Размещено на http://www.allbest.ru/

Юридические лица в современном российском гражданском праве

Авилов Г.Е., заместитель председателя Совета Исследовательского центра частного права при Президенте РФ.

Суханов Е.А., доктор юридических наук, профессор, заведующий кафедрой гражданского права юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова, главный редактор журнала "Вестник гражданского права".

1. Юридические лица наряду с гражданами являются основными участниками гражданско-правовых имущественных отношений. Однако, несмотря на посвященные им многочисленные законодательные акты и даже традиционную для отечественного правопорядка кодификацию общих положений о юридических лицах, а также солидную научную разработку этой проблематики, как сама конструкция юридического лица, так и ее правовой статус до сих пор остаются предметом многочисленных теоретических дискуссий и вызывают ряд серьезных практических проблем.

Дело здесь, думается, не столько в недостатках специальных исследований (хотя в известной мере и это имеет место), сколько в необходимости постоянного развития этого основополагающего гражданско-правового института, его приспособления к быстро меняющимся потребностям развивающегося современного имущественного оборота. В отечественных условиях ситуация осложняется еще и тем, что кардинальная ломка прежнего правопорядка делает необходимым принципиальное изменение многих стереотипов, сложившихся в общественном правосознании, включая и правосознание специалистов.

При этом необходимо избежать двух очевидных, но весьма опасных крайностей. С одной стороны, это полное отрицание любого предшествующего опыта (одним из проявлений которого служат широко распространившиеся попытки прямой рецепции в отечественный правопорядок различных юридических конструкций, в том числе из явно чуждых ему правовых систем) и разработка собственных, "принципиально новых" подходов и понятий <1>. С другой стороны, это попытки консервации заведомо отживших представлений, не соответствующих реалиям современного товарного хозяйства <2>. Обе эти линии, "наслаиваясь" на крайне противоречивое и бессистемное развитие отечественного законодательства о юридических лицах, последовавшее вслед за принятием первой части нового Гражданского кодекса РФ, еще более усугубляют положение, во многом запутывая попытки его объективного анализа.

В связи с этим при разработке и обосновании путей систематизации и упорядочения законодательства о юридических лицах необходимо определить некоторые основополагающие, исходные моменты. Прежде всего следует вновь подчеркнуть, что конструкция юридического лица рождена потребностями имущественного (гражданского) оборота и представляет собой не межотраслевую, а гражданско-правовую категорию. Ее очевидное и в целом общепризнанное назначение состоит в уменьшении для учредителей (участников) юридического лица риска имущественных потерь путем переложения возможной ответственности за результаты своей деятельности на созданный ими новый субъект права - юридическое лицо. В свою очередь, это влечет для последнего необходимость иметь в собственности известное имущество, способное удовлетворить требования его потенциальных кредиторов (и предназначенное прежде всего именно для этой цели). То обстоятельство, что данный подход оказался пригодным и для оформления имущественной базы различных видов социально-культурной деятельности путем создания соответствующих (некоммерческих) юридических лиц, ничего не меняет в их принципиальной модели: и здесь юридическая личность организации служит оформлению ее участия в имущественном обороте, возлагая именно на нее, а не на ее участников (учредителей) риск несения возможной имущественной ответственности и соответствующих имущественных потерь <3>.

Признание главенствующей роли в конструкции юридического лица за принадлежащим ему имуществом, а не за его "людским субстратом" превращает данную конструкцию в юридическую фикцию ничуть не в большей мере, чем переход от наличных к безналичным денежным расчетам или появление в гражданском обороте "бездокументарных ценных бумаг". Ведь с точки зрения политэконома имущественное право требования (каковым в действительности являются "безналичные деньги" и "бездокументарные ценные бумаги") как товар и самостоятельный объект сделок тоже является чисто юридической фикцией. С другой стороны, "теория коллектива", ставящая во главу угла "людской субстрат" юридического лица, в современных условиях привела лишь к созданию конструкции акционерного общества работников (народного предприятия), абсурдность которой не вызывает сомнения практически ни у кого из серьезных исследователей. Следует также иметь в виду, что в огосударствленной экономике советского периода необходимость юридических лиц (государственных предприятий) определялась не потребностями тогдашнего планового оборота (прекрасно обходившегося без них почти 40 лет), а невозможностью иным путем обеспечить эффективное использование громадной по объему "единой" государственной собственности. Это и привело к известному искажению (в теории и законодательстве) классической сущности данной юридической конструкции как "персонифицированного имущества".

