Жизненный путь Н.П. Карабчевского

Размещено на http://allbest.ru

Жизненный путь Н.П. Карабчевского

В блистательном ряду таких адвокатов, как В.Д. Спасович и Д.В. Стасов, Ф.Н. Плевако и А.И. Урусов, СА Андреевский и П.А. Александров, В.Н. Герард и В.И. Танеев, Л.А. Куперник и АЯ. Пассовер, Н.К. Муравьев и А.С. Зарудный, П.Н. Малянтович и О.О. Грузенберг, опыт которых мог бы служить образцом для нашей современной адвокатуры, одно из первых мест принадлежит Николаю Платоновичу Карабчевскому.

Николай Платонович Карабчевский родился 30 ноября 1851 г. в Николаеве, на Украине. Мать его -- Любовь Петровна Богданович -- была потомственной украинской помещицей, а вот отец -- Платон Михайлович, дворянин, полковник, командир уланского полка («образования домашнего», «арифметику знает», как засвидетельствовано в его формулярном списке), -- имел экзотическое происхождение. «Во время завоевания Новороссийского края, -- читаем в рукописной биографии Карабчевского, -- каким-то русским полком был подобран турецкий мальчик, определенный затем в кадетский корпус и дослужившийся в военных чинах до полковника. Фамилия ему была дана от слова «Кара» -- «Черный». Этот турчонок, Михаил Карапчи, который принял с крещением фамилию Карабчевский и стал, в чине полковника, крымским полицмейстером, -- дед Н.П. Карабчевского.

Николаю Платоновичу было всего полтора года, когда умер его отец. До 12-летнего возраста будущий адвокат воспитывался дома гувернанткой-француженкой и бонной-англичанкой, что помогло ему уже в детстве овладеть французским и, несколько хуже, английским языками. В 1863 г. он был принят в Николаевскую гимназию особого типа, «реальную, но с латинским языком», окончил ее с серебряной медалью и в 1869 г. стал студентом Петербургского университета. Насколько далек был тогда юный Карабчевский от адвокатских и вообще юридических грез, видно из того, что он поступил не на юридический, а на естественный факультет. Будучи по характеру любознательным и активным, он ходил на лекции к профессорам разных факультетов, причем наибольшее впечатление произвели на него именно юристы -- П.Г. Редкин, Н.С. Таганцев, А.Д Градовский, И.Е. Андреевский. В результате Карабчевский еще на первом курсе задумал было перейти в Медико-хирургическую академию, но передумал, едва заглянув в анатомический театр, а со второго курса все-таки перешел на юридический факультет университета.

Впрочем, сделал он это уже после того, как на первом курсе принял участие в студенческих «беспорядках», отбыл трехнедельный арест и тем самым резко осложнил и ограничил себе выбор профессии. Дело в том, что, блестяще окончив (весной 1874 г.) юридический факультет столичною университета, Карабчевский узнал: государственная, чиновничья карьера юриста перед ним закрыта. «Незадолго перед тем, -- вспоминал он, -- в университете было вывешено объявление, что лица, желающие поступить на службу по Министерству юстиции, должны иметь от университета особое удостоверение о своей благонадежности». Карабчевский как участник студенческих «беспорядков» такого удостоверения получить не мог. Правда, его неблагонадежность не мешала ему вступить в адвокатуру как в учреждение самоуправляющееся, но к ней он все время студенчества и даже по окончании университета относился недоверчиво из-за ее «суетного сутяжничества» и считал ее «малоподходящей» для себя.

