О некоторых вопросах медико-правовой этики в отдельных работах А.Ф. Кони

Размещено на http://www.allbest.ru/

О некоторых вопросах медико-правовой этики в отдельных работах А.Ф. Кони

Неоценимый вклад в развитие врачебной этики внес Анатолий Федорович Кони - ученый-юрист, известный отечественный судебный деятель конца XIX-начала XX века. А.Ф. Кони обладал обширными знаниями в области психологии и медицины. Одним из аспектов его деятельности являлась разработка нравственных принципов деятельности врачей, особо пристально он занимался вопросами соблюдения врачебной тайны. До того момента в имеющемся законодательстве норм, регламентирующих этот вопрос, не существовало.

Например, в своем фундаментальном труде «К материалам о врачебной этике» А. Ф. Кони анализирует ряд вопросов медицинской деонтологии - нравственные обязанности врача по отношению к больному и его родственникам, «о возможностях ускорения смерти в случаях безнадежных» и др. Он считал, что нравственные обязанности врача заключаются в «уважении к истинной науке, недопущении никаких недопустимых приемов, дающих скоропроходящий эффект, в неприменении выводов из недостаточно и неокончательно проверенных открытий, устойчивом терпении в отношении к людям, самоотверженном в некоторых случаях исполнении своего долга перед обществом и последовательном поведении». «Врач живет постоянно с чувством ответственности перед страдающими, является свидетелем страданий больных, подвергает себя порой опасности заражения, проявляя каждодневный героизм».

С конца XIX века внимание медиков, философов и юристов привлекли морально-этические проблемы, связанные с пересадкой органов человека или трансплантологией. А.Ф. Кони впервые было дано правовое обоснование трансплантации желез внутренней секреции.

В статье «О врачебной тайне» А. Ф. Кони обстоятельно рассмотрел проектируемое законодательство о врачебной тайне. При этом со свойственной ему скрупулезностью он подверг научно обоснованной критике действовавшее тогда законодательство, сопоставив его с законодательством ряда европейских стран.

Интерес к теме был обусловлен тем, что вопросы врачебной тайны не были разрешены уголовным законодательством.

А. Ф. Кони написал статью, чтобы привлечь внимание общественности и законодательных органов к этой актуальной в то время проблеме. Придавая ей большое значение, А. Ф. Кони ряд положений статьи включил в раздел «Вместо предисловия» сборника «Судебные речи».

Речь в статье шла о том, что принцип конфиденциальности соблюдается не всеми врачами. Больше половины врачей предоставляют родственникам больного полную информацию, меньше половины дают информацию в ограниченном объеме, и не все согласуют объем и характер информации с больным. В то же время, некоторые больные не хотят, чтобы даже родственники знали о факте их болезни, хотят сохранить тайну болезни от знакомых, от соседей по палате. Чаще всего конфиденциальность нарушается в разговоре с коллегами, которые не имеют отношения к обследованию и лечению данного больного.

«Оглашение такой тайны, ввиду условий общежития, общественной нравственности, господствующих предрассудков и т. п., может сопровождаться самыми тяжелыми последствиями для тех, кто считает необходимым условием своего спокойствия ее соблюдение», - полагал А.Ф. Кони. Он считал, что «пределы хранения врачебной тайны должны простираться до смерти больного, кроме, конечно, тех случаев, когда оглашение тайны может повредить его потомству или нарушить семейное спокойствие последнего».

Огромный интерес представляют взгляды А. Ф. Кони на врачебную этику, высказанные им в посвященных медикам книгам. Одна из них «Федор Петрович Гааз». Главный врач московских тюремных больниц, Ф. П. Гааз был образцом бескорыстного служения народу, поистине народным доктором. Талантливая книга Кони возродила память об этом замечательном человеке. Вот как он писал о Газе: «Утоляя телесные и духовные страдания тех, кому нужна его помощь, избегая при этом вырабатываемой рутинной холодности и жестокости в приемах, он поддерживает людей в минуты отчаяния и своим участием, советом и помощью может примерить страждущих людей с постигшими их недугами и несчастьями. Он предлагал, например, упорядочить продажу «секретных» средств и облегчить русским изобретателям возможность применения и сбыта придуманных или найденных ими полезных средств, предлагал просить об учреждении в Москве особого врача для наблюдения за организацией попечения о внезапно заболевших, нуждающихся в немедленной помощи. Наконец, его тревожил нецелесообразный и противоречащий элементарным понятиям о душевных болезнях порядок освидетельствования сумасшедших. Нужно требовать, утверждал он, предварительных сведений от родных, повествующих о жизни свидетельствуемого, о характере и признаках болезни, нужно подвергать его предварительному испытанию чрез врачей».

Требование Гааза индивидуального подхода к больному как пути учета всех индивидуальных особенностей его организма (т.е. фактически ассимилятивной способности) сохраняется и в современной клинике.