Поэтому очевидно, что статус юридического лица дает какой-либо организации лишь возможность самостоятельного участия в гражданско-правовых имущественных отношениях, но никак не предопределяет ее положения в других (публично-правовых) отношениях, где даже отсутствие такого статуса само по себе никоим образом не влияет на публично-правовое положение соответствующей организации и выполнение ею своих публично-правовых функций (например, Правительство РФ или Федеральное Собрание РФ, как известно, не являются юридическими лицами). Именно поэтому законодательство допускает существование общественных объединений без прав юридического лица (ч.4 ст.3 Федерального закона от 19 мая 1995 г. N 82-ФЗ "Об общественных объединениях"), ибо для достижения стоящих перед ними целей им далеко не всегда требуется участие в имущественном обороте, в свою очередь, предполагающее обязательное обособление определенного имущества.

юридическое лицо гражданское право

Использование же категории юридического лица в публично-правовом, например налоговом или таможенном, законодательстве свидетельствует не о межотраслевом (или общеправовом) характере данной категории, а о том, что само существование названного законодательства предопределено наличием гражданского оборота, т.е. о неизбежной "вторичности" налогового и таможенного законодательства по отношению к гражданскому законодательству, поскольку содержание и условия экономического оборота в рыночном хозяйстве определяет именно это последнее <4>.

Конечно, публично-правовое законодательство, в свою очередь, тоже оказывает известное влияние на гражданское (частное) право. Так, в развитых правопорядках выбор организационно-правовой формы юридического лица нередко в решающей степени определяется налоговыми соображениями. Однако пределы этого влияния объективно ограничены: публичное право не в состоянии произвольно перестроить имущественный оборот под публично-правовые (прежде всего фискальные) потребности, несмотря на то, что часто стремится к этому.

Сказанным предопределяется и ответ на вопрос о том, почему развитие законодательства о юридических лицах должно определяться в общих рамках совершенствования гражданского законодательства и его основополагающего акта - Гражданского кодекса. Вопрос же о том, в какой мере нормы этого законодательства объединяются в новый для нашего правопорядка правовой институт (точнее - подотрасль) гражданского права - корпоративное право, носит главным образом теоретико-познавательный характер. Речь идет о том, в какой мере можно ставить знак равенства между понятиями "корпоративное право" и "право юридических лиц".

Подавляющее большинство известных организационно-правовых форм (видов) юридических лиц, включая и некоммерческие организации, представляют собой корпорации. Но, разумеется, фонды, а также унитарные предприятия и учреждения никак не могут быть отнесены к корпорациям - юридическим лицам, построенным на началах членства, что препятствует включению положений об их правовом статусе в корпоративное право. Вместе с тем надо признать и известную условность последнего понятия. Так, многие классические объединения капиталов в ходе экономического и законодательного развития постепенно преобразовались в "компании одного лица", которые, по существу, лишь используют "корпоративную оболочку".

Если первоначально лишь разрешалось сохранять компании, из которых по разным причинам без замены выбыло подавляющее большинство их участников (членов), то затем стало возможным и изначальное создание таких компаний. В результате, например, в Германии "компании одного лица" сейчас составляют до 45% всех обществ с ограниченной ответственностью, а вместе с "семейными обществами" (контролируемыми супругами) и обществами, фактически контролируемыми одним лицом, они составляют более 80% всех таких обществ (Altmeppen H., Roth G. H. Gesetz betreffend die Gesellschaften mit beschrankter Haftung (GmbH).4 Aufl. Munchen, 2003. S.3) при том, что именно общества с ограниченной ответственностью являются здесь преобладающими участниками предпринимательских отношений.

