Панама, Франция и Россия. Более того, Конвенция не имеет целью унификацию всех аспектов лизинга. Преамбула содержит указание на “желательность формулирования определенных единообразных норм, регулирующих в первую очередь гражданско-правовые и торгово-правовые аспекты международного финансового лизинга”.

“Наличие унифицированных норм права, - пишет далее В.Медников, - всегда способствует развитию экономических отношений между субъектами, подпадающими под их действие. Наличие таких норм снижает стоимость подготовки проекта и страхования рисков, а также дает сторонам договора уверенность в том, что они одинаково понимают содержание своих прав и обязанностей. К сожалению, сфера действия Конвенции пока еще мала. Это не позволяет в полной мере использовать ее возможности”. [32]

Подводя итог вышесказанному, обращаем внимание на то, что наше понимание правовой природы лизинговых отношений имеет следующие значимые для их международно-правового регулирования преимущества.

При отсутствии применимых унифицированных международных норм и соглашения сторон намного легче определить применимое право для договоров купли-продажи и аренды, чем для лизинга в его “трехстороннем” понимании.

В отношении купли-продажи и аренды принято намного больше международных соглашений, участниками которых является намного большее количество государств, чем государств - участников Конвенции УНИДРУА 1998 г.

Международная унификация норм о купле-продаже и аренде осуществляется намного проще, чем унификация норм о лизинге в его существующем понимании. 

Также представляется более простой разработка международных соглашений, регулирующих лизинговую куплю-продажу и лизинговую аренду в том виде, в каком эти договоры были описаны нами выше. Более простой представляется при этом и унификация публично-правовых аспектов.

[1] Giovanoli M. Le cr'edit-bail (leasing) en Europe: d'eveloppement et nature juridique. - P., 1980. P.3.

[2] Idem. P.4.

[3] Кабатова Е.В. Новые формы передачи машин и оборудования во временное пользование (лизинг) в гражданском праве буржуазных государств. Дис. канд. юрид. наук. - М., 1981. С.135 - 136.

[4] Витрянский В.В. Договор аренды и его виды: прокат, фрахтование на время, аренда зданий, сооружений и предприятий, лизинг. - М.: “Статут”, 1999. С.284 - 285.

[5] Кабатова Е.В. Лизинг: правовое регулирование, практика. - М.: ИНФРА-М, 1997. С.54.

[6] По терминологии Конвенции - поставки.

[7] По терминологии Конвенции и ГК - соответственно арендодателем и арендатором.

[8] По терминологии Конвенции - поставщика.

[9] См., напр., Кабатова Е.В. Указ. соч. С.32, где автор, говоря о подходах к анализу юридической природы лизинга, замечает: “В некоторых случаях предметом анализа становится весь комплекс отношений, в других - только договор о передаче оборудования во временное пользование с правом последующей покупки (если такое условие включается)”. “Говоря о юридической природе лизинга, нужно строго разграничивать, рассматриваются ли отношения между всеми участниками лизинга или лишь договор о предоставлении оборудования во временное пользование... Договор о передаче оборудования во временное пользование (собственно договор лизинга) как один из элементов комплекса действительно имеет много общего с договором аренды”. (Там же. С.38.)

М.Джованьоли: “Представляется, что тот успех (la fortune), который теории, более или менее полно уподобляющие лизинг аренде, обрели в разных странах, во многом объясняется соединением некоторого количества факторов, чуждых анализу взаимного предоставления сторон. Так, в начале внедрения лизинга в континентальной Европе терминологическая трудность - чрезмерное уподобление lease и лизинга, непереводимых терминов, обыкновенной аренде (location), - по-видимому, способствовала возникновению путаницы нового способа финансирования и найма (bail). Также собственно (финансовый) лизинг (le leasing (financier) proprement dit) не всегда четко отличали от чистой аренды, которую называют часто “оперативный лизинг” (“leasing operationnel”)”. (Giovanoli M. Op. cit. P.353-354.)

И.А.Решетник: “Практика осуществления лизинговых операций показывает, что границы между финансовым и оперативным лизингом применительно к отдельным контрактам не всегда являются четкими настолько, чтобы без колебаний определить какой в действительности из видов лизинга имеет место в данном случае. Обычно это связано с учетом потребностей лизингополучателей, выражающемся в конкрентных условиях, включаемых в договор лизинга. Иными словами, если в интересах лизингополучателя сочетать преимущества финансового и оперативного лизинга в рамках одного контракта, и стороны достигли в этом вопросе согласия, то препятствия для его заключения и исполнения отсутствуют”. (Решетник И.А. Гражданско-правовое регулирование лизинга в Российской Федерации: Дис. канд. юрид. наук.- Пермь, 1998. С.36.)

О.М.Козырь вообще считает, что “у современных западных юристов не вызывает сомнения, что так называемый “финансовый лизинг” (а точнее - финансовая аренда, поскольку слово “лизинг” является не переводом, а звуковой калькой соответствующего английского термина, обозначающего аренду) является разновидностью института аренды”. (Гражданский кодекс Российской Федерации. Часть вторая. Текст, комментарии, алфавитно-предметный указатель. / Под ред. О.М.Козырь, А.Л.Маковского, С.А.Хохлова. - М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996. С.344.)