Обдумав возможные варианты своей судьбы, Карабчевский решил стать... писателем. Он сочинил и отправил не далее чем в «Отечественные записки» (журнал Н.А. Некрасова и М.Е. Салтыкова-Щедрина) пятиактную «весьма жестокую» драму «Жертва брака». «Больше месяца, стыдясь и волнуясь, -- с юмором вспоминал Николай Платонович много лет спустя, -- я каждый понедельник вползал как-то боком, словно крадучись, в редакцию «высокоуважаемого» журнала за ответом. Иногда -- о, счастье! -- от «самого» Некрасова или же от «самого» Салтыкова я выслушивал отрывистые и даже как бы несколько грубоватые, похожие на окрики, ответы (наполнявшие, однако, мое сердце лучезарной надеждой), что, мол, рукопись еще не прочитана и надо прийти еще через две недели». Кончилось тем, что рукопись вернули автору за ненадобностью, и такой конец при стольких надеждах так отрезвляюще подействовал на Карабчевского, что он «тут же порешил» раз навсегда отказаться от карьеры писателя. Только теперь он пришел к выводу: «Не остается ничего, кроме адвокатуры».

В декабре 1874 г. Карабчевский записался помощником присяжного поверенного к А. А. Ольхину, от него перешел к А. Л. Боровиковскому и затем к Е. И. Утину. Под патронатом этих трех популярных адвокатов он быстро показал себя их достойным партнером. На процессе "193-х". где был представлен цвет российской адвокатуры, 26-летний Карабчевский, пока еще помощник присяжного поверенного, выступал уже рука об руку с такими классиками судебного красноречия и политическои защиты, как Спасович, Александров, Стасов, Герард, Потехин, Утин, Пассовер и др. К тому времени Карабчевскии вполне освоился в адвокатуре, нашел в ней свое призвании и отныне превыше всего ставил долг и честь присяжного поверенного [Звание присяжного поверенного Карабчевский получил 13 декабря 1879 года]. Через много лет он отказался даже от кресла сенатора, которое в марте 1917 г. ему предложил А. Ф. Керенский: "Нет, Александр Федорович, разрешите мне остаться тем, кто я есть, -- адвокатом".

Хорошо зарекомендовал себя, выступая в большом процессе «Об интендантских злоупотреблениях во время русско-турецкой войны», рассматриваемом военным окружным судом. В этом большом, трудоемком деле Карабчевский проявил себя серьезным адвокатом, умеющим дать полный, обстоятельный разбор многочисленных доказательств. Позднее Н. П. Карабчевский выступал в защиту поручика Имшенецкого, Мироновича по делу об убийстве Сарры Беккер. И в этих процессах он проявил себя как настойчивый адвокат, умеющий дать обстоятельный анализ доказательств в сложных и запутанных делах. Участие в этих процессах принесло ему известность.

Личность Н.П. Карабчевского импонирует прежде всею разносторонностью интересов и дарований. Даже современным ценителям он «кажется почти невероятно многогранным». В этом преувеличении есть большая доля правды: творческое наследие Карабчевского включает в себя стихи, художественную прозу и критику, переводы, судебные очерки и речи, публицистику, мемуары. Николай Платонович не стал профессиональным литератором, но присущая ему с юных лет тяга к художественному творчеству находила выход в разных жанрах, которыми он занимался между дел, на досуге, причем искусно.

Карабчевскии твердо знал, что нельзя полагаться только на эффект защитительной речи, ибо мнение суда, в особенности присяжных заседателей, слагается еще до начала прений сторон, а поэтому "выявлял свой взгляд на спорные пункты дела еще при допросе свидетелей". Допрашивать свидетелей он умел, как никто.

Вот характерный фрагмент из судебного отчета по делу Саввы Мамонтова. Идет допрос свидетелей. Только что задали свои вопросы Ф. Н. Плевако и В. А. Маклаков. "К свидетелю обращается Карабчевский. В зале водворяется тишина. Этот защитник, как видно из ряда громких процессов, где он участвовал, необыкновенно умело ставит вопросы свидетелям, причем ответ на них сам по себе уже не важен. Самый вопрос своей формой, постановкой оказывается всегда, как справедливо заметил один из корреспондентов, чем-то "вроде ярлыка, точно и ясно определяющего факт", которым заинтересована защита". Судьи и прокуроры, зная об этом умении Карабчевского. пытались заранее отвести или, по крайней меру, нейтрализовать его вопросы, но он отражал такие попытки. Один из клиентов Плевако рассказывал: "Карабчевскому один председатель сказал: "Господин защитник, потрудитесь не задавать таких вопросов!" А он встал и ответил: "Я. господин председатель, буду задавать всякие вопросы, которые, по моей совести и убеждению, служат к выяснению истины. Затем я и здесь, на суде". А то прокурор -- они это любят, "чтобы произвести впечатление", -- говорит присяжным: "Прошу вас, господа присяжные заседатели, обратить внимание на это обстоятельство!" А Карабчевский и встань: "А я, господа присяжные заседатели, прошу вас обращать внимание на все обстоятельства дела!".