С этой точки зрения можно сказать, что рассмотрение в рамках корпоративного права статуса фондов (а в отечественных условиях - и статуса унитарных предприятий и учреждений-несобственников, являющихся наследием прежнего правопорядка, от которого пока по разным причинам нельзя отказаться) принципиально не меняет общего положения. Конечно, строго говоря, при таком подходе следовало бы вести речь о праве юридических лиц. Но тогда с не меньшим успехом можно было бы обосновывать и обособление права физических лиц (с возможным включением в него еще и семейного права), что в конечном счете могло бы привести к распаду единой Общей части гражданского права. Думается поэтому, что такого рода построения и классификации носят в основном умозрительный характер и едва ли вызываются какими-либо реальными потребностями.

Более того, как показывает опыт законодательного развития, в том числе зарубежного (европейского), корпоративное право, даже имея свою Общую часть, само по себе не нуждается в специальном законодательном обособлении (прежде всего в Гражданском кодексе) подобно вещному или обязательственному праву, ибо по сути представляет собой определенную детализацию права лиц (Personenrecht), в свою очередь являющегося институтом (составной частью) Общей части гражданского права. Термин же "корпоративное право" является в достаточной мере условным, отражая лишь тот факт, что подавляющее большинство юридических лиц относится к числу корпораций.

Изложенное выше предопределяет и некоторые основополагающие законодательные подходы к установлению статуса юридического лица. Таковы прежде всего императивно определенные требования к наличию у него определенного имущества, принадлежащего ему на праве собственности (уставного или иного аналогичного капитала). Очевидно, что субъект права, не являющийся собственником, не должен быть и участником имущественного (гражданского) оборота, основанного на товарно-денежном обмене между частными собственниками-товаровладельцами.

Участие в отечественном обороте субъектов прав хозяйственного ведения и оперативного управления, искусственно созданных для нужд огосударствленной плановой экономики (и по весьма небесспорной традиции относимых к вещным правам), доказывает лишь его переходный характер. Примечательно также, что в условиях современного имущественного оборота существование этих субъектов порождает все более очевидные экономико-правовые проблемы. Так, резко усеченная действующим законодательством (особенно бюджетным)"сделкоспособность" унитарных предприятий и бюджетных учреждений, а также постоянно возрастающие ограничения их ответственности (а для последних - еще и ответственности их учредителей) по долгам делают их крайне ненадежными контрагентами. В свою очередь, это положение вновь свидетельствует о чужеродности данных организационно-правовых форм нормальным рыночным отношениям.

Данное обстоятельство оправдывает и соответствующее положение легального определения юридического лица, содержащегося в п.1 ст.48 ГК и подвергаемого систематической критике <5>. Действительно, возможно существование юридических лиц, все имущество которых заключается в правах требования и (или) пользования (безналичных денежных средствах на банковских счетах, арендованных помещениях и т.д.). Однако, по сути, это лишь означает, что их имущественное положение (и соответственно - интересы их потенциальных кредиторов) целиком зависит от надежности их контрагентов по соответствующим договорным обязательствам. Едва ли такое положение следует закреплять в законе в качестве общего правила (в качестве исключения оно может быть оправдано широкой трактовкой термина "имущество", включающего в себя не только физически осязаемые вещи).

Тем более невозможно согласиться с оправданием ситуации, при которой некоторые юридические лица, например "некоммерческие организации, на другой день после создания" в течение какого-то периода времени вообще не имеют никакого имущества <6>. Такие "пустышки" в любом случае опасны для оборота и потому недопустимы в качестве участников нормальных гражданских правоотношений. С этих позиций следует оценивать и постоянные предложения об отказе от концепции уставного капитала применительно к акционерным обществам, которые идут со времени подготовки специального закона, регулирующего их правовой статус <7>. Выдвигаемые при этом ссылки на незначительный размер такого капитала, закрепленный законодательством, легко парируются предложением о его достаточно серьезном увеличении (ибо акционерная форма в принципе не рассчитана на ведение мелкого и даже среднего бизнеса, хотя бы и в виде закрытых АО, так как это противоречит самому существу данной организационно-правовой формы).