Отстаивание доктором Гаазом гуманистических принципов медицины в тюремной среде способствовало изменению понимания самого института тюремного наказания. В дальнейшем его преемники и последователи сумели заложить фундамент нового гуманистического правосознания. Гуманистические принципы профессионального служения врача, которые отстаивал Гааз, стали общепринятой нормой в отечественной медицине второй половины XIX и XX столетия.

В 1923 году в журнале «Право и жизнь» была опубликована статья А. Ф. Кони «Самоубийство в законе и жизни». Статья эта представляет собой сжатое содержание лекции, дважды прочитанной им в Доме литераторов и в Доме искусства и вызвавшей ряд интереснейших писем и запросов. В статье А.Ф. Кони обращает внимание на распространенность самоубийств, характеризует их причины. «Случаи самоубийства перестали быть единичным, хотя и частым, окончанием расчетов с жизнью, а обратились в целое общественное явление, даже в бедствие, заслуживающее внимательного изучения и обдуманной борьбы с ним», - пишет Кони.

И далее: «Ошибочно объяснять это триумфальное шествие самоубийства увеличением душевных заболеваний, как это делают некоторые. Увеличения последних отрицать нельзя, но наблюдения показывают, что то и другое явление увеличиваются под влиянием самостоятельных причин. Самоубийство должно считаться результатом сознательной и дееспособной воли, покуда не будет в каждом отдельном случае доказана наличность ясно выраженной душевной болезни».

Условиями, способствующими самоубийствам, А.Ф. Кони считал: «ослабление семьи и разрушение ее внутренней гармонии под влиянием построения ее на прозаических и корыстных расчетах, без внимания к духовному сродству супругов; причины общественно-политического свойства, состоящие в потере надежд после подъема общественного настроения; обостренную борьбу за существование, вызывающую крайнюю нужду и безработицу, нередкую безвыходность положения и сознание бесплодности и беспросветности борьбы с подавляющими сторонами жизни». Великий правовед полагал, что «надо воспитывать личным примером молодое поколение, отстраняя от него, словом и делом, те вредные влияния, о которых говорилось выше».

Выступая с заключениями в Сенате, А. Ф. Кони обстоятельно и непреклонно критиковал неправосудные приговоры, давал научное толкование действовавших законов. Это не просто судебные речи, это серьезные исследования тех или иных принципиальных вопросов уголовного права и уголовного процесса. Как по форме, так и по содержанию они существенно отличались от тех, которые он произносил в суде присяжных. Они суховаты, предельно логичны, в них почти полностью отсутствуют те художественные украшения, которыми он умеренно пользовался. Обусловлено это тем, что кассационные заключения адресовались совершенно другой категории слушателей -- опытным юристам высшего судебного учреждения дореволюционной России.

Но и в кассационных заключениях А. Ф. Кони не останавливался только на формально-догматическом рассмотрении ошибок, которые приводились в протесте прокурора или жалобах подсудимого, защитника или гражданского истца. В этих границах ему всегда тесно. Дар выдающегося ученого-юриста и талантливого практика отличал все его заключения. Он добивался от Сената таких разъяснений, которые способствовали более правильному и демократичному пониманию закона. Сталкиваясь с грубыми нарушениями, с неосновательным ущемлением прав сторон, свидетелей или экспертов в суде, он непременно ставил вопрос о привлечении виновных к ответственности.

Так, в речи по делу Ольги Палем, А.Ф. Кони также обращает внимание на вопросы медико-правовой этики, в частности, на исследование психического состояния обвиняемой в ходе совершения преступления, а также на душевное состояние лица до и после преступления.

В своём выступлении автор говорит о том, что это дело не из самых лёгких, оно имеет много туманных, неясных моментов, но этим только ценнее становится задача обнаружить истину.

Речь А.Ф. Кони имеет такой убедительный характер в связи с особенностями её композиции. Она построена с помощью логических связок, последовательно соединяющих между собой отдельные факты дела.

На этой основе он делает выводы, которые дополняет анализом психологических особенностей участников процесса. Этот анализ базируется на событиях, предшествующих убийству, и он подкреплен логичной аргументацией, точнее описывающей психологическое состояние героев, повлекшее за собой несчастный случай.

«Решение присяжных заседателей по делу Ольги Палем, обвиняемой в убийстве студента Довнара, выставляется образцом правосудного урока из области личной нравственности, направленного на защиту тягостного положения покинутой женщины, с другой стороны, в нем усматривается яркое доказательство непригодности суда присяжных, не дающего своими оправдательными приговорами удовлетворения чувству справедливости и безопасности. Но не в таких односторонних мнениях содержится истинная оценка его правильности», - считает А.Ф. Кони. «Она должна исходить из вопроса о том, состоялся ли приговор присяжных в таких условиях, которые, по закону, дают ему силу судебного решения. Если эти условия не соблюдены, если присяжным не была дана возможность свободно выразить все оттенки своего внутреннего убеждения по делу, или они не были ознакомлены с полнотою своих прав по ответу на вопросы о виновности, или если они были призваны высказаться в области, им не подлежащей, или же, наконец, обсуждали дело, сущность которого затемнена усиленным нагромождением излишних и чуждых рассматриваемому преступлению подробностей, то о значении их приговора и о степени его правильности говорить преждевременно, ибо при такой обстановке -- есть ответ присяжных, но приговора -- нет», - продолжает он.