В дореволюционной России Карабчевский пользовался большой популярностью. В своих речах он умел дать обстоятельный анализ улик, тщательно разобраться и дать правильную оценку свидетельским показаниям.

В ряде своих выступлений он вскрывает социально-политическую подоплеку того или иного дела. Судебные выступления Карабчевского убедительные, уверенные и горячие. Карабчевский всегда детально изучал материалы предварительного следствия, был активен на судебном следствии, хорошо использовал в целях защиты добытые доказательства. Умел показать суду ошибки и промахи противника. В процессе всегда был находчив. Его речи легко воспринимаются, доходчивы, отличаются большой убедительностью.

Карабчевский никогда не принадлежал к "пишущим" ораторам, каковыми были, например, Спасович или Андреевский. Подобно Плевако, Александрову, Кони. Он не писал заранее тексты своих речей - "Судебное следствие иногда переворачивает все вверх дном, -- объяснял он это Льву Толстому. -- Да и противно повторять заученное. По крайней мере, мне это не дается". В статье об одном из лучших судебных ораторов России Пассовере, который тоже не был "пишущим", Карабчевский так обрисовал его подготовку к защитительной речи, имея, очевидно, при этом в виду и себя "Задолго до произнесения речи он всю ее подробно, до мельчайших деталей, не только обдумал, но и просмаковал в голове. Она не написана, т. е. ничто не записано на бумаге, однако ноты, партитура не только готовы, но и разыграны. Это гораздо лучший прием для упражнения ораторской памяти, нежели простое записывание речи и затем механическое воспроизведение ее наизусть. При таком способе помнишь не слова, которые могут только стеснять настроение и оказаться даже балластом, а путь своей мысли, помнить этапы и трудности пути, инстинктивно нащупываешь привычной рукой заранее приготовленное оружие, которое должно послужить. При этом остается еще полная свобода, полная возможность отдаться минуте возбуждения, находчивости и вдохновения".

Именно принципиальность -- юридическая и нравственная -- определяла позицию Карабчевского. По свидетельству его помощника, позднее видного юриста Б. С. Утевского, он был "крайне осторожен в выборе клиентов" и отказывался от участия в делах, юридически или нравственно несостоятельных, даже если ему сулили при этом большие гонорары. Впрочем, была в его защитительном искусстве и сугубо личная, совершенно уникальная особенность.

Уже стареющий Карабчевский как-то, отвечая на вопрос Утевского, почему столь многоопытному адвокату "особенно удаются речи по делам об убийствах", рассказал то, о чем знали только его друзья (в частности. Андреевский).

Оказывается, будучи студентом, Николай Платонович "в состоянии невменяемости" (как это признала экспертиза) убил любимую женщину, и потрясшие его тогда переживания так или иначе учитывал потом в защитительных речах. "Сколько я в своей душе покопался и до, и после убийства! -- восклицал он, -- Этот на сто защитительных речей хватит..."

Зато политических указателей Карабчевский, как юрист, не признавал. Он сторонился "политики" и даже бравировал своим аполитизмом. "Я, господа, -- заявил он на процессе по делу Бейлиса, -- не политик и сознаюсь, что ни в каких политических организациях и партиях вполне сознательно не принимаю участия, Я есть, был и умру судебным деятелем".

В последующие годы в активе Карабчевского были не менее сенсационные процессы. Популярность его была так велика, что одно только участие в процессе делало сам процесс громким. «Ни один русский адвокат не завоевал такой славы, -- отмечал С. В. Карачевцев, -- не превратил так своего имени в нарицательное, не поднял на такую высоту блеска и славы звания защитника».