Однако ему пришлось воспринять и ряд общих норм ГК, в результате чего данный Закон стал крайне неудачным "гибридом" американских и германских подходов. С учетом российских реалий это обусловливает необходимость внесения в него постоянных изменений и дополнений.

Иное дело, что реальной гарантией интересов кредиторов общества служит не сам по себе уставный капитал, а имеющиеся у общества чистые активы, о необходимом размере и порядке определения которых действительно стоит подумать. Но полный отказ от требований о наличии у акционерных обществ определенного законом минимального имущества в отечественных условиях не только полностью разойдется с сущностью данной организационно-правовой формы как объединения капиталов, но и, безусловно, вызовет к жизни очередную волну акционерных афер (вроде возникших недавно попыток узаконить договоры займа акций, которые позволяют, не вкладывая в имущество общества ни копейки собственных средств (капиталов), получать полный контроль над его деятельностью, по сути, осуществляя его "корпоративный захват").

Классические подходы к существу юридического лица предопределяют и необходимость сохранения четкого законодательного разделения юридических лиц на коммерческие и некоммерческие организации (ст.50 ГК). Ведение предпринимательской деятельности под маской некоммерческой организации также заведомо искажает существо и назначение соответствующей организационно-правовой формы.

В принципе это положение верно и для тех случаев, когда такая деятельность допускается законом и учредительными документами соответствующей организации якобы лишь в ограниченных масштабах, в качестве вспомогательного вида деятельности. Это особенно ясно видно на примере государственных и муниципальных учреждений, подавляющее большинство которых не финансируются публичными собственниками (их учредителями) в необходимом объеме. С одной стороны, для учреждений практически невозможно поставить четкие границы между основной (некоммерческой) деятельностью и деятельностью, приносящей доходы (т.е. предпринимательской). В результате этого немалое их число уже давно в основном живет за счет таких доходов, а не за счет бюджетного финансирования, формально оставаясь государственными или муниципальными бюджетными организациями. Ясно, что эта ситуация неизбежно создает и почву для соответствующих злоупотреблений.

Этим оправдывается и появление законопроекта "Об автономных учреждениях", по существу призванного узаконить статус таких организаций.

С другой стороны, данное положение поощряется их учредителями, ибо бюджетное законодательство дает им возможность покрывать даже те расходы учреждений, которые подлежат бюджетному финансированию, за счет самостоятельно заработанных учреждениями доходов и таким образом экономить бюджетные средства (ср. абз.2 п.4 ст.41, п.3 и абз.2 п.9 ст.161, абз.2 п.1 ст.232, п.4 и 6 ст.254 Бюджетного кодекса) <8>. В результате консервируется традиционная для отечественного правопорядка ситуация: публичный собственник выпускает в оборот юридические лица, оставаясь собственником их имущества и управляя их деятельностью, но практически не отвечая за ее результаты. Вопрос о том, в какой мере существование таких некоммерческих организаций соответствует потребностям нормального имущественного оборота, становится при этом сугубо риторическим.

Что же касается благотворительных, религиозных и иных общественных организаций, нуждающихся в соответствующей имущественной базе, то она должна формироваться либо за счет добровольных взносов и пожертвований их участников (учредителей), либо за счет деятельности созданных этими организациями в качестве учредителей коммерческих юридических лиц - хозяйственных обществ и (или) товариществ. Тогда эти последние в роли обычных предпринимателей становятся нормальными участниками имущественных отношений, а их учредители получают возможность полностью сосредоточиться на своей основной деятельности, ради которой они, собственно говоря, и были созданы. В качестве юридических лиц такие организации должны заниматься исключительно текущей хозяйственной деятельностью (ремонт и (или) аренда помещений, обслуживание транспорта и иного необходимого оборудования, выпуск соответствующей печатной продукции и т.п.), которая при таком подходе действительно будет носить сугубо вспомогательный характер.