Обращаясь к делу об убийстве Ольгою Палем студента Довиара, правовед констатирует, что такие условия соблюдены не были и что состоявшийся о ней приговор не может иметь силы судебного решения. «На суде, правильно устроенном, каждое обвинение в убийстве подлежит обсуждению не только с точки зрения совершившегося преступного события, но и по тому, что хотел совершить виновный в этом событии, как и когда возникла в нем и окрепла преступная воля и была ли она проявлением свободного самоопределения, а не результатом болезненно-помраченного сознания. Поэтому, призывая присяжных для ответа на вопрос о виновности, закон заботится о том, чтобы, в случае возникновения при рассмотрении и разрешении дела одного или некоторых из этих коренных вопросов, им была предоставлена возможность подвергнуть их своему обсуждению».

«Суд в своем постановлении по поводу постановки вопросов утверждает, что на судебном следствии не обнаружено обстоятельств, указывающих на совершение подсудимою преступления в припадке болезни, доходящей до умоисступления, но это утверждение не может быть признано правильным», - настаивает оратор. Судебные уставы вовсе не требуют для возбуждения вопроса об умоисступлении подсудимого «обстоятельств, указывающих» на таковое, т. е. доказательств, напротив, возникновение вопроса об умоисступлении не только при предварительном, но и на судебном следствии, указывает лишь на «открытие обстоятельств, дающих повод предполагать, что преступное деяние учинено в припадке болезни, приводящем в умоисступление' или совершенное беспамятство». Поэтому нужны лишь своего рода косвенные улики нарушенного равновесия душевных сил, а не доказательства такого болезненного состояния.

Прежде всего в числе данных, предложенных на обсуждение суда обвинительным актом, на выводах которого строится главный вопрос о виновности, указано на возбужденное состояние Палем не только после совершения убийства, но и до, выразившемся в нанесении, с криком, ударов одновременно Довнару и себе и в производстве сцен, в которых подсудимая проявляла «страстный, отчаянный характер».

Палем является нервною, крайне раздражительною, причем приступы раздражения сопровождаются обмороками; эта нервность продолжается и усиливается, ее сопровождают иногда пугающие близких галлюцинации, истерика, крайний упадок сил, приводящий ее на несколько дней в беспомощное состояние; она производит впечатление женщины больной психически; когда чем-либо вызывается в ней припадок гнева или раздражения, она быстро приходит в исступленное состояние, бросает и швыряет все, что попадет под руку, хватается за нож, угрожая себе и другим, вся трясется и глядит бессмысленным взглядом, со страшно вращающимися белками; она приходит иногда в неистовство, рвет на себе волосы, бьется головою об стену, швыряет разными предметами и т. д.; она жалуется на смертную тоску, давящую до боли горло и грудь.

Ввиду этих данных нельзя утверждать, чтобы вопрос о душевной нормальности вовсе не возникал и не был затронут на судебном следствии.

«Закон говорит именно о припадках болезни, доводящих до умоисступления и беспамятства. Если на обязанности суда не могло и не должно было лежать точное и окончательное определение, то еще менее суд имел основание принимать на себя окончательное разрешение такого специального невропатологического вопроса и решать, что резкая неврастения не может быть болезнью, приводящею в исступление».

После речи великого оратора подсудимая была оправдана.

В заключение хотелось бы констатировать, что практическая и научная деятельность Анатолия Федоровича Кони до сих пор интересует юристов, историков, литературоведов.

Ознакомление с произведениями А. Ф. Кони поможет пониманию многих вопросов права и судебной практики дореволюционной России, будет полезным для юристов.

этика врачебный кони конфиденциальность

Список использованных источников

Введенская Л.А. Риторика для юристов. Ростов н/Д, Феникс, 2011.

Владимиров Л.Е. Русский судебный оратор А.Ф. Кони. Харьков, 2006.

Кони А.Ф. Избранные труды и речи. Тула, Автограф, 2000.

Кони А.Ф. Собрание сочинений: В 8т. Т.1-8. - М., 2001.

Основы судебного красноречия (риторика для юристов) / Под ред. Н.Н. Ивакиной. - М.: Юристъ, 2012.

Розов А.Н. Риторика. Искусство публичной речи. СПб, Питер, 2009.

Русские судебные ораторы в известных уголовных процессах XIX века / Составитель И. Потапчук. Тула, Автограф, 2007.

Смолярчук В.И. Анатолий Федорович Кони. - М.: Наука, 2001.

Смолярчук В.И. А.Ф. Кони и его окружение: Очерки. - М.: Юридическая литература, 2010.

Размещено на Allbest.ru