Карабчевский защищал братьев Скитских, обвинявшихся в убийстве, -- после нескольких процессов они были оправданы, и мултанских вотяков -- этих крестьян из села Старый Мултан дважды приговаривали к каторге по обвинению в ритуальном убийстве, но после вступления в дело Карабчевского оправдали. В известном процессе Бейлиса, прогремевшем на всю Россию, Карабчевский тоже во многом способствовал оправданию обвиняемого. Участвовал он в делах революционеров-террористов Г. А. Гершуни и Е. С. Сазонова, а также многих других.

Хорошо знавший Карабчевского С. В. Карачевцев писал: «Природа даровала Николаю Платоновичу особую способность строить речь красиво и сильно, всей душой отдаваться интересам своего подзащитного, а глубокая эрудиция обогатила эту Речь образами поэзии и искрами философской мысли». адвокат карабчевский судебный

Успех в самых трудных процессах сопутствовал Карабчевскому еще и потому, что он блестяще вел судебное следствие. Здесь он был и юристом, и психологом, и художником, и аналитиком. Помогал ему и «несравненный темперамент». Современники отмечали, что его реплики и замечания во время следствия -- «настоящий ураганный огонь, перед которым не мог устоять ни свидетель, ни прокурор, ни даже председатель». «Карабчевский брал не красотой, а страшной неслыханной силой, -- заметил как-то С. В. Карачевцев. -- Он загорался от прикосновения к делу, как к живому существу».

В 1895 году Карабчевского избрали в состав Совета присяжных поверенных Санкт-Петербургской судебной палаты.

В 1913 году он стал его председателем и оставался на этом посту до Октябрьской революции. «Трезвый проницательный ум, беспощадная логика мысли, громадная эрудиция и блестящее красноречие, -- вот что отличало Карабчевского всю жизнь и выдвинуло его в ряды наших лучших общественных деятелей, которыми вправе гордиться Россия. Его громадное общественное влияние сказалось и на всем сословии адвокатуры в долголетнюю бытность его председателем Совета петербургских присяжных поверенных», -- писал С. В. Караченцев.

Николай Платонович не оставлял и увлечения своей юности -- литературного творчества. Сотрудничал в газете «Неделя» и других, писал публицистические и юридические заметки.

С середины 1880-х годов публиковал юридические статьи и очерки в журналах «Вестник Европы», «Русская мысль», «Русское богатство» и прочих. В 1901 году Карабчевский выпустил сборник своих речей. В предисловии он писал: «Вся деятельность судебного оратора -- деятельность боевая. Это -- вечный турнир перед возвышенной и недосягаемой „дамой с повязкой на глазах“. Она слышит и считает удары, которые наносят друг другу противники, угадывает и каким орудием они наносятся…Разве не естественно желать сохранить хоть „на память“ случайно уцелевшие образцы того оружия, которым приходилось сражаться всю жизнь».

В 1902 году вышла книга Карабчевского «Около правосудия», переизданная в 1908 году. Он редактировал также журнал «Юрист», посвященный суду и адвокатам. Написал ряд прозаических и поэтических произведений: роман «Господин Арсков», «Стихотворения в прозе», рассказы, очерки, эссе, а также мемуары, вышедшие в 1921 году.

Карабчевский не принял Октябрьской революции, эмигрировал и остаток своих лет провел не у дел на чужбине. Умер он 6 декабря 1925 г. в Риме и похоронен там, как свидетельствовал очевидец три года спустя, "на полузаброшенном кладбище".

Карабчевский принадлежал к старой русской присяжной адвокатуре. Ее конец стал, в сущности, и его концом. Верно сказал о нем его современник: "Есть что-то величественное и жуткое в том, что этот Самсон русской адвокатуры погиб вместе с адвокатурой и что даже само здание петербургского суда сгорело, после того как Карабчевский оставил его навсегда: нет жреца -- нет больше храма!"

Размещено на Allbest.ru