Совершенно недопустимым представляется законодательное смешение функций коммерческих и некоммерческих организаций, ведущее к размыванию этого основополагающего деления юридических лиц. Оно, например, имеет место в Федеральном законе от 22 апреля 1996 г. N 39-ФЗ "О рынке ценных бумаг", который в п.2 ст.11 допускает функционирование фондовых бирж в форме либо некоммерческих партнерств, либо акционерных обществ и тем самым, по сути, уравнивает некоммерческие и коммерческие организации в качестве участников рынка.

Это положение можно расценить и как косвенное признание коммерческой природы "некоммерческого партнерства", что также говорит о недостатках систематизации некоммерческих юридических лиц.

Один из центральных вопросов - совершенствование правового статуса хозяйственных, прежде всего акционерных, обществ. Сколько бы изменений ни вносили в действующий акционерный Закон (Федеральный закон от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ "Об акционерных обществах"), он все равно будет обнаруживать все большее количество недостатков. Число ежегодно (а в последнее время - чуть ли не ежеквартально) вносимых в него поправок и дополнений превысило все разумные пределы - несколько раз он получал и едва ли не через год вновь менял практически новую редакцию и сейчас как законодательный документ выглядит просто плачевно.

Что касается статуса обществ с ограниченной ответственностью, то его недостатки давно стали очевидными и, по сути, общепризнанными: неограниченное право участника на свободный выход из общества (влекущее изъятие соответствующей части его чистых активов); наличие двух учредительных документов, различия в содержании которых порождают неоправданные споры (и даже попытки объявления этих обществ договорными, а не уставными объединениями) и т.п. Они также обусловлены известными отступлениями законодателя от классической (германской) модели, а отказ от них в уже находящемся на рассмотрении Государственной Думы РФ законопроекте не вызывает каких-либо возражений по существу.

Объяснение этому также очевидно - никуда не годится сама изначальная концепция этого Закона, состоящая в попытке применения крайне упрощенной американской модели в условиях континентального российского правопорядка. Законодателю пришлось "стыковать" эту модель с принципиально иной моделью, закрепленной Гражданским кодексом, не только формально (чтобы избежать хотя бы наиболее вопиющих противоречий между федеральными законами), но и по существу: от откровенно провозглашенного его разработчиками всевластия советов директоров (а по сути мажоритарных акционеров) постепенно переходить к учету и защите интересов миноритариев <9>.

Если бы последний готовился серьезно и продуманно, в частности содержал бы специальную главу или хотя бы несколько специальных норм об акционерных обществах, акционеры которых одновременно являются их работниками, вряд ли бы так легко появилось на свет и его абсурдное alter ego - Закон о народных предприятиях, ставший посмешищем для всех грамотных юристов.

Но дело не только в давно ставших очевидными недостатках и пробелах этого Закона (в частности, в законодательно закрепленных попытках ликвидации ответственности материнских компаний по долгам своих дочерних обществ; отсутствии дифференциации правового положения крупных, "публичных" АО и мелких ЗАО при том, что сама конструкция ЗАО становится излишней при наличии обществ с ограниченной ответственностью, и др.).

Некоторые его правила нанесли прямой и серьезный вред всему предпринимательскому обороту: например, некритически заимствованные (попросту неудачно переписанные) из американского права нормы о крупных сделках и сделках с заинтересованностью нависли дамокловым мечом над большинством не только заключенных, но и уже исполненных сделок акционерных обществ, а для государственных арбитражных судов споры о недействительности исполненных сделок стали самой распространенной категорией гражданско-правовых споров! Между тем в нормальных предпринимательских отношениях такие споры были и должны остаться редким исключением, не колеблющим общего принципа стабильности профессионального имущественного оборота.

Главное же состоит в становящейся все более очевидной потребности принципиального пересмотра самого подхода к определению статуса современного акционерного общества. Видимо, пора признать, что объявленные Законом единственной формой эмиссии бездокументарные акции в большинстве случаев в действительности уже не являются ни акциями, ни ценными бумагами в классическом понимании этих категорий . Акциями они не являются потому, что обычно не обеспечивают своим обладателям ни обязательственных, ни корпоративных прав. Получение ощутимых дивидендов по акциям стало у нас столь же редким исключением, как и систематическое и активное участие миноритариев в общих собраниях акционерных обществ.

Во многих закрытых акционерных обществах акции фактически никогда и не эмитировались, тем более с соблюдением требуемых Законом процедур (что лишний раз свидетельствует об их фактическом тождестве с обществами с ограниченной ответственностью).

При безбумажной форме эмиссии акций их приобретатели фактически находятся лишь в обязательственных отношениях с "реестродержателями" (особенно когда речь идет о коммерческих банках, помогавших размещать эмитированные акции), становясь управомоченными лицами в отношении некоего определенного родовыми (а вовсе не индивидуальными!) признаками имущества в виде пакета акций, а по сути также определенных обязательственных прав. В экономическом смысле их можно считать типичными инвесторами <10>, вкладывающими свои денежные средства в приобретение акций с целью получения юридического и фактического контроля над реальным имуществом предприятий (таковы крупные акционеры - владельцы контрольных или "блокирующих" пакетов акций) либо с целью их сохранения от инфляции и обесценения (мелкие акционеры).

Данное обстоятельство отмечают и современные европейские исследователи, которые указывают, что классические ценные бумаги, оформлявшие переход прав акционеров, при системе регистрации их прав становятся ненужными, так как распоряжение соответствующим правом осуществляется через посредство банка (реестродержателя), доверие к которому в соединении с публично-правовым контролем за его деятельностью заменяет обеспечение такого права в форме ценной бумаги. Последняя становится ненужной, ибо ее функции выполняют зарегистрированные в реестре права, которые, однако, получают особое наименование Wertrechte, а не называются ценными бумагами (Roth G. Grundriss des oesterre-ichischen Wertpapierrechts. 2 Aufl. Wien, 1999. S.145) (стоит заметить, что в американском праве, как известно, вообще отсутствует единое понятие "ценная бумага").

Сами же акции, потеряв бумажную форму, превратились не в "бездокументарные ценные бумаги" ("бездокументарных документов" не может существовать, так же как и "безналичных денег", которые никто не эмитирует), а в некий финансовый инструмент осуществления названных инвестиций. Классическая категория ценных бумаг, весь правовой режим которой рассчитан на обязательную презентацию обязанному по бумаге лицу бумажного носителя (а не компьютерной записи), видимо, действительно уходит из данной сферы имущественных отношений (сохраняя свое значение для других областей оборота в виде векселей, чеков, закладных, коносаментов и т.д.). Попытки же сохранить за такой формой фиксации прав прежний правовой режим путем использования традиционного названия ценных бумаг напоминают "идеологию" папуасов, для которых главное в вещи - не ее суть, а ее обозначение (символ). Основанные же на таких попытках юридические выводы вроде упорного обоснования возможности виндикации "бездокументарных ценных бумаг" <11> (т.е. некоего "пучка" однородных прав) при их логическом развитии неизбежно приведут к появлению "устных денег", еще более ускоряющих имущественный оборот между "добросовестными коммерсантами".

В результате и сами акционерные общества меняют свою экономическую сущность, а как следствие - и организационно-правовую форму в сравнении с классической конструкцией XIX - XX вв. В большинстве случаев они являются уже не формой концентрации множества мелких капиталов, которые затем с помощью механизмов организованного финансового рынка (главным образом фондовых бирж) свободно "переливаются" из одной сферы экономики в другую с целью получения максимальной прибыли (в какой-то мере эту функцию "перехватывают" паевые инвестиционные фонды и подобные им институты), а формой осуществления крупных инвестиций (причем не только частных, но и государственных) с целью получения экономического контроля над соответствующими производителями товаров (работ, услуг) и целыми секторами экономики.

В этих условиях весьма важную роль приобретает правовое регулирование "права концернов", т.е. отношений взаимосвязанных компаний, причем не только материнских и дочерних, но и "внучатых" и "правнучатых". На практике степени, или цепочки, такого "родства" нередко насчитывают более десятка звеньев, в том числе находящихся под действием иных (зарубежных, в том числе офшорных) правопорядков, что призвано полностью исключить возможность какой-либо ответственности лиц, фактически руководящих деятельностью соответствующих реальных компаний. В действующем акционерном законодательстве такое регулирование, по сути, отсутствует (уже отмечалось, что правила ст.105 ГК вместо дальнейшего развития получили в нем лишь неоправданные ограничения).

Разумеется, этот процесс нуждается в серьезном детальном изучении и осмыслении. Но в любом случае совершенствование корпоративного законодательства предполагает его значительную концептуальную переработку, ибо постоянное "латание дыр" акционерного законодательства представляется малоперспективным занятием.

Типичным примером которого является Концепция развития корпоративного законодательства на период до 2008 г. (Закон. 2006. Сент. С. 15-31). Представляется неслучайным, что в этой Концепции отсутствует даже упоминание о необходимости развития регламентации взаимоотношений материнских и дочерних АО.

Как показала практика разработки и применения отдельных законов о хозяйственных обществах (Закона об акционерных обществах и Закона об обществах с ограниченной ответственностью), их применение в отрыве от общих норм ГК, посвященных их правовому статусу, влечет появление неоправданных противоречий и нестабильность названного законодательства, не говоря уже о слабой проработке его содержательной стороны.

Более привлекательными, в том числе и с практических позиций, представляются два шага:

1) объединение норм о хозяйственных обществах (что помимо прочего позволит достигнуть значительной экономии законодательного материала, в том числе за счет известной унификации правил о создании, реорганизации и ликвидации этих видов юридических лиц);

2) включение унифицированного массива таких норм непосредственно в Гражданский кодекс. Зарубежные аналоги такого подхода давно имеются в европейском праве: во Франции единый Закон о торговых товариществах 1966 г. в 2000 г. инкорпорирован в Торговый кодекс, а в Швейцарии пятая часть ГК (посвященная обязательственному праву) с 1911 г. содержит исчерпывающее регулирование статуса акционерных обществ и обществ с ограниченной ответственностью. Весьма развернутое регулирование статуса акционерных товариществ содержал и дореволюционный российский проект Гражданского уложения (также в Книге пятой, посвященной обязательственному праву). Такое законодательное решение содержит целый ряд очевидных юридико-технических и правоприменительных преимуществ и позволяет снять многие вопросы как теоретического, так и практического характера.

4. Аналогичное законодательное решение представляется перспективным и для некоммерческих организаций. Дело здесь также не только в том, что число их организационно-правовых форм неоправданно велико, а в поиске причин такой ситуации. Думается, что одна из них состоит именно в том, что категорию юридического лица стало принято рассматривать не как гражданско-правовой инструмент оформления действительно необходимого для какой-либо организации участия в имущественных отношениях, а как некую внеотраслевую (или межотраслевую) категорию, ставшую обязательным атрибутом любого организационно оформленного общественного образования. Отсюда и стремление закрепить в каждом законе "статусного характера" - от жилищно-накопительных и дачных кооперативов до общественных, адвокатских, религиозных и других саморегулируемых организаций - права юридического лица, причем практически каждый раз с какими-либо малооправданными (а главное, малопродуманными) особенностями, что и дает очередную организационно-правовую форму некоммерческой организации.

Если же исходить из того, что речь идет о категории, рассчитанной на потребности гражданского оборота, то получается не более десятка "моделей" (организационно-правовых форм), содержащих реальные, а не надуманные и, главное, оправданные потребностями этого оборота отличия. Все эти "модели" вполне укладываются в соответствующий раздел Гражданского кодекса (с распространением на него всех общих положений о юридических лицах, включая вопросы реорганизации и ликвидации). Тогда в отдельных законах о соответствующих некоммерческих организациях, подавляющее большинство которых не имеет никакого отношения к сфере гражданского (частного) права, достаточно было бы ограничиться одной нормой, содержащей указание на наличие у той или иной организации прав юридического лица и подчинение ее правового положения в этом отношении нормам Гражданского кодекса о некоммерческих организациях как юридических лицах. Такой подход позволит избежать не только неоправданного дублирования соответствующих норм в отдельных законах, но и возникновения в них необоснованных противоречий с ГК и бесконечного появления новых организационно-правовых форм некоммерческих организаций. Таким образом, и в этом отношении кодифицированный гражданский закон может и должен сыграть важную консолидирующую и упорядочивающую роль в развитии как гражданского, так и иных отраслей российского законодательства.

Источник публикации

1. "Вестник гражданского права", 2006, N 1 Статья: Юридические лица в современном российском гражданском праве (Авилов Г.Е., Суханов Е.А.)

Сноски

<1> См., например: Грешников И.П. Субъекты гражданского права: юридическое лицо в праве и законодательстве. СПб., 2002; Слугин А.А. Гражданская правосубъектность юридических лиц: Автореф. канд. юрид. наук. Краснодар, 2003.

<2> См., например: Толстой Ю.К. К разработке теории юридического лица на современном этапе // Проблемы современного гражданского права: Сборник статей. М., 2000.

<3> Не случайно в классических правопорядках не имеющие членства ("людского субстрата") фонды и "учреждения публичного права" рассматриваются как самостоятельные формы обособления имущества, как "целевое имущество" (см., например: Klunziger E. Grundzuege des Gesellschaftsrechts.10 Aufl. Munchen, 1997. S.1 - 2; Medicus D. Allgemeiner Teil des BGB. Ein Lehrbuch.3 Aufl. Heidelberg, 1988. S.402).

<4> См.: Маковский А.Л. Надо ли вносить изменения в Гражданский кодекс? Маленькая иллюстрация к большим вопросам // Право и экономика. 1998. N 1. С.27.

<5> См. особенно: Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации, части первой (постатейный) / Отв. ред.О.Н. Садиков.3-е изд. М., 2005. С.149 (автор соответствующего комментария - В.А. Рахмилович).

<6> Гражданское право: Учебник. Т.1/Под ред.А.П. Сергеева, Ю.К. Толстого.6-е изд. М., 2002. С.144 (автор соответствующей главы - И.В. Елисеев).

<7> Как известно, действующий Федеральный закон от 26 декабря 1995 г. N 208-ФЗ "Об акционерных обществах" готовился по американским образцам, действительно не требующим наличия у такого общества определенного уставного капитала.

<8> Это положение поддерживается и арбитражно-судебной практикой (см. п.3 Постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ от 22 июня 2006 г. N 23 "О некоторых вопросах применения арбитражными судами норм Бюджетного кодекса Российской Федерации" // Вестник ВАС РФ. 2006. N 8).

<9> Косвенным свидетельством этого стало и принятие Федерального закона от 19 июля 1998 г. N 115-ФЗ "Об особенностях правового положения акционерных обществ работников (народных предприятий)", в искаженном виде отразившего негативную реакцию определенной части общества на недостатки акционерного Закона.

<10> Попытки объявления инвестирования юридической конструкцией представляются неубедительными хотя бы в силу безбрежности самого понятия инвестиций, в роли которых выступают имущество и иные объекты (см., например: Майфат А.В. Гражданско-правовые конструкции инвестирования: Автореф. дис. д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2006. С.7, 10 и др.).

<11> См.: п.7 информационного письма Президиума Высшего Арбитражного Суда РФ от 21 апреля 1998 г. N 33 "Обзор практики разрешения споров по сделкам, связанным с размещением и обращением акций" (Вестник ВАС РФ. 1998. N 6).

Размещено на Allbest.ru